-Если я обидел чем, вас, казаки, невольно, то прошу простить меня. Но не мог я ваш круг обидеть атаман, потому что не был Ахмет в вашем товариществе. Вышел он из него, когда первую девку православную, татарам продал, когда честь свою казацкую, за тридцать серебряников, продал. Вышел он давно из вашего круга, просто вы этого не знали. Не в вашего казака я сегодня плюнул, а в изменника, что казацкому закону изменил, и в запроданца, что душу свою черту продал. Пью мировую с вами соседи, а что вел себя непотребно, так на вашей земле стою, в своем вы праве, наказывайте как должно. Пусть слово скажет казак, который, как мой атаман, стал для меня сегодня, той горой, на которую хочется залезть, и стать там с ним рядом. — Мне самому, да и всем остальным, смысл последней фразы был ясен не до конца, поэтому быстро выпив кислое натуральное вино, и наполнив у атамана кубок, вручил его Ивану Товстому.
-Что вам скажу казаки, языком, малец плетет лучше, чем наш поп. На какую он гору залезать хочет, я не понял, но на Лысую гору лучше не лезь, попадешь к ведьмам на шабаш, пропадешь ни за грош. Надо бы ему нагаек всыпать, но повинную голову меч не сечет, да и гость он как-никак, пусть его Иллар учит. А казак с него выйдет добрый, если плеваться не будет.
Мировая продолжалась, Иллар вручив бочонок Давиду, отошел с Иваном Товстым и они обсуждали что-то, изредка поглядывая на меня. Стараясь определить, как натуральное вино действует на юный организм Богдана, продолжил готовиться в дорогу, пока руки и ноги еще продолжали слушаться.
Иллар отозвав в сторону Ивана Товстого, спросил, задумчиво покусывая кончик своего черного уса, в котором заметно отсвечивала седина.
-Как тебе мой новый джура, Иван?
-Да что сказать, Иллар, будет с хлопца справный казак.
-Нет, ты мне все скажи Иван, все что заприметил, а что с него будет, то один Бог знает.
-Нет, Иллар, тогда давай ты мне скажи, что за хлопец, откуда взялся, и как он Оттара одолел, а потом я говорить стану.
-Кузнеца сын он, пять лет, как к нам с Волыни перебрались, мать его, гайдука убила, когда он ее снасильничать хотел. Тоже бывальщина занятная, как он согнул ее, задрал юбку, и начал пристраиваться сзади, приметила у него нож засапожник, согнулась тогда она, еще ниже, выхватила нож из-за голенища сапога, и ударила, снизу, промеж своих ног, прямо куда надо. Ну, он кровью и стек.
-Да, знатная баба, видно в кого малец удался.
-Он у них маленько блаженный был, так ничего, но как крикнет на него кто, или дети дразнятся, так он сразу в слезы, как дитя малое. Одна мать верила, что толк из него будет, все говорила, вырастет, первым казаком станет, не будет ему равных. Да и что сказать, стать у него отменная, всегда была. И сила не детская, а быстрый, как стрела, да что толку, если с головой беда. Ну а третьего дня, когда он от Ахмета в лесу убегал, случилось с ним что-то, то ли головой о камень, то ли о дерево приложился, Мотря его яйцом откатывала. После того, как подменили хлопца, вчера меня в лес вызвал, стрелу нашел, следы нашел, я сразу смекнул, что Оттар с Загулей там были, даже связываться не хотел. Ну что ты докажешь, со стрелой в руках, без видаков, мальца ведь никто слушать не будет, все знают что блаженный. Но вижу, хлопец спуску не даст, начнет в селе крик, а у меня инородцев почитай двадцать семей в деревне, мне только вражды с казаками не хватает, и без того забот, врагу не пожелаю. Да и Оттару, думаю, надо окорот дать, если привел своих подельщиков, то пусть за них ответ держит. Доказать, думаю, ничего не докажем, но хоть припугнем. Только начал я Оттара прижимать, малец слова просит, вышел в круг, и давай Оттара винить, и ладно так лается, у меня, так складно, не выйдет.
-Ну, ты Оттара знал, тому много не надо было, он на морозе закипал. Ну и начал Оттар кричать, мол, порублю тебя на куски, а малец только этого и ждал, объявляй, говорит атаман поединок. А я возьми и объяви. Сам не верил, Иван, что поединок будет, у мальца то и оружия не было, хотелось мне посмотреть, что Оттар делать будет. А Богдан выходит в круг с двумя палками в руках, еще в лесу он их вырубил, заточил, и с собой таскал, и вызывает Оттара, тот смеется, куда ты со своими тычками вылез, а Богдан ему, я тебя, как трусливую собаку, буду палками гнать, если на бой не выйдешь. Тут закипел Оттар снова, выхватил саблю и бросился мальца срубить. Но Богдан, ловко так, одной палкой саблю отбил, а другой тут же Оттару руку разбил, саблю выбил, Оттар на него кинулся с голыми руками, ну и воткнул, Богдан, ему палку в горло. Всем сказывает, что святой, Илья Громовержец, ему является, и советы дает. Вот такие у нас дела приключилась Иван, потому тебя спрашиваю, что ты заприметил свежим оком.
-Многие, как по голове крепко получат, другими становятся, да ты и сам знаешь. Саблями биться не умеет, видно, что палками махал, потому и рану получил. Если бы Ахмет, его не боялся, а тверже саблей рубил, кто знает, как бы сложилось. Бьет сразу двумя руками, как кошка, и назад сразу отпрыгивает. У нас так никто не бьется, дед мой двумя руками рубился, и меня учил, но совсем не так. Больше всего он мне гадюку напоминает, та тоже укусит, и отпрыгнет. И смотрит как гадюка, глаза пустые, сам холодный как утопленник. Он глянь, все его сторонятся, и ему никто не нужен. Но казак будет справный, страха в нем нет совсем, и дури молодой тоже нет. Наоборот, если не уверен, не полезет, осторожный, как дед старый. Ты спросил, я сказал, Иллар, если чего не сподобилось, другой раз не спрашивай.
-Да нет, все сподобилось Иван. Ты поглядывай на него, может, что еще приметишь. На гадюку говоришь, похож, ничего и от гадюки польза бывает, говорят, старикам полезно кости, их ядом тереть, так и мне уже годов немало. Пора свою гадюку заводить, а то застоялся я, Иван, как конь в стойле. Ну, бывай покуда, Иван, Бог даст, скоро свидимся, казаки уже выпили и закусили, пора нам в обратный путь.
-Погоди Иллар, скажи мне еще одно, чего ты, в это впутался? Не выйди я сегодня в круг, что бы ты делал? Уехал бы, не солоно хлебавши.
-Так ты же вышел Иван, ты у меня на глазах рос, знал я, что не мог ты, в таком деле, подельщиком быть. Сперва, как сказал мне Оттар, что ты с ними был, горько мне стало, всех, думаю, уже Загуля обкрутил, быть ему атаманом. Но как малец Оттара упокоил, то было как знак свыше. Если такая сопля на Оттара пошла, не испугалась, то мне ли Загули бояться, не за себя радею, за товарищество душа болит.
-Ты Иллар, таким святым да божьим, не выставляйся, знал ты добре, что не пойдет Загуля под твою руку, как Непыйвода идет.
-Эх, Иван, я сам бы под Загулину руку пошел бы, если б с того толк вышел, но ты сам видел его дела, это ли казацкое дело, баб христианских, нехристям продавать? Или ты хочешь, что бы нас гречкосеи, где увидят, дубьем гоняли, как собак бешенных? Я такой доли казакам не желаю, а значит, должны мы таким делам, окорот давать.
-Должны Иллар, и будем давать, да только думаешь один Загуля такой? Таких как он, как бурьяна в огородах. У себя прополешь, а к соседу в огород не полезешь.
-И соседу можно спрос учинить, и на прополку отправить. И еще Иван, будут казаки спрашивать, куда поход, говори, что толком не знаешь, но слыхал, что на ляхов пойдем.
-Добре Иллар, на ляхов так на ляхов. Счастливого пути, даст Бог, скоро свидимся.
* * *
Глава седьмая, производственные хлопоты.
Мы возвращались домой, чередуя, неторопливую рысь со спокойным шагом. Все были уставшие от шумного застолья, в которое плавно переросла мировая. Местное товарищество быстро вынесло на площадь столы, лавки, и нехитрой закуски, каждый достал припасенную с дому снедь, а Непыйвода прикатил бочонок пива, пахнущего бражкой, который встретили одобрительным гулом, и дружно распили. Кружек было немного, они ходили по кругу, и не составляло большого труда, в нужный момент, выскочить с озабоченным видом из-за стола, и пропустить свою очередь, не привлекая к этому особенного внимания. Никто засиживаться не стал, быстро перекусив и выпив бражку, Иван отобрал еще четверых казаков, распределил им хутора, в которые нужно было сообщить о походе, определить охочих, и назначить место и время сбора. Иллар, переговорив с Непыйводой детали материального обеспечения похода, крикнул сбор, и мы, попрощавшись с казаками, направились в обратный путь. Выехав с села, и проезжая мимо видневшегося на холме леса, меня начало преследовать чувство опасности связанное с ним. Несколько раз мне казалось, что кто-то перемещается за деревьями. Вскоре это подтвердил Давид.
-Батьку, там кто-то за деревьями прячется. Поехать проверить?
-Не надо Давид. Окромя Загули там быть некому, а он пускай сидит. Не загоняй волка в угол, так он на тебя и не прыгнет. В нашем деле он уже не помеха, ему в дальнюю дорогу готовиться надо, так что он вечером домой вернется, а потом, как соберется, за пороги поедет, в низовья Днепра. Там у него и товарищи, и родственники есть. Как обстроится, так и семью заберет.
-Батьку, а как узнает он про поход, не выдаст ли нас татарам? — Задал я, мучивший меня вопрос.
-Так я всем говорил, что ляхов идем пощипать на Волынь. Про татар, даже наши казаки, пока не знают. Да и какой резон ему голову в пасть совать, у него других забот теперь хватит.
* * *
Осенний день короткий, пока добрались до дома, уже стемнело, расседлав коней, и сложив мою добычу в сенях, повечеряв все улеглись спать.
Богдан, подарил нам этой ночью, ряд живописных сцен, в которых Оттар с разорванным горлом и Ахмет, прихрамывающий на кровоточащую ногу, тянут ко мне свои руки с удлиняющимися пальцами, на которых вырастают чудовищные когти, и паника, вкупе с оцепенением, охватывают тело и сознание, не давая груди сделать вдох. Лишь какая-то часть сознания старалась вырваться с объятий Мары, но ткань сна не желала поддаваться, и уже паника, от охватывающего удушья, пытается подчинить сознание, и лишь отголосок здравой мысли проносится в возбужденном сознании, "Скатись с лавки". Мозг посылает сигнал мышцам, проснувшись уже в полете, делая спасительный вдох, ощутил, как судорога неохотно отпускает мышцы шеи и груди. Сидя на полу и пытаясь отдышаться, слушал, как воздух с сипением прорывается сквозь спазмированное горло, и раздумывал над сложившейся ситуацией.
"Вообще то, это, скорее всего, у Богданчика, какая-то астма, психогенного происхождения. Если не лечить, то может прогрессировать вплоть, как медики любят выражаться, до летального исхода. Приступ удушья, провоцируется любой сильной эмоцией. Днем эмоции более-менее под контролем, зато ночью полное раздолье. Ну а сновидения, это уже картинки рождаемые сознанием, облекающие эмоции в зрительную форму. Насколько помнится, у людей страдающих такого рода астмой, приступы, как правило, происходят ночью. В наше время, назначает доктор на ночь что-то спазмолитическое, и все в порядке. Ну а тут надо какие-то травы пить, спазмолитики, это, как правило, растительные яды, красавка, дурман. Да, кажется, нужно не пить, а сжигать листья, и дым вдыхать перед сном. Нужно к тетке Мотре на консультацию идти. Как-то она меня примет, интересно посмотреть. Но что-то нужно сейчас делать, ага, есть. В огороде, сразу за калиткой, возле погреба растет болиголов, тоже ядовитое растение, сорвать пару листов, свернем самокруткой, уголь в печи, подгребем пару угольков к краю, и пару затяжек для профилактики".
Сказано — сделано. Нырнув в сапоги на босу ногу, тихонько вышел во двор, небо было ясное, поэтому никаких трудностей не возникло, вернувшись в хату с листьями, с одного скрутил "козью ножку", убрав деревянную заслонку, подгреб пару угольков. Лист был сырой, дымил лишь при контакте с углем, надышавшись дыму, не в затяжку, аж в голове закрутилось, решил прекратить дальнейшие эксперименты. Как ни странно, остаток ночи прошел спокойно, видимо угарный газ оказался тоже неплохим спазмолитиком, а может, просто отключил.
С утра начал реализовывать план по созданию двух новинок. Поскольку верхом, вояка из меня плохой, то нужна экипировка для пешего пластуна, то бишь разведчика. В той, прошлой жизни, было у нас веселое развлечение — страйкбол. Даже инструкторов по маскировке и незаметному передвижению на первых порах искали. Меня учил, не кто ни будь, а бывший снайпер армейской разведки. Так что базовые навыки скрытого передвижения, и определения целей у меня были. Задумано было изготовить из подручных материалов самострел, то бишь, арбалет, и маскировочный халат. Порывшись в своих трофеях, обнаружил в поясе Ахмета тайное отделение, в котором находились разноообразные монеты, в основном серебро, четыре золотых кругляша, причем трех различных модификаций, так что одинаковых монет было не больше двух. С серебром аналогично, встречались монеты с латинскими буквами и цифрами, арабскими, греческими, кириллицей, разного веса и размера. Отобрав мелких, серебряных и медных монет, в небольшой мешочек, который привязал к поясу, первым делом отправился в мастерскую к дядьке Опанасу и Степану. Там, углем на стене, попытался изобразить в двух проекциях, чертеж ложа арбалета с китайским спусковым механизмом в натуральную величину. Китайский спусковой механизм хорош тем, что в нем нет пружин, и все детали можно изготовить из дерева. При этом у него очень мягкий спуск, и поскольку мной, была также запроектирована пистолетная рукоятка с прикладом, то не составляло особого труда, приспособить к нему предохранитель от случайного выстрела, в виде вращающейся на деревянном шипе запорной планки между пистолетной рукояткой и спусковой ручкой. Разрисовав каждую деталь в отдельности и их совместную работу, оставил им в качестве аванса несколько медных монет и пообещал добавить, если все будет готово до обеда, побежал дальше.
Еще вчера, по дороге, узнал у Степана, кто, мастер изготовлять луки, и шел к казаку Кериму. Керим вел свою родословную от половцев, которые, после разгрома монголами, частично осели в Крыму и около Крыма, частично переселились к бродникам, в низовья Днепра, перешли к оседлой жизни, и влились в разношерстную массу народа, именуемую себя казаками. Хутору Керима не повезло. То ли татары вырезали разъезды, то ли их небольшой отряд сумел пробраться незамеченным, но когда Керим вернулся из лесу, где он собирал и заготавливал подходящий материал для луков, его встретили пустые хаты, бегающие по селу свиньи, и несколько трупов стариков и младенцев.
Керим сосчитал следы и поскакал к соседям, рассказав, что случилось, попросил собрать двадцать сабель, и идти по его следу, взял заводного коня, и ускакал догонять татар. Догнал он их на следующий день и решил немного задержать. Это была ошибка, нужно было идти следом, и ждать подмоги, но кто сможет осуждать воина, решившего дать бой двадцати врагам, ради того, что бы спасти свою семью. У Керима был отличный лук, и лучник Керим, не из последних. Добравшись на расстояние выстрела, он начал бить татар стрелами. Он успел одного уложить, а второго ранить, как на него поскакали, укрывшись щитами, десять человек. Керим отступая, заманивал их за собой, навстречу казакам, которые должны были идти по его следам. Но ему не повезло. У татар был опытный предводитель. Он сложил два плюс два, и все понял. Раз человек нападает на двадцать противников, значит, бьется за свою семью, значит, знает, что подмога на подходе. Он оставил двоих отгонять Керима, зарубил всех, кого не мог взять на лошадей, самых ценных пленников усадил на заводных коней, оставил в засаде троих, ждать либо Керима, либо своих товарищей, и ускакал на место встречи с основным отрядом. Тем временем Керим, подбив лошадей у своих преследователей, снова бросился в погоню, желая либо остановить татар, либо погибнуть. Но ему не удалось даже погибнуть. Засада не рискуя, закидала с дальнего расстояния, по навесной, охотничьими срезьнями, его лошадей, подранив обеих, и ускакала.
