Но, трудно сделать первый шаг, трудно до конца добрести, середину пролетаешь незаметно.
Забрав новые болты и свой самострел, занялся любимым делом, расстрелом болтающегося мешка с соломой. Разница в весе, была небольшой, так что поправки были определены и внесены в процесс прицеливания быстро. Всадив подряд с десяток болтов, близко к центру мешка, после обеда, попросив мать собрать мне крупы, да соленого сала, на неделю, в приподнятом настроении двинулся к Кериму, в надежде доказать преимущество продвинутого самострела, перед допотопным луком.
К сожалению, я не учел, что Керим окажется закостенелым ретроградом, наплевательски относящимся к научно-техническому творчеству. Он разрешал мне только одно, подать команду на начало. Поднять самострел, а не дай Бог прицелится, он мне не давал, поскольку, едва звуковые волны достигали его уха, он сразу стрелял.
Нет, никаких чудес не было, момент выстрела был прекрасно виден, стрела летела даже дольше положенной полсекунды, мне вполне хватало времени, отклонится, пригнутся, отскочить. Странно было другое. Отклонялся, пригибался и отскакивал, я, почему-то туда, куда Керим стрелял. Чувствуя непреодолимое желание его перехитрить, иногда оставался стоять, не двигаясь. Получив десять болезненных синяков, из десяти возможных, расстроился всерьез, и попытался, воспользовавшись развитым аналитическим мышлением, построить алгоритм выигрышной стратегии.
В очередной раз убедился, что с такими кадрами, как Керим, научно-технический прогресс невозможен. На все мои попытки добиться вразумительного ответа, куда и как он стреляет, Керим мне поведал следующее. Что бьет он меня, как косулю в поле, куда она побежит, он не знает, но стреляет всегда куда надо. Достигается это регулярными упражнениями, и отличает любого приличного стрелка из лука. Так что мои надежды на то, что это один он, такой уникум, Керим отверг со смехом. Он, конечно, не спорил, что лучник он не последний, но по его экспертной оценке, мой татарин, пока что, разделает меня под орех.
На мой наивный вопрос, волнующий каждого русского человека, в котором уже проскальзывали нотки легкой паники, ЧТО ДЕЛАТЬ, Керим ответил достаточно коротко, чем выгодно отличился от Чернышевского.
-Учить тебя надо, от стрелы уходить
Воспрянув духом, и вспомнив, что по рассказам матери, прадед Богдана, легко уклонялся от стрел, на пятидесяти шагах, а у меня целых десять шагов форы, начал допытываться, в чем особенности такого, в высшей степени, нужного обучения. В очередной раз мне пришлось убедиться в архаичности существующих методик. Ничего лучшего как кинуться грудью под стрелы, Керим не предложил, пообещав, что когда моему избитому телу, надоест останавливать собой стрелы, все получиться само собой. На мои истерические крики, что меня уже один раз так лечили, и что мне одного параллельного переноса хватит за глаза, что сорок процентов поверхности тела в синяках гарантируют летальный исход, Керим флегматично посоветовал мне пойти выпить вина. По его мнению, у меня видно снова в голове помутилось, а синяки у молодых сами проходят, это старикам нужно или пиявки ставить или крапивой синяки сечь. И прожил он подолее моего, но чтоб кто от синяков помер, такого не слышал, а от стрел острых, примеров знает уйму.
Собрав в кулак остатки воли, и проявив чудеса изобретательности, я робко спросил.
-Дядьку Керим, а можно я себе щит длинный из лозы сплету и шкурой овечьей обтяну, а то я до поединка не доживу, если меня каждый день тупой стрелой бить.
Керим заявил, что это явное нарушение существующих методик, но учитывая интенсивность обучения, и сжатые сроки подготовки, он разрешает такое нововведение с одной существенной оговоркой. Если за два дня обучения, прогресса не будет, щит придется отложить, и вернуться к проверенным методикам.
-Тогда, побегу я щит вязать, а то мне завтра в дозор, вместе с Сулимом и Дмитром Бирюком, ехать.
-Беги, Богдан. С Сулимом, я сам сегодня поговорю, он, тебя учить будет. Времени у тебя мало, жить хочешь, каждый день под стрелы становись, иначе не успеешь.
-А что ты будешь делать, дядьку Керим, если я, к примеру, научусь от стрелы уходить. — Моей любознательной натуре хотелось услышать, что после этого, я, уж точно, покрошу всех в капусту, своим самострелом.
-Тогда я сразу стрелять не буду, а попробую тебя спугнуть, и в лет бить.
-А как же ты узнаешь, что я от стрелы уйду?
-Чего ты ко мне вцепился как репей? Как да как. Я тебе уже десять раз сказал Богдан. Увижу, если уйти сможешь. Хватит языком молоть. Или иди свой щит плети, или становись, я тебя еще поучу.
Грустно шагая в сторону реки, с целью нарубить саблями ивы, заодно и в рубке попрактиковаться, размышлял, как несправедливо устроен мир. Это ж какое планов громадье в голове сидит, тут тебе и порох, и пушки, корабли, последние достижения фортификационной мысли, самые разнообразные социальные модели, ткацкие станки, кривошипно-шатунный механизм, биотуалет. Стоп. Биотуалет тут на каждом шагу. Но все остальное, без биотуалета, это ж тоже до фига и чуть-чуть. И вот это все, бить, как косулю в степи, просто и без затей, десять раз из десяти, как так можно? И этот сраный арбалет, даже навскидку не успеваю выстрелить. Керим стреляет быстрее, чем мои мышцы, удерживающие арбалет, получают сигнал, перевести его в иное положение. А даже бы успел. Чтоб навскидку, попасть в цель, надо стрелять, лет десять, без перерыва.
Весь мой гениальный план, в котором, надеялся получить хоть немногим более пятидесяти процентов шансов выйти победителем, рассыпался как карточный домик. Татарин, собака бешенная, порвет меня стрелой, и привет. Ладно меня, а Богдана безвинного, как жалко. Воистину сказал мудрец
Смерте страшна, замашная косо!
Ты не щадиш и царских волосов,
Ты не глядиш, где мужик, а где царь, —
все жереш так, как солому пожар.
Кто ж на ея плюет острую сталь?
Тот, чія совесть, как чистый хрусталь...
Тут меня зло взяло, у меня, что, совесть не чистая, что я так разволновался? Чистая у меня совесть. Относительно. Абсолютной чистоты, как и абсолютной истины, достичь невозможно. Это совместный, научно-медицинский факт. Так какого рожна, волноваться?
Откуда Керим знает, куда я прыгну? Ответ известен каждому школьнику. От верблюда. Верблюд читает мои мысли и докладывает Кериму.
ЧТО ДЕЛАТЬ? Так ведь ясно что. НЕ ДУМАТЬ.
Вот, что я бы написал на месте Чернышевского! Вот это была бы книга, на обложке ЧТО ДЕЛАТЬ? Открываешь книгу, а там НЕ ДУМАТЬ. Черный Квадрат Малевича отдыхает.
А ведь суть методики, успешно применяемой нашими предками, проста.
Бить тебя тупыми стрелами, пока ты не отупеешь от боли, и не перестанешь использовать голову не по назначению. Не можешь думать, не думай, носи шапку. И когда твоя голова станет пустой, когда шорох и треск твоих мыслей затихнут, когда наступит благодатная тишина, в нужный момент, ты шагнешь в нужную сторону. И стрела пролетит мимо.
Как точно все описал Керим, только я дурак не понимал. Когда он увидит, что уйду от стрелы, он стрелять не будет, он попытается выбить меня с этого состояния, попытается заставить думать, разрушить тишину, чтоб вновь увидеть, куда буду уклоняться. Вот это уже дуэль. Блин, как в китайских легендах. Мы будем смотреть друг на друга и ждать. Потому что Керим, он тоже не думает. Когда он пускал свою десятитысячную стрелу, он настолько устал от боли в руках и спине, от ругани отца и плетки, которой его стимулировали, что в его голове стало тихо, мысли перестали шуршать, и он начал попадать.
Развернувшись на 180 градусов, зашагал обратно к Кериму. Войдя во двор, нашел его в сарае, где он отбирал заготовки под мой заказ. Глянув на меня, он криво улыбнулся, взял свой лук, и вышел со мной в огород, на размеченные позиции. Мы оба молчали, нам не нужны были команды. Наши луки медленно подымались вверх, занимая боевую позицию. Мой приклад прижимался к моему плечу, рука Керима накладывала стрелу на тетиву. Мы выстрелили одновременно, и одновременно шагнули в сторону, уворачиваясь. Моя стрела пролетела мимо, Керимова, больно ударила меня под сердце. Если б не тулуп, гарантированы поломанные ребра и потеря сознания.
-Молодец Богдан, будет с тебя толк. На сегодня все. Толку стрелять, больше нет. Иди и вспоминай, как ты стрелял. Только в думке старайся тише это делать, медленней. Ну да теперь, ты сам поймешь. Сулиму, я скажу что делать. С утра он тебя стрелой бьет, ты в сторону уходишь, вечером бьетесь один раз, кто кого. А главное, в голове вспоминай, как ты стрелял, только тихо, медленно, как во сне. Приедешь, сразу приходи, еще постреляем.
-Спаси Бог тебя за науку, дядьку Керим, век помнить буду. Если б не ты, пропал бы ни за грош.
-Пустое мелешь, Богдан, ты для меня больше сделал. Беги давай, а то щебечем с тобой, как соловей с соловкой.
Солнце клонилось к закату, побитое тело отзывалось на каждый шаг, но зато на душе было легко. "Даст Бог, Богдан, поживем еще с тобой, может, и селитры наварим, или еще какую хрень соорудим. Есть у меня Богдан, мечта одна, только я тебе ее не скажу, рано пока. Сможешь, сам догадаешся, ты в своей голове хозяин. Только дойдем ли до нее... Туда идти годами надо, не останавливаясь, и за каждый шаг, кровью платить заставят. А мы с тобой, пока, даже до дороги не добрались, которая туда ведет. Так что будешь ты, дружок, пока в неведении мучаться. Вот когда на дорогу туда выберемся, расскажу тебе, чтоб знал, сколько нам идти придется".
* * *
Глава десятая, Фарид.
С утра мы собрались у атамана. Его лицо было озабоченным
-Сулим старший, слушать его как меня. Сперва едете вверх. Если встретите разъезд соседей, поспрошайте, что да как. Остап вчера с казаками с разъезда вернулся, рассказывал, что встретил разъезд соседей верхних. Рассказали они ему, что ищут трое черкасских казаков, родичей своих, пропали они. — Атаман равнодушно прошелся взглядом по нашим лицам, чуть задержав свой взгляд на мне.
-Ездят по селам, по хуторам, всех спрашивают, кто, что слыхал. В нашу сторону едут. Сулим, про нашу сшибку с татарами, про полон, ни пары с уст. Ничего не видели, ничего не знаем, никого чужого у нас с лета не было. Да и не ездят здесь чужие без дела. Чай не Киев здесь начало берет, а Дикое Поле.
-Если встретите, поспрошайте, что да как, куда едут, кого ищут, что те казаки тут делать могли? К кому ехали? Дальше ехать захотят, не мешайте, только следом идите, так чтоб их было видно, и они вас видели. Если люди они добрые, скрывать им нечего. Если дорогу, в какой хутор найдут, гонца вперед посылайте, наказ мой передайте, не было у нас с лета сшибок, и чужих не было.
-Если на тропинку станут, где полон наш в лесу стоит, тут уж стойте насмерть. Говорите, что хотите, что соглядатаи они татарские, тропки к нашим селам выведывают, татар привести хотят, но гоните их обратно прочь, чтоб духу их не было.
-Но чтоб волос с их головы не упал. — Атаман вновь прошелся взглядом по нашим лицам. — Нам свара с черкасскими не нужна. Трое на трое, они на вас не полезут, чай не у себя дома, и вы не нарывайтесь.
-Если все поняли, езжайте с Богом, как черкасских спровадите, знать дайте, я пока вниз по Днепру, еще один дозор отправлю.
Мы ехали в сторону Днепра, по самой короткой дороге, и выехали чуть выше по течению реки, от того дуба, где встретили мы с Иваном, без вести пропавших казаков. Видать их родичи рыщут теперь по округе. Черный юмор заключался в том, что без вести пропавшие, прилагали максимум усилий, чтоб их с девками ворованными, никто не видел, а родичи страстно надеются, что они наследили, и кто-то их все-таки видел, что давало бы возможность уменьшить область поисков.
Мы ехали по торной дороге вверх по течению Днепра, периодически, один из нас, подымался на очередную кручу, и оттуда обозревал открывшиеся просторы на предмет наличия признаков разумной жизни, и присутствия носителей разума. Затем спускался с покоренных вершин, иногда оставляя там свое сердце, иногда унося его с собой на дорогу, и докладывал Сулиму, что признаков разумной жизни не обнаружено. Дорога шла в достаточно узком промежутке, между днепровскими кручами и лесным массивом Холодного Яра. Хороших мест для засады, было, хоть отбавляй, и в этом заключалась главная проблема. Умный татарин по такой дороге, малым отрядом не поедет, а глупых уже всех постреляли.
-Сулим, а что в набег татары по этой дороге идут?
-А по какой еще. Тут другой дороги нету.
-А что их тут никто не поджидает, чтоб скрытно ударить? — Сулим иронично хмыкнул.
-Так они тут по одному не ездят. Собираются ниже, где лес начинается, в ватаги, сабель по триста, тогда уже сюда въезжают. Когда уже под Киев добираются, рассыпаются обратно в ватаги сабель по двадцать, тридцать, и полон искать начинают. Потом собираются обратно и вместе полон в Крым гонят.
-А где они через Днепро переправляются?
-А как отсюда вниз скакать, то за день добраться можно. Так дорога к переправе и выходит.
-А что каждое лето там переправляются?
-Так, я ж тебе толкую, Богдан, что тут одна дорога, где ж им еще переправляться.
-Так они и по полю поехать могут.
-А зачем им по полю ехать, коням ноги ломать, если дорога есть.
Сулим подтвердил то, что было мне известно из рассказов Вани Тарасюка. Он возил нас к тому месту, на Днепре, где проходила старая чумацкая дорога в Крым, и где народ через Днепро переправлялся. Вроде бы, чуть ниже по течению от Чигирина, но на машине, по асфальту, это тебе не на коне скакать. Место со всех сторон уникальное, тянуло меня туда как магнитом.
Чуть ниже старой дороги, в этом месте, речушка какая-то с левой стороны в Днепро впадает, название из головы вылетело, да и не факт, что она сейчас так зовется. А на берегу этой речушки и на берегу Днепра, стоит в наше время, славный город Комсомольск или Комсомольск-на-Днепре. Голова моя дырявая, не помню, толи ему добавили названия, толи укоротили. А вырос город возле железорудного открытого карьера. Помню, Ваня нам расхваливал, какая руда там хорошая, залежи, дескать, не очень крупные, с Кривым Рогом и рядом не стояли, только из-за качества руды и рыть начали. К тому времени как он рассказывал, почти всю и вырыли. Или не всю, а только самую богатую, а бедную теперь роют, слушал в пол-уха, попробуй его гигабиты усвой, процессор гавкнет. А ведь верно мне покойный отец говорил, пусть земля ему будет пухом, то, что выучил, на плечи не давит. Как бы сейчас любая мелочь пригодилась. Ничего, главное туда, поближе, добраться, речушку найти, на ее склоне, обязательно выступы породы должны быть. Так эти все залежи и открывались, шарят люди по склонам гор или рек, породу щупают, которая на поверхность выходит. Глядишь, и нащупал полезную в домашнем хозяйстве породу.
Дорога не спеша ложилась под копыта наших лошадей, мы ехали уже несколько часов, вверх по течению, как спустившись с очередной кручи, Дмитро взволновано сообщил
-Сулим, там по дороге, трое всадников нам навстречу едут, в броне, с заводными.
