Волчица и пергамент. Том 4

Это было неожиданно. Шарон ненавидела Церковь, но допустила сюда приходского священника, чтобы он учил детей. Кроме того, она ещё сказала, что она помогает кому-то младше её. Значит, у здешних детей было что-то общее с Шарон и другими сборщиками налогов, но Коул не мог найти объяснения всему этому. И потому чувствовал себя незащищённым. Как сказала Миюри, он никогда не видел тёмных сторон мира.

— Все сироты здесь — незаконнорожденные дети Церкви, — сказала Шарон.

Казалось, Кларк хотел что-то сказать, но лишь опустил голову. Сборщица налогов, являвшаяся воплощением орлицы, заговорила снова, кривя рот и подавляя гостей своим гневом:

— Все здесь вместе со мной и сборщиками налогов — это те, кого называют "племянницами" и "племянниками" духовенства. Они выбрасывают нас как мусор, чтобы избавить себя от затруднений.

Коул затаил дыхание. Он даже не мог предположить подобное и в то же время теперь стал понимать действия Шарон и сборщиков налогов. Он, конечно, знал этот обычай служителей Церкви. Все это знали. Люди, ставшие на святую стезю, не должны были вступать в брак, но имели негласных жён и детей, и никто не считал это особым секретом. Одна из причин, по которым Миюри постоянно ныла о замужестве с Коулом, даже не стараясь уяснить невозможность этого, заключалась в том, что она тоже знала об этой ужасной практике. Но тогда из слов Шарон также вытекала особая определённость существования её самой. Не-человек, рождённый от священника, нарушившего заповедь, а затем отказавшегося от незаконнорожденного ребёнка.

— Теперь ты понимаешь, почему я хочу видеть их повешенными?

Те, кто думал лишь о себе, привели в мир этих детей, а затем, опять же думая лишь о себе, выбросили их на улицу. А потом продолжали проповедовать добродетели целомудрия, благородной бедности и благочестия.

Шарон сказала "ненавижу". Теперь Коул понял, почему она стала сборщиком налогов. На работу сборщика налогов часто брали бродяг. Когда сирота вырастет и повзрослеет, ему без поддержки тяжело стать полноправным человеком среди других. Для него такая работа — уже везение, даже если его и будут ненавидеть люди. Эти сироты должны были многое пережить из-за обстоятельств своего рождения, и всё же они выжили. Как вообразить после всего этого, что они ощущают всякий раз, когда видят городскую церковь, а в ней священника, проповедующего учение Бога и живущего припеваючи?

И поверх всего — природа самой Шарон.

Миюри родилась от союза мудрой волчицы Хоро и человека Лоуренса. Их отношения были так близки, что рождали улыбки у всех вокруг даже в такой, полной музыки и счастья деревне с её горячими источниками — в Ньоххире. Но не у всех жизни складывались столь удачно. Пример того, кто бродил по тёмной части мира, части, которую Коул никогда бы не хотел показывать Миюри, стоял прямо перед ними.

— Предрассветный кардинал, — тихо произнесла Шарон его звание, и Кларк, отказавшийся от еды ради переписывания Священного Писания, тоже поднял голову. — Помоги...

Её взгляд и последовавшие слова были столь просты, что Коул даже не вздрогнул.

— ...сокрушить прогнившую Церковь.

Даже после давяще тихого переулка голос Шарон казался тихим и спокойным. И из этого Коул понял, как глубоко укоренились её гнев и ненависть. Это не успокоить одними словами.

— Ты сказал, всё может кончиться войной с ними из-за нас, верно?

— Ну...

— Слушай. Ты можешь оказаться прав. И людей королевства постигнет великое несчастье из-за этого. Но если бы мы смогли разрушить Церковь здесь и сейчас, больше не было бы таких людей, как мы и эти дети здесь, в приюте. Не назвал бы ты это правосудием?

Она действовала не ради своих интересов. За ней стояло огромное множество людей, разделявших её мотивы и боль. Её действия содержали и причину и праведность.

— Или... — Шарон опустила глаза, затем подняла горящие глаза на Коула, — ...ты заодно с Церковью и пришёл сюда, чтобы встать на нашем пути?

Её правая рука сделала угрожающее движение.

Возможно, она привела их сюда не только показать жест своей руки или убедить их присоединиться к ней, но и втайне покончить с ними, если договориться не удастся. То, о чём она говорила, словами не решалось. Но и представить, что она обманула их притворством и лестью, тоже было нелегко.

Все невольно затаили дыхание в ожидании развития ситуации, и тут из какой-то комнаты дальше по коридору донёсся грохот. За ним последовал плач ребёнка, к которому присоединились встревоженные детские возгласы. Этого хватило, чтобы развеять окутавший их злой туман.

— Я проверю, как там у детей, Шарон, — сказал Кларк, провёл рукой по её плечу, бросил признательный взгляд на Коула и убежал.

Увидев это, Коул спросил себя, не собирался ли Кларк остановить Шарон. Это было чистым предположением, но он подумал, что Шарон могла знать о том, что Кларк захочет её остановить. Коул ощутил, насколько близки эти двое друг другу.

— Эй, — вдруг кликнула Миюри. — Эй, курица.

Шарон, смотревшая вслед Кларку, сузив глаза, повернулась к Миюри, но ту это не испугало.

— Расскажи мне о себе, курица.

Шарон потеряла дар речи, а Миюри дотянулась и взяла руку Коула.

— На моего брата обычно нельзя особо полагаться, но он может иной раз быть очень полезен.

Коул нахмурился, услышав такую грубую характеристику себе, но Миюри лишь хладнокровно улыбнулась.

— И вообще, он наш друг. Хотя ещё важнее, что он мой друг.

Неважно, соперничали они сейчас друг с другом в этом деле или нет, то, что сказала Миюри в прямой, грубой форме, было правдой. Коул прочистил горло, выпрямил спину и сказал:

— Госпожа Шарон, я не думаю, что способен тебя убедить, и не вполне согласен с твоей целью... отомстить любыми доступными средствами. Но я верю, что злодеяния Церкви должны быть исправлены. Я не могу помочь тебе во всём, но я уверен, что есть и другие пути, которые позволят мне помочь тебе.

— По крайней мере, не вставая на нашем пути, верно?

Он не был столь неопытен, чтобы сразу с ней согласиться. Потому что вся эта ситуация могла отразиться на судьбе королевства. Шарон пристально посмотрела на него, затем устало вздохнула.

— В любом случае, думаю, эта собака воспрепятствует тебе отдать этому все твои силы.

— Я не собака, ты, курица!

Это походило на ссору между воронами и собаками, такие сценки можно часто увидеть в городе, но ни одна из них не выказывала истинной серьёзности в противостоянии.

— Прекрасно. Всё станет намного проще, если я смогу завоевать твоё расположение. Давай поговорим, — сказала Шарон, затем резко повернулась к одному из окон. — В это время дня в саду приятно и солнечно. Прекрасная погода для собаки.

— Гррр!

Рычание Миюри показалось Коулу несколько излишним, он успокаивающе похлопал её по голове, и они вышли на улицу.

Здания, которые нельзя назвать изысканными даже из лести, лепились друг к другу, образуя стену вокруг Коула и обеих девушек. Этот садик походил не на внутренний двор, а, скорее, на случайно оставшийся при строительстве зданий пятачок, но, как и сказала Шарон, он был залит солнечным светом, и даже кое-что в нём зеленело. Маленькие птички что-то мирно клевали в траве.

— Эй, вы, убирайтесь отсюда, — махнула рукой Шарон, прогоняя птичек.

Подчинение меньших существ казалось древней способностью любого не-человека, не только Илении.

— Ладно, с чего же начать? — спросила себя Шарон, усаживаясь на один из двух деревянных ящиков, выставленных на солнце.

Коул хотел пристроить на второй Миюри, но она усадила его самого, и не успел он даже удивиться, без раздумий села к нему на колени. К часто возникавшему у неё желанию поступать подобно избалованной девочке Миюри была и весьма решительной.

— Что случилось с твоей мамой, курица? — на одном выдохе спросила она.

Глаза Шарон расширились, но Миюри лишь пожала плечами, видимо, полагая, что так будет легче всего начать разговор.

— Моя мама была прекрасной орлицей с золотыми крыльями.

— О-о-о, золотыми крыльями...

Хотя Миюри называла Шарон курицей, златокрылая орлица явно пленила её воображение. Шарон казалась чуть озадаченной, но не расстроенной такой реакцией.

— И я не знаю, как всё произошло, но она связалась со священником Церкви. Некоторое время они уживались мирно.

Запретная любовь священника, которому не позволено вступать в брак, и не-человека. Какие песни написали бы об этом поэты?

— Но, продвигаясь вперёд по жизни, большинство представителей духовенства считают себя обязанными навести порядок в своих делах. Владельцы церквей в городах поменьше могут не заботиться особо о подобном, являясь в своих городах почти королями, но в крупных городах это просто обязательно.

Если священник должен был перейти из меньшей епархии в большую, его место жительства и вся обстановка должны были измениться. Если новый дом окажется в городе, ему придётся доказать, что он годен, если же при нём окажутся дети, возникнет вопрос об их отце.

— Конечно, они снова и снова повторяют одни и те же гнилые обычаи. Священники привыкли отрезать от себя своих жён и детей, когда те им мешают. Они переписывают списки крещения, подменяя родителей своим детям, добавляют в списки отпевания имена выдуманных мужей для своих жён. Они вмиг создают тем самым вдову с ребёнком, оставшуюся после смерти хорошего мужа. Связь матери и ребёнка с настоящим отцом растворяется. Бесспорные документы удостоверяют, что их жизни ничем не связаны.

Миюри заёрзала на коленях Коула и повернулась посмотреть на него. На её лице было написано удивление — Она ведь шутит, да?

— Такое будет правдой лишь на бумаге, но... я не вижу в этом ничего невозможного.

Так же, как восприятие людей обществом менялось в зависимости от одежды, чернила и бумага могли легко изменить всю жизнь человека.

— Но всё же правда всегда выходит наружу. Местные жители всё равно узнают правду, верно? Слухи расходятся сами собой. Чем лучше жизнь у женщины, ставшей любовницей священника, тем холоднее будут к ней окружающие, тем отчуждённей будут чувствовать себя она и её ребенок. Обычно им уже не удаётся остаться в родном городе или деревне, или даже поблизости от них. Им приходится уходить далеко. А потом... — Шарон вздохнула, опустив плечи. — Ребёнок — обуза. Даже с нужными бумагами. В конце концов, мать — это лишь женщина, приехавшая издалека с ребёнком на руках. Она обязательно привлечёт внимание стражи у городских ворот. Вдруг, она связана с кем-то, совершившим серьёзное преступление. Или она прелюбодейка и была изгнана из дома. Или... может быть... она любовница какого-то церковника или аристократа, и её бросили, — Шарон подняла голову, щурясь на солнце, потом продолжила. — Большинство матерей оказываются в безвыходном положении и, не имея другого выбора, оставляют своего ребёнка на ступеньках церкви или монастыря. Не ирония ли это? Претерпев ужасное отношение со стороны Церкви, они могут положиться лишь на неё единственную.

— Нет... — еле слышно вымолвила Миюри, эта мрачная история была немыслимой для дочери самой неразлучной пары во всей Ньоххире. — И твоя мать?.. С ней было то же самое?

Миюри уже не назвала её курицей. Шарон посмотрела в ответ и пожала плечами.

— Дети в приюте испытали почти то же самое. Кларк был умён, ему позволили оставаться с отцом под видом "племянника" и даже стать приходским священником, помогавшим падре. Мы с мамой были разными. Она была такой великолепной золотой орлицей, что, расправив свои крылья, могла обхватить ими любой дом, и потому она не могла запросто перевести меня из леса к людям. Если было бы возможно, она могла бы переловить всех зверей в лесу и продать меховщикам и мясникам за гору монет ради этого.

Судя по интонации Шарон, это было невозможно.

— Моя мама жила долго, и она знала, что значит жить рядом с людьми. Она не скрывала, что не старела, она раскрыла свою истинную личность, и они продолжали преодолевать этот разрыв и держали друг друга за руки. Вот насколько они доверились друг другу. Но даже тогда... — взгляд Шарон потемнел, даже солнечный свет не мог перебить огонёк ненависти, наполнивший её глаза. — Он предал её. Всего лишь ради своего успеха.

Миюри ёрзала на коленях Кола, потрясённая открытой ненавистью Шарон.

— И моя мама не могла больше оставаться в человеческом мире. Она оставила меня и, похоже, перелетела через западное море.

Пламя ненависти в её глазах притухло, теперь в них тлела тоска.

Однако кое-что в её словах привлекло внимание Коула.

— Что ты имела в виду под словом "похоже"?

Шарон подняла голову, затем устало отвернула её в сторону.

— Я ещё была ребёнком. Мне сказал об этом старый баран, с которым меня оставила мама. Старик был пастухом в монастыре, и как бы мы ни боролись, мы не могли вырваться из сетей Церкви.

Вот почему она хотела сжечь и уничтожить всё. Ненависть Шарон опутала её столь же сильно, что и сеть, из которой она не смогла вырваться. С другой стороны, Коул понял, насколько мал мир.

— А этот баран не именовался Золотым?

Шарон была явно удивлена.

— Ты знаешь Хаскинса?

— Кажется, все пути пересекаются где-нибудь, — произнёс Коул слова из Священного писания, и Шарон фыркнула.

— Хорошо, значит, твоя мать отправилась на западную землю, куда хочет попасть Иления?

— А? О, да, эта легенда о земле на западе ходит меж людей, живущих в королевстве и на западном побережье большой земли. Старик, вероятно, сказал мне об этом, чтобы успокоить меня. Я не верю.

Миюри, верившая в землю на западе и увидевшая лёгкость, с которой Шарон отвергла легенду, надулась.

— Я слышала кое-что от кита. Он сказал, что это не является невозможным.

— Что?..

— Но, помнится, кит также сказал, что он не мог проплыть весь путь, поэтому и не собирался туда...

Шарон вздохнула, уверенная, что не сможет говорить с Миюри здраво, однако та не успокаивалась.

— Но он ещё сказал, что на очень, очень большой глубине в океане есть невероятно огромные следы. И эти следы ведут на запад.

— Следы?

Миюри встала и с расстановкой проговорила:

— Это охотящийся на луну медведь.

Легендарное существо, принёсшее огромные бедствия, о котором все не-люди и те, кто ним близок, слышали хотя бы раз. Шарон моргнула, на время потерял дар речи.

— Ты это несерьёзно...

— Ты называешь меня несерьёзной?

Казалось, что они снова сцепиться, и Коул поспешил вмешаться:

— Яснее ясного, что владыка Осень не стал бы говорить без должной причины.

Осень, воплощение кита, был также непростой личностью, но не тем, кто лжёт.

— Земля по ту сторону западного моря... — пробормотала Шарон, с досадой прикрыв глаза.

По слухам за западным морем простиралась земля, туда должна была улететь мать Шарон. Не исключено, что Хаскинс придумал историю по доброте своей. Но Коулу показалось, что он понял, почему Шарон напрочь отвергает возможность существования земли. В орлиной форме Шарон была изящным и доблестным существом и лучше Миюри была приспособлена к жизни в лесах. Она знала, что её собственные крылья вряд ли выдержат весь перелёт к той земле. Только дурак будет излишне волноваться из-за места, которого ему никогда не достичь, а Шарон этого не сумела бы сделать, ей было бы только больно от бесплотной мечты.