Основные исторические события пока следовали той же чередой, что и в покинутом нами мире. В феврале в Петрограде начались перебои с хлебом. Не знаю, воспользовался ли купец Клеймёнов из далёкого Каинска моим советом, но даже если и воспользовался, то помогло это одному ему. Хлеб исчезал с прилавков с пугающей быстротой. Всё что смогли противопоставить этой лавине мы, так это взять под контроль народных дружин и боевых групп большинство хлебных лавок. Эта мера позволила упорядочить выдачу жизненно необходимого продукта и предотвратить массовые разгромы булочных и мелочных лавок, но, понятное дело, не могла изменить ситуацию в целом. И всё же польза получилась немалая. Во-первых, нам удалось проверить НД и БГ в деле и найти упущения в их подготовке. Во-вторых, народ поверил в силу и порядочность дружинников и, что может быть наиболее важно, в эту силу и порядочность поверили многие нижние полицейские чины. Этому обстоятельству Макарыч был особенно рад. Он, будучи по всей своей сущности ментом, сильно переживал по поводу неизбежной гибели во время грядущих беспорядков многих простых полицейских. Теперь же появилась возможность через правильную агитацию убедить хотя бы часть из них не выступать против осатаневшего народа. И Макарыч с утра до ночи мотался по Петрограду, начиняя тугие полицейские головы крамолой, которую те в прежние времена пресекли бы в зародыше, и которой теперь хоть и с хмурыми лицами, но внимали.

Что касательно подготовки отрядов особого назначения, то тут мы, на мой взгляд, особо не преуспели. Помимо моей шестёрки какую-то ценность представляли тринадцать — тьфу! тьфу! тьфу! — снайперских групп (семь большевистских и шесть эсеровских), подобранных в основном из бывших фронтовиков, для которых удалось раздобыть винтовки с оптическим прицелом по одной на группу. Из более чем тридцати групп, вооружённых 'Самопалами', — прижилось это название за 'Борзами', которыми большевики с большой неохотой вынуждены были поделиться с товарищами эсерами — только четверть можно было хотя бы отдалённо причислить к спецназу. Потому перед этими группами пришлось ставить задачи различной сложности. У большевиков подготовкой спецгрупп руководил я, у эсеров — Ольга. Когда я спросил у неё, чего достигли её подопечные, Ольга только печально усмехнулась: 'В основном отучились лапать инструктора'. Перехватив мой потяжелевший взгляд, поспешила добавить: 'Да ты не хмурься. Кроме как попытаться я им ничего не позволила'. В это я охотно поверил, потому сразу успокоился.

Несмотря на не слишком обнадёживающие результаты, пара дюжин бойцов (по совокупности с той и другой стороны) на примете всё же была. Их я постарался запомнить, поскольку в ближайшем будущем собирался расширять свой отряд.

МИХАИЛ

Надо было прямо с утра идти на Путиловский. А так, на митинг я опоздал. Когда подошёл, колонна уже строилась. Меня теперь тут знали хорошо, потому выделили место в первом ряду. И мы пошли: большевики, меньшевики, эсеры и прочая партийная, околопартийная и вовсе беспартийная братия — все в едином строю. Вот так бы и дальше через войны и годы! Позже к нам пробились Молотов и Калинин. Возбуждённые и злые. Оно и понятно. Партийное руководство решило обойтись нынче без демонстраций, но народ ещё не был скован единой цепью и поступил по своему разумению. Теперь, раз уж демонстрацию не удалось предотвратить, её надо было возглавить. Так и шли, пока не замаячил впереди полицейский кордон. А когда навстречу колонне сквозь разомкнувшийся строй выехал на белой лошади какой-то полицейский чин, та стала замедлять ход, а потом и вовсе остановилась.

— Шалфеев, Шалфеев... — зашелестело по рядам.

— Кто таков? — спросил я одного из рабочих.

— Начальник пятого полицейского отделения полковник Шалфеев, — ответил рабочий. — Злой дед, зубы он мне собственноручно выбил в участке, когда поймали с листовками.

Глаза у Шалфеева и вправду были злые. Седая борода лопатой вызывающе топорщилась на надменном лице. Полковник, видимо, чтобы придать словам дополнительный вес достал шашку, взмахнул ей и прокричал зычным голосом:

— Приказываю разойтись!

Потом вернул шашку в ножны и замер в ожидании. Колонна роптала, но стояла на месте. Не, ребята, это не революция! Я решительно покинул колонну и, не обращая внимания на предостерегающие оклики, направился к Шалфееву. Тот достал из сапога нагайку и ждал меня с видимым интересом. Когда я подошёл совсем близко прошипел: — По плётке соскучился? — и замахнулся на меня нагайкой. Зря он это сделал. Я встретил нагайку стандартной 'восьмёркой' и, наматывая плеть на руку, быстро сблизился с конём, одновременно пригибая к себе не догадавшегося отпустить плеть всадника. Коротко ткнув пальцами в шею, я отправил дедулю в глубокий нокдаун, после чего подозвал одного из полицейских. Тот был, видимо, из тех с кем мне уже довелось говорить, поскольку смотрел он на меня и испуганно, и подобострастно.

— Отведи лошадь с полковником во двор, от греха, — приказал я, передавая ему повод. Потом повернулся к колонне.

— Господин полковник разрешил продолжить движение!

Ответом был дружный вздох, и колонна двинулась с места. Я повернулся к растеряно топтавшимся полицейским.

— А вам что, жизнь не дорога? Быстро брысь в подворотню!

Те полицейские, кто уже знал меня в лицо, не замедлили воспользоваться приглашением. Остальные, поколебавшись, устремились за ними. Вломившись в подворотни, полицейские оттеснили казаков во дворы, не дав им выехать на улицу. Подоспевшие дружинники споро заперли ворота. Уже подхваченный колонной я расслышал, как пару раз тявкнули 'Самопалы'. Видимо дружинники путём нехитрой демонстрации указывали казакам и полицейским на безысходность создавшейся для них ситуации.

Демонстрация вылилась на площадь. Офицеры замахали шашками. Солдатский строй ощетинился штыками. Самое время испробовать нашу домашнюю заготовку. Чего же они медлят? А, нет, вот и они! С обеих сторон прямо позади строя солдат на площадь выбежали несколько десятков фабричных девчонок — кастинг прошли только самые красивые — с красными гвоздиками в руках. Вот они уже бегут между шеренг ничего не понимающих солдат, которые второпях убирают винтовки к ноге. Офицеры также в полном замешательстве. Нежные ручки втыкают гвоздики куда ни попадя: в петлицы шинелей, в папахи, в дула винтовок. Так и не пришедших в себя солдат накрывает волна демонстрантов. Славно получилось!

Вечером подводили итоги первого дня революции. Кроме нескольких наиболее рьяных полицейских никто серьёзно не пострадал ни с той, ни с другой стороны.

— Кто из вас придумал цирк с гвоздиками? — спросила Ольга.

— Тебе понравилось? — спросил я.

— Через оптический прицел всё выглядело очень эффектно, — кивнула Ольга, потом подозрительно посмотрела на меня. — Твоя работа?

— Ну, не то чтобы... — скромно ответил я. — Просто так, кажется, поступали в нашем мире португальские девушки при падении режима Салазара.

— А вам не кажется, что вы сильно рисковали? — хмуро спросила Ольга. — Девчонок просто могли поднять на штыки. При следующей попытке солдаты так и поступят.

— Не будет следующей попытки, — успокоил я Ольгу. — Мы что, совсем дурные?

— Надеюсь, что нет. — Ольга направилась к двери. Проходя мимо меня, бросила насмешливо: — Спокойной ночи, основатель мыльной оперы.

НИКОЛАЙ (с сокращениями)

Один из пунктов предложенного Глебом плана предусматривал захват боевых машин Запасного автомобильного бронедивизиона в ночь с 25 на 26 февраля. И тут треба (нахватался у Шефа словечек) кое-что заяснить. Мастерские бронедивизиона, к которым я был приписан, и где, поскольку не появлялся на службе уже несколько дней, числился, наверное, в дезертирах обслуживались в основном солдатами. А вот экипажи боевых машин состояли, опять-таки в основном, из офицеров. Вот и было решено, офицеров нейтрализовать, солдат переодеть в их форму и рассадить по броневикам, а потом расставить машины по городу в заранее намеченных точках, во дворах, чтобы не привлекали до поры внимания. На всё про всё нам давалась ночь, поэтому заявился я в родные казармы вскоре после отбоя. Прибыл я туда облачённый в офицерскую форму с погонами капитана и сразу затребовал к себе Елина. Вожак местных большевиков спросонья не сразу сообразил, кто перед ним стоит, а когда понял, то расхохотался и мы обменялись дружеским рукопожатием.

— Вот что, Георгий, — начал я тоном, не допускающим возражений, — времени у нас мало, так что кончай зевать и слушай сюда...

К концу вводной Елин окончательно проснулся, потому, как только я закончил, сразу обратился к дневальному:

— Поднимай батальон!

Я удовлетворённо кивнул и поспешил к ожидающему меня на улице отряду. Это были лучшие дружинники из тех, кого Глеб успел подготовить. Пора было заняться офицерами. Я шёл впереди, без лишних церемоний снимая посты. Потом 'самопальщики' разом проникли во все кубрики. Вскоре в коридор стали вылетать заспанные офицеры в одном исподнем. Потом, кто сам, кого пришлось сопроводить туда на пинках, господа офицеры оказались в хорошо отапливаемом, чтобы не помёрзли, но совершенно глухом помещении, где и были оставлены под замком до лучших времён. Меж тем подошли Елин со товарищи и гогоча и сквернословя стали переодеваться в офицерскую форму.

Когда территорию бронедивизиона покинул последний броневик, я отправился в штаб, чтобы успеть пару часиков вздремнуть.

ОЛЬГА

Может мне поселиться на этом чердаке? Нет, правда. Четвёртый день торчу здесь безвылазно. Домой бегаю, чтобы помыться и поспать. Остальное время наблюдаю доступную взору часть революции, в основном через оптический прицел. Всё одно и то же: придут, помитингуют и идут себе дальше. А ты сиди. Полиции почти не видно. Казаки помаячат в отдалении и поворачивают лошадей. Солдаты после первого дня не появляются совсем, может, всё ещё гвоздики нюхают?

А нынче, похоже, завяли цветочки. Выходят 'серые шейки' под барабан на площадь и строятся в шеренги. Смотрю в прицел. Лица у офицеров решительные. Оно и понятно, приказ получен. Тут, либо сиди в казарме и не выполняй, либо, раз вышел, стой и исполняй. Вот только последнее я бы не советовала. Нехорошо это, в народ стрелять. Попробуете, начну снимать офицеров, глядишь, и угомонитесь. К тому же я тут не одна такая. На том конце площади ещё снайперская точка, а во дворах броневики. Так-то, солдатики...

ГЛЕБ

Стою скромно в сторонке по самые брови в плащ закутанный. Под ним полковничий мундир. А чего мелочиться? Но это позднее, а пока ждём. Я имею в виду и себя и солдат на площади. Как штаб и предполагал, исполнить приказ Хабалова поспешили далеко не все части Петроградского гарнизона. Крупные воинские соединения сосредоточились только на Дворцовой, Знаменской площадях, да на площади Казанского собора. Ну, на Дворцовой пусть стоят хоть до посинения. По общему согласию там демонстраций не будет. А вот на Знаменской и у Казанского собора парадом командовать будем мы с Макарычем. 'Моя' демонстрация приближается со стороны Фонтанки. Офицер на площади командует довольно уверено. Солдаты изготовились к стрельбе.

— Прекратить движение и разойтись! — кричит офицер в сторону колонны. — Имею приказ стрелять!

Приятно иметь дело с дисциплинированными людьми. Им приказали прекратить движение — они и встали. А вот теперь мой выход. Подаю условный сигнал Ершу, который стоит на противоположной стороне проспекта. Он маячит, что понял и скрывается во дворе. Я делаю то же самое. Механик при виде меня заводит двигатель. Лезу вовнутрь броневика и захлопываю дверцу.

— Поехали!

Выезжаем двумя броневиками с разных сторон на проспект и разом поворачиваем в сторону площади. Теперь мы находимся между демонстрацией и солдатами. Подъезжаем чуть ближе к шеренгам, и я командую:

— Стоп!

Выбираюсь из броневика, красивый и важный, маню к себе офицера. Подбегает, пытается рапортовать:

— Господин полковник!..

Приятно для слуха и, пожалуй, достаточно. Небрежным жестом останавливаю рапорт.

— Вы чем тут занимаетесь, капитан?

— Во исполнение приказа командующего Петроградским военным округом!..

Опять останавливаю речистого капитана.

— Какого командующего вы имеете в виду, капитан?

Смущён, растерян, чуть ли не заикается.

— Недопонял, ваше высокоблагородие...

— Экий ты, капитан, непонятливый. Если ты имеешь в виду генерал-лейтенанта Хабалова, так он высочайшим указом от командования округом отстранён, и его приказы исполнению больше не подлежат. Что до нового командующего, так он ещё в должность не вступил и приказов, значит, никаких не отдавал. Что из сего следует?

Молчит и хлопает глазами.

— Ладно, капитан. Утомил ты меня. Строй свои войска и марш в казармы до особого распоряжения!

Стоит. Ногами перебирает. На лицо смотреть жалко.

— Что-то неясно?

— Мне бы письменное распоряжение, господин полковник.

Изображаю некоторое раскаяние.

— Извини, голубчик, запамятовал. Вот тебе бумага.

Достаю из-за обшлага шинели бумагу и протягиваю капитану. Фальшивка сделана добротно, да и ему сейчас не до чтения. Буквы, небось, перед глазами прыгают. Вот и всё. Козыряет и бежит к шеренгам. На Знаменской сегодня стрельбы не будет.

ОЛЬГА

А вот у Казанского собора выстрел таки случился. Хорошо один и хорошо мой. Офицеру, командующему здесь войсками, что-то в облике полковника Жехорского не глянулось. Уж не знаю, чем ему Мишка не угодил. По мне так полковник как полковник, не Васич, конечно, но тоже ничего. А этот привереда потянулся к кобуре. Пришлось ручонку шаловливую прострелить. А Мишка молодец, не растерялся. Как рявкнет:

— Арестовать!

Тут двое ряженых прапорщиков подскочили и сволокли упрямца за броневики. А Мишка дальше рычит:

— Поручик, уводите солдат в казармы!

Тот и увёл. И правильно сделал. Исполняй приказ — целее будешь!

ГЛЕБ

Браво, Оленька! Как всегда в центр мишени. Приказ для военного человека святее Папы римского. Получи, уточни если недопонял, и исполняй. А если вслед за одним приказом почти сразу получаешь другой, который отменяет первый? И тут всё просто: забудь про старый и исполняй новый. А как ещё один приказ и ещё, и ещё и все противоречат один другому? А у тебя солдаты на грани бунта? Хреново быть в такой день офицером, ох, хреново! Именно такой хреновый день организовал наш объединённый штаб старшим офицерам Петроградского гарнизона. Пока мы с Макарычем морочили коллег на Невском, Александрович во главе сводного отряда — я даже ради такого случая туда своих ребят отрядил — без лишнего шума занял телефонную станцию и занялся телефонным терроризмом. Подслушает звонок из штаба Петроградского военного округа, и через малую толику времени в тот же адрес, как бы из того же источника, отдаёт распоряжение полностью отменяющее предыдущее. Штаб округа взбешён: 'Почему не выполняете приказ!' И почти тут же Александрович: 'Какой приказ, мать вашу?! Вы там что, белены объелись?' Штаб округа отправляет фельдъегеря с пакетом, а у нас и на этот случай засада имеется. Цап курьера в тихом месте. 'И в суму его пустую суём грамоту другую'. И хотел бы сказать, что нам удалось перехватить всех курьеров, да врать не приучен. И со звонками не целый день баловались. Часа через четыре на телефонную станцию проверяющие нагрянули. Наши их повязали. Через час прибыл ещё один наряд — повязали и его. И лишь потом в адрес было отправлено серьёзное подразделение. Ну, что ж. Мы к тому времени уже часов семь офицерские головы морочили, пора и честь знать! Оставили станцию без боя, предварительно испортив несколько линий. А это ещё пара часов без телефонной связи. Потому были у нас все основания полагать, что удалось нам внушить господам офицерам стойкое желание забить на такую службу. А чего можно ждать от очумевших от агитации солдат, когда их офицеры манкируют своими обязанностями? Правильно! Так что были у нас основания ожидать назавтра бунта, восстания, мятежа — выбирайте что нравится — войск Петроградского гарнизона. Это и Истории не противоречило, и из логики событий вытекало.