Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Это... Неожиданно.
— Они не одни такие. У большинства из наших ровесников, кто всех детей в Хогвартс отправил, нелады в семейной жизни. Сейчас даже если все поразведутся и перетасуют жён-мужей, никто и глазом не поведёт. Матриархат во всей красе — женщины получили тех, кого добивались. Джинни — меня, ты, потом Лаванда — Рона, Ханна — Невилла, Анжелина — Джорджа, Пенелопа — Перси. А счастья...
— Почему так?
— Магия. Не смотри так. Магия, всякая, своя и чужая влияет не только на тело, как я говорил. Эмоции, чувства усиливают магию. А магия что?
— Усиливает эмоции?
— Ещё как! Это так просто и очевидно, что даже нигде явно не обсуждается. Вспомни дементоров. Действуют на чувства? Ещё как! Помнишь моего патронуса через озеро дементоров разогнать?
— Такое забудешь.
— Когда он получился, такая эйфория накатила. А у тебя?
— У меня... У меня тогда первый настоящий оргазм случился.
— А сразу поцеловать автора в благодарность?
— Побоялась, не рискнула. Равенкло во мне взяла паузу на изучение.
— Затянулась пауза. Очень.
— И не говори...
— Ты считаешь магию самостоятельной, в смысле мыслящей силой?
— Что за бред?! Только в переносном смысле.
— Я немного не том. Например, теряем мы кровь. Тут же организм замечает, и нам хочется есть для восполнения потерь. Магия, как кровь, не желает уменьшаться. Но она — не кровь, и может увеличиваться всё больше и больше до совершеннолетия. Как бы привыкает увеличиваться. Но магия встроена не только в тело, но и в душу. Она ближе к сознанию, а поэтому её рефлекторные действия более, не скажу разумны, но точно менее примитивны. А когда её естественный рост замедляется, она ищет и находит пути дальнейшего своего приумножения. Усиливая чувства, ведущие к своему увеличению. Положительная обратная связь, во как! Ведь для жизни в магическом мире нужно много магии. Можно сказать, магам нужны как магия, так и чувства, чтобы жить. Чем сильнее, тем лучше. Природа у нас такая. Светлым магам, точнее большинству обычных магов, нужны положительные чувства. Самое сильное из них ты упомянула.
— Любовь.
— Может, дальше сама?
— Нет уж. У меня мозги в ступоре, поддакну, оценю, догадку выскажу, а рассуждения о новом не потяну.
— Обоюдное влечение — ещё и способ для магии к увеличению себя дальше, через размножение. Нас так мало, что шанс на настоящую взаимную любовь невелик. Но магия может нас обмануть, под видом сердечной склонности подсунуть иное чувство, основанное на неравнодушии двоих друг к другу по любой причине — зависимость одного от другого, симпатия, конфликт, только не враждебный. Зелья или внешняя магия тупы, а своя знает, что нам надо, воспламеняя ощущения. Подделка получается мастерская. У нас просто нет никаких способов понять, настоящая это любовь или сделанная нашей же магией обманка, особенно если нет опыта. Мы сами себя заставляем верить, что наши ощущения вызваны искренним влечением — они же такие яркие. И неважно, если это не настоящее чувство, наша магия заставит нас поверить. Чем меньше задействована голова, тем ярче всё вокруг. Вот и ещё причина детства до конца жизни у большинства. В обычном общении то же самое, как можно меньше негатива. Помнишь какая у Уизлей милая, уютная и беззаботная атмосфера, когда вокруг уже начали убивать неугодных Волдеморту?
— Собственная магия устроила нам наваждение? Или даже приворот?
— Да. Помнишь основное условие работы приворота? Постоянное возобновление через общение с субъектом. Без постоянно маячащей перед глазами Джинни я избавился остроты чувств к ней. Что-то, конечно, осталось, поскольку заменять было нечем. Твоё наваждение тоже постепенно испарялось после ухода Рона. Не знаю, сколько бы ещё понадобилось тебе после почти месяца его отсутствия, но вряд ли много. Если бы ты перестала страдать о Роне, объявила о разрыве и устроила такую же охоту на меня, как на него, я бы недолго сопротивлялся.
— Негативные эмоции тоже усиливаются?
— У питающихся ими — да. У светлых — давят магию. Помнишь лишённых палочек? Сильная неудача, потеря опоры — и тут же упадок сил, неспособность даже бороться за собственную жизнь. Похоже на действие медальона. Нам трудно совершать злодейства, магия не срабатывает, если думаем о разрушении, сознательном причинении непоправимого вреда, не говорю уж про убийство. Поэтому мы всеми силами стараемся продлить и оживить любовь, в том числе зельями. Или её иллюзию. Или найти новую сильную любовь. Нам невыносимо жить с другим человеком без любви. Бездушный трах быстро истощает нас, нашу магию. Легче прожить в одиночестве, чем умирать в имитации, сойдясь с кем-то по расчёту или принуждению.
— Ты про себя?
— И про тебя. Я заметил, что всё это действует особенно сильно на магглорожденных, нет иммунитета. Кроме того, естественное для волшебников с детства театральное выражение чувств просто не вошло у нас в привычку. Мы скрытничали и скромничали, а сами судили о глубине чужих чувств по мелодраматичности и яркости их проявлений. Ну как не поддаться на такую страсть? Ты вовремя ушла из волшебного мира, ограничила эмоции и снова включила мозги. Всё-таки магически усиленные чувства — не любовь. И реальность проникает в колдовской конструкт. У волшебников всё резко — что влюблённость, что разочарование. И ты, и я — великолепные примеры. Осознать, что это была не любовь, можно, если прислушиваться к голосу разума, который всё равно рано или поздно просыпается. Либо не прислушиваться. Тогда получаем сегодняшнюю картину у большинства наших сверстников. Когда обязанности по сохранению и умножению магии выполнены — дети отправлены в самостоятельную жизнь — магически навязанные чувства ослабевают. Тут даже безмозглому становится ясно, что многие пары держали вместе не самые глубокие чувства.
— И всё? Так просто?
— Так просто. Можно разбирать частности, докапываться до деталей, но я думаю, тебе уже всё ясно.
— Получается, книжечке Рона помогает нечто, о чём ни писатель, ни читатели не подозревают.
— Молодец. Я как-то даже не подумал, ведь её не читал.
— Все так живут?
— Не все, но большинство. Но никто никогда не признается.
— Всё-таки давай конкретно. Не упоминай магию, без этого понятно.
— Когда началось у тебя? Не знаю. Ты сама лучше ответишь. У девушек более раннее развитие. По моему, борьба получавшего ежедневную поддержку эмоциями магического влечения к Рону и безответной любви ко мне шла долго. Даже слишком. Его дебильное "приглашение" на святочный бал и ваша ссора после если и стали началом, то только более-менее осознаваемой обоими фазы взаимоотношений в разгар борьбы твоих влечений.
— А могло ли повернуться по-другому?
— Могло, но вряд ли запросто, без удаления Рона или твоего решения признаться мне. Мне удивительно, конечно, но я не могу припомнить случайностей и людей со стороны, кроме Луны. А такие вмешательства вполне могли бы изменить обстоятельства наших приключений. Но вопрос тот же, что и в обсуждении матриархата — готовы ли мы были принять это вмешательство? Посчитали бы мы его помощью? А ведь помощь — она разная. Ты отвергла три намёка судьбы. Роман Рона с Лавандой, когда я сам — впервые — выбрал тебя в ваших с Роном ссорах. Потом нас свела Луна на вечеринке у Слизнорта в весьма провоцирующей обстановке. И после ухода Рона ты осталась со мной наедине. Ничего не сработало. Что ещё? Самое невероятное — измениться мне или тебе, стать смелее, раскованнее, самостоятельнее. Из реалистичного — если бы ты попросила авторитет — родителей, например — помочь разобраться в чувствах. Или получила такой совет по инициативе других взрослых. Очень неплохо сработало бы совместное, только для нас двоих занятие, вместо ГАВНЭ, клуба слизней и квиддича. Или сделать твой выбор меня в палатке реальным, а не просто выполнением обещания другу с тоской по Рону. Не упоминай и продли его отсутствие подольше — у нас с тобой что-то точно начинало наклёвываться при постепенном выветривании психоза из-за его отсутствия. В реальности же я все уверения других людей о твоей любви ко мне предпочитал считать выдумками романтичных особ.
— Тебе говорили?
— И говорили после победы прямым текстом, и подразумевали. Не только из-за пари. Ты не представляешь, насколько популярными были мы с тобой как возможная пара.
— Даже Уизли?
— Не по этой причине, но большинство по своим соображениям предпочитали Рона не с тобой и даже меня не с Джинни.
— Ого. Например?
— Про близнецов ты знаешь, Перси до сих пор считает, что ему не давали стать Министром из-за моего брака с Джинни — чтобы не разводить семейственности в руководстве. Молли и Джинни не верили, что вы с Роном сможете нормально жить вместе. Молли души не чаяла в Лаванде, а к тебе, помнишь, как относилась? Предположу, что до шестого курса ты любила меня, но взаимности не получала. Рон тебя бесил, и ваши свары с ним стали волновать тебя всё больше, и уже любое напоминание о нём вызывало сердцебиение и всё большее возбуждение, а мысли обо мне пусть не пропали — поначалу ты не оставляла надежды при случае заполучить меня — но получили конкурента. Сила чувств к Рону быстро росла, а он всё не замечал, да ещё смел заглядываться на других. Ощутив ревность, ты логично решила, что полюбила Рона. Тут твоё стремление рационализировать происходящее сыграло против твоих настоящих чувств. Любовь ко мне осталась, но воспринималась то ли как неудобство, то ли как воспоминание о первой любви. Твоя ссора со мной из-за книги вполне могла быть последней спонтанной попыткой зажечь наше с тобой взаимодействие.
— Значит, ты считаешь, что я любила Рона по-настоящему?
— Нет, но важнее, что ты сама так считала. Дальше надо?
— Надо. Почему у меня с Роном не получилось как у вас с Джинни?
— Хороший вопрос. Извини, я упростил объяснения чуть раньше. В обычном мире у обычных людей настоящая любовь тоже может вырасти из чего угодно, в том числе и из взаимоотношений, похожих на ваши с Роном. Или из моей похоти к Джинни и её фанатизма по мальчику-который-выжил. Это нормально. Но вмешательство магии так всё ускоряет, что дом не получает фундамента, чувства расцветают, но не имеют настоящих корней в душе.
— Мы с Роном так сильно отличались от обычных пар?
— По мнению тёти Петунии и жены Дадли пары, подобные вашей — не редкость. Но при обсуждении конкретных людей выяснялось, что там скорее театральность, привычка, нет свойственной Рону злости при нападках на твои уязвимые места с целью вызвать ощущение бесполезности, ведь так ты себя ощущала в начале учёбы в Хогвартсе или почти наверняка в школе до него. А о подобных Роновым заскоках и слыхом не слыхивали. Терпеть и прощать такое можно только при одержимости любовью. Прекрасно помню, что после Лаванды Рон вёл себя как ни в чём ни бывало: "Подумаешь, мужик пар спустил. Ведь по твоей же вине, но я тебя прощаю". После возвращения в палатку он хотя бы изображал виноватый вид. Но за шесть лет рядом ты видела все его уловки насквозь. А если не желала замечать, то я тебе кто, доктор?
— Ты так и не сказал отличия Рона и меня от тебя с Джинни.
— Извини, мне показалось, ты поняла. Главных отличий два. Устройство твоего разума и оставшиеся под спудом чувства ко мне. Большинство принимают магически возникшее чувство за любовь. И живут, не задумываясь, дальше. Но ты слишком рассудительная, постоянно сомневалась и спрашивала себя: "неужели то, что я испытываю к Рону, действительно любовь?" Сравнивала с чувствами отца и матери друг к другу, с другими людьми в большом мире, с примерами в кино, по телевизору, в книгах. И самое главное — с воспоминанием о чувстве ко мне. Нарочитая любовь весьма быстро не выдержала проверки разумом — даю не больше года после восьмого курса, судя по заметному мне напряжению в ваших отношениях. Даже невзирая на то, что вы стали жить вместе сами по себе. Тут и вынырнула из-под спуда любовь ко мне. Надо было бросать его уже тогда, но что-то — упрямство что-ли — не позволило. Уж не знаю, что ты чувствовала. Воображала меня на месте Рона?
— А у тебя?
— Про Джинни я решил, что это новая моя любовь. Старая, к Чо, уже умерла, и новой ничто не мешало. А уже после победы я считал, что вполне отличаю сексуальное влечение от более глубоких чувств. Я не забыл про тебя, но решил не вмешиваться, если ты сама не попросишь или если Рон не совершит чего-то непозволительного. Если бы он действительно изменился, или ты смогла бы чудом заполучить меня в любовники, или тебе бы мощно прополоскали мозги до полного их отключения какие-нибудь семейные психологи, или ты устроила бы себе вариант из самоимперио и зелий под лозунгом "у меня всё хорошо", то ты дожила бы с ним до сегодняшнего дня примерной женой. Но... Конечно, были и другие обстоятельства жизни. Например, заставь ты родителей вернуться в Англию и полюбить тебя заново, то это тоже могло бы сдержать от побега... Я тут про тебя рассказываю, а ты молчишь. Я слишком наврал?
— А что говорить? Всё почти так, как ты описал. Даже со временем не ошибся. Только добавь критическое отношение родителей к волшебному миру и моих перспективах в нём. Ну не могут нормальные современные люди считать серьёзной жизнь и проблемы дикарского племени. То мать начнёт расспрашивать, подводя меня саму к определённому выводу о людях и ситуации вокруг, то отец подколет вопросом, например, когда я записалась в общество слепых. Это после того, как я упомянула про специалис ревелио, а потом вообще не касалась. Наконец он стал спрашивать, а почему я всякие ревелио применяла раз в год по праздникам? Да мы просто обязаны были использовать ревелио на автомате, дюжинами ежедневно, машинально, вместо магических очков, раз просто так видеть или ощущать магию невозможно. Потом прибавил, что результатом изучения ЗОТИ должна быть в первую очередь готовность действовать, а не знание сотен заклинаний — свои для каждого вида опасности. В подавляющем большинстве случаев достаточно сначала поднять щит, а потом уже разбираться с опасностью. Например, тем же щитом либо вдавить в угол Нагини, либо откинуть, как ты Снейпа, кучу противников и сделать ноги. Он ещё считал, что во всех наших реальных схватках с серьёзными противниками, где мы кричали заклинания, нам подставлялись. Это как в дуэли на клинках или в боксе орать куда и как ударишь до удара.
— А мать о чём конкретно говорила?
— Она больше занималась моим половым воспитанием. Точнее, увещеванием. Я тогда приехала после первого года работы. Была уверенность, пусть и без пышущего энтузиазма, что она нужна и что мои планы выполнимы. Но на это накладывалось разочарование от растущего напряжения в наших с Роном отношениях. Вывалив на маму своё отношение к происходящему, я спросила, можно ли наладить и вернуть то, что было за год до этого, когда мы доучивались в Хогвартсе. Мама посоветовала расстаться. Если я этого сильно не хочу по непонятным ей соображениям, у неё сохранился телефон знакомого семейного психолога. Ты как слышал наш разговор. Суперпрофессионал, только словами может фактически сделать лоботомию, и вместе оставались люди, которым даже жить на одной улице не рекомендуется. Я ей сказала, что она не понимает, как это тяжело даже представить заняться сексом с другим мужчиной. Особенно в отставшем в развитии волшебном мире, где нет разводов, и ты скатишься вниз в глазах других. Мама ответила, что понимает как велика увлечённость тем, кого считаешь, что любила и подарила себя в первый раз. Если бы я стала спать с Роном, зная его столько лет и не любя, и завела бы тут нытьё, что с ним ничего не получается, про боязнь второго, разговор был бы совсем другой. Точнее, его бы не было, а мама просто мысленно покрутила бы у виска, посчитала болезнь мозга зашедшей слишком далеко и предоставила бы мне самой сходить с ума в любом любезном мне направлении.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |