| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— В таком случае защита, если бы она была — не помеха.
— Отпечаток души матери остался бороться с куском души Волдеморта во мне. Никакой жутко др-р-ревней магии. Как и в случае, если всё происходившее — уникально, и сработало то ли наличие Дара Смерти в семье, то ли пророчество, то ли случайное знание матери про владение палочкой, то ли вообще неизвестная нам причина. Или смесь всего перечисленного.
— Но ведь есть ещё вариант, что в тебе был не крестраж, а отпечаток его души, обязательно остающийся в палочке-убийце?
— А одно другому не мешает. И увы, кусок чужой души оставляет очень специфический след смерти и отторжения. Ты говорила про родственные души, а в крестражах мы видим, как магия не только плюёт на здравый смысл, но и ставит под сомнение божественную неразрушимость души. Сама магия против логичности нашего союза и стремится по сути своей разделить душу.
— Это если мы — две половинки единой души?
— Да. Ты тянулась ко мне, а крестраж отталкивал меня от тебя.
— И "великая сила любви" не помогла... Так куда по-твоему деваются куски души?
— Не нашёл причин и вариантов, кроме тех, которые использовал сам Волдеморт, когда лишился тела. Он паразитировал на животных и, может быть, магглах, магически присоединяясь к ним, получая силы от них и особенно от их смертей. Моя гипотеза, что все куски его души, присоединились к ближайшему источнику магии, выбирая, если есть из чего, тот, который имел с конкретным крестражем какую-то связь. Волшебник, волшебное существо или сильный магический артефакт. И находятся там до сих пор. Может быть, если те живы. Кроме моего кусочка, он сейчас ждёт меня. Там, на Кинг-Кроссе.
— А разве нельзя определить их присутствие так же, как крестраж?
— Мы с Луной пробовали. Пришли к выводу — эти куски сейчас так слабы, что их излучение смерти теряется на фоне множества случайных смертей мелких существ, типа комаров или тараканов, которые также фиксируются нашей магией. Кроме того у любого человека есть эмоциональные душевные связи, в которых участвует магия — с детьми, друзьями, родственниками, коллегами. Даже с врагами. Нас вампирят потихоньку, мы вампирим других, обычное дело в жизни, и эти связи тоже "смазывают" отклик. Пока кусок не наберёт силу, он остаётся неотличимым от фона. Поэтому до моего появления на Кинг-Кроссе всё это оставалось не более чем игрой ума.
— Ты уверен, что сила воздействия на носителя не сравнима с крестражем?
— Ну что ты. Это чужая смерть их усиливает и подпитывает, а своя ослабляет. Скольких Волдеморт угробил, чтобы хоть слегка восстановиться? Таким кусочкам очень подошли бы души серийных убийц, либо нахождение в каком-нибудь месте, где люди мрут как мухи, чтобы быстрее переходить на новое тело после смерти предыдущего. На обычных магах они влачат жалкое существование. Не уверен, что это хоть на день сократит срок жизни.
— Медальон так "разъелся" на Амбридж? И нас пытался сподвигнуть убивать?
— Может быть... Ну что, посмотрим, кандидатов в "счастливчики"? Дневник. Там были я, Джинни, меч и феникс.
— Меч и феникса отбрасываем сразу. Ты или Джинни?
— Увы, скорее Джинни из-за более сильной привязки и по причине возможного отталкивания кусков души друг от друга. При прочих равных.
— Медальон.
— Рон, тут и думать нечего.
— Чаша.
— Ты или Рон? Скорее ты.
— Диадема. Малфой или Гойл. Я бы поставила на хорька, как более магически сильного и в тот момент очень расстроенного. Нагини.
— Скорее Невилл, но и самого Волдеморта не отвергаем.
— Кольцо.
— Тяжёлый случай. Сначала Дамблдор, потом Снейп, потом от него перешёл кому-то из нас троих. Мне, наверное. Только у меня было "свободное" место для внешнего "прилипалы".
— Твой кусок.
— После авады Волдеморта я ушёл из мира живых, значит моя душа прошла через него с двумя кусками его души — "моим" и из кольца. По расчёту Дамблдора, если бы в тот момент были уничтожены все крестражи моя целая душа скорее всего утянула бы его неполную, слабую душу с собой, зацепив её недокрестражем в моей. В путешествии "туда" силы притяжения важнее отталкивания в обычном мире. Но Нагини уцелела. Его душа осталась в теле и вполне могла наоборот, зацепить и поглотить "мой" кусок. А на Кинг-Кроссе я видел кусок из кольца. Или наоборот, или оба слившиеся там вместе. При моём возвращении в мир живых он опять зацепился за меня. Только не внутри, а снаружи, как присоска к душе, мелкий паразит, похоже на прыщ или родинку на теле.
— А основной кусок из Волдеморта?
— Либо я, либо — барабанная дробь — "страшная палка". Вполне себе напитанный магией артефакт. Что-то вроде его же дневника, не удивлюсь, если она теперь может разговаривать... Сейчас у меня есть доказательство, что рассказанное тебе — не плод моего воображения. На мне точно что-то было, и на Кинг-Кроссе я эту сущность поймал. Не уродливый младенец, как в первое моё посещение, а что-то почти невидимое, но я могу этому нечто не давать вернуться обратно в мир живых. Хоть оно туда и рвётся, но я не пускаю...
— Получается, что все создатели крестражей окончательно не умерли?
— Кроме тех, кого уничтожили одновременно с крестражем. Или если уничтожал крестраж и убивал его создателя один и тот же человек. Я почему-то уверен, что если бы все крестражи уничтожал я сам, то в Запретном лесу даже его наличие в Нагини, с которой у Волдеморта была сильная связь, не спасло бы его душу от путешествия на тот свет в один конец. А обессиленные куски души очень долго будут набираться сил, даже не знаю, сколько смертей им нужно. Да и сомневаюсь, что у них получится возродиться — мы убедились, что нет надёжного способа возродиться без внешней помощи. А откуда ей взяться? Мне до сих пор многое неясно. Откуда, например, зародилась сказанная тобой фраза, что объединение души возможно только после раскаяния? Что, автор трактата находил крестраж, сажал его создателя в темницу и пытками или увещеваниями заставлял того ощущать весь набор чувств человека? И как он отличал раскаяние от искреннего сожаления узника, что не убил в своё время нынешнего тюремщика? Ставил опыты на себе? Представляешь Волдеморта за исследованиями, как уничтожать собственные крестражи и пишущего об этом книгу в процессе? Заметь — речь идёт только об уничтожении крестража, но нигде, кроме как во фразе о раскаянии, и речи не идёт об окончательной смерти его создателя.
— И как же ты их зацепишь, если в момент смерти носителя паразит перебирается на другой источник магии?
— На себе я проверил только один вариант — быстрая смерть. В одиночестве, для уверенности. Получилось. В таком случае паразит хоть ненадолго, но оказывается у меня "в гостях", а я его не упущу. Луна предполагает, что "мой" кусок, оказавшись "между небом и землёй", создаёт нестабильность для всех остальных, и чтобы им отделиться от носителя уже не нужна его настоящая смерть. Может быть хватит клинической. Или она что-то придумает, как использовать кровь единорога, например. Ты только сообщи ей, что Одиссей застрял на полпути к Итаке и ждёт недостающий багаж.
— Стой, так ты действительно сам?!
— Не совсем, просто поторопил события. Неохота было бороться за каждый вздох на глазах у Джинни и детей...
— Паразит этот ещё как-то влияет на жизнь?
— Влияние не больше чем от расстройства при мелкой неудаче. Как бы ни хотелось, но не будем сваливать наши неприятности и неидеальность жизни на бессильные вредить жалкие тени былого злодейства. Принуждение не создаёт чувств, может лишь усилить существующие...
— Не будем... Ты не просишь меня о помощи?
— Пусть ты тоже заинтересованное лицо, но нет. С тебя хватит. Это не твой бой. Луна с Асторией сделают всё возможное.
— А если не удастся собрать их?
— Буду ждать. Сначала тебя... Только ты сама не торопись, пожалуйста. Провожу, куда ты сама выберешь, чую, есть у меня такое право. Потом буду дежурить до появления последнего куска. Тысячу или миллион лет — мне тут без разницы. Мне же предсказано, что необходимо приложить собственные руки, а не чью-то помощь, чтобы его смерть стала окончательной. Лично отправлю куда ему положено. Если надо — сам с ним пойду.
Гарри замолчал и стал смотреть, как ей показалось, куда-то сквозь неё в неведомую даль. Гермиона поняла, что всё. Разговор окончен.
На неё навалилось изнеможение. Они разговаривают больше суток, и разговор подошёл к логическому концу. Только магия позволяла не поддаваться усталости, но организм всё сильнее заявлял, что надо прекращать истязать себя бесполезными воспоминаниями, живой — жить дальше, а мёртвому — возвращаться на самому себе назначенную вахту.
Глава 7. Вместо эпилога
Тело просило отдыха, тяжёлая голова в любой момент была готова прислониться к любой поверхности и отключиться. Только беспокойство растревоженной души мешало Гермионе сказать "Прощай" и заснуть мёртвым сном.
Сквозь заволакивающую сознание пелену переутомления она почувствовала, что Гарри опять смотрит на неё. Под этим взглядом в груди возник мешающий дышать комок, а тело загорелось в лихорадке.
Великие знатоки человеческих душ прочли бы многое в его глазах, но ей чудилось там... Требование? Нет. Просьба? Может быть. Или мольба? Всё же нет. Скорее зов к ней. Но что она может сделать для него?.. Или для себя?
— Ты — всё?
Лёгкий кивок.
— Я? Сама?
Гарри прикрыл веки на секунду и продолжил смотреть ей в глаза.
Годы в волшебном мире уже не висели в душе тяжким грузом, а превращались в обычную память о прошлом, без шлейфа вины, стыда и страданий. Правильно Гарри сказал про совесть узника. Она не ожидала такого накала чувств, казалось бы давно истлевших под пластами другого прошлого, без Гарри. То, что отринула память, выдавило из себя сердце, сгорело в душе и должно было исчезнуть навсегда, не забыли губы, привыкшие за долгие годы в прошлом повторять одно и то же. Теперь они сами, помимо воли, отрицая всё давно решённое и утверждённое самой её сутью, игнорируя убеждения, прошептали:
— Я люблю тебя...
И в полный голос:
— Я люблю тебя, Гарри...
Слёзы дождём — нет, фонтаном — брызнули из глаз. Не в силах совладать с охватившими её то ли проснувшимися, то ли заново рождёнными эмоциями, она, забыв обо всём, бросилась на грудь Гарри, ткнулась лицом в грубую материю и совершенно неожиданно ощутила, как её обнимают крепкие мужские руки.
— Я ещё в Хогвартсе хотел тебе сказать. Ты — великая волшебница, Гермиона.
— Ты! Дышишь! Сердце бьётся, даже пахнешь... Всё остальное тоже работает?.. О-о-о, главное в норме, и ещё в какой! Я хочу! Здесь! Сейчас!
— Торопыга. Успеешь, теперь всё успеешь...
— Как же снять? Накручено... М-м-м... Вот. А-а-ах... Ты там больше стал.
— Или у тебя усохло и мхом заросло от долгого простоя.
— Охальник. Ох... Ещё... Сильнее... Глубже... Ещё... О-ох... А-а-а!!!
И едва очнувшись от восторга наслаждения:
— Но как!!!
— Жизнь, слёзы, любовь. Кто знает...
— Ты знал. Как Дамблдор. Всё, и заранее. Камень отдал...
— Надеялся, но чувствовать за тебя не мог. Даже намекнуть впрямую. Поспособствовать и надеяться. Могло сорваться в любой момент. Я не могу и не имею права захотеть вместо тебя чего-то больше жизни, заменить прямым приказом порыв твоей души, стремление исправить несправедливость.
— Так ты поэтому всё так подробно?
— Не мог же я точно знать, что сработает — нежность, грубость, жалость, понимание. Или возбуждение от грубой пошлости. Но точно не ложь и не утаивание. И сработает ли вообще. Никому ещё не удавалось, даже создателю камня.
— Он пытался магией возвыситься над смертью.
— А если дарить жизнь может только женщина? Особая женщина...
— Ты сделал ставку на мою любовь...
— Не старую...
— К тебе, настоящему, которого я не знала. Ты так возмутился насчёт шлюхи...
— Не знаю, верно ли передали ЕГО мысль в словах "просите, и дано вам будет", но фраза "сами придут и сами дадут" точно сказана врагом рода человеческого. У тебя оставался долг перед собой. Только ты сама могла его закрыть. Без сторонней помощи — просьбами или намёками...
— Я только что поняла — моя жизнь была...
— Не надо, — её же пальчиками прикрыл он ей рот.
— Что теперь делать будем?
— Что пожелает моя дорогая леди. Если интересно, твоего паразита я поймал и отправил туда — какой-то частью я остаюсь там, на Кинг-Кроссе. Всё не как у людей, даже воскресаю криво.
— С этими проблемами мы разберёмся. Я имела в виду — с миром.
— Проснулась "сила юности"? Что делать? Давай пока не будем загадывать. Мне кажется, дела нас сами найдут... А пока я чую кое-кто решил нарушить исключительные права Луны на способ спать со мной?
— Ты против?
— С какой стати?..
Мужской шёпот в ухо будит её окончательно:
— Подумать только, всего пара сногсшибательных перепихонов — всё доказательство любви, что сильнее смерти.
— Есть ещё их результат.
— Это не результат минут десять как просочился в дверь и у стеночки уши греет?
— Эми? Ты? Что-то случилось?
— Мама Май? Мы беспокоились. У тебя уже два дня телефон отключен.
— Забыла, совсем-совсем забыла.
— А кто?..
— Познакомься, это... Гарри Поттер, твой отец. У этого засранца наконец нашлось время посетить нас.
— Но... Но ведь...
— Магия, дочка. Великая магия. Любовь.
— Папа Гарри?.. А... А где твои очки?
— Здравствуй, дочка. В первую нашу встречу твоя мама их починила, а тут взяла и сломала. Страшный она человек, твоя мама. Да, мама?
— Эми, не обращай внимания, мы тут праздновали встречу и немного увлеклись, — Гермиона попыталась одновременно остаться под покрывалом и дотянуться до палочки, но от лёгкого толчка Гарри свалилась на пол и тут же попробовала прикрыть наготу первым попавшимся, но оказавшимся слишком маленьким предметом одежды — трусиками. В досаде бросив бельё на пол, она повернула к Гарри. Тот самодовольно ухмыльнулся, показал ей язык и сказал:
— Дочь, а я твоей маме уже говорил, что она — бесстыдница.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
