Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Ей показалось, что глаза призрака повлажнели. Гарри не дал ей всмотреться, переведя взгляд на лежащие на коленях переплетённые пальцы рук. Через считанные мгновенья он успокоился и спросил:
— Другие?
— Да. Я стала искать. Съездила к Виктору, знакомилась с другими мужчинами, почти все за границей. Под надуманным предлогом долгих поездок для налаживания отношений с родителями. Рону хватило одного короткого визита, чтобы больше не соваться к ним.
— Взаимная неприязнь?
— Если бы только. Там много чего. Не обольщайся. Ты в их рейтинге находился ещё ниже, невзирая на все мои усилия. Пусть они соглашались, что потенциально ты превосходишь Рона, но дела... Заочно они отдавали должное Рону, что он отправился в поход ради моей любви. Для них он просто вспыльчивый дурак, а ты — мyдaк с заветным желанием самоубиться и угробить нас с Роном, не желавший спасаться сам, но заставивший друзей спасать ему задницу. По их мнению одерживать победу над Волдемортом ты тогда не собирался.
— Справедливо, кстати. Я вёл себя как Хагрид, который не видел ничего зазорного во втягивании друзей в смертельные опасные подставы, как любит говорить Дадли. Подвиг, да? Представь ситуацию, что мы смогли сделать свои дела тайно, и появления Волдеморта у Хогвартса не произошло. Все известные нам крестражи уничтожены, задание Дамблдора выполнено на все сто. По идее, дальше уже не моё дело, на прямую драку с Волди я не подписывался. Просто удивительно, что нам ни разу не пришлось делать действительно трудный и свободный выбор...
— Не надо так, не пачкай себя, Гарри. Нас втянул Дамблдор, воспользовавшись дружбой с тобой. Для меня тоже, испытать чувства Рона было не менее важно, чем спасение магического мира от Волдеморта. В тебя я верила и верю до сих пор. Ты же смог... А в личной жизни выбор свёлся к двум вариантам: сбежать или остаться с Роном, утонуть в рутине, не думать, никуда не стремиться. Жить работой, детьми, а Рона сломать и забить ниже плинтуса. Но унижая другого, ещё больше унижаешь себя. Я пыталась, и это жутко выматывало. Вряд ли у меня сейчас остались бы силы надолго пережить тебя... — голос становился всё тише, пока не пропал.
— Фасад у тебя всё время был на всё тридцать два при любом вопросе. От вас веяло отторжением, нежеланием, чтобы я хоть во что-то между вами вмешивался.
— Вот такая я скрытная себе на горе. Наверное, так привыкла, что ты в конце концов очухиваешься от ступора, придумываешь что-то, спасаешь или пытаешься. Если не отшучиваться, а серьёзно, что тебе мешало самому, если бы ты вдруг узнал о моём несчастливом положении.
— Волшебный мир — пофиг. В работе тот момент был наилучшим для ухода — закончили чистку, и был способный народ, надо было мне дать им тогда дорогу — без Дафны не сообразил. Джинни нашла бы мне замену. Не смотри удивлённо, а то я не знал, какие у квиддичистов нравы. Не вмешивался потому, что у Джинни не зарывалась, не доводила до публичности. Остаётся...
— Рон.
— Да. Побег в одиночку со свадьбы — это скандал, но бывает. А если два его лучших друга, те, кому он в серьёзных вопросах доверял больше, чем самому себе, забрали бы у него всё, ради чего и кого он жил?
— Лаванда.
— Она — не панацея. Ты со мной — для Рона многократное предательство. Любви его, Джинни и остальной семьи, дружбы твоей и моей. Практически крах мира, где незачем жить. Я серьёзно, у него нет иммунитета, как у нас. Даже не знаю, как и зачем бы мне жить дальше, окажись я на его месте. Он не виноват в твоей ошибке и нежелании брать счастье в собственные руки в прошлом. Ты фактически довела его до помешательства, женитьба на тебе стала идеей фикс. Расстаться можно, но уничтожать ему жизнь из чисто эгоистической причины я бы... Даже не знаю, что сказать... После твоего бегства он старался не показывать вида, но руку жал дольше и крепче. Наверняка это он заставил Молли добавить мою стрелку к общим часам Уизли ещё до свадьбы с Джинни. И ещё долгое время, заходя в Нору, я ловил его взгляд на циферблат.
— Ты всегда лучше меня ощущал, что правильно, а что нет. Я сразу отбросила мысль рассказать тебе о беременности и предложить бежать вместе. Рона было жалко, но...
— Но есть магия. Совсем немного, и он сам нас благословил бы в полной уверенности, что делает всё по своей воле.
— Нет! Ни под каким видом!..
— Я бы поверил — ошиблась, не поняла собственных чувств — через год, максимум два после победы. Но после пяти лет фактически семейной жизни?
— А если бы выяснилось, что меня опаивали зельями или магически принудили?
— Я бы не поверил в участие Рона. Ему можно многое поставить в вину — хам, эгоист, прилипала, не образец доброты или сообразительности. Но не чмо, не гниль. Я даже уверен, что если бы ему предложили обеспечить твоё влечение к нему не по доброй воле, он бы набил предлагавшему морду. Он же гриффиндорец, любит заработанную хоть в какой-то степени славу. Приукрасить своё участие или примазаться — да, обмануть или украсть — нет.
— Ты же сам сказал, что по его мнению мир ему должен.
— Что совершенно не означает, что он будет воровать или забирать силой положенное ему. Навязываться, намекать — да. Но сам взять чужое и сделать вид, что так и было? Помнишь, как он обиделся, что я простил ему отданные за омниокуляр лепреконовские золотые?
— Он жульничал.
— Да, но в ненужных ему самому делах, в учёбе или домашних обязанностях, которыми его заставляли заниматься другие. Рон самый упёртый из нас троих, и многие запреты для него так и остались навсегда. Он смог принять их нарушения другими ради дела, как моё использование непростительных, но сам — ни-ни. Если бы я всерьёз после победы решил отобрать тебя у Рона — значит я прогнил насквозь и предал даже память о том мальчишке, который приехал в Хогвартс и без страха и упрёка был готов бороться и за общее благо, и за жизни других... Какие бы причины твоей смены Рона на меня ни приводились, многие всё равно подумали бы, что мы трахались все эти годы, таили зло за предоброе и наконец отомстили, а опаивание зельями придумано как предлог... А ты разве не проверялась?
— Ещё как! Ведь явно же было — не люблю, а волнует и тянет к нему. Не нашлось на мне и во мне ничего, ни морочащих заговоров, ни заклинаний, ни следов амортенции. Разве что были когда-то слабенькие зелья, но от них давно не осталось никаких следов и никакого влияния задолго до момента проверки. В правоохранение во многом поэтому перешла.
— Архивы?
— Да. Искала экзотику, незаметные воздействия. Ничего. Кроме империо.
— Принуждение не создаёт любовь, как и амортенция. Зато со стороны видна неестественность поведения и, самое главное, чувств. Ты же вела себя естественно, как знакомая мне Гермиона Грейнджер. Только увлечённая Роном Уизли.
— А если у меня был приказ "добиться Рона"?
— Добивалась бы привычными методами, как училась. Страшно и беспощадно, без намёков и сомнений. И главное — бесчувственно, неискренне.
— Так как насчёт моего заявления тогда о принуждении зельями и каким-нибудь магическим долгом?
— Долг зависит от отношения. Его можно тупо не признавать, как Снейп или Малфой. А что, были намёки от Рона?
— Попробовал бы: Империо, и он бы сам себе яйца сектусемпрой, чтобы не пришить обратно, отрезал.
— Сурово и с преувеличениями, но Рон, зная тебя, наверняка всё это понимал...
— А про зелья?
— Сказал бы: "Ну и что?" Ты раньше не восставала против того, что Молли ими Артура кормила. И против наводнивших самопальными составами Хогвартс близнецов. Не непростительное же, простое возбуждающее, аналог маггловской виагры, если не просрочено. Волю и здравый смысл не отключает, бросаться взасос и лезть в трусы при всех не заставляет. Никакая искусственная похоть не заставила бы тебя лечь в постель с каким-нибудь Гойлом. Но даже если и заставила разочек, то потом-то ты всё проанализировала бы и поняла. Если не возмущалась и не уходила — значит нравилось. Какой смысл спасать принцессу от разбойника, если она даже не намекает мне, что считает жизнь с ним пленом и трагедией? Тебе никто не мешал бросить Рона. В конце концов — это твоя жизнь. Я не отрицаю, что любовное зелье нам с тобой давали, иначе в чистой амортенции Слизнорта мы бы третьего запаха не унюхали. Но немного. А кто, когда и на кого — не имею представления. Может, в качестве шутки. Просто посмотреть на нашу реакцию. Или даже друг на друга, но волевыми усилиями мы их проигнорировали.
— Понятно. Всё по тому принципу, с которым я безуспешно боролась в Министерстве. Убили тебя, ограбили, опоили зельями без применения запретной магии — значит плохой или слабый волшебник, раз защититься не смог.
— Всеобщее убеждение о ненаказазуемости светлой магии декретом Министерства не отменить. А защита проста — за тобой должна быть сила, которой опасались бы.
— Если ты один, ты — никто. В лучшем случае ценная добыча. Как я для Рона.
— Вообще-то странно вести с тобой разговор в таком ключе, в волшебном мире на нас постоянно давит магия всяческих отвлекающих чар. Те же конфундусы на множестве мест и предметов. Нашу детскую любознательность загнали в рамки, мы вроде бы помнили, но не могли использовать даже уже известные нам вещи в жизни. Заканчивался учебный год, и все его уроки и прочие достижения оказывались для нас прошлым, причём совершенно никому неинтересным. Зачем маяться дурью с поиском места для занятий на пятом курсе, когда нам известны минимум два таких — тайная комната и подвал, где хранили философский камень. Рассказывая чадам наши приключения, я вдруг с удивлением убедился, какими чудовищно, просто катастрофически нелюбопытными и зажатыми детьми были мы. Абсолютно уверен, что меня и тебя обливиэйтили и морочили направо и налево.
— Не поняла.
— Та ситуация с фиделиусом и Яксли — ты явно была не в своём уме. В закусочной на Комптон-Роуд ты продемонстрировала сразу два случая выдающегося беспамятства — забыла про неудачливого собственного убийцу Долохова и утверждала, что никогда не использовала чары памяти, про наложение которых на родителей распиналась за пару дней до этого. Но впоследствии откуда-то отлично знала, какие флаконы нужны для сгустков памяти. И ещё, не помнившая про другие, кроме яда василиска, способы уничтожения крестражей, когда диадема сгорела от адского огня, между делом, как о мелочи, сказала — так тоже можно. Спасибо большое, мозг и память команды, за наше счастливое и нафиг ненужное путешествие.
— Жаль, я сама не понимала, что отправила память с мозгами в отпуск.
— Я вообще тащусь от автора того талмуда, кто ему, интересно, поставлял крестражи для попыток их уничтожить? Не на своих же он экспериментировал... А помнишь ещё, ты мне Нотта представляла в середине пятого курса?
— Я дура, искренне считавшая тебя выдающимся дебилом, не запомнившим тридцать однокурсников-негриффиндорцев.
— А с каким азартом ты представляла мне того, кого я должен был знать хотя бы в лицо как облупленного не хуже тебя. Либо я не должен был никого помнить, как знакомых людей, и спокойно игнорировать или конфликтовать.
— Стиль скорее Снейпа, чем Дамблдора.
— Мне часто мерещиться гигантский конфундус над всем миром, и есть места или пользователи с правом менять настройки.
— Да. только он давно известен и называется человеческой глупостью. Возвращаясь ко мне, овце... Свадьба всё ближе и ближе, ты всё дальше и дальше. Не выдержала. Схватила объедок с чужого стола и убралась подальше.
— Ты о чём?
— Прости, привычка. Забыла, что теперь тебе можно говорить всё. Эмили — моя дочь.
— Да... Хорош объедок. Ты ТАК её упомянула, что я понял — с ней всё непросто. Но у неё день рождения на полтора месяца позже.
— Магия, чары стазиса на плод. Не хотелось, чтобы узнали ты или Рон. Ведь ты не вытерпел бы и приехал уговаривать.
— А твоя сестра?
— Сестру зовут Роза, она обычный человек и главная причина, точнее, знак судьбы, почему я решила окончательно выбросить из головы весь британский магомир. И тебя...
— Просветишь?
— Без бегства я бы не оказалась около мамы во время её родов и не спасла бы Розу. Она была шустрой ещё в утробе и буквально перед схватками успела обмотать пуповину себе одновременно вокруг шеи и ноги. При родах она бы затянулась и задушила её. Я не зря перед бегством изучала колдомедицину. И почти сразу у меня роды начались. Уговорила родителей и исправила документы. Эми очень похожа на меня, поэтому проблем выдать её за мою сестру не было. Они с моей настоящей сестрой даже именами обменялись, сначала я свою хотела Розой назвать, по традиции семьи твоей матери.
— Она знает, кто её отец и мать?
— Да, обе знают. Но папа справился с ролью отца, и потребности в тебе у неё нет. Она моя, раз нельзя ей быть нашей с тобой общей.
— Понятно. Как вы, женщины, любите усложнять. Страсти, как в мыльной опере. Даже завидую слегка.
— Было бы, чему завидовать...
— Погоди, — лицо Гарри застыло, как будто он прислушивается к голосу внутри себя. Через минуту он отмер и широко улыбнулся. — Эмили — моя. Вот и не верь в предсказания...
— Четверо... У меня тоже бывают сны после рождения Эмили. Обычные сны о том, как мы с тобой просто живём и старимся вместе. Такие спокойные, умиротворяющие, счастливые. Не помню обстоятельств, обстановки, разговоров, всё каждый раз разное. Только одно повторяется раз за разом — у нас четверо детей. Первая всегда девочка...
— Я хотел ещё одного с Джинни, но не получилось...
— Ну что, мы закончили с моей любовью к тебе и Рону? Повторюсь, я не понимаю, как Рон вообще проник в мою жизнь в качестве кандидатуры любовника, уж не говорю спутника жизни? С ним так мало общего, всё, что ценно одному в лучшем случае безразлично другому.
— А со мной по-другому?
— С тобой — изумительно легко. С какой стати мне в голову пришла идея, что ты недоступен, и мне обязательно нужно как можно скорее найти тебе замену и как можно быстрее заняться сексом? Почему моё тело не воспротивилось ей? Я до шестого курса среди окружающих не видела ни одной достойной кандидатуры, кроме тебя, и была полна решимости, если не получится с тобой, отложить личную жизнь и заняться карьерой. Откуда спешка? У тебя есть ответ?
— Есть... Магия.
— Отбросим хитроработающие и неопределяемые зелья, привороты на крови — я даже намёков не нашла. А империо ты сам отверг. Что остаётся? Неужели что-то типа табу на имя Волдеморта, только отвращающее магглорожденных от всех, кроме чистокровных?
— Фэнтези перечитала? Нет. Всё проще. Наша собственная внутренняя магия. Я тогда упомянул только о влиянии на развитие тела и длительность жизни. Ты не думала о других возможностях?
— Нет. Просто голова отказывалась считать это абстрактной теорией или загадкой. Все мысли тут же на тебя сворачивали, и я отбросила их, чтобы не было так...
— Кстати, в тему, насчёт любовных зелий. Молли их варила, со временем всё больше и больше.
— Что, правда? Кому чаще наливали, тебе или мне?
— Не угадала, пили свои — сначала Джордж, потом Рон и Джинни. Добровольно.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |