Хитник

— Мишель — это который Нострадамус? — вяло поинтересовался Глеб, потирая виски: конопляная эйфория исчезла, едва Нифонт убрал руки от его головы; взамен пришла неприятная усталость и заныло в желудке. Как сказал бы сведущий гном Федул: "малый отходняк накатил".

— Он самый, — кивнул ангел. — Творческий псевдоним, так сказать... Ну-с, вернёмся к нашим баранам, то есть к Хитнику и его утерянной голове. Знаете ли вы, господа уважаемые, какую — хе-хе, извините за каламбур! — головную боль устроил наш мастер-хак магу Савелию и "Творцам идей"? Нет, не знаете? — Федул и Глеб переглянулись, недоумённо пожали плечами; Хитник с досадой крякнул.

— Где-то около года тому назад пошли слухи, что между Савелием и "Творцами идей" не то что чёрная кошка пробежала — чёрная горгулья пролетела! В чём дело, почему и отчего оно случилось, никто понятия не имел. Правда, поговаривали, что конфликт произошёл из-за некого колдовского артефакта таинственного происхождения... Что, мол, обе стороны крайне заинтересованы в обладании тем артефактом и поэтому между многочисленными сподвижниками-учениками Савелия и "Творцами идей" всё время идут стычки и разборки. А сам артефакт чуть ли не ежедневно переходит из рук в руки... что-то вроде переходящего спортивного приза, несомненно, — ангел кашлянул, достал из нагрудного кармана очередную папиросу, осмотрел её, вздохнул и с сожалением сунул назад. — Уж не ведаю, сколько в тех разборках полегло учеников Савелия и самих "творцов", но уверен — немало. Потому как в газетах о том не сообщалось, умалчивалось, но что мне те газеты! У меня свои источники достоверной информации имеются. Надёжные, проверенные.

— Прям-таки Чикаго тридцатых годов, — поддакнул Глеб. — Сухой закон и раздел зон влияния... Мафия, одно слово.

— Вроде того, — охотно согласился Нифонт, мечтательно щурясь, — эх и весёлое было времечко! Уж я-то знаю, о чём говорю, сам в тех событиях, хе-хе, участвовал... Сторонним наблюдателем, разумеется, — спохватился ангел, — не более, — Глеб и Федул понимающе переглянулись.

— Короче, — ушёл от щекотливой темы ангел, — борьба за артефакт приняла такой размах, что едва не привела к небольшой войне в пределах магической части города... ну, ты, Федул, должен помнить, как несколько месяцев тому назад имперский Наместник объявил о введении чрезвычайного положения — с запретом появления на улицах с шести вечера до восьми утра. Под страхом немедленного ареста и бессрочного заархивирования.

— Должен, — кивнул гном. — Но не помню. Я, видишь ли, тогда в загу... ээ... срочной работой был занят, далеко отсюда, — Федул не глядя махнул рукой в сторону картонных ящиков. — Где-то в тех краях трудился, ага. У кого-то.

— А у вас что, взаправду империя? — удивился Глеб. — Надо же! Вот так живёшь себе в развитом демократическом государстве, ни о чём эдаком и не подозреваешь, а у тебя рядом, можно сказать под боком, настоящая империя приютилась... — гном и ангел, на миг остолбенев от услышанного, в один голос расхохотались.

— Ну ты, брателло, даёшь, — утирая кулаком выступившие от смеха слёзы, просипел гном. — Артист, типичный артист! Комик, гы-гы... Юморист-самоучка, эть как отчебучил!

— А чего я такого сказал? — озаботился Глеб; ангел успокаивающе похлопал парня по плечу рукой, сказал добродушно:

— Ничего-ничего, бывает! Эх, молодость да глупость, прекрасная пора... Ещё неизвестно, кто у кого под боком, хе-хе, ютится! Спасибо, повеселил. Молодец.

— Дальше, дальше-то что? — изнывая от нетерпения, воскликнул Хитник. Нифонт, словно услышав его вопрос, продолжил рассказ:

— Дальше было ещё любопытнее: чрезвычайное положение отменили через два дня, а Савелий и "Творцы идей", по слухам, неожиданно заключили перемирие.

— Это почему же? — заинтересовался Федул, между делом доставая из кармана пистолетный кастет, полюбоваться: очень уж ему та боевая игрушка понравилась. — Решили вместе артефактом попользоваться? Что ж, хороший вариант... Всё ж лучше, чем кровушку друг дружке пускать! Мир, пиво, накрытая поляна и всякое разное, соответственное, — он любовно погладил водочный пистолет, надел его на руку. — Я, как и любой другой эльф, категорически поддерживаю такое решение! Потому что мы, дети вечнозелёных лесов, по определению добрый и неукротимо приветливый народ, славящийся яростным миролюбием... Да мы за мирные отношения вообще кому хочешь глотку перегрызём, в землю вобьем, кишки наружу выпустим! — Федул, в порыве миролюбивой ярости, направил коротенький ствол в сторону прилавочных стеллажей и со всей дури щёлкнул курком. За стеллажами, по ту сторону кирпичной стены, что-то грузно упало; нетрезвый мужской голос с чувством затянул: "На речке, на речке, на том бережочке, мыла Марусенька белые ножки..." — песня оборвалась, стало тихо. Гном, выпучив глаза, в немом изумлении уставился на стену.

— Вот даёт! — восхитился мастер-хак, — за что и люблю друга Федула — за его простоту и непосредственность. Ей-ей, славный малый! Кретин редкостный.

— Эта... чего оно было-то? — только и выдавил из себя гном; Глеб невольно хихикнул и тут же принял строгий вид. Будто и не слышал ничего.

— Спрячь свою колдовскую цацку, пока я тебе голову не оторвал, миролюбивый ты наш, — неласковым голосом посоветовал Нифонт, — будешь тогда как Хитник! Не посмотрю на наши приятельские отношения и оторву, — судя по бешеному взгляду, ангел ничуть не шутил.

— А... э... — гном поспешно убрал кастет в карман.

— Если ты, не приведи случай, грохнул моего клиента, — с нажимом сказал Нифонт, — то стоимость непроданного товара и неустойку по сорванной сделке я с тебя возьму. Год без штанов ходить будешь! Понял?

— Ну, дык, — расстроился гном. Ангел скользнул в малозаметную дверь между стеллажами, секунд десять его не было, после Нифонт вернулся назад, чем-то явно озадаченный и удивлённый.

— Что клиент? — робко полюбопытствовал гном.

— Спит, — коротко ответил ангел. — И коньяком от него за милю несёт... Клиент, между прочим, денежный, солидный, из западной воровской гильдии. Приехал очень и очень инкогнито, кой чего для своего ремесла прикупить, по списку... я даже направление флюгера не стал изменять, чтоб не привлекать внимания. На основном складе человека оставил, пусть выбирает не торопясь, сам решает, что ему конкретно нужно! А ты взял да и уложил важного покупателя, дурья твоя башка... Больше так не делай, нехорошо получилось.

— Не буду, — клятвенно пообещал гном. — У тебя в доме — никогда!

— Главное, живой остался, — успокоился Нифонт. — Пивом, как проснётся, похмелю, а произошедшее спишу на внезапную магнитную бурю. Ладно, проехали... Итак, на чём я остановился?

— На перемирии, — кротко подсказал Глеб.

— Ах да, — вспомнил ангел. — Верно. Заключили перемирие и, похоже, неспроста... Как я соображаю, потеряли они свой артефакт, довоевались. Принялись разыскивать пропажу совместными усилиями, а для начала всё "дно", весь криминальный мир перетряхнули: мой дом, например, за пару месяцев раз пятьдесят обыскивали, я уже устал товар на место укладывать. И, главное, никто ни слова — что именно ищут, зачем... Сказали б, так я, может, им с радостью помог, лишь бы отстали: осточертели мне те ежедневные обыски дальше некуда, всю работу перегадили... А особенно надоело то, что после каждого обыска мне в глаза мозгостирателем сверкали! Память, гады, меморили. Ха, как будто ангелы могут что-нибудь забыть — дилетанты, право... У меня от тех вспышек лишь конъюнктивит и насморк начался, весь в слезах да соплях ходил... Вот же уроды, — Нифонт, нервничая, достал папиросу и закурил.

— Про артефакт мне всё понятно, — угрюмо сказал Хитник. — Это они из-за моей головы передрались. Да что ж я такое важное спёр-то вместе с психоматрицей Савелия? Такое, из-за чего могущественные колдуны между собой реальную войну устроили, лишь бы мою сущность в конце концов заполучить, а?! — вопрос был риторический и ответа не требовал. Пока что не требовал.

— Но это ещё не всё, — выдержав драматическую паузу и пару раз основательно затянувшись дымом, наконец молвил ангел. — Ты, Хитник, не поверишь, но позавчера я держал твою голову в руках.

— Как?!! — в один голос воскликнули Хитник, Глеб и Федул.

— Вот так, — нервно посмеиваясь, ответил Нифонт. — Я же не знал, что голова — твоя. И что она и есть тот самый артефакт, из-за которого весь сыр-бор разгорелся... Мне её знакомый упырь-домушник приволок. Говорит, забрался по наводке в одну богатую квартиру в обычниковой части города, кровушкой и золотишком разжиться, а там настоящая бойня оказалась. Засохшая кровь на стенах и потолке, разваленная мебель, битые люстры, полусгнившие трупы там и сям, а на столе, посреди большой комнаты — блестящая магозащитным полем голова. На золотом блюде. Вот он, насмерть перепугавшись, то блюдо вместе с головой и спёр: абы чью башку на золото не положат! Впрочем, голову я покупать отказался, зачем она мне? А блюдо взял, понятное дело... Тогда упырь мне ту голову просто так отдал, до кучи. Чтоб не таскаться с ней.

— Где она, моя голова? — завопил Хитник, у Глеба даже в ушах зачесалось от того вопля. — Глеб, чего молчишь?!

— Тут гражданин Хитник интересуется, где его голова, — сказал Глеб, мизинцем прочищая левое ухо, — беспокоится, кричит. Очень видеть хочет.

— А головы того... нету, — виновато развёл руками ангел. — Купили голову-то. Через час и купили. Я её на стеллаж поставил, — Нифонт ткнул пальцем назад, через плечо, — думал после выяснить, чья башка и зачем сохранным заклятьем обработана. Не признал я в ней, Хитник, твою оригинальную личность! Очень уж лицо на тебя, живого, не похоже: рожа какая-то перекошенная, злая... да и вообще — не особо я к морде приглядывался. Не до того было. Тем более, что о твоей нынешней безголовости я понятия не имел. — Хитник разочарованно застонал.

— Опаньки, — философски изрёк Федул, — а счастье было так близко! И кому ж ты голову продал? — ангел не ответил, задумчиво разглядывая дымящуюся в руке папиросу.

— Товарищ Хитник тоже очень-очень интересуется, кому вы продали голову, — подал голос Глеб, прочищая мизинцем уже другое ухо, — криком исходит, аж в мозгах свербит! Волнуется.

— Гм, — сказал Нифонт, отрываясь от разглядывания папиросы, — гм. Тут, понимаете, такое дело... Особое, нда-а.

— Не тяни василиска за хвост, — взмолился гном, — режь правду-матку и вся недолга! А если беспокоишься о тайне сделки и боишься сдать клиента, то можешь не волноваться — мы тебя не выдадим, зуб даю! Челюсть!

— Да я не о клиенте беспокоюсь, — тяжело вздохнул ангел, — а за вас. Ведь попрётесь за головой, не удержитесь...

— Попрёмся, — самоуверенно заверил Нифонта гном, — можешь не сомневаться! Раз мы решили Хитника укомплектовать, значит, так тому и быть. И плевать, у кого сейчас находится хитниковская башка — хоть у какого архимага, хоть у Наместника! Да хоть у самого Императора! Мы все, как один, невзирая на трудности и сплотившись в едином порыве, сметая любые преграды... Таких люлей гадскому покупателю навешаем, мало не покажется! Ограбим и вся недолга. Или незаметно украдём.

— Голову купил начальник Музейной Тюрьмы, — скучным голосом сообщил ангел и затянулся дымом, с любопытством поглядывая на Федула.

— Да? — враз увял гном, — правда? — Нифонт кивнул, подтверждая; Хитник длинно выругался, уж загнул так загнул! Подумал и ещё раз загнул. И ещё раз. И ещё. Глеб раньше и слыхом не слыхивал подобных высказываний.

— Ээ... — уныло протянул Федул, отводя от ангела взгляд и стараясь не смотреть на Глеба. — Слушай, брателло Хитник, а ну его нафиг, а? Поживёшь некоторое время в черепушке у Глеба, парень он хороший и возражать, надеюсь, не станет. А там, глядишь, какого-нибудь донора найдём, заселим тебя в новое тело и будешь жить не тужить... Да хоть бы и в обезьянье, подумаешь! Главное, чтобы сам себе хозяином был. Или хозяйкой, — ответ Хитника Глеб пересказывать не стал, и без того на душе тошно было.

— А что такое Музейная Тюрьма? — ни к кому особо не обращаясь спросил парень, просто так поинтересовался, лишь бы отвлечь Хитника и Федула от возникшей — и непонятной Глебу — проблемы. Хитник, буркнув невнятное в адрес "всяких невежественных обычников", огорчённо умолк: похоже, настроения объяснять Глебу что-либо у мастера-хака сейчас не было.

Федул вопрос Глеба проигнорировал.

— Меня, Нифонт, вот чего интересует, — почесав в бороде, задумчиво сказал гном, — а нафига начальнику Музейной Тюрьмы хитниковская голова? Ты не в курсе?

— Кто ж его знает, — Нифонт раскурил угасшую было папиросу, крепко затянулся дымом и, бросив тлеющий окурок на пол, растёр его сандалией. — Я не интересовался. Может, в какую очередную историческую экспозицию вставить... например, сделать башкой Нерона, взирающего на подожжённый им Рим и читающего стихи о горящей Трое. Почему бы и нет? Выражение лица у зачарованной головы было очень-очень подходящее, — ангел вдруг захихикал, вытирая глаза пальцем. — Или расколдовать и сварить, — слегка заплетающимся языком добавил Нифонт. — Наваристые бульоны из хитниковских голов, думаю, чрезвычайно вкусны и питательны!

— Развезло-таки нашего ангела, — с досадой произнёс Хитник, — понёс словесную пургу! Ничего мы больше от него толкового не добьёмся. Уходить надо...

— Что до твоего вопроса, любознательный ты наш, — ангел неловко, едва не промахнувшись, присел на край прилавка и повернулся к Глебу, — то знай, что Музейная Тюрьма — это место, где законсервированы нежелательные исторические события. Те, которые могли повести развитие этого мира в... мнэ-э... чересчур опасном направлении. События, изъятые и из всеобщей истории, и, разумеется, из памяти всех смертных: как обычников, так и магиков. Говорят — но это строго между нами! — что если восстановить в нынешней действительности хотя бы малую часть тех архивов, то всенепременно произойдёт нечто ужасно-непредсказуемое — когда человечество вдруг "вспомнит" то, чего было лишено... Вся цивилизация может с катушек слететь! Забавно, не правда ли?

— Не понял, — вскинулся Федул, — ты о чём? Постой-ка, а я слышал о Музейной Тюрьме вовсе другое! Что там хранятся души знаменитых преступников всех времён и народов...

— Вот те раз, — удивлённо пробормотал Хитник, — Глеб, погоди уходить! Кажется, наш друг обкурился до такой степени, что сейчас выдаст нам некую важную тайну. Молчи и не перебивай!

— Ты официальную версию слышал, — небрежно отмахнулся Нифонт, — кто ж тебе будет докладывать о глобальных вмешательствах в икс... историю целого мира. Тем более, что память у всех рядовых жителей сразу же после изъятия события меняется сама по себе... соответственно новому положению дел меняется. Правду знают только избранные! — ангел с силой хлопнул себя по груди ладонью, точно клопа прибил. — Я, например, избранный... я ничего забыть не могу! И те, кто меняет историю, тоже, уверен, помнят.

— А кто? Кто её меняет? — подался вперёд гном.

— Понятия не имею, — равнодушно ответил ангел. — Зато, в отличие от всяких учёных-биографов, историков-летописцев и прочих специалистов по многажды искажённой действительности, помню всё, что было на самом деле! Например, про Атлантиду, — Нифонт принялся рассеянно постукивать костяшками пальцев по прилавку, выбивая несложный ритм и невольно подстраивая под него свой рассказ: