— Я хочу задать лишь один вопрос: зачем? Все еще надеешься, что этот Лардансиан, это бельмо на глазу, сможет придумать способ вернуть Райану?
— К глубокому сожалению, Вир, с этой иллюзией я распрощался довольно давно.
Эльф тяжело вздохнул и откинулся в кресле. Вся его поза говорила об утомлении и неподъемном бремени ответственности. Редко кому предоставлялась возможность увидеть Виренеруаниэля таким — отказавшимся от маски уверенного вершителя судеб.
— Мы даже не знаем жива ли она.
— Знаем. Раз я не мертв, значит и с Раей все в порядке. Скажи, тебе ведь так и не удалось забыть ее?
Горечь, наполнившую голос аглара, мог понять только мужчина, со всей возможной страстью и верностью любивший сестру герцога. Сейчас он сидел напротив Астарта и старался раскрыть причину, по которой тот был готов предать друга, разделившего с ним одну боль.
— Райану невозможно забыть, даже если захотеть. Да и не хочу я забывать! — венценосный эльф на мгновение потерял самообладание. — Не могу позволить этим воспоминаниям просто исчезнуть...
— Я хотел услышать это от тебя. Ведь годы проходят, и порой начинает казаться, будто ее никогда и не было.
— Понимаю. Больше, чем кто-либо другой. Тем не менее, ты так и не ответил на вопрос. У меня отобрали все: сначала жена погибла в бессмысленной человеческой войне, затем исчезла Райана. Последнее, что осталось — моего единственного сына — уничтожил чрезмерно увлеченный опытами некромант. Даже душу бедного мальчика не пожалел! И ты просишь так просто подарить ему свободу?!
— Жизни Лардана лишили и без твоего вмешательства, — жестко заметил герцог. — Уж поверь, настолько болезненным для некроманта способом, какой только можно измыслить. Сейчас его существование представляет собой весьма жалкую картину. Оно страшнее небытия, больнее самой изощренной пытки.
Астарт говорил так, словно ему самому пришлось однажды почувствовать нечеловеческие терзания бессмысленного существования.
— Этого недостаточно. Я хочу уничтожить его, не оставить ни следа даже в человеческих воспоминаниях.
— Прости, но сейчас он необходим. Не мне — магессе, которую наверняка уже ведет Заралениэль. Эта прелюбопытная девочка под моим покровительством, и несправедливо было бы отказать ей в столь изящно высказанной просьбе.
— Хочешь сказать, что заставляешь друга отказаться от кровной мести ради прихоти какой-то человеческой девчонки?!
— Не спеши с выводами, Вир. По словам Шартры, Ирида — это решение, которое мы искали так долго. Не до конца понятно каким образом, но она поможет вернуть Райану. Есть, конечно, одно подозрение... впрочем, неподтвержденное конкретными фактами.
Виренеруаниэль задумался, и Аглар не стал его торопить. Владыка принадлежал к тому типу людей, которые не обращают внимание на велеречивые увещевания, руководствуясь исключительно своими соображениями. Наконец, спустя долгие минуты молчания, он тяжело произнес:
— Раз так — я уступлю. Только имей в виду, что не имеешь права ошибаться. Не в этот раз.
Герцог ничего не ответил. Эльф и сам прочитал в его взгляде все, что хотел знать. Бесплодные поиски истощили их обоих, и эта истинно отчаянная попытка была обязана стать последней.
— Утешает лишь одно. Тебе еще придется натерпеться с этой бестией. Отличные бойцы после четверти часа, проведенного рядом с ней, едва не заикались по возвращении в город.
— И что же она сделала? — с любопытством спросил откровенно посмеивающийся аглар.
— Прочитала стихи.
Мужчины расхохотались, будто забыв о напряжении, повисшем в воздухе. Едва они успели отдышаться и надеть маску сосредоточенной серьезности, как в кабинет вошел Заралениэль.
* * *
Существует ли в этом мире хоть что-то незыблемое? Разве что вечная тишина мирозданья. Её не способно нарушить ничто: ни гибель маленького мира, ни случайный скиталец, волею судьбы попавший на границу миров, ни сами Боги.
Безмятежное спокойствие не бывает долгим, и то, что казалось ничего не значащим сном, вновь дало о себе знать. Так всегда и бывает. Мы легко забываем о сновидениях, даже не задумываясь об их значении.
Все окружавшее меня являло собой картину столь величественную и непостижимую, что не поддавалось ни описанию, ни человеческому осознанию. Властью Творца родилось нескончаемое множество миров, и даже стоя на их границе, я не могла вместить в своем разуме всю полноту этого сверхмыслимого великолепия.
Одна сияющая искра вдруг мигнула, а затем погасла. До меня донеслась волна боли, отчаяния и страдания. Сердце, или что-то гораздо более значимое, скрывающееся внутри каждого живого существа, едва не разорвало от сострадания.
"Что же произошло?"
"Нечто противное всему сущему, — печально произнес знакомый старческий голос. — Насилие, в любой его форме, часть живого мира и, в то же время, гибельнейшая беда".
Волей-неволей перестаешь чему-либо удивляться, когда вокруг столько всего неподвластного понимаю. Поэтому я лишь спросила:
"Кто вы?"
"Всего-то проклятый вечной жизнью старик, обреченный на вековое молчание. Вместилище моей души ты носишь у себя на поясе".
"Теперь понимаю. Спасибо за помощь в тот раз".
"Эхех, давненько не появлялось культурных людей среди скользящих".
"Среди кого?".
"Узнаешь сама. Со временем. А сейчас тебе необходимо возвращаться. Не должно новичку так долго прохлаждаться на границе. Того и глядишь — дух испустишь".
"Я бы с радостью. Вот только битый час думаю, как это сделать".
"Просто проснись".
Если бы бесплотный дух мог пожать плечами, то именно это он сейчас и сделал бы. Не совсем понимая, что именно от меня хотят, я попыталась открыть глаза. Стоп. Открыть? Разве они и так не...
Темно. Вокруг ни души. Только звук волн, разбивающихся о борт корабля. Я попыталась нащупать выключатель, но вдруг вспомнила, что электричества здесь нет. Оставалось только вслепую пробраться к выходу и найти Лардана, который всегда помогал разбираться в тонкостях местного быта.
Все на корабле уже давно отошли ко сну. Наверняка кто-то нес ночную вахту, но жилая часть судна оставалась пустынной и безмолвной. Отправляться на поиски некроманта показалось бессмысленной затеей — он никогда не спал и любил побродить по ночам, поэтому мог обнаружиться где угодно. А вот Астарт редко покидал кают-компанию, оборудованную под его кабинет.
Нам так и не удалось толком поговорить со дня отплытия из порта Ар'эрэль. Смотря правде в глаза, причиной этому послужила моя боязнь вести беседу с герцогом. Он все прекрасно понимал и явно не хотел тратить время на бесплодные разговоры, а потому решил дождаться первого шага с моей стороны.
Наконец решив, что бегать от неизбежного глупо, я набралась уверенности и направилась в кают-компанию. Из-под двери пробивались лучи света, говорившие о любви герцога к полуночному времяпрепровождению.
Только моя ладонь сжалась в кулак, чтобы осторожным постукиванием дать о себе знать, как раздалось громкое:
— Входи.
Вздрогнув от неожиданности, я приказала себе успокоиться и потянула за ручку двери. По глазам ударил слишком яркий свет.
Обстановка действительно больше всего напоминала кабинет, но явно организованный на скорую руку. Повсюду лежали горы бумаг, различные книги, а за прикрученным к полу столом восседал Астарт. Из общей картины выбивалась лишь початая бутылка явно алкогольного содержания.
Аглар выглядел, прямо скажем, необычно. Скорее даже несобранно или потрепано. Усталость прочно обосновалась в чертах его лица, а глаза покраснели от напряжения. Сейчас он больше походил на живого человека, чем на грозного герцога. Именно это впечатление позволило мне, пускай немного неуверенно, спросить:
— Я не помешаю?
— Разумеется помешаешь, — вздохнул он. — Но на твое счастье, мне давно пора сделать перерыв.
Астарт ждал каких-то действий с моей стороны, но, заметив полное отсутствие инициативы, устало произнес:
— Подойди, никто не собирается тебя пытать.
Я покраснела от смущения и почувствовала себя провинившейся школьницей перед директором. Лучше бы он оставался в своем обычном образе — общаться с неким абстрактным лицом всегда проще, чем с человеком, какой он есть.
— Я даже не знаю с чего начать. С благодарностей, извинений или целой кучи вопросов.
— Попробуй начать с вопросов. Благодарности и извинения меня мало интересуют. В них, как правило, нет ни искренности, ни смысла.
— Позволю себе заметить, что вы не правы! — негодование, как водится, придало мне сил. — Разве можно не испытывать благодарность, когда вы столько сделали для нас?!
— Я всего лишь отстоял интересы своей собственности — не более. Кроме того, отнюдь не бескорыстно. Помнится, ты заявляла что-то о содействии.
От смущения и страха не осталось ни следа. Негодование сменил гнев затронутой гордости. В запале я с грохотом оперлась обеими руками о стол, разворошив кипу бумаг, и яростно произнесла:
— Нельзя расценивать человека как собственность! Существо, способное мыслить и отдавать отчет своим действиям — не вещь, которой можно запросто распорядиться. Я очень вам обязана и, безусловно, благодарна, но не позволю относиться к себе с пренебрежением!
Аглар некоторое время молчал, а затем встал из-за стола. Его непосредственная близость заставила меня растерять весь боевой пыл и попятиться.
— Мало кто решается говорить со мной в подобном тоне. В награду за смелость, я не стану предпринимать каких-либо действий по этому поводу. Просто учти на будущее, что не стоит меня злить. Тем более после стольких проблем, которые твоя особа соизволила доставить.
— Вот сейчас извинения действительно были бы неискренними, — голос дрожал, но уступать герцогу в этом вопросе я не собиралась. — Вы видите — я боюсь. Только никакие угрозы не лишат человека собственного мнения, не важно, говорит он о нем или нет.
Как ни странно, но бури не последовало. Аглар отстранился и, усмехнувшись, сказал:
— Прав был Вир — натерпеться придется. Что ж, может из тебя еще чего и выйдет.
— О чем вы говорите?
— Можешь оставить официоз — он все равно не вяжется с общей наглостью. И не задавай вопросов, на которые пока не должна знать ответы.
Астарт вновь опустился в свое кресло и прямо из горла отхлебнул загадочного напитка.
— От чего замолчала? Еще минуту назад ты была готова досаждать мне до самого утра.
— Вот как. Досаждать, значит. Отлично, я не займу у вас... у тебя много времени. Меня интересуют лишь планы относительно моей персоны.
— Именно на такие вопросы я отвечать не собираюсь. Что-то еще?
Едва не скрепя зубами, я процедила:
— Хорошо... тогда что на счет цели плавания? Куда мы направляемся?
— Боюсь, это тебя тоже пока не касается.
— Меня хоть что-то касается?!
Герцог явно наслаждался моим бессильным бешенством, чем еще больше выводил из себя. В его глазах читалась насмешка, хотя выражение лица оставалось невозмутимым.
— Ты знаешь, что за меч носишь с собой? — тон его голоса внезапно изменился.
— Не имею ни малейшего представления. Ты был знаком с его предыдущим владельцем?
— Именно. Быть может, скоро я расскажу тебе о нем, имей терпение. А сейчас мне нужно возвращаться к работе.
Не сказав больше ни слова, я опрометью выскочила из кают-компании. Безумная злость мешала думать. Аглар умудрился настолько вывести меня из себя, что быстро успокоиться не представлялось возможным. Оставалось только отправиться в камбуз и заесть горе чем-нибудь существенным.
* * *
Встретить рассвет в открытом море — дорогого стоит. Человек, хоть раз ощутивший всю прелесть этого таинства, никогда не сможет забыть восторг, неотвратимо охватывающий душу, едва первые лучи пробьются из-за смутной границы между водой и небом. Я была рада, что не заперлась в своей каюте, где непременно предалась бы мучительным раздумьям и кляла герцога на чем свет стоит. Прекрасное зрелище вытеснило мрачные мысли и наполнило сердце покоем. Словно все негодование вобрали в себя неистовые волны, окрашенные цветами зари.
Вокруг суетились моряки: кто-то драил палубу, при чем так старательно, будто хотел продырявить ее; несколько агларов занимались снастями, и я наконец поняла, откуда берется рыба на нашем столе; капитан сверялся с картами и что-то громко кричал рулевому. Наблюдение за всем этим единым, идеально отлаженным механизмом настолько завораживало, что появление сонных д'рахмов стало неожиданностью.
— Утра доброго, — Алем громко зевнул. — Хотя, я не совсем уверен в его доброте.
— Это уж точно... герцог так и не дал внятного ответа ни на один из моих вопросов.
— О, так ты все же решилась с ним встретиться, — довольно бодро произнесла Дарлема. — Скажи спасибо, что он вообще не отказался от разговора. Обычно все из себя благородные аглары так и поступают.
— Я бы не сказала, что Астарт страдает отсутствием разговорчивости. Хотя... возможно, это просто изощренный вид садизма.
Д'рахмы поймали меня на едва сдерживаемой улыбке и расхохотались. Подслушай кто наш разговор, вряд ли бы он понял этот взрыв безудержного смеха. Но напряжение последних дней искало выход и наконец нашло его в такой вот странной форме.
— О чем вы разговаривали? — все еще посмеиваясь, спросил Алем.
— Да так... в итоге ни о чем конкретном. Но если герцог не хочет отвечать на вопросы, может хоть вы сподобитесь?
Д'рахмы как-то разом напряглись. Непринужденная атмосфера истаяла на глазах, и я даже пожалела о том, что затронула эту тему. Но есть вещи более важные, чем наше самочувствие и всеобъемлющее "хочу", поэтому идти на попятную никто не собирался.
— Ответим мы или нет — будет зависеть от вопроса.
— Мда... что-то подобное я уже слышала. Буквально пару часов назад. Ну, не суть. Я надеюсь, что вы просто расскажете мне о прошлом Лардана. Похоже я одна здесь не понимаю, каким ветром нас занесло на Ар'эрэль, да еще и в качестве особо опасных преступников.
Алем и Дарлема заметно расслабились. Их улыбки перестали напоминать натянутые оскалы, да и позы потеряли то напряжение, которое зачастую выдает самых искусных притворщиков. Тем не менее, было очень грустно вновь осознавать, что д'рахмы, к которым я волей-неволей успела немного привязаться, все еще имеют на мой счет какие-то не слишком благочестивые планы.
— Почему бы и нет? — Алем философски вздохнул и оперся о борт корабля. — Наверное, рассказать эту занятную историю следовало раньше. Скажи, ты ведь не думаешь, что Лардан всегда был таким белым и пушистым?
— Ну... честно говоря, изначально он показался мне куда честнее и приятнее вас двоих.
— Спасибо за откровенность, — д'рахм польщено оскалился. — Не могу утверждать, что ты сильно ошибаешься, но правда в любом случае у каждого своя. Поэтому суди сама. Было время, когда ради очередного эксперимента Дан был готов пожертвовать всем. За что однажды и поплатился. Только познав смерть, он понял, что такое жизнь и как она дорога, а тем более — насколько бесценны души. Как водится, осознание самых важных вещей приходит только тогда, когда поздно что-то менять. За спиной Лардана уже теснились сотни погубленных душ, принесенных в жертву его боготворимой науки. А самой большой страстью для него всегда были из ряда вон выходящие вещи. Один из таких феноменов — эльфийская правящая династия. В их крови есть нечто необъяснимое. Она дает жизнь острову Ар'эрэль и всему, что его населяет. Каждый год проводится ритуальное жертвоприношение, а затем наступает День Мира и неделя празднеств. Понимаешь, к чему я клоню?
