Честь и Польза

Взбешенный его словами Квислинг отправил в столицу телеграмму с просьбой немедленно прислать боевой корабль для защиты интересов королевства на острове. Конфликт грозил выйти за рамки местного междусобойчика, но этого, слава богу, не случилось. Кристиании не был нужен открытый конфликт с Москвой перед полетом Амундсена.

Через сутки в Кингс-бей прилетели его гидросамолеты и после заправки горючим устремились к полюсу. Их отлет совпал с прибытием в Баренцбург 'России'. Затаив дыхание, горячие норвежские парни ждали, что злобные русские бросятся в погоню за славным Амундсеном. Но этого не произошло. Русский дирижабль простоял на приколе ровно сутки и только после этого, заправившись всем необходимым, поднялся в небо и принялся облетать окрестности Шпицбергена.

Подобные действия были обусловлены стремлением Обручева составить подробную карту острова и прилегающих к нему окрестностей. Руководя экспедицией, академик в первую очередь желал извлечь максимальную выгоду для науки из этого полета, а не устанавливать мировые рекорды.

В общей сложности полет продолжался более семи часов, после чего дирижабль благополучно в Баренцбург. Из-за сильного ветра 'Россия' не стала подниматься в воздух на следующий день, но потом с лихвой наверстала упущенное время. За шестьдесят два часа дирижабль долетел сначала до северного острова архипелага Новая Земля, затем взял курс на Северную Землю, чьё западное побережье он благополучно достиг, несмотря на сильный встречный ветер.

В течение всего полета проводились съемки специальной фотографической аппаратурой знаменитой фирмы Карл-Цейс полученной из Германии в качестве военной репарации. Немецкие специалисты сделали все, чтобы этим сложным процессом мог управлять любой человек, имевший у себя под руками инструкцию по применению аппаратуры. Все было просто, удобно и полковник Покровский с этим блестяще справился.

Нисколько не претендуя на лавры покорителя полюса, Алексей Михайлович попросил академика Обручева взять его в этот полет и тот не решился ему отказать.

С замиранием сердца смотрел военный комендант Баренцбурга как легко, и непринужденно уменьшались в размерах сначала поселковые постройки, затем окружавшие его холмы и горки, залив, а наконец и сам остров. Слева по борту остался маленький зловредный Кингс-бей и перед потрясенным полковником до самого горизонта раскинулись два изумительных по красоте океана.

Один из них был темного синего цвета и одного взгляда, хватало, чтобы понять, почему наши предки называли его 'Студеным морем'. С такой силой веяло холодом и стужей от его темной поверхности, по которой плыло малое количество белых льдин, что оказались на пути следования дирижабля. Другой океан, имел пронзительную светло-голубую окраску и вместо льдин по нему плавали белые облака.

С чисто детским любопытством, Алексей Михайлович наблюдал, как эти пушистые образования проплывали сначала совсем рядом с его иллюминатором, а затем под днищем дирижабля создавая иллюзорную картину комков снега. Ярко освещенные солнцем они пленяли глаза зрителей своим незабываемым первозданным видом, и только ветер, с силой перегонявший облака, несколько нарушал его статичность и величественность.

Впервые оказавшийся в небе на такой высоте, Покровский испытал двойное чувство гордости. С одной стороны он гордился тем, что ему удалось увидеть в этом удивительном полете. Настолько было необычным и захватывающее зрелище открывшейся ему небесной красоты. С другой стороны, он был необычайно горд от того, что все это он увидел благодаря человеческому гению, позволившему детям Земли оторваться от поверхности планеты и с легкостью заглянуть за прежде недоступную грань. При этом не просто заглянуть в замочную скважину божественного бытия, а посмотреть взглядом новосела, определявшего, где и что он здесь будет ставить.

Подобное чувство редко посещали людей того времени и прильнувший к иллюминатору полковник неудержимо насыщался неведомыми ему ранее зрелищами и чувствами, но не прошло и получаса, как человеческий гений столкнулся с величием матушки Природы.

Внезапно, на пути дирижабля возникло нерукотворное творение земных сил, от которого у Покровского захватило дух и замерло сердце. Как высоко не поднялся дирижабль, как не малы в этот момент выглядели облака, но по сравнению с той белоснежной стеной, что заступила ему путь, он сам был подобен маленькой мышью перед великаном.

Раскинувшись от края до края, она напоминала собой причудливый водопад, что достигнув черты порогов, величаво обрушивается вниз, и неторопливо растекшись по бескрайней равнине, продолжает свой путь. Картина была столь монументальна, что не позволяла оторвать взгляда, порождая при этом у Алексея Михайловича чувство боязни и опасения.

За четыре года войны, полковник видел много смертей и горя и это, заставляла его по иному смотреть на обыденные дела и вещи, но даже он, впервые минуты испугался от увиденной им картины. Уж слишком необычной она была для простого человека, но посмотрев на спокойное поведение своих спутников, Покровский устыдился своей минутной слабости.

Ученые приникли к своим приборам, механики колдовали у своих машин, каждый был занят своим делом и эта деловитость приободряла. Всем своим видом они как бы говорили, 'Да гора, да страшновато, но ничего. Сейчас мы её проскочим, и все будет хорошо'.

Страх прошел, но настороженность осталась, просто так наблюдать, как дирижабль несет, на белую облачную стену было невозможно. До самого последнего момента полковник ожидал скрытого подвоха, каверзу, но ничего страшного не случилось. Только разом пропал блестящий солнечный свет и наступил полумрак. Иногда он был светел, порождая надежду, что вот-вот появиться солнце, а в другой раз наступала такая темень, что все пропавшие было страхи, появлялись вновь. А если к этому моменту возникала небольшая болтанка, то губы сами начинали шептать 'Господи не погуби', а руки, крепко сжимавшие ручки кресла предательски потели вопреки воле 'хозяина природы'.

Впрочем, все обошлось хорошо. Не прошло и двадцати минут, как в иллюминаторы дирижабля вновь ударило солнце и 'Россия' начала снижение.

Обследование самой плохо изученной западной части архипелага Северная Земля, принесло ученым радость открытия. Сверху были обнаружены два небольших острова ранее не отмеченных на карте и уточнена прибрежная линия архипелага.

Отрабатывая возможную посадку на полюс, экипаж дирижабля совершал различные маневры, проверяя, как поведет себя трофейная техника в арктических широтах. Существовал определенный риск, что произойдет какой-либо отказ и экспедиция будет вынуждена отступить в шаге от своей цели, однако знаменитое германское качество не подвело. Дирижабль болтало, но все маневры прошли в штатном режиме и, совершив все задуманное 'Россия' повернула к островам Франца-Иосифа.

По дороге этому архипелагу, дирижабль по просьбе Шмидта вновь снизился над поверхностью океана и вновь пассажирскую кабину сотрясли крики 'Ура!'. Экспедицией был открыт остров, существование которого было предсказано математиком Визе, путем изучения дрейфа шхуны 'Святая Анна' капитана Брусилова. По общему единодушному мнению остров получил название Визе, о чем был составлен специальный протокол.

С радостным триумфом первопроходцев, возвратился экипаж 'России' в Баренцбург, где их ждали нерадостные вести — пропала полярная экспедиция Амундсена. Вот уже третьи сутки о них не было никаких вестей, и весь Кингс-бей погрузился в траур, имевший довольно специфический характер.

Известие о пропаже великого норвежца сильно озаботило членов русской экспедиции. Едва узнав об этом, академик Обручев немедленно обратился к норвежской стороне с предложением начать поиски самолетов Амундсена и получил сдержанный отказ. Открыто он не был произнесен, но среди того словесного тумана, что сказали гордые норги Обручеву, не были ни слова согласия принять помощь.

Общий смысл их ответа можно было трактовать как 'мы ещё немного подождем', что полностью развязывало руки академику. После экстренной консультации с Москвой по закрытому каналу связи, Обручев объявил, что намерен на следующий день лететь к полюсу, но в случаи поступления к нему обращения с норвежской стороны готов отказаться от полета и заняться поисками экспедиции Амундсена.

У норвежской стороны было девять часов для принятия решение, но обращения так и не поступило. Норги продолжали упрямо ждать и 'Россия' отправилась в свой полет к полюсу.

Самым простым и незатейливым решение было лететь к выбранной цели по прямой, но во главе экспедиции стоял не простой исполнитель верховной воли, а настоящий ученый. Для Обручева было во стократ интереснее стереть все 'белые пятна' с арктического атласа, чем установить громкий рекорд. Владимира Афанасьевича хотел подтвердить или опровергнуть существование 'Земли Крокера' и 'Земли Брэдли', которые в свое время открыли Пири и Кук к северо-западу от мыса Хаббарда.

Ради этого поднявшаяся в воздух 'Россия' отклонилась от прямой дороги и направилась к северной оконечности Гренландии. Ветер в этот момент полета не был ни сильным, ни встречным и особого затруднения с полетом дирижабль не испытывал. Полет был монотонным и спокойным, небо идеально синим, а внизу расстилалась белая снежная равнина с редкими голубыми проталинами полыньи.

Постоянно сверяя свое местоположение по солнцу и проводя сличение при помощи наблюдения в бинокль, дирижабль точно вышел к мысу Хаббарда и двинулся дальше забирая на северо-запад. Стояло солнце, и с высоты полета открывался прекрасный обзор ледовых полей окружавших Гренландию.

Согласно утверждению Пири видимая им 'Земля Крокера' находилась в 120 километрах от острова Элсмир. Зная точное расположение острова и направление, в котором наблюдал американец ледяные горы, можно было безошибочно определить положение искомой земли. Однако сколько не всматривались путешественники в бескрайние просторы ледяной пустыни, гор они так и не обнаружили.

Для очистки совести, Обручев приказал развернуть дирижабль к полюсу и продолжить наблюдение, добавив к расстоянию указанному Пири ещё двадцать километров. Экипаж послушно исполнил приказ академика, но земля так и не нашлась. Не была обнаружена, несмотря на все старания ученых, и 'Земля Брэдли' в свое время открытая Куком. Мощная оптика не фиксировала присутствие тверди в этих широтах, как в прочем не зафиксировал её, и объектив кинокамеры Вертова время от времени снимавшего снежную панораму через иллюминатор.

Погода продолжала благоприятствовать экспедиции. Все время пока дирижабль неторопливо переползал с 85 широты до 88, на небе было ни облачка, но когда он приблизился к полюсу, далеко впереди появилась темная полоска облаков.

Одновременно с этим стал усиливаться ветер все это время дувший в корму дирижабля и перед Обручевым встал трудный выбор — провести высадку на полюсе или, совершив ритуальный круг и сбросив на льдины крест, повернуть обратно, не дожидаясь подхода облаков.

Главным экспертом в этом вопросе стал метеоролог Бурляев. Внимательно изучив имеющиеся у него данные, он предсказал, что южный ветер скоро прекратиться и высадке на полюс ничего не угрожает.

Вняв мнению ученого, академик приказал спускаться, что и было сделано в полнейшей тишине. Произведя небольшой дифферент на нос 'Россия' стала спускаться над кучей битого льда, мало чем отличавшегося от того, над которым недавно пролетала.

В глубине души каждый из участников экспедиции надеялся увидеть нечто необычное, что хоть как-то подтверждала сказочность заветной мечты человечества, но ничего не было. Зависнув на высоте пяти метров, экипаж дирижабля выбросил штормтрап, по которому спустившиеся мотористы смогли закрепить на льду специальные якоря.

Только после этого на лед спустились члены экспедиции, и в числе первых оказался Дзига Вертов. Беспардонно отодвинув в сторону Обручева и Самойловича, он буквально выкатился из гондолы и, отбежав в сторону, принялся снимать исторический момент покорения полюса.

К этому времени, ветер, как и предсказывал Бурляев действительно стих и больших проблем с высадкой членов экспедиции не возникло. Крест, благословленный патриархом Тихоном, был установлен недалеко от места высадки, вместе с российским флагом и специальным вымпелом. Отдельно, доктор Бегоунек установил небольшой флаг своей родины — Чехословакии.

За те тридцать семь минут, что ученые провели на верхушке земного шара, они смогли только определить свое местоположение по солнцу, при помощи лота измерить глубину скрывающегося подо льдом океана и провести некоторые физические замеры, связанные с изучением 'полярного сияния'. Большего им не позволил провести облачный фронт, черной стеной надвигавшийся на полюс.

Дирижабль едва успел оторваться от земли и набрать высоту, как солнце пропало и все вокруг заволокло темным туманом. Вслед за этим стали поступать тревожные сообщения об обледенении корпуса 'России'. Льдом покрывались не только все металлические предметы, но и сама оболочка дирижабля. Возникла угроза, что наружная оболочка может лопнуть и гелий станет улетучиваться.

В сложившейся обстановке, было принято решение набрать высоту. Задействовав третий мотор, экипаж дирижабля смог вырваться из объятий коварного тумана, но тут, же возникла новая угроза. Притихший было южный ветер, вновь напомнил о себе. Его скорость неуклонно нарастала, мешая движения дирижабля. Обручев вновь обратился к Бурляеву и тот после недолгого раздумья предложил продолжить полет строго на юг, вместо того, чтобы отклониться в сторону Канады.

Как оказалось потом, на этот раз метеоролог ошибся. Час проходил за часом, но ветер и не думал ослабевать. Порой его порывы достигали сорока — срока пяти километров в час, яростно ударяя в нос корабля. Дирижабль нещадно качало. Крен возникал то на один бок, то на другой, что часто вызывало отклонения руля.

Из-за встречно ветра скорость дирижабля со ста километра в час упала до шестидесяти двух. В сложившейся ситуации встал вопрос об изменении курса, но метеоролог упрямо стоял на своем — ветер скоро ослабнет и его давление на корабль ослабнет.

Академик Обручев мог своей властью приказать изменить курс, но время для принятия решения было упущено. Запасы бензина быстро сокращались и поворот к Гренландии, уже не гарантировал в том воздушном хаосе благополучного возвращения в Баренцбург.

Ориентация по солнцу и радиогониометрические данные не позволяли точно определить местоположение дирижабля. Согласно предварительным данным 'Россия' уже подлетала к Шпицбергену, вполне могло быть, что встречный ветер отнес корабль с курса. Для выяснения картины необходимо было опуститься на высоту ста метров, и дирижабль стал погружаться в туман.

Вновь снаружи кабины наступил сумрак, вновь медленно, но верно оболочка корабля стала покрываться льдом. Напрасно штурманы и командир 'России' Валентин Каракозов выглядывали в окно, надеясь увидеть вершины Шпицбергена. Впереди дирижабля простирались лишь темные тучи, туман и время от времени на него обрушивались снежные заряды. Внизу уныло тянулся бесцветный паковый лед и никаких признаков суши.