Танцовщица

— Водичка будет тёплая. Потерпите. Могу, конечно, слуг прислать, чтобы помогли вам влезть в ванну.

— Н-не надо слуг.

Он открыл кран и стал наполнять ванну.

— Эж-жен... П-почему т-так оф-фициально? — дрожала я.

Под шум воды ответил:

— Потому что в нашем доме чужие, — прошептал в самое ухо. — И вас могут допрашивать. Нужно отрепетировать. Изъясняться только по-французски!

— Н-но я плохо его знаю.

— Вы учились в закрытом Елизаветинском институте благородных девиц, должны хорошо знать язык, музыку, танцы.

— А если проверят?..

— Не должны.

— А з-зрение? В-вряд ли п-поверят в т-такое совпадение?

— Внешность иная, отец может подтвердить твою личность.

— Отец?

— Карл Александрович Демонси, маму твою звать Анна Карловна Демонси, в девичестве Шнауберт.

Меня наконец-то опустили в тёплую воду. Как хорошо-то!

— Что с моей внешностью? Что, если слуги скажут, что я не Варвара Карловна?

— Они тебя другой не знали. А внешность... Слуги все дают клятву верности роду Арманд. Это магическая клятва, как ты понимаешь. Они не заметят разницы. Ведь я твой муж, они будут служить тебе.

— Но как нас нашёл Этьен?

— Хороший вопрос.

— Может, отпустим его...

— Нельзя. Никто не смеет обижать дом Арманд! К тому же, пусть удостоверится, что никакой Пятнашки у меня нет.

— А как ты объяснишь исчезновение Пятнашки?

— Оставил её в столичном доме. Зачем мне постельная утеха там, где есть жена? Мне наследников делать надо! К тому же, у меня купчая на Пятнашку имеется.

— Но там же никого не найдут.

— Ну, можно подать в розыск, а можно развести руками. Зачем обременять полицию крепостными? В случае чего я могу предъявить на найденную Пятнашку права.

— А что говорит Этьен?

— Что ошибся. В темноте не разглядел женщину.

— Но он влез в чужой дом!

— Дом был открыт. Он просто зашёл в гости. Ну а там, как увидел тебя, разум помутился...

— Узрел Пятнашку?

— Да.

— Но Пятнашка ведь теперь твоя!

— Да.

— Ничего не понимаю!

— Говорит, что тогда забыл об этом. Приносит свои извинения. Проходит медицинское освидетельствование.

Что-то я сомневалась, что его признают здоровым!

— Карла вызвали из Москвы. Скоро приедет, чтобы подтвердить твою личность.

— Но моё лицо изменилось. Как?

— Я щит твой чуть подправил, сделал тебя похожей на Карла и его жену.

— То есть, ты можешь менять внешность?

— Только у тебя или себя. Но не сильно. Изменить форму носа, скул, губ, подбородка, ушей. Всё.

— И на долго?

— Не знаю, Варюш. Раньше таким не занимался. Но вот попробовал, и, как оказалось, всё вышло. Даже не узнал при встрече.

Я вздохнула.

— И как тебе моя внешность?

— Я её сейчас не вижу. Вижу тебя обычную.

— А другие, значит, видят?

— Да.

— А братья? Кого они видят? Там ведь был Эмиль.

— Братья видят тебя настоящую, но и маску — тоже.

— Они знают?

— Всё знают.

— И? Принимают?

— Да. Я ж тебе говорю, для нас все равны. А ты теперь — часть рода Арманд. Для нас семья — всё!

Я улыбнулась. Здорово, когда есть семья.

— Долго я спала?

— Сутки. Металась в лихорадке.

Его руки потянулись к выключателю, ведь воды уже была полная ванна.

— Значит, сейчас в нашем доме чужие?

— Местный полицейский с помощником. Опрашивают слуг. Хотели и тебя допросить.

— А зрение?

— А что зрение?

— Ну, я ведь не вижу ничего! И она — не видит.

— И что? Карл выдавал замуж уже слепую дочь. Травма. Ты упала с лошади, поэтому обучение пришлось прервать. Вот дочь и не противилась замужеству со стариком. Просто не видела меня.

— А морщинки? — я остановила свою руку на его скулах, очерчивая виновниц разговора.

— Так плохо?

— Нет, испей меня.

— Не сейчас. Ладно, давай заканчивать. Твой французский хорош. А писать тебе не потребуется, как и читать.

А я только сейчас поняла, что весь разговор был на французском.

— Полицейские тоже будут на нём говорить?

— Не знаю. Но согласись, что члены труппы не знают французского так хорошо.

Задумалась. Ни разу не слышала, чтобы говорили на нём. Но ведь вполне могли выучить, как и я.

— К тому же, их Пятнашка немая. А ты на немую не тянешь.

— А если Этьен будет рядом? Не уверена, что смогу преодолеть себя.

— Обязана преодолеть! Чистый французский, поняла?

Я кивнула.

— Дария...

— С ней порядок. Я пока отослал её к Эмилю. Она в школе помогает. Может, чему-нибудь да научится.

Я вздохнула.

— Она знает?

— Нет.

— Хорошо.

Больше мы не говорили, ведь воду всё же выключили. А вот ласки Эжен дарил, заставляя меня выгибаться и закусывать губу, чтобы не застонать.

Из ванны он выносил меня на руках. И где силы взял. Самой запретил вставать. Мол, даже если жара и нет, это не повод нагружать ослабленное тело. Мне себя беречь надо. И вообще, чем хуже я буду выглядеть, тем лучше — меньше полиция будет приставать.

Так и вышло. Уложив меня, отправился звать полицейских. Пришёл лишь один, молоденький какой-то, судя по голосу.

— Здравствуйте, Вера Павловна! Меня зовут Матвей Петрович...

— Здравствуйте, Андрей Демидович, — отплатила той же монетой.

— Простите, но меня зовут Матвей Петрович!

— А меня Варвара Карловна. Чем могу быть полезна?

— Прошу прощения, Варвара Карловна, ошибся маленько.

— Ничего страшного, всякое бывает, — кивнула я.

— Я хотел спросить... — он явно мялся, переступая с ноги на ногу.

— Спрашивайте.

Я зевнула.

— Я постараюсь вас не утомить.

— Хорошо.

— Расскажите, что случилось позавчера.

— А что было позавчера?

— Вечер октября месяца, третьего дня.

Подумала, подсчитала даты. Извините, третьего ничего не случилось, всё как обычно, -проверяет меня, значит. — Но вот пятого — да, случилось. Я вечером заснула внизу, в гостинной. А проснулась от того, что меня кто-то куда-то нёс. Думала муж, но запах был странный. Чужой.

— Вам что-то говорили?

— Нет, ничего. Я хотела закричать, но испугалась и горло сковало спазмом. И потом какой-то странный лекарский запах... Хлороформ, кажется. Когда-то папенька про него рассказывал и давал понюхать.

— Да? Очень хорошо, — и полицейский стал скрести карандашом по бумаге. Противно так, что я скривилась.

— Что-то ещё?

— Вы видели своих похитителей?

— При всём моём желании это невозможно, Матвей Петрович. Я давно уже ничего не вижу. Только иногда солнышко ощущаю на своих веках.

— Хорошо. А голос похитителей? Узнали бы при встрече?

— Извините, я никого не слышала. Когда очнулась, было очень холодно. Это всё, что помню. Ещё мне снилось что куда-то бреду тёмными коридорами, но всё это в кромешной темноте. Голоса какие-то были, но я вряд ли узнаю. Не помню, что говорили и кто.

— Понятно. И последний вопрос. Вы знаете Этьена Деларви?

— Этьен — очень красивое имя. Если бы слышала раньше, запомнила бы. Наверное, он хороший человек. Деларви — тоже не знакома фамилия.

— Благодарю, — сказал полицейский. И это так резануло слух, что поняла — разговор вновь шёл на французском.

Да что ж такое? Почему я воспринимаю французский чуть ли не как родной?

Полицейский ушёл. Поняла по шагам. Муж — тоже. Он всё это время незримо присутствовал, но я его кожей ощущала. И нюхом.

Больше меня не тревожили. Я ждала Эжена, но уснула. А проснулась, когда он ложился рядом.

— Откуда... — прошептала я, не договаривая про знание языка.

— У нас сейчас общее хранилище знаний на двоих. У меня французский — родной. Точнее, второй родной. Ещё в молодости отец отправил учиться во Францию, сразу после революции. Как раз тогда всюду вводили в учебных заведениях французский. И дома разговаривали на нём, мы учили отца и мать. Чтобы не выделяться среди французов.

— Но... Ты мои знания тоже имеешь?

— Не только знания. Воспоминания, приходящие вспышками, и даже твои ощущения. Этот запах хлороформа у меня до сих пор стоит в носу.

— Значит, ты знал, где я.

— Знал. Чувствовал.

— А собаки?

— Не брали след. По следу вёл я. Ты хоть и отключилась от хлороформа, но я — нет. Слышал всё, что они говорили. И даже видел.

— Как?

— Подсознание, душа... Никогда не замечала такого, что когда засыпаешь, то будто вылетаешь из тела... А просыпаешься — и влетаешь?

— Да, было пару раз...

— Нам очень многое доступно, особенно во время сна. Только мы не умеем этим пользоваться.

Любопытно. Значит, я могу видеть во сне? Даже больше, я тоже могу видеть глазами Эжена?

— Нет. Ты у нас заблокирована. Поэтому разве что во сне. Но доступ к моим знаниям у тебя есть всегда, — ответил на незаданные вопросы.

— Ты ещё и мысли читаешь?

— Просто подумал, какие мысли могут у тебя возникнуть. А может, и правда, услышал твои. Не знаю... — он приобнял меня. — А теперь давай спать. Мне завтра рано вставать.

— Опять работа?

— Завтра должен с утра Карл приехать. У него тут дача есть...

— Постой, а что за дом у Этьена?

— Тут дачный посёлок и наши фабрики. У Этьена здесь дача.

— Значит, мы ещё встретимся?

— Может быть. Собственность не отнимают. Разве что он продаст...

Я грустно вздохнула.

— Поэтому внешность останется эта же. Давай спать. Завтра Карл тебя осмотрит и скажет, можно ли тебе гулять.

— Эжен, а работать...

— Если Карл разрешит. У тебя только жар спал. Я переживаю, девочка моя. За вас обоих.

Вздохнула.

— А если папенька разрешит?

— Тогда посмотрим, где тебя можно не сильно напрячь.

— Благодарю, Жень. А то чувствую себя ненужной и одинокой.

— Хорошо, Альон. Как скажешь. Доброй ночи.

— Доброй, Жень.

Он поцеловал, а когда отстранился, обнял и тут же захрапел.

А я улыбнулась. Всё же с ним я счастлива.

Глава 10

На следующий день меня не будили, проснулась сама. Рано. Но мужа рядом уже не было.

Встала, надела первое попавшееся платье и отправилась искать супруга. Спустившись, пошла на мужские голоса.

Уже у открытой двери остановилась, прислушиваясь к разговору. Он был на французском. Похоже, секретничают.

Эжен рассказывал о случившемся. Вдруг замолчал. Ощутила его взгляд на себе.

— Боже, что ж ты делаешь! — воскликнул Карл Александрович. Послышался хруст коленей — подскочил. Я зажмурилась, ожидая, что супругу дадут в челюсть или ещё куда. Но удара не последовало, лишь шаги.

— Запугал совсем её! — раздалось уже рядом.

— Здравствуй, дочка! Ты посмотри, как исхудала! Эжен, не погляжу, что ты — друг! — и меня прижали к себе.

— Здравствуйте, папенька! — молвила я, когда мне позволили вздохнуть.

Отлично играет! Неужто, нас подслушивают?

Почему при клятве верности слуг мы не можем быть собою?

— Пройдём, дочка, я тебя осмотрю, — отпустил он одну руку. Послышался скрип. Что это? Щелчок! Похоже, открыл отец какую-то сумку. Чудно! Я его уже в мыслях называю отцом.

— Только не просите меня раздеться, — предупредила я.

— Не буду, хотя...

— Нет!

— Карл, не дави, — вмешался муж.

— Я хочу удостовериться, что с дочкой порядок. К тому же, тебе ведь нужно заключение лекаря.

— Лекарь уже осматривал Варвару. Заключение уже есть.

Карл вздохнул. Похоже, пытается успокоиться.

— Прости, дочка... — сказал он. — Ты уже большая... Я слишком тебя опекаю!

Это игра?

— Папенька, всё хорошо. Я не пострадала.

— А жар?

— Всё позади, — тихо ответила я.

Мне, правда, было неловко перед этим мужчиной. Он столько для меня сделал, а я...

— Простите, папенька. Я готова, чтобы вы меня осмотрели и успокоились.

— Правда? — в его голосе послышалось удивление.

— Не хочется, чтобы вы переживали.

Меня всё же провели в другую комнату, закрыли дверь. А вот потом щит стал увеличиваться до размеров комнаты. Прикосновение Карла вызвало ощущение зуда. Причём зудящее место бегало повсюду и остановилось на животе.

— Ого! — воскликнул Карл Александрович. А потом всё пропало.

— Она здорова, — сказал Карл мужу, находящемуся за моей спиной. — На удивление! Разве что тяжела.

— Благодарю, Карл, — сказал супруг. Щит уменьшился до размеров моего тела. — Ты лучше скажи, можно ли ей трудиться? Она на месте усидеть не может.

— Разве что умственную работу или без физической нагрузки. Но отдыхать и много гулять. Здесь хорошая местность, гуляйте как можно чаще. Именно ходить! Тренировки тоже ограничить. Я напишу, что нельзя. И тебе, Эжен, тоже не помешают прогулки с женой. И он подошёл, прикоснулся к нему, а потом сделал заключение: сам истощился и жену не подпитывал. — Гулять! Иначе рождения сына не дождёшься!

У меня внутри всё похолодело. Как это? Эжен на тот свет собрался?

— Вытаскивай мужа гулять, Варенька, пока не поздно! Он внешне держится, но это обманчиво.

— Папенька, вы его вылечите?

— Я не в силах, увы. А вот ты можешь?

— Я? Но как?

— Своей любовью. Ладно, я сильно проголодался! Накормит меня кто-нибудь? — сказал Карл громко, улыбнувшись.

Мы позавтракали вместе, Тимошку послали за господами полицейскими. А те, прибыв со священником, стали общаться со слугами. Тот сразу же стал говорить хорошо поставленным голосом, а ещё запах ладана тут же разнёсся по дому. Голос приказывал говорить всё, только правду и ничего, кроме правды. И хоть говорили тихо, сейчас я их хорошо слышала. Вот тут я поняла, почему муж не выносил наши отношения на люди. При всей верности слуг Армандам, они не могли солгать служителю церкви. Мало того, тот, похоже, имел какие-то магические способности, потому что внутри у меня поселился страх. И если раньше я скрывала всю себя под защитой немоты, то теперь Святой отец меня в покое не оставит. Раньше я и на исповедь ходила со всеми, просто говорить не говорила и священник отпускал грехи мои.

Я зажмурилась и постаралась отогнать наваждение. Не вышло. Его энергетика подавляла, даже на таком расстоянии, даже при том, что на мне был щит.

И слуги не могли устоять.

— Этот мужчина, вновь прибывший, вы его знаете?

— Нет.

— Как они общались?

— Как старые друзья.

— О чём говорили?

— Этот человек интересовался, как дочка.

Подслушивают нас слуги постоянно. И плевать на клятвы.

— А когда встретился господин с Варварой Карловной?

— Обнял её. Захотел осмотреть, удостовериться, что с ней всё хорошо. Она, правда, воспротивилась. Вела себя как капризное дитя.

— Говорили они на каком языке?

— На французском.

А я поняла, так же, как и я, слуги знают французский. И значит, стоит держать ухо востро всегда. Как же я не заметила, что нас подслушивают? Или просто пришла, когда уже подслушивали, и они не выдали себя? Но ведь дыхание могла заметить, тот же шорох!

Эжен же переговаривался с папенькой вполголоса. Наверняка и сейчас кто-то подслушивает.

Потом всё же Карл и Эжен вышли к гостям, оставив меня в одиночестве.

Священник и на них постарался воздействовать. Вот только родные лишь подтвердили мою личность. Солгали, причём убедительно. Как? Я тоже могу? Меня священник ведь не обрабатывал. Этот священник. Или я не смогу?