Странник (новый вариант)

— Эко его занесло, — прокомментировал мой массивный сосед окончание речи, а я подумал: — Интересно, что представляет собой штык?".

Вдохновив нас подобным образом, раскрасневшийся лейтенант позволил себе секундную передышку, после чего продолжил свою "зажигательную" речь.

— Бойцы, вам дано четыре месяца на прохождение курса бойца! От вас требуется полная отдача! Делайте, что должны, а армия, в свою очередь, даст вам все, что нужно! — после очередной короткой паузы он закончил речь словами. — Теперь я передаю вас сержанту Бергу, моему заместителю!

Он отошел в сторону. На его место шагнул незнакомый сержант, четко развернувшись на каблуках, отдал честь лейтенанту.

— Сэр!

Лейтенант с некоторой лихостью откозырял в ответ.

— Принимайте взвод, сержант!

— Есть, сэр!

Не успел лейтенант повернуться к нам спиной, как взгляды солдат скрестились на штаб — сержанте в ожидании новой речи, но тот вместо этого, подошел к краю строя и стал медленно идти вдоль него, внимательно вглядываясь в лица. Первую остановку сделал перед моим говорливым соседом. Чуть приподняв голову, сержант посмотрел тому прямо в глаза: — Ты, похоже, не эта зелень. Где служил, солдат?

— Батальон тяжелого оружия. База "Кроки", сэр! — отчеканил тот. — Рядовой первого класса, сэр!

— Сам ушел или тебя ушли?

— Сам ушел, сэр! Два контракта, сэр!

— Хорошо, — как-то неопределенно буркнул сержант, отходя от него.

Вычислив таким способом еще четырех солдат, ранее служивших в армии, он стал перед строем, а затем окинул нас недовольно — презрительным взглядом. После чего, заложив руки за спину и расправив плечи, начал говорить: — Все эти четыре месяца вам лучше стараться, выполняя все то, что положено делать солдату! В этом случае, я делаю вид, что меня вообще нет на свете! Если же вы не делаете то, что положено, ваша жизнь станет хуже любого ночного кошмара! Запомните это раз — и навсегда! Мои слова — это положения устава для вас! А армейский устав для солдата, та же библия!

После короткой речи последовала долгая пауза, во время которой сержант обвел нас, цепким и тяжелым, словно налитым свинцом, взглядом, задерживая его на каждом лице.

— Для начала дам вам один совет! Забудьте, кем вы были на гражданке и чему вас учили! Вы здесь не личность, а винтик военной машины! Если поймете это сразу, будет легче служить! Теперь о свободе слова, воли и тому подобной ерунде — забудьте! Думать и решать за вас буду я! И только я! Все вопросы...!

Я слушал его предельно внимательно, стараясь понять и разложить все, о чем он говорит, по полочкам в своей голове, чтобы затем найти наиболее оптимальный вариант решения этой задачи. Сержант, в отличие от лейтенанта, показался мне более жестоким и практичным человеком, умеющим добиться своего. И, похоже, не только словами! С таким и квадратное покатишь, будто оно круглое!

Закончив речь, сержант снова пошел вдоль строя, с ходу показывая свою практичность. Проходя мимо очередного рядового, он говорил: — Ты! Первое отделение! Ты! — ткнув в меня. — Второе...

Из каких соображений он исходил, распределяя нас, таким образом, для меня до сих пор остается загадкой. Через пять минут последовал следующий приказ: — Командиры отделений, построить своих людей!

Сержанты, словно пастухи, разбили наше стадо на три маленьких, а потом выстроились вместе с нами.

— Сэр! Первое отделение построено! Сэр! Второе отделение... — понеслись над плацем доклады командиров отделений.

— Взво-о-д!! Смирно!!

После пережитого, армия показалась мне вроде норки для зверька, сумевшего в последнюю минуту ускользнуть от охотника. Первое время я внимательно присматривался к своим непосредственным начальникам, пытаясь понять, что они за люди и какой линии поведения в отношении их надо держаться, чтобы нести службу без особых проблем. Не то что бы я боялся муштры, просто мне надо было понять суть того, что от меня требуется. Так требовал мой склад ума, привыкший к математическим расчетам и построению логических цепочек, чтобы затем выстроить алгоритм своего поведения в соответствии с уставным вариантом.

Казарма, куда нас поселили, представляла собой двухэтажное здание из пенобетонных блоков. На первом этаже располагались учебные классы, оружейная комната, кладовые. На втором этаже, в левом наиболее длинном крыле, находилось восемь комнат, расположенные друг против друга. Каждое такое помещение предназначено для проживания четырех человек. Две пары коек, расположенных одна над другой. У окна стол с парой стульев. Тумбочки. В самом конце коридора — общий душ и туалет. В правом крыле — комната отдыха и комнаты командиров отделений. В конце коридора — душ и туалет, но только для сержантского состава.

Первые недели службы дались мне нелегко в физическом плане, как прочем и остальным парням. Мы привыкали жить на бегу. Утро начиналось с пятикилометровой пробежки. Потом душ, построение. И бегом в столовую. Тут мне пришлось снова столкнуться с продукцией обогатительных заводов, подобно перерабатывающей фабрике моего родного городка. Она составляла основу завтрака и ужина. К брикетам из переработанных водорослей прилагался большой выбор соусов и овощные салаты. Зато сам обед был из натуральных продуктов, правда, далеко не лучшего качества. На первое — суп или борщ, а на второе — разнообразные каши, политые густой подливой с небольшими кусочками мяса или рыбы.

После завтрака три часа мы проводили в учебных классах и оружейной комнате. Приходящие сержанты — инструкторы упорно и методично вкладывали в наши головы азы военного искусства. Все это вбивалось в наши головы, сочетанием слова и кулака. Затрещинами, в основном, подталкивали к знаниям наиболее нерадивых солдат. Со своим университетским образованием, хорошей памятью и способностью к анализу, я легко усваивал армейские науки, рассчитанные на уровень знаний ниже среднего показателя. Дважды в неделю ходили в тир. Был и спортзал, где каждого из нас, два часа, гоняли по индивидуальной программе, разработанной медиками на основе наших медицинских карт.

С детства приученный к умеренности в еде и в быту, к тому же зная не понаслышке, что такое настоящий голод и тяжелый труд, я не считал, что армейское расписание ничуть не лучше тюремного режима, как считали другие новобранцы. Но не только это отличало меня от других новобранцев. Пока все остальные притирались друг к другу, группировались, выясняли лидерство, я стоял особняком, с холодной настороженностью относясь к попыткам наладить со мной контакт. Прекрасно понимал, что мое нынешнее состояние просто следствие недавно пережитого, но в тоже время ничего не мог с собой поделать, продолжая подсознательно искать в людях признаки замаскировавшихся врагов. Единственный человек с кем я сошелся сразу — был "Толстяк", и только намного позже подружился с Даком. Крупный и шумливый дядя, получивший прозвище "Толстяк" и был тем рекрутом на первом построении, обладающим талантом говорить, не шевеля губами, но как оказалось, у него обнаружился еще один талант — не лезть в душу и не задавать лишних вопросов. К тому же, имея большой опыт солдатской жизни, он частенько помогал мне советом. Другую пару коек занимали Дакрон и Франк. Дак, родом с севера, спокойный до флегматичности, был бродягой по своей сути, хотя происходил из семьи шахтеров во втором поколении. Не побоявшись бросить все, он стал охотником, потом два года помогал фермеру, а когда надоело, приехал в город. Получил статус безработного, а когда началась война, подался в солдаты. Франк Сиваша, был недалеким, затюканным жизнью, фермером. Приехав в город за закупками, загулял. Прокутив все деньги, он почему-то решил, что единственным способом спастись от разъяренных родственников является армия. Самыми молодыми и совершенно зелеными в нашем отделении, решившими "стать сильными и мужественными, повидать другие миры", как написано на каждом рекламном плакате, украшающих стены вербовочных пунктов, были два друга Том и Крис. Оба из маленького фермерского поселка. Услышав по "голо" о войне и наборе, на следующий день, никому ничего не говоря, они вместо работы уехали в город, чтобы записаться в армию. Я их понимал, как никто другой, так как сам мечтал в свое время вырваться из тисков системы и посмотреть мир. Еще четверо было из Джорджтауна, городские. Такие же беглецы, как и я, только причины у нас были разные. Эти бежали, кто от долгов, кто от полиции, кто от мести. Все они были с городского "дна", уличная шпана, привыкшая брать нахрапом и утверждать себя силой. Первое время они пытались огрызаться даже на командиров отделений, но кулаки сержантов, отжимания на плацу до полного изнеможения и ночные кроссы их быстро сломали. А вот с командиром отделения нам крупно повезло. Он был любителем поговорить за жизнь, но еще больше он любил давать советы. Причем на любую тему. В целом, он был неплохим мужиком и спрашивал только по службе, да и то, по сравнению с другими командирами отделений, упор делал не на кулак, а на слово. Заместитель командира взвода, сержант Берг был из когорты старых вояк, которым в детстве читали не сказки, а учебные пособия, типа "Наставления молодому солдату". Дотошный и придирчивый, он изводил нас до слез, требуя от нас службу точно по уставу. Командир взвода, лейтенант фон Бак, выпускник военного училища прошлого года, являл собой занятную смесь из юнца, помешанного на героической романтике, и человека — умного, честного и знающего свое дело до мелочей. По молодости лет ему так хотелось стать героем, что он, не стесняясь своего желания, открыто пропагандировал героизм в своих выступлениях. Его краткие речи, что он произносил каждое утро перед строем, были чересчур эмоциональны и одновременно скучны до безобразия. Оратор из него был никакой, но как истинный верующий он считал, чем раньше он зажжет в наших душах пламя патриотизма, тем легче нам будет идти с одной гранатой против трех танков. Подобные варианты он неоднократно обыгрывал в своих речах, искренне считая их подвигами, а мы, наоборот, считали это идиотизмом в квадрате. Но только между собой. Если раньше в казарме ради смеха цитировались заезженные фразы из комедийных сериалов, то теперь их место заняли выдержки из утренних речей лейтенанта.

Наш взвод готовили, как резервный, на случай прямого вторжения врага. Каждое отделение представляло собой воинскую часть в миниатюре. Пехота — шесть стрелков. Ими стали наши юнцы Том и Крис, три горожанина и фермер Франк. Огневую поддержку — пулемет и ручную ракетную установку, мы разделили с Толстяком. Я стал пулеметчиком, вторым номером взяв к себе Дака. К подобному выбору меня подтолкнул Толстяк, сказав, что беготни будет меньше, а шансов остаться в живых в бою больше, чем у простого стрелка. Сам Толстяк стал главной огневой мощью отделения. Вооруженный ручной ракетной установкой, с тремя сменными кассетами и электронной системой наведения, он был способен поражать как наземные, так и низколетящие воздушные цели.

После того как нас разбили по специальностям, за каждым закрепили набор стандартной амуниции для ведения боя в полевых условиях. Шлем — сфера с лицевым щитком, стандартная разгрузка, гибкая броня второго класса, нож, боезапас, индивидуальная аптечка. Мы с Дакроном имели то же самое, только вместо штурмовых винтовок получили по пистолету на брата и пулемет. Один на двоих. Теперь ежедневные пятикилометровые кроссы мы пробегали, надев все это на себя. Время стрельбы в тире увеличилась втрое по сравнению с предыдущими тренировками. К физической подготовке прибавилось прохождение полосы препятствий. С непривычки, травмы посыпались на наш взвод, как из рога изобилия. Ссадины, порезы и ушибы насчитывались десятками, но в расчет шли только серьезные вывихи и растяжения, а тут еще сержант Берг ужесточил наказание для провинившихся солдат: за промахи и просчеты одного теперь отвечало все отделение. В основном это были бесконечные отжимания до седьмого пота, когда ломит спину и перед глазами начинает плыть. Практиковался также бег, но не плацу, а на полосе препятствий. Даже я, до этого нормально выносивший армейские будни, начал нехорошими словами вспоминать тот день, когда пришел на вербовочный пункт.

В конце второго месяца во взводе появился новый инструктор, ставший обучать нас обращению с гранатами, минами и прочими взрывными устройствами. Так в расписании наших практических занятий появился полигон. Параллельно начались практические занятия по тактике и стратегии боя в полевых условиях. Так же как и стрелки, мы тренировались в любую погоду, как днем, так и ночью. Сержант — инструктор, руководивший нашей практикой, спокойный по характеру, но очень пунктуальный и въедливый человек, заставлявший нас выполнять одно и то же действие, пока не посчитает, что мы делаем все точно по правилам. Хотя, по моему мнению, это его "правильно" получалось у нас уже на пятый раз, а не на пятнадцатый, как считал сержант, но как я успел убедиться, сама воинская служба, предполагает массу бессмысленных, приправленных автоматизмом, действий. Такова ее специфика, и бороться с этим набором стандартов, пытаться что-либо изменить, занятие такое же бессмысленное, поэтому я старался и терпел, стиснув зубы. Последним пунктом учебы по специализации был короткий курс снайперской стрельбы с применением различной оптики и нескольких типов глушителей. Здесь, к удивлению сержанта, я сразу показал довольно неплохие результаты. Ведь всю свою жизнь я предпочитал думать своей головой и когда вместо лающих приказов: — Выйти на позицию! Подавить огневую точку противника в квадрате 4! Время пошло!", мне дали возможность творчески подойти к делу, вот я и сумел показать, на что способен человек с аналитическим складом ума, к тому же умеющий найти нестандартное решение.

Огонь мятежа, охватывающий все большее количество бывших планет — колоний Земли, наконец, добрался и до нашего мира, вспыхнув сразу в трех местах. Сначала в двух крупных промышленных центрах на Севере, затем перекинулся на Истланд, городе, расположенном в трехстах километрах от Джорджтауна. Следующим на очереди стал наш город, но по сравнению с безумием, творившимся на улицах городов, уже охваченных мятежом, у нас было пока сравнительно тихо. Своеобразное затишье перед бурей. С десяток подожженных машин, граната, брошенная ночью в окно полицейского участка. Но никто не обольщался: так начиналось в других городах, после чего уличные беспорядки перешли в самые настоящие бои. Сразу после проявления признаков мятежа в Истланде, база была переведена на военное положение: патрули были усилены, а увольнительные отменены. Нас по-прежнему все еще не посылали на боевые дежурства, зато добавили в учебный процесс новый предмет, не входивший в обычное обучение солдата. Два сержанта из спецназа, с кличками Слон и Гарпун, стали обучать нас практическим навыкам ведения боя в городских условиях.

Предельные физические нагрузки, постоянно накапливающаяся тупая усталость, со временем сгладили страшные впечатления и дикую напряженность тех двух дней, так круто изменивших мою жизнь. К тому же, сколько я не строил версий, сколько не пытался анализировать их различные варианты, общая картина у меня так и не складывалась. Поэтому я решил: пусть все идет, как идет.