| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Что случилось?
— Я войду? Разреши?
Я посторонился. Он сразу прошел через гостиную в кухню. Не успел я переступить порог кухни, как он умоляюще посмотрел на меня, а потом на дверцу шкафа, где хранилось спиртное. Я достал початую бутылку виски и стакан, который поставил перед ним. Он налил треть стакана, одним махом выпил, достал пачку сигарет.
— У меня не курят.
— Извини, Алекс. Совсем забыл. Ночь просто сумасшедшая была, — и он неловко-торопливыми движениями спрятал ее во внутренний карман пиджака.
— Опять проигрался?
Он только обреченно кивнул головой и снова налил в стакан виски, но выпить я ему не дал.
— Потом. Сначала расскажи. Коротко и ясно.
После короткого, но несколько сумбурного рассказа, я уяснил, что полковник проиграл свою зарплату за полгода вперед. Он оставил в клубе все наличные деньги, что были при нем, и расписку, что выплатит карточный долг в течение десяти дней.
— В чем проблема, Вилли? У тебя на швейцарском счету лежит в десять раз больше денег.
— Да. Да! Но эта жирная свинья еще и посмеялась надо мной! Этот спесивый индюк Рольф заявил во всеуслышание, что я его личный кошелек! Он еще....
— Кто такой Рольф?
— Это страшный человек, Алекс. Такой убьет и глазом не моргнет. Слышал, как он как-то хвалился, что его французское сопротивление к смерти приговорило, а он не испугался и продолжал выполнять свою работу. Смеялся, что не одну дюжину лягушатников на корм лягушкам и ракам отправил. Сволочь!
— Ну, посмеялся. И что? А ты над ним посмейся.
— Ага! Посмеешься над ним! Ты его не видел. Сам здоровый, а глаза, когда выпьет, бешенными становятся. И руки волосатые, словно у гориллы. К тому же он состоит в личной охране Розенберга.
— Тогда не ходи в клуб.
— Не пойду! Долг отдам и все! Все! С игрой покончено! А Рольф пусть идет в ад! Что б его поезд с рельс сошел!
— Куда он собрался?
— Эта свинья, в последнее время, зачастила в Швейцарию. Он, видите ли, дипломатический курьер! Тупой мужлан!
— Зачем?
— А ты как думаешь? — рассмеялся искусствовед и потыкал пальцем вверх. — От них ценные грузы возит. Они тоже понимают, что скоро надо бежать. А там деньги нужны. И хорошие деньги!
Я задумался.
"Курьер с ценным грузом? Да это то, что надо! Небольшой объем означает только одно: валюта".
Вилли, тем временем, влил в себя содержимое стакана и налил себе еще. Лицо немца стало краснеть, а глаза посоловели.
— Если ты знаешь, когда он поедет, то бомбу под поезд сунь. Бах! И нет твоего врага, — плоско пошутил я.
— Это не для меня! А поедет он завтра. Свинья! Ненавижу! И чего его французы не шлепнули?! Какая жалость! Знаешь, а я с ним однажды ехал. Они тогда втроем были. Их к поезду с охраной доставили. Он тогда на меня бросил взгляд и сделал вид, что не узнал! Сволочь!
— Так они ящик, что ли тащили? — наивно поинтересовался я
— Ящик. Скажешь тоже, — Вилли как-то разом опьянел и теперь смотрел на меня мутными глазами. — Нет. У них чемоданы в руках были. Да. И цепочками пристегнуты. Проклятый Деггер! Чтобы ему сдохнуть!
И отчаянным жестом Модлиц влил в себя новую порцию виски, а спустя минуту пьяно покачал головой и сказал: — Меня,... кажется, здорово... развело, Алекс.
— Останешься у меня. Здесь тебя Рольф не достанет.
— Скотина жирная.... Хвастался, что через два дня снова будет в Берне, где его ждет такая красотка.... Какая сволочь, а?! Ему все, а мне....
Спустя пять минут, стоило полковнику положить голову на подушку, как он заснул. С гулким храпом. Я прошел в гостиную, сел в кресло и стал прокручивать в голове полученную информацию.
"Что имею? Рольф Деггер. Курьер. Завтра вечером едет в Берн. Везет ценный груз. Едет не один. Все это очень кстати, а то ведь скоро по миру с протянутой рукой пойду. М-м-м.... Два дня на подготовку. Думаю, стоит рискнуть".
За десять минут до появления пограничной охраны и таможенников проводник обошел купе и предупредил пассажиров, что те открыли двери, приготовили свои документы и ждали прихода представителей власти на своих местах. Не успел проводник добраться до своего купе, как получил удар по голове и потерял сознание. Очнулся он в своем купе только тогда, когда его уже растолкали полицейские. Пассажиры, дисциплинированные жители третьего рейха, продолжали сидеть в вагонах до прихода пограничников и таможенников, которые обнаружили трупы курьеров и оглушенного проводника. Поиски убийц ничего не дали.
Операцию по изъятию ценностей я подготовил и провел вместе с бывшим криминальинспектором быстро, четко и без ошибок. Мы с ним уже бежали по запасным путям с грузом, когда на вокзале раздались тревожные крики. Нас видели пассажиры поезда, после чего с их слов были составлены портреты двух убийц и переданы в Главное управление полиции. Вот только они ничем не походили на наши автопортреты. Фальшивые очки, усы и бакенбарды сделали свое дело и уже спустя двадцать минут были выброшены в мусорный ящик. Больше времени пришлось затратить на вскрытие чемоданчиков, чем на саму операцию. Они имели не только усиленные замки, но и были укреплены стальными полосами. Стоило последнему замку открыться, как я указал Вальтеру на входную дверь.
— Курту ничего не говори. Не надо ему лишнее знать. Ты, Вальтер, придешь ко мне завтра утром. Получишь свой процент.
Закрыв за ними дверь, я начал разбирать добычу. Как я и ожидал, это было валюта, золото и драгоценности. Правда, насчет происхождения колец, серег и других золотых украшений я старался не думать. Полдня у меня ушло на то, чтобы рассовать добычу по банкам. Назавтра расплатившись с Вальтером, я выехал в Берлин. По приезде сразу направился к Вилли домой и застал его на пороге, выходящим из дому.
— Вечер добрый, Алекс.
— И тебе хорошего вечера, Вилли. Я привез тебе деньги, как ты и просил.
— Алекс, друг, уже нет никакого долга! Бог снизошел к моим мольбам! Рольфа Деггера убили! Вот так-то!
Я сделал непонимающее лицо: — Погоди! Ты когда пьяный явился ко мне утром, то говорил про жирную свинью по имени Рольф. Он что на фронт за это время попал?
— Не знаю! Хочу как раз это сейчас в клубе выяснить! Мне на службе мельком сказали, но никто толком ничего не знает. Так что, если ты не против, давай наш разговор перенесем на завтра.
— Не против. Приходи ко мне завтра. К 9 утра.
Завтра штандартенфюрером СС Вильгельм фон Заподлиц явился ко мне аккуратно причесанным и пахнущим дорогим одеколоном.
— Алекс! — прямо с порога заявил он мне. — Есть бог на небе! Есть! Это он ниспослал небесную кару на этого подлого негодяя!
— Да черт с ним! Ты мне лучше скажи: та партия картин, которую мы смотрели на прошлой неделе, еще не ушла в магазины?
— Нет. А что?
— Хочу приобрести одну картину для себя лично. Ты как?
— Пожалуйста. Но что это за картина?
— В твоем списке она отмечена, как "Женщина в белом платье с розой". Из какой-то там семейной коллекции.
— М-м-м....Честно говоря, не помню ее. А что с ней?
— Хочу ее купить. Себе купить.
— Хм! Как хочешь. Плати деньги и забирай картину. Бумаги купли-продажи уже сегодня оформят мои люди.
Полдня у меня ушли на осмотр и отборку, после чего меня нашел молоденький лейтенант — эсэсовец, за которым солдат, тащил завернутую в бумагу картину.
— Господин полковник, просил передать вам бумаги и картину.
— Благодарю вас, господин лейтенант.
Дома я развернул картину и стал внимательно изучать лицо, изображенной на полотне женщины. Впрочем, уже с первой минуты было ясно: оно имело определенное сходство с вдовой генерала. На следующее утро я подъехал на машине к дому графини. Попасть к ней оказалось действительно непросто. Дворецкий взял мою визитку, внимательно ее прочитал, после чего снисходительно — вежливым тоном объяснил, что графиня не имеет привычки принимать подобного рода гостей.
— Нет, так нет, — легко согласился я, ничуть не расстроившись, так как на другой ответ и не рассчитывал. — Только примите подарок.
Дворецкий уже собравшийся закрывать массивную дверь, удивленно вскинул на меня глаза.
— Подарок?
— Картина. Ей она понравится. Заноси!
Мое последнее слово было обращено к шоферу, который достал картину из машины и стоя ждал моих указаний.
Отступив в сторону, я подождал, пока он не поставит ее около дворецкого, после чего сказал: — Мое почтение, госпоже графине.
С этими словами сошел с широкой лестницы, и пошел по дорожке к литым воротам с фамильными гербами графов Шварц-Зельде.
Полдня меня не было дома, но стоило мне переступить порог, как по ушам ударил пронзительный телефонный звонок. Снял трубку.
— Вас слушают.
— Александр Бурш?! — женский голос просто звенел от напряжения.
— Да. С кем имею честь говорить?
— Картина! Откуда она у вас?!
— Скажем так: досталась по случаю. Увидел ее, потом увидел вас, решил, что вы очень похожи. Это все.
— Вы не ответили на мой вопрос! — сейчас в ее голосе звучали повелительные нотки.
— А вы уверены, что я обязан отвечать на ваши вопросы?
На той стороне конца провода воцарилось молчание. Потом женщина шумно выдохнула воздух и уже спокойным голосом сказала: — Извините меня. На это картине изображена моя мать. Картина была написана за два года до ее смерти. У меня не было возможности ее забрать. Она осталась в нашем замке,... а потом мне сказали, что все погибло в огне.
— Сочувствую.
— Спасибо. Если вы не против, то я хотела бы с вами встретиться.
— Не против. Когда и где?
Через полтора часа мы встретились в кофейне. Изящная, очаровательная и в тоже время очень грустная молодая женщина. В больших серых очерченных пушистыми ресницами глазах таилась боль. Я придал лицу выражение сочувствия.
"Она моложе, чем я думал. 22-24 лет. М-м-м.... Дьявольски красива. Ей бы живости в лице, а то... выглядит, словно собственный призрак".
С полминуты мы рассматривали друг друга.
— Мы с вами где-то встречались? — неуверенно начала разговор графиня.
— Благотворительный вечер в ресторане. Там еще выступала некая оперная певица. Меня туда пригласил один приятель, любитель оперного пения. Там я вас и увидел.
— Судя по вашим словам, вы не любитель оперного пения.
— Не понимаю ни оперы, ни балета, зато люблю живопись, госпожа графиня.
— Кто вы, господин Бурш?
— Мужчина. Швейцарец. Владелец антикварной лавки. Знаю немецкий, французский, английский языки. Для первого знакомства, думаю, этого хватит.
— Мне кажется, вы очень уверены в себе, господин Бурш, — эти слова были сказаны на отличном французском языке и без малейшего намека на кокетство.
— Жизнь такая, госпожа графиня. Или ты, или тебя, — ответил я ей на том же языке.
— Хотя меня воротит от подобной философии, но в ней, надо признать, есть большая доля правды, — чуть помолчав, она вздохнула и тихо добавила. — На себе испытала.
— Еще немного времени, и я стану таким же грустным, как и вы, госпожа графиня. Поэтому предлагаю поменять тему разговора. Так вы хотите знать: откуда у меня эта картина?
— Да! Очень хочу!
— Я расскажу, но радости вам от этого будет немного. У меня есть знакомый. Называть я его вам не буду. Так вот, он один из множества людей, кто ведет учет художественных ценностей, которые Германия стаскивала к себе со всей Европы. Те предметы искусства, имеющие высокохудожественную ценность, идут в личные коллекции первых людей Рейха или в музеи Германии, а те, которых нет в международных каталогах, продают через комиссионные и антикварные магазины. Именно таким образом ваша картина оказалась у меня.
— Значит,... это просто чистая случайность, — полным разочарования голосом произнесла молодая женщина.
— Точно так. Только одно могу вам пообещать, что если у вас есть список и описание семейной коллекции, то разыскивая интересные вещи для себя, буду иметь в виду ваши интересы.
— Извините. Об этом я как-то сразу не подумала. Мне же надо рассчитаться с вами за эту картину. Сколько я вам должна?
— Ничего. Считайте, что я сделал одной молодой грустной леди подарок в расчете на то, что она хоть раз улыбнется.
Она удивленно посмотрела на меня: — Вы какой-то странный торговец.
— Согласен. Так, когда будет готов список и описание вещей, госпожа графиня?
Она вдруг робко и неуверенно улыбнулась. Я в ответ усмехнулся: — Так намного лучше.
— Я передам вам все,... через пару дней. Только я еще хотела кое-что узнать, — она замялась. — Даже не знаю.... Можно ли узнать у вашего знакомого, каким путем эта картина попала к нему. Дело в том, что мне сообщили, что наш замок сгорел. И с ним все сгорело. А тут картина....
— Я понял. Постараюсь узнать, но ничего не обещаю. Теперь мне можно задать вам пару вопросов?
Лицо графини сразу стало напряженным и сердитым. В следующую секунду я поднял ладони вверх, показывая своим жестом, что сдаюсь на милость победителя: — Все. Все, госпожа графиня. Понял. Никаких вопросов. Разрешите мне откланяться.
Лицо графини как-то разом изменилось, словно она срочно сбросила маску, и приняло виноватое выражение: — Извините меня. Вы для меня так много сделали, а я....
— Ничего страшного не произошло. Сделаем так. Вы список оставьте у вашего дворецкого, а я на днях загляну и заберу. Договорились?
Она заколебалась, решая как ей быть, но потом все же сказала: — Так будет неправильно. Я передам его вам сама. До свидания, господин Бурш.
— До свидания, ясновельможная пани, — попрощался я с ней по-польски.
Разворачиваясь, чтобы уйти, я еще успел заметить, как широко раскрылись от удивления ее большие серые глаза.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
