Бракованный мозг и Орден Феникса

На ужин мне пришлось вытаскивать Сириуса из библиотеки. Он рылся в книгах, как делал и всё прочее — азартно и взахлёб. Учиться ради учёбы он не стал бы, но если обучение имело конкретную цель, сил он не жалел. По залу были разбросаны старинные фолианты, а сам он умудрялся читать сразу две книги, раскрытые перед ним на массивном дубовом столе. В читальном зале было несколько пейзажных картин, в которые сейчас явилось довольно-таки много портретов блэковских предков. Все они молча наблюдали за изгоем, а он, увлечённый своим занятием, не обращал на них никакого внимания.

Мне с трудом удалось до него дозваться. Сириус повернул голову и устремил на меня покрасневшие от напряжённого чтения глаза.

— Сохатик, не отвлекай... я почти уже разобрался.

— Идём ужинать, — настойчиво сказал я. — Миссис Уизли устроила праздничный фуршет в честь назначения Рона старостой, никто не поймёт, если ты не явишься.

— Но мне же чуть-чуть осталось!

— Завтра разберёшься. Дело серьёзное, не привлекай к себе лишнего внимания. Ты уже один раз поспешил — и чем закончилось?

Совместив в одном коротком хмыканьи досаду, разочарование и согласие, Сириус вылез из-за стола. В кухню мы пришли последними, остальные уже были здесь и нетерпеливо ждали пиршества. Вдоль внутренней боковой стены кухонного зала раскинулось малиновое полотнище транспаранта с надписью "ПОЗДРАВЛЯЕМ РОНА И ГЕРМИОНУ, НОВЫХ СТАРОСТ ГРИФФИНДОРА!". Кто его вывесил, не знаю, но точно не близнецы, вряд ли Рон с Гермионой и сомнительно, что Джинни. Значит, сама миссис Уизли.

Кроме обитателей особняка, фуршета дожидались такие выдающиеся активисты Ордена Феникса, как друг дома Ремус Люпин, мисс Не-Смейте-Звать-Меня-Нимфадорой Тонкс, авроры Кингсли Бруствер и Аластор Муди. Сияющая миссис Уизли сообщила, что отправила сов с известием Артуру и Биллу и что они вот-вот прибудут.

Они действительно прибыли пять минут спустя, прихватив с собой Мундангуса. Когда все подняли бокалы с выпивкой, мистер Уизли провозгласил тост:

— Давайте выпьем за Рона и Гермиону, новых гриффиндорских старост!

Все приложились к бокалам, я тоже. Напиток назывался сливочным пивом и больше всего напоминал очень сладкий молочный коктейль, в который плеснули спирта. Хлипкому вместилищу моей могучей магии и не менее могучего интеллекта хватило половины бокала, чтобы мир вокруг поплыл, а в шраме запульсировала боль. Все повернулись к виновникам торжества и зааплодировали, а я нетвёрдой походкой двинулся к закускам. Это надо было заесть чем-нибудь поострее.

— А я так и не стала старостой, — с довольным видом объявила Тонкс. Сегодня она была с длинными рыжими волосами и изображала вторую Джинни. — Декан сказала, что мне для этого не хватает некоторых важных качеств.

— Это каких же? — заинтересовалась Джинни, накладывавшая себе жареную картошку.

— Например, умения себя вести, — похвалилась Тонкс.

То есть, по сравнению с ней Рон еще мог считаться воспитанным. Охотно верю. Я нагрузил тарелку закусками и с удовольствием стал поедать их. Миссис Уизли готовила превосходно, этого у неё не отнимешь.

Повеселевшее после выпивки сборище разговорилось. Рон хвастался новой метлой перед всеми, кто соглашался его слушать. Гермиона — я не поверил своим ушам — всерьёз обсуждала с Люпином права эльфов. При чём тут она вообще, если права и обязанности призванных сущностей полностью оговариваются контрактом с призывающим?

— Это такая же глупость, как ограничение прав оборотней, верно? А корни этого ужасного явления в том, что колдуны считают себя выше других существ.

Если бы не сливочное пиво, я, конечно, промолчал бы. Но в тот момент мне показалось хорошей идеей объяснить ей, как она неправа.

— Гермиона, а тебе не кажется, что давать советы про чужих эльфов так же неприлично, как считать чужие деньги? — поинтересовался я у неё.

— Гарри!!! — Гермиона повернулась ко мне, её тёмно-карие глаза стали большими и выразительными. И выражали они откровенное возмущение. — Гарри, как ты можешь так говорить?! Ты же состоишь в ГАВНЭ!

— В чём я состою? — ужаснулся я. — Гермиона, это была ошибка моей юности. Разве я похож на человека, который добровольно вступит в это самое?

— Но ты же... — она растерялась. — Ты же поддерживал идеи равенства волшебников и домовых эльфов. Я тебе всё объяснила и ты со мной согласился.

— Гермиона... — я вздохнул. — А сама-то ты в этом разбираешься? Или ты пришла-увидела-распорядилась?

— Конечно, разбираюсь. У всех разумных существ должны быть равные права. Гарри Джеймс Поттер, от тебя я такого не ожидала! Что сказали бы твои родители, если бы слышали тебя?!

— Э-эээ... — я сделал вид, что задумался. — Что я умнее тебя?

Гермиона застыла на месте и уставилась на меня с видом глубочайшего потрясения. Память прежнего Гарри подсказала мне, что если и существовала такая вещь, которая никогда и никем не ставилась под сомнение, это был ум Гермионы. Как следствие, Гермиона, благополучно пропускавшая мимо ушей всяких "заучек", "зубрилок", "выскочек" и даже "грязнокровок", оказалась совершенно не готова услышать, да еще от меня, что она здесь не самая умная. Она беззвучно раскрывала и закрывала рот, не находя слов для такого наглого и бессовестного попрания фундаментальных законов её мироздания. Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда.

— Поттер как всегда... — с каким-то злобным сладострастием протянул за моей спиной шипящий голос. — Как всегда, он лучше всех и самый умный. Поттер, вы такой же наглый, заносчивый, самоуверенный выродок, как ваш отец!

Я обернулся на голос и обнаружил перед собой субъекта во всём чёрном, включая глаза и сальные патлы по бокам его головы. Грязно-жёлтым пятном в этом засилье чёрного выделялась только его длинноносая, искажённая ненавистью физиономия. В тихом шипящем голосе субьекта было столько яда и столько злобы, что моя импульсивность мгновенно отозвалась на него:

— На себя погляди, угробище! Сначала помойся, а потом выделывайся!

Второй соляной столб за две минуты. Что-то во мне подсказало, что это еще не мой рекорд, но результат неплохой. "Северус Снейп, декан Слизерина", — с опозданием подсказало во мне кое-что ещё. Если оно и прежде так тормозило, не удивительно, что жизнь у него была непростой.

А ладно, я всё равно уже не ученик Хогвартса. Но сливочное пиво всё-таки не надо было пить. Кто ж знал, никак не привыкну, что я дохляк.

Стрельнув глазами по сторонам, я с облегчением обнаружил, что мало кто здесь заметил мою выходку. Близнецы шушукались с Дангом, Джинни — с Нимфадорой, Рон хвастал своей метлой старшему брату Биллу, Артур Уизли, Бруствер и Муди вдумчиво общались за стопкой огневиски, скрупулёзно следуя правилу "между первой и второй перерывчик небольшой", миссис Уизли хлопотала вокруг еды и посуды. Слышал нас только Люпин, с которым разговаривала Гермиона, да Сириус, тяготившийся компанией и направлявшийся ко мне пообщаться. Если Люпина раздирали противоречия, радоваться ему или возмущаться моей выходкой, и от этого он выглядел как старая дева перед принудительным лишением невинности, то Сириус откровенно хохотал над ошарашенной физиономией Снейпа.

— Сириус, ты посмотри на этого ушлёпка! — апеллировал я к крёстному. — Мой отец героически погиб в борьбе с мировым злом, а эта сука выжила и теперь льёт на него грязь. Здесь есть кто-нибудь, кто может заткнуть его вонючий рот?

Сириус резко посерьёзнел и хмуро уставился на Снейпа.

— Нюня, ты зачем вообще сюда сегодня явился? О собрании никто не объявлял, Дамблдор тоже не обещал прийти. Если ты по мне с Ремом соскучился, мы тебя сюда не звали. И имя Джеймса при мне не трепли, предатель.

— Сириус, не надо так, пожалуйста. — Люпин был явно недоволен тем, что Сириус приплёл в нотацию его имя. — И ты, Гарри, тоже. Дамблдор говорит, что полностью доверяет Снейпу.

А ведь этот оборотень, тоже друг Джеймса Поттера, слышал всё, что высказал мне Снейп.

— Похоже, у Дамблдора совсем хреново с кадрами, — процедил я сквозь зубы.

— Вы, Поттер, с каждым годом всё наглее и наглее, — зашипел опомнившийся Снейп.

Я смерил его взглядом с головы до ног и презрительно хмыкнул.

— Мистер Нюня, когда мне понадобится ваше мнение, я спрошу его у вас.

— Профессор Снейп!!! — рявкнул он.

— Где? Я вроде как больше не ученик. Меня сегодня исключили из школы.

— Это было бы счастьем, Поттер, если бы вас выгнали из школы! Но Дамблдор ухлопал целый день, чтобы Визенгамот отменил свой приговор одному никчёмному мальчишке, одному мелкому поганцу, который зазнался от своей славы и возомнил себя невесть кем!

— Я уже большой поганец, мистер Снейп. И я не назначал себя на роль спасителя идиотов. По большому счёту, я вообще не представляю, зачем спасать идиотов, они же всё равно нарвутся.

— Гарри, как ты можешь так говорить?! — вскричала Гермиона, с ужасом переводившая взгляд на каждого из нас. — Как ты можешь быть таким неуважительным со старшими? Как ты можешь быть таким чёрствым?!

— Гермиона, у каждого из нас свои недостатки, — почти спокойно ответил я. — Я же не спрашиваю тебя, как ты можешь быть такой нудной, упёртой и надоедливой. Мистер Снейп, насколько я понимаю, Дамблдор прислал вас с радостным известием, что меня восстановили в Хогвартсе? Когда мне вернут палочку, я подумаю, как мне к этому относиться. Так ему и передайте, а сейчас я больше не смею вас задерживать.

Несколько мгновений Снейп созерцал меня с бешеным видом, затем развернулся и зашагал из кухни. Сириус с довольным смешком проводил глазами чёрную спину. Люпин и Гермиона поедали нас взглядами: она — гневным, он — укоризненным. Оба явно надеялись, что их осуждающий вид пробудит в нас уснувшую совесть.

— И что вы на меня уставились, как Дамблдор на Фаджа? — перечеркнул я их надежды. — Будто вы сами не видели, что это чёрное чучело первым прицепилось ко мне!

— Ого! — послышалось у меня над ухом.

— ...наш маленький Гарри уже буянит...

— ...а что здесь надо было Снейпу?

— ...это ведь он отсюда уходил, да?

Я оглянулся на две любопытные рыжие морды. Это близнецы закончили шушукаться с Дангом и увидели, что у нас что-то происходит.

— Гарри был просто возмутителен в разговоре со Снейпом! — не замедлила слить меня Гермиона. — Он наговорил такое... такое... — она задохнулась от возмущения.

— Боюсь, что на меня плохо подействовало сливочное пиво, — хоть я и старался закусывать, я всё еще чувствовал себя странно.

— Эх, а мы ничего не слышали... — посетовал Джордж.

— ...возмутительный малыш Гарри — это кое-что новенькое...

— ...вот как бывает полезно подливать ему в сливочное пиво огневиски...

— ...зелье болтливости!

— ...нет, огневиски!

— ...зелье!

— ...огневиски!

— ...а ты ему тоже что-то подлил?

— Что?! — зарычал я. — Что вы сделали?!

В исполнении моего тельца это прозвучало как грозный мышиный писк. Я с досадой вспомнил свой прежний голос — гулкий, низкий, раскатистый. Если бы у меня был тот голос, все уже разбегались бы по углам, а сейчас близнецы в открытую смеялись над моим гневом.

— Мы же пошутили, Гарри...

— ...и давно ты шуток не понимаес, малыска? — они искренне удивлялись, почему я не смеюсь вместе с ними.

— ...мы же тебе ничего плохого не сделаем...

— ...да-да, ты же наш спонсор...

Мне смутно вспомнилось, как я отдавал им увесистый мешочек с тысячей галеонов. Я точно был не в себе, когда спонсировал близнецов, иначе я отдал бы деньги родителям погибшего парня. Хотя... это же был не я. Может, прежнему Гарри были важнее эти придурки и их шуточки.

— Я над вами тоже пошучу, да так, что вы на всю жизнь запомните. Клянусь... — я успел прикусить свой длинный язык и не поклясться своей магией. — И вот тогда мы с вами вместе посмеёмся. А сейчас я, пожалуй, вас покину, пока я кое-кого здесь не убил.

Я поспешил из кухни, провожаемый дружным хохотом близнецов. Оказавшись подальше от весёлой компании, я вызвал Кикимера и спросил, нет ли у него каких-нибудь средств от алкоголя и зелья болтливости. Эльф исчез и почти сразу же вернулся с двумя флаконами из родовых запасов, в одном из которых было универсальное очищающее зелье, а в другом — укрепляющее. Он обрадовал меня сообщением, что второй флакон непременно понадобится мне после окончания действия первого и что перед приёмом первого флакона мне нужно отправиться в санузел, а в процессе очищения пить больше воды.

Как я провёл следующий час, не хочется даже и вспоминать. Достаточно сказать, что выпив второй флакон, я попросил Кикимера перенести меня к кровати, потому что сомневался, что дойду туда собственными ногами. Впрочем, ночью я проснулся абсолютно свежим и бодрым. Есть не хотелось, несмотря на полное отсутствие внутри даже намёка на пищу, лёгкость в теле была неописуемая, казалось, ещё один шаг — и я взлечу. Едва я вышел в коридор, как Кикимер появился рядом без вызова и сказал, что всё готово к принятию в род.

Эльф перенёс меня в главный ритуальный зал рода Блэков. Здесь находилось сердце рода — чёрная обсидиановая плита в центре круглого зала. Она была оформлена в виде тщательно отшлифованной плоской окружности диаметром в два моих роста, возвышающейся фута на полтора над полом. Плита являлась центром розы ветров, лучи которой раскинулись на половину зала. На острие каждого луча готическими буквами была выписана соответствующая часть света. Источников света не было видно, но в зале было светло, несмотря на отсутствие окон и тёмные, расписанные рунами стены.

Что характерно, двери не было. Как я узнал из рукописей, когда готовился к ритуалу, этот зал не принадлежал к земной территории, а находился в обособленном пространстве. В особняке Блэков существовала привязка, позволявшая главе рода вызывать там дверь в зал, но обычно сюда переносились либо аппарацией, либо с помощью эльфа, как я сейчас.

На закруглённой стене зала висело более трёх десятков портретов. Когда я расспрашивал портреты в библиотеке, то узнал, что в главный зал они помещались за заслуги перед родом, поэтому здесь находились далеко не все Блэки. Вальбурги, например, здесь не было — она не уследила за сыновьями и привела род на грань исчезновения, поэтому один из её портретов был повешен в холле и зачарован на охрану особняка в качестве искупления вины. Решение было принято совещанием портретов этого зала и осуществлено с помощью магии сердца рода.

В рукописи разъяснялось, почему псевдодуша рода не делает этого напрямую. Потому что её назначение — одушевлять, а решение принимают одушевлённые ею слепки личностей, запечатленные в портретах. На самом деле душа — не разум, а свободная воля, которая не обязательно разумна. Механизм может действовать разумно, если это заложено в нём создателем, но не сдвинется с места, пока его не заставит пользователь, а любое живое существо способно действовать по собственной воле, если у него появится желание или необходимость.

Свободная воля — то, что отличает живое от неживого.

Мне этого не говорили, но решение предложить мне родовое главенство наверняка тоже было принято совещанием портретов этого зала. Сейчас все они были здесь, в своих рамах, и выжидательно смотрели на меня, но не задавали вопросов. Всё было оговорено заранее.