История Золушки

К четырем часам дня все неотложные дела были наконец переделаны, и приготовления к продолжению путешествия благополучно завершены. Кира сердечно попрощалась с хозяйкой замка, получив по ходу дела еще несколько крайне ценных наставлений о то, что, как и когда следует предпринимать по ходу развития отношений, и в четыре с четвертью они со Львовым уже покинули гостеприимный дом графини Дуглас, вылетев на самолете-амфибии, "совершенно случайно" оказавшемся в замковом капонире на берегу озера. По случаю отлета, новые наряды баронессы Багге-аф-Боо были аккуратно сложены в дорожные кофры и погружены на "аэроплан", а Кира переоделась в выстиранную и отутюженную форму штабс-капитана.

— Рулю я! — остановил робкие поползновения Киры Львов.

— Почему это? — почти возмутилась она.

— Потому что это моя сказка!

"Ну, где-то так и есть", — согласилась с ним Кира, но вслух все-таки фыркнула, выражая свое несогласие с такой "шовинистической" постановкой вопроса.

Хорошо фыркнуть — говаривала в давние времена ее тетка, — настоящее искусство. Женщина этим манером не хуже, чем мужик по матерному, выразить себя может.

И она была права, разумеется, но правда Матрены Никодимовы принадлежала, увы, исключительно женщинам гражданского звания. Офицеру фыркать несподручно, легче — по матери послать. Однако в том и состояла прелесть нынешнего ее положения, что пусть и ненадолго, но представилась Кире возможность снова почувствовать себя просто женщиной. Побыть, так сказать, слабым полом, — даже если на ней надета мужская офицерская форма, — и вести себя соответственно этому давно утраченному статусу. Такая Кира могла и фыркнуть, и голову на плечо Львову положить, и много чего еще могла себе позволить. И грех было этим правом не воспользоваться.

"И ведь ночь впереди... — подумала она, рассматривая скользящие под крылом пейзажи Скандинавии. — Да, и что нам ночь? Можно и не дожидаясь, если будет где..."

Мысль эта показалась Кире настолько соблазнительной, что она улыбнулась, дивясь самой себе, но начала все же подыскивать "жадным" взглядом, где бы им приводниться, на час или два...

Глава 5

В Петров прибыли в двенадцатом часу ночи. Обошли центр и заводские районы стороной и приводнились где-то загородом, на озеро или водохранилище рядом с темной громадой какого-то дворца. По случаю военного времени в городе соблюдалась строгая светомаскировка, а луна, как назло, пошла на ущерб. Водная гладь все-таки слегка серебрилась, так что Кира и сама, должно быть, смогла бы сесть на воду, однако рассмотреть "дом и парк", увы, не могла.

"Что ж, придется потерпеть до утра..." — признала Кира очевидное.

"Однако, — успокоила она себя, — еще не все потеряно! По внутреннему убранству тоже ведь кое-что можно узнать..."

— Ну, вот мы и дома! — почти торжественно объявил Львов, когда, выбравшись, из летающей лодки, они перешли на пирс. Причал явно предназначался для яхт и гребных судов, но в умелых руках и амфибия притерлась к нему, как родная.

— Твой дом? — Кира кивком указала направление, но, в принципе, и так было понятно, о чем вопрос.

— Мой.

— Жалко, не рассмотреть.

— Утром посмотришь!

— Мы в дом, — обернулся Львов к встречавшим их мужчинам с фонарями, — а вы тут пока с аппаратом разберитесь. Да, поаккуратней там, у него обшивка из перкаля, одним словом пеленка. Чуть заденешь — и дырка!

— Не извольте беспокоиться, барин! — поклонился гладко выбритый старик в шитой золотом ливрее. — Или впервой!

— Полагаю, стол накрыт, — тут же сменил тему Львов, — и в котле достаточно горячей воды?

— Как же иначе?! — даже, вроде бы, обиделся от такого вопроса старик, исполнявший, по всей видимости, роль старшего по команде. — Как только получили телеграмму от ее сиятельства графини Дуглас, так сразу и приготовились. Ждали вас еще ввечеру.

"Ну, если бы не остановка в пути, к вечеру бы как раз и поспели..."

— Вот и славно! Душ с дороги и за пироги! — прервал Львов объяснения. — Это, к слову, моя гостья штабс-капитан баронесса Багге-аф-Боо.

— Добро пожаловать, ваше благородие! — снова поклонился старик.

"Мажордом? Дядька или еще кто?"

— И вам не хворать! — вздохнула Кира, свыкаясь помаленьку со своим новым статусом.

"Да, ведь и ненадолго!" — успокоила она себя, памятуя, как относилась к таким вещам прежде, но тут же осознала, что "тепереча не то, что давеча", и фраза "всего восемь дней сталось" в связи с изменившейся интонацией изменила и смысл. Этот стакан, увы, был наполовину пуст.

"Ладно, чему быть, того не миновать! — решила она, поспешая за Львовым по аллее погруженного во тьму парка, он шел впереди, освещая путь фонарем, она за ним, как ведомый за ведущим. — Но пока в часть не вернулись, это и моя сказка тоже!"

А сказка, между тем, начинала приобретать вполне эпические масштабы. Кира увидела слабо освещенные ступени крыльца — мраморные, пологие, изогнутые дугой, — и сразу вслед за тем, не упомнив даже, как "пробежали" ведущую к дому аллею и все эти ступени, влетела вместе с Яковом в открытые зеркальные двери, в волшебное колыхание шелковых тканых портьер, в освещенный трепещущими на сквозняке огоньками свеч парадный зал с золоченой штофной мебелью, бронзовыми напольными лампами и картинами в тяжелых рамах золотого багета.

"Ох, ты ж!" — она застыла, стреноженная, словно конь на бегу, напуганная неожиданным образом, столь мощным, что едва не выбил из нее дух.

— Яков! — позвала она враз охрипшим голосом.

— Я здесь, командир! — откликнулся он, оборачиваясь. — Что-то случилось?

— Он... он... — У Киры даже слов не нашлось, чтобы объяснить свой испуг. — Скажи, что это просто... просто живопись!

Но она уже знала, спрашивая — не просто живопись. Не случай, а судьба. Седая борода, суровый взгляд, нахмуренный лоб... Не узнать старого гордеца было сложно, да и портрет известный. Во всех книгах по истории Российского государства растиражирован, не говоря уже о прочем.

— Андрея Михайловича увидела? — Кивнул, соглашаясь с очевидным, Яков. — Испугалась?

— Ты?

— Да, — пожал он плечами, — с этим не поспоришь.

— Так, я, выходит, спала с самим князем Курбским? — рассмеялась Кира, сама дивясь, столь парадоксальной реакции.

— Есть разница? — нахмурился бывший поручик Львов.

— Ты просто не женщина! — смех явно переходил в истерику, но с этим Кира ничего поделать не могла. — Ты этого не поймешь!

— Я не женщина, — согласился Яков Курбский, — я мужчина. И мне показалось, что это неважно. Я думал у нас все и так хорошо. Без имен.

Говорил он как бы спокойно, почти нейтральным тоном, но, будь Кира неладна, если на самом деле он не был охвачен бешенством.

— Вчера ночью я кончила! — улыбнулась она, успокаивая его гнев и принимая судьбу, сыгравшую с ней такую странную шутку. — И неоднократно, если вопрос об этом. Но сейчас я, кажется, кончу от одной только мысли, с кем провела прошедшую ночь.

— А про эту, что скажешь? — спросил он, отпуская гнев.

— Я вся в предвкушении! — снова рассмеялась Кира, не столько потому, что ей, и в самом деле, было смешно, сколько потому, что хотела успокоить Якова, история которого начинала ее не на шутку интриговать. — И да, Яша, надеюсь, я снова стану кричать! Ведь ты это имел в виду? — нарочито клекотнула она горлом. — Я буду говорить тебе, "да, каперанг", "еще, каперанг", "и вот здесь, каперанг", "и еще здесь, здесь и здесь!" И "да, вот так, каперанг!" "Так. Да, да, да..."

— Вообще-то, я тогда был уже адмиралом, — усмехнулся Львов и, как бы извиняясь перед Кирой, пожал плечами.

— Что серьезно? — Переспросила Кира, начиная получать удовольствие от той нелепицы, в которую оказалась вовлечена.

— Серьезно, — кивнул мужчина. — Серьезней некуда. Контр-адмирал.

— Ну, значит, "да, адмирал" и "нет, адмирал", — хохотнула в конец развеселившаяся Кира. — "Я сказала, нет, адмирал!" и "не так, адмирал!", "И не надейтесь, адмирал! Я девушка честная, и на такое не подписывалась! А за такое вообще от церкви отлучают!"

— Ты сумасшедшая! — улыбнулся Яков, окончательно отпуская "нерв". — Еще слово, командир, и все случится прямо здесь, прямо сейчас, или ты этого и добиваешься?

— Да, нет! — покачала она головой. — Мне военно-полевых условий и на озере хватило. Давай все-таки сделаем это как-нибудь иначе. Я бы сказала, цивилизованно. Как считаешь?

Курбский не возражал, и, не успев даже толком отдышаться, Кира попала в ванную комнату. Впрочем, не так. Сначала было некое быстрое обсуждение проблемы, вернее нескольких мелких и, в сущности, второстепенных проблем, возникших, что называется "по ходу дела", но, в конце концов, для их решения был кликнут кто-то из слуг. А слуги в доме, как успела заметить Кира, все, как один, были стариками и старушками, что было вполне логично, учитывая, что на дворе война, и всех, кого можно и нельзя, успели "подмести".

"Как там у Гумилева?" — задумалась вдруг Кира, на мгновение выпадая из обсуждения животрепещущих вопросов гигиены.

Как ни странно, вспомнилось не новое, а старое, но стихи полковника хуже от этого не стали:

Как собака на цепи тяжелой,

Тявкает за лесом пулемет,

И жужжат шрапнели, словно пчелы,

Собирая ярко-красный мед...

— Кира! — окликнул ее Яков, заметив, видно, "обращенный в себя взгляд" своей спутницы.

— Извини, — покачала она головой, — возвращаясь к "актуальным вопросам бытия", — всякая ересь в голову лезет. Наверное, уровень алкоголя в крови упал ниже положенного...

Удивительно, но Яков ее понял. Обнял коротко, притянув на мгновение к себе, поцеловал в волосы.

— Иди уж, философ! Все вопросы решены!

Ванная комната была огромной — размером со среднюю гостиную в тех домах, где Кире приходилось обычно бывать, — и оформлена с немыслимой роскошью: с росписями по высокому куполу потолка, огромной бронзовой ванной с посеребренными — а возможно, и серебряными — кранами, с венецианскими зеркалами в человеческий рост, мраморными наборными полами и рифлеными полуколоннами белого мрамора вдоль стен.

"Art nouveau, — усмехнулась Кира, рассматривая подробности. — И ведь не подделка какая-нибудь, прости господи... Наверняка, подлинник, конец прошлого века, и все такое!"

Плавные, текучие, асимметричные линии, волнообразные поверхности со стилизованными растительными орнаментами; изящество, доходящее до вычурности, но не переходящее незримой границы, за которой начинается отсутствие вкуса.

"Будь я проклята, если это не Шагал! — "ужаснулась" Кира, рассмотрев витражи в двух округлых окнах, напоминающих своей формой восьмерки. — А это стало быть Гауди", — остановила она взгляд на массивных полу-креслах и приземистом столике между ними.

Резное полированное дерево темно-коричневых тонов и безумный дизайн мягких линий.

Очень красиво, необычно и волнующе притягательно, и все-таки главным здесь и сейчас, — во всяком случае, для штабс-капитана Амелиной, — было то, что трубы в этой ванной комнате демонстрировали пристойный напор, и горячей воды оказалось сколько душе угодно. Выбор туалетных принадлежностей, шампуней и мыла был, правда, небогат, — это как раз и являлось наряду с банным халатом одним из пунктов обсуждения накоротке, — но Кира и о такой роскоши забыла мечтать. При ее-то скромных потребностях и того, что нашлось, оказалось в избыток.

По-хорошему, следовало бы напустить в ванну воды и залечь с папироской и бокалом шампанского — ведь должно же быть во дворце Курбских пристойное шампанское? — лежать в ароматной пене, пуская кольца табачного дыма, и грезить наяву про то, как хорошо было прошедшей ночью, и как здорово будет, когда это повториться нынешней. А про "тандерболты" и прочие "нортропы" с "бостонами", хотелось хоть ненадолго забыть. Стереть их из памяти, что б не мешали быть женщиной, потому как, ну какая из комэска фемина? Анатомически, бесспорно, но вот по существу — это вряд ли.

Подумав над этим, Кира решила, что никуда не торопится, даже, как ни странно, в постель. Бог с ними, с "пирогами"! А поспешность хороша только при ловле блох. Остановившись на этом пункте, Кира отвернула краны, пустив в медную ванну, изящных очертаний, тугую струю горячей воды, и наконец разделась, аккуратно сложив военную форму на одном из полу-кресел. Мундир ей еще пригодится, хотя, по-видимому, не сегодня и не завтра, а тогда, когда сказка подойдет к концу, и "золушка" вернется из волшебной страны к будням родных имперских ВВС.

— Полежи пока здесь, — сказала она вслух, — подожди.

В неспешном времяпрепровождении наедине с самим собой есть своя прелесть. Делаешь что хочешь, блажишь, как в голову придет. Кира подошла к разожженному камину, постояла секунду, с наслаждением впитывая обнаженной кожей тепло живого огня. Потом взяла с полки оставленную для нее пачку папирос, закурила неторопливо и, мазнув взглядом по вешалке, где ее дожидался великолепный банный халат — мужской за неимением в доме женской одежды, — подошла к ванной. Над горячей водой поднимался пар.

"Соблазн велик, — подумала она, пыхнув папиросой. — Всего пять минут..."

— Или десять, — сказала вслух, привыкая к идее.

Усмехнулась своим собственным словам и потянулась к графинчику, приготовленному заботливой рукой на столике, вплотную придвинутом к ванне. Там в необязательном порядке расположились хрустальная пепельница, графин с коньяком, — до шампанского никто почему-то не додумался, — высокая рюмка, еще одна пачка папирос и коробок спичек.

"Богато жить не запретишь!"

Кира налила себе коньяку, выпила и, вполне прочувствовав аромат и вкус благородного напитка, наполнила рюмку по новой и подошла к зеркалу.

— Твое здоровье, комэск! — отсалютовала она себе рюмкой и, выпив коньяк, посмотрела своему отражению в глаза.

Глаза у Киры были синие. Сейчас, в свете не слишком яркой электрической лампы, они казались темнее, прямо-таки кобальтовые или еще как. Большие, классического разреза, когда уголки глаз расположены на одной линии. О том, что они красивые, Кира знала с детства. Девчонки в классе завидовали, Борис, было дело, восхищался, да она это и сама прекрасно понимала. Что называется, видела своими глазами.

Вообще, если не прибедняться, красивая женщина. Ноги длинные, живот плоский, грудь полная. Бедра узковаты, но, в целом, не беда. Общее впечатление не портят. Хотя конечно есть и минусы. Фигура для женщины слишком спортивная, тело поджарое, ноги и руки мускулистые, а других у пилота и быть не может. В общем, на любителя.

"И ведь находятся... Нашелся один на мою голову!"

На этот раз — и сколько было в ее жизни этих "разов"? — ценителем Кириной красоты оказался последний из настоящих Рюриковичей. Вопрос, однако, состоял в том, так ли много, на самом деле, это для нее значит? При вдумчивом исследовании всех "про и контра" получалось, что немного. Разумеется, как и любой другой нормальный человек — тем более, женщина, — Кира была отнюдь не безразлична к проявлениям роскошной жизни. И чего уж там, близость с самим князем Курбским, аристократом и пилотом морской авиации не могла оставить ее равнодушной. Не сама близость, конечно, а ее, скажем так, несколько вычурный контекст. Тем не менее, правда — вся правда, как понимала ее Кира здесь и сейчас, стоя голышом перед ростовым зеркалом, — состояла в том, что ей было куда важнее то, что любил ее — во всяком случае, в физическом смысле этого слова, — поручик Львов, с которым она познакомилась всего месяц назад на ночной проселочной дороге...