Шаг Второй. Баланс сил. Часть 2

— Есть гармоники с первого по пятый контуры. Снижаю плотность поля...

— Минус шестнадцать... — произнёс Свен и тут же в комнате загрохотало. Туман, словно испуганная псина метнулся к проколу, а тот, задрожав, неожиданно схлопнулся, разбрызгав белёсую муть по стенам. Двухвостый взвыл, и от этого душераздирающего звука, пятна белой дряни, заляпавшей кафель закурились противным зеленоватым дымком... и сгинули, будто их и не было. Камера вновь предстала передо мной в обычном виде. Белый кафель и гулкая пустота. Потоки внимания развернулись, скользнули по стенам, полу и потолку, но растворились, так и не уловив ни малейшей эманации потустороннего, за исключением двухвостого, уже успевшего снова забраться мне на плечи.

— Чисто! — произнёс я.

— Подтверждаю, — отозвался Буривой, и дверь в камеру, натужно скрипнув кремальерами, отворилась, выпуская меня из своего нутра. Замечательно.

— Ну что, получилось? — спросил я, едва оказался в лаборатории.

— Получилось, — флегматично кивнул Грац. — Но время закрытия могло бы быть и поменьше. Двадцать семь секунд, это много.

— С имеющимся алгоритмом, лучшего результата нам не добиться, — развёл руками Буривой. — Сами знаете.

— Не знаю, — отрезал профессор. — Рассчёты выдают десятисекундный интервал, так что я склонен считать, что дело в чьей-то криворукости, а не в алгоритме.

Черноволосый обиженно засопел, но, получив толчок кулаком в плечо от Свена, сдулся.

— Можно попробовать увеличить разрешение настроечного модуля, — предложил рыжий. Грац окинул взглядом кучу аппаратуры раскинувшуюся на рабочем столе и... задумчиво кивнул.

— Считаешь, поможет?

— Буривой? — повернулся к приятелю Свен. Тот пожевал губами и, что-то прикинув в уме, согласился.

— На порядок. Меньшие доли в юстировке роли особо не играют, а вот если я смогу ловить тысячные, это вполне может ускорить процесс подстройки.

— Что ж, работайте, — после недолгого молчания заключил Грац и, выудив из блока фиксатора дата-карту, потопал к своему столу. — Но не забывайте, что нам нужно ещё сборку оборудования закончить! Ерофей, жду твой отчёт.

Вздохнув, я уселся за свободный стол и принялся строчить очередную бессмысленность. Сколько я таких отчётов уже составил? Пятьдесят? Больше? Эх, а ещё говорят, что научная работа, это интересно. Бр-р!

Домой я вернулся только в двенадцатом часу. Сначала работа в лаборатории, потом встреча со Светой. Пока доставил её домой, пока попрощались, то да сё... ничего удивительного, что в свою квартиру в преподавательском квартале я вернулся незадолго до полуночи. И был очень удивлён, обнаружив на столе белый конверт без каких-либо подписей. Осторожно подняв его телекинезом и ощупав потоками внимания, я пожал плечами и, вернув невесть как попавший в закрытое помещение конверт на стол, отправился в душ.

Загадки загадками, но надо же и себе внимание уделить... и двухвостому, да. Я, кстати, сейчас и сам не откажусь от хорошего стейка. Грац на работе загонял так, что мы даже перекусить не успели, и мой желудок вот уже который час распевает матерные рулады.

Приведя себя в порядок и посоревновавшись с котом на скорость поедания мяса, я, наконец, взялся за конверт. Вновь исследовав его потоками внимания, и снова не обнаружив ничего подозрительного, я чуть помялся, но уже через секунду плюнул на паранойю и взрезал телекинезом плотную белоснежную бумагу. Встряхнув тем же телекинезом конверт, и из него на стол спланировал небольшой, в половину тетрадного, листок на котором была лишь одна надпись: "Берегись тумана". Весело. И что это было?

От размышления над бестолковой надписью, меня отвлекла трель зеркома.

— Вечер добрый, Ерофей, — раздался знакомый голос. — Я тебя не разбудил?

— Добрый вечер, Виталий Родионович, — отозвался я. — Не разбудили. Я только-только ужин закончил.

— О как! Совсем тебя Грац загонял, да? — хохотнул князь.

— Есть немного. Но он и сам вкалывает, как проклятый, так что я не в обиде. Всё же скоро полевые испытания...

— Точно. Рад, что ты это понимаешь, — произнёс Старицкий и, помолчав, добавил: — кстати, об испытании. Я бы хотел с тобой встретиться на днях, и познакомить с одним человеком.

— Эм-м, да я, как бы и не возражаю, — недоумённо протянул в ответ. — А как он связан с предстоящим выездом в поле?

— Плотно связан, Ерофей. Плотно, — с явной усмешкой ответил князь.

— Ла-адно, приму пока как данность, — проговорил я. — Мне подъехать в ваше имение?

— Незачем, мы с ним сами к тебе в гости зайдём. Заодно, на лавку полюбуемся, — отмёл моё предложение Старицкий и закончил уже куда более резким, почти приказным тоном: — скажем, завтра вечером. После семи.

— Буду ждать, Виталий Родионович, — отозвался я. Покосился на письмо, невесть как оказавшееся в моей квартире, но решил пока о нём не говорить. Смысл болтать об этом по телефону? Подождёт до личной встречи. Или всё же...

— Что затих, Ерофей? — отвлёк меня от размышлений князь.

— Задумался, — честно признался я. — А что за человек-то, Виталий Родионович?

— Хороший человек, мой человек, — протянул тот почти нараспев. Хорошее настроение, наверное. — Родионом зовут, иногда даже Витальевичем.

— Сын, значит, — кивнул я. — Это будет интересно.

— Я тоже так думаю, — откликнулся Старицкий и вдруг сменил тему. — Ерофей, ты ничего рассказать не хочешь?

— М-м, сейчас — нет.

— Что ж, ладно. Подожду, когда захочешь. До завтра, Ерофей Павлович, до вечера, — почти промурлыкал князь... и отключился. Повторюсь: что это было?

Глава 8. Дипломатия и маты... просто маты

Родион Витальевич, несмотря на большое внешнее сходство с отцом, показался мне человеком совершенно иного склада. А может мне это только померещилось из-за весьма негативных эмоций, которыми он так и фонил во время нашей встречи. И ведь даже подарок, сделанный мною, его совершенно не смягчил. А я старался, между прочим! Не так-то легко было найти ту тонкую черту, за которой изначально медицинский ментальный конструкт успокаивающего действия, не переставал бы оказывать своё влияние на пациента, но и не вгонял бы его в лечебный сон, как это было определено его изначальной настройкой... то есть, делал бы лишь то, что мне от него требовалось: умиротворял.

Рогнеда, кстати, которая матушка моей Светы, от подобного подарка была в восторге, и я её понимаю. Час-другой, проведённый в одном помещении с работающим конструктом "уютного времени", выполненном в виде настольных часов, не только расслабляет, но и изрядно прочищает мозги, причём без всяких вредных побочных эффектов. И уж кто-кто, а Рогнеда с её нервной работой, оценила подарок по достоинству.

Ну ничего, думаю, и сынок князя, что сейчас старательно пытается стереть с лица брезгливую мину, опробовав часики, подобреет. По крайней мере, ничем иным как перманентной усталостью, я его раздражение объяснить не могу. Ну да, есть небольшое недовольство от того, что он лицезреет перед собой некоего наглого юнца, но и у этого чувства, как мне кажется, ноги растут из того же источника. Заработался княжич. Ничего-ничего, перефразируя персонажа одного бессмертного кинофильма... "И тебя вылечу".

— Про полевые испытания техники Граца ты уже знаешь? — спросил Старицкий, невозмутимо прихлёбывая чай из массивной кружки, и искоса наблюдая за сыном, брезгливо смотрящим на такую же кружку, стоящую перед ним. Ну да, на фига мне в лавке сервиз на сто персон?

— Разумеется, — фыркнул я в ответ. — Уж которую неделю в лаборатории кипиш стоит. Учёных трясёт в предвкушении, как припадочных. Даже Грац, уж на что флегма флегмой, и тот дополнительными экспериментами забодал!

— Ерофей, — укоризненно взглянул на меня старший Старицкий, взглядом указав на сына. — Следи за речью.

— Да-да, конечно, — пробормотал я. — Прошу прощения. В общем, я в курсе дела. Но какое отношение этот факт имеет к моей персоне? Или вы тоже пришли уговаривать меня потратить каникулы на мотыляния по стране?

— Тоже? А кто ещё тебя уговаривал? — неожиданно подал голос Родион, осторожно пробуя приготовленный мною чай. В эмоциях булькнуло настороженностью... Боится, что я его отравлю, что ли?

— Остромиров все уши прожужжал сегодня, да и Грац предлагал. Не так настойчиво, как волхв, но весьма убедительно, — ответил я, пожав плечами.

— А ты, значит, не хочешь? — осведомился князь, переключая моё внимание на себя.

— Виталий Родионович, — я чуть помолчал. — Как бы повежливее сказать-то? У меня, на сегодняшний момент сложилась следующая ситуация. Занятия в гимназии плюс работа с Грацем, учёба у Остромирова, работа в лавке и разработка новых конструктов и артефактов для продажи. Про домашнюю работу и консультации людей Багратова, я и вовсе молчу. Первая в гимназии выдаётся нечасто, слава всем богам, да и вторые, в основном, предпочитают решать свои проблемы сами. Но это тоже время. На личные дела у меня остаётся один день в неделю, официально считающийся в гимназии "библиотечным". Я не жалуюсь, но очень рассчитывал на каникулах немного отдохнуть. Зная же Граца с его сворой учёных, и волхва, который непременно пожелает присоединиться к выходу "в поле", таковой возможности я буду лишён. Первый ни за что не упустит возможность совместить испытания аппаратуры с моим участием, а второй не угомонится, пока не втемяшет мне в голову всё, что ему кажется полезным и нужным. Иными словами, каникулы полетят коту под хвост. Котяра, прости, я не имел тебя в виду!

Двухвостый смерил меня коротким взглядом и, тихо фыркнув, вновь уставился на модель галактики, медленно вращающуся в глубине большого хрустального шара.

— Надо же, какой занятой... лавочник! — пробурчал княжий сын.

— Вы семью свою часто видите? — кое-как сдержавшись, чтобы не нахамить, спросил я, стараясь абстрагироваться от фонящего любопытством и интересом старшего гостя.

— Это ты к чему? — прищурился Родион Витальевич, отставляя в сторону полупустую кружку.

— Ответьте, если не жалко.

— Стараюсь уделять им время каждый вечер, — хмуро ответил княжич, катнув желваки.

— А у меня из близких, есть только моя девушка, с которой я могу провести больше часа кряду, лишь единожды в неделю, потому что в остальные дни упахиваюсь, уж простите за "плебейское" словцо, как лошадь на мельнице. Чёрт! Да я этих каникул ждал, как манны небесной, чтобы устроить нам со Светой хороший отдых.

— А ты её с собой возьми, — неожиданно предложил старший Старицкий, не дав своему сыну вымолвить и слова.

— Куда? — опешил я.

— В экспедицию, конечно, — отозвался князь, как ни в чём не бывало. — Со своей стороны могу пообещать, что Грац и Остромиров будут держать себя в рамках приличий, и не станут злоупотреблять твоим временем. Каникулы, это святое. Подумай, Ерофей... весна, горы, реки, палатка на двоих... романтика же!

— Суета и нытьё кучи неприспособленных к походной жизни городских, холодрыга, дожди и консервы вместо нормальной еды, — договорил я вместо Виталия Родионовича. Тот хохотнул.

— Нет в тебе романтики, Ерофей. Ни на грамм, — заключил он, и добавил уже серьёзно: — Тем не менее, это был бы оптимальный выход. Мне бы очень хотелось, чтобы ты, всё же, отправился в этот поход.

Я глянул в глаза своего работодателя, и вздохнул. Стало понятно, что шуточки и уговоры закончены, а значит, и спорить не о чем. Поездке быть. Неожиданное решение, но не мне его оспаривать.

А в следующий миг, рядом раздался треск грохнувшейся о столешницу кружки.

— Да кто её туда пустит? — рявкнул младший Старицкий, но наткнулся на резко построжевший взгляд отца.

— Я разрешаю ей присоединиться к предстоящей экспедиции, — протянул князь и неожиданно мне подмигнул. — А вот отпустит ли её матушка, это другой вопрос. Но, думаю, у тебя найдутся стоящие аргументы для этой уважаемой женщины?

— Найдутся, почему нет, — задумчиво проговорил я и, вздохнув, покачал головой. — Вот не думал, что вы настолько плотно следите за моей жизнью...

— Ты о чём? — сделал непонимающий вид князь.

— О вашем знании семейного положения матушки моей Светы, — фыркнул я. — Будь иначе, вы бы упомянули не её, а "родителей".

— Ерофей, ты же сам всё понимаешь, — устало вздохнул князь и кивнул на сына. — И он тоже всё понимает, и теперь бесится от того, что ему и его людям предстоит присматривать уже не за одним юнцом, а за парочкой.

— Полагаю, Родион Витальевич будет моим куратором в экспедиции? — спросил я, переводя тему. Ну да, кто бы сомневался, что Старицкий так легко отпустит меня в свободное плаванье без всякого присмотра, да ещё и до окончания работы по проекту.

— Почти угадал, — кивнул князь. — Родион будет прикрывать вас от интереса излишне любопытных на выезде. И, в случае необходимости, давить авторитетом, чтоб не докучали.

— Чтоб не докучали, это хорошо... — улыбнулся я. — Мне бы ещё такого вот прикрывальщика, чтоб защищал от однокашников в гимназии, и я был бы абсолютно счастлив.

— Достают? — с деланным сочувствием поинтересовался князь.

— Двадцать два приглашения в гости за два месяца, — поморщился я. — И чего им так приспичило, понять не могу. От половины еле отбрехался, на другую убил кучу времени, и всё ради пустых расшаркиваний.

— К твоему сведению, эти "расшаркивания" в приличном обществе зовутся знакомствами и обзаведением личными связями. Для твоего будущего, совершенно необходимая вещь, между прочим, — наставительным тоном произнёс Старицкий-старший. Но в эмоциях... Чёрт, да он наверняка знает, что к чему!

— Ваше сиятельство, — проникновенно произнёс я. Князь прищурился, а его сын, кажется, даже немного отодвинулся в сторону от отца. — Ваше сиятельство, а ведь вы осведомлены о том, откуда у этих приглашений ноги растут...

— Эх, Хабаров! Не знал бы, что ты эмпат, точно сдал бы в канцелярию как неучтённого мозголома, — вздохнул князь.

— Стоп! Так это о нём мне Болх талдычил?! — встрепенулся Родион Витальевич. — Ну, точно! И как я не сопоставил-то, а? Так...

— Сын, сядь, — резко оборвал его князь. — Ерофей не мозголом. Иллюзионист, да. Сильнейший из тех, что я когда-либо видел. Артефактор? Великолепный, прямо скажем. Эмпат, тоже да, но об этом, кроме нас троих на данный момент никто не знает. Но не мозголом. Заруби себе на носу! Кстати, об эмпатии тоже лучше помалкивать. Ерофей, ты слышал?

— Да я, вообще-то, и так никому об этом таланте не говорил, и не собираюсь, — пожав плечами, произнёс я и, глянув на князя, медленно договорил: — как и о ваших успехах в этой сфере, Виталий Родионович.

— Отец? — Родион недоумённо посмотрел на него.

— Ну... как-то так,— развёл руками старший Старицкий и тяжело вздохнул. — Стоило догадаться, что если я его учуял, то и он меня расколет.

— Вы... вы... — княжич потёр лоб и, махнув рукой, уставился куда-то в пустоту. — Да чёрт бы с вами!

— Что это с ним? — тихо спросил я у князя. Тот хмыкнул.

— М-м... разрыв шаблона, так это там называлось, кажется, — произнёс старший Старицкий доверительным тоном, одновременно подвигая сыну чашку с новой порцией чая. — Эмпаты, не такой редкий зверь, как природные мозголомы, но выявленных чтецов эмоций и чувств стараются поставить на учёт в том же ОГВ. Кого для контроля, а кого и для возможного предложения работы. Учитывая же, что Родион у нас человек государственный, мы поставили его перед дилеммой: заложить отца родного его бывшему ведомству, или ну его...