Ваше благородие (Наставник Его Величества)

И вся эта дедовщина с элементами благородства и дворянской этики. Все друг к другу обращаются на вы, нет ни одного словесного оскорбления или рукоприкладства. Если первокурсники повздорят с применением грубой силы, то обоих участников стычки немедленно исключают из училища. Командиры смотрят на цук как на невинную шалость. Многие из них сами подвергались цуку, сами цуковали и считают, что раз они подвергались оскорблениям, то пусть и другие испытают это.

— Что же все-таки такое цук? — спросил граф Китченер.

— Цук, Ваше сиятельство, — сказал я, — это элемент управления лошадью, резкое дергание повода на себя, чтобы привести лошадь в готовность к выполнению команды всадника. Юнкер второго курса называется �корнетом�, а юнкер первого курса — зверем. �Корнет� может в любую минуты и в любом месте заставить своего зверя приседать или отжиматься, прыгать на одной ноге и вообще делать то, что придет в голову �корнету�. Или громко спросить: назовите имя моей любимой женщины. И �зверь� должен все это знать и громко отвечать на вопрос �благородного корнета�. Для �зверей� есть запретные лестницы, запретные двери и даже запретные зеркала. И я обещаю Вам, Ваше сиятельство, что меня никто не будет цукать и я добьюсь, чтобы во второй половине двадцатого века кавалерийское училище было ликвидировано и на его месте было организовано бронетанковое училище, где цук будет под запретом вплоть до уголовного наказания. И никого по роже бить не буду.

— Что-то я тревожусь за Вас, Олег Васильевич, — сказал граф и глубоко вздохнул. — Кстати, я намекнул начальнику училищу, что Вы очень непростой человек. А что это такое, пусть он додумывает сам.

Я и сам раздумывал свою линию поведения в училище. Нужно сразу поставить себя так, чтобы всякая сволочь обходила меня стороной. Мне это училище нужно было только для того, чтобы зафиксировать свое нахождение в учебном заведении. Я был готов сдать экзамен экстерном хоть сейчас, но придется в течение года валять ваньку, не совсем, конечно, но можно и углубить имеющиеся у меня знания по тактике, военному делу, топографии, военной администрации, иппологии, артиллерии, фортификации, праву, гигиене, черчению, Закону Божьему, русскому, французскому и немецкому языкам, математике, механике, географии, физике, химии, истории, экономике, государствоведению и психологии. Предметов много, но когда начинаешь изучать их не по первому разу, то сами представляете, что в начале нового учебного года вы сдадите все экзамены экстерном и прекратите учебный цикл.

Глава 24

Тридцатого августа я прибыл в училище и доложил о себе начальнику строевого отделения. Хорошо подогнанная по фигуре юнкерская форма, отличная строевая выправка, знание уставов, отсутствие сопровождающих высокопоставленных родственников несколько выделяло меня среди молодых юнкеров. По росту я буду правофланговым, а тут начальник строевого отделения подлил масла в огонь, попросив меня построить младший курс для приветствия начальнику училища. Моя скромность убежала от меня еще в первой жизни на первом курсе пограничного училища.

— Первый курс!!! — зычно крикнул я. — Слушай мою команду! В две шеренги слева становись?

Бывшие кадеты сразу ушки на макушке и побежали строиться в том направлении, которое я указал вытянутой влево рукой.

По моей команде построился и выпускной второй курс вместе со своими офицерами.

А тут и начальник училища со свитой появился.

— Докладывайте генералу, — сказал мне начальник строевого отделения. — Генерал прибыл раньше, а ваши курсовые офицеры не успеют встать в строй, не разбив вас на учебные взводы.

Командовать так командовать.

— Закажите оркестру �Славянку�, — попросил я начальника отделения и вышел перед строем юнкеров.

— Куррс, равняйсь, смирно! Равнение направо, — и, взяв под козырек, а какой может быть козырек у бескозырки, четким строевым шагом под звуки оркестра пошел в сторону начальника училища.

За пять шагов до свиты оркестр смолк, и я в полной тишине доложил:

— Господин генерал! Учебный курс 1972 года вверенного Вам Николаевского кавалерийского училища по случаю начала учебного года построен. Докладывает юнкер Туманов.

Как хорошо, что титулование не без моего участия отменили, а то пока выговоришь все эти превосходительства, забудешь, с какой целью начал все говорить.

Я даже не знаю, как описать удивление начальника училища. Я же с невозмутимым лицом сделал шаг влево и повернулся кругом для следования вслед за генералом и немного слева от него.

Сначала мы подошли к выпускному курсу.

— Здорово, молодцы! — поприветствовал их генерал.

— Здраам желам господин генерал!

Подошли к нашему курсу.

— Здорово, молодцы! — поприветствовал генерал.

— Здраам желам господин генерал!

— Вольно, — сказал мне генерал.

— Вольно! — крикнул я и все два курса встали по команде вольно. — Господин генерал, разрешите встать в строй? — спросил я.

— Да-да, голубчик, — сказал генерал и пошел со свитой к трибуне, с которой он должен был обращаться к юнкерам.

На месте правофлангового, где стоял я, уже находился начальник нашего курса, полковник, и курсовые офицеры. Впервые в истории училища первый курс не был разбит на взводы, и генералу докладывал не заместитель начальника училища по строевой части, а молодой юнкер и все из-за того, что генерал вышел на плац раньше, чем положено, вероятно, решив перед церемонией показать гостям �трудовые� будни.

В течение десяти минут наш курс был разбит на учебные взводы, представлены курсовые офицеры, курс перестроен повзводно и заместитель начальника училища уже командовал всем училищем, докладывая генералу о построении.

Нас поздравили с началом учебного года, зачитали приветственную телеграмму от ЕИВ и пожелали успехов в учебе на благо нашей великой родины.

Проходя торжественным маршем перед трибуной, я мельком глаза увидел графа Китченера и Анну Александровну.

— А она-то кого здесь напутствует? — пронеслось у меня и улетело дальше, не требуя ответа на мой вопрос. — Она мне не невеста, а эмансипированная девица, которая сама может решать свою судьбу. Уж для дочери начальника Главного штаба всегда найдется блестящая партия.

Глава 25

Сразу после развода на занятия меня вызвали в кабинет к заместителю начальника училища по строевой части. Там же находился начальник нашего курса, заместитель начальника училища по учебной части и несколько преподавателей в чинах от коллежского асессора до коллежского советника.

Мне устроили форменный экзамен по знанию уставов, военной администрации, тактике, топографии, иппологии. На все вопросы я дал развернутые ответы и был отпущен обустраиваться по месту моего нового жительства в течение года.

Я прибыл вовремя, как раз началась экскурсия по учебному и по жилому корпусу. Нам объясняли, где мы можем ходить, а где ходить не можем, в какие зеркала можем смотреться, а в какие нет. Перед самым крушением все язвы империй становятся государственными и лопаются вместе с государством. Так и здесь, цук уже стал официальной политикой руководства училища и, возможно, и Военного министерства.

Ближе к ужину на курс прибыли руководители училища и зачитали приказ о назначении меня фельдфебелем курса с присвоением соответствующего чина. Приказ был встречен молча, потому что меня практически никто и не знал. Знали, что я баронет Туманов и все.

Одновременно был зачитан приказ о назначении портупей-юнкеров нашего курса. Это как бы младшие унтер-офицеры, командующие отделениями.

До ужина оставалось около часа и этот час я посвятил рассказу сокурсникам о порядках в училище и рассказал о ссоре бывших выпускников Лермонтова и Мартынова.

После ужина все разбрелись по своим спальным местам и стали обустраивать все так, как кому нравится. Бедные кадеты. Училище — это не кадетский корпус. Мне будет абсолютно наплевать на то, как и кому что нравится. Если положено, что в тумбочке должны аккуратно лежать мыльно-рыльные принадлежности и некоторые личные вещи, то они так и должны лежать. А все остальное долой, чтобы будущий офицер с ранних лет приучался к порядку. Все подушки по одной линии. Кровати заправлены так, чтобы все было однообразно. Нужно будет заказать в училищной мастерской дощечки с ручками, чтобы разглаживать поверхность кровати.

Незадолго до отбоя я вышел прогуляться по казарме, чтобы получше освоиться с новым помещением, и чтобы в нем не было для меня незнакомых мест, которые могут использоваться для уединения тех людей, которым уединение просто-напросто противопоказано. Молодежь может скучать по папе с мамой и уединяться от всех, а уединение может привести к очень нехорошим мыслям вплоть до суицида при откровенной обиде, что весьма вероятно в таком заведении как Николаевское кавалерийское училище.

Осматриваясь, я услышал шаги сапог со шпорами на лестнице со второго этажа. Повернувшись, я увидел идущего ко мне юнкера второго курса со слащавой улыбкой, изображающей презрение ко мне и превосходство надо мной. Нормальный человек при виде такой улыбки обычно бьет по ней своим кулаком. Но в Николаевском кавалерийском училище хамство и рукоприкладство было не в чести, хотя цуканье было во сто крат хуже хамства и рукоприкладства.

— Господин баронет Туманов? — осведомился юнкер.

— Да, я фельдфебель курса баронет Туманов, — ответил я.

— А я граф Бобринский-третий, ваш �корнет�, — еще сильнее улыбнулся Бобринский, — а вы мой �зверь� и будете беспрекословно выполнять все мои приказы.

— Ваше сиятельство, — сказал я, — а не пошли бы Вы в пешеходную прогулку с эротическим уклоном.

Если вы рыбак, то, вероятно, помните, как ведет себя карась, которого вы поймали в пруду. Рыба начинает открывать и закрывать рот от недостатка воздуха, хотя его вокруг полно, и ничего сказать не может.

— Да как вы смеете? — заверещал Бобринский. — Это традиция и никто ее нарушать не может.

— Я могу, — просто сказал я.

— Комитет �корнетов� вынесет Вам порицание и может ходатайствовать перед командованием об исключении Вас из училища, — стараясь казаться важным, заговорил Бобринский-третий.

— Идите и соберите ваш комитет в зале фехтования, — сказал я, — а я после ужина приду на его заседание.

В спальном помещении курса я собрал портупей-юнкеров и рассказал им о порядках в училище, а также о столкновении с графом Бобринским-третьим.

— Господа, — сказал я, — если мы хотим быть рабами, то будем молчать. Если мы не хотим быть рабами, мы должны иметь голос. Прошу вас всех собраться у фехтовального зала после ужина, где я буду находиться на судилище комитета �корнетов�.

Во время ужина, проходившего в большой обеденной зале, старший курс очень неприязненно смотрел в мою сторону, так как мне, как фельдфебелю курса, надлежало контролировать порядок и проверить, все ли обеспечены довольствием и столовыми приборами. Юнкера на кухне не работали. Для этого есть постоянный состав из солдат срочной службы.

После ужина наш курс сгруппировался около фехтовального зала, что затрудняло возможность �корнетам� второго курса установить контакты с подопечными �зверями�.

Наконец, мне доложили, что совет собрался и ждет меня. Ждет — это хорошо. Подождет. Как говорят японцы: торопиза нада нету. Так и у меня нет необходимости торопиться и вприпрыжку бежать на совет.

Глава 26

Когда я подошел к фехтовальному залу, совет уже исходил на нет от моей наглости, а второй курс обещал кары небесные моим �зверям�. При моем подходе �корнеты� стихли. Такого еще не бывало, чтобы в первый день занятий на младшем курсе были назначены свой фельдфебель и портупей-юнкера. Все помнили незабвенное от дедушки Крылова: знать Моська-то сильна, коль лает на слона. Да и нужно иметь в виду, что на улице был 1972 год и что перед ним не было никаких коммунизмов и мировых войн, за исключением скоротечной Первой мировой. Цивилизация проникала во все поры общественной жизни и дворянские привилегии во многих странах отменялись. Для правды скажем, что не совсем отменялись, а просто дворяне сами отказывались от них, становясь в один ряд с гражданами своей страны, привнося традиции поведения и образования в слои, не затронутые этими особенностями.

Наконец, я открыл дверь и вошел в фехтовальный зал. В зале по центру стояли два стола, за которым сидели пять авторитетов со второго курса. По сравнению со мной они выглядели как пацаны, старающиеся казаться взрослыми. Комитет — понятие эфемерное, потому что в его состав входил весь второй курс. Но так не бывает, все не могут быть комитетом. Один выборный председатель и четыре заседателя для солидности.

Для меня стула перед столами не было. Предполагалось, что я должен был стоя выслушивать сентенции комитета.

Я взял свободный стул, поставил по центру и сел. Я фельдфебель, а они просто юнкера. И своего фельдфебеля они почему-то не избрали председателем комитета.

— Я вас слушаю, — сказал я и закинул ногу на ногу, помахивая этой ногой и позвякивая колечком серебряной шпоры, которые мне вручили в качестве приза в парфорсной охоте.

Комитет этого явно не ожидал и не знал, с чего начинать. Раз вы не можете или не хотите, то начну я.

— Так вот, господа, — сказал я, — я на построении вместе со всеми обещал, что буду следовать славным традициям Николаевского кавалерийского училища. Но только славным, а не вашим цукам. Из-за ваших цуков погиб поручик Лермонтов, который цукал майора Мартынова. Кто попробует мне цукнуть, я того развалю напополам вот этой шашкой.

Я повернулся и взял из пирамиды учебную шашку поновее, сделав несколько приемов сабельного боя.

— А сейчас я вызываю на дуэль на шашках любого из вас или всех сразу, — и я начал бросать им шашки из пирамиды.

В любой армии есть шик бросания командиром холодного и огнестрельного оружия военнослужащему и лихость того в ловле брошенного оружия.

Два человека поймали брошенные мной шашки, а трое человек, в том числе и председатель, уронили шашки на пол и полезли за ними под стол.

— Нападать будете сразу или по одному? — спросил я и, не дожидаясь ответа, пошел в атаку на комитет.

Рука у меня твердая, а мастерство не пропьешь, оно уже в крови, особенно если ты не менее трех десятков лет носил при себе шашку и постоянно тренировался с ней.

У первого �корнета� я тремя ударами выбил шашку из руки. Второй был поопытнее, но и его я ударил тупой стороной шашки по плечу, отчего он отскочил и начал потирать ушибленное плечо, благо на нас не было никаких защитных наплечников и нагрудников. После них я взялся за комитет, но, вероятно, у меня было такое зверское лицо, разгоряченное азартом боя, что три �корнета� предпочли ретироваться под недоуменные взгляды сокурсников и аплодисменты первого курса.

Я вышел полным героем для своих юнкеров и врагом для посрамленных �корнетов�. Всех юнкеров первого курса я предупредил, чтобы они докладывали лично мне, если кто-то из старшекурсников попытается их цукать.