От ненависти до любви ( старая версия )

Грандин догнал его на повороте, сграбастал за одежду и рванул на себя; Ири забился, сопротивляясь — решив, что живым не дастся — и на всякий случай приготовился кричать. В том, что Грандин спятил, у него не оставалось никаких сомнений.

— Пусти ме...— крик перешёл в нечленораздельное мычание. Грандин попросту зажал ему рот, и поднял его одной рукой, таща в сторону спален. Ири отчаянно брыкался, пытаясь отбиться; лупил пятками по его ногам и надеялся, что сейчас появится кто-то из учителей, и прекратит этот беспредел. Но учителя то ли спали, то ли отличались умом и сообразительностью, достаточными, чтобы понять — встать на пути разъярённого Грандина Мистраля способен только самоубийца.

Грандин, пинком ноги распахнул дверь комнаты Ири, и, захлопнув её, — тоже с помощью ноги, — зашвырнул его на кровать. Затем, неторопливо запер дверь на засов, и развернулся в сторону забившегося в угол Ири, глаза которого судорожно шарили по комнате в поисках оружия. Не найдя ничего более подходящего, он схватил подушку и выставил её перед собой.

— Итак, — нарочито небрежно начал Грандин, расстёгивая плащ и бросая его на стол. — Я готов выслушать твои сумбурные объяснения, — он сделал короткую паузу и склонил голову, словно прислушиваясь, или давая Ири осознать смысл своих слов. — А затем, ты собираешь свои самые ценные вещи, и мы едем домой.

Это всё!

Ири, которого моментально взбесила самоуверенность Грандина, сразу же забыл свой страх, вскипел и поддался на провокацию:

— А у меня нет желания, объяснять тебе причины своих поступков. Ты получил, что хотел!

— Вот как, — неприятным тоном осведомился Грандин, — и что же я получил? Просвети меня, если не трудно.

— То, чего ты добивался: солнечный мальчик был оттрахан ледяным принцем! — яростно выкрикнул Ири, и прибавил с горечью: — И оказался таким дураком, что был этому рад! Потрясающая победа! Сто очков в твою пользу! Я проиграл — и не оправлюсь. Пойду зализывать раны... Для меня всё кончено. Мой авторитет отныне, равен нулю. Ты, как всегда на высоте, и я тебя с этим поздравляю. А теперь, будь добр... убирайся из моей комнаты!!! Я не желаю тебя видеть!!!

— Что ж, — Грандин кивнул, словно услышав то, что хотел услышать. — Всё сказал? — а затем, подойдя к Ири, вырвал у него из рук подушку, и, взяв юношу за плечи, притянул к своему лицу.

— А ТЕПЕРЬ, СЛУШАЙ МЕНЯ! — прошипел он таким тоном, что у Ири подкосились ноги. — Если я, ещё раз, услышу из твоих уст подобный бред, то очень, очень сильно рассержусь на тебя, и то, что я с тобой сделаю, не доставит удовольствия нам обоим. Я не знаю, что наговорил тебе эта тварь — Реам. И не хочу этого знать. С ним я разберусь позже. Меня гораздо больше интересует другое... ЗА КОГО ТЫ МЕНЯ ПРИНИМАЕШЬ?! Раз посмел подумать, что я, — так способен поступить с тобой! — рявкнул он, встряхнув Ири за плечи. — Мне неважно, что, ты думаешь по поводу того, что произошло между нами, но если ты считаешь, что безразличен мне, и я просто использовал тебя, то вынужден тебя просветить: ты мне — не безразличен! Я — собираюсь продолжать наши отношения! И — демоны меня задери! — МЫ БУДЕМ ИХ ПРОДОЛЖАТЬ!!!

— Между нами не было и не будет никаких отношений!!! — заорал Ири, взбешенный его приказным, повелительным тоном. — Всё что случилось — было ошибкой, и я не желаю её повторять снова. Мне плевать — на тебя и на все твои штучки. Потому что ТЫ МНЕ — АБСОЛЮТНО БЕЗРАЗЛИЧЕН!!! А теперь убирайся из моей комнаты!!!

— Вот как, — Грандин прищурился. — Тогда оттолкни меня, если сможешь, — он притянут Ири к себе, и поцеловал, запустив пальцы в его волосы, а второй рукой лаская его пах. Ири принялся вырываться, но в следующую секунду уже сам тянулся к Грандину — позволяя его пальцам заползти в ширинку своих брюк, позволяя ему расстегнуть свою рубаху... позволяя ему всё. Полностью сдаваясь настойчивым ласкам, и совершенно теряя голову от нахлынувшей, лишающей рассудка, страсти.

Грандин отстранился от него, с трудом унимая бешено прыгающий пульс; замер не двигаясь. Сейчас он был взбешен, и хотя близость Ири пьянила его сильнее самого крепкого вина, — всё же он собирался проучить этого маленького идиота.

Ири понятия не имел, какие чувства Мистраль испытал, вернувшись домой и обнаружив его побег. А когда он узнал, что приходил Реам... Грандину показалось, что небо и земля перевернулись местами.

Ири бросил его.

Неважно, что наговорил ему Реам. С Реамом он разберётся чуть позже, и видит бог, если Реам не дурак, — ему следует как можно скорее подать документы на отчисление до того, как Мистраль убьёт его.

Но Ири...

Ири предал его. После того, как Грандин открылся для него, снял все свои щиты и разрушил все стены. После того, как он позволил себе испытать страсть, и понял, что для Ири он готов отпустить свои чувства из-под замка запрета. И Ири, — проклятый, глупый мальчишка, снова, как и тогда, в первый день их встречи, — безжалостно отверг этот дар, пройдясь ногами по его чувствам, точно так же, как до этого он прошелся ногами по его гордости — на глазах у всей академии отвергнув его ладонь.

Да за что, ты в моей жизни? Как проклятие, как наваждение... Из-за тебя, я сам не свой. Теряю себя, и не могу обрести, — до тех пор, пока ты не начинаешь принадлежать мне целиком и полностью, растворяясь во мне и в моём теле, в моих объятиях... Я ненавижу тебя, Ири Ар. Как же сильно я тебя ненавижу... И люблю, — не в силах отказаться от этого чувства...

Ири потянулся к его губам и рукам...

И тут до него дошло.

С приглушённым стоном, он отпрянул назад, — весь пылая от стыда унижения и отвращения к самому себе.

Грандин следил за ним с холодной, язвительной усмешкой.

— Какая пылкая реакция. Я бы сказал — ты весь кипишь от безразличия ко мне, Ири, — ядовито заметил он.

— Это ничего не значит, — простонал Ири, судорожно пытаясь стянуть края рубашки. — Я не желаю видеть тебя. Я не знаю, почему моё тело так реагирует на твои проклятые прикосновения! — заорал он. Грандин, скрестив руки на груди, следил за ним с самодовольной, победной усмешкой. Это окончательно вывело Ири из себя. — Убирайся вон! — заорал он. — Я не желаю иметь с тобой ничего общего! Не желаю видеть тебя! Убирайся!!!

Грандин прикусил губу, а затем, не сводя с него сверкающих гневом чёрных глаз, принялся раздеваться.

— ТЫ ЧТО ДЕЛАЕШЬ?! УБИРАЙСЯ!!!

— Я, собираюсь любить тебя, Ири Ар, — Грандин, походкой приготовившегося к нападению хищника, неторопливо двинулся к нему, с видом полного превосходства на лице, откровенно давая жертве понять, что сбежать она никуда не сможет. — Я, собираюсь заниматься с тобой любовью до тех пор, пока вся эта дурь не вылетит из твоей головы.

— Не... не смей... — Ири почувствовал, что голос его предательски сел, а тело моментально покрылось восхитительными, тягучими ручейками стремительного возбуждения. Как только Грандин дотронется до него, он потеряет голову, а удовольствие станет невыносимым и он снова будет стонать в его объятиях и умолять. — Не прикасайся ко мне, — Ири отчаянно попятился, с ужасом следя за тем, как улетает на пол синий мундир, шейный платок и стянутая через голову рубаха. С ужасом, и в то же время, невольно любуясь неторопливыми, уверенными движениями; прекрасным, стройным телом — одновременно изящным и мускулистым. Грандин перехватил испуганно-восхищённый взгляд и подмигнул:

— Нравится, радость моя? Это всё для тебя, мой сладкий.

Ири опомнился, и, зарычав, отпрянул назад, завертев головой в поисках спасения, стараясь не смотреть на тянувшиеся к его поясу красивые, аристократические пальцы.

— Не хочешь помочь? — осведомился Грандин кривя губы в понимающей тонкой усмешке. А его насмешливые, проницательные глаза... Ири мечтал исчезнуть и никогда не появляться на свет, потому что вынести этот ироничный взгляд, было выше его сил.

Стоило Мистралю увидеть, — потемневшие, расширенные зрачки Ири, — и Грандин простил ему всё.

Боже, ну что за детская наивность, разве можно настолько не уметь прятать свои мысли?!

По лицу Ири можно было не просто читать, как в открытой книге, можно было — при некотором желании — добавить новые, увлекательные главы.

Ири хотел его, хотел до дрожи в коленях, и сейчас, изо всех сил, сопротивлялся сам себе.

Грандин, насмешливо улыбаясь, расстегнул ширинку и недвусмысленно провёл рукой по выпирающей из-под тонкого белья, набухшей плоти, а затем, выпустил её на свободу, и, пронзая Ири страстными призывными взглядами, принялся ласкать себя.

Для Мистраля Грандина никогда не существовало стереотипов и правил.

Ири никогда не думал, что это может быть так.

Грандин, не прикоснулся к нему ничем кроме взгляда, но этот взгляд, — делал с ним всё то же самое, что сейчас вытворяли его руки, лаская великолепное, совершенное тело.

Грандин ласкал себя руками. Трогал живот, грудь, соски, — сжимая их, и заставляя Ири — раз за разом — изнывать от желания припасть к ним губами. А затем, он коснулся пальцами своих губ, и принялся вытворять с ними такое, что у Ири вновь подогнулись колени, а в штанах сделалось настолько тесно, что это начало причинять неудобство.

Грандин сделал неуловимое движение бёдрами, и брюки, вместе с бельём, упали к ногам, обнажая его целиком. Он перешагнул через свою одежду. Но вместо того, чтобы шагнуть к замершему у стены Ири, подошёл к столу, на котором лежали тетради, и, небрежно сбросив их на пол, медленно и соблазнительно, облокотился на столешницу; и принялся вытворять такое, что Ири показалось, будто у него кровь пошла носом.

Он уже не помнил — как оказался рядом с Грандином, и, рыча, набросился на него, покрывая восхитительное тело поцелуями; сам не понимая, что хочет сделать с ним, — но не в силах не прикасаться к нему. Не в силах отпустить ни на секунду, желая соединиться, слиться навсегда; желая, чтобы они принадлежали друг другу целиком и полностью; не понимая, как он был так глуп, чтобы добровольно отказываться от этого.

Грандин, тихо смеясь, подбадривал его жаркими поцелуями и ласковым шёпотом, помогая, и направляя его неумелые движения, сдерживая его нетерпение, и растягивая удовольствие до максимума, — до тех пор, пока тело Ири не взорвалось ослепительным фейерверком оргазма и сам он, — буквально свалился на Грандина, вдавливая его в стол и неистово повторяя его имя.

— Тише, тише, любовь моя. Ты же не хочешь перебудить всю академию. — Грандин, смеясь, нежно удерживал его одной рукой, вторую опустил вниз, собираясь закончить, но Ири перехватил его пальцы, поцеловал, а потом, мягко но решительно освободившись от его рук, — толкнул Грандина на стол и припал к нему губами, лаская напряжённую плоть.

Мышцы Грандина напряглись, он издал стон, вскрикнул, и забился в судорогах, позволяя Ири выпить себя досуха.

А затем, обхватив любовника за голову, Грандин притянул его к себе, поцеловал благодарно; хотя — судя по восторжённому, умалишённому состоянию Ири — он мог бы и не церемониться. Ири, кажется, никак ни мог прийти в себя от счастья, осознав, что между ними произошло.

— Ну что, больше не будешь делать глупостей? — ласково спросил Грандин. Ири покачал головой.

— Ран, почему?..

— Чтобы избавить от сомнений одного глупого, солнечного мальчика Ири, — поддразнил он в своей обычной манере, и шепнул, потёршись носом о загорелое плечо: — Пошли в кровать. У тебя здесь чертовски холодно.

— Я тебя отнесу, — с готовностью предложил Ири, и Грандин, которому надоело играть эту роль, разразился громким издевательским хохотом:

— Ну уж нет, мой сладкий! Твоя спина слишком драгоценна для меня, чтобы позволить напрягать её столь необдуманно, — он выпрямился и соскользнул со стола, обнимая Ири и увлекая его за собой.

— Носить тебя на руках — моя привилегия. Хотя бы, пока ты не подрастёшь немного, — он выразительно шлёпнул Ири по макушке, которая сейчас, когда они стояли, находилась на уровне его глаз, да и то лишь за счёт того, что Ири не снял сапоги. Босиком, Ири едва достигал ему до подбородка, и если раньше, его это невероятно бесило, то сейчас, почему-то, этот факт утратил всякое значение.

Грандин Мистраль больше не казался ему соперником.

Внезапно, Ири понял, что всё ещё одет, и смутился, осознав, что занимаясь любовью с Раном, он так и не соизволил снять одежду. Грандин хмыкнул, толкнул его на кровать и прыгнул сверху.

Через минуту, Ири, получивший некоторое моральное удовлетворение оттого, что был ведущим, с тоской осознал, что рядом с таким любовником как Ран, ему ещё очень долго предстоит быть ведомым, — в какой бы позиции он не находился. Грандин, кажется, тоже осознавал это, и, неторопливо освобождая смущающегося Ири от одежды, загадочно улыбался, думая о том, что как бы, его радость, не распускала слюни по поводу произошедшего, — наивно предполагая, что теперь Грандин всегда будет уступать, — скоро он обрушит эти иллюзии самым нежным и сладким способом.

К чему он и приступил, осторожно переворачивая своего сладкого на бочок, и показывая ему ещё один способ, — как можно оказаться на равных. Ну, почти на равных... Ири кусал подушку и зажимал себе рот, чтобы не кричать. Медленные движения Грандина, за спиной, сводили с ума; он таял в чутких пальцах, и всё тело казалось ему прозрачным и каким-то невероятно лёгким.

Грандин и сам не знал, откуда внутри него взялось столько неиссякаемой нежности, — она изливалась из него бесконечным потоком, и казалось, что ей не будет конца. Ему хотелось делать все медленно, насладиться каждым прикосновением к Ири; ласкать его опухшие, подставленные губы, шею, ключицы, плечи; любовно поглаживать плоский, напряжённый живот — лёгкими прикосновениями кончиков пальцев; слегка сжимать, и царапать — спину и крепкие ягодицы.

Чувствительность Ири будоражила его воображение, заставляя придумывать всё новые и новые ласки. Ещё никогда в жизни, ему не было так блаженно хорошо. Ещё никогда, никто, так не реагировал и не откликался чутко, — на каждое его легчайшее прикосновение, чтобы взамен подарить нечто, — столь же сильное и правильное. Счастье заполняло каждую клеточку его тела, щекотало где-то в глубине души, поднималось воздушными, пьяными пузырьками в голову, вызывая эйфорию и желание смеяться.

— Ири, — шептал он, почти задыхаясь, и отбрасывая медлительность и нежность, набрасываясь на податливое, отзывающееся тело, изнывая от неутолимого любовного голода. — Мой Ири.

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

— Почему я тебе всегда проигрываю? — с какой-то печальной, светлой обречённостью шепнул Ири, когда они, утомлённые любовью, обнявшись лежали на широкой, удобной кровати, на которой (хоть она и не была предназначена для двоих), они запросто поместились.

— Опять те же глупости, — Грандин недовольно шлёпнул его по ягодице, благо, та как раз была под рукой. — Ири, я уже сказал тебе — постель для меня, не место для сведения счётов. Если у нас возникнут проблемы, мы решим их по-мужски. А наши отношения здесь не причём.