Проводив Негована, Уриу немедленно вызвал на флагманский "Касаги" командиров миноносцев. До того, как стало известно о русской канонерке в Антивари, японцами планировался дневной заход в гавань всех кораблей эскадры, подавление огнем крейсеров береговой обороны, если таковая имеется, и последующая высадка десанта. Однако присутствие канонерки делало такой план слишком опасным. Уриу помнил, в каком состоянии он увидел "Нийтаку" после боя с "Храбрым". Поэтому, прежде чем направиться в Антивари с большими кораблями, Уриу решил провести ночную атаку миноносцев и уничтожить русскую канонерку. Командиры истребителей получили указание войти в гавань под австрийскими флагами, заменив их на японские непосредственно перед пуском торпед.

Салих-паша попросил разрешения участвовать в этой акции, вызвавшись быть лоцманом на одном из миноносцев. По его словам, он отлично знал акваторию бухты, где раньше располагался важный турецкий порт. Уриу, подумав, дал согласие, и Салих-паша перебрался на "Оборо"

* * *

— Я не пират, а русский офицер! — кричал лейтенант Шмидт на ротмистра Отфиновского. — Из-за того, что вы ввели меня в заблуждение, мы потопили в международных водах нейтральное гражданское судно...

— С которого по нам вели огонь! — попытался вставить слово ротмистр

— И мой корабль — это боевой корабль русского флота, а не плавучая тюрьма! — не слушал его Шмидт. — Я сейчас же прикажу своим матросам освободить всех задержанных вашими жандармами и высадить на ближайшем берегу!

— Высаживайте! — согласился Отфиновский. — Берег-то турецкий. А турки не либеральничают с попавшими к ним в руки революционерами любой национальности. Особенно после покушения на Абдул-Хамида.

Настроение у Петра Петровича Шмидта было испорчено с раннего, темного еще утра, когда на его миноносец неожиданно явился, победно шевеля усами, ротмистр Отфиновский в сопровождении десятка вооруженных жандармов. На категорическое несогласие Шмидта видеть их у себя на борту Отфиновский предъявил письменный приказ командира Отряда кораблей. Шмидт смог на это ответить лишь сообщением, что кормить незваных гостей во время рейда он указаний от начальства не имеет. Вдобавок Шмидта расстроило и то, что старшим из двух командиров миноносцев на время операции Петров-Чернышев назначил не его, а лейтенанта Железнова.

Заранее замаскированные в подобие парусных шхун миноносцы, пользуясь попутным ветром, на парусах выскользнули в утренних сумерках из гавани вместе с несколькими черногорскими баркасами. Австрийцы проводили их лучом прожектора, но не стали ничем мешать. Удалившись подальше в море, 212-й и 213-й развели пары, свернули паруса, положили на палубу съемные мачты и пошли экономным ходом на юг, к Дуррацо или, по-черногорски, Драчу. Там корабли легли в дрейф ввиду берега и стали ждать обещанного Отфиновским японского транспорта. Через несколько часов на горизонте с юго-запада действительно показался дымок. Вскоре можно уже было разглядеть небольшой пароход под голландским коммерческим флагом. Его заметной особенностью были четыре крупных шлюпки, скорее даже катера, стоявшие на мощных шлюпбалках. Создавалось впечатление, что судно несет на себе целую флотилию малых судов. Шмидт тогда подумал, что, видимо, пароход предназначен для одновременной доставки грузов в разные места. Груз сгружается в море на спущенные на воду катера и те идут сразу в несколько ближайших портов.

На пароходе (на носу удалось прочитать в бинокль название — "Сириус"), судя по оживлению на палубе, заметили пару миноносцев, однако продолжали идти по направлению к албанскому берегу. На 213-м подняли на мачте Андреевский флаг и передали международным сигнальным кодом приказ остановиться для досмотра. "Сириус" только прибавил ход и повернул форштевнем на миноносец, пытаясь таранить. Лейтенант Железнов отвернул в сторону и дал приказ, открыть из-под брезента орудия и сделать перед носом парохода предупредительный выстрел. С "Сириуса" ответили жаркой ружейной стрельбой с палубы и мостиков. 213-й и подоспевший ему на помощь 212-й в свою очередь открыли по судну артиллерийский огонь, стреляя сначала по надстройкам. Люди на пароходе скрылись, спустившись вниз, однако судно продолжало упрямо держать курс к Дуррацо. Тогда русские стали бить в пароход по ватерлинии, но 37-мм снаряды орудий миноносцев не могли сделать пробоину, угрожавшую крупному судну быстрым затоплением. Даже издырявленный пароход мог успеть добраться до албанского порта. Тогда с миноносца Железнова пустили мину Уайтхеда. Оставляя за собой пенный след, она помчалась наперерез "Сириусу" и ударила его в правую скулу.

Пароход дернулся всем корпусом, будто налетев на подводный риф. У борта судна взметнулся выше мачты водяной фонтан. Хотя мина была специально пущена так, чтобы не задеть котлы, взрыв оказался необычайно сильным. Вслед за первым последовал второй взрыв, внутри корпуса, еще более мощный. Мачта рухнула за борт. Перед мостиком сквозь палубу вырвался огромный клубок ярко-желтого огня. Затем пароход заволокла туча черного дыма, в которой продолжали трещать, как фейерверк, малые разрывы. Когда туча рассеялась, "Сириус" уже тонул вперед носом. Его корма задралась высоко вверх, так что обнажился вращавшийся винт и перо руля. В таком почти вертикальном положении пароход продержался несколько минут, с палубы катились незакрепленные вещи, люди прыгали в воду. Потом "Сириус" стал быстро уходить вниз, уже на глубине произошел новый взрыв, после чего на поверхности забурлили пузыри и всплыли обломки.

Команда не сумела спустить шлюпки, которые при затоплении парохода оказались раздавлены шлюпбалками. Теперь в воде виднелось с десяток голов. Миноносцы, подойдя самым малым ходом, занялись спасением людей. К изумлению моряков, среди вытащенных из воды не оказалось ни одного японца, да и голландец был всего один, представившийся капитаном Корнелисеном. Остальные спасенные изъяснялись, пусть не всегда чисто, на русском языке, причем, в самых крепких выражениях. Жандармы, нисколько не удивленные составом команды потопленного парохода, профессионально обыскивали продрогших "сириусцев" и переправляли в выделенный под содержание задержанных матросский кубрик. Из воды было поднято и несколько заинтересовавших жандармов обломков — досок от разломанных ящиков с маркировкой, частей деревянных прикладов и лож от ружей, с которых, очевидно, с парохода и вели стрельбу. Отфиновский даже распорядился измерить глубину на месте гибели "Сириуса", чтобы выяснить, нельзя ли подцепить и достать образцы груза с затонувшего судна. Но дно здесь оказалось глубоко, и миноносцы повернули обратно. После успешной операции Шмидт смилостивился и приказал покормить жандармов вместе с командой. Заодно распорядился дать что-нибудь поесть и "сириусцам".

Пользуясь правами командира корабля, Шмидт зашел в кубрик, чтобы поговорить с задержанными. Они отвечали зло и неохотно, но, всё же, выяснилось — "Сириус" был куплен в Голландии русскими революционерами и должен был доставить нужные для борьбы с царизмом грузы в черноморские порты. Ошарашенный этим известием Шмидт бросился искать Отфиновского. Между ними состоялся жесткий разговор.

— ... У меня корабль военно-морского флота! Я с внешними врагами воюю! С японцами! У вас своя жандармская пограничная флотилия есть, вот с ней революционеров и ловите!

— Хорошо, Петр Петрович, только ведь революционеры на японские деньги купленной оружие в Россию везли!

— Что за ерунду вы несете! Ваша жалкая попытка обвинить борцов за народную свободу в продаже родины вызывает у меня только презрение и смех!

Не желая больше разговаривать с жандармом, лейтенант Шмидт повернулся и ушел к себе на мостик. Высаживать "сирусцев" в Турецкой Албании и в самом деле было нельзя. Шмидт решил, что при подходе к Антивари сделает крюк к австрийскому побережью и предложит команде злосчастного парохода переправляться туда на шлюпке.

Едва сгустились сумерки, 2-й отряд истребителей японского флота двинулся через цепочку австро-венгерских кораблей к Антивари. Со стороны моря бухта была совершенно открыта. Русские и черногорцы не поставили у входа ни бона, ни сетей. Даже дозорных катеров или шлюпок не было видно. Гавань имела совершенно мирный вид. Горели фонари на рыбачьих судах, окна в домах на набережной. Японцы определи, что в бухте находятся три крупных корабля, хотя четко их рассмотреть не удавалось. Командир отряда капитан 1-го ранга Дзюнкити Ядзима распределил цели: "Инадзума" должна была торпедировать судно у северного причала, "Икадзучи" — корабль, стоявший в южной части бухты. "Акебоно" — тот, что бросил якорь в глубине залива. "Оборо" с командиром отряда оставался в резерве, ходя галсами перед входом в гавань. Малым ходом японские миноносцы прошли в бухту.

Почти все кубрики и каюты на "Храбром" после боя с "Нийтакой" пришли в полную негодность. Привести их в порядок так и не успели, поэтому большинство команды ночевало на берегу. Сигнальщик на мостике канонерке заметил входящие в гавань миноносцы,осветил их прожектором и позвал вахтенного офицера. Судовой механик поручик Блок посчитал миноносцы кораблями лейтенантов Железнова и Шмидта, возвращающиеся из рейда. Потом, обнаружив, что миноносцы другого типа (четырехтрубные, а не трехтрубные как 212-й и 213-й), Блок решил, что это австрийцы, и еще более утвердился в своем мнении, увидев над миноносцем, идущим к канонерке, австро-венгерский флаг. Поручик вызвал на мостик старшего в тот момент на корабле лейтенанта Лютера, но боевую тревогу не объявлял. Как считал Блок, австрийцы либо идут на переговоры, то ли хотят устроить демонстрацию серьезности намерений. Японцев он уж точно не ждал. Не вызвали у него сомнений даже повернутые на неизвестном корабле по-боевому на борт минные аппараты. Миноносец подошел к "Храброму" на полкабельтова. С канонерки ему просигналили запрос ратьером по международному коду, "австриец" ответил какой-то абракадаброй, потом полосатый красно-бело-красный флаг на мачте пополз вниз и вместо него на мачте быстро взвился флаг с красным японским солнцем. В тот же момент блеснули пороховые вспышки сразу двух минных выстрелов.

К этому времени лейтенант Лютер уже поднялся на верхнюю палубу. Еще до минных пусков он понял серьезность ситуации. Лютер сообразил, что развернуть тяжелое 8-дюймовое орудие, заряженное сегментным снарядом, он уже не успеет, поэтому кинулся на корму — к 6-дюймовой пушке, успел за секунду до пуска мин навести на миноносец и, заметив вспышки из отверстий минных аппаратов, сам произвел выстрел. Через считанные секунды "Храбрый" подкинуло вверх мощным взрывом. На палубу обрушился поток воды, остро пахнуло сгоревшей взрывчаткой. Одна из японских торпед, несмотря на близость расстояния, прошла мимо и вылетела на берег, но вторая взорвалась у правого борта канонерки против погреба 8-дюймовых снарядов. Погреб был практически пуст, дело ограничилось затоплением через огромную пробоину его и смежной угольной ямы. Однако взрыв повредил ветхие внутренние перегородки, и без того расшатанные в прошлом бою. Забортная вода стал быстро распространяться по кораблю. Коридоры и отсеки заполнил едкий дым, постепенно выходивший через разбитые иллюминаторы и световые люки. Взрыв вызвал повреждения на жилой палубе, были погнуты переборки, сорваны трапы, через образовавшуюмя в настиле дыру в трюм свалились несколько оглушенных матросов. Когда экипаж, выбравшись наверх, занял, наконец, места у боевых постов, "Храбрый" уже был обречен.

Положение "Икадзучи", впрочем, было немногим лучше — 6-дюймовый снаряд перебил японскому миноносцу паропровод. Впрочем, японцам, оставшимся без хода в сотни метров от тяжеловооруженного русского корабля, крупно повезло. Грозная артиллерия "Храброго" молчала. Кормовая 6-дюймовка успела сделать только один выстрел. После сотрясения судна от взрыва поворотный механизм орудия заклинил какой-то завернувшийся лист железа. Лейтенант Лютер и подоспевшие матросы тщетно пытались развернуть пушку вслед за дрейфовавшим мимо в клубах шипящего пара миноносцем. Другой расчет пытался привести в действие правую 8-дюймовку, но канонерка уже так сильно накренилась на этот борт, что максимально поднятый ствол смотрел уже в воду. Оказалось, что "Храбрый" мог стрелять только шестью легкими пушками правого борта. На деле огонь успели открыть лишь две или три скорострелки, к которым добежали канониры, а также десантная 2,5-дюймовая пушка с берега. Но для японского дестроера эти снаряды не были серьезной угрозой, а потом, перекрыв магистраль, японцы на остатках пара совсем уползли на безопасное для себя расстояние. "Икадзучи" встал на якорь (сильный западный ветер сносил корабль к берегу) и занялся ремонтом.

"Храбрый" тонул. Поручик Блок спросил у лейтенанта Лютера разрешения спускать пар из котлов. Вода свободно вливалась в иллюминаторы, потом хлынула на палубу. Команда бросала через поручни койки, чтобы спасаться на них вплавь, но от берега уже подошли черногорские лодки. В них грузили раненых, потом всех остальных. Лейтенант Лютер руководил эвакуацией судна, пока палуба полностью не ушла в воду, после чего поднялся на мостик. Там вода дошла ему до пояса и остановилась. Затонувшая канонерка легла днищем на грунт. Когда ночевавший в городе капитан 2-го ранга Петров-Чернышев прибыл к месту катастрофы, на поверхности воды видны были лишь труба и мачты "Храброго".

Второй японский истребитель "Инадзума" дважды стрелял торпедами по пароходу "Галеб" у портового причала. Торпеды, не попав в маленькое судно, сильно повредили взрывами причал на деревянных столбах. Убедившись в промахе, японцы открыли по "Галебу" огонь из орудий, выпустив до сотни снарядов. Получив несколько пробоин, черногорский пароход старой французской постройки затонул. Японцы перенесли огонь на портовые строения, вызвав пожары на складах. Между тем собравшиеся на берегу черногорцы стали стрелять из винтовок и ружей, что заставило команду "Инадзумы" отказаться от высадки для довершения разрушений.

"Акебоно", третий японский миноносец, вышел на пришвартованную к городскому причалу княжескую яхту "Румия". 140-тонная двухмачтовая паровая яхта только в начале этого года была подарена черногорскому князю султаном Турции. Капитан яхты Нико Янкович, услышав стрельбу у входа в бухту, успел поднять экипаж по тревоге, однако не имел возможности оказать противнику какое-либо сопротивление. В надежде на хотя бы психологическое воздействие, черногорцы сделали холостые выстрелы из салютных пушек (боевых снарядов к ним на яхте не имелось). "Акебоно" в ответ открыл огонь из всех орудий. Янкович дал приказ своим людям покинуть яхту. Японцы, подойдя на двести метров, пустили в оставленную экипажем "Румию" две торпеды. Взрыв переломил яхту пополам, забросав ее обломками пристань.

Успех японцев был полный. Ценой устранимого повреждения одного миноносца были потоплены три вражеских судна, включая зловредную русскую канонерку. Черногорские "Румию" и "Галеб" японцы приняли за русские миноносцы, поэтому считали, что с противником теперь полностью покончено.