Две делегации вошли в зал через противоположные двери, заняв места за длинным столом. За спинами представителей России были высокие окна, за ними — улицы Портсмута, дальше — ширь Атлантического океана, озаряемая жарким солнцем конца лета. За спинами японцев была только гладкая стена, выкрашенная белой краской. Глядя на нее, Сергей Юльевич Витте, главный уполномоченный от России, по обыкновению мял лежавшую перед ним бумагу. Второй уполномоченный барон Розен задумчиво курил папиросу, секретари Плансон, Набоков и Коростовец не подымали глаз от блокнотов. Японцы хранили каменную неподвижность, только щурились от бьющего в глаза солнечного света. Наконец, министр иностранных дел Японии Ютаро Комура достал из папки исписанный листок и спокойным голосом зачитал текст заявления:

— Императорское правительство решило в знак своего миролюбия сделать последнюю уступку. Япония больше не настаивает на уплате военных издержек и отказывается от требований на весь остров Сахалин, удовлетворяясь южной половиной острова.

Витте издал горлом какой-то неясный звук, потом ответил таким же ровным, спокойным голосом:

— Его Императорское Величество приказали мне в любом случае окончить сегодня переговоры. Наши требования остаются прежними — ни пяди русской земли не будет уступлено. Россия предпочитает продолжать войну, нежели признать утрату части собственной территории.

Могло показаться, что в глазах японцев мелькнуло удивление, однако ни одного слова больше не было сказано.

Обе делегации одновременно поднялись из-за стола, еле слышно скрипнув креслами по паркету, и, повернув в разные стороны, покинули зал заседаний.

Где-то совсем неслышно скрипнули стрелки истории, переводя людей и страны на иные, новые пути.

Война России с Японией продолжалась год и семь месяцев. Внезапная ночная атака без объявления войны русской эскадры у Порт-Артура, последний бой "Варяга" в Чемульпо — все это было, кажется, так давно, ведь столько всего случилось с того времени. Новые сражения на море и суше, гибель адмирала Макарова, на которого возлагались такие надежды, отступление главной армии генерала Куропаткина в Маньчжурии, оправдываемое малочисленностью войск, не получивших пока подкреплений. Долгие месяцы героической обороны Порт-Артура, отбитые один за другим яростные штурмы.

Весь прошлый год — весну, лето, осень — война шла малоудачно, но, всё же, не позорно для России. Во всяком случае, не более позорно, чем были три Плевны в прошлую войну с Турцией. Да, говорили при дворе, враг оказался сильнее, чем думалось вначале, напрасно было считать, что один русский солдат стоит пятерых японцев, но Великая Россия не может не победить маленькую Японию, еще вчера пребывавшую в первобытной дикости. Вот доберутся, наконец, к Куропаткину кадровые дивизии из европейской России, закончат свой беспримерный переход через три океана балтийские броненосцы адмирала Рожественского, тогда Порт-Артур будет освобожден от осады, а японцы отброшены на свои острова. Ведь еще святой Серафим Саровский, предвидя войну с Японией, прозорливо предсказал, что победоносный мир будет заключен в Токио.

Всё изменилось прошлой зимой, когда под Новый год внезапно сдался Порт-Артур, который привыкли считать неприступным. Со сдачей крепости был потерян и весь Тихоокеанский флот. А весной разразилась катастрофа. Неудачная война превратилась в самое постыдное поражение. Сначала, в марте, был Мукден. Русская армия, уже превосходившая по численности японскую, оказалась совершенно разбитой, и едва успела отступить, избежав полного окружения, но потеряла тысячи пленных, брошенную артиллерию и обозы, включая походный штаб Куропаткина с его кроватью, иконостасом и всей канцелярией с шифрами и архивом. А в мае грянула Цусима. Вторая Тихоокеанская эскадра Рожественского, дойдя, наконец, до Японии, была полностью истреблена Объединенным флотом адмирала Того. При равном соотношении сил в тяжелых кораблях и превосходстве в крупнокалиберной артиллерии русские потеряли семь броненосцев и три броненосных крейсера, не считая меньших судов; четыре броненосца после боя сдались противнику. Японцы не потеряли ни одного корабля, только несколько крошечных миноносцев. Это было не просто поражение, это был небывалый по позору разгром. К тому же в стране всё больше разгорался огонь революции. Даже самые упрямые при дворе поняли, что война проиграна, и заговорили о мире.

Государь император Николай II принял посредничество президента Североамериканских Штатов Теодора Рузвельта, но ехать в Портсмут заключать мир согласился один опальный Витте. Русский император пошел на переговоры, чтобы не допустить захвата японцами Сахалина. Однако японцы всё-таки взяли беззащитный остров, когда делегации уже отправились в дорогу. Выдвинутые Японией в Портсмуте требования вначале были абсолютно неприемлемыми для России. Контрибуция в три миллиарда рублей золотом, признание прав Японии на Корею, Порт-Артур, Южную Маньчжурию и весь Сахалин, а также разоружение Владивостока, запрет держать на Тихом океане военный флот, передача японцам интернированных в нейтральных портах русских судов, полная свобода для японского рыболовства в российских водах.

Столкнувшись с неуступчивостью русской делегацией, японцы стали снимать одно требование за другим. Действительно, зачем настаивать на ограничениях русского флота в Тихом океане, если у России после Цусимы и так не осталось никаких морских сил? Да и Владивосток в качестве укрепленной базы без флота для России бесполезен. Труднее всего японской делегации дался отказ от гигантской контрибуции, на которую они возлагали большие надежды; во время войны Япония изрядно поиздержалась в денежном плане. Но, в конце концов, японцы поняли, что Россия за одно признание поражения платить не будет, а продолжение войны обойдется Японии дороже. Со своей стороны, российская делегация не видела смысла отказывать японцам в уже взятых ими Корее и Южной Маньчжурии, включая Порт-Артур. Согласились и на неограниченный лов рыбы в российских водах, всё равно Россия была не в состоянии этот лов пресекать.

Главным камнем преткновения становился, таким образом, Сахалин. Остров был, как-никак, не взятой у Китая колонией, а своей, русской землей. Японцы дали понять, что готовы вернуть северную половину Сахалина — за компенсацию военных издержек в полтора миллиарда рублей. Витте ответил, что и весь остров стоит куда меньше, но в принципе вопрос можно обсудить. Японцы задумались, но тут Витте одернули из Петербурга. Николай II приказал денег японцам не давать и требовать назад весь Сахалин целиком. Переговоры в Портсмуте были прерваны на несколько дней. В это время посланники Североамериканских Штатов в Петербурге и Токио склоняли первых лиц России и Японии к компромиссу. Наконец делегации получили новые инструкции. Воюющие державы должны были сделать последние уступки — японцы отказывались от денег, русские — от Южного Сахалина. Во время предварительной частной встречи Витте и Комуры позиции сторон были согласованы. Казалось, что трудности позади, и после достижения принципиального согласия сторон подписание мирного договора становится чисто техническим вопросом. Однако в ночь накануне решающего заседания Витте получил экстренную телеграмму от Николая II. Она отменяла все предыдущие указания и требовала стоять в деле сохранения русских земель до конца. Главному уполномоченному оставалось лишь донести решение своего императора до японцев.

Выйдя из Портсмутского адмиралтейства, красный от злости Витте бросил журналистам, ожидавшим новостей:

— Прошу прощения, господа, но переговоры сорваны из-за неуступчивости Японии. Война продолжается!

Рядом оглушительно бухнули пушки. Салют, который должен был знаменовать наступление мира, успели отменить только после первого залпа, показавшегося от этого сиротливо одиноким. Замолчали и начавшие, было, радостный перезвон колокола городских церквей. Празднично одетая публика расходилась от адмиралтейства с разочарованным видом.

— Что же теперь будет? Что будет? — потеряно повторял военный консультант полковник Генерального штаба Самойлов. — Ведь нет никакой надежды на наш успех в войне. Дело окончательно проиграно!

— Ничего не проиграно! — вмешался капитан 1-го ранга Русин, прибывший из штаба Маньчжурской армии. — Вы всё сделали правильно, Ваше Высокопревосходительство! Настроение в войсках бодрое, армия и не рассчитывала на мир...

Витте пожал плечами

— Убежден, что мир был нам необходим. Раз он не случился, России грозят новые бедствия и полная катастрофа, которые могут кончиться свержением царствующей династии.

Самойлович тихо охнул. Витте на минуту задумался, потом продолжил со слабой улыбкой:

— С другой стороны, я, скорее, рад тому, что произошло. При всех моих дипломатических стараниях этот мир делал Россию безусловно проигравшей. Давно уже не было такого подавляющего для русского самолюбия мира. И, если бы мне пришлось его подписывать, тяжелое чувство угнетало бы меня, наверное, до конца жизни. Пускай уж его теперь заключают другие!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ХРАБРЫЕ НА "ХРАБРОМ"

"ХРАБРЫЙ" — русская канонерская лодка. Корабль построен в С.-Петербурге на судоверфи Новое Адмиралтейство. Спущен на воду 9 ноября 1895 г. В 1897 г. вошел в состав Балтийского флота. С 1899 по 1906 г. находился на Средиземном море, участвовал в международной миротворческой операции на о. Крит. Во время первой мировой войны действовал в Рижском заливе, прикрывал с моря русские войска, оборонял Ирбенский пролив. Во время Моозундского сражения 1917 г. вел бой с немецкими эсминцами на Кассарском плесе, буксировал под огнем поврежденный эсминец "Гром", а потом снял с него команду. При советской власти переименован в "Красное знамя". Зимой 1939-1940 г. поддерживал огнем наступление на Карельском перешейке. Во время Великой Отечественной войны участвовал в обороне Нарвы и Ленинграда, вел контрбатарейную борьбу. 16 ноября 1942 г. в Финском заливе потоплен в дозоре финскими торпедными катерами, но вскоре поднят и вновь введен в строй. В 1944 г. доставил в Хельсинки Союзную комиссию по перемирию. С 1956 г. учебное судно. В 1957 г. снимался в художественном фильме "Балтийская слава" к 50-летию сражения за Моозунд (изображал "Гром"). В 1960 г., прослужив 63 года и пройдя пять войн, старейший боевой корабль Балтийского флота был пущен на слом.

Глава первая.

Тучи на западе

Велосипед катил, дребезжа, по пыльному переулку, затененному раскидистыми платанами. Ездоком был темноволосый морской офицер с нервным лицом и печальными глазами. По возрасту ему явно полагались погоны более высокого звания, чем украшавшие тощие плечи лейтенантские; скрипящие педали он крутил в порывистой, неровной манере. Появление в публичных местах на велосипедах для офицерских чинов возбранялось, однако в провинциальном Измаиле привыкли сквозь пальцы смотреть на строгость военных уставов, и редкие прохожие не обращали на велосипедиста никакого внимания. Он съехал с пригорка к домику санитарной инспекции и, оставив свой механизм у беленой стены, вошел внутрь.

— А, это ты, Петя! — приветствовал его краснолицый инспектор за покрытым пятнами столом. — На велосипеде опять катаешься? Всё лучше, чем водку пить. Кстати, будешь? А то в одиночку уже не тянет.

Не отвечая, лейтенант рухнул на облезлый диван, закрыв руками лицо.

— Зря! — сказал инспектор с укоризной. — Водка нервы успокаивает. Что с тобой случилось? Влюбился опять?

— Не смей так говорить! — прорычал офицер сквозь пальцы.

— Понятно... И чего ты каждый раз так переживаешь? Как мальчишка, прямо. Радоваться надо, что кровь еще бурлит. Как она, молода? С молодыми сейчас надо держать ухо востро. Больно умные стали.

Офицер вскочил, прошел по комнате, потом сел на жалобно заскрипевший стул.

— Ей двадцать лет! Почти вдвое моложе меня!

— Это не страшно. Ты ведь еще не старик. Мужчину возраст, как хорошее вино, только крепит.

— Брось острить! Она — дочка адмирала!

— Оппа! Ну, ты, Петя, не промах! С другой стороны, сам ведь адмиральский сынок...

— Прекрати!

— Лучше скажи, кто она?

— Мария Григорович.

— Григорович... Это какого же адмирала дочь?

— Контр-адмирала Ивана Константиновича Григоровича, начальника штаба флота.

— Аааа! Его ж только-только в Севастополь назначили, я и забыл. Это ж геройский адмирал! Броненосцем "Цесаревич" командовал, а потом начальником Артурского порта всю осаду был. Его японцы после сдачи крепости выпустили под подписку, что он в войне участвовать не будет. Поэтому и определили к нам на Черное море. Когда ж ты с его дочкой успел встретиться?

— Катался сегодня на велосипеде за городом. Вижу, она. Тоже на велосипеде. Только он сломался, она и не знала, что делать. Я посмотрел, сообразил, как починить. Поехали вместе, познакомились, разговорились...

— То, что ты додумался, как починить, это я не удивляюсь. В голове у тебя от мыслей разных тесно. Но то, что ты смог сделать, и оно у тебя заработало — вот что удивительно! Невезучий ты больно. Знай тебя девица, как я тебя знаю, побоялась бы на велосипед после твоего ремонта влезать.

— Брось! После меня всё работает!

— И часы мои? И кран портовый? Сколько с ним потом возились... Ладно, считай, повезло тебе, да и адмиральской дочке тоже. Так она тебе симпатии какие-то выказывала?

— Не знаю. Улыбалась, шутила. Разрешила, чтобы я писал ей.

— И чего тогда ты смурной такой? Всё удачно складывается. С девицей познакомился, услугу ей оказал, развеселил. О переписке сообразил договориться, а писать красиво ты умеешь.

— Тут такое дело... Она ведь всё о войне твердила, о подвигах моряков, о которых ей папенька рассказывал... Кто я для нее? Как объясню, что меня только из-за болезни со эскадры списали в Суэце. Эх! Надо было тогда перетерпеть, остаться на "Иртыше".

— Ну и доедали бы тебя сейчас крабы на дне Цусимского пролива. Или сидел бы ты в японском лагере для военнопленных.

— Закончится война, вернутся из плена офицеры. Все молодые, все храбрецы, герои. Что я рядом с ними для Маши буду?!

— Не волнуйся, скоро не вернутся. Гляди — сегодняшняя газета. Переговоры в Портсмуте прерваны, война продолжается.

Офицер вскочил на ноги, по лицу его блуждала улыбка:

— Война продолжается? Так я на нее еще успею!

— На войне отличиться хочешь? А революции твои как же?

Лейтенант помрачнел:

— Маша ничего о революции и слышать не хочет. Только я начал об угнетении народа, долге просвещенного класса — сразу меня прервала. Очень резко. Нет, сейчас ей ничего не объяснить. Узость сословного сознания. Но вот, если я для нее стану не просто не пойми кем, а персоной, в лицо самой смерти смотревшей, тогда... Сегодня же отправлю рапорт о переводе во Владивосток!

— Так ты говорил, отправлял уже в том году. Думаешь, с тех пор что изменилось? Во Владивостоке кораблей — по пальцам перечтешь. Вакансий на них нет. Разве что на подводную лодку могли бы взять, будь ты, Петя, помоложе да здоровьем покрепче. Так что отправят тебя, в лучшем случае, командовать плавучей батареей в амурском устье. Но в Амур-то японцы вряд ли полезут. И будешь ты там сидеть, как в нашем дунайском устье сейчас сидишь, только уж на велосипеде по тайге не покатаешься. И никакого геройства, лишь времени потеря.

123 ... 202122

↓ Содержание ↓