Зелёные слезинки

Но дальше Светка и сама плохо помнила, что было. Кажется, Овечкин уже и руки начал распускать, но тут они дошли до гостиницы. На ресепшене никого не было, что было весьма кстати, а то они спалились бы прямо там. Последнее, что Светка смогла смутно вспомнить — это целование на лестнице. Следующее её воспоминание — она голая стоит на четвереньках в корыте, её тошнит, а сверху на голову из душа льётся вода.

Ну, а проснулась Светка сегодня с головной болью и премерзким вкусом во рту. Вернее, не проснулась, а это я, зевая, растолкала её. Потом скормила ей таблетку седалгина, рассказала о моих ночных хороводах вокруг её пьяной тушки, затем мы быстренько умылись и побежали на завтрак. А вот за завтраком...

Бедняга Овечкин. Его так колбасило ночью, что он, проводив ко мне Светку, заблудился и запёрся не в свой номер. Он к бэшникам попал, причём в номер, где девчонки ночевали. Представляете, время заполночь, они уже спят, и в этот момент раздаётся требовательный стук в дверь. Девчонки в пижамах открывают и тут на тебе, Овечкин во всей своей красе! Стоит, шатается, да ещё и внутрь номера ломится. Естественно, они тут же свою Неназываемую позвали, она — Кузьминичну, и... Овечкин попал.

Кстати, он сам даже на завтрак не вышел. Мы сначала думали, что это его Кузьминична под арест посадила, но нет, не так. Смирнов, который в одном номере с Овечкиным обитал, рассказал, что того колбасило всю ночь. Только Овечкин был крепче Светки, и если мою соседку вырвало практически сразу после того, как она вернулась в номер, то Овечкин выдержал часов до пяти утра, а к тому времени почти весь ядовитый напиток успел всосаться ему в кровь. Сейчас несчастный Овечкин лежит на кровати в номере и ему ну очень худо, завтракать он не может.

В том, что Овечкину худо, я смогла лично убедиться, едва мы с вещами вошли в наш автобус. Да уж, сидит бедолага на своём месте грустный-прегрустный, несчастный-пренесчастный и такой зелёный-зелёный, как кабачок.

Светка выпросила у меня ещё одну таблетку седалгина и вместе с бутылкой минералки, что мы в буфете взяли в дорогу, отнесла своему непутёвому Ромео. Так трогательно.

А пока она ходила, я план сегодняшней экскурсии достала из сумочки. Что у нас тут сегодня первое в списке?..

Глава 9

О, слава Ктулху, до обеда ни одной пешей экскурсии нет сегодня! А то я вчера все ноги себе обтрепала. Сейчас просто обзорная автобусная экскурсия по Суздалю, а потом поедем во Владимир обедать.

Вот все собрались, классные нас пересчитали по головам, Кузьминична прочитала нам небольшую нотацию на тему того, какой нехороший человек Овечкин и как он её огорчил, а затем автобус мягко тронулся и мы поехали. Элеонора захватила микрофон и уже привычно для нас принялась бубнить. А я тихонечко закрыла глазки, привалилась к стенке автобуса и решила немножко подремать, а то три часа сна в сутки мне явно мало, засыпаю на ходу просто.

...предшествовал разгром татарским отрядом города Суздаля. Летописец сообщает, что "Татарове, станы свое оурядивъ оу города Володимеря, а сами идоша взяша Суждаль". Этот короткий поход вполне объясним. Начиная осаду столицы, татары узнали об отступлении Юрия Всеволодовича с частью войска на север и опасались внезапного удара. Наиболее вероятным направлением контрудара Юрия мог быть Суздаль, прикрывавший дорогу из Владимира на север по реке Нерли. На эту крепость, находящуюся всего в 30 километрах от столицы, мог опереться Юрий Всеволодович. Суздаль, оставшийся почти без защитников и лишённый ввиду зимнего времени своего основного прикрытия — водных рубежей, был взят монголо-татарами сходу; во всяком случае, 6 февраля татарский отряд, громивший Суздаль, уже вернулся к Владимиру. Суздаль был разграблен и сожжен, население его...

Нужно бы аптеку найти и ваты купить там, а то немного мешает это бормотание. А так ваты бы в уши напихала — оно и хорошо! Либо можно ещё тампоны мои ватные расковырять, да из них затычки соорудить. Конечно, настоящая вата была бы лучше, но так ведь нет её у меня сейчас, а вот тампоны есть в сумочке.

Действительно, чего тянуть-то? Элеонора уже с утра надоела мне. Нет, рассказывает-то интересно, хорошо, только я вот спать хочу, мочи нет, а она мешает заснуть. Да ещё и манера у неё рассказывать дурацкая, она постоянно с одного на другого перескакивает. Вот только что о взятии татарами Суздаля вещала, и вот на тебе — уже про устройство Суздальских земляных валов говорит. Что? До сих пор различимы?

Это мне стало любопытно, я открыла глаза и выглянула в окно. Вот это вал? А чего он такой низкий? Ах, при Екатерине срыли, понятно. А теперь посмотрите налево, проезжаем Предтеченскую церковь. Где?

Ой!!

Развернувшись в другую сторону, я обнаружила на соседнем со мной сиденье Мишку Смирнова. Это ещё что такое? А Светка где?

Ну, блин!! Предательница. Светка тихонько-тихонько, незаметно для меня, со Смирновым местами поменялась и сейчас сидит рядом со своим Овечкиным. Последний со страдальческой миной на лице прикладывает поочерёдно то к одному, то к другому своему виску стеклянную бутылку с минералкой, а Светка ему что-то тихонько говорит. Она опять переоделась в свой костюм инспектора мусорных баков, но теперь уже это Овечкина не смутит, он уже знает, что внутри всё нормально и на самом деле у Светки всё что надо — на месте.

Даже вот и не знаю, как-то мне это неприятно. Ревность, наверное. Понятно, что глупо ревновать к Овечкину. Он хоть наизнанку вывернется, но всё равно никогда в жизни не сможет стать лучшей подругой. Зато с ним, в отличие от меня, можно под дождём целоваться. Да и без дождя тоже можно. В общем, мы с ним совсем разные и друг друга для Светки заменить никак не можем, только всё равно мне немного обидно.

Всё, надоело мне, спать хочу. Смирнов! Смирнов, алё, очнись! Чего-чего, сумку помоги мне достать сверху. Да нет, не эту, это Светкина. Во, правильно! Давай сюда. Спасибо, Мих. Какой ты любопытный. Тебе-то не всё ли равно, чего надо, то и буду с ними делать. Блин. Да в ухи я себе затычки мастерить стану, вот чего. А то она мне спать мешает, я же спать легла в четыре утра только, всю ночь со Светкой колобродила. Нафига? Тоже спать хочешь? Встал в половине пятого? Зачем? Ах, Овечкину хреново стало, колбасило всего. Понятно. Коллега по несчастью, значит. Ладно, держи, только сам вату из них выковыривай. Да бери больше, не стесняйся, из двух мало ваты получается. Ага. И сумку мою закинь обратно, пожалуйста. Спасибо.

И вот мы со Смирновым вдвоём сидим рядышком и скручиваем себе ватные жгутики для затычек. Автобус неспешно катится по утреннему Суздалю, уже светло, но солнца не видно, так как всё небо сплошь затянуто свинцовыми тучами. А наш экскурсовод в своём любимом стиле опять съехал с темы. С рассказа об истории Суздальского кремля Элеонора каким-то невероятным зигзагом ухитрилась перекочевать на рассказ о разорении Рязанской земли. Ох, ну и сказочница!

...был в эти дни в Чернигове. Узнав о страшном побоище, Евпатий примчался в Рязань. Собрав дружину в 1700 человек, он догнал войско Батыя в Суздальской земле. Евпатий Коловрат и его воины внезапно напали на монголо-татар и вступили в беспощадный бой. Когда у Евпатия затупился меч, он выхватил татарский меч и рубился им. После этого боя Батый послал против Евпатия царевича Хостоврула. В единоборстве с монгольским воином Евпатий рассек его надвое до самого седла. Затем побил еще нескольких монгольских богатырей...

Оно, конечно, вообще-то интересно, но только не после фактически бессонной ночи. Я засовываю готовые затычки себе в оба уха и, довольная и счастливая, откидываюсь на спинку кресла...

Интерлюдия VII-1

Самое страшное, что когда передовой дозор выехал на то ужасное поле, трое из двух десятков девушек были ещё живы. Остальные не выдержали невероятных мучений и уже отошли, но трое, трое пока дышали.

По приказу старшего дозора один из воев развернулся на месте и помчался к основному войску донести воеводе весть о страшной находке. Остальной же дозор приступил к осмотру места татарского лагеря. Что тут был лагерь, что здесь ночевало основное войско, сомнений не могло быть. Сотни кострищ, утоптанный грязный снег с многочисленными следами пребывания здесь огромного числа людей и лошадей, следы телег и саней. А ещё колья.

В паре сотен метров от опушки леса неровным полукругом стояли два десятка вкопанных в землю кольев с нанизанными на них девушками. Видно было, что смерть они приняли страшную, лютую, измывались над ними долго. Их жгли огнём, резали ножами, сажали на колья. Все были столь страшно изуродованы, что даже то, что это девушки, а не парни, можно было понять лишь по жутким ранам на месте отсутствующих грудей.

А в центре, в центре этого полукруга страшных кольев, был вкопан небольшой столб, к которому привязали ещё одну девушку, лицом ко всем остальным. Она была единственной, кого не посадили на кол и у кого уцелели глаза. Собственно, даже лицо у неё почти не было изуродовано, никто её лицо не уродовал, ей лишь отрезали веки, чтобы она не могла зажмуриться. Девушка почти превратилась на морозе в ледяной столб, однако всё ещё дышала. Она дышала.

Она уже умерла, но всё ещё дышала. А что девушка умерла, любому было понятно с первого взгляда, ведь к столбу её привязали её собственной кожей. Начиная от шеи и вниз кожа девушки была аккуратно снята. Вероятно, именно эта девушка чем-то провинилась перед захватчиками и наказывали именно её. Сначала она должна была смотреть, как на её глазах мучают и убивают её подруг, а затем, натешившись, с неё сняли кожу, да так и оставили, привязанной к столбу, наблюдать за агонией других и медленно умирать. Потому и глаза ей оставили — она должна была видеть, что делают с ней и с остальными.

Обнаружив, что девушка ещё дышит, старший дозора первым делом пронзил её мечом в сердце, остановив мучения. Та этого, похоже, даже не заметила, она уже и сама почти перешла Грань. Просто перестала дышать, так и оставшись стоять у столба, подняв к небу лицо с навечно раскрытыми голубыми глазами.

Похожим образом, ударами в сердце, дозорные помогли Уйти и ещё паре всё ещё подававших признаки жизни несчастных. Затем осторожно, как будто это имело какое-то значение для них, девушек принялись снимать с кольев и укладывать в один ряд на грязный снег. Туда же, отвязав от столба, положили и девушку с голубыми глазами, накрыв ту сверху её собственной кожей.

Но вот на разбитой ордой лесной дороге показались первые сотни основного войска рязанцев. Конные воины десяток за десятком выезжали на поле, покрытое многочисленными следами татарского лагеря, приближались к ряду лежащих на снегу замученных девушек, и... молча смотрели на это. Молча. Кто-то теребил рукоять меча, кто-то крепче сжимал копьё, а кто просто молча сидел, судорожно вцепившись в конские поводья. Что ещё они могли сделать? Этим девушкам уже не помочь. Да, этим — не помочь. А другим?

Строй конников дрогнул и раздался в стороны. По образовавшемуся коридору в сопровождении сотников и ближних бояр медленно проехал набольший воевода. Он приблизился к растерзанным телам и внимательно осмотрел их с коня. Спешился. Потом всё так же молча пошёл вдоль страшного ряда, глядя на погибших рязанских девушек. Возле тела, лишённого кожи, воевода замер, потом приблизился к нему и встал на колени у головы девушки.

Минут пять набольший рязанский воевода смотрел в мёртвое лицо. Смотрел и по-прежнему молчал. Затем протянул правую руку, осторожно погладил девушку по голове, и, глядя в мёртвые голубые глаза своей племянницы, едва слышно шепнул ей:

— Олеська...

Продолжение главы 9

Проснулась я от того, что кто-то навалился мне на колени и стал бесцеремонно двигать мои ноги. Открываю глаза. Смотрю — передо мной Светкина спина, а сама она нагнулась и ищет что-то на полу автобуса среди моих ног. Наконец, Светка что-то нашла там. Она разогнулась и продемонстрировала мне свою добычу — у неё в руке была литровая бутылка очаковского кваса. Причём та бутылка была без крышки.

Смотрю вниз, себе между ног. Зашибись. Теперь я сижу прямо посреди довольно приличной лужи, размазывая ту сапожками по полу. И как это понять?

Нехорошие подозрения зародились у меня, когда Светка встала с кресла, подошла к сидящим сразу за нами Медведеву и Кириллову, обозвала их обоих придурками и свиньями, после чего отдала ту открытую бутылку. Ага, так и есть. Это тупорылый Медведев задремал с открытой бутылкой кваса в руках. Естественно, бутылку он выронил, и она укатилась под моё кресло. Да, и жидкость у меня под ногами на самом деле квас, то есть сижу я в сладкой луже. Теперь весь салон липкой обувью уделаю, когда к выходу пойду. А что на это скажет дядя Лёша, наш водитель?..

Чего делать? Да ничего, что тут поделать-то можно? Пока остановки не будет какой, от лужи не избавиться никак, придётся так и ехать. Медведев — придурок! А когда остановка? Мы где хоть едем-то сейчас? Вытащив вату из своих ушей, я поинтересовалась у подруги на соседнем кресле:

— Свет, это мы куда движемся?

— Да уж во Владимир, Суздаль минут пять, как покинули, — отвечает мне Светка.

— Ого! — восклицаю я, взглянув на свои часы. — А я хорошо так придавила, часа полтора продрыхла. Ты давно обратно ко мне пересела?

— Час назад где-то. Там Овечкин заснул, мне скучно стало, вот и вернулась.

— Как он, кстати?

— Лучше. Твоя таблетка помогла, а ещё он всю минералку нашу выдул, очень пить хотел.

— Вот поросёнок, а я как раз попить думала сейчас.

— Может, у этих балбесов сзади попросим? Там не весь квас на пол вылился.

— Да ну их нафиг, не хочу. Ладно, я потерплю, не страшно.

— Как хочешь.

— Свет, я чего спросить-то хотела. Вот вчера вы пока разврату с Овечкиным предавались, я айфон твой листала.

— И?

— Фотку прапрадеда разглядывала.

— Что с того, я ведь разрешила и даже сама тебе её показала.

— А ты говорила, что он на этой фотографии письмо написал, помнишь? Ещё рассказывала, что почерк у него красивый.

— Да, верно, на обороте написано.

— А эту оборотную сторону не сканировали?

— Почему? Тоже сканировали, как же иначе? Ты не нашла разве? Она там рядом.

— Не. Я как-то не подумала. А можно почитать?

— Да читай, конечно, там никаких секретов нет.

— Достань тогда, я почитаю.

— Сейчас, — Светка лезет себе во внутренний карман куртки и вытаскивает оттуда айфон. — Держи.

Включив прибор, я на экране обнаружила какой-то текст мелким шрифтом. Тем текстом весь экран занят.

— А это что? — спрашиваю я.

— Где? А, это Овечкин такой скептик, не верил всё.

— Во что не верил?

— Да Элеонора, пока ты спала, нам про Евпатия Коловрата рассказывала, как он на татар напал. Это такой боярин рязанский, он...

— Свет, я знаю, кто он такой, знаю. А что Овечкин?

— Да не верил никак. Говорит, у Батыя армия в полмиллиона была, и куда там против такой толпы Коловрату с его полутора тысячами бойцов? Его бы, говорит, Батый как муху прихлопнул, даже и не заметив.