Посторонним вход воспрещён. Часть первая.

— М-да...

Дошли до машины.

— Тебя подкинуть?

— Нет, я не очень далеко живу... Алиса, и что теперь делать?

— Теперь? Сегодня я съезжу на квартиру к Семенову, положу на место ноутбук и бусинки. Повешу ключ в ключницу и захлопну дверь.

— Вот так просто — сдашься?

— А что ты предлагаешь?

— Не торопиться. Одна дверь, — и Шурик мотнул голову в сторону улицы Казакова, — уже захлопнулась. Но это ведь не значит, что и другие захлопнулись тоже? Может, ребятам там помощь нужна, а ты говоришь, захлопнуть дверь. Думать надо, понимаешь? Надо думать — и искать информацию. Это тебе не по форточкам лазить...

— Да иди ты! — в сердцах воскликнула Алиса, закинула пакет с "искалкой" на заднее сидение и хлопнула дверью машины.

— Ну извини, — Шурик открыл дверцу и сел рядом с расстроенной девушкой, — Ерунду сказал, дурак, виноват. Если бы ты туда не залезла — мы бы вот всего этого не знали бы. Алис, пойми, для тебя это — журналистское расследование, а для меня — гораздо большее. Олегыч и Макар — мои друзья, наши, реконструкторы. Как бы тебе объяснить, реконструкция — это не просто увлечение прошлым. Это еще и товарищество "людей с лица необщим выраженьем", понимаешь? Мы ненормальные, чокнутые, если хочешь, одержимые. А еще мы очень крепко дружим. У моих друзей — проблема. А значит — это моя проблема, вот в чем дело. И если я сейчас не сделаю для них все, что только могу — то буду считать себя дерьмом всю оставшуюся жизнь.

— Хорошо, — тихо сказала Алиса, — я все поняла. Я туда пока не пойду. И зря ты думаешь, что я — беспринципная тварь, которую интересует только сенсационный материал. Этот материал — никуда не годный, между прочим. Потому что это — ненаучная фантастика типа летающих тарелок. Ни один серьезный журналист про такое писать не станет — чтобы не угробить свою репутацию. Это — как актрисе в порнофильме сняться. Я пошла делать эту штуку, — кивок на "искалку", — четко понимая, что скорее всего, никогда про это не напишу. А теперь — эта история для меня уже больше, чем обычное журналистское расследование. А сейчас — иди, Шурик, иди, пожалуйста. Потом созвонимся, хорошо?

Шурик хотел что-то сказать, но посмотрел на Алису, кивнул и вылез из машины.

Алиса ехала домой без мыслей, без эмоций, сосредоточившись на дороге. И только дома, сунув в вазу ненужную "искалку", дала волю слезам.

Потому что за захлопнутой дверью остались не только незнакомые ей Семеновы, Смольские, Каретников и Войтюк — за ней остался барон Евгений Петрович Корф, идеальный мужчина, принц на белом коне, о котором мечтает каждая девушка. И только теперь, когда чуда не произошло, Алиса призналась себе, что влюбилась в него. Влюбилась глупо и безнадежно, как тринадцатилетние девочки влюбляются в рок-звезд.

* * *

Апрель 1888-го года, Москва,

ул. Гороховская, угол Земляного вала.

2 часа пополудни. В Москве всегда полно народу.

— Уже больше года здесь живу — а всё никак не могу привыкнуть к таким вот перлам — сказал Ромка.

Он в недоумении стоял перед пёстрым двухэтажным домиком в самом начале Гороховской — там, где она выходит на Земляной вал. Фасад домика украшала вывеска:

Рудомётчик Нефёд Шелепко он же помозолю с корнем

Чуть дальше, на соседнем "особняке", над особой, наполовину застеклённой дверью, значилось:

Кислощевое заведение с газировкой фрухтовой воды

К. Панкратов.

Возле двери толпилась стайка гимназистов младших классов — огромные телячьей кожи ранцы, лопоухие стриженные почти налысо головы, серые шинели с откинутыми на спину башлыками — в Москве по утрам чувствительно подмораживало.

— Вот поди, додумайся, что это за "помозоли"? По нашим временам — точно вопросик для "Что, где, когда"...

— Да чего тут гадать? — добродушно заметил его спутник, огромных габаритов человек с длинными запорожскими усами и малороссийской смушковой шапке-папахе. — "Рудомётчик" — значит отворяет кровь по всякому нездоровью. Ну и, как водится, и мозоли срезает. Обычно такие вот умельцы-знахари еще и пиявок ставят — но этот почему-то воздерживается.

Последнюю реплику услыхал молодец, как раз высунувшийся из загадочного заведения — судя по всему, сам Нефёд Шелепко.

— Так ведь был у меня ранее по пиявкам, Ерофей звали. Выгнал я его взашей. Портило, а не лекарь — то ли дело, были ране пиявочники-цырульники! А этот — только страмотишша одна и от клиентов спасу нет, жалобятся... Покойникам пиявиц ставить такой разве годится!

Говорливый знахарь перевёл дух и посмотрел на физиономию другого Ромкиного спутника. Щёку доцента Евсеина украшала не слишком крупная, но приметная бородавка.

— А вот, господин хороший, можем бородавочку вам свести! Один пустяк — сало свиное с солью, сочёк от цветка подорожника жёлтого. Вот и всё! Никакая бородавка не устоит. Только денежки уплатите, а мы уж со всем нашим старанием...

Огорошенный столь бесцеремонным обращением доцент совсем было открыл рот, чтобы ответить нахалу — но Гиляровский, похохатывая, увлёк учёного прочь по Гороховской, крепко ухватив за рукав — чтоб невзначай не вырвался. Вдогонку им неслось:

— Очень даже обидно, ваше степенство, такая к моим словам непочтительность! Могли бы и ответить, не побрезговать! Меня вот в запрошлый год, сам Семён Потапыч из своих рук двойной настойкой домашней угощали. Так уж крепко и сладко — а вы изволите харю от моей личности воротить..!

— Да, это Москва. — отсмеявшись, репортёр полез в карман за платком, высморкался. — Тут за словом спокон веку в карман не лезли, это вам не чинные Петербург. Нет, но каков гусь, а? Мы ему слово, а он нам — десять: шестиствольная пустомеля системы Лефоше, а не человек!

Не понимаю я вашего, Владимир Алексеевич, панибратства с подобной публикой. — сварливо отозвался доцент, высвобождая из лапищи Гиляровского рукав пальто. — Вы, как человек высокообразованный и пишущий, должны понимать, что...

— Это ты, дюша мой, "высокообразованный". — хохотнул Гиляровский. — А нам — ку-у-да, всё образование — в юнкерском училище недоучкой, да цирке, да в бурлацкой артели. Нет уж, ты, братец, народ-то слушать научись, без этого в нашем, газетном деле никак невозможно. Да вот хоть, послушайте — вот где живое слово, куда там Пушкину с Некрасовым, да и нам, высокомудрым... и он кивнул на мальчишку-газетчика, надрывавшегося на углу:

— Последние новости дня, "Вечернее время! — орал юный распространитель прессы. — Хроника — Негус абисссинский купил апельсин мессинский, зонтик от дождика, два перочинных ножика! Как в Африке пушками сражаются с лягушками, как земля кружится, как кто с кем дружится, как шах персидский прошёл по улице Мясницкой! Как и почему у Вильгельма — анператора прусскова длинный нос прирос!*

-Но это же возмутительно — вот так издеваться над одним из могуществеенейших монархов Европы, к тому же — дружественным России! — возмущался Евсеин. — Куда только полиция смотрит!

Но Гиляровский, не слушая, размашистым шагом направился вниз по Гороховской; незадачливому доценту оставалось только поспешать за своим огромным спутником.

Журналист напросился в компанию с Ромкой и Евсеиным в-общем, случайно: добравшись на Варварку с Николаевского вокзала, они как раз наслаждались горячим чаем — как вдруг, в Яшину контору нежданно заявился Гиляровский. Дело у него было самое пустяковое; к тому же, репортёр давно стал здесь желанным гостем, и подолгу просиживал за конторкой, беседуя с серой мышкой Натальей Георгиевной о всяких городских делах. Увидав гостей, Владимир Алексеевич немедленно обрадовался и насел с расспросами — он давно уже был в курсе дел гостей из будущего, так что Ромка не счёл нужным скрывать от репортёра цель своего визита. В общем, как-то само собой получилось, что на охоту за следами порталов, они отправились уже втроём — Ромка, Вильгельм Евграфович и Гиляровский. До Земляного вала от Варварки дошли пешком; по дороге сыскали мастерскую под вывеской "Лудим, паяем, починяем вёдра тазы и каструлии", где им, по чертёжику, извлечённому доцентом из бумажника, быстренько спаяли мудрёную проволочную конструкцию. Пока Владимир Алексеевич развлекал подмастерья лудильщика беседой (хозяин мастерской по его словам отлучился в трактир, на предмет поправки организма после вчерашних крестин у кумы) — Евсеин ловко приладил в новорожденный агрегат пяток драгоценных зёрнышек.

Опробовали его сразу же, у выхода из мастерской — безрезультатно. Оставалось топать дальше, на Гороховскую, в надежде что там загадочное устройство сумеет обнаружит вожделенную "тень" портала.

Евсеин, забыв о наглом "рудомётчике" с головой ушёл в процесс — лицо его сделалось отрешённым, глаза доцент то крепко зажмуривал, то закатывал вверх. Сложная конструкция в руках — не чета прежней рамке — искалке! Чуть заметно дрожала. Прохожие недоумённо косились на приличного господина, занятого странным баловством с проволочной бирюлькой; около троицы уже шныряли дворовые мальчишки, и Ромка грозно нахмурившись, оттеснял их от учёного — мало ли что придёт сорванцам в голову? Гиляровский наоборот, озирался по сторонам и что-то тискал в кармане.

— Кастет? — подумал Ромка. — Ему приходилось видеть здоровенное костоломное приспособление, которое таскал с собой репортёр — такому кастету под стать не всякая медвежья лапа.

— А ведь нервничает Владимир Алексеич. Не дай Бог, сейчас вот откроется портал -как бы он на той стороне бед не натворил. Вид у него, конечно, не такой уж и вызывающий — подумаешь, шуба! — но какой-нибудь не в меру ретивый полицейский вполне может и докопаться. Надо сразу же дворами — и домой, до их с сестрой квартиры отсюда пять минут хорошего ходу. Это, если конечно, квартира ещё цела. Помнится, он, отправляясь в Питер, оформил поручение — производить коммунальные платежи с его банковского счёта. Денег там должно хватить примерно на год — если не случалось, конечно, за это время серьёзных повышений коммунальных тарифов. А ведь вполне могли случиться — если вспомнить ситуацию конца 2014-го... Понять бы ещё, сколько времени там прошло с тех пор? Ромка никогда не мог толком разобраться в заумной математике временных соответствий двух миров.

— Вот что, Вильгельм Евграфыч... — обратился Ромка к учёному, как только тот оторвался от своей драгоценной проволочной хреновины. — На той стороне сейчас — какой месяц? Как у нас или.... Помнится, тогда, в Марте, там был ещё только декабрь 2014-го?

Евсеин поднял глаза и озадаченно посмотрел на молодого человека.

— Видите ли... хм... Роман Дмитриевич... я, собственно, не уверен — но, если предположить, что масштаб времени сохранился и после схлопывания тоннеля — тогда выходит один к десяти — а это значит, что там прошло месяца полтора, ну, может, чуть больше.

— Погодите, дюша мой. — прогудел неожиданно Гиляровский. — Помнится, господин Семёнов рассказывал в Петербурге, что время там, в вашем будущем, идёт вдесятеро медленнее, когда никого из вас на той стороне нету, так? Он ещё целую теорию из этого вывел...

— Разумеется! — Евсеин непонимающе уставился на репортёра. — Так это — только если кто-нибудь из нас находится на той стороне, да ещё и с бусинкой. А откуда сейчас...?

— Так ведь вы, Роман Дмитрич, вроде, говорили, что один из злодеев сумел сбежать в будущее, так?

-Ну да. — подтвердил Ромка. — Дрон. Ну, успел, ну так и что с того? — и вдруг понял:

— Точно, Владимир Алексеич! И как это я сразу не подумал? Если этот самый гад Дрон сумел уйти в портал — значит у него была бусина? А раз так — то на той стороне время идёт синхронно с нашим, и там сейчас... дайте посчитаю.. ну да, апрель 2016-го года!

— Ну, это только лишь в том случае, если негодяй держал бусину при себе. — не согласился доцент. Он же, когда обнаружил, что порталы закрылись, вполне мог припрятать её куда-то, а то и вовсе выбросить. В этом случае.... — ох!

Евсеин чертыхнулся и уронил проволочное приспособление на мостовую. Ромка тут же наклонился, чтобы подобрать упавший прибор. Евсеин же, напротив, не сделал попытки вернуть себе устройство — он стоял, неестественно вытянувшись, сжимая виски ладонями — и раскачивался из стороны в сторону. Глаза учёного закатились, на губах выступила пена.

— Вильгельм Евграфыч, голубчик, что с вами? — Гиляровский бережно подхватил Евсеина под локти. Тот сразу обмяк, обвис на руках репортёра. — Да в себе ли вы? Роман Дмитрич, извозчика, скорее! Не видите — плохо нашему академику!

Ромка, перехватив прибор поудобнее — чтобы, не дай бог, не смять хрупкую проволочную конструкцию — кинулся наперерез извозчичьим санкам, очень вовремя свернувшим с Земляного вала на Гороховскую.

Вокруг Гиляровского, всё ещё раскорячившегося посреди тротуара с висящим на руках Евсеиным начал собираться народ. В толпе раздавались крики и бабье оханье, кто-то побежал за городовым, жалостливая торговка, не поленившаяся притащить с самого угла свой лоток с сахарными петушками на лучинках, даже всплакнула. Двое мужиков — один в распахнутом полушубке, другой в куцей поддевке — видимо, только выскочил на шум из соседней лавочки — помогали обалдевшему кучеру разворачивать возок. Низенькая соловая лошадёнка, напуганная многолюдьем, приседала на зады и тревожно прядала ушами. Мужики, вконец обозлённые непонятливостью. Хозяина кобылы, обидно покрикивали:

— Куды, куды, сукин сын, поперёк мостовой? Тоже извозчик!.. Ванька ты потяночный, а не извозчик! Тебе на катке сидеть, а не лошадью править! Всю Москву обошёл, а дурней дурак не сыскал!

— Давай крути, тудыть тя растудыть! — старался второй, в поддёвке. — Не видишь — барин сомлел прямо посередь тротуару? Того гляди — помрёт! Давай, живо, разворачивай свою екипажу, в околоток повезёшь! Ну, чего уставился как солдат на вошь? На кошке тебе катать, а не на кобыле! Сворачивай, храпоидол..!

* * *

Июль 2015 года,Москва,

где-то в центре.

Утро. Самое время поднять самооценку.

Утром Алиса критически осмотрела на себя в зеркале и позвонила Динаре. Подруга работала в салоне красоты, который, между прочим, принадлежал её же мамаше; ее утро, проведенное в таком вот заведении— это, как многократно проверенно, идеальный способ снять стресс. Ну, кроме шопинга, разумеется. Но на правильный шопинг сейчас нет денег — из-за расследования Алиса слегка подзабросила работу, и счёт на кредитке стал незаметно таять. Пока не критично, но... на правильный шопинг не хватит. Потому что правильный шопинг — это заходить туда, куда хочется и покупать всякую ерунду, потому что хочется.

Ну да ладно. К двум часам Алиса стала свежа, прекрасна — и больше не блондинка. Волосы на этот раз покрашены в каштановый цвет, близкий к ее натуральному — чтобы, когда они отрастут, не надо было бы красить снова. Сегодня Алисой занялась сама Динара, заявив, что она хочет вернуть подруге ее очаровательный кельтский типаж: каштановая пушистая коса, синие глаза, черные брови, почти без коррекции. Блондинок-барби вокруг и без того пруд пруди, а тут — уникальность и естественность!

Девушка полностью покорилась умелым рукам подруги. Массаж лица, три маски одна за другой, бровки, покраска, маникюр — все тридцать три удовольствия. Заодно порыскала по обычным местам в интернете — нет ли где работы. Увы, лето — всегда затишье для фотографа. Звонки Петровичу и Хвосту тоже успеха не принесли.