Посторонним вход воспрещён. Часть первая.

Посторонним вход воспрещён

Часть первая

Дверь за нарисованным очагом

Апрель 1888-го года, Финский залив,

борт парохода "Ижора"

День. Нет ничего лучше возвращения.

Обшарпанный зелёный пароходик с тонкой белой трубой и белыми кожухами колёс неторопливо полз по Морскому каналу*. За спиной, в закатном мареве тонули угрюмые махины кронштадтских фортов. Впереди небо было ещё светлым: вот-вот где-то на фоне восточного горизонта должны были проявиться шпили Петропавловского собора и Адмиралтейства и массивный купол Исаакия. Евсеин поёжился, плотнее закутываясь в пальто, одолженное ему по случаю сырой погоды старшим артиллеристом "Джигита", мичманом Артемидовым. Своего гардероба, подходящего для стылой питерской осени у доцента не имелось.

#* Морской канал — (от устья Невы, до острова Котлин), предназначен для прохода судов в порт Санкт-Петербурга.

В Адене Евсеина с его грузом по распоряжению консула взял на борт русский винтовой корвет, следовавший на Гавайи, в Гонолулу, в распоряжение русского консула. Евсеин сошёл на берег только в японском порту Нагасаки — для того, чтобы немедленно отправиться через половину земного шара домой на борту другого русского военного корабля. Клипер "Джигит" только-только закончил трёхлетнюю службу на дальнем Востоке, в составе Сибирской флотилии; весь последний год он нёс сторожевую службу в Чукотском море и занимался исследованиями в Колючинской бухте — и следовал теперь в Кронштадт для докового ремонта.

Оставалось лишь удивляться, каким прихотливым и запутанным оказался путь на родину — дорога из Адена в Петербург на этот раз пролегала через далёкую Японию, страну маленьких, злобных желтолицых людей, тонких, как папиросная бумага, фарфоровых чашек и немыслимой красоты акварельного неба. Сам того не желая, Евсеин проехался по маршруту "русской кругосветки", которым уже четыре десятка лет бегали сперва парусные фрегаты, а затем — паровые корветы и военные клиперы, несущие службу на Тихоокеанской станции Российского флота.

Семёнов проинструктировал аденского консула насчет необходимости отправить Евсеина и его багажа — архива немецкого археолога Бурхардта, упокоившегося под завалами подземного лабиринта в Александрии — непременно на борту русского военного судна. Начальник экспедиции строго-настрого запретил полагаться на гражданские суда — хотя бы пароходы Доброфлота*, регулярно совершавшие рейсы из Одессы на Дальний Восток и обратно через Суэцкий канал. Военные же корабли под Андреевским флагом тоже заходили в Аден по пути следования на Тихий океан Восток и обратно — но нечасто; вот и пришлось злосчастному историку добираться в Россию через половину земного шара.

#* Доброфлот (Доброво́льный флот) — судоходное общество, основанное на добровольные пожертвования в 1878 году. Находился в ведении Министерства финансов; в мирное время его основной задачей было снабжение русского Дальнего Востока

Утомительное путешествие осталось позади; два дня назад "Джигит" встал у бочки на кронштадтском рейде, и Евсеин, свезя драгоценный груз на берег, принялся дожидаться распоряжений. Ни он сам, ни приставленный к грузу забайкалец (раненый в александрийской перестрелке казак давно поправился и к службе относился чрезвычайно серьезно), ни на шаг не отходили от ящиков, плотно затянутых в просмолённую парусину — первой и, возможно, главной добычи экспедиции Семёнова. Сам Олег Иванович — насколько это было известно Евсеину — скитался сейчас где-то в дебрях Экваториальной Африки. Связи с ним, разумеется, не было — последняя весточка от экспедиции была отправлена ещё в середине лета, из английской миссии на озере Виктория-Ньяза. Письмо это добиралось до Петербурга много месяцев, всего на пару недель опередив самого Евсеина, проделавшего путь на пару десятков тысяч верст длиннее.

В Кронштадте ни Евсеин, ни "секретные" ящики не задержались — уже на следующий день в гостиницу, где остановился доцент, явился предупредительный офицер с запиской от Корфа. Специально для доцента и его поклажи был организован внеплановый рейс посыльного пароходика "Ижора", бегавшего между Петербургом и Кронштадтом. В обычные рейсы "Ижора" перевозила в офицеров и матросов, служащих в Кронштадте, а так же иных чинов людей, состоящих при громоздком флотском хозяйстве. Но на этот раз на судёнышке вовсе не было посторонних", и, судя по удивлённым взглядам, которые бросал изредка на Евсеина её шкипер — краснолицый, седоватый моряк лет пятидесяти с лишком, вышедший в отставку из кондуктОров, — подобные строгости были здесь в новинку. Садясь на пароходик, доцент стал свидетелем скандальной сцены — когда присланный за ним офицер корректно, но непреклонно отказал в месте на "Ижоре" нескольким морским чинам, и в их числе капитану первого ранга. Те так удивились невиданным мерам секретности, что не стали спорить с наглецом и остались на пирсе, возмущённо переговариваясь между собой. А Евсеин почувствовал себя казённым грузом — впрочем, это чувство не покидало его всю дорогу, с того момента, как в Адене он ступил на палубу русского корвета.

Попытка расспросить посланца тоже ни к чему не привела — тот был неизменно вежлив и приветлив, но единственное, чего добился доцент: "его превосходительство начальник Департамента Особых Проектов изволят самолично всё объяснить". Похоже, Корф завёл в своей конторе весьма строгие порядки, под стать секретности, на которой — если верить книгам из будущего — помешаны потомки в их двадцать первом веке. Доцент, конечно, понимал, что известие о нём и его грузе попало в Петербург уже давно, за много месяцев до того, как он сам ступил на пирс Военной гавани; однако такого "внимания" к своей скромной персоне он не ожидал. Сам груз был в неприкосновенности; как ни чесались у доцента руки вскрыть один из ящиков и употребить бесконечные дни морского путешествия к пользе науки — он сумел удержаться от искушения. Работал только с записями в своих необъятных записных книжках и рабочих тетрадях — и считал часы до момента, когда можно будет взяться за дело всерьёз. Слишком много было начато и не закончено; и в слишком уж загадочные материи сумели проникнуть они с покойным немецким археологом. Работы было — непочатый край, и доцент, подобно скупцу, дрожащему над отдаваемым в чужие руки медяком, горевал по поводу каждой напрасно потерянной минуты...

* * *

Июль 2015 года, Москва, Ясенево.

Квартира Алисы Фроловой

День. Дела, делишки и безделки.

Где москвичи знакомятся и заводят романтические отношения — кроме соцсетей и сайтов знакомств, разумеется? Правильно, на пляже Таиланда или Египта. Когда Алиса сказала, что она — журналистка, Глеб недоверчиво усмехнулся, и сообщил, что он — успешный бизнесмен-гробовщик. Как выяснилось, никто не солгал. Только вот Глеб забыл уточнить, какой он, оказывается, педант и зануда: то его не устраивает Алисин до крайности беспорядочный график работы, то — ее круг общения (ничуть не менее беспорядочный и весьма широкий), то перманентный бардак в квартире (а это не бардак, Алиса ведь прекрасно знает, где что лежит!). То он не желает понять, как можно снимать для солидного издания, выходящего на мелованной бумаге с роскошными иллюстрациями, своей камерой, ибо издание это прижимисто до крайности и скупится на хорошую аппаратуру...

А все потому, что она перекрасилась в блондинку.

Если к самодовольному мужчине приходит за интервью хрупкая блондинистая девица, мужчина сразу начинает оказывать ей покровительство, стремясь объяснить глупышке правду жизни. И заодно, сам того не замечая, выкладывает куда больше, чем собирался сначала. Особенно, если раскрывать глаза (голубые, а как же!) пошире — и не забывать восхищенно качать головой.

Глеб тоже жаждет покровительствовать, объяснять, поучать, читать морали... и Алисе понятно, почему он до сих пор не женат. Вот скажем, спрашивает сегодня:

— Зачем ты завела еще один блог?

— Первый блог — это блог фотографа, — терпеливо объясняет подруга, — второй — мой личный, а этот — блог журналиста, тут я пишу под псевдонимом. Здесь будут мои журналистские расследования.

— Ты тратишь слишком много времени на те два блога — а теперь еще и этим надо заниматься! Ни о чем другом ты думать просто не успеваешь. А надо — вон, смотри, машина уже все постирала, мокрое белье перетягивает барабан. Так машинка быстрее выйдет из строя. А тебе плевать — ничего вокруг себя не видишь за своими блогами!

Короче, поругались.

Ну и пусть.

Зато блог получается — загляденье. Алиса уже выложила в нём три своих готовых расследования, опубликованных за последний год на разных интернет— ресурсах. С фотографиями, со ссылками, без редакторских купюр и оглядок на спонсоров. Два вечера просидела до глубокой ночи — отлаживала шрифты, подбирала оформление, наводила глянец. Будет теперь у нее вот такое развернутое портфолио — не каждый может таким похвастаться!

Только вот беда — блог надо продолжать, а приличных тем пока что-то не подворачивается.

Сегодня пришлось снимать нудную конференцию, потом — ехать в подмосковный лес, на тренировку добровольцев, разыскивающих пропавших людей. Вернулась усталая, вся в пыли — и вместо того, чтобы лезть в душ, уселась писать репортаж. Написала, сбросила на почту редактору. Опять ведь вырежет самое интересное, выхолостит до незначительной новости... обидно, да?

Ещё как. А что делать?

Потом ещё два часа — на обработку фотографий.

Пискнула напоминалка на мобиле. Пора в фитнес-клуб.

Алиса ненавидит фитнес-клуб. Точнее, дамочек, с которыми приходится заниматься в одной группе. В большинстве своем — стареющие курицы с претензиями на элитность в худшем понимании этого слова. Зато после тренировки все тело такое... довольное, иначе не скажешь. Заряд бодрости и полет... нарзанные пузырьки в каждой клеточке, покалывание, и хочется бежать и сворачивать горы!

У Алисы никогда не было проблем с фигурой — попробуй поносись весь день по городу, как угорелая, прижимая к боку кофр с камерой и сумку, набитую бог знает чем. Но фитнес-клуб — это еще и момент престижа. И, к тому же небесполезные связи, поскольку все эти курицы — жены всяких мелких специалистов в высотных зданиях из стекла и бетона. Нет незаметнее чиновника-специалиста... и незаменимее. Министры меняются, аппарат остается. И все знает. Пока этот источник выстрелил только один раз, но как!

* * *

Июль 2015 года,

Москва, центр, ТРЦ "Арена".

Вечер; приятное с полезным.

В тот вечер небо над Москвой было темно-золотым с синими узкими росчерками облаков. И клены были того же цвета, что и небо; золото плавилось в вечерних витринах — и окатило своими отсветами их группу, высыпавшую после тренировки на ступени спорткомплекса.

Большинство дам тут же ринулись на парковку, а Вера Василевская остановилась и воскликнула:

— Красота-то какая! Прямо плакать хочется!

Алиса уже достала камеру и принялась щелкать — в попытке поймать этот неудержимый золотой поток. Василевская вытянула шею, привстав на цыпочки:

— Покажи, что получилось!

"Ну вот, сейчас попросит сфотографировать..."

— Ой, Алисочка, а сними меня на фоне этого великолепия!

"И ведь не откажешь никак — повода, как назло, нет..."

Василевская оказалась надоедливой и настырной: сфоткай вот так, а вот так тоже, а давай ты снимешь меня вот там... Алиса сначала послушно щелкала, потом запротестовала:

— Нет, так не пойдет. Сними плащ, и сумку эту куда-нибудь день. Да, и и сними этот ужасный ободок. А потом садись прямо в листву — и загреби листьев побольше. Да-да, вот так! Ой, отлично, что туфель слетел, не надевай, не надо...

Неожиданная фотосессия завершилась, лишь когда солнце спряталось за высотки, оставив свое золото только на небе и в верхних окнах башен. Верочка кудахтала от восторга, любуясь собой на экране Алисиной камеры — а потом предложила поехать к ней и попить кофе, а заодно фотки скинуть на компьютер. Алиса не стала возражать — почему бы и нет? Хотя, фотографии еще надо обработать ...

— Нет, властно возразила Василевская, — знаю я вас, профессиональных фотографов-художников. Сделаете сотню снимков, а отдадите один — причем не тот, который мне самой нравится. Поехали!

Квартира у Верочки оказалось просторной — и с претензиями.

— Я люблю, чтобы в доме было светло и пахло жасмином,— тараторила хозяйка, водя гостью по хоромам. — Тут вот кабинет мужа, а тут — спальня. Вот посмотри — одобряешь обои, или бедновато смотрятся? Я ему всё говорю, что надо под гобелен...

Сквозь жасмин пробивался запах краски. Понятно — только что сделали ремонт, и хозяйка еще не успела вдоволь им нахвастаться. Алиса, разумеется, не обманула Верочкиных ожиданий — похвалила обои, одобрила сине-розовую гамму детской, а потом предложила заняться фотографиями. На ноуте у Верочки внезапно нашелся фотошоп — можно было хоть начерно обработать кадры. Вытягивала свет, кадрировала... и забыла про время. Хозяйка дома сварила кофе — и села смотреть. И, надо отдать должное -особо не мешалась. Немного попозже заглянул супруг — нечто аморфное в бежевых тонах и с глубоким чувством собственной значимости. Сел, налил кофе -и принялся жаловаться жене на "этого негодяя Шилова", который ушел в отпуск, оставив его разбираться с жалобами пикетчиков с Лесного Проезда. А какой ему, Василевскому, интерес, отфутболивать разъярённых жильцов? Да ровно никакого. Весь интерес уже давно подгреб Шилов — и укатил в Данию.

Алиса навострила уши. История с незаконной точечной застройкой на Лесном появлялась в ее новостной ленте раз по десять на дню. И вот всплывает фамилия — и не просто так, а в связке с неким "интересом"...

На следующее утро девушка отпросилась у редактора на Лесной Проезд. Горящих тем как раз не было, предыдущие материалы сданы в верстку — так что тот не возражал, материал для новостей требовался всегда. Алиса добралась до места, поговорила с жильцами, сняла мордоворотов, вяло оттесняющих жиденькую толпу пикетчиков с дороги самосвала, выяснила, куда именно ходили, кому писали, кто и что ответил...

И понеслось!

Сначала новость сняли с сайта. Палыч развел руками: "Алисочка, там огромные деньжищи замешаны. Покалечат же, будь благоразумна..."

Потом позвонили Алисе на сотовый — и очень настойчиво посоветовали не лезть куда не просят.

Упорная журналистка списалась с Хвостом и стала публиковать материалы на его "желтой" страничке под псевдонимом "Степан Стопкин". Посещаемость странички выросла: бандитов Хвост не боялся — твёрдо рассчитывал на свою крышу.

Приём сработал — незаконная стройка была заморожена, а в контору Верочкиного мужа нагрянула прокурорская проверка. Конечно, никого не посадили — но Лесной Проезд оставили в покое. Хвост рассказывал потом, что Степу Стопкина пытались разыскивать, но владелец странички псевдонима автора раскрывать не стал, заявив что это — журналист-фрилансер, работающий по удаленному договору. И даже договор для Алисы составил по всем правилам — на всякий пожарный. Вот что значит старая дружба, так и не переросшая в роман!