Посторонним вход воспрещён. Часть первая.

Посторонним вход воспрещён

Часть первая

Дверь за нарисованным очагом

Апрель 1888-го года, Финский залив,

борт парохода "Ижора"

День. Нет ничего лучше возвращения.

Обшарпанный зелёный пароходик с тонкой белой трубой и белыми кожухами колёс неторопливо полз по Морскому каналу*. За спиной, в закатном мареве тонули угрюмые махины кронштадтских фортов. Впереди небо было ещё светлым: вот-вот где-то на фоне восточного горизонта должны были проявиться шпили Петропавловского собора и Адмиралтейства и массивный купол Исаакия. Евсеин поёжился, плотнее закутываясь в пальто, одолженное ему по случаю сырой погоды старшим артиллеристом "Джигита", мичманом Артемидовым. Своего гардероба, подходящего для стылой питерской осени у доцента не имелось.

#* Морской канал — (от устья Невы, до острова Котлин), предназначен для прохода судов в порт Санкт-Петербурга.

В Адене Евсеина с его грузом по распоряжению консула взял на борт русский винтовой корвет, следовавший на Гавайи, в Гонолулу, в распоряжение русского консула. Евсеин сошёл на берег только в японском порту Нагасаки — для того, чтобы немедленно отправиться через половину земного шара домой на борту другого русского военного корабля. Клипер "Джигит" только-только закончил трёхлетнюю службу на дальнем Востоке, в составе Сибирской флотилии; весь последний год он нёс сторожевую службу в Чукотском море и занимался исследованиями в Колючинской бухте — и следовал теперь в Кронштадт для докового ремонта.

Оставалось лишь удивляться, каким прихотливым и запутанным оказался путь на родину — дорога из Адена в Петербург на этот раз пролегала через далёкую Японию, страну маленьких, злобных желтолицых людей, тонких, как папиросная бумага, фарфоровых чашек и немыслимой красоты акварельного неба. Сам того не желая, Евсеин проехался по маршруту "русской кругосветки", которым уже четыре десятка лет бегали сперва парусные фрегаты, а затем — паровые корветы и военные клиперы, несущие службу на Тихоокеанской станции Российского флота.

Семёнов проинструктировал аденского консула насчет необходимости отправить Евсеина и его багажа — архива немецкого археолога Бурхардта, упокоившегося под завалами подземного лабиринта в Александрии — непременно на борту русского военного судна. Начальник экспедиции строго-настрого запретил полагаться на гражданские суда — хотя бы пароходы Доброфлота*, регулярно совершавшие рейсы из Одессы на Дальний Восток и обратно через Суэцкий канал. Военные же корабли под Андреевским флагом тоже заходили в Аден по пути следования на Тихий океан Восток и обратно — но нечасто; вот и пришлось злосчастному историку добираться в Россию через половину земного шара.

#* Доброфлот (Доброво́льный флот) — судоходное общество, основанное на добровольные пожертвования в 1878 году. Находился в ведении Министерства финансов; в мирное время его основной задачей было снабжение русского Дальнего Востока

Утомительное путешествие осталось позади; два дня назад "Джигит" встал у бочки на кронштадтском рейде, и Евсеин, свезя драгоценный груз на берег, принялся дожидаться распоряжений. Ни он сам, ни приставленный к грузу забайкалец (раненый в александрийской перестрелке казак давно поправился и к службе относился чрезвычайно серьезно), ни на шаг не отходили от ящиков, плотно затянутых в просмолённую парусину — первой и, возможно, главной добычи экспедиции Семёнова. Сам Олег Иванович — насколько это было известно Евсеину — скитался сейчас где-то в дебрях Экваториальной Африки. Связи с ним, разумеется, не было — последняя весточка от экспедиции была отправлена ещё в середине лета, из английской миссии на озере Виктория-Ньяза. Письмо это добиралось до Петербурга много месяцев, всего на пару недель опередив самого Евсеина, проделавшего путь на пару десятков тысяч верст длиннее.

В Кронштадте ни Евсеин, ни "секретные" ящики не задержались — уже на следующий день в гостиницу, где остановился доцент, явился предупредительный офицер с запиской от Корфа. Специально для доцента и его поклажи был организован внеплановый рейс посыльного пароходика "Ижора", бегавшего между Петербургом и Кронштадтом. В обычные рейсы "Ижора" перевозила в офицеров и матросов, служащих в Кронштадте, а так же иных чинов людей, состоящих при громоздком флотском хозяйстве. Но на этот раз на судёнышке вовсе не было посторонних", и, судя по удивлённым взглядам, которые бросал изредка на Евсеина её шкипер — краснолицый, седоватый моряк лет пятидесяти с лишком, вышедший в отставку из кондуктОров, — подобные строгости были здесь в новинку. Садясь на пароходик, доцент стал свидетелем скандальной сцены — когда присланный за ним офицер корректно, но непреклонно отказал в месте на "Ижоре" нескольким морским чинам, и в их числе капитану первого ранга. Те так удивились невиданным мерам секретности, что не стали спорить с наглецом и остались на пирсе, возмущённо переговариваясь между собой. А Евсеин почувствовал себя казённым грузом — впрочем, это чувство не покидало его всю дорогу, с того момента, как в Адене он ступил на палубу русского корвета.

Попытка расспросить посланца тоже ни к чему не привела — тот был неизменно вежлив и приветлив, но единственное, чего добился доцент: "его превосходительство начальник Департамента Особых Проектов изволят самолично всё объяснить". Похоже, Корф завёл в своей конторе весьма строгие порядки, под стать секретности, на которой — если верить книгам из будущего — помешаны потомки в их двадцать первом веке. Доцент, конечно, понимал, что известие о нём и его грузе попало в Петербург уже давно, за много месяцев до того, как он сам ступил на пирс Военной гавани; однако такого "внимания" к своей скромной персоне он не ожидал. Сам груз был в неприкосновенности; как ни чесались у доцента руки вскрыть один из ящиков и употребить бесконечные дни морского путешествия к пользе науки — он сумел удержаться от искушения. Работал только с записями в своих необъятных записных книжках и рабочих тетрадях — и считал часы до момента, когда можно будет взяться за дело всерьёз. Слишком много было начато и не закончено; и в слишком уж загадочные материи сумели проникнуть они с покойным немецким археологом. Работы было — непочатый край, и доцент, подобно скупцу, дрожащему над отдаваемым в чужие руки медяком, горевал по поводу каждой напрасно потерянной минуты...

* * *

Июль 2015 года, Москва, Ясенево.

Квартира Алисы Фроловой

День. Дела, делишки и безделки.

Где москвичи знакомятся и заводят романтические отношения — кроме соцсетей и сайтов знакомств, разумеется? Правильно, на пляже Таиланда или Египта. Когда Алиса сказала, что она — журналистка, Глеб недоверчиво усмехнулся, и сообщил, что он — успешный бизнесмен-гробовщик. Как выяснилось, никто не солгал. Только вот Глеб забыл уточнить, какой он, оказывается, педант и зануда: то его не устраивает Алисин до крайности беспорядочный график работы, то — ее круг общения (ничуть не менее беспорядочный и весьма широкий), то перманентный бардак в квартире (а это не бардак, Алиса ведь прекрасно знает, где что лежит!). То он не желает понять, как можно снимать для солидного издания, выходящего на мелованной бумаге с роскошными иллюстрациями, своей камерой, ибо издание это прижимисто до крайности и скупится на хорошую аппаратуру...

А все потому, что она перекрасилась в блондинку.

Если к самодовольному мужчине приходит за интервью хрупкая блондинистая девица, мужчина сразу начинает оказывать ей покровительство, стремясь объяснить глупышке правду жизни. И заодно, сам того не замечая, выкладывает куда больше, чем собирался сначала. Особенно, если раскрывать глаза (голубые, а как же!) пошире — и не забывать восхищенно качать головой.

Глеб тоже жаждет покровительствовать, объяснять, поучать, читать морали... и Алисе понятно, почему он до сих пор не женат. Вот скажем, спрашивает сегодня:

— Зачем ты завела еще один блог?

— Первый блог — это блог фотографа, — терпеливо объясняет подруга, — второй — мой личный, а этот — блог журналиста, тут я пишу под псевдонимом. Здесь будут мои журналистские расследования.

— Ты тратишь слишком много времени на те два блога — а теперь еще и этим надо заниматься! Ни о чем другом ты думать просто не успеваешь. А надо — вон, смотри, машина уже все постирала, мокрое белье перетягивает барабан. Так машинка быстрее выйдет из строя. А тебе плевать — ничего вокруг себя не видишь за своими блогами!

Короче, поругались.

Ну и пусть.

Зато блог получается — загляденье. Алиса уже выложила в нём три своих готовых расследования, опубликованных за последний год на разных интернет— ресурсах. С фотографиями, со ссылками, без редакторских купюр и оглядок на спонсоров. Два вечера просидела до глубокой ночи — отлаживала шрифты, подбирала оформление, наводила глянец. Будет теперь у нее вот такое развернутое портфолио — не каждый может таким похвастаться!

Только вот беда — блог надо продолжать, а приличных тем пока что-то не подворачивается.

Сегодня пришлось снимать нудную конференцию, потом — ехать в подмосковный лес, на тренировку добровольцев, разыскивающих пропавших людей. Вернулась усталая, вся в пыли — и вместо того, чтобы лезть в душ, уселась писать репортаж. Написала, сбросила на почту редактору. Опять ведь вырежет самое интересное, выхолостит до незначительной новости... обидно, да?

Ещё как. А что делать?

Потом ещё два часа — на обработку фотографий.

Пискнула напоминалка на мобиле. Пора в фитнес-клуб.

Алиса ненавидит фитнес-клуб. Точнее, дамочек, с которыми приходится заниматься в одной группе. В большинстве своем — стареющие курицы с претензиями на элитность в худшем понимании этого слова. Зато после тренировки все тело такое... довольное, иначе не скажешь. Заряд бодрости и полет... нарзанные пузырьки в каждой клеточке, покалывание, и хочется бежать и сворачивать горы!

У Алисы никогда не было проблем с фигурой — попробуй поносись весь день по городу, как угорелая, прижимая к боку кофр с камерой и сумку, набитую бог знает чем. Но фитнес-клуб — это еще и момент престижа. И, к тому же небесполезные связи, поскольку все эти курицы — жены всяких мелких специалистов в высотных зданиях из стекла и бетона. Нет незаметнее чиновника-специалиста... и незаменимее. Министры меняются, аппарат остается. И все знает. Пока этот источник выстрелил только один раз, но как!

* * *

Июль 2015 года,

Москва, центр, ТРЦ "Арена".

Вечер; приятное с полезным.

В тот вечер небо над Москвой было темно-золотым с синими узкими росчерками облаков. И клены были того же цвета, что и небо; золото плавилось в вечерних витринах — и окатило своими отсветами их группу, высыпавшую после тренировки на ступени спорткомплекса.

Большинство дам тут же ринулись на парковку, а Вера Василевская остановилась и воскликнула:

— Красота-то какая! Прямо плакать хочется!

Алиса уже достала камеру и принялась щелкать — в попытке поймать этот неудержимый золотой поток. Василевская вытянула шею, привстав на цыпочки:

— Покажи, что получилось!

"Ну вот, сейчас попросит сфотографировать..."

— Ой, Алисочка, а сними меня на фоне этого великолепия!

"И ведь не откажешь никак — повода, как назло, нет..."

Василевская оказалась надоедливой и настырной: сфоткай вот так, а вот так тоже, а давай ты снимешь меня вот там... Алиса сначала послушно щелкала, потом запротестовала:

— Нет, так не пойдет. Сними плащ, и сумку эту куда-нибудь день. Да, и и сними этот ужасный ободок. А потом садись прямо в листву — и загреби листьев побольше. Да-да, вот так! Ой, отлично, что туфель слетел, не надевай, не надо...

Неожиданная фотосессия завершилась, лишь когда солнце спряталось за высотки, оставив свое золото только на небе и в верхних окнах башен. Верочка кудахтала от восторга, любуясь собой на экране Алисиной камеры — а потом предложила поехать к ней и попить кофе, а заодно фотки скинуть на компьютер. Алиса не стала возражать — почему бы и нет? Хотя, фотографии еще надо обработать ...

— Нет, властно возразила Василевская, — знаю я вас, профессиональных фотографов-художников. Сделаете сотню снимков, а отдадите один — причем не тот, который мне самой нравится. Поехали!

Квартира у Верочки оказалось просторной — и с претензиями.

— Я люблю, чтобы в доме было светло и пахло жасмином,— тараторила хозяйка, водя гостью по хоромам. — Тут вот кабинет мужа, а тут — спальня. Вот посмотри — одобряешь обои, или бедновато смотрятся? Я ему всё говорю, что надо под гобелен...

Сквозь жасмин пробивался запах краски. Понятно — только что сделали ремонт, и хозяйка еще не успела вдоволь им нахвастаться. Алиса, разумеется, не обманула Верочкиных ожиданий — похвалила обои, одобрила сине-розовую гамму детской, а потом предложила заняться фотографиями. На ноуте у Верочки внезапно нашелся фотошоп — можно было хоть начерно обработать кадры. Вытягивала свет, кадрировала... и забыла про время. Хозяйка дома сварила кофе — и села смотреть. И, надо отдать должное -особо не мешалась. Немного попозже заглянул супруг — нечто аморфное в бежевых тонах и с глубоким чувством собственной значимости. Сел, налил кофе -и принялся жаловаться жене на "этого негодяя Шилова", который ушел в отпуск, оставив его разбираться с жалобами пикетчиков с Лесного Проезда. А какой ему, Василевскому, интерес, отфутболивать разъярённых жильцов? Да ровно никакого. Весь интерес уже давно подгреб Шилов — и укатил в Данию.

Алиса навострила уши. История с незаконной точечной застройкой на Лесном появлялась в ее новостной ленте раз по десять на дню. И вот всплывает фамилия — и не просто так, а в связке с неким "интересом"...

На следующее утро девушка отпросилась у редактора на Лесной Проезд. Горящих тем как раз не было, предыдущие материалы сданы в верстку — так что тот не возражал, материал для новостей требовался всегда. Алиса добралась до места, поговорила с жильцами, сняла мордоворотов, вяло оттесняющих жиденькую толпу пикетчиков с дороги самосвала, выяснила, куда именно ходили, кому писали, кто и что ответил...

И понеслось!

Сначала новость сняли с сайта. Палыч развел руками: "Алисочка, там огромные деньжищи замешаны. Покалечат же, будь благоразумна..."

Потом позвонили Алисе на сотовый — и очень настойчиво посоветовали не лезть куда не просят.

Упорная журналистка списалась с Хвостом и стала публиковать материалы на его "желтой" страничке под псевдонимом "Степан Стопкин". Посещаемость странички выросла: бандитов Хвост не боялся — твёрдо рассчитывал на свою крышу.

Приём сработал — незаконная стройка была заморожена, а в контору Верочкиного мужа нагрянула прокурорская проверка. Конечно, никого не посадили — но Лесной Проезд оставили в покое. Хвост рассказывал потом, что Степу Стопкина пытались разыскивать, но владелец странички псевдонима автора раскрывать не стал, заявив что это — журналист-фрилансер, работающий по удаленному договору. И даже договор для Алисы составил по всем правилам — на всякий пожарный. Вот что значит старая дружба, так и не переросшая в роман!

Так и появился на свет Степан Стопкин — вольный журналист, раскапывающий и предающий огласке разнообразные скандальные дела.

* * *

Июль 2015 года, Москва, Ясенево.

Квартира Алисы Фроловой

Ночь, потраченная с пользой.

Именно его блог и творит сейчас Алиса. За три "дела" образ Степана Стопкина вполне успел обрисоваться — причём достаточно отчётливо. А Хвост, дурак, всё подкалывает — ржет, что Алиса творит мужчину своей мечты...

Может быть.

Но сначала — она создавала полную противоположность себе. Она ездит на папиной старенькой "Королле", у Степы — патриотичная "Лада-Калина", купленная в кредит. Она — потомственная москвичка, Степа — "понаехавший" из глубинки, как он сам про себя и пишет. Алиса хватается за любую работу — а Степу интересуют только серьезные расследования. Он — парень упрямый, рисковый, в чём-то даже авантюрист — в отличие от покладистой и осторожной Алисы.

Нет, это не мужчина ее мечты. Это она сама, какой ей хотелось бы быть. Правда, серебристая "Королла" ее вполне устраивает.

В любом случае, литературные вкусы у них со Стопкиным одни и те же. Только Алиса про свои помалкивает, ибо они не вписываются в образ куклы Барби с фотокамерой, а вот Степа вовсе не скрывает, что любит Чехова и Толстого.

В школе она искренне ненавидела всю эту русскую классику — потому что литературу им преподавала Аннушка. С её подачи вся русская литература представлялась девушке, как нудное описание грязи, мучений и выворачивания душ наизнанку. Прежний мир, "до революции" рисовался серым и безрадостным, полным нищеты, тупости и лени.

А потом она, чтобы убить время в поезде дальнего следования, купила книжицу в мягкой обложке — "Статского советника" Акунина. Имя автора было тогда на слуху — вот Алиса и сочла полезным ознакомиться. Книгу она проглотила быстро — и испытала немалое удивление. Оказывается, позапрошлый век, в котором действовали герои, вовсе не был бесцветен.

Позже, в гостях у родителей, ожидая возвращения отца, она ради любопытства выдернула с полки томик Чехова. Просто так, полистать, от нечего делать. И — попалась. Дальше были Достоевский, Толстой, Салтыков-Щедрин...

Господи, ну почему эту проклятую Аннушку не придушили в колыбели? Как же умело эта растрепа отбила у Алисы интерес к прекраснейшей русской литературе! И особенно — к этому удивительному периоду истории!

А еще девушке — безумно понравились моды конца девятнадцатого века. Она даже принялась приобретать кое-какие шмотки в подходящем стиле — благо ей идут длинные юбки, соломенные шляпки и кофточки с фонариками. Петрович как-то обозвал ее "тургеневской барышней" — это когда она перестала вязать волосы в конский хвост и заплела их в недлинную мягкую косу с черным газовым бантом.

Порой Алиса воображала себя в огромной зале с зеркальным паркетом, танцующей мазурку в длинном платье с кружевным шлейфом. Одна беда — правда, мазурку танцевать она не умела. Да и кто сейчас танцует все эти мазурки, кадрили, гавоты? Вальс, разве — на традиционной какой-нибудь свадьбе, да и то редко и неумело...

Сегодня правят бал хип-хоп, хайп, хаус — драйв, раскованность и ритм.

Интересно, как Степа Стопкин относится к субкультуре хип-хоп? Наверное, никак. То есть — также, как и она сама. Не интересует -но и не раздражает.

* * *

Июль 2015 года, Москва, Ясенево.

Квартира Олега Сукновалова

День. За столом люди откровеннее.

Выгнувшись по-кошачьи, Алиса сладко потянулась. Не пойдет она сегодня в фитнес-клуб — просто пойдет и погуляет, ни о чем не задумываясь.

"Вот и лето наступило, — думала она, пересекая широкий, по июльскому пыльный двор. — а я и заметить толком не успела..."

Алиса совсем было собралась обогнуть угол пятиэтажки и выйти на улицу, в сторону чахлого сквера, когда её окликнули. Это был Олежик — старый приятель. Они всегда жили в этом дворе и дружили чуть ли не с детского сада. Сейчас он маялся возле своего подъезда, нагруженный двумя огромнейшими пакетами из "Пятерочки" — пытался вытащить из заднего кармана джинсов магнитный ключ от домофона. Увидав Алису, он бросил эту безнадёжную борьбу и бережно пристроил пакеты на асфальт.

— Привет! Сто лет тебя не видно!

— Привет, да я вся в бегах в работе. А у тебя что, закупки на неделю?

— Не, это для алхимических экспериментов. Рискнешь здоровьем? Пойдем ко мне, все наши уже там...

Вот это — именно то, что нужно после бестолкового дня и ссоры с Глебом — "алхимия" Олежика и Макса!

— Ой, классно как! А что намечено на сегодня?

— Да так, ерунда — эксперименты с новой фритюрницей и свежим кроликом.

— Кролик во фритюре? Ой, как здорово! — Алиса чуть не захлопала в ладоши.

— Не, фритюрница отдельно, а кролик отдельно. Мы его уже замариновали и сейчас как раз собираемся в духовку... Черт! — молодой человек хлопнул себя по лбу. — Сыр-то я забыл!

— Так я схожу, куплю! А то на халяву и неудобно.

— Давай! — обрадовался Олежек. — Только поскорее ко мне, а то кролика уже закладывать пора....

— А сыр какой?

— Самый дешевый типа голландского или пошехонского. Да неважно, любой твёрдый сорт.

Оба парня — и Олежек и Макс, — известны среди всех своих приятелей и подруг страстные кулинары-самоучки. Периодически они собирают народ на "алхимические эксперименты" — когда в большой компании и осваивают приготовление очередного, как правило, мясного блюда. В прежние времена Алиса тоже частенько сиживала на олежиковой кухне — в ожидании свеженькой вкуснятины. Это же так здорово — мальчики готовят, а девочки сидят рядом, ждут и непринуждённо болтают. Где еще такое увидишь? Но, когда учеба в МГУКИ осталась позади, традиция кулинарных посиделок как-то сами собой прервалась.

Макс колдовал с фритюрницей, обжаривая в ней какую-то невообразимую смесь— луковые кольца, мясную соломку, картофельные кружочки, сырные шарики с ветчиной. Пока Алиса, Иришка и Юлик все это подъедали, ребята измывались над кроликом. Сегодня им ассистировали Валерка и незнакомый Алисе молчаливый парень по имени Лев. Известный, как отрекомендовал его Олежек, мастерством приготовления волшебного соуса соус для фритюрных зажарок.

— Пропадай, моя фигура! — вздохнула Иришка, обмакивая в соус картошку.

А Алиса наслаждалась забытым чувством беззаботности — и безопасности. Никто от тебя ничего не ждет, никто не накапает начальству, никому от тебя ничего не надо...

— Олег, вы свой мед уже закончили?

— Ага, — оторвался от кролика хозяин квартиры, — Макс в Склифе ординатуру отбывает, я — в Сербского.

— "Сербского" — это что? — не поняла Алиса.

— Социальная и судебная психиатрия. — охотно пояснил парень.

— А, ты все-таки решил остановиться на психиатрии?

— Ну да. Без работы не останусь — психов в наше безумное время становится все больше и больше, и деньги у них, как правило, имеются.

— А раздвоение личности там лечат? — невинно поинтересовался Валерка.

— Лечат, а что?

— Ты им про Грязного Гарри рассказывал?

— А я с ним не знаком, — под общий смех невозмутимо отозвался Олежик. — Его только вы знаете — а я к тому времени, как он появляется, как правило, уже ничего не помню. А раз не помню — значит, этого и нет вовсе.

Олежик — милейший человек, пока не напьется. А вот когда переберет — то становится агрессивным и вредным. Непременно докапывается до всех окружающих, чуть что — сразу лезет в драку. Тогда-то в компании и говорят, что в нём проснулся Грязный Гарри.

Парни принялись травить медицинские байки — сплошь и рядом весьма скабрёзные. Лев тоже оживился — и поведал девушкам леденящих душу историй из жизни анестезиологов.

Те охотно ахали — и то смеялись, то требовали немедленно прекратить эти "ужасные разговоры".

— К нам на днях мужика привезли, — запихивая противень с кроликом в раскаленную духовку, сказал Олежик, — бандит, проходит по делу то ли с наркотой, то ли с оружием, то ли и с тем и с другим. И несет такую восхитительную ахинею...

— Косит под дурака? — понимающе отозвалась Алиса.

— Не знаю, экспертизы пока не было. Но фантастики этот малый точно перечитал.

— Его что, инопланетяне похищали? — догадалась Ирочка.

— Не, у него где-то здесь, в Москве установлена машина времени. Они и переносит его в прошлое. В царскую Россию.

— И?..

— Наркоту он там покупает, в аптеке. Кокаин или морфий. Вот так, запросто, без рецепта.

Посмеялись.

— Так что же его к вам? — Спросил Макс, — Понятно же, что врет.

— Понимаешь, уж очень он убежденно врет. Или... убедительно, уж не знаю. Я как раз присутствовал, когда его по тестам гоняли. Он вроде как вменяемый; но в то, что говорит, похоже, сам верит совершенно искренне. Короче, менты не знают, что с ним делать. Пока отправили к нам на освидетельствование — а там видно будет. И самое занятное — он, похоже, и сам сознаёт, что ему чёрта с два кто поверит — и бесится, что его в дурку закрыли.

— А часто у вас вот так, под психов косят?— поинтересовалась Алиса.

— Не-а. Сейчас у нас на смертную казнь вроде как мораторий. Так что всякий понимает — лучше уж обычный срок отсидеть, чем гнить всю жизнь в закрытой психушке. К тому же симулировать психическое расстройство не так-то просто. Есть мелочи, нюансы, нестыковочки разные, которые не что опытный врач — любой практикант просечет на раз-два-три. Такие штучки только в "Золотом телёнке" прокатывали, а в наше время — вы бы знали, сколько одних дисеров на тему симуляции психических расстройств написано!

— Да и в "Золотом телёнке не прокатило. — заметила Алиса, которая как раз недавно прочитала бессмертное творение Ильфа и Петрова. -"Не помогли ни книга Блейлера и сумеречное состояние души, осложненное маниакально-депрессивным психозом. Профессор Титанушкин не уважал симулянтов".

На неё уважительно покосились — не всякий в наше время способен вот так, с ходу, цитировать классиков.

— Слушай, — продолжала меж тем девушка, — а можно мне с этим вашим уникумом поговорить, может, интервью у него взять? Проведешь? Покажешь его? А то с темами — полный трындец.

Олежик покачал головой:

— Нереально. Это же режимный объект! У нас такие Чикатилы лежат, что мороз по коже. Там ведь и серьезных преступнков для освидетельствования привозят, и даже по линии ФСБ — так что и они присматривают. Не, пустой номер...

— А может, как-нибудь потихоньку?

— Как? Алис, там высокие стены, колючка, решетки, камеры повсюду. Все, как в тюрьме.

— Подожди, — удивилась Юлик, — у меня знакомая говорила, что ее брат в Серпах от алкоголизма лечится. Добровольно. Как его-то пускают?

— Ну, у нас есть отделение для тех, кто сам приходит — или кого привозят из психиатрических интернатов. Наркология там, все дела... Кстати, даже музей имеется — посвящённый жертвам карательной психиатрии советских времен. Но бандит, о котором я рассказываю, содержится в особо закрытой, тюремной части. Там сплошные строгости — даже ложки после каждого обеда пересчитывают. Наверное, даже строже, чем в тюрьмах — в Серпах ведь не только бандюки на экспертизе, там и вполне реальные психи — маньяки с маньячками. Представьте, что будет, если такой сбежит? Чикатила пионером покажется!

— А ты где работаешь?? — спросила Иришка.

— А я везде! — усмехнулся Олежик, — Я — в каждой бочке затычка. Вчера вот с очередной беспамятной возился — случай биографической амнезии. Тетка второй месяц у нас парится — так вообще ничего не помнит. Ее подобрали на одной подмосковной станции. Вот я и учу ее разговаривать — она, видите ли, забыла, как это делается.

— И как, научил?

— Прогресс налицо, — парень налил себе пива и подхватил с салфетки сырный шарик — не дожидаясь, пока с него обтечет шкворчащее масло. Конечно, немедленно обжегся — и принялся ронять и ловить шарик, ойкая и плеская во все стороны пивом. Ирочка пыталась отобрать горячее лакомство и дать Олежику вручить остывший шарик, но тот свирепо засунул обидчика в рот, запил пивом и объявил, что победил супостата — убил и съел.

Кролик не слишком удался — получился с горчинкой. Но под пиво его все равно дружно слопали. Мальчики принялись обстоятельно рассуждать, что они сделали не так и как надо будет "алхимичить" с кроликом в следующий раз. А у Алисы все не шел из головы бандит, шаставший за наркотой в прошлое.

Когда с пивом и остатками лакомств переместились из кухни в комнату, она снова принялась убалтывать Олежика — чтобы тот свёл её с интересным субъектом.

— А у вас там практиканты бывают?

— Бывают. И сейчас есть. Но там же все строго — по пропускам. Оформляют по списку, который присылают с места учебы... хотя...

— Что — хотя?

Олежик встал и принялся рыться в завалах на подоконнике -из дисков, электронных девайсов и разномастных коробок. Нашел что-то — и задумчиво на него уставился. Потом поднял глаза на собеседницу:

— Ты же блондинкой заделалась... — и перевел взгляд на белый пластиковый прямоугольник. — Тут вот какое дело — сейчас у нас проходит практику группа из моего универа. И одна девчонка только один раз явилась на практику, а потом уехала к себе домой, в Алексин — вроде, у нее там кто-то умер. А пропуск мне отдала — чтобы я сдал. А я забыл...

Алиса немедленно вскочила заглянула в пропуск.

— Не похожа, — покачал головой Олежик.

— Сделаю так, что буду похожа, — упрямо мотнула головой девушка, — дай получше рассмотрю... да отдам, если не согласишься — просто посмотрю и всё!

Парень неохотно выпустил заламинированный кусочек картона.

К счастью, практикантка из неведомого города Алексина не отличалась полнотой. И глаза вполне можно сделать карими — с помощью контактных линз. Уложить такую же прическу — не проблема. Вот только носик...

Девушки немедленно принялись обсуждать, как сделать Алису, похожей на Елену Евгеньевну Коробову — девицу с фотографии.

А виновник неразберихи сидел, исполненный глубоких сомнений.

— Я же не собираюсь ему побег устраивать, — убеждала парня Алиса, — мне бы с ним только поговорить — и все!

— Да пойми ты, он же под следствием! Ему даже с родней свидания запрещены, если с кем и встречается — то лишь с адвокатом. А ты — журналистка. Если тебя поймают, мне точно пипец. Да и тебе кисло придётся.

— А ты-то тут причем? — удивилась девушка, — мало ли где я этот пропуск могла найти?

— Его же мне дали, чтобы сдать — а мы с тобой знакомы, это сразу всплывёт!

— Не поймают, Олежик, миленький! Ну пожалуйста!

И чем сильнее отнекивался её старый друг — тем больше Алисе хотелось проникнуть за стены неприступных "Серпов". А когда ей чего-то очень хочется...

— Давай так, — сказал наконец парень, — я завтра уточню, до какого числа практика у этой группы. Вроде бы, должна скоро заканчиваться. Вот ты в последний день и появишься!

— А вот, гляди, на пропуске дата окончания действия — Алиса подсунула приятелю прямоугольничек. — Как раз завтра!

— Да? Вот черт! Ты ведь вообще на нее не похожа, не успеешь замаскироваться...

— А мне и не надо быть на нее похожей. Мне надо быть похожей на фотографию.

— А если паспорт спросят?

— Ну, не ношу я с собой паспорт! А студенческий — дома забыла. В крайнем случае -не пропустят и всё, ничего страшного. Расплачусь и уйду, может, ещё и пожалеют...

И Олег сдался. Алиса — это вам не сырный шарик!

* * *

Июль 2015 года, Москва

Государственный научный центр социальной

и судебной психиатрии им. В. П. Сербского

День, прошедший не зря.

Проходная осталась позади. А вот и Олежик — ждет, нервно постукивая ногой:

— Ты прям везучая, честное слово! Как раз сегодня этому клиенту назначена предварительная экспертиза. Тесты всякие, все дела... И главное — на экспертизе этой будут присутствовать две группы практикантов, так что студенты каждой из групп решат, что ты — из другой. Быстро чеши вот туда— — сейчас как раз там инструктаж. Только молчи, ясно? А то ляпнешь что-нибудь...

Инструктаж. Проверка пропусков — по спискам. Суровые менты. Решетки. Белый кабинет. Практиканты молча сидят у стенки, бледные от серьёзности момента. Врачиха вручает клиенту листочки — просит то ли нарисовать что-то, то ли выбрать из предложенных вариантов...

Клиент — широкоплечий молодой бугай — подчиняется докторше с недоумённо-страдальческим видом. Ему куда интереснее молодые практикантки — вон как шарит сальными глазками по девицам! Когда взгляд его встречается с Алисиным — девушка слегка улыбается и подмигивает.

Парень замирает, принимается старательно чиркать коротеньким — настоящий огрызок! — к в докторшиных листках. Помнится, Олежек говорил, что пациентам здесь нарочно дают такие вот коротыши — чтобы, не дай бог, не ткнули карандашом в глаз себе или собеседнику...

Подследственный снова покосился на Алису. Та попыталась придать взгляду заговоршицкий вид — выразительно так, с намёком. "Клиент" уставился в свой рисунок, лоб пошёл морщинами — даже, вроде, вспотел. Загадка? Ну, думай, дорогой, думай, тебе это не повредит...

— Вы не поняли задание? — заботливо поинтересовалась докторша.

-Это, ага. Да, типа.... повторить можно?

И что делать дальше? Как здесь с ним поговорить? А никак. Надо ждать.

И вдруг Андрей (так, оказывается, зовут подэкспертного) нагло заявляет:

— Слышь, мне бы покурить — положено, да? Можно прям тут? Так сигарету подкинь, мне свои даже в камере держать не позволяют.

Докторша озадачилась — "прямо тут", понятное дело, нельзя. Ткнула пальце в звонок; явился конвоир — непреклонного вида товарищ в форме — и увёл "пациента" на перекур. Практиканты зашевелились, начались вопросы. Тетка отвечает. Какие у нее глаза холодные, бррр!

— Да, курящим у нас сигареты выдают один раз в час. Потому что нельзя им ни спичек, ни зажигалок давать, сами понимаете, что за контингент, — а голос жесткий, равнодушный. Видимо, у них тут от такого контингента все чувства атрофируются.

Вернувшись, Андрей снова принялся уныло карябать коротышкой-карандашом. Потом смял листок, отшвырнул, и решительно заявил, что у него ничего не выходит. Докторша терпеливо подсунула новый; тягомотина с тестами продолжалась ещё с четверть часа, после чего клиента увели. Перед тем как выйти из комнаты, Андрей швырнул в урну последний смятый листок, многозначительно зыркнув на Алису.

Докторша разложила на столе рисунки и прочие листочки с ответами подэкспертного — и пустилась в объяснения. Практиканаты сгрудились у стола — а Алиса тем временем, улучив минутку, выудила из урны листок. Уф, как руки дрожат, даже, вроде, вспотела...

Из комнаты она вышла последней. Группу практикантов проведи сквозь всё здание. Алиса, воровато, оглянувшись, шмыгнула за угол — так, как было обозначено на добытом листке. Коряво набросанный план со стрелочками и надпись — "третье окно".

Вот оно — с решеткой, забрано изнутри крашеным железным листом. И что дальше?

— Слышь, коза, ты кто? — раздается шепот из-за железного листа.

Сердце ухнуло в пятки. Но виду девушка не подала -повернулась спиной к окошку и принялась копаться в сумке.

— Я — корреспондент, случайно узнала о вашей истории. Вот мне и стало интересно.

— Ну еще бы! — пауза, — Мне уже терять нечего, так что заглохни и слушай. Времени ваще нет. В любой момент сюда войти могут, и тогда — всё, приехали, поезд дальше не идёт. Короче, дело в следующем: есть фраер один, журналист, может историк — я, в натуре, не в курсах. Семенов Олег Николаевич. У него сынок, Иван, старшеклассник. А дружбан этого Семёнова — врач, по фамилии Каретников. В седьмой градской работает, какая-то шишка, бывший эмчеэсник. Короче, захочешь — найдёшь. Так вот, компашка эта отыскала портал — ну как в книжках фантастических, — ворота в прошлое. Прямиком, в 1886-й год, при царе ещё. Ну и, понятное дело, принялись там дела крутить, бабло грести лопатой — а чё им теряться? Мы вышли на них через Ольгу Смольскую — есть такая шалава, с первого меда, у ней ещё братан, Роман, дембель из десантуры. Там какие-то дела с этим порталом не срослись — эта овца как-то узнала и хахалю своему, Геннадий его зовут, стуканула. А он по части политики шибко умный, я те отвечаю — такие мозги, закачаешься, куда там Зюганову с Жириком. Я его ещё по школе знаю типа, вместе в одном классе...

Расклад такой — к этому порталу нужен типа ключик: шарик такой, чёрненький. От каких-то древних бус. Гендос через Ольгу эти шарики раздобыл — сразу и просёк, чё дальше делать. А он крутой знаток всяких там дел насчёт революции — в натуре, всё волокёт, в теме по самые гланды... знаешь как его ребята слушают? Да если бы он лет на сто пораньше родился — он бы точно у этих, с революцией, центровым был.

Я это к чему говорю — Гендос, как за портал просёк, так нам и говорит — всё, парни, вот где надо революцию делать! В наше время с Интернетом и ФСБ только за большие бабки можно — а где они у нас, честных людей? А там — мы типа заранее все расклады знаем кто при каких делах — так что развернёмся! Ну, короче, решил он помочь тамошним революционерам царя грохнуть, ну который Александр. Чтобы потом у них типа в авторитете быть. В школе, небось не учила — тогда еще старший брат Ленина, который из Мавзолея, хотел подсуетиться, да не срослось — спалились они, царя не завалили а сами пошли под вышку. Вот Гендос и решил им мала-мала того, подсобить — чтобы покушение на царя типа срослось. И Александра Ульянова от охранки — это ихнее ФСБ — отмазать. Короче, чтобы революция случилась раньше, ну и он ею рулил, а не марамои всякие. А эти уроды, Семёнов с Каретниковым, — стали нам мешать, твари! И Ольга, сучка эта, нашла себе на той стороне офицерика — Гену кинула, свалила к тем....

Короче, мы замутили крутое дело. Стволы я через корешей с Украины добыл. Царя, значит, из граников, "Мух" то есть, покоцать, а в Москву, через портал — штурмовую группу на байках, и хрен бы нас тамошние городовые тормознули! Но как-то этот расклад засветился ... что там в Питере с царём вышло — не знаю, а нас зашухарили по полной. И на той стороне встретили и тут, на Казакова ментов подтянули. Этот портал — он на улице Казакова, ну, возле Курского. В общем, отыщешь, не маленькая...

Значит, когда нас на той стороне, в прошлом менты прижали... нет, не городовые или жандармы царские, этих мы бы только так уделали. Менты там были наши, натуральные, с калашами... козлы! Хрен его знает откуда они там взялись, я сам охренел, — а как понял расклад, так сразу всосал — надо валить в портал. А то там бы и покрошили... Ну я и свалил — а меня тут же ПэПээсы за рога и в стойло, прикинь?

Короче, спалились. Мало того, меня, как оказалось, давно пасли — ну, я же и стволы добывал, то-сё... думал, отсижусь в прошлом, хрен меня оттуда достанут! Но — не срослось. Так мало того — как только я выскочил, они портал взяли и схлопнули! Мы с Гендосом и не знали, что так можно; одна надежда — не навсегда это.

Ну я, понятно, в ментовке раскололся — а кто бы не раскололся? Всё одно ни чем не рисковал — кто ж такому поверит? Ну, они в натуре и не поверили — вот меня сюда и упаковали, марамои! Только я нормальный, слышь? Эй, ты там еще?

— Да-да! Я слушаю. — ответила Алиса.

— Ну вот. Я ж, прикинь, знал, что они меня сюда упекут — вот и думал как-то своим весточку подать, что ли... Потому как есть ещё один портал — только он под землёй, его просто так хрен разыщешь. Там тоже наши должны были быть, и я что думаю — а вдруг он, как и тот портал, на Казакова, тоже накрылся? В конце концов, эти гады, Семёнов с доктором, вполне могли нам такую подляну кинуть — чтобы от своего времени отрезать. Только я что думаю — сами-то они не дураки, наверняка ходят по-тихому, туда-сюда? Не, прально? Они на прошлом бабло рубят — а значит, должны ходить! Вот я и подумал — ты как-нибудь разыщи их, а через них уже — и наших. Дай знать Генке, что я тута парюсь — он чё-нибудь точняк придумает, у него не голова а Государственная Дума. А ты в накладе не останешься, отвечаю!

— Я... попробую. — неуверенно отозвалась Алиса. — Как вы говорите, имя-отчество этого Семёнова?

— Олег Иванович. Журналист, лет ему хорошо так за сорок. Живёт где-то возле Университета, точнее не скажу. И вот что ещё... ты учти, менты пока меня за психа держат, но когда доктора здешние им отрапортуют, что я нормальный — так сразу и начнут копать связи. Правда, о Семёнове с Каретниковым и о брате с сестрой Смольских я им звонить не стал, не дурак. Но они, точняк, сами докопаются, вопрос времени. Так что у тебя неделя, не больше. Вкурила?

Алиса понимала, что все это — бред настоящего сумасшедшего... хотя, врачи, вроде бы, считают иначе? Ладно, пока что — подыграем, а там видно будет.

— Так говорите, Геннадий добыл эти ключи — то есть бусинки — через Ольгу? А как именно?

— Не важно. Добыл. Одна у меня была — только я её сдуру выбросил, когда меня менты вязали. Теперь уж не найти, а жаль. Пригодилась бы.

— А кто создал эти порталы?

— Хмырь какой-то, из прошлого — ну, из 19-го века то есть. Его все доцентом звали — по ходу не кликуха, а правда учёный. Только его эти уроды похитили и заныкали где-то. Семенов и Колесников то есть. Он-то, наверное, их и научил, как портал закупорить, больше некому.

За железным листом прозвучало несколько заковыристых матерных конструкций.

— Короче, подруга, я спалился по самое не могу. Сделаешь всё, как надо — не пожалеешь. С баблом проблем нет, только бы наши меня вытащили.

— Я поняла, а можно...

За железным листом послышался недовольный начальственный голос.

— Сру! — вызывающе ответил "пациент", — Запор у меня!

Алиса осторожно отошла от окна и поторопилась к проходной.

Уже сидя в машине, послал Олежику эсэмеску: "Я еду домой. Все в порядке". Ну, чтобы не нервничал. Сразу пришел ответ: "С тебя вискарь". "Ок" И смайлик вдогонку.

И — подальше отсюда, скорее! Лучше постоять в пробке, чем попасться вот прямо сейчас.

* * *

Июль 2015 года, Москва, Ясенево.

Квартира Алисы Фроловой

Вечер. Поиски в Сети и наяву.

Алиса уже раз пять прослушала "интервью из сортира Сербского", записанное на телефон. Зря потраченное время — материал никуда не годится. Обидно. Конечно, Степа Стопкин может и проверить... но нужны доказательства — и, желательно, посерьёзнее.

Тут она вспомнила Олежика — ну ведь не на пустом же месте он так психовал? Надо всё же довести дело до конца — хотя бы для очистки совести.

Так, и что же мы имеем?

Семенов Олег Иванович, журналист, историк... отозвалась треском клавиатура. Стоп! Есть такой! Ого! И даже — цикл статей в "Вестнике живой истории" о Москве конца девятнадцатого века. С фотографиями, да какими! Алиса, как фотограф — хотя и начинающий — не могла не оценить уровень подборки парных кадров — один 19-го века, другой — сделанный с того же места и в том же ракурсе, но уже в наше время. Так...

Похоже, как минимум, этот персонаж — не вымышленный. Хотя, это ещё ничего не подтверждает, мало ли где мог тот подследственный увидеть такой вот журнальчик?

Теперь — седьмая городская клиника, доктор Каретников.

Есть! Завотделением детской хирургии! Все интереснее...

В социальных сетях нашлись и брат с сестрой Смольские — Ольга и Роман. В друзьях у Ольги два Геннадия. Интересно, который тот самый?

Алиса задумалась. Проще всего встретиться со всеми, кто фигурирует в расследовании — и осторожно вывести их на разговор об Андрее. Для начала написала Ольге с Романом. Оба оказались "оффлайн". И, мало того — оба давно не появлялись в сети. Ну, мало ли почему это могло быть... О, у Романа даже указан номер мобильника?! И, конечно, "телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети".

Следующий звонок — в седьмую градскую. То, что Каретников взял отпуск за свой счет и не вышел в положенное время на работу уже не вызвало ни малейшего удивления — она ожидала чего-то подобного. И, разумеется, коллеги, начальство не в курсе, где доктор. Девица, отвечавшая на звонок, видимо искренне переживает по поводу пропажи Каретникова — а потому охотно пустилась в объяснения. Интересно? Очень.

В редакции "Вестника" легко дали номер Семенова — и разумеется, он тоже оказался "вне зоны действия сети" ... Нет, правда что ли вся эта компания в другом времени? А вот, кстати, и аккаунт этого Семенова в Фейсбуке. Ага, сын Иван, школа номер...

Алиса не поленилась зайти на сайт школы, нашла класс Ивана. Дальше — проще: вычислила в "Фейсбуке"несколько его одноклассников. Парень наверняка с ними общается, верно? Вот и мы пообщаемся, авось чего-нибудь и обнаружится... Так, запрос на добавление в "френды", сообщения "Привет..." и так далее...

Добытые сведения изрядно подогрели интерес к наклевывающейся теме. Иван, сын Олега Ивановича Семёнова, не появлялся в школе всю весну. Не аттестован, между прочим, за последнюю четверть... но он и раньше много болел, все время пропускал занятия. Может, мальчик в больнице?

Когда там покушались на царя? Первого марта 1887 года?

Не может быть!

Но — люди пропали, и это непреложный факт!

Алиса на всякий случай написала обоим Геннадиям из друзей Ольги Смольской. Один откликнулся сразу. Нет, он не знаком с Ольгой лично, они вместе играли в онлайн-игру "Зомби-ферма", но Ольга уже давно играть бросила. Ни чем помочь не может.

Второй Геннадий тоже давно не появлялся в сети — с начала февраля. Несколько фотографий из альбомов — они вдвоём с блондинкой Ольгой Смольской. Так, сам Геннадий... студент-философского факультета МГУ, третий курс? Судя по тому, что можно выжать из аккаунтов — активно интересуется политикой; левые, даже радикально-левые убеждения. Это как раз неудивительно, на гуманитарных факультетах универа таких — каждый второй, не считая каждого первого. Только общая "окраска" убеждений меняется — этот ходит с белыми ленточками, этот — с красными, а тот и вовсе жовто-блакитные нацепил....

А это что? Ага... тот самый "пациент" Сербского — во френдах? И страничка этого Анддрея... так, это его Дрон называют, верно? Верно. Вот — страничка в красно-черных тонах, дикая смесь — анархисты, нацики, АКМ, страйкбольные фотки, сообщество фантатов ножевого боя, зачем-то ролевики, бредящие "Вархаммером"... снова лимоновцы... даже конференция фанатов Кургиняна? Ну, каша...

И при всём при том — масса комментов Дрона к постам Геннадия! Нет, товарищи, это уже не просто тепло, это прямо-таки пальчики жжёт!

Кстати, Геннадий тоже куда-то пропал — по крайней мере, в сеть не заходил уже давно.

ГОРЯЧО!!!

* * *

Июль 2015 года,

Москва, где-то в центре

Долгий день, полный трудов

Полдень следующего дня застал утро Алису у выхода из здания медицинского факультета. Девушка была сосредоточена и задумчива. Новый сюрприз — Ольга Смольская тоже исчезла, пропала совсем,с концами, забив на учебу. Мало того — в течение последних полугода она проходила внеплановую практику — её, по индивидуальному запросу, направили в седьмую градскую больницу, медсестрой. И — угадайте, кто подавал этот запрос? Правильно, завотделением детской хирургии Каретников А.М. Но проходила она практику почему-то не в детском а во взрослом отделении.

Кстати — на практике студентка тоже перестала появляться — как раз через несколько дней после того, как вышел в отпуск "за свой счёт" доктор Каретников. Странность? Ну, это как сказать — пропали они почти что вместе — можно было бы заподозрить банальную интрижку. Что мало солидных дядей уезжало на Кипр с молоденькими любовницами? Только — нет, не похоже это на интрижку.

Что ж, теперь у Алисы имеется Ольгин адресок. Между прочим — живёт она на улице Казакова это возле Курского вокзала. Хм, редакция "Вестника живой истории" оттуда в двух шагах... А какую улицу называл там, в институте сербского Дрон? Точно, Казакова!

Интересно-то как....

Редакция встретила Алису тишиной. Что и тут тоже все исчезли?

— Есть кто живой? — окликнула девушка, потыкавшись в пару запертых, не по современному обшарпанных дверей. На зов как ни странно ответили: откуда-то вынырнула дамочка с лошадиным лицом, неся в руках электрический чайник:

— Здравствуйте, только я есть. Остальные — кто где. Главред вообще только к вечеру приезжает. А вы кого ищете, барышня?

"Барышня", — отметила про себя журналистка. — Вон, и причёска будто из восьмидесятых, и кофточка из бабушкиного сундука. Похоже, они все тут в этой своей истории с головой...

— Семенова Олега Ивановича. Я корреспондентка...

— Так он у нас внештатный! — не дослушала девица с чайником. — Давненько что-то не появлялся — с месяц наверное, а то и побольше. Нет, простите, здесь вы его точно не дождётесь.

Алисе был хорошо знаком этот типаж — редакционные дамы-выпускающие. Вроде бы и ничего не значащая должность — но на них иной раз держится все. И знают они тоже все и про всех. А значит... Алиса отбарабанила наскоро сочинённую легенду о том, что Семенов предложил ей поработать вместе над материалами, посвященными покушению на Александра третьего. Вот они и зашла — узнать, что и как.

— Да, Олег Иванович не журналист, а клад! — охотно подхватила тему редактрисса. — Знаете, он выискивает по архивам потрясающие фотографии старой Москвы! А очерки его полны таких деталей, что прямо вспоминаешь Гиляровского. Ой, зачем же я вам это объясняю — спохватилась вдруг журнальная дама — вы ведь, наверное, все его материалы и так читали — раз собираетесь с ним вместе работать? Да, жаль, очень жаль, что Олег Иванович куда-то пропал. Если встретитесь с ним — передайте пожалуйста, что статей его журналу очень не хватает. Он помнит, наверное — был задуман целый цикл с иллюстративным материалом — а поди ж ты! Как, и вы дозвониться не можете? Удивительно, удивительно... что, и домашний не отвечает? А домой к нему заглянуть не пробовали?

— Я знаю только, что он живет где-то в районе Университета, — развела руками Алиса. — Правда, сама я у него в гостях ни разу не была...

В итоге — копилку расследования пополнил ещё один адрес. Так, улица Строителей, метро Университет... в хорошем районе обитает господин Семёнов. Что ж, навестим в своё время — а пока надо отправляться на улицу Казакова.

Алису нисколько не удивило, что Ольги и Романа не оказалось дома. И почтовый ящик был доверху забит счетами и рекламными листками — похоже их не выгребали давным-давно. Неаккуратность? Всё может быть. Хотя... будущая хирургическая медсестра, на хорошем счету — и неаккуратность? Очень, очень сомнительно.

Итак — первый вывод. Все люди, названные загадочным пациентом психушки, на самом деле куда-то пропали.

Так значит — всё же портал в прошлое? Это объяснило бы многое... однако принцип "Бритвы Оккама" никто не отменял. Всем этим фактам можно найти и другое объяснение — без порталов, мистики, зелёных человечков и путешествий во времени.

Например — такое: Андрей — псих. Наверное, он как-то причастен к пропаже всех этих людей, возможно, даже к их убийству. Вот и свихнулся, и сам себе придумал объяснение — его жертвы сгинули в прошлом, портал исчез, а он как бы и ни при чем. Так, не сходится... его обвиняют не в убийстве а в делах, связанных с наркотиками и оружием, кажется? Неважно — до убийства не докопались — ПОКА не докопались. А вывернутая психика преступника потребовала найти оправдание для себя самого — вот и возник этот самый портал...

Тема для репортажа многообещающая — и жути нагнать можно, и поинтриговать читателя; и вывод вполне востребованный... даже на гражданскую позицию тянет!

Осталась "пара незаметных пустяков", как говорят в "одесских" сериалах — выяснить, куда делись эти брат с сестрой, журналист с сыном, врач и студент философского факультета Геннадий Войтюк. Ну и — отыскать между ними связь.

* * *

Апрель 1888 года, Николаевская железная дорога.

Где-то возле ст. Бологое. Вагон 1 класса,

Ночью надо спать.

Вагон мирно покачивался на полном ходу. Из-за окон стремительно накатывался сумрак — в конце апреля ещё рано темнело. С передней площадки в вагон зашёл пожилой, похожий на моржа кондуктор; он не торопясь прошёл по вагону, зажигая по стенам свечные фонари и задёргивая их полотняными занавесками. Сумрак сразу отступал — в вагоне становилось стало уютно-домашне, от дрожащего огонька запрыгали тени. Тьма вскарабкалась наверх, в багажные сетки с наваленными в них портпледами и шляпными картонками; запуталась в складках висящих на крючках пальто. Мерно раскачивались фигуры пассажиров первого класса — почти все спали, сидя на своих местах. Дальше по вагону потрескивала поленьями печка — стояли совсем не весенние холода, и в Москве, как говорили, ещё лежал снег.

"Надо же, как повезло" — в который раз уже подумал Евсеин. Между двумя столицами, по главной железной дороге Российской Империи курсировали только самые новые, самые удобные вагоны — во всяком случае, когда дело касалось первого класса. Но иногда неудачливому пассажиру случалось отправиться в путь и в такой вот древности — "креслокроватном вагоне", первые из которых были запущены на линию лет 20 назад. Разделения на купе здесь нет: вместо привычной мягкой полки, где так уютно растянуться под стук колёс, пассажиру предлагается особого устройства кресло, раздвигающееся в ложе. Спать в нём можно лишь полулёжа; белья же не предусмотрено вовсе. Впрочем — Евсеин, который мыслями был уже в Москве, вовсе не замечал неудобств (за которые, к слову сказать, полагалась приличная скидка в цене билета). Там, вблизи от закрытых порталов во времени, предстояло теперь проверить давно вынашиваемую теорию. Ещё в Александрии, занимаясь вместе с Бурхардтом переводами древней "картотеки", Евсеин наткнулся на описания устройства, позволяющего отыскать нечто вроде тени, отпечатка уже закрытого портала. Зацепиться — с помощью все тех же бусинок от коптских чёток — за то, что, возможно осталось ещё от меж-временного перехода — и снова открыть его, хотя бы и на краткое время. Года ещё не прошло с тех пор, как закрылись московские порталы — но, господи, сколько же всего уместилось в этот срок! И сумасшедшая перестрелка в египетском подземелье; и фанфаронский побег из Египта на роскошной яхте; и ожидание в Адене с последующим почти что кругосветным путешествием на военных кораблях... В Петербурге Евсеин пробыл не так уж долго — сдал груз, внёс в каталоги привезённые ценности и, тщательно продумав предстоящий опыт, отпросился у Корфа в Москву. Всё необходимое для эксперимента лежало у доцента во внутреннем кармане: несколько листков с пометками, схема простенького приспособления — и пять сморщенных шариков от коптских чёток. Корф выдал из особо охраняемого сейфа в своём департаменте — по счёту, заставив расписаться за каждую на казенного вида бланке. А потом ещё за все пять — в неподъёмной амбарной книге, где строго фиксировались перемещения любых подконтрольных Д.О.П.у артефактов и материалов. Барон даже собирался приставить в Евсеину охрану — но тут доцент откровенно возмутился. Что за выдумки? Ну что с ним может случиться а на железнодорожной магистрали, связывающий столицу Империи с её самым главным городом! Поворчав, Корф охрану отменил, однако предупредил, что на перроне Евсеина будет встречать Ромка — и впредь именно это он займётся вопросами безопасности доцента. Тут Евсеин спорить нее стал — слишком уж памятны были ему недавние приключения. Тогда он попал в плен к бельгийскому авантюристу, чуть не отдал богу душу — и год с лишком провёл в беспамятном состоянии в доме скорби. Разумеется, злыдень ван Стрейкер давно уже обретается в местах, весьма далёких что от Москвы, что от Санкт-Петербурга, но всё же...

В вагоне было совсем тихо. Только со стороны печки, уютно дышащей волнами тепла, доносились негромкие голоса. Двое армейских офицеров — капитан и кавалерийский ротмистр — похоже, засыпать они не собирались. Евсеин повозился, устраиваясь поудобнее.

"Раздвинуть, что ли, сиденье? — Да нет, еще рано — всё равно уснуть не получится, а вот соседей своей вознёй наверняка побеспокоит..."

С противоположной стороны раздался сердитый бас обер-кондуктора. Устроившийся напротив Евсеина господин — по виду, средней руки чиновник в шинели почтового ведомства, — недовольно заворочался. Евсеин, встретившись с ним взглядом пожал плечами — мол, что поделать?

— Безбилетника, кажется, поймали. — предположил господин. — Жульё народ! До чего дошло — в первом классе норовят зайцами прокатиться!

А обер-кондуктор всё гудел со стороны своей площадки:

— Вот как, значицца..... Ты сейчас у нас, любезнейший, находишься около самого Бологого. Там же у нас и контрольная... А сел ты где? На прошлой станции, сам помню. Сталбыть по тарифу за первый класс оттуда бо Бологого сколько полагается? Ах не помнишь? А я вот сейчас напомню! Потом тариф помножаем теперь на два — вот сию суммочку и изволь сей же час уплатить! Иначе с жандармом познакомишься!"

Другой голос, заискивающий, пытался возражать; обер-кондуктор неумолимо гудел в ответ. Евсеин поворочался и не став, к огорчению почтового чина, поддерживать беседу о падении нравов, погрузился в свои мысли. Большая стеариновая "вагонная" свеча в ближайшем фонаре оказалась сущим огрызком: времени прошло-то всего ничего, а язычок пламени уже опал, и на кончике фитиля светилась кащеевой смертью угасающая фиолетовая искорка. Евсеин засмотрелся на фонарь — он висел шагах в трёх от него, на стенке, примерно на уровне лица; жестяной переплёт фонаря был крашен белой краской и вверх, под потолок вагона уходила белая обшарпанная трубка вытяжки.

Фиолетовая искорка наконец умерла; сразу стало сумрачно. Почтовый чин в кресле напротив давно уже уснул и теперь отчётливо похрапывал. Попробовать тоже, что ли, заснуть? Евсеин приподнялся в кресле, нашаривая ручку мудрёного раскладного механизма. Вагон уютно покачивало — приближалась станция Бологое, привычная середина пути между Петербургом и Москвой.

* * *

Июль 2015 года, Москва, Ясенево.

Квартира Алисы Фроловой

Утро. Полезно составлять планы заранее.

Связь между Семеновым и Каретниковым нашлась быстро. Согласно соцсетям, они знали друг друга и увлекались исторической реконструкцией эпохи Наполеоновских войн. С френдах у обоих — масса таких же реконструкторов, а в перечне клубов — сообщество некоего "Ахтырского гусарского полка". Да и людей из этого "полка" в друзьях у обоих немало — а это наверняка неспроста. Значит, либо состоят в этом клубе, либо тесно с ним связаны — а это уже что-то.

Нашлась так же изрядная куча фотографий — с людьми в мундирах, наводящих на мысль о "Гусарской балладе", с лошадьми, пушками и прочим антуражем. Нашлась и такая, на которой оказались оба — и журналист и врач. Они стояли в окружении мужчин в классических гусарских мундирах — со шнурами на груди и в узких, расшитых узорами гусарских штанах. А ничего, со вкусом подобрано — бежевые с тускло-золотыми шнурами ментики и темно-синие узкие штаны, заправленные в короткие сапожки с золотыми же кистями на голенищах. Как там эти штаны называются? Бриджи? Нет, оказывается "чакчиры". А что, она бы от таких и сама не отказалась — и форму ног хорошо подчёркивают, и узрочик миленький.

Лошадок Алиса любила; порой она вместе с подругой Динарой выезжала за город, чтобы покататься немного верхом на одной из частных конюшен — благо в последнее время их развелось немерено. Поэтому, в неожиданном порыве энтузиазма, девушка накатала большой пост от имени Степы Стопкина — про верховую езду, лошадей, долгие осенние выгулки по лесным дорогам. Пусть блог живет. Ну нет пока еще расследования! То есть оно есть, но...

Пока — не понятно, откуда начинать плясать. Есть масса разрозненных фактов, касающихся самых разных людей, знакомых друг с другом. Условно можно разделить всех на две группы. В первой — Олег Иванович Семенов с сыном Иваном и врач из 7-й градской Каретников. Ко второй относятся Ольга и Роман Смольские — брат и сестра, а так же загадочный "умник" Геннадий Войтюк и сам Андрей — подследственный, пребывающий в данный момент в институте Сербского. Алиса вздохнула принялась -как учили! — рисовать схемки со стрелочками связей.

Схемка помогла: выходило, что в первую очередь надо брать в разработку врача — недаром он оказался включённым в обе группы. Причем имелась и отчётливая связь с девятнадцатым веком — а именно, историческая реконструкция. Вот с неё молодая журналистка и решила начать — благо, материала в Интернете было море разливанное.

Итак, что Алиса знает о реконструкторах? Да, слышала что-то от знакомых по учёбе. Да, мелькали какие-то сюжеты в новостных программах. Они ведь, кажется, снимаются в массовках, в исторических фильмах? А что, по нынешним временам — тема востребованная, и даже очень. Вот вам и повод — можно заявиться к ним якобы от какой-то киностудии. Осталось найти эту компанию, которые гусары. Где эти ребята, которые "ахтырские гусары"? Ага, вот их форум...

Ой, такое ощущение, что попала на женский форум "хенд мейд"! Только вместо поделочек, выкроек блузончиков да узоров для вязания — раскрой кителей, шинелей, покупка и продажа седел, оружия, обуви... Обсуждения про всякие швы, оттенки сукна, годы выпуска... А цены-то, цены! М-да, недешевое увлечение — эта реконструкция...

Повинуясь внутренней подсказке, девушка прокрутила архив форума за прошлый год. Интересно — оказывается, Олег Семенов вовсю торговал всякими штуковинами и оружием девятнадцатого века! Смотри-ка, "состояние отличное". И ведь и Андрей упомянул, что историк доставал для приятелей шмотки из прошлого?

Алиса на секунду задумалась и написала:

"Уважаемые господа реконструкторы! На киностудии имени Горького снимается костюмный сериал по периоду середины-конца девятнадцатого века. Мы ищем типажи для массовки и второстепенных ролей. Если вас это заинтересовало, позвоните, пожалуйста, помощнику режиссера по кастингу Алисе Фроловой".

Позвонили практически сразу.

* * *

Июль 2015 года, Можайск,

конный клуб "Аванпост"

День на свежем воздухе

Мужчины всегда подобно павлинам, распускают хвосты перед хрупкой девушкой — особенно, если она их фотографирует, а потом с широко открытыми, восхищёнными глазами расспрашивает про хобби. Делают они это по-разному. Одни расправляют широкие плечи и без лишних разговоров демонстрируют силу и ловкость. Другие начинают виться вокруг, указывая на различные части своей... амуниции и подробно рассказывают про всякие штучки-дрючки с массой непонятных подробностей. Третьи стараются обратить на себя внимание всякими смешными байками про то как однажды был такой случай... Но больше всего Алису бесят кадры, которые нависают над нею, вроде как дружески касаются плеча или талии, и говорят таким снисходительно-покровительственным тоном о высоких материях. Ага! Сам про честь и отвагу, а руку с талии не снимает, вроде как она там и лежала. Нет уж, ей сейчас интереснее байки. Поэтому она притормозила возле балагура Шурика и попросила его еще немного попозировать в разных ракурсах.

Съемки неожиданно оказались очень интересными. Алисе повезло: она попала не на обычную тренировку конного клуба — реконструкторы проводили какое-то своё мероприятие, называемое "манёврами", а потому на конюшне, кроме завсегдатаев, собралось еще полсотни любителей костюмной истории — все в мундирах, увешанные саблями, а кое-кто и с длиннющими старинными кремнёвыми ружьями со штыками. Даже пушка имелась — маленькая, бронзовая, кургузая, на зелёном обшарпанном лафете, с высоченными тележными колёсами. Стреляла пушчонка оглушительно, смешно подпрыгивая и выбрасывая многометровый столб белого, воняющего серой дыма.

Да и кроме пушки — посмотреть было на что: фактурное суконное обмундирование, шелковый блеск лошадиных шкур, молодые и не очень лица этих увлеченных парней, а вечернее солнце так удачно подчеркивает все складки, морщинки, проседь и лоск кожаных деталей. Пожалуй, сюда стоило ехать ради одной только этой фотосессии.

Кудрявый Шурик демонстрируя мастерство наездника, поднял коня на свечку. Алиса попросила его повторит это эффектное упражнение — уже на камеру.

— Красиво, но все равно — до барона ему далеко, — неожиданно пробасил над ее ухом "ахтырец" Тимур — как раз любителей покровительствовать. Надо же, незаметно подкрался!

— А кто у нас барон? — поинтересовалась девушка, делая шаг в сторону — подбирала ракурс поэффектнее, разумеется...

— Да есть один — к сожалению, не из наших. Его Олег Семенов и Каретников, медикус который, приводили. Кавалергард потрясающий! Пошит и обвешан "от" и "до", а кавалерист какой! Нам до него всем как до луны ра... в смысле — очень и очень далеко.

— Это ты о ком? — ревниво поинтересовался пригарцевавший Шурик.

— Да про барона я. Помнишь, тот что произвел на Вохне фурор?

— На Павловском Посаде-то? А то! На коне смотрится — чистый кентавр, — согласился Шурик. Он похлопал гнедую и картинно, небрежно-легко соскочил с седла. — У меня на планшете видео есть, хотите покажу, Алиса?

— Очень хочу! — воскликнула девушка, отлично расслышавшая знакомые фамилии.

Шурик и Тимур чуть ли не наперегонки принесли свои планшеты. Сначала гостья полюбовалась прекрасным бароном на Павлово-Посадском фестивале, потом стала бегло просматривать фотографии... Постойте, а это кто? Так это же Роман Смольский! Точно, и вот тут, и тут! И практически везде он рядом с бароном. А вот они все вместе стоят: и Смольский, и Семенов, и Каретников, вокруг барона. Так... "всё чудесатее и чудесатее — сказала Алиса..."

— А как найти его, этого барона? Типаж — просто потрясающий, главреж будет в восторге!

— Знать бы, — пожал плечами Шурик, — мы его и сами отыскать пытались. Такими кадрами, знаешь, не разбрасываются... мы после Посада надеялись позвать его, провести с нами пару-тройку занятий, а вот поди ж ты — не нашли. Его Каретников точно знает, ну и Олег Иванович еще — а больше. Они его оба раза и приводили на мероприятия. Мы барона спрашивали откуда он, из какого клуба — так отмалчивался или уходил от ответа. Странно, да?

— Да ладно, нашёл странность! — отмахнулся Тимур. — Многие стесняются своего реконструкторства, скрывают — особенно если важные посты занимают по жизни. Вроде как — не солидно. А барон — он явно военный, и в солидных чинах. А может и вообще ФСБ-шник...

— И зря стесняются, между прочим, — заметил Шурик, — это только кажется, что мы тут фигней страдаем и в солдатиков играем; а между прочим, на самом деле мы проводим очень серьезные исторические изыскания. Патриотизм, опять же!

Пока молодые люди наперебой расхваливали свое хобби, Алиса гадала, как же ей перевести разговор на интересующую её тему? А именно — куда исчезли эти двое вместе с загадочным бароном( И тут зазвонил телефон. Глеб... ему то что надо? Алиса извинилась перед собеседниками и торопливо отошла в сторону:

— Слушаю.

— Привет, дорогая, — как ни в чем ни бывало сказал Глеб, — Я тут у тебя под дверью с цветами, а тебя нет.

— Я на загородном выезде. Заказ от киностудии, фотографирую реконструкторов. Это в Подмосковье, так что извини, я приеду не скоро.

— Когда? Я приеду.

— Не стоит, Глеб, я буду уставшая: в душ и спать.

— А завтра?

Алиса заколебалась. Дело в том, что она еще не разобралась своих чувствах к Глебу. А если уж быть совсем честной — просто не думала о нём: новое расследование занимало сейчас все мысли начинающей журналистки.

— Глеб, у меня сейчас очень много работы, понимаешь? Давай созвонимся в воскресенье, оки?

— Алиса, ты же знаешь, что по воскресеньям я бываю у родителей, — укоризненно сказал Глеб.

В груди Алисы поднялось раздражение:

— Воля твоя. Значит — не будем созваниваться вовсе, — резко заявила она... и сразу же пожалела о сказанном.

— Я позвоню в субботу в шестнадцать ноль-ноль, — невозмутимо ответил Глеб и дал отбой.

— Алиса, а у вас имеются планы на сегодняшний вечер? Поинтересовался Шурик, явно слышавший телефонный разговор.

— Собираюсь поехать в Москву.

— А потом?

А что, можно бы и сходить с этим Шуриком в какую-нибудь кафешку — заодно и порасспросить его об исчезнувших. Совместить, так сказать, приятное с полезным...

— А потом... пока особых планов нет. Кажется.

— А давайте вместе сходим куда-нибудь? Вот я сегодня вечером совершенно свободен — в отличие от иных товарищей, обремененных женами и младенцами, — и Шурик победно покосился на Тимура.

— Что ж... — Алиса сделала вид, что задумалась. — Почему бы и нет? Уговорили.

А про себя злорадно подумала: "Вот так тебе и надо, Глеб — и не воображай, что я буду с готовностью подстраиваться под твой, расписанный на неделю вперед режим!"

* * *

Июль 2015 года, Москва,

где-то в центре.

Нет ничего лучше послеобеденной беседы.

— Где будем ужинать?

Надо отметить, в гусарском мундире Шурик смотрелся гораздо круче, чем в джинсах и рубашке. Импозантнее, что ли... мужественнее?

— Давай так: я не люблю ни пафосные кабаки за валюту, ни дешевые гастритники для студентоты — но есть, тем не менее, хочу очень.

"А вот Глеб очень любит пафосные рестораны, — подумалось вдруг Алисе, — и не потому что там какая-то особенная кухня, а потому что они "статусные".

— Я знаю неподалеку одно очень прикольное местечко, — задумчиво протянул Шурик, — но там своеобразная музыка.

— Своеобразная, это как? Надеюсь, не авторская песня? Или не шансон? Бр-р-р..

— Еще хуже, — почему-то рассмеялся Шурик, — рискнешь?

— Учти, если мне там не понравится — я просто встану и уйду, и неловко мне не будет, не надейся!

— Да не вопрос!

— Тогда договорились. Веди!

Кафе "Керубино"... Тут что, поклонники Бомарше собираются?

Интерьер и правда... своеобразен — эдакое смешение эстетики комедии дель-Арто и стим-панка. Публика достаточно пестрая.... Масса небольших зальчиков, лесенок, переходов, в нишах которых пристроены столики на двоих. В одном из зальчиков — действующая выставка какого-то фотографа.

— Ого, вот это я понимаю, постмодернизм! — воскликнула Алиса, указывая на экспозицию.

— А у тебя выставки бывают? — поинтересовался Шурик, отодвигая стул и учтиво предлагая спутнице присесть.

— Пока училась, несколько раз были, а сейчас просто некогда этим заниматься. К тому же далеко не всегда работа фотографа — творчество.

— Как сегодня, например?

— Сегодня? Ну, может быть пара фотографий чего-нибудь и стоят, — я имею ввиду не вас, а композицию и прочую специфику. Как фотки для кастинга — вполне нормально, как самостоятельные произведения фотохудожника — скорее нет, чем да. Сегодня у меня — "день ремесленника", а не "день художника".

Внизу заиграла музыка. Скрипки! Играют что-то современное но — на старинных инструментах и непременно. Точно — постмодернизм и есть, она не ошиблась.

А Глебу нравятся песни про любовь. И чтобы шоу, подтанцовка, чтобы кабаре и попса...

— Ты — художник? — вдруг спрашивает Алиса у Шурика.

— Нет, что ты! Я — айтишник. Программист, не админ какой-нибудь.

— А я думала, что все айтишники сутулые, бородатые, носят очки и едят только пиццу, — это Алиса "включила блондинку".

— У нас есть такие, — усмехнулся Шурик, — у них еще и пузо растет. Спасибо верховой езде и вообще реконструкции — не дает мне расслабляться и зарастать бородой.

А вот усы— есть, и очень миленькие! — продолжала "блондинить" Алиса.

— А как иначе — гусар — и без усов! — Шурик довольно, картинным жестом подкрутил мужское украшение. — Да нам и по штату в полку положено!

— Точно, ваши все с усами — припомнила девушка. — Хорошо хоть бороды вам не "положены по штату"!

— Это у французов бороды, которые на сапёров шьются — проявил эрудицию Шурик. — У них в истории так и было: если сапёр — значит непременно бородатыё, в белом кожаном фартуке, меховой шапке — и с топором. Да ты и сама видела — был на манёврах сапёр из третьего гусарского. Помнишь, такой — в сером мундире с красными шнурами?

— Чисто гном — хихикнула Алиса. Она, конечно, запомнила этот колоритный персонаж даже удивилась, до какой степени борода не сочетается с привычным по фильмам образом гусара. Прямо махновец из "Свадьбы в Малиновке"!

— Точно. А у русских офицеров — ну, тех кто на них шьются, понятное дело — у многих бакенбарды. Если человек пожилой — то круто смотрится, хотя и несколько несовременно...

— Шурик, а расскажи мне поподробнее про этого вашего замечательного барона. — сменила тему Алиса. — Понимаешь, уж очень здорово он подходит для одного из эпизодов фильма. Прямо как с эскиза нашего художника-постановщика сошел, настоящая находка! Если я его не отыщу — главреж мне это ни за что не простит!

— Да фокус в том, что я про него и сам практически ничего не знаю. Он и появлялся-то появлялся всего пару раз. Сначала его заприметили на фестивале "Времена и эпохи" в Коломенском прошлым летом. Фест был посвящен первой мировой войне. Барон этот явился туда в форме восьмидесятых годов девятнадцатого века. Рановато по эпохе — но сделано все от и до. Полное ощущение реальности, понимаешь? Вот если совсем честно — поставь меня рядом с ним, и сразу будет видно, что я — ряженый, ненастоящий. А на нем все сидит, как влитое. Дело даже не в пошиве, а в том, как носишь. Мне привычнее вот так, в джинсах, и это, конечно, чувствуется... а он в этом мундире как родился.

— Значит, словно из девятнадцатого века пришел? — задумчиво спросила Алиса.

— Во-во! Понимаешь. Такого эффекта достоверности может достичь только очень опытный реконструктор с большим стажем. И такие в наших кругах давным-давно известны — они все наперечёт. Таланта, не скроешь, как говорится! Да и сама подумай — если человек столько сил, умений, денег, наконец, вложил в своё хобби — с чего ему от людей прятаться? К тому же мундир — мундиром, а многие вещи только в общении с любыми вырабатываются... стиль поведения, да те же навыки верховой езды,в конце концов! Не как у спортсмена, заметь — как у военного, армейского кавалериста! И это при том, что в Алабинском полку он точно не служил — у нас есть люди оттуда.

-Может, из президентских конных гвардейцев? — предположила девушка. По молодости лет она понятия не имела об Алабинском кавалерийском полке, созданном некогда специально для съёмок батальных сцен — а вот разводы конных караулов в Кремле видела по телевизору не раз.

-Да нет, сомнительно. — покачал головой Шурик. — Они ведь тоже всем известны. Сколько их всего — пара сотен? И потом — видела, у него усы? А у всех президентских кавалеристов лица бритые — так полагается. Есть, правда, еще конная полиция — мы спрашивали ребят, которые там служат, так они барона в глаза не видывали...

— Так может они не из Москвы? Живет в каком-нибудь Урюпинске, вот и...

— И что? Нас, реконструкторов, не так уж много по России. Несколько тысяч всего. И человека такого уровня все должны знать давным-давно. Мы его потом искали, списывались с народом. Он как ниоткуда появился и в никуда исчез!

— А второй раз?

— Его Макарыч с Олегом привели...

— Макарыч?

— А, Андрюха Каретников. Он хирург, реконструирует медика. Ездит обычно с ахтырцами — когда на наполеонику. Да уон и на ПэЭмВэ — прости, это мы так первую мировую называем — тоже, вроде, на полевого врача пошит, точно не помню — не мой период.

— А сегодня он на ваших манёврах был?

— Нет. Его что-то тоже давно не видно. Так вот — в тот, второй свой визит барон был в форме тысяча восемьсот двенадцатого года. А в этом периоде я разбираюсь очень неплохо. У него снаряжение все дорогое, достоверное и аутентичное до мелочей. А как ездит... да сама помнишь — я же тебе показывал видео. Он в седле как родился. Понимаешь, так ездят профессионалы, но не спортсмены. Да и комплекцией он не жокей, естественно. Он — настоящий кавалерист. К тому же -масса нюансов, только знатоку понятных. Оговорки, понимаешь? Он не просто очень хорошо ездит. Полное впечатление, что он самолично прошёл всю ту, старую кавалерийскую школу — от и до. Тут из мелочей складывается... словечки, ухватки, манеры, приёмы всякие — как с оружием обращается, как амуницию называет, а самое главное — строй. Езда в кавалерийском строю, по военному, понимаешь? Мы-то подобным вещам только по книгам обучались — ну, прочли что-то — где-то в воспоминаниях всяких. А тут вот — как вживую увидели. Ребята потом ещё говорили — это ж как надо в материал войти! И — вот такого крутого специалиста никто в наших кругах не знает! Есть с чего изумиться сама видишь... он ведь не просто реконструктор, он словно сам оттуда пришёл... из девятнадцатого века.

— Словно из девятнадцатого века пришел — эхом отозвалась Алиса. Вдруг по спине у неё отчётливо забегали мурашки. Что там говорил этот бандюган из Сербского? Что Ольга спуталась с каким-то офицером из прошлого... С этим вот самым бароном?

Внизу саксофон надрывно и пронзительно выводил мелодию из "Шервудских зонтиков".

— А имя у барона есть?

— Я знаю только фамилию — Корф. Мы его потом пытались отыскать...

— А что Семенов и Каретников о нём говорят?

— В том-то и дело, что ничего — они оба перестали выходить на связь. Уже с месяц, наверное. Жаль, кстати — Олегыч — это мы так Семёнова зовём — в последнее время стал интересные штучки продавать. Я как раз хотел ему заказать натуральные, аутентичные строевые шпоры — да вот, не успел...

Еще один нюансик! Алиса встряхнула головой, отгоняя наваждение. Взглянула на Шурика:

— А вот скажи, эти двое — ваши товарищи, причем давно. Почему же, если они не выходят на связь, вы не поинтересуетесь, что у них стряслось? А если беда какая?

Шурик удивился:

— Ну мало ли, какие у людей могут быть обстоятельства. Если бы что-то серьезное случилось бы — наверняка дали бы знать по камрадам, у нас это принято. Олег Семенов в реконструкции с самого начала, между прочим. Начинал, как ролевик в девяносто-затертых. Потом — стоял у истоков российской реконструкции, правда на средневековку. Так что, случись чего, позовет на помощь — много народу откликнется. Возможно — уехал куда-то? Он на ногу легкий, любит по странам и континентам попутешествовать. Взял Ваньку подмышку, — ну сына своего, — и в загранку рванул по, музеям мира. Я вот сам зимой в Чехию ездил, по музеям, архитектуру посмотреть, вдохнуть воздух заповедной Европы. А два года назад ездил во Францию по замкам Луары... да и по фестивалям любой из нас немало покатался. Вон, в этом году Лейпциг был, двести лет "Битвы народов"....

Разговор перешел на другое.

* * *

Июль 2015 года, Москва, Ясенево.

Квартира Алисы Фроловой.

Утро за клавиатурой

ведёт к депрессии.

Проснулась Алиса поздно, сразу после гимнастики и чашки пуэра села писать. Степан Стопкин вышел на Охоту.

Равнодушие большого города.

Москва — настоящий мегаполис. И когда в нем кто-нибудь исчезает — окружающие подчас замечают это отнюдь не сразу. Вот, например — жили-были брат и сестра. Она училась на медицинском, он только что вернулся из армии — и пытался понять, чем заниматься дальше. А потом — они исчезли. И представьте себе, никто этим не заинтересовался. Может быть — только почтальон обратил внимание на то, что из ящика уже четвертый месяц не вынимают счета и рекламные листки. Да и то — лишь потому, что не смог впихнуть в ящик очередную порцию макулатуры.

Может быть, забили тревогу преподаватели в университете — куда это пропала студентка, подававшая такие надежды? Да нет, и они ограничились крестиками в ведомости, в графе "посещение занятий". Разве, сокурсницы отметили, что перед окончательным исчезновением, студентка куда-то подолгу уезжала. Видимо, бойфренд в другом городе? Ну что ж, дело самое обычное...

А на исчезновение брата— дембеля вообще никто внимания не обратил, ни приятели, ни соседи. Могли бы забить тревогу армейские друзья — эти связи прочнее иных-прочих, — но все они, как назло, обитают в других городах...

Мне скажут: "Ну, так взрослые люди, мало ли что? Вот если бы ребенок пропал..."

Пропал.

Почти отличник, активный, спортивный мальчик -и вдруг начинает пропускать школу — якобы "по болезни". А потом — тоже исчезает. Причем в то же самое время, что и брат с сестрой, о которых шла речь выше. А что же — одноклассники, учителя? А ничего — пожимают плечами: "Наверное, он в больнице"...

Кстати, отец мальчика тоже исчез, приблизительно тогда же. Коллеги и друзья не в курсе, где он — причём даже не сочли нужным поинтересоваться, почему это журналист, ценный сотрудник издания, перестал появляться в редакции. Наверное, свои дела. Фрилансер, что с них взять...

А ведь есть в этом деле ещё один персонаж — друг журналиста — врач, знакомый, кстати, с той самой, исчезнувшей девушкой. Взял отпуск за свой счет — и не вернулся на место работы. И это сейчас, когда над московскими врачами висит угроза тотального сокращения! Коллеги расстраиваются, переживают, конечно — но в меру. Никто не собирается бить тревогу и вообще, как-то менять привычный ритм жизни. А руководство? Отреагировали, а как же. Назначили временного и.о. — не может же отделение быть без заведующего? А дальше — пусть бухгалтерия разбирается...

Я иду по их следам, копаю прошлое этих персонажей. Я хочу знать, что случилось с этими, такими разными людьми, совсем недавно — всего несколько месяцев назад. И я не остановлюсь."

У Степы Стопкина много подписчиков — а вдруг кто-то что-то да подкинет?

Алиса долго и старательно искала "барона" Корфа. И — безрезультатно; отлучалось, что, если не считать двух эпизодов на фестивалях, то такого человека вовсе нет на свете! Алиса запускала поиск по фотографии, по фамилии, и всякий раз — неудача.

Точнее, всякий раз поиск приводил ее к древнему роду Корфов, жившему в России с пятнадцатого века. Они были предками Набокова, и вот что он писал о их внешности:

"...В живучих старых родах определенные физиономические характеристики повторяются раз за разом, словно некие указатели либо клейма творца. Набоковский нос (нос моего деда, к примеру) отличается мягким, округлым, чуть вздернутым кончиком и легкой вогнутостью, ежели смотреть в профиль; нос Корфов (к примеру, мой) — это добротный немецкий орган с крепким костистым хребтиком и чуть покатым, явственно желобчатым кончиком. Выражая презрение либо изумление, Набоковы приподнимали брови, относительно густые лишь у переносицы и почти пропадающие ближе к вискам; у Корфов брови изящно изогнуты, но также довольно редки.

В остальном же Набоковы, теряясь в тенях картинной галереи времени, скоро сливаются со смутными РУКАВИШНИКОВЫМИ, из которых я знал только мою мать и ее брата Василия — слишком малая выборка для моих нынешних целей.

С другой стороны, женщин из рода Корфов я вижу вполне отчетливо — прекрасные лилейно-розовые девы с высокими, румяными pommettes, бледно-голубыми глазами и той маленькой, похожей на мушку родинкой на щеке, которую моя бабушка, мой отец, трое или четверо его сестер и братьев, некоторые из моих двадцати пяти кузенов и кузин, моя младшая сестра и мой сын Дмитрий наследовали в различных степенях проявленности, будто более или менее четкие копии одной и той же гравюры..."*

#* Источник http://gatchina3000.ru/literatura/nabokov_v_v/museum/korghy.htm

И Алиса от отчаяния начала выискивать по сети фотографии этих исторических Корфов, чтобы сравнить их внешность с внешностью таинственного реконструктора. Фотографий оказалось достаточно много. И вдруг...

Вдруг она увидела ТОГО САМОГО БАРОНА!

Подпись — Евгений Петрович Корф, родился в 1844 году, племянник достаточно известного историка Модеста Корфа, окончил Царскосельский лицей, сестра Анна, служил в лейб-гвардии, вышел в отставку, владелец фехтовального элитного клуба, в 1895 году уехал во Францию, точная дата смерти не известна...

На фотографии он стоял в фехтовальном костюме девятнадцатого века. Правая рука уверенно держит шпагу с замысловатой витой гардой. Еще одна шпага лежит рядом на столе... Этакий Эскамильо! Ольгу Смольскую вполне можно понять — прям, широкоплеч, суров... Есть ли родинка — этого на зернистой фотографии позапрошлого века не видно.

А вот на современных — вполне даже видно.

И ведь никому не расскажешь — не поверят! А вот она, Алиса уже верит в то, что этот уголовничек Андрей — никакой не псих. Слишком много совпадений, и главное доказательство — вот этот самый, настоящий барон Корф, который смотрелся подлинным среди обряженных в чужие мундиры реконструкторов. Еще бы — лейб-гвардеец! Конечно, все смахивает на грандиозную мистификацию — но кому бы, интересно, понадобилось ее устраивать? Зачем? Так можно и в теорию заговора поверить, скатиться в конспирологию и вообще... Только вот Дрон попал в Сербского на самом деле.

Алису отвлек звонок. Глеб. Точно, сегодня же суббота!

— Слушаю.

— Добрый день Алиса, я стою возле твоей двери.

Алиса сворачивает браузер.

Глеб в костюме и при галстуке. В руках — алая роза.

— Я вижу, ты прямо с похорон.

— Совершенно неуместный сарказм, Алиса, я пришел мириться.

Алиса очень любит розы, и Глеб это знает. Ваза, таблетка аспирина в воду, ножом надрезать черенок. Алиса входит в комнату — и обнаруживает, что Глеб сидит за ее компом.

— Ну что за беспардонность, Глеб! Какого черта ты туда залез?

— Между нами не должно быть секретов, не так ли? — Глеб встает и торжественно произносит: — Я думаю, что наши отношения уже вполне определенные. Поэтому нам пора оформить их надлежащим образом. Официально.

— Вот как? Не "выходи за меня замуж" или "я прошу твоей руки", а "пора оформить надлежащим образом"? То есть — ты уже все решил, и мое мнение не имеет значения?

Глеб удивился. А Алису понесло: она высказала ему все, вылила на всю накопившуюся обиду. Девушка не могла остановиться — ярость поднималась бурлящей лавиной и сжигала все мосты.

Глеб слушал ее молча. Его лицо сделалось непроницаемым и отстраненным. Когда Алиса замолчала, он произнес только одну фразу, в которой не было ни одного непристойного слова, но смысл был столь грязен, что Алиса задохнулась от обиды:

— Вон отсюда!

И Глеб ушел.

А Алиса в сердцах смахнула на пол вазу с розой, упала в кресло и залилась слезами. Все. Рубикон перейден, мосты сожжены.

Весь следующий день Алиса не отвечала на звонки, и занималась уборкой. Генеральная уборка — отличный способ вылить ярость, спустить пар и успокоиться. "Генеральная" — это от слова "генерал": когда-то давно подобное наведение порядка устраивали перед визитом в полк генерала. Старорежимного такого — в аксельбантах, при шпаге и крестах. Кстати, кое-кто из рода Корфов тоже ходил в генералах...

К вечеру, когда квартира заблестела, Алиса уселась, наконец, за компьютер. Надо всё же до конца разобраться со всей этой историей!

На минуту допустим, что этого Корфа на самом деле привели из прошлого Семенов и Каретников. Зачем? Выпендриться перед приятелями по хобби? Вполне правдоподобно — там все друг перед другом выпендриваются, у кого шовчики достовернее. "Аутентичнее", как у них принято говорить...

Семенов, кстати, в течение примерно года, до самого своего исчезновения, активно торговал раритетами. И не только формой — и оружием, между прочим. Вот только — откуда у него столько всяких старинных ружей и сабель "в отличном состоянии" — как он сам рекламирует на форуме? Наверное, всё оттуда же, из прошлого — как и говорил Андрей-Дрон. Он же говорил, что "эти двое", когда обзавелись порталом, не стали теряться и принялись "рубить бабло"? А раритетный мушкет, между прочим, тянет па пару тысяч евро...

А может наоборот — Корфа приводили сюда, чтобы показать ему будущее?

Ну ладно, гадать будем потом. А пока — факты. Теоретически, в квартире Семенова должны остаться какие-нибудь раритеты — ведь портал заперли неожиданно, из-за вторжения бандитов, организованного Геннадием и Андреем. Попасть бы в эту квартиру, благо адрес известен...

А если все — чушь и чепуха? Просто череда совпадений — и все?

Вот что — добраться до квартиры Семеновых. Позвонить в дверь, заглянуть в почтовый ящик. Соседей, опять же, порасспрашивать — прикинувшись журналисткой. Наверняка, человек он яркий, такие всегда привлекают внимание. А там — по обстоятельствам.

Алиса никак не решалась признаться самой себе, что дело, пожалуй, уже не в расследовании — просто после разрыва с Глебом её натура срочно требовала встряски, авантюры, адреналина. Чтобы не сиденть на диване и не рыдать с подушку, вспоминая загубленную розу и прощальную горькую обиду...

* * *

Июль 2015 года, Москва,

район ст. м. Университет.

День неправедных размышлений

Итак — имеется адрес Семеновых, тот, что удалось добыть в редакции. Остался пустяк — привести себя в порядок и отправляться. Настроение боевое, Рубикон остался далеко позади — Стопкин вышел на Охоту. По дороге к дому Семеновых — пять минут пешком от метро "Университет" — девушка даже принялась напевать: "Тореадор, смелее в бой!" Потом сама рассмеялась — ну точно, как в старом, советских ещё времен, кино.

Двор, полный высоченных тополей. Обычная панельная двенадцатиэтажка. Обычный кодовый замок — старого типа почему-то, без домофона. Странно, район престижный, в таких обычно на мерах безопасности не экономят. Вон, в соседнем подъезде даже видеокамера стоит. А ту — раритет времён чуть ли не девяностых...

Впрочем, оно и к лучшему. Кода Алиса не знает — но часть кнопок вытерта до белизны, так что подобрать нужную комбинацию оказывается делом пяти минут. Консьержки, понятное дело, нет — вот и славно, а то выкручивайся... почтовый ящик ожидаемо забит счетами и рекламой. Так... самый ранний счет... какая дата? Точно. Все сходится.

Разумеется, Алиса ошиблась этажом. Сначала ей показалось, что лестницы вовсе нет — только два лифта — но потом девушка заметила в конце коридора обшарпанную дверь. Да, точно — за дверью лестница, которой на этой высоте не пользуется никто, кроме курильщиков.

Алиса позвонила в нужную дверь — отозвалась музыкальная трель. Еще. Еще. Никого. И зачем она сюда припёрлась, если и так ясно, что никого дома нет?

Алиса-то прекрасно знала, зачем — только пока не решалась признаться в этом даже себе самой.

"Тореадор, смелее в бой!"

Подергала за ручку — конечно, закрыто. В железной, вполне надёжной на вид двери — два замка. Даже если заперто на один — все равно бесполезно. Бесполезно — что?

Девушка вышла на лестницу. Типичная для таких домов планировка — справа узенькая дверь на балкончик. Вышла, закурила. Огляделась — напротив слепой торец точно такой же многоэтажки. А слева... Перехватило дыхание: форточка в ближайшем окне приоткрыта! Точно — это квартира Семёновых! Она что, с самого отъезда хозяина — вот так открыта? Наверное... только вот — как туда добраться?

Алиса погасила сигарету, спустилась на первый этаж и поспешила к машине. В подъезде или на улице о таких вещах разговаривать не стоит...

— Алло, Олежик, привет! Можешь говорить? Мне нужна твоя консультация. Я тут книгу задумала — так одному персонажу надо перебраться с балкона лестничной площадки в соседнее приоткрытое окно. Оно метрах в трёх-четырёх. Вот я и вспомнила — ты, вроде, в своё время промышленным альпинистом подрабатывал, верно?

— Книгу, говоришь, задумала? — подозрительно поинтересовался Олежик.

Алиса поспешно принялась уверять — "да, конечно, именно книгу и именно задумала, а как же иначе?" Выходило, вроде бы, убедительно... пока.

— Это очень просто, — сдался Олежик, — спускаешь верёвку с крыши или с такого же балкончика, только этажом выше — на него можно попасть? По неё до нужного уровня, отталкиваешься, раскачиваешься — и цепляешься за окно. Только верёвку крепить надо повыше, чтобы амплитуда была подходящая. Если твой персонаж физически развит, то вполне может проделать это с одной веревкой, держась руками...

— Не! — воскликнула Алиса, — он со страховкой это будет делать...

— А, ну тогда достаточно нижней альпинистской обвязки.

— О, спасибо большое, я не буду вдаваться в детали, просто упомяну эту обвязку.

— А, ну отлично! — кажется эти слова убедили Олежика, что Алиса никуда сама лезть не собирается.

А она и не собирается. Это всё не она Степан Стопкин... Эй, ну зачем саму-то себя обманывать?

Интернет сообщил, что стоит эта обвязка от трех тысяч рублей. И Алиса отправилась в магазин "Мир приключений" — благо располагался он как раз неподалёку, если верить гугл-карте.

Восторженные голубые глаза хрупкой блонди и рассказ о дипломном фильме во ВГИКе, где она должна повиснуть на веревке — типа над пропастью — сподвигли щеголеватого менеджера на подробные объяснения: как закрепить веревку, какими узлами, и что еще для этого нужно. Поэтому в "Экстриме" Алисе пришлось оставить около десяти тысяч. Эти веревки, оказывается, вроде такие тонкие — но выдерживают до тонны веса, а потому — очень дорогие. И обвязка. И карабины. И перчатки, чтобы руки не ободрать. Да, перчатки точно нужны — отпечатки пальцев оставлять вовсе ни к чему. Лучше, конечно, было бы прийти с Олежиком — наверняка вышло бы дешевле. Но — сколько можно вот так, беззастенчиво врать? Да и не согласится он, пожалуй, не те у них отношения...

Дома Алиса, путаясь в хитрых пряжках и лямках, несколько раз надела и сняла обвязку — прилаживая незнакомое снаряжение, разбираясь в креплениях. Наконец — барахло упаковано в объемистую сумку, и та заброшена на заднее сиденье машины. Осталось теперь найти подходящую спортивную площадку — но непременно подальше от дома. Спасибо мэру Собянину — таких площадок теперь по Москве полным-полно. Там шаг за шагом, вдумчиво, старательно проделать все необходимые манипуляции — вися на верёвке, на высоченном турнике. День рабочий, вокруг никого, — только бабулька собачку выгуливает. Смотрит, косится подозрительно... и принесла её нелёгкая именно сейчас!

"Кстати, о бабульках, — приходит девушке в голову,— они же все примечают! Если на улице Казакова был портал, то обязательно отыщется старушка, которая хоть что-нибудь, да приметила! Вот только где именно — на Казакова? Андрей-Дрон из института Сербского номер дома почему-то не назвал.... Ну ладно, с этим потом разберёмся, а пока Алиса раскачивается на подвесе — и, раскачавшись, и хватается за боковую стойку турника. Вроде — и в самом деле просто? Осталось попробовать не на спортплощадке а в деле...

* * *

Апрель 1888 года, Москва,

ул. Гороховская

Квартира в бельэтаже.

День человека в погонах.

Так уж вышло, что никто из "гостей из будущего" — за исключением Олега Ивановича и Вани, — так и не озаботился собственными жильём в Москве позапрошлого века. Да и зачем? В прошлом — во всяком случае, до поездки в Питер — появлялись лишь наездами, будто на экскурсии; а при необходимости всегда можно было заночевать у Семёновых, благо половина пятикомнатной квартиры пустовала или была завалена разного рода полезным барахлом. И даже Ольга, всерьез вознамерившаяся устраивать личную жизнь в девятнадцатом веке, не стала исключением — они с Никоновым сочли неудобным навязывать своё общество Выбеговым в их флигеле в Спасоглинищевском переулке, и обзавелись жильём, лишь перебравшись в столицу. И вот теперь, когда неумолимые обстоятельства вынудили всерьез и надолго обосноваться в прошлом, каждый их гостей решал вопрос жилья по-своему. Собственно, всех пришельцев из двадцать первого века, в Москве остался лишь сам Ромка — остальные перебрались в Петербург. Квартира Семёновых на улице Казакова пустовала; в бывшем складе на цокольном этаже работала вело-мастерская, занимавшаяся обслуживанием и тюнингом меллеровских "Дуксов". Тем не менее Ромка отклонил предложение Олега Ивановича поселиться в пустующих апартаментах. Вместо этого он снял у домовладельца — Василия Петровича Овчинникова, дяди Николки — одну из освободившихся квартир, где раньше обитали студенты. Так что теперь Ромка — Роман Дмитриевич, конечно, кому придёт в голову называть поручика на такой простецкий манер! — обитал на Гороховской улице на полном основании, как жилец и квартиросъёмщик.

Но и в своём новом обиталище молодой человек показывался нечасто. По большей части, он проводил время в Фанагоийских казармах — стараниями Д.О.П.а резервный Троицко-Сергиевский батальон подполковника (теперь уже полковника, конечно) Фефёлова развернули в Особые учебные роты. На их базе отрабатывались новинки, которым предстояло в самом скором времени пойти в войска; кроме того, на основе учебных рот, собирались в ближайшее время открыть курсы подготовки пехотных офицеров — для обучения новым тактическим приёмам и знакомства с новыми образцами вооружения и снаряжения. Замысел Особых учебных рот возник у Ромки в Петербурге, во время посещения Офицерских Классов Никонова при Морском Училище. Здесь, правда, упор предстояло делать на вещи более практические — новая подготовка частей особого назначения — с краскострельными ружьями новой системой физподготовки, курсом тактических занятий, а так же знакомство армейских офицеров с применением самоновейших видов вооружения — ручных гранат и пехотных миномётов. Тульский завод только-только осваивал эти новинки; например, для миномётчиков ещё даже не было пока места в штатах по действующему армейскому уставу. Работы было — непочатый край, к тому же — на Ромке, фактически, повисла московская организация "волчат-разведчиков" — два раза в неделю приходилось вести занятия в мальчишками. Дело, затеянное когда-то им и Фефёловым, обернулось неожиданно серьёзно — после мартовских, 1887-го года, уличных боёв в Москве, когда черед порталы на улицы Первопрестольной ворвалась банда вооружённых автоматическим оружием мотоциклистов, движение "волчат" приобрело крайнюю популярность — и августейшую поддержку, в лице шефа, цесаревича, будущего (как представлялось Ромке( императора Николая Второго. Так что времени у свеже-произведённого армейского поручика категорически не хватало — тем более, что изрядную его часть приходилось тратить на учёбу. Одно только освоение старорежимного правописания далось Ромке немалой кровью — а ведь на очереди были и верховая езда, фехтование и прочие обязательные для армейского офицера дисциплины, вроде уставов, топографии и военной истории. Да ведь и тактику придется изучать — теперешнюю, рассчитанную на атаки густыми цепями, шрапнели, кавалерию и винтовки Крнка! А то какой из его тогда будет советчик — без знания местных основ... Времени уже не хватает категорически, но то ли еще будет: пока что Роман Дмитриевич Смольский, поручик от инфантерии откомандирован в распоряжение полковника Фефёлова — но недалёк тот час, когда он получит и вполне самостоятельную должность...

Впрочем, Ромка не унывал. Впервые увидев себя в зеркале, в мастерской у старика-портного, уже полвека исправно обшивавшего офицеров московского гарнизона, вчерашний десантник понял, что счастлив по-настоящему. И дело даже не в ладно сидящем, в рюмочку, кителе и бриджах; не в золотых погонах с императорским вензелем — буква "А" в завитках и римская тройка. И даже не в богатой, выложенной серебром персидской шашке, подарке барона, которую он носил вместо уставной "пехоцкой" сабли.

Ромка почувствовал себя на месте. Он всегда был неравнодушен к исторической беллетристике и к сериалам, которые всякий уважающий себя знаток отечественной истории привык крыть на чём свет стоит. Сколько раз, просматривая тот же "Баязет", снятый по обожаемому им Пикулю, он представлял себе — как бы он с ребятами из разведвзвода оторвался бы в этих горах — окажись он на месте поручика Карабанова, урядника Трёхжонного и остальных персонажей фильма. И вместе с тем — гадал, как воевалось им тогда — без вертушек, самоходных гаубиц, БТРов, автоматов с подствольниками, спутниковой связи и прочих чудес прогресса. Ну так вот оно, всё это — только руку протяни! Нет, положительно, жизнь удалась, думал поручик Смольский — особенно когда на полигоне Тульского завода положил первую серию мин из новенького МЛП-88 (Мортира лёгкая, пехотная, модель 1888 года) в круг, обозначающий позицию неприятельского пехотного взвода. Оружие вышло на загляденье — Ромка, который неплохо изучил в своё время обычный "поднос", не нашёл даже особой разницы. Ну, сделано не так аккуратно, чуть потяжелее, прицел попроще — а так ничего, стрелять можно. По местным меркам, против плотных цепей и пехоты в лёгких полевых укреплениях — настоящее "вундерваффе". А ведь на том же тульском заводе вовсю идут работы с пулемётом на основе старого знакомца ПКМ, да и карабин Мосина с откидным штыком уже пошёл в войска — вместо громоздкой, неудобной винтовки, которая в его истории появилась лишь в 1891-м году. Дело было за бездымным порохом, производство которого только ещё предстояло наладить. Вопросом занимался лично Менделеев, а так же непризнанный гений отечественной химии штабс-капитан Панпушко* — энтузиаст, трудоголик, жюльверновский учёный чудак, отозванный по такому случаю из Франции, где он изучал производство взрывчаток. Химики получили полный пакет документов по рецетуре порохов, Так что морской министр Чихачёв мог более не волноваться — автору периодической таблицы не придётся теперь просиживать над одчётами французских железнодорожных компаний, выводя из общего числа вагонов с углём, селитрой и прочими ингредиентами, нужную формулу**.

#* Семён Васи́льевич Панпу́шко — химик, артиллерист, автор труда "Заводское приготовление пироксилина и нитроглицерина". Погиб в 1891-м году при снаряжении 6 дюймового снаряда мелинитом.

#** Таким способом Менделеев в 1890-м году разгадал рецептуру французского бездымного пороха; все данные были взяты из открытых источников.

В ближайшее время планировались испытания ранцевого огнемёта — правда, лишь опытной, перспективной модели, которую предстояло долго доводить до ума. Огнесмесь, более всего напоминающая кустарный напалм, тоже была разработана в лаборатории Менделдеева. В области пехотного вооружения Корф и его сотрудники мудрить не собирались: после того, как специально приставленные к этому делу специалисты изучили информацию из будущего, русские оружейники и инженеры, по спискам, составленным на основе все тех же данных" получали конкретные технические задания — уже с эскизными проектами, чертежами, детальным описанием требуемого результата. Нет, никто, конечно, не обещал в самое ближайшее время "калашей" и танков — но сдвиги уже имелись, и довольно заметные.

И не только в области вооружений. Раз в неделю Ромка работал с группой, занимавшейся новым пехотным снаряжением и униформой. Укороченные сапоги, мешковатые камуфлированные штаны и куртка, кепи, жилет — разгруз, бушлат для осенне-весеннего периода... сколько же ещё предстояло сделать! Коллеги-офицеры, поначалу воспринимавшие странного выскочку с изрядным недоверием, теперь поглядывали на него уважительно, а Фефёлов в который раз уже заводил разговор о формировании особой "примерной" роты — под его, Ромки, командой.

Но — пока суд да дело, новоиспечённый поручик был вынужден делить своё время между десятком разнообразных занятий — сплошь и рядом в разных концах большого города. Конечно, Москва 1888-го года — это не мегаполис двадцать первого века; так ведь и транспорт не тот, и, главное — связь; труднее всего отказалось привыкнуть к отсутствию привычных средств коммуникации. Телефон в Москве оставался экзотической новинкой; хотя открытие первой ручной телефонной станции системы Гилеланда компании Белла в доме купца Попова на Кузнецком Мосту. состоялось 6 лет назад, в 1882-м году, во всём городе не насчитывалось пока и тысячи абонентов. Так что москвичам приходилось полагаться на услуги рассыльных — особого вида городских служителей, носивших приметные малиновые фуражки с с надписью по околышу: "Рассыльный... артель...". В Москве их именовали "красные шапки; публика эта, в отличие от мальчишек на побегушках, состоящих при всякой лавчонке, была в летах — рассыльный должен своим видом внушать клиенту уважение и доверие. В рассыльные нередко шли отставные солдаты; кучковались они возле гостиниц, театров, на площадях, неподалёку от извозчичьих бирж и известных трактиров. Таким давали всевозможные поручения: срочно доставить письмо, документы, отвезти какую-нибудь вещь; можно и за город послать. Такса за услуги рассыльного имелась, и даже утверждённая начальством — но к ней редко прибегали, слаживая дело по договоренности. Кроме чисто деловых заданий посыльные выполняли и другие поручения: отнести букет, коробку конфет с записочкой, подарок даме, вызвать барышню на свидание. Часто поручалось принести ответ. Не сразу Ромка сумел привыкнуть к тому, что за выполнение поручения такой вот "красной шапкой" можно вовсе не беспокоиться— все будет сделано как подобает и в срок, за это отвечает артель. У этих служителей была своя профессиональная гордость: никакая ценность не пропадала, сохранялась тайна — как частная, так и деловая. И дама, ищущая приватной встречи с любовником, и купец, которому требовалось доставить важную коммерческую бумажку, бестрепетно вверяли рассыльным свою репутацию.

Артель, принимая новичка, всегда брала порядочный "вкуп", так что местами дорожили, стараясь выполнять поручения клиентов как можно точнее.

Один из таких красношапочных порученцев — по виду отставной солдат, с лицом, изрезанным глубокими морщинами, с длинными, пшеничными в седину усами — и постучался в дверь квартиры на Гороховской. Передав хозяину запечатанный пакет и получив пятачок на чай, рассыльный буркнул "рад стараться, ваш сокородь", повернулся, демонстрируя остатки армейской выправки, и бодро затрусил вниз по лестнице. Ромка проводил его взглядом, после чего взялся за депешу.

Неистребимы всё же привычки, принесённые из будущего! Нет, чтобы как человеку солидному, добраться до кабинета — благо он имеется в новом жилище и даже снабжён всеми необходимыми атрибутами для работы с корреспонденцией — как то — столом с пресс-папье, бронзового литья письменным прибором и, конечно же, костяным ножиком для разрезания книг* и конвертов. Так нет ведь — надо вульгарно вскрыть конверт чуть ли не зубами — как делал это когда-то дома, стоя на лестничной клетке, возле крашеных в синий цвет почтовых ящиков с номерами квартир! Интересно, а булгаковский поручик Мышлаевский тоже вот так, сразу надрывал конверты в прихожей — или шёл как и полагается, в кабинет? Вот доктор Турбин — тот наверняка делал всё обстоятельно — усаживался в кресло, пододвигал к себе нож для бумаг, потом клал конверт перед собой — точно посередине, между письменным прибором и монументальной керосиновой лампой, на уютное зелёное сукно. И только тогда аккуратно поддевал заклеенный угол полупрозрачным костяным лезвием...

#* В то время большая часть книг продавались с неразрезанными страницами — так что прежде чем взяться за чтение, предстояло ещё потрудиться.

Ромка отогнал от себя неуместные мысли — вчера, после стрельбища он допоздна засиделся над "Белой гвардией" — и надорвал плотную бежевую бумагу.

Конверт, с которым обошлись столь непочтительно, полетел на столик под зеркалом — между монументальной стойкой для галош и корзиной для тростей и зонтиков, — а Ромка (простите, разумеется — поручик Смольский!) торопливо зашуршал письмом.

* * *

Июль 2015 года, Москва.

Дом на ул. Строителей

Поздний вечер. Темнота благоволит

неправедным замыслам.

Светлые старые джинсы, кроссовки, серая водолазка — чтобы не выделяться на плиточной облицовки стены дома. Веревку аккуратно свернуть. Все тщательно уложить в рюкзачок — чтобы никакой путаницы. Попрактиковаться пару раз — так, отлично, руки сами находят нужный предмет... Перчатки. Что ещё забыла? Документы надо непременно оставить в машине — а то мало ли?

И уже только в темном подъезде Алиса осознала, что сейчас она совершенно "взаправду", на самом деле полезет в чужую квартиру. До сих пор все было игрушки, но это — это уже серьезно. Глеб наверняка назвал бы такой поступок неоправданным безрассудством. Ну и пусть! Алиса проверила, крепко ли сидит на своих кронштейнах и трубах батарея. Шатается как-то подозрительно -нет уж, привяжем-ка мы верёвку к перилам, так будет надёжнее. В Алисе, конечно, едва-едва полсотни кэгэ наберётся, а все же....

Парой этажей выше хлопнула дверь, послышались шаркающие шаги кто-то вышел покурить. В шлёпанцах, наверное, и в замызганной майке ... топчется по бетону, харкает в окно. Вот свинья! Алису передёрнуло от отвращения. Она, понимаешь, затеялась на джеймсбондовские подвиги, а тут...

Девушка замерла, стараясь не дышать. И что не спится этому типу после полуночи? Ушел. Да. Выждать ещё минут пять — для верности, а то вдруг захочет ещё одну выкурить? Как медленно ползут стрелки часов... пора!

Сердце гулко стучит в груди.

Алиса начинает травить веревку — жестяной подоконник окна грохочет и прогибается. Под ногами — десятки метров пустоты... Не думать, вниз не смотреть! Алиса медленно сползает на два этажа вниз. Все, стоп! Веревку застопорить специальным карабином... подумать только — ее жизнь зависит от того, в самом ли деле эта веревка выдержит вес человека! Хотя, Олежек говорил — до двух тонн.. а вдруг бракованная? Стоп, не думать об этом!

Алиса попыталась раскачаться на веревке. Получилось как-то криво — едва-едва удалось коснуться кончиками пальцев рамы. Еще попытка — опять неудача. Только бы вцепиться в раму — уж тогда она её ни за что не выпустит. НЕ смотреть вниз!!! Оттолкнувшись, Алиса перелетает в раскачке в сторону — и намертво хватается за раму открытой форточки. Та отчаянно скрипит... приходит запоздалый страх — а если не выдержит? Выломается — и полетит вниз, со звоном и грохотом, теряя по дороге блёстки стёкол. Нет, пронесло... так, теперь выдохнуть-вдохнуть, перехватиться за раму поудобнее... Между прочим — неосторожно: кто же оставляет окно открытым, надолго уезжая из дома? Тоже, кстати, штришок... может хозяин и не собирался надолго уезжать?

Не до штришков теперь, потом! Открыта форточка — и открыта, спасибо раззяве-хозяину... и тут рука в перчатке предательски соскальзывает с рамы! Алису мотнуло назад и чувствительно приложило об стену. Черт! Дождавшись, когда раскачивание угаснет, Алиса снова отталкивается от рамы и повторяет попытку.

Есть!

Зависнув, Алиса по плечо засовывает руку в форточку и на ощупь находит щеколду. В принципе, можно и в форточку пролезть, комплекция позволяет... тоже мне, "Манька-форточница"! Или в бессмертном фильме было "Манька-облигация"? Да какая теперь разница....

Пальцы нащупывают щеколду и с усилием сдвигают её. Ф-фух, окно подалось, распахивается! Алиса с неподобающим домушнице шумом вваливается на темную кухню.

Тут же начинают трястись руки. Ноги делаются ватными, колени подкашиваются... Но она сделала это!

Выпутавшись из обвязки, Алиса прицепила ее за раму. О, господи! Ей что, назад тем же путем возвращаться? Может и обойдётся — если замок на двери можно защёлкнуть. Тогда куда проще выйти как белые люди, через лестничную клетку. Кстати — сейчас и проверим.

Аккуратно сложив снаряжение на стул, Алиса крадучись прошла по коридору. В прихожей её ожидало счастье — запасной ключ от входной двери в ключнице! Да и замок с виду не навороченный — несложный, и никаких тебе коробочек сигнализации со светодиодами!

Осталось открыть дверь, подняться по лестнице и отвязать веревку от перил. Ну что, рискуем?

Так, медленно-медленно провернуть ключ... оттянуть пуговку замка... дверь подалась и чуть приоткрылась. Девушка выглянула в узкую щелочку — на лестничной площадке пусто.

Так. Это удача. Теперь — досчитать до двадцати пяти, прислушаться — и бегом наверх, на два этажа — быстро снять верёвку — и опрометью вниз, в квартиру Семёнова. Уже на бегу, пронзила неожиданная мысль — а если сквозняком дверь захлопнет? Дура, дура, дилетантка — надо было хоть тапок подложить в щель!

Пронесло.

Аккуратно, тихо-тихо закрыть дверь — чтобы замок не издал звонкий, слышный, кажется, даже на улице, металлический щелчок. Теперь — на кухню, втянуть альпинистское снаряжение в окно, а потом быстро уложить в рюкзачок. Если кто-нибудь вызовет полицию — можно наплести, что знакома с хозяином, что у нее — свой ключ. Правда, полицию уже никто, скорее всего, не вызовет — заметь соседи проникновение, тут уже сейчас было бы не протолкнуться от неприветливых дядей в характерной форме. Теперь — закрыть окно, потом (форточка пусть останется, как и была, открытой), потом, для верности задвинуть шторы. Спасибо хозяевам квартиры — они тут плотные, настоящие гардины — хоть светомаскировку устраивай, как в старых фильмах про войну.

Всё? Кажется, всё. Можно выдохнуть.

Задумавшись, Алиса чувствительно приложилась коленом об угол табурета и злобно зашипела. Между прочим, сколько ей ещё шарить тут в темноте? Не дай бог, сшибёт что-нибудь с грохотом — вот тогда соседи точно поднимут кипеж!

Надо нашарить на стене выключатель. В кармане фонарик — но она хорошо помнит реплику из какого-то криминального сериала: "отсветы ручного фонарика очень хорошо заметны в тёмной квартире с улицы. А вот на включённый свет никто наверняка не обратит внимание".

Остаётся надеяться, что у этого сериала был толковый консультант.

Вот он выключатель. Теперь можно и осмотреться.

Пыль. Окно и пол под ним грязные от дождей. Тут очень давно никого не было.

Приличная хорошо обставленная квартира интеллигентного человека среднего достатка. У хозяина в кабинете на стенах — оружие. Шпаги, сабли, кинжалы. И — черно-белые фотографии парусно-паровых военных кораблей. Это что, как в фильме "Адмиралъ", иди ещё раньше? Жаль, Алиса не очень в этом разбирается.

На почетном месте три тоже черно-белые фотографии каких-то людей на природе, с мечами, в нелепых плащах, с хайратниками. Качество — отвратительное. На двух из них — Олег Семенов, только гораздо моложе — лет тридцати с небольшим. Наверное — начало этой реконструкторской бодяги. Или вообще что-то из зари ролевой тусовки — Шурик, вроде, говорил, что Семёнов имел к ней отношение. Точно, вот надпись в углу фотки: "Красноярск, река Мана, Хоббитские Игрища — 90". Запомним, потом разберёмся, что к чему — а сейчас не время.

Алиса шагнула назад и щёлкнула смартфоном, запечатлевая на всякий случай все три снимка. Пригодится.

А это — явно комната Ивана. Диски, компьютер на столе. Игровой приставки, что характерно, не видно. Ну да, обходится писишником... Учебники, какие-то коробки на диване... крошечные модельки танков, перед монитором — массивная фаянсовая кружка с узнаваемым логотипом "WoT". Еще один "танковод" — ну повсюду они теперь, куда ни плюнь...

На спинке стула небрежно висит пиджак — форменный, явно старомодного покроя.

Как там полагается проводить первичный обыск? А как в детективах — искать, двигаясь по комнате по часовой стрелке, не пропуская ничего? Вот и займемся...

Алиса по очереди открыла все шкафы, ящики, тумбочки. Хм, сразу чувствуется, что женщины в доме нет. Первое, что бросалось в глаза в квартире Семёновых — огромное количество книг. Это произвело на девушку впечатление — сейчас такое мало где можно встретить. Вот и она сама давно не покупает книг — всё больше качает из интернета, читает с ридера. Хотя... если подумать — чему тут радоваться? В детективных сериалах при обыске всегда перебирают одну за одной книги, тщательно их пролистывая — это ж сколько предстоит возни! А ведь её обыск — тайный, а значит, потом придётся ставить всё на место, да еще и в том же порядке. Нет,с книгами, пожалуй, повременим...

В кабинете хозяина квартиры, в ящике стола обнаружился плотный зеленый файл со старинным даже на вид старым документом на неизвестном языке. В том же файле нашёлся выполненный от руки чертежик с подписями, а ещё — несколько распечатанных страниц текста. Аккуратно вытащив бумаги, Алиса бросила файл на стол — уголок его странно топорщился, будто туда завалился какой-то мелкий предмет. Девушка встряхнула файл — и на столешницу выпал небольшой запечатанный пакетик. А в нем — черные бусинки... шесть штук черных бусинок. Ключи от портала в прошлое, про которые говорил псих?! Ну и ну...

Алиса до того растерялась, что уселась на кресло и принялась читать листки из файла. Здравый смысл подсказывал — собрать найденное при обыске и побыстрее валить с место преступления, пока не явился кто-нибудь непрошенный и не насыпал ей полные карманы неприятностей. Но — удивление, испытанное девушкой при виде тех самых" бусинок оказалось слишком велико — о щекотливости положения было на время забыто...

Наскоро изучив текст (как же неудобно перебирать листки в перчатках! ), Джемс Бонд и Степан Стопкин вместе с Алисой пришли в глубокое волнение. Текст оказался описанием некоего устройства — скорее, приспособления, наводящее на мысль о проволочных рамках "лозоходцев" — такими порой торгуют в подземных переходах странного вида личности. Если верить листочкам — следует взять проволоку, бусинки в количестве пяти штук; собрав всё это особым, — впрочем, весьма нехитрым — образом, можно смастерить штуковину, которая способна отыскать те самые порталы, о которых говорил сиделец из института Сербского. Использование "искалки" — так именовалось приспособление в тексте, — мало чем отличалось от использования упомянутых уже рамок — Алиса пару раз видела такие штучки по телеканалу ТВ-3 (настоящему мистическому)! И запомнила, как экстрасенсы медленно вращают свои проволочные загогулины в руках, улавливая малейшее их колебание.

Итак, если верить автору листков — видимо, самому Олегу Ивановичу Семёнову — "искалка" должна указать на ближайшую "червоточину". Так он именовал те самые порталы, которые (опять же, если предположить что всё это не бред) связывают прошлое с будущим. Алиса разложила листки на столешнице и пересняла их. потом сделала несколько снимков чертежа — и задумалась, взвешивая на ладони пакетик с "бусинками"...

Итак, копии документов имеются. Перевод старинного текста, сам текст, чертёж... только ведь из всего этого "искалку" не сделать, верно? Нужны вот эти самые бусинки. И они есть — вот лежат себе спокойненько в пакете. Взять? Вот тогда это уже будет чистой воды воровство.

* * *

Июль 2015 года,

Москва, Ясенево.

Ночь. Воспоминания и размышления.

Второе расследование Степана Стопкина как раз и было посвящено воровству, а точнее — плагиату в научной сфере. Тогда проныра-репортёр вывел на чистую воду ушлого ловчилу, доцента, МГУ, который опубликовал монографию, списанную с курсовых своих студентов. Этот ученый-филолог раздал студентам темы, связанные со своей работой. Дело, в общем, обычное — но приличные люди в таких случаях указывают соавторство, или хотя бы ссылаются на источники! Но в "авторской монографии" ничего, кроме таких вот ссылок в этом случае не осталось бы — а потому труд вышел под одной единственной фамилией.

Четверо студентов подошли к заданиям весьма добросовестно — и изрядно удивились, пролистав только что вышедшую из печати монографию своего наставника. Удивление перешло в фазу непонимания, когда в конце работы не обнаружилось ссылок на использованные материалы.

Препод немножко не рассчитал — воспитанный в реалиях девяностых, он не сомневался, что обворованные студиозусы не станут поднимать шума. Да и зачем — что они, скажите на милость, могут с этого поиметь кроме "немножко геморроя"? Но — не тут-то было; теперь каждый уже представлял себе, что такое авторское право, и что у приличных людей за интеллектуальную собственность принято платить. Так что ребята поскакали выяснять отношения — и тут-то оказалось, что курсовые удивительным образом пропали — будто и тем-то таких на свете не было! Мало того — отсутствовали даже записи о темах курсовых, что уж вообще не лезло ни в какие ворота!

Эту тему для журналистского расследования подкинул Алисе Хвост — не преминув добавить, что матерьялец, в общем, гнилой и по большому счёту, безнадёжный — разве что удастся хорошенько подпортить репутацию ушлому гаеру. То есть задачка — в самый раз для Стёпы Стопкина, ну будто прямо для него придумана! Хвост тоже имел в этом свой интерес — ему было очень интересно, подаст ли наглец плагиатор на его страничку в суд за клевету? Очень надеялся, что подаст — плохой рекламы как известно, не бывает. А потому — и предложил Алисе хорошенько покопать эту тему. Может получится нарыть что-нибудь существенное?

И Алиса нарыла. Черновики курсовых с собственноручными правками "научного руководителя", черновик списка тем, розданных студентам — к счастью, одна из однокурсниц обиженных студентов сохранила никчёмный листочек... Хитрован-препод имел неосторожность несколько раз консультировать студентов удаленно, через почту. Следы этих консультаций, понятное дело, нашлись в Сети — и скриншоты бесед были тщательнейше "подшиты в дело".

После появления обличительной статьи плагиатор и в самом деле попытался достать разоблачителя — даже грозил судом. И к тому же, начал травить тех четверых помогавших ей студентов. Зря он это затеял! Ребята, подробно проинструктированные журналисткой, на все его придирки включали в карманах диктофоны — так что папка с обличительными материалами росла, как на дрожжах. В итоге "злодей" допустил несколько вроде бы мелких оплошностей наговорил лишнего. Разумеется, запись разговора тут же оказалась в сети.

Хвост был в восторге. Страничка с расследованием неуклонно набирала рейтинг; разразился громкий скандал местного значения — в результате которого виновнику торжества пришлось покинуть университет. Коллеги прозрачно намекнули — и думать забыть о теме данной монографии, как о материале для диссертации. Да тот и сам прекрасно всё понимал — учёная среда достаточно тесна, все и про все знают, ни один диссертационный совет не примет тему к рассмотрению после такой некрасивой истории.

Справедливость, конечно не была вполне восстановлена — статья по прежнему, числилась за авторством хитрого мошенника. А Алиса стала с тех пор регулярно просматривать публикующиеся списка соискателей учёных степеней в области филологии. Так что расследование, может статься, еще и получит продолжение — чем чёрт не шутит?

И теперь вот перед самой Алисой в полный рост встала дилемма: брать или не брать эти проклятые бусины? Конечно, можно прикарманить еще и ключ. Отыскать портал на улице Казакова — а потом аккуратненько все положить на место — вроде бы и не было ничего.

"Тьфу ты -поймала себя на мысли девушка.— Я что, уже всерьез верю, что этот портал, "червоточина", как его называет Семёнов, существует? А что остается? Этот вариант -единственный, который собирает имеющуюся головоломку в сколько-нибудь связную картину. Одна беда — вопросов при этом возникает куда больше, чем было раньше; и к тому же сам по себе, он ни в коем разе не годится для публикации. Нигде. Даже интернет-блоге. Потому что стоит хоть раз засветиться с подобным материалом — всё на журналистской карьере можно ставить крест. И коллеги, и читатели и издатели с редакторами раз и навсегда поместят тебя в раздел "тарелочников" — и с этого момент статьи твои если кто и примет — то газетёнки или журнальчики о космопоиске, "психоэнергетике", астрологии и прочей лабуде. То есть и с этого, кончено, жить можно — другие-то живут! — но серьёзным профессионалом тебе уже не стать — отношение переломить чрезвычайно сложно. Так что с публикацией результатов расследований надо быть крайне осторожной. Нет, не так — КРАЙНЕ осторожной...

Но — к делу. На столе Семёнова — ноут, врубленный в сеть. Да, хозяева явно не собирались надолго оставлять квартиру. Включить? А почему бы и нет?

Экран слабо мигнул — появилась картинка рабочего стола. Тоже, надо сказать, весьма говорящая -искусно обработанный в фотошопе снимок старинного корабля. Внизу, под обрезом снимка — узорная ленточка, Андреевский флаг и надпись — "Броненосный крейсер "Владимиръ Мономахъ".

Старинная фотография, превращённая в обои для рабочего стола — в сепии, с бледными пятнами от химикатов. На фоне высоких береговых сопок -приземистый двухтрубный, явно военный корабль, при взгляде на который сразу возникает слово "утюг". Над плоской палубой — две кургузые трубы и высоченные мачты в паутине веревочных лесенок и тросов. Удивительно, а Алиса всегда полагала, что у пароходов — ведь это пароход, верно? — парусов быть не должно вовсе.

Ну да ладно, заставка заставкой — а что у нас там в папках?

Ночью, в чужой пустой квартире любой звук раздаётся особенно отчётливо. И когда ноут громко пискнул, открывая папку с многообещающим именем "мое", Алиса испуганно захлопнула ноут — и на всякий случай, инстинктивно выдернула шнур питания из гнезда. Зелёные огоньки на передней панели перемигнулись и погасли, сменившись одним красным. Батарея разряжена? Странно, он же был включён всё это время... может, аккумулятор старый, не держит заряда — потому ноутбук и приспособили в качестве домашнего компьютера? Нет, глупости, сейчас многие так делают — вон, у самой Алисы дома тоже нет стационарного писишника, обходится ноутом.

Нет, это невозможно — сидеть в чужой квартире, вдумчиво ковыряясь в файлах хозяина. Ах, чёрт, как же она не подумала о столь очевидной вещи — стоило взять с собой достаточно емкую флешку или вообще внешний жесткий диск, и проблема бы снялась сама собой. Но — увы, не подумала... что же — листать странички, перебирать папки? А их тут немерено... а вдруг кто-нибудь придет? Да и был бы внешний диск — кто его знает, где тут что попрятано. А если копировать всё — то сколько ж это времени займёт.... нет, решено — надо забрать с собой ноут, бусины и ключи. Дома хорошенько всё изучить — а потом вернуть. И недолго подержать, всего-то каких-нибудь пару дней — ведь это не кража будет, верно? Хотя, конечно, понятия "кража информации" никто не отменял. Ох, лукавишь ты, Алиса, голубушка....

На пыльном столе, там где только что стоял компьютер, остался прямоугольник чистого пространства. Не годится. Протереть пыль? Нет, тогда могут задумаются — а почему это пыль на столе отсутствует? Вот, на книжной полке — атлас мира — как раз подходящего формата. Алиса аккуратно положила его на не запыленный прямоугольник и усмехнулась своей "конспирации" — хозяин квартиры, если уж он заявится за эти два дня, в первую очередь обнаружит как раз отсутствие ноутбука, и никакие атласы не помогут скрыть факт его пропажи. А ноутбуки сами по себе, как известно, из запертых квартир не исчезают, так что...

Все! Хватит искушать удачу — прочь отсюда! Ноут аккуратно втиснуть в рюкзачок, бусинки — в карман. Не забыть погасить везде свет. Отдернуть шторы? Нет, не сегодня, а тогда, когда она вернется на место преступления.

Подходя к входной двери, Алиса услышала, как на лестничной площадке глухо загудел лифт. А если это возвращается Семенов? Девушка инстинктивно подалась назад, вжалась в стену — но гудение, приблизившись уехало наверх, стало тише, тише... Алиса невольно села на пуфик возле вешалки — внезапно подкосившиеся ноги отказывались держать, лоб пробило испариной. Тоже мне", частная сыщица" — запаниковала от звука лифта! Теперь — медленно сосчитать до ста, и можно осторожно выбираться из квартиры.

Остатков здравого смысла Алисе хватило на то, чтобы приклеить на косяк собственный длинный волос — трюк из детективов и шпионских фильмов. А что? Во всяком случае, вернувшись, чтобы положить на место позаимствованное имущество, она будет знать, не побывал ли в квартире за время её отсутствия кто-нибудь еще?

Как ни тянуло Алису быстрее, КАК МОЖНО БЫСТРЕЕ, убраться с места преступления — она, тем не менее, не стала пороть горячку. Ноги всё ещё были ватными, в ушах звенело от недавнего выплеска адреналина, руки дрожали. В таком состоянии за руль — не уж, дудки...

Она минут пять посидела в машине, приходя в себя. Дорога предстоит неблизкая, через пол Москвы, а потом ещё придется нудно искать, где бы припарковаться — потому что ее обычное место конечно уже занял какой-нибудь придурок из соседнего подъезда.

* * *

Июль, 2015 год, Москва.

Где-то в центре.

Полдень. Дождь смывает не только пыль.

Ливень хлынул как в тропиках, без предупреждения — Алиса и Шурик спрятались под козырек магазина.

Вот это был дождь! Он упал на город вдруг сразу, шипящим потоком, вымочив прохожих и превратив тротуары в горные реки, быстро несущиеся в ущельях бетонных гор. Привычные городские звуки сразу стали глуше, машины поползли медленнее, прохожие попрятались кто куда. На улице остался только дождь: мощный, гудящий, деловито смывающий суету и пыль с мостовых.

Под козырьком сразу стало тесно от тех, кто, как и Алиса с Шуриком, прятались от дождя. Молодой человек деликатно приобнял спутницу за плечи, прикрывая от секущих струй — и сурово нахмурившись, смотрел куда-то сквозь пелену падающей воды.

Продолжить разговор не получалось — вокруг было полно народу, а говорить предстояло о материях неудобных — например, о взломе пароля ноутбука Семенова. Увы, именно так — когда Алиса принесла трофей домой и попыталась включить, тот мигнул и вместо загрузочной заставки Виндов, потребовал пароля. Стандартные варианты типа "1,2,3,4" не прокатили — так что после долгих колебаний пришлось звонить Шурику.

Почему именно этому айтишнику-реконструктору, а не кому-то из редакционных компьютерщиков, скажем — Мишане или Куроедову? Да потому что Мишаня будет ныть про уголовный кодекс, весь мозг вынет. Куроедов, наоборот, сделает всё, что ни попроси, но вот потом... Про его шептались, что мужик нечист на руку, не брезгует мелочным шантажом и охотно стучит редакционному начальству. Поделится с Петровичем, главредом — а тот уж выходки Алисы с чужим ноутбуком точно не одобрит.

А тут еще "выстрелил" последний пост Степы Стопкина.

Один из последних комментов более походил на отчаянный крик души. Некая женщина написала о том, что пропал ее сын Валентин. Она рассказала, что друзья Валентина сначала врали ей, будто бы молодой человек отправился в какую-то горную экспедицию — причём аккурат перед самой сессией! — не удосужившись даже предупредить родителей или деканат. Мало того — сами эти друзья исчезнувшего молодого человека теперь тоже куда-то делись! Степан, естественно запросил подробностей — для начала, хотя бы, данные этих самых пропавших друзей. И что вы думаете? Одного из них, приятеля Валентина по университету, звали Геннадий Войтюк...

Получалось, что компания молодых людей вела в течение примерно полугода какой-то "пунктирный" образ жизни. Они то исчезали на несколько дней, то появлялись. От вопросов "где были" всячески уклонялись, найти их представлялось невозможным: телефоны оказывались "вне доступа", видеть ребят никто не видел — а вот теперь все разом взяли и исчезли, причём без следа! А с матерью пропавшего парня, вконец истерзанной дурными предчувствиями, общался некий его приятель, представившийся как "Дрон" — и Алисе сразу стало ясно, что это и есть тот самый бандит, которого держат в институте Сербского на предмет экспертизы. И, разумеется, сердобольный Стопкин пообещал несчастной женщине не бросать расследование и заняться, в числе прочего, и пропажей Валентина.

А проклятый ноутбук Семенова оказался под паролём!

Выложив Шурику все подробности касательно пропавших студентов, Алиса не смогла уклониться от неожиданно цепких вопросов парня -и, в итоге, выложила собеседнику всю историю.

Дождь как раз и подарил ей короткую передышку; теперь, поразмыслив, она уже пожалела, что обратилась к реконструктору. Надо было напрячь Мишаню — поныл бы, но сделал, куда бы делся...

— А я тебе верю, — вдруг шепнул Шурик, и его дыхание защекотало висок девушки. Она подняла глаза к лицу молодого человека. У него, оказывается, ярко-зеленые глаза, в которых пляшут весёлые, сумасшедшие чёртики...

* * *

Июль 2015 года, Москва, Ясенево.

Квартира Алисы Фроловой

Ночь. Размышления и несуразности.

Хорошо, когда есть кому позвонить.

Содержимое ноутбука Олега Ивановича Семенова поражало своими объемами. Очень много статей, альбомы с фотографиями. Масса видео с разных реконструкторских мероприятий. Ой, а это что? Альбом "Москва-1886" с фотографиями старого дореволюционного города. Часть из них Алиса уже успела увидеть — на сайте "Вестника живой истории". Правда, имеется нюанс: всё это ни что иное, как очень качественные цифровые фотографии. Реставрация? Нет. Постановочные кадры? Не похоже. Фотошоп? Девушка быстро перекачала фотки на свой комп и принялась просматривать EXIF и IPTC данные изображений. Нет, не фотошоп. Только камера "кенон".

И что получается? А то, дорогая моя, что эти снимки Москвы 19-го века, сделали цифровой камерой — а потом искусственно состарили, чтобы выдать за сделанные старинной камерой сто с лишним лет назад. И где, скажите на милость, были ее глаза, когда она просматривала эти фотографии на сайте журнала? Семенов, разумеется, может не знать характерных особенностей старой фотографии и неизбежно возникающих при этом эффектов. Вот, например — из-за технических особенностей тогдашнего процесса фотосъемки, объекты композиции должны оставаться неподвижными в течение четырех-пяти секунд. Помните знаменитое — "Сейчас вылетит птичка"? Недаром большинство людей на совсем уж старых фотографиях находятся в таких неестественных позах: когда человек слышит от фотографа "не шевелитесь", он замирает, конечно — но получается это у него крайне неловко, и не может укрыться от глаз зрителя. Ну не было у тогдашних фотографов короткой выдержки, которая повсеместно используется сегодня! А фигуры на тех фотографиях, где люди изображены в движении, всегда немного слегка размыты. Вот потому старые мастера фотографии и предпочитали постановочные кадры. А здесь...

Вот, к примеру, снимок — пролётка, запряжённая мосластой клячей. Экипаж движется, и это хорошо видно — и, тем не менее, чёткость изображения безупречная. Да, фотография состарена — но ошибиться, тем не менее, невозможно: если бы она была бы сделана старинным фотоаппаратом — ноги бегущей лошади были бы заметно размыты.

Так что, стоит настоящему специалисту хорошенько изучить эти якобы "старинные" фотографии — и он неизбежно обвинит автора в фальсификации.

Алиса снова принялась вглядываться и в снимки. Нет, как хотите -а это не постановка. Да вот хотя бы... кадр пойман на оживлённой улице, снимок не подвергался обработке — и тем не менее, над мостовой, на фоне неба, нет никаких проводов — этого проклятия фотографов, работающих в жанре городского пейзажа.

Нашёлся на ноутбуке и обширный архив статей. Алиса открывала файлы один за другим, наскоро просматривала, переходила к следующему... и так — пока не наткнулась на отдельную паку, содержащую обширную подборку материалов с общим названием "Путевые заметки или путешествие в Сирию". В этих заметках в литературной форме было описано путешествие Семенова с сыном по Ближнему Востоку — только не нынешнему, раздираемому арабо-израильскими конфликтами и всякими прочими курдами и ИГИЛами — а тому, девятнадцатого века. И, что самое интересное — текст богато иллюстрирован фотографиями явственно сделанными с натуры! Вот, к примеру — сам Семенов в пробковом шлеме, а рядом с ним — дочерна загорелый Иван верхом на коне... между прочим, если судить по мелким цифиркам атрибутов в углу кадра, именно в это самое время тот самый Иван числился в школе больным и уроков не посещал — полезная штука всё же этот сервис — ЭлЖур, он же — электронный журнал. Бедные нынешние школьники — теперь им никуда не деться от недреманного родительского ока. А сама Алиса, помнится, в детстве постоянно "забывала" дома дневник — чтобы не таскать родителям трояки а то и пары...

Дойдя до описания событий в Александрии, до беседы с немецким археологом Алиса не выдержала и захлопнула ноутбук. Даже выругалась в сердцах — от общей непонятности ситуации.

На первый взгляд, Семенов просто пишет научно-фантастическую книжку в форме путевых заметок — эдакие приключения а-ля Индиана Джонс. Только вместо фашистов — некий злодей бельгиец, который строит путешественникам козни.

Если бы не фотографии!

Еще в ноутбуке отыскалась несколько снимков с бароном Корфом — в приватной обстановке. Сделаны в обширном помещении, на стенах которого развешано холодное оружие в изрядных количествах. Кроме барона, в зале — это именно зал, а не комната! — видны и другие люди. Они заняты фехтованием — судя по старомодным стойкам со шпагами и прочими палашами в руках. А эти двое, в смешных трико, похоже боксируют — только перчатки у них какие-то несерьёзные, совсем маленькие. Разве такие могут смягчить серьёзный удар?

Что это — тот самый аристократических фехтовальный клуб, о котором нашлось упоминание в биографии барона? Он, вроде бы, оказался энтузиастом искусства фехтования и, выйдя в отставку, путешествовал по Европе, учился у тамошних тренеров со смешным названием "фехтмейстеры" — а потом, вернувшись в Россию, основал собственный клуб. Похоже, фотография сделана именно в его стенах, а люди на заднем плане — ученики барона.

Хорош — нет, ну как же хорош! Безупречная осанка, фигура, а уж улыбка! Улыбка очень его красит, между прочим. А вот на всех фотографиях, найденных в интернете, серьезен до невозможности барон. Что ж... остаётся предположить, что этот барон Корф Евгений Петрович и правда родом из прошлого? А если это так — то, значит....

Хватит метаний! Примем за рабочую версию то, что сбылся и этот прогноз Герберта Уэллса — машина времени существует на самом деле. Ну, может не машина, а некий магический портал, на манер старого платяного шкафа из "Нарнии" — не суть. Главное — имеется НЕЧТО, что позволяет проникать из настоящего в девятнадцатый век — и возвращаться обратно.

Отсюда следует и очередной ход — пора искать эти самые порталы. Дрон, кончено, что-то там лепетал насчёт того, что "червоточины" закрылись — но это же не повод, чтобы не убедиться в этом самой? Тем более, средство к тому имелось — в позаимствованном на столе Семёнова файлике, среди прочего оказался чертёж той самой "искалки". Необходимые бусинки тоже в наличии — так что, вроде бы, ничего не мешает...

Останавливает одно — Алиса, подобно подавляющему большинству своих сверстниц, совершенно не умела работать руками. Необходимость возиться с проволокой, что-то там резать, сгибать, паять — как сказано в приложенной к чертежу инструкции — вгоняла её в ступор. Что же теперь — снова обращаться к Шурику? Он, вроде, и так уже немало знает...

Нет! Алиса даже вскочила — настолько простая и гениальная мысль пришла ей в голову. Спасибо, конечно, дорогой товарищ, но на этот раз мы обойдёмся без твоей помощи. Алиса схватила мобильник и быстро нашла в телефонной книжке нужную запись — "Юлий Алекс."

Трубку взяли сразу.

— Добрый день, дядя Юля! — защебетала девушка. — Это я, Алиса, не забыли меня еще? Можно я загляну к вам сегодня?

* * *

Июль 2015 года, Москва,

район ст.м. Юго-Западная,

Ул. 26-ти Бакинских комиссаров.

День. Человек ушедшей эпохи.

Любого, кто видел его впервые, Юлий Алексеевич Лерх немедленно удивлял крайним сходством с Александром Васильевичем Суворовым — тот же невысокий, сухонький старичок, те же седоватые, слегка вьющиеся волосы, венчиком окружавшие невеликих размеров лысину, та же стремительная, пружинистая походка, не дающая поверить в паспортные 73 года её владельца. С углублением знакомства сходство тоже усугублялось — язвительностью, остротой выражений и степенью невыносимости для окружающих Юлий Алексеевич тоже не уступал великому полководцу. Правда, пойти по военной стезе ему не пришлось — армейская карьера ограничилась службой в войсках связи в 60-х годах, — да и до маршальских должностей в табели о рангах советского МинПроса он так же не добрался. Юлий Алексеевич вышел на пенсию начальником учебной лаборатории МГПИ им. Ленина, но работать не перестал — как и раньше, студенты, неравнодушные к физике, механике, да и вообще к экспериментальной науке, были частыми гостями в его доме. Да и сам он, к радости нового завлаба, что ни день, появлялся в институте. Впрочем, "к радости" — это, пожалуй, сильно сказано; коллеги, занимавшие начальствующие должности, порой откровенно избегали общения с Лерхом, чему виной был его острый язык и саркастическая манера вести разговор. Но -что поделать, если и лабораторию и находящиеся при ней мастерские Юлий Александрович собрал в своё время по винтику, своими руками — с помощью студентов, разумеется? МГПИ (нынешний МГПУ) никогда не относился к числу ВУЗов, обильно снабжаемых разного рода аппаратурой — это вам не МАИ с Бауманкой! — а потому в заначках физической лаборатории попадались приборы 30-40 годов выпуска, а то и вовсе с ятями на шкалах. Но возраст оборудования Юлия Алексеевича не смущал — у него работало всё. А что поначалу отказывалось выполнять свой долг — то приводили в порядок его сухонькие, умелые руки, способные одинаково легко справиться и с перегоревшей обмоткой электродвигателя от довоенного ещё немецкого станка, и с допотопным детекторным приёмником, и с осциллографом, из числа полученных институтом в начале 90-х — на этом снабжение приборами отечественного производства, увы, прекратилось.

Обстановка в квартире Лерха заставляла свежего человека вспомнить одновременно о комнате изобретателя Шурика из "Ивана Васильевича", домике Карлсона и кабинете чудаковатого профессора из фильмов 30-х годов. По всей длине коридора, по правой стороне, от пола и до потолка тянулись самодельные книжные полки — они были настолько плотно забиты, что порой вытащить из них книгу оказывалось нетривиальной задачей. Юлий Алексеевич тащил в дом все книги, которые полагал достойным внимания — здесь можно было найти учебник математики Киселёва, изданный до первой мировой войны, биографии артистов Малого театра и деятелей науки, справочник "Джейн" на скверной бумаге, какие в начале 90-х кинулись издавать все, кому не лень, классическое серое с синим картушем многотомное издание Жюля Верна и совсем свежие журналы коллекции "Знаки Белой Армии". И, конечно — справочники, справочники, справочники...

Пожалуй, не было только фантастики и детективов — за исключением, разумеется, советской классики жанра, вроде Казанцева или Ефремова. С последним Юлий Алексеевич был даже знаком; они даже проживали соседями, в этом самом многоэтажном доме недалеко от метро "Юго-западная". От памятного знакомства у Юлия Алексеевича остались четыре книжные полки, отданные ему когда-то мэтром отечественной фантастики — и с тех пор на них хранились самые любимые издания.

В комнате, кроме книг, имелись все необходимые атрибуты мастера-на-все руки классического, советского образца. На бесчисленных крючках висели инструменты, приспособления, происхождение которых не всякий разгадал бы даже и при внимательном осмотре; красовались модельки самолётов и кораблей из серой пластмассы, заставляющие вспомнить о полка "Детского Мира" 70-х. В комнате стояло аж три телевизора — невероятно древний, с водяной линзой "Т-1 Ленинград" производства завода "Коминтерн", "Темп" выпуска середины 60-з, на тоненьких лакированных ножках и сравнительно современный "Сони-Тринитрон". Как ни удивительно, работали все три — впрочем, формат современного вещания не годился, конечно, для патриарха советского телевидения.

Помимо телевизоров, в комнате имела место масса разнообразнейших устройств и приборов — в разной степени разобранности. На полках красовались маркированные цветной изолентой банки из-под кофе и болгарского зеленого горшка — из некоторых торчали пучки карандашей, отвёрток и штангенциркулей, другие при ближайшем рассмотрении оказывались наполненными винтиками, гаечками, сопротивлениями и бог ещё знает каким техническим хламом. На краю стола, хронически уставленного разного рода нудными вещами (сейчас на почётном месте красовался механизм старинных настенных часов со следами вдумчивого, неторопливого вторжения в его внутренний мир) притулился ноутбук — подарок студентов. Хозяин квартиры не одобрял Интернета и компьютерных технологий — в чём и не стеснялся признаться. С чудесами АйТи у его были особые счёты — полгода назад его обожаемую лабораторию закрыли. Новое институтское начальство сочло, что будущим педагогам, призванным внедрять в умы школьников физические и математические познания, довольно будет интерактивных учебных курсов и компьютерной графики — а помещения, занимаемые архаичной (по мнению проректора по учебной работе) лабораторией пригодятся для чего-нибудь, более отвечающему духу времени. Юлий Алексеевич с истинно суворовским пылом кинулся в схватку — и проиграл. В итоге, всё, что удалось утащить из обречённой лаборатории домой, пребывало сейчас по углам квартиры, а крупногабаритное оборудования он с трудом распихал по знакомым, занимающим схожие должности в московских вузах.

Юлий Алексеевич тяжко переживал гибель лаборатории, но сдаваться не собирался — он предпринял несколько попыток заинтересовать идеей физического кружка соседние школы и даже попытался сунуться с Московский Дворец Школьников — бывший Дворец Пионеров на Ленгорах — но дело пока не слишком продвинулось. Студенты, сохранившие самое доброе отношение к Юлию Алексеевичу, по прежнему были частыми гостями в "келье алфизика" — как они называли двухкомнатную квартиру Лерха. Захаживали и аспиранты с кафедры физики и индустриально-промышленного факультета; кое-кому из них хозяин дома помогал с подготовкой материалов для диссертаций, причём — совершенно бескорыстно.

Ещё одним полем деятельности старика стало коммунальное хозяйство дома. Кажется, ни один техник-смотритель, ни один электрик или водопроводчик не знали его так хорошо, как он. Жильцы подъезда, где обитал Юлий Алексеевич, ещё с советских времен привыкли обращаться не к жэковским работникам, а в квартиру номер 165; когда же, совсем недавно, в доме принялись монтировать новые лифты, Юлий Алексеевич решительно задвинул в сторону инженера, надзиравшего за работами и принялся вникать во все детали. В результате, монтаж лифтов затянулся на лишних полтора месяца, зато после этого за полтора года не случилось ни единой поломки — хотя в соседние подъезды, где работы выполняла та же лифто-монтажная контора, ремонтные бригады приходилось вызывать с удивительной регулярностью.

Юлий Алексеевич жил холостяком; за столько лет бурной деятельности он там и не удосужился обзавестись семьей, перенеся отцовскую любовь, несомненно, таящуюся в сердце всякого мужчины, и упорно прорывающуюся на поверхность, когда жизнь начинает идти под горку, на своих студентов — и многочисленных племянников и племянниц. Одной из них как раз и была Алиса — и теперь, вспомнив о дядюшке, девушка собрала листки описания и чертежей "искалки", сунула в карман пакетик с загадочными бусинками — и по пробкам отправилась на Юго-Запад Москвы.

* * *

Апрель 1888 года,

Москва, Николаевский вокзал

Утро. Самое время подкрепиться.

— Премного благодарен вам, Роман Дмитриевич, что вы нашли время встретить меня. Признаться, после известных вам событий я чувствую себя в Москве несколько... неуверенно.

— Ну что вы, Вильгельм Евграфыч, не стоит благодарности. — ответствовал Ромка, уворачиваясь от очередного носильщика, навьюченного целой пирамидой чемоданов и шляпных картонок — вокзальные тележки были делом далёкого будущего. — Это вы Евгения Петровича благодарите. Я, как получил его депешу — сразу же двинулся на вокзал. Чёрт знает что — представьте, принесли пакет от господина барона за час до петербургского почтового! И зачем, спрашивается, было посылать депешу почтой? Мог бы, кажется и телеграфом, не пришлось бы нам сейчас суетиться, я бы всё заранее устроил...

— Не скажите, Роман Дмитриевич, не скажите! — покачал головой доцент. — я отлично понимаю резоны Евгения Петровича — уж очень дело секретное, мало ли мы с вами натерпелись во времена оны от всяческих проходимцев? Нет уж, лучше по старинке — а то мало ли что эту телеграмму прочтёт и кому расскажет....

Ромка недовольно пожал плечами но спор продолжать не стал. В словах Евсеина несомненно, имелись свои резоны — всем им была памятна безумная свистопляска, устроенная год назад в Москве стараниями Стрейкера; Ромка самолично принимал участие в лихом рейде со стрельбой по Хитровским трущобам. Повторения, разумеется, не хотелось никому — бог знает, скольких подручных и с какими заданиями оставил бельгиец в Первопрестольной?

Собеседники неторопливо шли по перрону, к зданию вокзала — вдоль разноцветной вереницы вагонов. Миновали багажный, осаждаемый толпами пассажиров третьего класса и носильщиками; Евсеин, вся поклажа которого состояла в портпледе и небольшом саквояже, здесь не задержался, постаравшись разве что обойти столпотворение по дуге. Вслед за багажным вагоном шел почтовый — эти вагоны заметно выделялись своим обликом из остальных — благодаря живописной будке для осмотра пути и характерной треугольной вывеске "почтовый вагонъ".

Здание вокзала — роскошь николаевского ампира, кирпичная багрово-красная кладка, державное великолепие, резьба, украшения, лепнина — нависало над приезжающими в какой-то сотне шагов. Справа от вечно распахнутых дверей, куда устремлялся основной поток приезжающих, высилось ажурного литья чугунное крыльцо — вокзальный ресторан первого класса. Ромка тронул спутника за локоть.

— Не перекусить ли нам, Вильгельм Евграфыч? А то кто его знает, сколько придётся сегодня по городу мотаться? Дело-то ваше, как я понимаю, отлагательства не терпит?

Высокая стеклянная дверь беззвучно провернулась, впуская путников в зал ресторана Первого класса Николаевского вокзала. Несмотря на то, что только-только прибыл курьерский, везде пустота; огромный буфетный зал — особый мир состоятельных, важных персон, мир людей, свободных от обычных забот, приезжающих сюда с курьерскими! — чист и тих. Повсюду крахмальная белизна скатертей, вазы, бронзовые канделябры на стенах... имперский стиль самой главной дороги, связывающей старую и новую столицы, не мог не поражать своим великолепием. Возле вошедших беззвучно возник предупредительный, одетый как парламентарий, официант; Ромка с Евсеиным были мгновенно препровождены за уютный столик, возле которого тут же материализовался другой ресторанный служитель — с неизменной салфеткой через руку и толстой, в бархате, с бронзовыми уголками, книгой меню.

Евсеин завозился, удобно устраиваясь в кресле, и довольно огляделся по сторонам.

"А ведь привык, привык господин историк к такой вот красивой жизни! — подумалось Ромке. -Ну да, конечно, раньше, в бытность университетским преподавателем, он хоть и не перебивался с хлеба на квас, но вряд ли мог позволить себе путешествовать первым классом. Умеет ведомство Корфа создать условия своим сотрудникам, из числа особо ценных..."

— Вы совершенно правы, друг мой! — заговорил, наконец, Евсеин. -Дел у нас с вами невпроворот, и браться за работу предстоит немедля. Скажите-ка мне вот что — как вы относитесь к тому, чтобы ненадолго прогуляться в ваш двадцать первый век?

Ромка поперхнулся бифштексом. Евсеин участливо глянул на собеседника, дождался когда тот откашляется.

— Да-да, вы нисколько не ослышались. Дело в том, что наши изыскания в Египте дали совершенно неожиданный результат. И теперь я почти уверен, что смогу отыскать... как бы вам это объяснить... — и доцент задумчиво пошевелил в воздухе пальцами. Ромка, едва справившись с кашлем, весь обратился в слух.

— Вы, разумеется, знакомы с теорией ветвления параллельных линий, которую выдвинул уважаемый господин Семёнов? — осведомился Евсеин. Ромка в ответ лишь виновато развёл руками. Как-то при нём зашёл разговор о природе перемещения во времени — того самого тоннеля, с помощью которого они проникали из двадцать первого века сюда и обратно. Ромка целых пять минут пытался вникнуть в тему — и сдался; остальные полтора часа он просто делал вид, что внимательно слушает Олега Ивановича (в беседе принимали участие ещё и Никонов с Яшей), а на самом деле отчаянно пытался не заснуть.

— Евсеин озадачено уставился на Ромку.

— Это несколько усложняет мою задачу... признаться, я не предполагал... ну да ладно. Не вдаваясь в излишние подробности — и обойдёмся, пожалуй, без математических выкладок?

Ромка с готовностью закивал — да так энергично, что невзначай зацепил локтем стоящий рядом фикус. Несчастное растение опасно качнулось, проходящий мимо официант неодобрительно покосился на несдержанного посетителя.

Так вот, молодой человек... — Евсеин поправил пенсне и стал вдруг ужасно похож на лектора из общества "Знание" — такой как-то приезжал в часть, где служил Ромка и безнадёжно испортил срочникам праздничный вечер 4-го ноября. — Представьте себе, что меж-пространственный проход, "червоточина" — как называет его господин Семёнов — подобен тоннелю, прорытому в глинистом грунте. И если своды его по тем или иным причинам обвалятся — то структура глины, заполнившей бывший лаз, будет в течение некоторого времени отличаться от окружающих слоёв. Со временем, она, конечно, слежится, уплотнится, различия постепенно исчезнут -но в течение какого-то времени после обвала они будут сохраняться. Так вот — структура пространства-времени, нарушенная сначала "пробоем", а потом закрытием тоннеля тоже потеряла свою однородность — и теперь, используя известные методики, мы имеем все основания полагать, что сумеем засечь эту неоднородность...

"Пропал... — уныло подумал Ромка. — Ещё три минуты — и точно засну. Пришли с улицы, с морозца — и теперь, в тепле и уюте, после бифштекса под белое хлебное вино... вот позорище будет, тоже мне — гость из будущего..! Что делать-то?"

Евсеин продолжал бубнить; монотонный лекторский голос обволакивал Ромку и неудержимо тянул в сон. В последней, отчаянной попытке вырваться из липких тенет знаний, он неуклюже двинул локтем. Зал огласило дребезжание и хрустальный звон — большая двузубая вилка, которой официант раскладывал бифштекс, полетела на пол вместе с Ромкиным бокалом. Евсеин замолк на полуслове, дернувшись, будто его кольнули шилом. К источнику возмутительного звука уже спешили официанты, на ходу приводя в готовность салфетки.

— Вот что, Вильгельм Евграфыч. — решительно заявил Ромка, поднимаясь из-за стола. — Похоже, нам здесь не дадут спокойно поговорить. Давайте -как возьмём извозчика, и на Варварку, в Яшину контору — по дороге вы мне все и доскажете...

"На ветерке да по холодку как-нибудь справлюсь со сном, — решил молодой человек. А там, глядишь, он и притомится излагать свои премудрости — сам же говорил, времени нету. Эх, обед пропал..."

Обывателю, вышедшему из подъезда ресторана и ступившему на "троттуар" (да-да, именно так, с двумя "т" сто тридцать лет назад писали это слово), предписывалось "соблюдать осторожность, чтобы не толкать других", а так же "не останавливаться там, где это препятствует движению". Уложения эти были чуть ли не первыми ПДД, появившимися в Столице, а чуть позже — и в других русских городах, где плотность уличного движения превышала некий порог. Впрочем, правила касались и вопросов, к двадцать первому веку прочно забытых: так по "троттуарам" и бульварам не разрешается ходить малярам с орудиями их ремесла, трубочистам, торговцам вразнос с лотками, а так же тем их пешеходов, кто был отягощён громоздкой кладью. Так же запрещается возить за собой тележки — за исключением детских колясок и санок, а так же носить зеркала, не завёрнутые в рогожу или упакованные иным способом — лошади могут испугаться взблеска солнца или непривычного отражения, и понести. Не забыты и малолетние участники "дорожного движения" — детям не дозволяется играть на улицах и площадях в мячи, бабки, а так же пускать мыльные пузыри и воздушных змеев — эти объекты так же могли испугать лошадей.

Но кое-что всё же осталось с тех стародавних пор без изменений. Речь идёт все же о Москве, а не чинной, пронизанной во всех направлениях ордрунгом Пруссии; горожане, следуя вековым традициям "не по закону, а как душа велит" — а душа у них была широкой, особенно когда речь заходила о всяких пустяках, вроде дорожного движения. В самом деле, улица — она на то и улица, чтобы развернуться на ней во весь размах! К тому же немалая часть жителей Первопрестольной не успели ещё отвыкнуть от недавнего деревенского бытия — и, как правила, даже и не подозревали, что при хождении пешком надо исполнять какие-то правила.

Ромка, оказываясь на московском "троттуаре" всякий раз припоминал статейку, увиденную им в "Московском листке", в разделе, где помещали сатирические материалы и разного рода городские сплетни. Автор статьи начинал с того, что в любом европейском городе даже малый ребенок, оказавшись на улице, твердо памятует, что есть две стороны — правая и левая, и что при переходе через мостовую на другую сторону не следует не кидаться с отчаянной решимостью вперед — а лучше выждать время и осторожно перейти улицу, внимательно глядя направо и налево. В Москве же, по наблюдениям журналиста, правило это неизвестно вовсе; публика, циркулируя по тротуарам, подчас чувствует некое необъяснимое, но непреодолимое влечение к одной стороне улицы — о все ринутся на правую, то внезапно отчего-то полюбят левую. И итоге, на тротуарах получается бурление, а в хронике городских происшествий на другой день появляется заметка: "Такого-то числа на тротуаре задавлен ребенок г-жи Н, получивший легкие поранения... "

Вот и сейчас — едва только Ромка с Евсеиным вышли из ресторана на просторы Каланчёвской площади, и совсем было собрались подозвать извозчика, как с мостовой, чуть ли не в объятия молодого человека, влетела дама лет тридцати, довольно-таки приятной наружности, в серой, английского сукна, тальме, отделанной лисьим мехом. Дама, как оказалось, стремительно перебегала улицу в этом бойком месте — причём делала это, старательно зажмурив глаза.

Видимо, ангел-хранитель в тот день оказался особо благосклонен к хозяйка лисьей тальмы — потому что она сумела проскочить через мостовую буквально под новом у храпящего извозчичьего мерина и влетела — со всего разгону — в объятия Ромки.

— Это для безопасности, юноша— уверяла она, ничуть не смутившись подобной коллизией, — не так страшно!

Извозчик, точная копия того лихача, что только что чудом не отяготил свою карму смертью отчаянной москвички, подъехал к тротуару. Евсеин полез в санки; Ромка, вежливо раскланявшись со спасённой, последовал за ним, ощущая приятные округлости, только что побывавшие у него в руках. Причём чутьё не обманывало Ромку — владелица серой накидки тоже была отнюдь не расстроена этим обстоятельством. То-то глазками стрельнула, высвобождаясь )без излишней, впрочем, спешки!) из его объятий....

"Нет, дела делами,— решительно подумал молодой человек, — а личную жизнь тоже надо как-то налаживать. Что там сказала случайная знакомая? Преподаёт на Женских медицинских курсах, госпожа... как её? — Мерлах Ирина Георгиевна? Вот разберемся с этим доцентом, принесла его нелёгкая — непременно надо навестить... Впрочем, что это я — а вдруг он и правда сумеет открыть тоннель "на ту сторону"? Нет, прочь игривые мысли, как там писал Корф? "Оказать полное содействие — в меру возможностей"? То есть, переводя на обычный язык: "разбейся в лепешку, но сделай — а оправдания никому не нужны".

* * *

Июль 2015 года,

Москва, район ст.м. Юго-Западная,

Ул. 26-ти Бакинских комиссаров.

Вечер. Утро не всегда мудренее.

Свернув с Ленинского проспекта на Бакинских комиссаров, Алиса не выдержала — припарковала, не доезжая, машину и дальше пошла пешком, постукивая каблучками по тротуару. В сторону станции метро "Юго-западная" ворочалась, гудела, истекая выхлопными газами, грандиозная пробка. Идти оставалось недалеко — немного вниз, по улице, а потом — налево, по широкому внутриквартальному скверу-бульвару, мимо школ и длиннющих 12-ти этажных панельных домов 70-х годов постройки. В одном из этих домов, как поведал ей однажды дядя, развивались события знаменитой мелодрамы "С лёгким паром"; на фасаде его до сих пор красуется крашеная под бронзу доска с банным веником. Классический спальный район — когда-то такими решили окружить всю Москву, но гигантский город всё равно выплеснулся за пределы этого обруча, добравшись уже до самого Троицка. Станция метро "Юго-Западная", которая на памяти Алисы — да и её родителей, — всегда была незыблемой "Поезд дальше не идёт, просьба освободить вагоны", теперь прирастала отнорком, тянущимся в сторону Внукова: Тропарёво, Румянцево, далее везде...

"Да, так вот и забудешь, как ходить по городу на собственных ногах!" — Погода стояла чудная: солнце заливало широкую улицу теплым сиянием, по небу бежали белые облачка, легкий ветерок раздувал волосы охотницы за прошлым.

"Ну да, я — охотница за прошлым, — улыбнулась Алиса, — ведь и сейчас я и собираюсь отправиться в прошлое. Пусть не далекое — но уж точно прошлое. Вот попробуй, найди в наше время человека, который будет чинить электрочайник или настольную лампу? Да ни за что — дешевле выкинуть и купить новое. А вот Дядя Юлий — он ещё из тех времен, когда технику заставляли работать до полного износа. Ну и делали, разумеется, попрочнее, чтобы служило не годами — десятилетиями. Не то что сегодня — засилье — пластикового одноразового ширпотреба, китайская штамповка...

... Ха, а вот и тот мерс, что подрезал меня за два квартала до поворота на Бакинских комиссаров!! Ползи-ползи, а я пешком быстрее дойду".

Вот и пришла. Знакомый с детства дом. Ого, как разрослись липы во дворе! Да, давно Алиса не заглядывала сюда.... даже прямо неудобно, стыдно... Все мы такие — вспоминаем о человеке только тогда, когда он на зачем-то нужен.

* * *

Когда Алиса снова выбралась на улицу, Москву уже накрыли прозрачные сизые сумерки. Навстречу то и дело попадались компании чернокожих — нет, не гастарбайтеров, а самых что ни на есть приличных студентов и студенток! — неподалёку находился Университет Дружбы народов, легендарный с советских ещё времён "лумумбарий". Вот, кстати, мысль — можно забацать занятный сюжетец о том, как иностранные студенты проводят в Москве свободное время. Одна беда — студенты эти будут сплошь чернокожие, так что Стёпа Стопкин рискует тем, что подобный материал привлечь к себе внимание чересчур патриотических личностей. А она, Алиса, рискует чем-то иным — если учесть, что материал для сюжета придётся собирать как раз в этих самых местах времяпрепровождения гостей с чёрного континента, а те, как известно, отнюдь не равнодушны к прелестям белокожих красоток.

Ну ладно, это потом — а пока надо разобраться, наконец, с этой петрушкой с порталами. Вот завтра и займёмся — "искалка" готова, спасибо Юлию Алексеевичу. Можно отправляться на улицу Казакова... Шурика с собой, что ли, позвать?

А тот словно учуял эту мысль: в сумочке мелодично затренькал мобильник — звонит, интересуется, как дела, как успехи...

— Прости, это не совсем телефонный разговор, — загадочно отвечает Алиса, — к тому же вокруг полно народу, отвечать никак не могу

— Так может, встретимся? — Шурик неожиданно напорист и деловит. Вот интересно — с чего бы это?

— Давай завтра. На улице Казакова — там какой-то вуз имеется, то ли земельный, то ли мелиоративный. Точно не помню, посмотри в ГУГЛе. Там у него терраса приметная, на фотке видела...

— Казакова — это в районе Курского, кажется? Хорошо, освобожусь где-то после четырех — и черед двадцать минут буду там. Подходи, лады?

— Да я там в это время нигде припарковаться не смогу!

— А ты пешком ходить не пробовала?

— Ой, представь себе, я сейчас именно пешком и иду, — рассмеялась девушка, — ладно, уболтал, чертяка языкастый. В половине пятого — на выходе с Курской — радиальной, договорились?

* * *

На следующий день, включив ноут, Алиса привычно просмотрела почту и прочла комментарии к своим блогам. Пока — ничего важного и срочного. Так, какие планы на будущее? Вечером — испытание "искалки", на которую Алиса уже насадила, согласно чертежу, пять черных шероховатых бусин. А сейчас надо занять себя хоть чем-нибудь. Например, давно пора прибраться. Или взяться, наконец, за обработку тех фоток с майского пикника...

Вместо всех этих полезных и нужных дел Алиса открыла блог Степы Стопкина. Ее пальцы стремительно забегали по клавиатуре, выплескивая на экран все треволнения и изыскания прошедших дней.

В какой-то момент девушка прервалась и поставила над записью режим "только для себя". Вовремя пришло в голову — все это, особенно то, как Степа Стопкин проник ночью в чужую квартиру через открытую форточку, выкладывать на всеобщее обозрение не следует. Но записать надо — ибо фактов накопилось очень много; Степа Стопкин сделал аж две основательные записи: теоретические изыскания в сети с указанием всех источников и схемами, в том числе исследование, посвященное поиску барона Корфа, а потом и репортаж про приключения в квартире Семенова. Излишние подробности насчёт "изъятия" бусинок и ноутбука, лежавшего сейчас рядом в кресле, Алиса, разумеется, опустила. Не стала она также выкладывать фотографию чертежа искалки — хотя сначала такое желание было. Нет, это все станет темой следующего репортажа — причём тоже в формате "только для себя". Вот только сегодня пройдут проведет испытания и...

* * *

Июль 2015 года Москва,

район ст.м. "Курская", ул. архитектора Казакова

Вечер, убитый на ерунду.

Чего-чего, а упрямства Алисе не занимать. Где припарковаться она, конечно, нашла — правда, место оказалось ближе не к Курской, а к Бауманской. Ну ничего, всё равно — сюда же, в итоге, и придём. А пока — прогуляется по этой улице Казакова, оценим ситуацию своими глазами.

С утра, закончив с блогом, девушка прочла про эту улицу все, что нашлось в сети. Изучила спутниковую карту, и пометила для себя те дома, что были построены до конца прошлого века — так ведь написано у Семёнова? Дом, сохранившийся в нетронутом виде с тех самых времен? А таких на улице Казакова не то чтобы мало...

Но одно дело рассматривать фотки или планы, и совсем другое — — идти по реальной улице, отмахиваясь от невесомых хлопьев тополиного пуха. Так, на правой стороне — а идём мы от Курского вокзала, в сторону площади Земляной вал — так вот, по правой стороне жилые пятиэтажки. Нет, не гнуснопрославленные панельные хрущобы — строения явно сталинских времен. В таких, надо полагать квартиры с высоченными потолками, просторные кухни, широченные лестничные пролёты... Алисе нравились подобные дома — они были такие устойчивые, серьезные, важные, как и то время. Ага это — явно что-то куда более позднее, без всяких "архитектурных излишеств": безликая коробка с пластиковыми окнами.

А вот и усадьба Разумовского... — кстати, по времени постройка вполне подходит. Девушка остановилась, полезла в пакет за "искалкой".... но вдруг. Представила себе, как идет, словно дурочка, по тротуару неся в руках перед собой ажурную проволочную конструкцию с черными бусинами... ну не идиотизм ли? Нет уж, подождём — лучше с Шуриком в качестве психологической поддержки.

И Алиса заторопилась к станции метро.

Забавно вышло — не успела она подойти ко входу, как стеклянные двери вытолкнули вместе с потоком людей и Шурика. Он сразу же разглядел Алису в толпе — вон как заулыбался! Зеленые глаза спрятаны за темными очками... ну да, солнце печет во всю, Алиса тоже в очках. Но — как же они мешают!

Шагнув навстречу парню, девушка сняла очки.

— Привет! — и он снял, не стал ждать. Зелёные глаза улыбаются — рад...

"Почему рядом с ним я чувствую себя, как сапёр на минном поле?"

— Ну и как, что у нас за планы на сегодня? — поинтересовался меж тем Шурик.

— А вот, — Алиса зашуршала пакетом, — это и есть "искалка" — сделана в точности по чертежу, тому самому, помнишь? А это — список старых домов, что остались на улице Казакова. И сейчас мы с тобой, как полные идиоты, пойдем туда и начнем тыкать этой фигнёй в эти самые дома. Если верить записям из ноутбука Семенова — и тому, что наплёл сиделец из Сербского, -то в одном из этих домов находится портал в прошлое. К слову — пропавшие без вести брат и сестра Смольские тоже жили... живут неподалёку — в одном из переулков, как раз за городской усадьбой Разумовского.

— Поправочка на "живут" мне нравится, — стал серьезным Шурик, — фокус в том, что мужики — ну, Макар и Олегыч — в самом деле пропали. А Корфа в самом деле никакого и на свете-то нет. Я ведь тоже времени даром не терял — прозвонился по общим знакомым, навел справки, на форумах поспрошал. И Ванька, сын Олега, тоже куда-то делся — даже в школе учебный год не закончил, прикинь! А учился между прочим на сплошные пятёрки.... Да и не похоже это ни на что!

— Все-таки не поверил, значит? — с вызовом спросила девушка, надевая очки.

— Почему же? Не поверил бы — так и искать бы не стал. — резонно возразил её спутник, цепляя свои очки на вырез футболки. — ну что, пошли? Вперед, на охоту за привидениями?

Спустившись в вестибюль метро, парочка проследовала по длиннющему унылому тоннелю — он тянулся под железнодорожными платформами, на ту сторону Курского вокзала, и выводил в самое начало улицы Казакова. Местечко было ещё то — кривоколенный переулок, а не улица. Справа тянутся кирпичные фабричные корпуса дореволюционной постройки, слева — низенькие двухэтажные домишки, возведённые чуть ли не после пожара Москвы. Мостовая, плавно загибаясь, ощутимо поднимается в горку, к большому, грязно-жёлтому, с высоченной колоннадой зданию. Университет... как его? Землеустройства, что ли? Да, а терраса и правда есть — высокое каменное основание с капитальными перилами и широченной лестницей.

Пора доставать "искалку". Шурик, хмыкнув, повертел конструкцию в руках, рассмотрел, ковырнул пальцем одну из бусинок. Алиса непроизвольно дёрнулась — "осторожнее, медведь!"

— Аккуратно сделано... неужели сама паяла?

— Да нет, дядю попросила, он у меня на все руки мастер!

— Пайка-то аккуратная, прям ювелирная. — одобрил молодой человек. — Чувствуется рука мастера. Ну и что нам теперь с этой штукой делать?

— Видел по телеку лозоходцев — ну, которые воду там ищут или клады всякие? Их ещё по ТВ-3 всё время показывают, у них там шоу, вроже соревнования всяких колдунов. Вот как они свои рамки держат?

Шурик неуверенно пристроил проволочное приспособление в ладонях — так, чтобы оно вращалось свободно.

— Так, что ли? Ну и что мне дальше с этой хренью делать?

Молодые люди озадаченно посмотрели друг на друга — и, не сговариваясь, расхохотались.

Нелепость ситуации, полнейший идиотизм того, чем они собираются заниматься, напряжение последних дней — все это выплеснулось из Алисы неудержимым хохотом. Шурик тоже заливисто засмеялся, вторя спутнице. Вон, даже прохожие оглядываются..... Кто-то улыбается, кто-то неодобрительно подживает губы. Завидно, да?

Алиса смеялась до слез, хотя делать этого нельзя— может потечь тушь. И пусть реклама клянется, что этой итальянской туши не страшны слезы — но вдруг потечет? Девушка представила себя с черными потеками под глазами — и заливается пуще прежнего.

Смеясь, Шурик сгреб ее в охапку и повёл к киоску, купил бутылку воды. Потом оба долго сидели на террасе университета землеустройства, по очереди отхлёбывая минералку и потихоньку успокаиваясь.

— Вот это называется — смешинка в рот попала! — покачал головой Шурик. Алиса кивает, выуживает из сумочки зеркальце и салфетки. Нет, тушь не потекла, слава богу... После смеховой истерики обоим уже все равно, что подумают прохожие вокруг. Да пусть думают что хотят, вот беда, в самом-то деле! Девушка решительно встала, извлекла из пакета "искалку" — и медленно направилась вверх по улице. Это похоже на игру — только вот правила в этой игре неизвестны, как и то, чего надо добиться, чтобы выиграть.

Алиса слегка расслабила ладонь, позволяя проволочной конструкции вращаться свободно — а вдруг вот тут? Или вот тут?

— Вон, смотри — еще вроде, старый дом. — нетерпеливо дёрнул её за локоть Шурик.

— Нет, этот построен в 1903 году. — уверенно возразила девушка, — то есть нам он никак не подходит. По параметрам. Как я понимаю, нужный дом — один и тот же и в прошлом и сейчас... то есть тьфу, не один и тот же, а... да ну тебя, запутал! Короче, он должен был стоять ещё тогда, вот!

— И ничего я не путал... — попытался спорить спутник, но Алиса его не слушала.

— В общем, не годится по возрасту. Слишком молодой.

— А вон тот?

— Не видишь — ворота заперты? Или предлагаешь лезть через решетку среди бела дня? И вообще, это бывшая усадьба — в то время там вроде бы, располагался сиротский приют. Нет, вряд ли...

— Ничего себе приютик! Я бы не отказался в таком пожить.

— Сироте плохо и во дворце...

— Это да, не поспоришь...

И тут "искалка" дернулась. Алиса пискнула от неожиданности — и выронила ажурное приспособление.

— Ты что, укололась? — встревожился парень.

— Ага, веретеном — и сейчас засну. А вместе со мной и вся улица Казакова, бывшая Гороховая, — огрызнулась Алиса, подбирая "искалку". Да нет, наверное, всё же показалось... или нет?

"Искалка" покачалась туда сюда и снова неуверенно качнулась в сторону двухэтажного домика, с цокольным этажом которого в данный момент возилась компания таджиков — отделывали безответное строение безликим пластиковым сайдингом.

Алиса со своим спутником несколько раз прошлись туда-сюда по тротуару — и всякий раз качалась в сторону дома. Что, выходит нашли? Но тогда — где портал? Судя по записям Семёнова, вот сейчас они должны заметить в стене подворотню, которой только что не было... помнится, он писал, что момент появления "прохода" невозможно зафиксировать? А если — так?

Алиса нарочито медленно отвернулась, досчитала до девяти и снова повернулась к домику. Ничего — ряд окон и знакомая уже дверь. Дальше — подворотня, над ней щит с рекламой адвокатской конторы. Ничего нового... Только гастарбайтеры что-то подозрительно косятся на странную парочку.

Не то? Показалось? Для очистки совести дошли до конца улочки и устроились в небольшой кафешке на углу Земляного Вала. Столик выбрали у окна — в уличной перспективе, если приглядеться, можно было разобрать фасад подозрительного дома и муравьишек-таджиков. Осталось дождаться, когда им это надоест, и они отправятся искать себе другое занятие. А если не надоест? Что, так и сидеть в этом общепите до темноты?

— Слушай, по-моему мне не показалось... нет, правда, она повернулась. Заметил? — уже в который раз спрашивала спутника Алиса.

— Повернулась, факт, — ответствовал, нервно потирая ладони Шурик, — я, когда пробовал — даже нарочно в другую сторону наклонил — а она всё к этому домишке дёргается. Веришь, я даже почувствовал, что она вроде бы немного нагрелась! Или показалось? И вот что, как я понял — бусина эта должна была открыть дверь так?

Алиса кивнула; рот был занят — девушка как раз дожёвывала эклер.

— А вдруг она и открылась — дверь, портал то есть? А мы не увидели за этим дурацким сайдингом? Ведь в те времена никакой такой навесной отделки не было — её только-только прилеплять стали, то есть, когда вся эта компашка туда-сюда ходила, никакого сайдинага не было и в помине, так?

Алиса аж эклером подавилась — так её поразила эта мысль.

— То есть, мы теперь из-за этой дурацкой отделки туда не попадём? А что делать-то? Портал же в двух шагах — и на тебе...

— Ну, сайдинг ночью и ободрать можно — заметил Андрей. Знать бы, что портал там, под ним...

Девушка подумала, потом решительно мотнула головой.

— Нет там, под ним ничего. — уверенно заявила она. Понимаешь... я вот сейчас вспомнила. Когда мы подходили к тому домику — у меня возникло такое ощущение -наитие, что ли, — что мы опоздали. Понимаешь? Видимо дверь на самом деле заперта — как и сказал этот Андрей.

— Какой Андрей? — не понял Шурик.

— Ну Андрей, Дрон — бандит тот, что в дурке сидит на экспертизе... то есть в институте Сербского. — поправилась девушка. — с которого вся каша и заварилась, для меня, во всяком случае.

— Да? — Шурик озадаченно нахмурился и почесал переносицу. — И что теперь делать?

— Не знаю.

После шести гастарбайтеры свернули свою вредительскую деятельность. Увидав, как кучка таджиков направилась в сторону метро, Шурик с Алисой немедленно потребовали счёт и не торопясь, — хотя хотелось бежать изо всех сил! — направились с дому, на который среагировала "искалка". Сидя в кафешке, они сто раз уже успели обсудить детали происшествия, пролистать на планшете выписки из записей Семёнова, рассмотреть фотографии... По всему выходило, что дом — тот самый. И верно — стоило вытащить "искалку", как Алиса сразу же, не дожидаясь сближения с подозрительным домиком, уловила лёгкое подрагивание устройства — приспособление, как и было обещано, реагировало на искомый объект издали. Только вот что странно — Семёнов писал, что мальчики, разыскивая портал "запеленговали" его ах с Садового кольца, с расстояния в несколько километров — а тут от силы сотни две шагов! Может, она что-то не так поняла в устройстве приборчика?

— Аномалии ищете? — рядом с ними остановилась пожилая дама необъятных габаритов с крошечной собачкой на тонком поводке.

— Э... нет, мы...

— Да. — перебила растерявшегося спутника Алиса, — Мы из общества по изучению аномальных зон Москвы. К нам недавно нам в поступил сигнал, что здесь обнаружены странные проявления необычных свойств э-э-э-.... пространства. Вот, прямо здесь — или где-то поблизости. Вот — теперь проверяем.— Да, это здесь. — величественно кивнула дама с собачкой, — именно здесь, на этом тротуаре.

— В смысле — "на тротуаре"? — удивился Шурик.

Алиса укоризненно взглянула на молодого человека и повернулась к даме с выражением доброжелательного внимания:

— Вы где-то рядом живете, судя по этой очаровательной крошке?

— Это мальчик. Его зовут Ричард.

— А что это за порода?..

Минут пять было потрачено на подробное обсуждение редкости и ценности этой породы карликовых уродцев, по недоразумению называющихся собаками — после чего журналистка вновь принялась расспрашивать даму про аномалию на тротуаре.

Оказывается, Антонина Сергеевна ходит тут каждый день со своим Ричардом — посещает расположенный в переулке за Университетом землеустройства скверик. Вы понимаете, здесь во дворах, так мало зелени... В общем, она знает тут всех и каждого — и все её знакомые, люди почтенного возраста, живущие на улице Казакова не первый десяток лет, — уверены, что прямо тут, в центре Москвы, какая-то секретная лаборатория проводит секретные эксперименты с телепортацией. Или, во всяком случае проводила — весь последний год, примерно с лета 2014-го. Дело в том, что на тротуаре стали появляться люди. Да, вот именно, появляться — ниоткуда. Только что никого не было — и на тебе, стоит, озирается. Нет, никаких приборов никто не видел, всё это, разумеется прячется в секретных подвалах... как, вы не слышали, что здесь еще при Сталине вырыт подземный уровень секретных лабораторий? Но, простите душечка, как же так? Вы же занимаетесь аномалиями, а об этом давным-давно, ещё со времен Хрущёва говорит вся Москва. Как, неужели?... Ах, вы занимаетесь другим? Всё равно странно... это ведь всё так близко, так связано — знаете, я читала, что биополе сильно искажается от разных секретных исследований, связанных с атомной энергией. Что? Ну конечно, а кто бы ради чего-то менее важного стал бы рыть подземную лабораторию? Надо бы вашей организации обратить на это пристальное внимание...

Да, и знаете — эти секретные учёные не гнушались даже проводить опыты на детях! — Да-да, и, кстати — вот из-за чего может возникнуть аномальное биополе! Нет, уже давно не видели. Дело в том, что их разогнали. Вы понимаете, сейчас всё же не времена тоталитаризма — кто такое потерпит? Хотя да, вы правы, ФСБ... В общем, приезжал ОМОН — и Антонина Сергеевна самолично наблюдала, как из подворотни вот этого домика выводили каких-то типов с заломленными руками! Да, а с тех пор — как отрезало; никто больше не появляется, всё тихо. Вы знаете, молодые люди, это всё, наверное, делалось на деньги грузинской мафии. Зачем? А чтобы переправлять к нам своих воров в законе без визы. Ну, вы же должны знать, что они все — поголовно грузины... А помогают им американцы. Почему американцы? Ну как же— они ведь помогали этому Саакашвили, и даже устроили войну — вот недавно совсем, во время Олимпиады в Китае. Да, как и сейчас на Украине. Вы простите, душечка, но мы, люди старого воспитания, говорим "НА" а не "в", как сейчас взяли манеру... так всё же — почему именно американцы?

Ну как же — они там все мыслят о России сплошными стереотипами и считают, что мы отсталая страна с медведями на улицах. Ну конечно — потому-то их шпионы и были одеты не типично, по-старомодному, как в фильме про Фандорина. Ах, тоже смотрели? Да, конечно — там такой душка Хабенский, Татьяна Ивановсна из третьего дома его тоже обожает...

Дама говорила уверенно и категорично. Алиса и Шурик слушали ее, как зачарованные. Потому что это было самое настоящее доказательство... нет, ДОКАЗАТЕЛЬСТВО того, что портал в прошлое существовал и захлопнулся не так давно — когда Дрон и его бандиты во главе с Геннадием Войтюком решили убить царя Александра Третьего.

"Искалка", которую Алиса так и не догадалась убрать от греха в пакет, слабо дергалась в ту сторону, где некогда был портал — видимо, даже закрывшись, он оставил тут что-то вроде следа. Но -увы. Если верить даме — самого портала уже нет. Вот с тех самых событий — и нет.

С трудом распрощавшись со словоохотливой Антониной Сергеевной ( да-да, конечно, я живу вон в том доме, заходите, я вам столько должна рассказать...) и обменявшись с нею телефонами, молодые люди двинулись к Алисиной машине. Девушка засунула бесполезную "искалку" в пакет и шла — понурая, готовая вот-вот расплакаться.

Чуда не произошло.

— Значит, они все застряли в прошлом, — уныло подвёл итог Шурик, — А бусинки остались тут. Но ведь — значит эта технология реальна! Кто-то ее изобрел!

— Её придумали тогда, в прошлом — так, во всяком случае, Дрон говорил, — невесело кивнула Алиса, — есть... то есть был там у них один учёный. Доцент. Это не кличка — он и правда доцент Университета, ученая степень такая.

— А как его звали?

— Дрон не говорил. Да и что толку?

— Можно было бы поднять архивы, найти его, узнать про него побольше -, может остались какие-то записи...

— По-моему, Дрон и сам не знал его имени. Да и где теперь тот Дрон? Я думаю, он уже сидит в СИЗО, дожидается суда. Все-таки наркотики и оружие — не шутка. Или его отправили в специальную тюрьму для психов...

— М-да...

Дошли до машины.

— Тебя подкинуть?

— Нет, я не очень далеко живу... Алиса, и что теперь делать?

— Теперь? Сегодня я съезжу на квартиру к Семенову, положу на место ноутбук и бусинки. Повешу ключ в ключницу и захлопну дверь.

— Вот так просто — сдашься?

— А что ты предлагаешь?

— Не торопиться. Одна дверь, — и Шурик мотнул голову в сторону улицы Казакова, — уже захлопнулась. Но это ведь не значит, что и другие захлопнулись тоже? Может, ребятам там помощь нужна, а ты говоришь, захлопнуть дверь. Думать надо, понимаешь? Надо думать — и искать информацию. Это тебе не по форточкам лазить...

— Да иди ты! — в сердцах воскликнула Алиса, закинула пакет с "искалкой" на заднее сидение и хлопнула дверью машины.

— Ну извини, — Шурик открыл дверцу и сел рядом с расстроенной девушкой, — Ерунду сказал, дурак, виноват. Если бы ты туда не залезла — мы бы вот всего этого не знали бы. Алис, пойми, для тебя это — журналистское расследование, а для меня — гораздо большее. Олегыч и Макар — мои друзья, наши, реконструкторы. Как бы тебе объяснить, реконструкция — это не просто увлечение прошлым. Это еще и товарищество "людей с лица необщим выраженьем", понимаешь? Мы ненормальные, чокнутые, если хочешь, одержимые. А еще мы очень крепко дружим. У моих друзей — проблема. А значит — это моя проблема, вот в чем дело. И если я сейчас не сделаю для них все, что только могу — то буду считать себя дерьмом всю оставшуюся жизнь.

— Хорошо, — тихо сказала Алиса, — я все поняла. Я туда пока не пойду. И зря ты думаешь, что я — беспринципная тварь, которую интересует только сенсационный материал. Этот материал — никуда не годный, между прочим. Потому что это — ненаучная фантастика типа летающих тарелок. Ни один серьезный журналист про такое писать не станет — чтобы не угробить свою репутацию. Это — как актрисе в порнофильме сняться. Я пошла делать эту штуку, — кивок на "искалку", — четко понимая, что скорее всего, никогда про это не напишу. А теперь — эта история для меня уже больше, чем обычное журналистское расследование. А сейчас — иди, Шурик, иди, пожалуйста. Потом созвонимся, хорошо?

Шурик хотел что-то сказать, но посмотрел на Алису, кивнул и вылез из машины.

Алиса ехала домой без мыслей, без эмоций, сосредоточившись на дороге. И только дома, сунув в вазу ненужную "искалку", дала волю слезам.

Потому что за захлопнутой дверью остались не только незнакомые ей Семеновы, Смольские, Каретников и Войтюк — за ней остался барон Евгений Петрович Корф, идеальный мужчина, принц на белом коне, о котором мечтает каждая девушка. И только теперь, когда чуда не произошло, Алиса призналась себе, что влюбилась в него. Влюбилась глупо и безнадежно, как тринадцатилетние девочки влюбляются в рок-звезд.

* * *

Апрель 1888-го года, Москва,

ул. Гороховская, угол Земляного вала.

2 часа пополудни. В Москве всегда полно народу.

— Уже больше года здесь живу — а всё никак не могу привыкнуть к таким вот перлам — сказал Ромка.

Он в недоумении стоял перед пёстрым двухэтажным домиком в самом начале Гороховской — там, где она выходит на Земляной вал. Фасад домика украшала вывеска:

Рудомётчик Нефёд Шелепко он же помозолю с корнем

Чуть дальше, на соседнем "особняке", над особой, наполовину застеклённой дверью, значилось:

Кислощевое заведение с газировкой фрухтовой воды

К. Панкратов.

Возле двери толпилась стайка гимназистов младших классов — огромные телячьей кожи ранцы, лопоухие стриженные почти налысо головы, серые шинели с откинутыми на спину башлыками — в Москве по утрам чувствительно подмораживало.

— Вот поди, додумайся, что это за "помозоли"? По нашим временам — точно вопросик для "Что, где, когда"...

— Да чего тут гадать? — добродушно заметил его спутник, огромных габаритов человек с длинными запорожскими усами и малороссийской смушковой шапке-папахе. — "Рудомётчик" — значит отворяет кровь по всякому нездоровью. Ну и, как водится, и мозоли срезает. Обычно такие вот умельцы-знахари еще и пиявок ставят — но этот почему-то воздерживается.

Последнюю реплику услыхал молодец, как раз высунувшийся из загадочного заведения — судя по всему, сам Нефёд Шелепко.

— Так ведь был у меня ранее по пиявкам, Ерофей звали. Выгнал я его взашей. Портило, а не лекарь — то ли дело, были ране пиявочники-цырульники! А этот — только страмотишша одна и от клиентов спасу нет, жалобятся... Покойникам пиявиц ставить такой разве годится!

Говорливый знахарь перевёл дух и посмотрел на физиономию другого Ромкиного спутника. Щёку доцента Евсеина украшала не слишком крупная, но приметная бородавка.

— А вот, господин хороший, можем бородавочку вам свести! Один пустяк — сало свиное с солью, сочёк от цветка подорожника жёлтого. Вот и всё! Никакая бородавка не устоит. Только денежки уплатите, а мы уж со всем нашим старанием...

Огорошенный столь бесцеремонным обращением доцент совсем было открыл рот, чтобы ответить нахалу — но Гиляровский, похохатывая, увлёк учёного прочь по Гороховской, крепко ухватив за рукав — чтоб невзначай не вырвался. Вдогонку им неслось:

— Очень даже обидно, ваше степенство, такая к моим словам непочтительность! Могли бы и ответить, не побрезговать! Меня вот в запрошлый год, сам Семён Потапыч из своих рук двойной настойкой домашней угощали. Так уж крепко и сладко — а вы изволите харю от моей личности воротить..!

— Да, это Москва. — отсмеявшись, репортёр полез в карман за платком, высморкался. — Тут за словом спокон веку в карман не лезли, это вам не чинные Петербург. Нет, но каков гусь, а? Мы ему слово, а он нам — десять: шестиствольная пустомеля системы Лефоше, а не человек!

Не понимаю я вашего, Владимир Алексеевич, панибратства с подобной публикой. — сварливо отозвался доцент, высвобождая из лапищи Гиляровского рукав пальто. — Вы, как человек высокообразованный и пишущий, должны понимать, что...

— Это ты, дюша мой, "высокообразованный". — хохотнул Гиляровский. — А нам — ку-у-да, всё образование — в юнкерском училище недоучкой, да цирке, да в бурлацкой артели. Нет уж, ты, братец, народ-то слушать научись, без этого в нашем, газетном деле никак невозможно. Да вот хоть, послушайте — вот где живое слово, куда там Пушкину с Некрасовым, да и нам, высокомудрым... и он кивнул на мальчишку-газетчика, надрывавшегося на углу:

— Последние новости дня, "Вечернее время! — орал юный распространитель прессы. — Хроника — Негус абисссинский купил апельсин мессинский, зонтик от дождика, два перочинных ножика! Как в Африке пушками сражаются с лягушками, как земля кружится, как кто с кем дружится, как шах персидский прошёл по улице Мясницкой! Как и почему у Вильгельма — анператора прусскова длинный нос прирос!*

-Но это же возмутительно — вот так издеваться над одним из могуществеенейших монархов Европы, к тому же — дружественным России! — возмущался Евсеин. — Куда только полиция смотрит!

Но Гиляровский, не слушая, размашистым шагом направился вниз по Гороховской; незадачливому доценту оставалось только поспешать за своим огромным спутником.

Журналист напросился в компанию с Ромкой и Евсеиным в-общем, случайно: добравшись на Варварку с Николаевского вокзала, они как раз наслаждались горячим чаем — как вдруг, в Яшину контору нежданно заявился Гиляровский. Дело у него было самое пустяковое; к тому же, репортёр давно стал здесь желанным гостем, и подолгу просиживал за конторкой, беседуя с серой мышкой Натальей Георгиевной о всяких городских делах. Увидав гостей, Владимир Алексеевич немедленно обрадовался и насел с расспросами — он давно уже был в курсе дел гостей из будущего, так что Ромка не счёл нужным скрывать от репортёра цель своего визита. В общем, как-то само собой получилось, что на охоту за следами порталов, они отправились уже втроём — Ромка, Вильгельм Евграфович и Гиляровский. До Земляного вала от Варварки дошли пешком; по дороге сыскали мастерскую под вывеской "Лудим, паяем, починяем вёдра тазы и каструлии", где им, по чертёжику, извлечённому доцентом из бумажника, быстренько спаяли мудрёную проволочную конструкцию. Пока Владимир Алексеевич развлекал подмастерья лудильщика беседой (хозяин мастерской по его словам отлучился в трактир, на предмет поправки организма после вчерашних крестин у кумы) — Евсеин ловко приладил в новорожденный агрегат пяток драгоценных зёрнышек.

Опробовали его сразу же, у выхода из мастерской — безрезультатно. Оставалось топать дальше, на Гороховскую, в надежде что там загадочное устройство сумеет обнаружит вожделенную "тень" портала.

Евсеин, забыв о наглом "рудомётчике" с головой ушёл в процесс — лицо его сделалось отрешённым, глаза доцент то крепко зажмуривал, то закатывал вверх. Сложная конструкция в руках — не чета прежней рамке — искалке! Чуть заметно дрожала. Прохожие недоумённо косились на приличного господина, занятого странным баловством с проволочной бирюлькой; около троицы уже шныряли дворовые мальчишки, и Ромка грозно нахмурившись, оттеснял их от учёного — мало ли что придёт сорванцам в голову? Гиляровский наоборот, озирался по сторонам и что-то тискал в кармане.

— Кастет? — подумал Ромка. — Ему приходилось видеть здоровенное костоломное приспособление, которое таскал с собой репортёр — такому кастету под стать не всякая медвежья лапа.

— А ведь нервничает Владимир Алексеич. Не дай Бог, сейчас вот откроется портал -как бы он на той стороне бед не натворил. Вид у него, конечно, не такой уж и вызывающий — подумаешь, шуба! — но какой-нибудь не в меру ретивый полицейский вполне может и докопаться. Надо сразу же дворами — и домой, до их с сестрой квартиры отсюда пять минут хорошего ходу. Это, если конечно, квартира ещё цела. Помнится, он, отправляясь в Питер, оформил поручение — производить коммунальные платежи с его банковского счёта. Денег там должно хватить примерно на год — если не случалось, конечно, за это время серьёзных повышений коммунальных тарифов. А ведь вполне могли случиться — если вспомнить ситуацию конца 2014-го... Понять бы ещё, сколько времени там прошло с тех пор? Ромка никогда не мог толком разобраться в заумной математике временных соответствий двух миров.

— Вот что, Вильгельм Евграфыч... — обратился Ромка к учёному, как только тот оторвался от своей драгоценной проволочной хреновины. — На той стороне сейчас — какой месяц? Как у нас или.... Помнится, тогда, в Марте, там был ещё только декабрь 2014-го?

Евсеин поднял глаза и озадаченно посмотрел на молодого человека.

— Видите ли... хм... Роман Дмитриевич... я, собственно, не уверен — но, если предположить, что масштаб времени сохранился и после схлопывания тоннеля — тогда выходит один к десяти — а это значит, что там прошло месяца полтора, ну, может, чуть больше.

— Погодите, дюша мой. — прогудел неожиданно Гиляровский. — Помнится, господин Семёнов рассказывал в Петербурге, что время там, в вашем будущем, идёт вдесятеро медленнее, когда никого из вас на той стороне нету, так? Он ещё целую теорию из этого вывел...

— Разумеется! — Евсеин непонимающе уставился на репортёра. — Так это — только если кто-нибудь из нас находится на той стороне, да ещё и с бусинкой. А откуда сейчас...?

— Так ведь вы, Роман Дмитрич, вроде, говорили, что один из злодеев сумел сбежать в будущее, так?

-Ну да. — подтвердил Ромка. — Дрон. Ну, успел, ну так и что с того? — и вдруг понял:

— Точно, Владимир Алексеич! И как это я сразу не подумал? Если этот самый гад Дрон сумел уйти в портал — значит у него была бусина? А раз так — то на той стороне время идёт синхронно с нашим, и там сейчас... дайте посчитаю.. ну да, апрель 2016-го года!

— Ну, это только лишь в том случае, если негодяй держал бусину при себе. — не согласился доцент. Он же, когда обнаружил, что порталы закрылись, вполне мог припрятать её куда-то, а то и вовсе выбросить. В этом случае.... — ох!

Евсеин чертыхнулся и уронил проволочное приспособление на мостовую. Ромка тут же наклонился, чтобы подобрать упавший прибор. Евсеин же, напротив, не сделал попытки вернуть себе устройство — он стоял, неестественно вытянувшись, сжимая виски ладонями — и раскачивался из стороны в сторону. Глаза учёного закатились, на губах выступила пена.

— Вильгельм Евграфыч, голубчик, что с вами? — Гиляровский бережно подхватил Евсеина под локти. Тот сразу обмяк, обвис на руках репортёра. — Да в себе ли вы? Роман Дмитрич, извозчика, скорее! Не видите — плохо нашему академику!

Ромка, перехватив прибор поудобнее — чтобы, не дай бог, не смять хрупкую проволочную конструкцию — кинулся наперерез извозчичьим санкам, очень вовремя свернувшим с Земляного вала на Гороховскую.

Вокруг Гиляровского, всё ещё раскорячившегося посреди тротуара с висящим на руках Евсеиным начал собираться народ. В толпе раздавались крики и бабье оханье, кто-то побежал за городовым, жалостливая торговка, не поленившаяся притащить с самого угла свой лоток с сахарными петушками на лучинках, даже всплакнула. Двое мужиков — один в распахнутом полушубке, другой в куцей поддевке — видимо, только выскочил на шум из соседней лавочки — помогали обалдевшему кучеру разворачивать возок. Низенькая соловая лошадёнка, напуганная многолюдьем, приседала на зады и тревожно прядала ушами. Мужики, вконец обозлённые непонятливостью. Хозяина кобылы, обидно покрикивали:

— Куды, куды, сукин сын, поперёк мостовой? Тоже извозчик!.. Ванька ты потяночный, а не извозчик! Тебе на катке сидеть, а не лошадью править! Всю Москву обошёл, а дурней дурак не сыскал!

— Давай крути, тудыть тя растудыть! — старался второй, в поддёвке. — Не видишь — барин сомлел прямо посередь тротуару? Того гляди — помрёт! Давай, живо, разворачивай свою екипажу, в околоток повезёшь! Ну, чего уставился как солдат на вошь? На кошке тебе катать, а не на кобыле! Сворачивай, храпоидол..!

* * *

Июль 2015 года,Москва,

где-то в центре.

Утро. Самое время поднять самооценку.

Утром Алиса критически осмотрела на себя в зеркале и позвонила Динаре. Подруга работала в салоне красоты, который, между прочим, принадлежал её же мамаше; ее утро, проведенное в таком вот заведении— это, как многократно проверенно, идеальный способ снять стресс. Ну, кроме шопинга, разумеется. Но на правильный шопинг сейчас нет денег — из-за расследования Алиса слегка подзабросила работу, и счёт на кредитке стал незаметно таять. Пока не критично, но... на правильный шопинг не хватит. Потому что правильный шопинг — это заходить туда, куда хочется и покупать всякую ерунду, потому что хочется.

Ну да ладно. К двум часам Алиса стала свежа, прекрасна — и больше не блондинка. Волосы на этот раз покрашены в каштановый цвет, близкий к ее натуральному — чтобы, когда они отрастут, не надо было бы красить снова. Сегодня Алисой занялась сама Динара, заявив, что она хочет вернуть подруге ее очаровательный кельтский типаж: каштановая пушистая коса, синие глаза, черные брови, почти без коррекции. Блондинок-барби вокруг и без того пруд пруди, а тут — уникальность и естественность!

Девушка полностью покорилась умелым рукам подруги. Массаж лица, три маски одна за другой, бровки, покраска, маникюр — все тридцать три удовольствия. Заодно порыскала по обычным местам в интернете — нет ли где работы. Увы, лето — всегда затишье для фотографа. Звонки Петровичу и Хвосту тоже успеха не принесли.

— Пусто? — сочувственно спросила Динара.

— Увы. Есть две стадии отсутствия денег: "Денег нет" и "Денег нет ваще". У меня пока что первая, но не за горами и вторая. Ну да ладно, что-нибудь придумаю...

Пока Алиса нежилась под маской, Динара куда-то убежала, потом вернулась с таинственным видом:

— А у нас, похоже, есть для тебя работа!

— Ой, правда?

-Тссс... Сейчас мама с одним человеком все обсудит и скажет.

Работа нашлась. Некая очень богатая дама кавказского происхождения пожелала фотосессию, — и тетя Лика убедила ее, что Алиса — именно тот фотограф, что ей нужен. Завтра в одиннадцать они с тетей Ликой поедут к богатой клиентке.

Вот и отлично! — пора возвращаться к привычному ритму жизни. К черту порталы, к черту рыцарей на белых конях, к черту Шурика, к черту ненаучную фантастику. Надо отдать Шурику ноут, ключ, листки с чертежом и "искалку". И тот последний шарик в пакетике... и все забыть.

Дома Алиса, продолжая план психоразгрузки, переоделась не в практичное, а в романтическое — подходящее ее новому образу. Достала подаренные мамой сережки с синей финифтью ручной работы. Теперь можно ехать и отдыхать. Работа — завтра.

Уходя, Алиса прихватила с собой "искалку". Зачем? А просто захотелось.

После любимого Пушкинского музея,вдоволь побродив среди скульптур, девушка поехала обедать в любимое кафе "Кошачьи сны". Тихая фоновая музыка, хрустальные бантики, свисающие с потолка, кресла-клубки, в которых так замечательно отдыхается после долгого дня. И кухня тут отличная. Неторопливо прикончив тающую во рту форель и выпив кофе, Алиса решительно встала, расплатилась и поехала на улицу Казакова.

Потому что ей так хочется.

Лишь бы не встретить эту Антонину Сергеевну с ее нескончаемым потоком авторитетных утверждений и недопесиком Ричардом.

* * *

Июль 2015 года Москва,

район ст.м. "Курская", ул. архитектора Казакова

День. Вторая попытка не всегда удаётся.

У длинных юбок есть один недостаток — в них неудобно выбираться из машины. Поэтому приходится подбирать подол чуть ли не до колен. И вот ведь странно, ты можешь надеть самое рискованное мини, и никто не обратит на кто внимание, а стоит подобрать подол длинного платья, обнажив щиколотку, и все мужчины — у твоих ног. Поэтому сегодня Алиса, прежде чем выходить, каждый раз внимательно смотрит, не окажется ли рядом какой-нибудь любитель романтических знакомств — чтобы не привлекать его запретной наготой ножки из-под сатиновых оборок.

Улица пуста.

Достав из пакета "искалку", девушка неторопливо направилась к домику, уже почти полностью облепленному пластиковой облицовкой. Между прочим — эта облицовка нарушает исторический облик старой Москвы! А еще под нею селятся пауки, плесень и сырость, разрушающая стены. Но кого это волнует? Зато не надо следить за фасадом, ежегодно его подновлять и штукатурить. Удобство, дешевизна и показуха!

И тут...

Рамка в руках завибрировала и дрожа развернулась в сторону того самого домика — будто тот внезапно превратился в гигантский магнит. Алиса, конечно, ожидала реакции рамки — но чтобы так сильно! И дрожит — еще, похоже, проволочная штуковина греется, и руку, сжимающую её, ощутимо потряхивает, будто сквозь неё пропускают ток!

Алиса, задыхаясь от волнения, побежала к дому.

И, вот оно, вот! Прямо по новенькому сайдингу прорисовался дрожащий светящийся контур, тонкий, как паутинка, широкий, замкнутый по верхнему контуру полукружьем. Портал? Подворотня? Вот оно! Свободной рукой девушка нашарила в сумочке сотовый — и вдавила кнопку видеозаписи. Неожиданно контур потускнет и погас, горячая рамка перестала дрожать, обвисла и вяло клюнула в сторону.

Алиса проторчала возле проклятого дома около часа. Несколько раз она просмотрела запись — чтобы убедиться, что никакая это не галлюцинация. Вот он, этот контур — самый его край попал в кадр, примерно за секунду до исчезновения.

Алиса несколько раз вынимала "искалку" и принималась ходить перед фасадом, косясь на заветное место и изо всех сил прислушиваясь к ощущениям в ладонях. Но увы — больше ничего не происходило. Девушка готова была оставаться на улице Казакова хоть до темна — но в перспективе соседнего переулка угрожающе нарисовалась тучная клякса по имени Антонина Сергеевна. Пришлось срочно ретироваться в машину.

Отъехав на пару кварталов, Алиса дождалась, пока словоохотливая дама уведет домой недопесика Ричарда, припарковалась напротив заколдованного места — и снова извлекла рамку. Ничего — то есть, реакция имеет место, но слабенькая, едва-едва уловимая, как вчера. Алиса даже пожалела, что настырная дама ушла — хорошо бы расспросить бы ее, в какое конкретно время появлялись на Казакова загадочные пришельцы? Может, нужный эффект наблюдается только в определённые часы?

На город неспешно опускались прозрачные июльские сумерки. Мысли носились в Алисиной каштановой головке встревоженными стайками, как стрижи перед дождем:

"Так... портал на самом деле существует — теперь сомнений нет. Только он какой-то нестабильный... испортился? Поломался? Возможно, но он — есть, он существует, он — не бредовая выдумка пациента из Сербского!

...Надо позвонить Шурику... Не надо звонить Шурику, её видео — никакое не доказательство, чушь собачья. К тому же — видеоролик не откроет ей проход в прошлое, даже если ей ничего и не пригрезилось. Да и не стоит ничего доказывать этопу айтишнику-реконструктору — а то опять раскомандуется, почувствует себя альфа-самцом. Что за жизнь — все норовят покомандовать Алисой...

...Ну ладно. Предоложим, портал откроется. И что? Хорошо, если на той стороне окажется уже хорошо ей знакомый журналист Семенов, или "медикус" Каретников. А если не они, а студент-экстремист Геннадий Войтюк? А если этим отморозкам удалось грохнуть царя, и они уже устроили революцию — и теперь там, в девятнадцатом веке, форменный красный террор?

...А если в портал войти и не успеть проскочить на ту сторону — а он возьмёт и захлопнется?...

Алисе стало страшно. Нет, правда — так страшно ей не было никогда в жизни. Рядом стояло Неведомое — и властно, неудержимо, водоворотом, затягивало девушку в свои глубины. Прежняя жизнь — предсказуемая, беззаботная в общем-то, время от времени сдабриваемая, ради пущей остроты, легкими приключениями, вдруг показалась зыбкой — словно отражение в мутноватой воде. Осознание серьезности происходящего навалилось, придавило, перехватило горло душным тошнотворным комком.

В голове пульсировала мысль: "Надо что-то делать. Сама? Нет, самой не справиться. Это — взаправду, это серьезно. Боже, там ведь ещё и наркотики замешаны... что, если на той стороне ждут они? Попадёшься, убьют, заставят работать на себя? Скорее звонить — в полицию! Они ведь вроде однажды уже настучали этим беспредельщикам по голове, верно? Хотя и не знали, что спасают прошлое... или знали?"

Алиса торопливо извлекла из сумочки планшет — и и снова прокрутила запись сбивчивого рассказа Дрона. Вот оно!

"Значит, когда нас на той стороне, в прошлом менты прижали... нет, не городовые или жандармы царские, этих мы бы только так уделали. Менты там были наши, натуральные, с калашами... козлы! Хрен его знает откуда они там взялись, я сам охренел, — а как понял расклад, так сразу всосал — надо валить в портал. А то там бы и покрошили... Ну я и свалил — а меня тут же ПэПээсы за рога и в стойло, прикинь?"

Как же она с самого начала не обратила на это внимания? Там, в перестрелке в прошлом, участвовали наши, современные полицейские — то есть государство в курсе? И, наверняка, эта тема уже засекречена, ею занимаются всякие там крутые аналитики и оперативники, как в сериалах... но ведь тогда — спецслужбы уже вычислили и саму Алису? Ну не могли не вычислить — если не после налёта на квартиру Семёнова, то после визитов на улицу Казакова? Ну да, конечно, наверное здесь понатыкано тайных камер и каждый её шаг.. и телефон... они же ВСЁ могут!

Алиса затравленно оглянулась. На улице было спокойно, даже пустовато — как и десять минут назад. Девушка подавила невольную дрожь.

Так... не будем пороть горячку. Что там говорил Дрон? Патрульные с автоматами? Нет, дорогая, нестыковочка... будь дело это на таком серьёзном, ДЕРЖАВНОМ контроле — там, в прошлом действовали бы никакие не полицейские, а крутые спецназовцы — обвешанные снаряжением и хитрым оружием, как инопланетные киборги. Да ну, о чем это она? Будь государству всё известно — кто бы подпустил её к этому дому? Всё бы тут перекрыли, оцепили... да она вообще ничего не узнала бы! Потому что — кто бы тогда упёк главного фигуранта, Дрона, на банальную психиатрическую экспертизу?

Так... отставить панику. Примем пока версию, что государство этим вопросом не занимается. Поправка — ЕЩЁ не занимается. В органах ведь не дураки работают — ей, Алисе, просто повезло, она первой заинтересовалась горячей темой. Пройдёт совсем немного времени — и где надо тоже поймут, что имеют дело отнюдь не с бредом обдолбанного уголовника...

Или — не поймут? Сам Дрон, при всей своей нарочитой уголовной лексике, на идиота не похож. Он же всерьёз рассчитывает на Алисину помощь, а значит — будет сидеть сейчас как мышь под веником и перестанет грузить врачей и следаков байками о порталах? А что тогда? Непонятно... увы, ни Степан Стопкин, ни сама Алиса никогда не вели настоящих криминальных расследований и сейчас ей просто не хватало опыта — чтобы оценить хотя бы ближайшие перспективы.

В общем, ясно одно — самой ей не справиться. Даже сейчас, на самом начальном этапе. Ведь ясно, что это пока только первые шаги — раз уж эта невероятная история оказалась правдой? А дальше — дальше будет ещё круче, ещё непонятнее, ещё опаснее? Так?

Так. А значит — Нужна поддержка. Причем именно поддержка, а не руководство, поэтому Шурик увы, отпадает. Извини, друг дорогой, но тебе придётся пока побыть в неведении...

И Алиса, убрав в сумочку планшет, решительно направилась к "Королле", припаркованной на другой стороне улицы.

Сев в машину, она не стала заводить двигатель. Надо посидеть, собрать мысли в кучку. Девушка наморщила лобик. Позвонить Олежику? Ага, он, как психиатр, выслушает, а потом окажет ей профессиональную помощь... Нет, не годится. Довольно и того, что школьный приятель по её просьбе навёл справки о том, кто занимается делом этого Андрея-Дрона... между прочим — должностное нарушение сведения-то наверняка не для широкого пользования. Хотя и секретными их тоже назвать нельзя — это же не личные данные эксперта, работающего по делу. Так, где там это записано? Ага, вот... фамилии, правда нет, не сумел узнать Олежек, зато — телефон. Алиса, решившись, быстро набрала номер.

— Московское городское управление внутренних дел, следственное управление, дежурный следователь капитан Потапов. Говорите!

— Ой, простите, ошиблась! — Алиса торопливо сбросила звонок — как раз в тот момент, когда голос в трубке снова повторил своё "Говорите!"

Хоть сообразила вовремя... во-первых, что за дурость — звонить с мобильника, который вычислят в семь секунд? Для таких звонков есть уличные автоматы. Во вторых — голос в трубке был усталым и раздраженным; воображение сразу нарисовало девушке грузного пожилого мрачного мужика в мятой форме, который по долгу службы — а кто его знает, может и просто потому, что давно уже разучился иначе смотреть на людей? Ну его: начнёт докапываться, кто дал номер да откуда — Олежека и засветишь. Да, ведь он же ещё и помог её проникнуть на режимный объект, так что рыльце у обоих в пушку. Нет уж, товарищ капитан Потапов или как вас там — дежурьте-ка вы по своему управлению внутренних дел, вам и без нас работы, надо полагать, хватает.

Что дальше? Идти в ФСБ? Не станут они ее слушать с этими бредовыми историями про портал. К ним, наверное, каждый день всякие чокнутые ходят — с рассказами про всемирные заговоры и инопланетные тарелочки. Нет, тут нужен кто-то, кто поверит, выслушает до конца, отнесется серьезно — а потом ещё и поможет разобраться. И при том не будет украдкой пялиться на её ножки, готовый поддакивать во всём миловидной, но вот беда — слегка спятившей на фоне конспирологии девице. Причём человек этот должен быть не просто образованный — учёный...

И тут Алису осенило. Конечно же! Дядя Юля! Он хоть и не ученый, но знает, кажется, всё на свете — да и знакомых в самых разных научных заведениях столицы у него пруд пруди. Он-то уж по крайней мере, Алису выслушает!

Позвонить, договориться — всё это оказалось делом трёх минут. Дядя, редко таскавший с собой мобильник, на счастье оказался дома — и был, как всегда, рад видеть племянницу. Алиса решительно вывернула с опостылевшей уже улица Казакова на Земляной вал. Так, на Юго-запал сейчас, под вечер, в конце рабочего дня, часа полтора, не меньше — пробки, пробки.... Алиса то и дело косилась с зеркало заднего вида — не пристроился ли за её "Королле" кто-нибудь непрошенный? Понятно, что если её уже пасут спецслужбы, то их она нипочём не обнаружит — а если приятели-уголовнички Дрона? Нет, с этим делом точно пора как-то заканчивать, а то привет паранойя...

Антонина Сергеевна — привычно бдительная жительница столичного центра, чьего пристального внимания к своей особе, конечно же, не заметила журналистка, — опустила фотоаппарат, вздохнула и отошла от окна. Пожилая дама уже около часа наблюдала за подозрительной девицей, благо из кухонного окна улица Казакова была как на ладони — до угла, где возле университета Землеустройства она сворачивает к Садовому Кольцу. Ишь, перекрасилась, одежду поменяла — не поможет, голубушка, номерок машины уже да-а-авно взят на карандаш. Да и фотографии теперь имеются. Пойти в органы — рассказать об этой охотнице за аномальными зонами — или как она там представлялась? Кстати, никакого " общества по изучению аномальных зон Москвы" в природе не существует — Антонина Сергеевна специально навела справки, не одни вы, молодёжь, умеете пользоваться интернетом. А вот о том, что такое обычная бдительность граждан, вы, похоже, забыли — всё бы вам видеокамеры да прочие технические штучки. Нет, шалишь, от внимательного ока Антонины Сергеевны в её родном квартале ни одна мышь не укроется!

* * *

Июль 2015 года, Москва,

район ст.м. Юго-Западная,

Ул. 26-ти Бакинских комиссаров.

Вечер. Не стоит забывать о делах.

Дядя Юля слушал Алису, не отрываясь от своего занятия — старикан ковырялся тонкой, длинной отвёрткой в массивном часовом механизме. Часть этого устройства выглядела так, будто пролежала лет тридцать под открытым небом — зелень патины, тёмная, почти чёрная бронза. Но кое-где просвечивал блестящий металл — видимо там, куда дядя Юля уже успел добраться. Алиса пригляделась к механизму повнимательнее. Не так давно ей случилось оказаться на вечеринке в стиле стимпанка — мужчины в цилиндрах и необычных очках-гогглах, викторианский стиль, девушки — кто в платьях с турнюрами, кто напротив, в агрессивной коже с медными клепками. И у многих, в аксессуарах — старая бронза и зубчатые колёса часовых механизмов. Алису, помнится, тоже на время захватила эта своеобразная эстетика — особенно когда она прошлась вдоль стены, увешанной искусно состаренными фотографиями локомобилей-паровиков, фабричных агрегатов в стиле ретро, нелепых, похожих на шляпную картонку на барже, броненосцев.

"А ведь это тоже своего рода знак — подумала девушка. — Если верить записям из компа Семёнова — гипотетический "портал", найденный на улице Казакова, как раз и ведёт в эпоху пара, зубчатых колёс, угольного дыма — короче, того самого стимпанка. Да и королева Виктория там как раз царствует...

Алиса обвела взглядом кухню. Нет, точно пещера Гингемы, правы студенты! Только вместо чучела крокодила с потолка свисает на цепях деревянная рама, увешанная половниками, здоровенными дырчатыми ложками, ножовками, мотками бечёвки или проводов, наколотыми на проволочные крючки листиками — так дядя Юля хранил квитанции.

Сверху, на тёмном брусе примостились, усиливая впечатление, пузырьки, баночки, бутылочки, бутыли, бутылищи... Дядя Юля обставлял кухню любовно, руководствуясь одному ему понятной логикой. В результате она могла в любой момент превратиться в химическую (алхимическую!)лабораторию, слесарную мастерскую, уголок радиотехника. Готовить, правда, там было не слишком удобно — но старика это обстоятельство не слишком огорчало.

Боже мой, как же славно было сидеть в скрипучем кресле с лакированными подлокотниками и пить крепкий чай из старой, с детства знакомой фаянсовой кружки, на которой голубым нарисованы парень с гармошкой, девушка в платочке и вьется подпись: "Делу — время, потехе — час". Это была специальная "гостевая кружка". Пакетики и заварные чайнички дядя Юлий не признавал — чай заваривался в особой зелёной эмалированной жестяной посудине, которая, судя по её виду, была раза в два старше Алисы. Других чайных емкостей — особенно всяких новомодных пиал — дядя не признавал. "Чай надо заваривать только в такой в жестяной литровой кружке — не раз говорил он. Заливать туда крутой кипяток, с размаху кидать горсть заварки, а потом, опускать в воду горящую головню. И напоследок прикрывать верхонкой — пока не настоится. И только тогда он будет правильный — как в лесу".

Ну, с горящей головнёй в московской кухне трудно — хотя Алиса не без оснований подозревала, дядюшка, когда нет гостей, находит выход их положения — зато остальной ритуал соблюдался неукоснительно — включая "верхонку" — старую, невероятно замызганную брезентовую рабочую рукавицу, которой дядя Юля всякий раз прикрывал заварочную кружку. И чай выходил на славу — крепкий, в красноту, ароматный, без всяких там фруктовых добавок. Разве что чабрец или мята — их дядя тоже сыпал сам, из баночек, стоящих на свисающей с потолка конструкции.

Старик, оторвавшись от внутренностей старых настенных часов, взялся за пульт видеоплеера. На экране на мгновение возник голубоватый контур портала. Дядя Юля задумчиво поскрёб отвёрткой над ухом.

— Если бы это была не ты, я бы решил, что все это — банальная мистификация. Вот что — давай-ка, излагай всё снова, по порядку — и прожалуйста, со всеми подробностями! Но только факты — а свои выводы пока что придержи при себе — добавил он, не скрывая иронии.

Алива недовольно дёрнула плечиком, но кивнула — вспомнила, как десять минут назад прямо с порога, взахлёб вывалила на дядю свои соображения — порталы между мирами, заговор, наркотики, бандиты, ФСБ....

— Хорошо, — Алиса открыла свой ноутбук, — расскажу всё по порядку, как сама узнавала.

— Сначала был подэкспертный и подследственный Андрей Пухов, более известный, как Дрон. Его арестовали как раз там, на улице Казакова; обвиняют в чем-то, связанном с оружием и наркотиками. Именно он рассказал и мне про этот портал. Имеется даже запись разговора — правда, качество очень плохое. Я сделала расшифровку записи, но...

— Давай и то и другое. Толку, конечно, от твоей расшифровки... представляю, что тебе там понапричудилось! Ладно, не обижайся, шучу — сбавил тон дядюшка, увидев, что Алиса, кажется, готова всерьёз обидеться на привычные подколки. Похоже, ей и правда не до шуток.

Когда дело дошло до квартиры Семенова, дядя покосился на Алису и вздохнул:

— Авантюристка! И в кого только, интересно знать! Мать — женщина во всех отношениях положительная, отец — так и вовсе тихий, аки голубь. А дочка — просто искательница приключений.. это надо удумать, лезть в окно по верёвке!

— Это не авантюрность, это целеустремлённость — недовольно буркнула Алиса. — Раз уж взялась за дело — то всегда стремлюсь довести его до конца!

— Любой ценой?

— Ну дядя Юля, а что мне было делать? Люди же пропали!

— Ну-ну! Не припомнишь, что там Данте писал про благие цели? Или вас таким материям уже не учат, все больше Карнеги?

Алиса знала.

Когда девушка рассказывала про Шурика, дядя, рассматривая кадр, где реконструктор поднимает своего жеребца на свечку, поинтересовался:

— А как ты решилась обратиться к этому парню? Вполне ведь мог раззвонить своим приятелям? И ищи-свищи потом, куда утекут сведения... ты ведь о нём, как я понимаю, вовсе ничего не знала? А мог бы и вовсе в милицию заявить!

— В полицию, а не в милицию.

— Прости уж, как привык — так и называю, меня переучивать поздно. А ты от ответа не увиливай — тебе что, этот парень понравился?

— Не-а. Не моего романа. Просто при других вариантах проблем могло быть ещё больше. К тому же — он знаком и с Семёновым и с Каретниковым. И тоже сильно за них переживает — с тех самых пор как они пропали. Друзья всё же... ну, может, не друзья — приятели. Реконструкторы народ особый, у них принято держаться за своих.

— Да и не только у них — отозвался дядюшка, пролистывая фотки с "ахтырских" манёвров. — И ты призналась этому гусару, что полезла в квартиру его приятеля?

— Да, — не стала увиливать девушка, — Но я же не воровать туда полезла... Ну... То есть...

Дядя махнул рукой:

— Ясно с тобой все. Теперь подробно про то, что было вчера и сегодня. В чём были различия — вплоть до того, на каком расстоянии от стены стояла, как падал солнечный свет... в-общем — всё и подробнее. И вот что дай-ка мне ещё раз просмотреть тот файл, где Семёнов описывает эту "искалку"?

Алиса торопливо защёлкала мышкой.

— Так... ага... вот. Ясно. Ну так что, я дождусь, когда ты начнешь?

Алиса в третий раз повторила рассказ о происшествии на улице Казакова. Дядя Юля почти не перебивал — только несколько раз задал уточняющие вопросы, помечая что-то на листке.

— Нагрелась, говоришь? До какой температуры — хотя бы приметно? Не знаешь? Ну да. ещё бы.... а ладонь как? Ожог не остался?

Алиса протянула дяде раскрытую ладошку. Следов на коже не имелось.

— Так и запишем — температура не выше пятидесяти градусов по Цельсию. — заключил дядя. — но явно выше нормальной температуры тела, иначе бы ты не сказала бы "горячо". Значит — между тридцатью шестью и пятьюдесятью градусами... сколько времени это продолжалось?

— Несколько секунд, я думаю...

— "Несколько" — это сколько?

Алиса взяла рамку в руки и попыталась воспроизвести свои действия: сначала она чуть не уронила прибор, потом полезла за сотовым — чтобы снять возникший контур портала.

— Получается — примерно пятнадцать секунд получается, — подытожил дядя, — тогда температура могла быть и выше — ты просто не успела обжечь серьезно. Кстати, как у нас сегодня с температурой воздуха?

— Жаркая, — девушка отложила рамку и снова уселась в кресло, — разве все это имеет значение?

— Имеет. Возможно. Не знаю. Но раз уж мы взялись разбираться — надо зафиксировать все факты, кто знает, что потом окажется важным, а что — нет? Ты давай, продолжай — насчёт своих ощущений!

— Ну... Мне еще нехорошо стало, голова закружилась, в глазах зарябило, даже замутило немного. Но это и от волнения могло — давление подскочило, например.

— Какое в твоем возрасте давление? — скептически хмыкнул дядюшка. — Совсем хилая молодежь пошла. Толи дело в наше время — тогда все ГТО сдавали, а о давлении иначе как к пятидесяти и не думали! А все или аллергики, или гипертоники, или еще что-нибудь.

— Я в фитнес-клуб хожу! — возмутилась Алиса. — Там знаешь какие нагрузки?! Уж не меньше чем ваши дурацкие нормы! А с давлением у меня были мелкие нелады уже — зимой, когда я с гриппом свалилась.

— Ну ладно, всё равно — запишем. Перечисли еще раз свои ощущения.

Дядя попросил плеснуть ещё чаю из "заварочной" кружки — и надолго углубился в свои заметки, непрерывно черкая что-то карандашом. Не глядя сгрёб со стола полную кружку, обжёгся — зашипел, но от бумажки не оторвался. Алиса терпеливо ждала.

Минут через десять дядя Юля поднял глаза на племянницу.

— Пока данных недостаточно, чтобы подключать еще кого-то. Надо бы самим повторить опыт, замерить, подсчитать — а уже потом думать, кого посвятить в эту историю. Есть на примете один мой бывший студент -он где-то в системе РАН, как раз по схожей тематике. НЕ академик, разумеется — но малый толковый. Только идти к нему надо с нормальными данными а не с этими вот цидулками — и он пренебрежительно кивнул на свои листки. — Во сколько, говоришь, в прошлый раз эти таджики в фасадом возиться прекратили? Вот к этому часу туда и подъедем.

— За тобой заехать? — кивнула Алиса.

-А что, и заезжай, — Сейчас спустимся к твоей машине — она у тебя далеко припаркована? Надо будет прихватить кое-какое оборудование, а оно, знаешь ли, увесистое. Только ведь в шесть вечера везде пробки! Давай-ка мы всё, что надо, к тебе в машину сейчас загрузим, и ты на место и подвезешь. А я на метро поеду. Так быстрее будет — заодно, осмотрюсь там заранее.

Алиса засобиралась.

И вот что — добавил после краткого раздумья дядя Юля. — Надо бы посмотреть, как там можно всё пристроить — может, получится поставить у поребрика, прямо напротив места, где появился этот контур? Тогда я бы заранее смонтировал в салоне кое-какие датчики. Откроем дверцу, и... ты ведь никуда не торопишься? А то мне, боюсь придётся там в машине повозиться немного... -и он засобирался, распихивая по карманам мотки провода, катушки изоленты, какие-то коробочки и — о ужас! — компактную аккумуляторную электродрель.

Алиса кивнула, тяжко вздохнув — про себя, конечно. Ну, теперь держись — найдут они портал или нет — ещё не известно, а вот салон её красавицы ожидает, судя по всему, нелёгкое испытание. Ну да — что не сделаешь ради сенсации, верно?

Когда они спускались по лестнице — в свои семь с хвостиком десятков дет дядя Юля принципиально не пользовался лифтом — мобильник тренькнул — СМСка.

Динара писала — завтра, в 11.00 возле нашего салона". О господи! Фотосессия у кавказкой дамы! Алиса о нём и думать про это забыла! Надо подготовиться — объективы подобрать, да мало ли...

— Дядя Юля! — заторопилась девушка. — у меня тут одно срочное дело образовалось — так я тогда машину вам пока оставлю, а сама домой. Завтра приеду пораньше, заберу — хорошо?

Сунула старику в руку ключи, и, не дожидаясь ответа торопливо застучала каблучками вниз, по лестнице. Теперь лови такси... или лучше на метро? А завтра ведь ещё ехать сюда перед фотосессией за машиной, потом к этой фифе на фотосессию...

Ох и горек ты, хлеб журналиста!

* * *

Апрель 1888 года

Москва, улица Гороховская.

День. Самое время

определиться с намерениями.

Ну вы и напугали нас, Вильгельм Евграфыч. — встревоженно проговорил огромный человек. — Как же вы так, батенька? Хорошо хоть до фатеры Роман Лексеича рукой подать — переправили вас сюда — отлежаться да в себя прийти. Вон, сейчас хозяйка, Ольга Георгиевна, бульончику куриного прислать обещала. А то вам-то тяжёлой пищи сейчас, пожалуй, и не стоит вкушать.

Евсеин приподнялся на локте и принялся озираться. Комната, скорее всего, кабинет — книжные полки, глубокое кожаное кресло. На столе тёмно-серебристый прямоугольник — ага, оптическое устройство, "монитор", кажется? Ну да, кончено — судя всему, они на квартире у того молодого человека, Романа, тоже гостя из будущего.

— Простите, милостивый государь, я не... — и доцент скривился, пытаясь вспомнить имя-отчество собеседника. Тот горой нависал над историком, занимая половину и дез того не слишком-то простоногого кабинета.

— Да какие там церемонии, Вильгельм Евграфыч, голубчик? — удивился великан. — Или... да вы помните ли, что с нами приключилось? Стойте-стойте, сейчас помогу вам сесть...

Евсеин уселся на диване и наскоро произвёл ревизию собственной персоны. Одежда, во всяком случае, на месте — кроме сюртука. А, нет, вон он — висит аккуратно на спинке стула. Огромный господин — ну да, конечно, Гиляровский московский газетчик — сидит рядом, на гнутом канапе. Несчастный предмет мебели, невесть зачем оказавшийся в кабинете, заскрипел, жалуясь на невыносимую тяжесть. Евсеин провел ладонью по лицу и решительно тряхнул головой.

-Не переживайте, Владимир Алексеевич, память мне, кажется, не отшибло. Во всяком случае до того момента, как мне стало дурно на Гороховской — отлично всё припоминаю. А потом я, кажется... лишился чувств?

— И ещё как лишились! Возьми да хлопнись посреди мостовой — глаза закатились, сам бледный, только что пены на губах нет — а так чисто падучая! Что с вами такое приключилось, скажите на милость? Может, это как то связано с вашими изысканиями?

— С изысканиями... ах да, конечно! — и Евсеин заозирался по сторонам. — кстати, где эта.. этот?..

Мышеловка ваша спиритическая? — понял журналист. — да не волнуйтесь вы, цела-целешенька, и даже не помялась нисколько. Мы её, от греха, в кухне пристроили — а то кто его знает, может это из-за неё с вами эдакая неприятность произошла?

— Из-за неё? — Да, пожалуй, что так оно и есть. — медленно произнёс Евсеин. — Мне кажется, Владимир, Алексеевич, что я сумел найти то, что искал. Ну, или, во всяком случае, нащупать, даже прикоснуться — и как раз это прикосновение и выпило из меня все силы. Поверите, мне на какое-то мгновение показалось, что через эту, как вы выразились, "спиритическую мышеловку", из моего тела утекает жизнь — буквально, в самом прямом смысле!

— Так может её того... от греха? — встревожился Гиляровский. Вы ведь, Вильгельм Евграфыч, сдаётся мне, не собираетесь останавливаться и непременно этот свой опыт повторите? Так не дошло бы до беды?..

— Ни в коем случае! — Евсеин даже замахал руками на репортёра. — Вы просто не понимаете, Владимир Алексеич, как нам повезло! Вот так, с первого раза, нащупать эфирный отпечаток червоточины! Это прямо как.. уж и не знаю что! Я человек не азартный, но поневоле приходит на ум сравнение с "Игроком" господина Достоевского — тот тоже пишет о невероятных каких-то выигрышах на рулетке. Так вот, можете считать, что такой именно выигрыш нам с вами и выпал!

— Хорош выигрыш... — проворчал репортёр. — Еще парочка таких же — и вы, дорогой мой, богу душу отдадите. Нет, как хотите, а надо бы вам подумать об осторожности.

— Точно. — В комнату вошёл Ромка. В его руках исходила ароматным паром большая чашка. — Евгений Петрович голову с меня снимет, если с вами что приключится! Самолично депешу прислал — чтоб как зеницу ока!..

— Но позвольте, Роман Дмитриевич! — возмутился Евсеин. — Есть же обстоятельства, в конце концов, господин барон не мог предвидеть, как будут разворачиваться события. В конце концов, я уверен — будь он здесь, он одобрил бы мои действия! Вы просто представить себе не можете, какая нам выпала удача — и предлагаете теперь отказаться от этого шанса из-за какого-то пустячного недомогания? А если мы не сумеем больше нащупать этот отпечаток портала?

— Ну, один-то раз нащупали? — резонно возразил Ромка. — Куда он теперь денется?

Доцент энергично замотал головой, демонстрирую крайнюю степень несогласия.

— Куда именно — не знаю, а вот пропасть этот отпечаток вполне способен. Поймите, друзья мои — структура червоточин — это прежде всего очень сложные силовые протоки, которые особыми образом переплетаясь, удерживают эти "тоннели" между мировыми линиями в относительно стабильном состоянии. Энергию эти потоки черпают.. ну, скажем из мирового Хаоса, из некоей "тёмной энергии", заполняющей мироздание. Я не очень понимаю смысл данного явления — просто пользуюсь наиболее адекватными терминами, который мы сумели подобрать с герром Бухардтом. Видите ли, в процессе перевода мы столкнулись с тем, что не могли подобрать подходящих слов для тех или иных понятий, потому и пришлось...

— Это всё очень интересно, господин доцент, — Ромка, вновь почувствовавший предательскую зевоту, решительно пресёк излияния Евсеина. — Но нельзя ли попроще? На бытовом, так сказать, уровне? Сами ведь говорите, что у нас нет времени?

— На бытовом? Хм-м-м... — Евсеин пожевал губами, отчего сделался вдруг очень похож на пожилую, меланхолического нрава лошадь. — Ну, скажем так: в рабочем состоянии "червоточина" подпитывается энергией, которую сама же и черпает из окружающего пространства. Когда же тоннель разрушен — "подпитка" прекращается, и чтобы хотя бы на несколько мгновений восстановить его, и уж тем более, поддерживать с относительно стабильном состоянии, наше устройство само тянет энергию из окружающей сред. Делать оно это может только через человека-посредника; бусинки от чёток при этом играют при этом роль своеобразных магнитов. Это не значит, что человек отдаёт "червоточине" свою энергию своего организма — её надолго не хватило бы. Человек, подключённый через "бусинки" к межмировому тоннелю превращается в своего рода проводник — и вот это состояние и привело к тому, что случилось со мной. Да, признаю, это неприятно — но поверьте, никоим образом не означает, что "червоточина" высасывает из меня жизненные силы.

— Так ведь вы так именно и сказали с самого начала, разве нет? — с подозрением осведомился Ромка. — а теперь, значит, всё иначе? Это вы прямо сейчас сообразили, что ли?

— А хоть бы и так! — окрысился Евсеин. — Поймите, Роман, я уже около года только и делаю, что думаю над этими вопросами — Представьте, что наш давешний опыт стал своего рода последней каплей, последним звеном головоломки, которого только и не хватало, чтобы вся картина сложилась окончательно?

— То есть — она у вас сложилась? — уточнил Гиляровский. — И теперь вы точно представляете, что происходит с этими вашими "червоточинами"?

— Да! — доцент с вызовом задрал бородку. Глаза его горели — куда делась недавняя слабость и растерянность! — Да, теперь я совершенно ответственно заявляю — я точно знаю, как работают структуры, позволяющие нам открыть тень портала — и, если мы не будем терять времени даром, готов это сделать! Так что хватит разговоров господа, и за дело.

И, помедлив, добавил:

-Кстати, Роман Дмитриевич.. у вас в чашке, случайно,не куриный бульон? Признаться я несколько проголодался. Не будете ли так любезны?...

Гиляровский принял чашку у Ромки и протянул доценту. Тот приник губами, обжёгся — бульон был горячим, — невнятно выругался, и принялся шумно, как ребёнок, тянуть вытянутыми губами ароматную жидкость.

— А вы, Владимир Алексеевич, -осведомился меж тем Ромка. — никак с нами собрались, на ту сторону, в будущее? Смотрите, дело это рискованное. Вот и наряд у вас неподходящий — как бы полицейские не докопались. Да и документов нет...

— Да и вы, Роман Дмитриевич, вроде, в форменном? — отозвался репортёр. — Погоны хоть бы сняли — вряд ли у вас точно такие офицеры носят? А за меня не беспокойтесь — какой бы я был газетчик, если бы боялся с городовыми объясниться? Не думаю, что они за эти сто тридцать лет какими-то другими стали.

— ну, в-общем, вы правы, — вздохнул Ромка. — А шинель я и правда лучше здесь оставлю. Есть у меня где-то другая, штатская, без погон...

Евсеин допивал бульон; Гиляровский с преувеличенной беззаботностью рассматривал фотографии на стенах кабинета. Ромка, тем временем отыскал чёрную студенческую шинель — она сохранилась ещё с тех пор, когда он только появился здесь в 19-м веке; помнится, года Яша помогал ему подбирать гардероб. По московским меркам 2015-го года вполне нейтральна: мало что ли, на улицах пальто в стиле "ретро"? В Москве привыкли и не к такому; пожалуй, пройдись он по улицам в парадной форме поручика — при сабле, с револьвером на шнуре, побрякивая шпорами — и то, наверное, покосятся да и пройдут мимо. Эка невидаль — реконструкторы, ролевики и прочие городские сумасшедшие...

Порывшись в сейфе, Ромка рассовал по карманам паспорт, права, военный билет, тоненькую пачку купюр Российской Федерации -всего тысяч сто семьдесят. Добавил к ним изрядную горсть золотых монет, и, после недолгих колебаний, пару золотых с камешками, брошек — деньги и золото хранились здесь ещё со времён походов туда-сюда, на случай непредвиденных трат. Извлёк из ящика стола ключи от их с Ольгой квартиры, немного подумав, извлёк из потайного ящика карманный "пепербокс" системы Лефоше* — с откидным спусковым крючком и с вращающимся блоком стволов. Прямо скажем, не самый эффективное оружие — однако, его необычный облик оставляет шанс в случае неприятностей сойти за сувенир. Помедлив пару секунд, добавил пачку шпилечных патронов** — в сером пористом картоне, с надписью на французском и эмблемой льежской оружейной фабрики. Ну что, кажется всё?

#* "Пепербокс" (англ. pepperbox — "перечница"), или бундельревольвер — многоствольный револьвер, распространенного в в конце XVIII — начале XIX веков типа.

#** Шпилечный патрон — разновидность унитарного патрона со специальной конструкцией воспламенения в виде вмонтированного в гильзу стерженька (шпильки). Особенно часто использовались в револьверах системы Лефоше.

Июль 2015 года, Москва.

День. Осторожно, двери открываются!

Лидия Давидовна оказалась современной дамой чуть за тридцать. Яркая, узкобедрая, с красивым чуть ассиметричным лицом. Безупречный макияж, холеная кожа, алое с белым, явно пошитое на заказ платье. Хотела она романтики, воздуха и вызова; с тетей Ликой и Алисой говорила мило, без покровительственных ноток, чем сразу же расположила к себе собеседниц. А еще — рядом с клиенткой был огромный мраморный дог, добродушный и игривый. Дога Алиса тоже поснимала, уж больно яркий был типаж — современная "дама с собачкой".

Это же надо: почти в центре Москвы, почти что на Воробьёвых Горах, а если точнее, недалеко от улицы Довженко, в долине речки Сетунь — зеленая тенистая лужайка, теннисный корт, бассейн... Не стоит даже и примерно прикидывать, сколько все это может стоить..

Для Алисы фотосессия была работой, а вот для Лидии Давидовны — развлечением. Так что торопиться шикарная дама не собиралась: сначала предложила гостьям фрукты и прохладительные напитки, потом — долго обсуждала с "мfстером", где и как лучше расположиться для фотосессии. Повела Алису в свою гардеробную — чтобы та помогла отобрать подходящие туалеты. Дальше последовал перерыв на ланч, который, с слову сказать, подавали аж три официантки. Алиса сравнивала этот дом с квартирой своей приятельницы Верочки, супруги чиновника, отметившегося в первом расследовании Стёпы Ступкина. Да, тут — настоящее богатство, тогда как там — всего лишь подделка, имитация, попытка держать марку.

К четырем часам девушка начала уже нервничать. Если все так пойдет дальше — то ей нипочём не освободиться раньше шести часов! Богатая клиентка явно стремится получить от фотосессии максимум удовольствия — ну да, куда ей торопиться, за свои-то деньги? Вот и вживается неторопливо в роль фотомодели — а точнее, английской королевы перед съёмками для дворцовой хроники. Алиса, улучив момент, намекнула тете Лике, что время вообще-то поджимает — в шесть у нее встреча с дядей.

Восток есть восток — и восточные люди относятся к родственным обязательствам с изрядным пиететом. В половину шестого Лидия Давыдовна наконец отпустила девушку-фотографа, договорившись созвониться денька через три — когда фотографии будут обработаны и готовы пробники. Сказала, что желает получить большой фотопортрет — и крупноформатный альбом. На том и расстались — в другое время Алиса мысленно потирала бы руки, предвкушая более чем щедрую плату, но сегодня ей было не до того.

УФ! А теперь осталось пробиться сквозь пробки на улицу Казакова — дядюшка старательно начинил её "Короллу" хитрой аппаратурой, так что салон напоминает теперь машину из фильма "Охотники за привидениями". И и ещё большой вопрос, пригодится ли всё эти научные сокровища — а ну как у тротуара перед заветным домом попросту не окажется места для парковки? На руках, что ли, откатывать чужие тачки прикажете, или разыскивать хозяев и затевать склоку?

* * *

Антонина Сергеевна удобно устроилась у распахнутого окна с биноклем и фотоаппаратом. Вот и новый персонаж нарисовался! Раньше его точно видно не было — мелкий, энергичный дедок весьма подозрительной наружности. Пришёл один, остановился возле поднадзорного дома, озирается... Вот — достал из кармана что-то, нажимает кнопки, поворачивается туда-сюда... ну точно, очередной агент! А вот и давешняя девица — подъезжает на своей иномарке и впирается прамо напротив дома, чуть не поддав бампером в багажник приткнувшейся впереди малиновой "шестерке". Вот, вылезла... дедок сделалей ручкой, не отрываясь, впрочем, от своей шпионской коробочки. Так, а это что? У девицы в руках снова эта биолокационная рамка. Что они там делают? Кажется — дедок прикручивает рамку к своему прибору? Ну, точно, шпионы — и никакая это не экстрасенсорная рамка, а самая настоящая антенна! И, наверное, психотронная — Антонина Сергеевна как раз недавно изучила в интернете цикл статей на тему психотронного излучения, предназначенного для зомбирования ничего не подозревающих москвичей. Нет никакого сомнения -вот оно! Шпионы с психотронной излучательной пушкой — в самом центре Москвы. А дедок старается — крутить себе свой прибор.. девица подняла опасную антенну, водит ею туда-сюда... ну точно, шпионы, агенты, заговорщики! А это кто? Их же не было только что? Трое, на тротуаре, в шубах... Шпионы! Шпионы!

Антонина Сергеевна торопливо защелкала мыльницей.

Конец первой части