Лесса (общий файл) (заморожено)

На него смотрела луна с полнеба. Ещё неяркая, ещё не грозное ночное светило, при зове которого волк вскинет голову и пропоет свою песнь. Бледный круг прочертила стайка черных точек, ухнул филин, внизу, в невидимой отсюда конюшне, фыркнула буланая кляча, на которой Прохор возил воду с колодца, в лесу затявкал, заплакал рыжий койот. Во дворе замка клубился легкий туман, скрывая плиты, поросшие травой. Рейн не чувствовал угрозы. Всё, как обычно, как всегда.

Он засмотрелся на чарующую ночную картину, которую не могла омрачить даже головная боль. Волнистый ковер черного склона покрыли серебристые тени, ровно, гладко блестела вена горной реки, напоенная лунным светом. Казалось, лес мертв. Но там, под покровом тьмы, кипит жизнь. Рейн закрыл глаза.

Вот пискнула мышь, настигнутая бесшумной крылатой смертью, протопал, прошуршал в высокой густой траве барсук, зарылась мордой в палые листья дикая свинья в поисках желудей. Олени, косули, прядая ушами, подбирают мягкими губами сочную зелень, влажную от росы, а в паутине ветвей приготовилась к точному смертельному броску рысь, блестя угольками голодных глаз. Он полюбил ночной лес, сроднился с ним, когда ждал рождения Леассары. Его неслышный, смертельный ритм, его биение жизни, его невидимую, грозню силу дремлющего великана, перед которой склонит голову любой воин и маг. На массивной стене замка закопошились, раскричались воробьи, устраиваясь на ночлег.

— Кошка, — пробормотала Лесса.

— Что, кошка, — рассеянно ответил Рейн, всматриваясь в черно-серое море ночи, которое плескалось у самого края зубчатых стен.

Там, за стеной, несут службу верные райты. Псы не пропустят врага. Тревога чуть стихла, прекратила грызть, свернулась клубком под ложечкой. Рейн бросил последний взгляд в ночь, закрыл ставни. Ему пришло в голову, что Лесса, вопреки своему обыкновению, молчит, не договорив и не выпытав у него ответ на так и не заданный вопрос. Он обернулся, оцепенел. Смерть была здесь, в замке.

Лесса лежала тихо, мертво. Лицо покрыла восковая бледность, пальцы разжались, выронив кусочек мяса, черные локоны рассыпались по льняной скатерти. Показалось, она не дышит. Кошачье тельце лежало у стола, вздыбив шерсть, рядом с ногами хозяйки, обутых в тапочки из овчины. Прохор сидел у стены, схватившись за горло, глаза стекленели, по бороде бежала струйка слюны.

Рейн рванулся к Лессе, но смог сделать только пару шагов. В глазах потемнело, пол встал на дыбы, рухнул на него плитой склепа. "Хэффа", — подумал Рейн. И потерял сознание.

14

Нага вплыла в охотничий зал. Оглядев мертвое царство, подобралась к дроу и долго всматривалась в его лицо. Темная кожа воина посерела, глаза закатились, пальцы сотрясала мелкая дрожь, он дышал часто, неглубоко. Организм боролся с ядом, отравившим кровь. Когда он придет в себя, всё уже будет бесповоротно кончено. Никакой магии, только рецепты травниц, усиленные и выверенные знанием жриц. Прошло много лун и скончалось немало тел, прежде чем состав стал таким, как требовалось. Необходимо было учитывать расу, возраст, особенности организма и недостаток компонентов. Один состав для дроу, другой — ублюдку. Смерть и жизнь остальных не существенны. Хэффа взяла Лессу на руки и повернулась к выходу.

В дверях стоял Свейн, держа взведенный арбалет.

Тело Лессы покатилось по полу сломанной куклой, замерло, в лапах Хэффы свистнула плеть, улеглась черными кольцами у ног жрицы.

— Поди прочь, человек, и ты останешься жить.

Граф процедил ругательство, поднял арбалет. Серые глаза смотрели сосредоточенно, зло, твердо. Хэффа метнулась к нему, Свейн выстрелил, выхватил меч. Болт сорвал капюшон с головы жрицы, звеня, отскочил от стены, заскакал по полу. Свист, взмах, граф еле увернулся, припав на больную ногу. Хэффа напала вновь, зашипев сотней разъярённых гадюк. Плеть хлестнула Свейна по ногам, рукам, рассекла рубаху, мышцы, он не успел отразить удар, упал на плиты. Воздух разом вышел из легких, невыносимая боль обожгла, захлестнула. Он ждал, сжимая скрюченными от артрита пальцами меч. Нага приближалась, казалось, плеть жила своей жизнью, извиваясь пойманной за хвост обезумевшей змеей. Свейн стиснул зубы. У него только один удар. Один шанс.

И этого не дано.

Нага шагнула, он ударил снизу. Каменный молот вбили в грудь, впаяв тело в мрамор. Хэффа давила его, как клопа. Захрустели ребра, пронзая легкие, нага нажала сильнее, не сводя с него рыбьих глаз. Свейн захрипел, забился и впал в милосердное забытье.

* * *

Явь накатывала волнами. Сквозь чудовищную боль Свейн чувствовал, что тварь его тащит по полу, но пошевелиться не мог. Мимо его лица проплыла Лесса, которая лежала боком, согнув ноги в коленях, казалось, девочка стала ещё меньше, худей. "Замерзнет девка. Рубашонка да штанцы холщовые", — подумалось ему.

Он должен, обязан собраться с силами. Ради Лессы. Ради себя.

От Хэффы воняло, её клешни, сомкнувшиеся на щиколотках, разрывали плоть, даже та нога, которая почти ничего не чувствовала, вопила от боли, он сглатывал кровь, но её становилось все больше, она текла с уголков рта, пропитав ворот рубахи мокрым, теплым. Ребра проткнули легкие, он едва дышал. Жар. Жар приближался. Свейн открыл глаза, но взгляд туманили языки пламени. Странный туман. Свейн моргнул. Это был не туман. Чудовище волокло его к камину, в котором можно запечь быка. И его, Свейна. Он нащупал в разорванном кармане штанов холодный шарик размером с большую бусину, сжал в ледяной, сколькой от пота ладони. Братец с ума сходил по алхимическим штучкам, вот и ему пожаловал широким жестом. Цена бусины была выше сотни наемников, но Арно она не стоила ничего. Бабы дарили да сам брал, когда по трактам погуливал. На черный день, сказал, скаля в ухмылке белоснежные зубы. Знал бы Арно, какой это будет день.

Повернув голову, Свейн убедился, что не заденет Лессу, попрощался взглядом, нащупал с третьей попытки крохотный острый рычажок и нажал.

Жара он не почувствовал.

Жуткий вопль огласил своды, отразился от стен, прокатился цунами по верхушкам деревьев. Стая воробьев сорвалась со стен, взмыла к небу, истошно крича. В ответ из лесу раздался глухой, низкий рык, перешедший в мертвецкий вой. В деревне, ютившейся у подножия, заорали дети, заскулили, попрятались цепные псы. Белый как лунь шорник, зажав уши, тонко, высоко закричал, сорвав горло. Он видел тех, кто может так выть.

В замке его не услышали.

Хэффа горела. Огонь охватил рясу, полыхнув до потолка. Сорвав горящую ткань, ослепшая, шипя от боли, задыхаясь от огня, дыма, она бросала заклинания один за другим, но магия была мертва. Пока жива Леассара. Шкуры дракона должно хватить. И Хэффа ждала, пока огненная метель стихнет. Она победит. Она выживет.

Если расправится с ублюдком.

* * *

Прохор, глотая слезы, сидел у стены. Он не мог пошевелиться, не мог говорить, но, на свою беду, он мог видеть. Он смотрел, снова и снова проклиная себя. Кошмарная смерть хозяина, живой факел, которым стала Хэффа. И его вина, вина, которая убивала. Он вспомнил, как сам, своими руками, подмешал в кувшин с вином бесцветную жидкость, как полил любимую Лессой утку в меде мясным соком, в который что-то добавила тварь. Он и сам покорно принял из её когтей чашу, выпив, как она и сказала, перед ужином. Как? Как ведьма это с ним сотворила? Старик помнил, как она говорила, говорила тихо, долго, повторяя слова, влезая в башку, пожирая душу, покачивая перед его глазами каплей серебра, а он только кивал, он стал согласен на всё. Послушен, верен ей, гадине. Как?! Слезы туманили взгляд, но он не мог не смотреть на тело Свейна. Черная мумия, свернувшись зародышем, ещё дымилась, рой алых огоньков бежал по обугленной коже, как магический фейерверк, который он видел давным-давно на свадьбе графа. Но гадюка жила, всем смертям назло. Прохор взмолился про себя всем, кого знал. Иссиде, Маране, Ардесу, всем демонам, именным, безымянным, всем, они должны услышать, помочь, пусть он и проклят за свое проклятое предательство.

Ему не ответили.

Нага стояла, пошатываясь, спрятав морду в ладонях. Огонь спадал, являя черный дымящийся остов. На его глазах высокое, черное, костлявое чудище, медленно переставляя ноги, зашагало к Лессе. Он видел, как магия жрицы боролась за её жизнь. Полупрозрачные куски новорожденной змеиной кожи вновь и вновь заливали реки багровой лавы, сменяясь чернотой угля. Пока Лесса брала верх. Жрицу шатало, но тварь шла. Прохор похолодел от ужаса. Убив девочку, нага сможет себя спасти. Магия, будь она проклята, будь проклята жрица, дроу, псы, зелья, что рождены черной силой. Из-за этой окаянной магии дите погибнет. Старик застонал, попытался крикнуть, дать знать Рейну, который так и лежал у окна, спиной к нему. Горло перехватил спазм, стало нечем дышать. Прохор всхлипнул, захрипел и погрузился в омут, из которого ещё не возвращался никто.

15

Что-то капало, мерно шлепаясь об пол. Капель дико злила, мешая уплыть по реке забвения. Рейн застонал, разлепил глаза, выжженные песчаной бурей. Пол вращался огромным колесом, он прижался щекой к ледяной, твердой гладкости. Он подумал, что видит сон, но мысль, что это не сон, не кошмар, ошеломила его, развеяв дурман отравы.

Было тихо. Только капель. Потрескивание камина. И вонь горелой плоти. Он приподнял чугунную голову. На краю стола лежал графин с вином, под ним расплывалась лужа цвета крови, с мокрой скатерти стекали последние капли, отдаваясь в ушах мерным, назойливым эхом. Рейн увидел трупик кошки, поодаль дымящийся скелет, в котором еле узнал Свейна, да и то по закопченной цепи. Он вспомнил, как она блестела, когда старик наблюдал за его тренировками, сидя на солнцепеке. Как-то Лесса стащила вещицу, решив украсить сооруженное собственноручно пугало во дворе. Пугались все, кроме ворон и галок. Прохор удостоился чести лишиться парадных портов и пикейной жилетки, подаренных ему Свейном, что дало повод старику гундосить особо заунывно. Лесса. Лесса! Рейн очнулся, огляделся, усилием воли прогнал дурман.

Лессы не было. Не было Хэффы.

Он попытался встать. Его чуть не вырвало, колотила дрожь, мир завращался, заплясал. Рейн выругался про себя, нажал на камень перстня, слизнул противоядие сухим, шершавым языком и пополз к выходу. Каждое движение усиливало боль, рвало мышцы, но дурман в голове рассеялся.

Черный след, след праха, указывал путь. Перед лестницей он попытался встать, упал, покатился, пересчитав ребрами каменные ступени. Приподнявшись на четвереньки, мотнул головой, оперся о стену, встал, стиснув зубы. Сердце подскочило к горлу, его трясло, как висельника, у которого вышибли колоду из под ног. Первые шаги дались тяжело. Рейн задохнулся, сполз по стене, сердце стучало молотом. Пересилив охватившее отчаяние, встал. По стенке, осторожно, как канатоходец на ветру, он пробирался по коридору. Пять шагов. Десять. Двадцать. Ещё шаг. Ещё один. Он шел, считал. Там Лесса. С Хэффой. С убийцей.

И он должен дойти.

Он спустился по крутым, скользким от сырости ступеням в подвал. Следы жрицы вели прочь, в привычную для глаз дроу темноту. За его стараниями наблюдала, насмешливо блестя глазками, пара крыс, обнюхивая светлый меховой комок. Усы непрерывно шевелились, красные бусинки глаз следили за чужаком. Рейн всмотрелся. Тапок Лессы. Увиденное придало сил, он с тихой руганью выдрал ножку факела со стены, намертво приржавевшего к подставке, и двинулся дальше. Холодный, увесистый металл в руке — слабое подспорье в бою с нагой, но сейчас, судя по следам, она тоже слаба. Ранена, обожжена. И зла, как осиный рой.

Бесконечный спуск по винтовой лестнице стоил ему содранных до мяса ногтей, дюжины синяков и ушибов. Десяток пролетов без перил он позорно прополз, и плевать он хотел на то, как выглядит в глазах обитателей подвала. Главное — он шел.

Он добрел до конца коридора, обогнул дыру в полу, перелез через рухнувшую колонну и уперся в обитую железом дверь, дыша, как загнанный лось. Взяв рукоять факела поудобнее, пнул дверь и ввалился внутрь.

Ровный, мертвенный свет тигля освещал небольшую комнату, в углу которой стояла клеть. Знахарка, которую искали всей деревней, была мертва. Лесса лежала на полу, рядом с клеткой. Голова неестественно вывернута, смертельно бледное личико, глаза закрыты, на страшный миг, миг, за который седина покрывает голову, ему показалось, что она мертва. Над ней нависла черная тварь, шкура которой безостановочно менялась. Хэффа повернула голову, угрожающе зашипев. Рейн содрогнулся. В глазах жрицы было безумие. В лапах — железный прут с раскаленным концом. Он швырнул её в голову факел, прыгнул, но тварь успела прижечь клеймом плечо Лессы.

Рейн вырвал прут из лап, двинул локтем, кулаком по черной тлеющей морде, Хэффа уклонилась, схватила прут со стола, отмахнулась, от звона, лязга загудело в ушах. Он бил точно, расчетливо, леденея от ярости. Хэффа размахнулась, Рейн едва смог увернуться, отбить, от силы удара чуть не выронив железяку, боль отдалась в руках, плечах, пальцы одеревенели, завыв от боли.

С каждым ударом силы наги росли.

Рейн напал, усилил натиск, по шее струился пот, рубаха прилипла к спине. Удар, лязг, прыжок, жрица отбила, напала, попав по плечу, он почти успел отскочить. Почти. От боли полыхнуло в глазах, плечо загорелось, словно прижгли каленым. Он прыгнул, размахнулся, ткнул снизу, ударил, он бил и бил, оглохнув от лязга, грохота, шипения гадюки, видя перед собой лишь тварь, что оживала на глазах.

Значит, Лесса мертва.

Боль, боль такая, что сдавила горло железными пальцами, перехватила грудь, разорвала сердце, придала сил. Показалось, мир замер, застыл, замерз. Он бросился, закрутил мельницу, прыгнул, ударил. И наткнулся на острие прута. Оседая на пол, он смотрел, как красное разлилось по черной рубахе, как Хэффа опустила прут, изучая его взглядом акулы. Это была Хэффа, какую он знал. Лесса! Взор затуманило, ему показалось, что позади, за клеткой, мелькнула черная тень. Он успел изумиться. И упал.

* * *

Хэффа размышляла, стоя над телом Рейна. Она рассчитывала на глубокое забытье дроу, но, по непонятным причинам, Рейн выпил слишком мало. И теперь умирал. Дроу живучи, а этот дроу — маг клана Скарабеев. Пока он в её власти, следует принять верное решение. Он стал помехой. Маг — кандалы, вето на любом вердикте, касающемся ублюдка. Дело сделано, хоть и с огрехами, теперь и Леассара, и королева в её власти, во власти жриц. Мэйддлайнн примет смерть дроу. В таких, как он, у неё недостатка нет. Медлить нельзя, её магия, к помощи которой придется прибегнуть, раскроет врагам их местонахождение, но она должна успеть скрыться с ублюдком. Сейчас она сильна, как никогда.

Вытянув лапы вперед, Хэффа проверила, как заживают раны. Ожоги затягивались коричнево-серой кожей, боль стихла, она чувствовала, как магия, её жизнь, струится по венам, искрясь, покалывая, как пузырьки игристого вина. Хэффа не понимала вина. Она была довольна собой и без стимуляторов. Свершилось. Жрицы одержали верх.

Шорох за спиной привлек её внимание. Там, где лежал ублюдок, валялись скомканные штаны, рубашка. Леассары не было. Обернувшись, нага скрестила взгляд с взглядом врага. Желтые глаза смотрели пристально, оценивающе, глаза хищника, готового к прыжку. Хэффа швырнула заклинание ловчей сети, но не успела.