Ищейки Смерти

Поклонялся ли Тирафор какому-то божеству? Конечно же, да! Сифа, богиня воровства - была его тайной страстью. Никто из близких не знал об этом. А что тогда говорить о незнакомцах? Все думали о чёрствости и скупости богача. Никто не хотел рассмотреть в Тирафоре религиозного праведника, свято выполняющего волю богини. Но ему, по большому счёту, на мнения остальных было наплевать.

Отбирая заработанное у своих подчинённых, выторговывая всё возможное, недодавая близким — он воровал...

Его закрытый железной дверью подвал ломился от богатств. Шёлк, золото, серебро, драгоценные камни, прекрасное оружие великих мастеров — чего там только не было! Порой, Тирафор днями напролёт сидел в своём подвале. Упивался богатством, заряжался ещё большей жаждой к воровству, к обогащению. Пропитывался приторным ядом жадности. Как можно спокойно спать, когда другие подвалы его замка не завалены драгоценностями? Заходя в отличном настроении, Тирафор зачастую выходил из сокровищницы мрачный, подавленный тем, что всех богатств мира ему не заполучить. В такие дни домашние в страхе безвылазно сидели по комнатам. Озлоблённому отцу семейства на глаза попасться — страшнее и не придумаешь мучения.

Однажды ночью Тирафор проснулся от кошмара. Ему приснился чудовищный слопр с кровавыми глазами, раздирающий тушу полуразложившегося дигра. Странно, ведь слопры травоядны...

Но дурным сном всё не ограничилось. Как и обычно, Тирафор отправился в свой подвал с сокровищами. Но что он обнаружил? О боги, чудовищная сеть замков на железной двери была мастерски вскрыта, все смертельные ловушки были выявлены и обезврежены, а сокровища... украдены!

В мире существовала только одна мыслящая, способная на такую дерзость: легендарная воровка Сикроза — молодая примша, заслужившая себе громкую славу непревзойдённой взломщицы и рискованной авантюристки. Стальное Пёрышко — так прозвали её братья по ремеслу за достойные уважения крепость характера и бесшумность движений. В ту ночь ей не сиделось в таверне за кружкой чёрного эля. И, развлечения ради, она проникла в сокровищницу Тирафора. Как к себе домой зашла, взяла рубиновое колье и с десяток бриллиантов. Разумеется, вышла она из тщательно охраняемого дома (охранники — единственные получали достойную плату за службу) так же просто и незаметно, как вошла.

Крупный богач-землевладелец был убит горем. Столь трепетно собранные в знак служения Сифе сокровища были осквернены почитательницей той же богини!

Тирафор потерял аппетит, безжалостно бил слуг, детей и жену, без меры пил вино и сливовую настойку. И молился. Всё время молился Сифе, выпрашивая расправы над Сикрозой, задабривая богиню постоянно растущими оброками крепостных.

История отношений простых смертных и божеств скупа на случаи прямого вмешательства по просьбе смертных. Случай с Тирафором — один из немногих...

Однажды Сифа явилась ему во сне с требованием мгновенно прибыть к подножью скалы, что находилось в нескольких часах верховой езды от города. Тирафор не посмел ослушаться: оседлал своего лучшего скакуна и отправился в путь.

Луны щедро заливали жидкой платиной света просторы. В воздухе зависла нездоровая тишина: ни шелеста ветра, ни крика птицы. В этой тишине топот копыт скакуна отбивался тревожной дробью в сердце. Вдоль дороги возвышались сосны. Их безжалостное безмолвие, непоколебимость и монолитность действовали удручающе. Зловеще сверкая глазами, ночные звери уходили с пути. Пробирающее насквозь ледяным страхом предчувствие чего-то неотвратимого, скверного и ужасного не отпускало Тирафора ни на секунду.

У скалы стояла Сикроза. Рубиновое колье на ней отражало мягкий свет лун. Не трудно догадаться, кому это колье принадлежало раньше...

Тирафор спешился невдалеке от воровки. Совсем близко приближаться он побоялся — впопыхах забыл взять оружие. Хотя, победить в схватке опытную грабительницу у грузного землевладельца шансов в любом случае не было. Они какое-то время стояли, глядя друг на друга. Не нужно быть великим знатоком мимики примов, чтобы разглядеть презрение и насмешку во взгляде Сикрозы. Как бы ни пытался Тирафор, а свой страх и мучительное ожидание скоропостижной кончины ему скрыть не удалось.

Вскоре воровке надоело упиваться ничтожеством своего соперника и она, махнув правыми руками и звонко рассмеявшись, зашагала прочь. Но не прошла она и нескольких шагов, как из-под земли вырвалась потусторонняя змарва, пустила в ход чудовищные пиловидные зубы и утащила останки Сикрозы в нору.

Через некоторое время Тирафору удалось заставить своё оцепеневшее тело шевелиться. Невероятных усилий ему стоило взобраться на скакуна. Дальше — было проще. Верный конь сам мчал хозяина домой. В безопасное место...

Почему Сифа натравила змарву на свою любимицу? Тирафор прискакал на самом дорогом во всей округе скакуне; обшитая парчой с золотыми вставками сбруя... Сикрозе следовало убить тучного землевладельца и присвоить их себе. А она махнула на всё руками, подписав себе смертный приговор.

Сифа была оскорблена поступком Стального Пёрышка. А боги обид не прощают...

Если ты вор — то никогда не должен забывать об этом!

Глава 9: Новые друзья...

Фермерские Угодья остались позади каменного моста через реку Западный Бур. На пути к Заколдованным Горам стоял Кривой Лес. Хоть разбрасываться лишним временем Ищейки Смерти и не имели возможности, но споров о преодолении леса не возникло. Пошли в обход по южной стороне. В ужасную чащу, таящую на каждом метре пути смерть, сунуться может решиться только отчаянный безумец...

Мрачные деревья леса, затаившиеся по левую руку путешественников, действовали удручающе, от них веяло ледяным ветром страха. Ходили страшные легенды об этих местах. Бесследные пропажи караванов, безумные дикие звери, потусторонние монстры, кровожадные ожившие мертвецы убитых в лесу мыслящих — далеко не полный список пророченных сюрпризов. Прагматичным наёмникам в ходячих мертвецов верилось с большим трудом, но и без них, мертвецов, опасностей хватало.

Первая ночь подле окраины леса прошла спокойно. Настрой у наёмников был боевой. Полученное золото приятно грело, обещанное — разжигало желание выполнить заказ как можно скорее. Костёр на ночь потушили, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание диких зверей. Ночное дежурство не случайно выпало Морроту. Кому как не кротам, обитателям подземных городов, хорошо ориентироваться в полумраке ночи?

Свежесть рассветного воздуха приятно щекотала ноздри. Каждый вдох приносил с собой оптимизм и веру в собственные силы. Из леса доносились редкие крики хищных птиц; солнце начинало оживать после ночной смерти. В такие мгновения Моррот ощущал себя действительно счастливым. Трудно сказать почему. Ощущал и всё.

Из кареты высунулась заспанная физиономия Тартора. Сухо поздоровавшись с товарищем, он нетерпеливо устремился к ближайшим кустам. Не трудно догадаться с какой целью...

Вернулся Тартор в хорошем расположении духа.

— Будешь? — спросил он, набивая длинную курительную трубку табаком.

— Натощак не люблю, — сморщил щетинистый нос Моррот. — И тебе очень не рекомендую. Тебе силы ещё понадобятся.

— Да надоело мне себя ограничивать, — Тартор поднёс зажжённую спичку к трубке и смачно затянулся. — Всю жизнь так... Мы ведь теперь богачи! Задание выполним и на заслуженный отдых!

— Отдых... — Моррот задумчиво проследил за табачным облачком, плавно растворившемся в воздухе.

— Ну да, отдых, — выдохнул очередную порцию дыма Тартор. — Для чего ведь мы работаем? Чтобы обеспечить себе старость, безбедное существование и всё такое. С этим заказом это пришло. Смысл работать дальше?

— Действительно, смысл работать... — всё не выходил из задумчивости Моррот.

— Так, мне кажется, ты надо мной насмехаешься, — набычился Тартор.

— Насмехаюсь... — так же туманно ответил крот.

Тартор в сердцах харкнул на землю и жадно затянулся.

— Ты извини, Тар, я всю ночь не спал, — пояснил Моррот.

— Да понятно... Но что, разве ты со мной не согласен?

— Как тебе сказать? — крот почесал кончик носа. — Мне нравится своя работа. В странствиях я счастлив. Даже не задумывался никогда, что бы со мной было, осядь я где-нибудь надолго.

— И убивать тебе тоже нравится? Мне, допустим, эта часть работы больше всего не нравится.

Моррот не ответил, ушёл в себя с мыслями.

— Ладно, не буду тебе больше мозги компостировать, — сообщил Тартор и отошёл к лошадям. К тому времени, как он в их благородном обществе докурил трубку, проснулись Филика и Тос.

Позавтракали хлебом и вяленой курицей. Моррот пошёл спать в карету. Запрягли лошадей. Все восемь колёс со скрипом сдвинулись с места.

В путь.

Второй день пути вдоль Кривого Леса был более щедр на события. Ближе к обеду, приблизительно в сотне метров от головной кареты, из чащи выбежало стадо диких кабанов. Чудовищная живая масса парнокопытных неслась неумолимой волной, ровняя с землёй всё на своём пути. Страшно даже подумать, что бы произошло, вздумай они повернуть в сторону наёмников. Следом за кабанами из леса выбежал виновник переполоха — зелено-шёрстный дигр. Натужные движения, невысокая скорость, тонкая, недалёкая кислотная струя — старый, уставший зверь. Странно, что кабаны не почуяли в нём дряхление. Иначе, с лёгкостью растоптали бы его. Но ещё странней, как это зверь смог дожить до старости. Зачастую воинственный гонор дигров служит причиной их смерти что называется "в самом рассвете сил". Стадо отдалялось. Утомлённый годами дигр бежал всё медленней. Если бы не отставший от собратьев детёныш — остаться хищнику голодным.

Старый дигр раздирал добычу, поглощал молодую, неокрепшую плоть. Филика уже прицелилась в его сердце, когда Тос остановил. Незачем тратить пулю на старое животное. Сегодня ему повезло, но завтра этого не произойдёт. Голодная смерть — вот что ожидает в старости каждого хищника, наводящего на всех неописуемый ужас...

Погода сопутствовала. Несмотря на хмурые серые тучи, грозно витающие в небе, дождя который день не было.

Ночью опять дежурил Моррот. Такова уж судьба кротов в любой компании путешественников — беречь сон остальных, когда нельзя оставлять костёр на ночь.

Доносившиеся из леса шорохи Моррот воспринимал мужественно, списывая их на ветер и мелких обитателей. Но пришёл момент, когда списывать уже не получалось: треск веток, копошение в опавших иголках и траве, едва различимый скулёж.

Чувство страха присуще каждому мыслящему: как запуганному страшными сказками ребёнку, так и видавшему виды наёмнику-головорезу. Другое дело, насколько каждый способен с этим одинаковым по своей природе чувством справляться.

Преодолевая естественное желание остаться у карет, Моррот пошёл на шорох. Следовало бы разбудить товарищей, но он как-то об этом не подумал. Сердце колотило по ушам взбесившимся часовым механизмом, руки и ноги мелко тряслись в ожидании схватки. Из земли принялись выползать мертвецы. Их полуразложившиеся тела разили гнилью и смертью, в просветах между мясом в лунном свете белели кости. Пустые глазницы горели изнутри чудовищным красным пламенем. В полураскрытых ртах копошились трупные черви. Изъеденная язвами мёртвая рука потянулась к кроту. Скованный безудержным страхом, Моррот зажмурился, бурча под нос молитвы Моолу. Ледяной холод обжог шею, но крот не переставал молиться.

"О Великий Моол, царь подземных владений! Твоя сила безгранична! Твои деяния — неоспоримы! Твоя воля — священна! Ты — единственный, чей путь верен! Ты — единственный, чьей воле мы неудержимо следуем! Освети наш бренный путь! Помоги нам пройти его тяжбы! Порази врагов наших и упейся их ничтожеством! Воссияй над лесом незрячих чудесным светилом! Озари теплом спокойствия наши мечущиеся души! Да встрепенутся все неверные от имени твоего! Да преклонится пред твоим величием верный!"

Моррот открыл глаза. Невдалеке суетились шакалы. Не трудно было догадаться, что они готовятся напасть на лошадей. Странно, как для любителей лёгкой добычи и падали. Но после случившегося уже ничего странным не кажется. Ледяной отпечаток руки ещё чувствовался на шее. Крот подобрал с пола здоровенную ветку и побежал распугивать падальщиков. Убил нескольких наиболее наглых и смелых псин — остальные разбежались.

С первыми лучами рассвета случившееся ночью показалось Морроту дурным сном. Ну не могут мертвецы выползать из своих могил. Ведь известно, что двигаться всё живое заставляет душа внутри. А мертвец — это тело, давно лишённое таковой. И никакая известная магия не заставит его подняться из земли. Но шею сжимали ледяные пальцы. А точно сжимали? Моррот тогда был так напуган... Наверняка всё случившееся — игра подстёгнутого темнотой и страхом воображения. Те шакалы запросто могли показаться вырывающимися из земли трупами. Кроты хорошо видят в темноте, но не настолько хорошо, чтобы на фоне ночного леса чётко различать мелкие детали. А дальше — ход разбушевавшейся фантазии.

Не надо было вспоминать о тех жутких историях про лес!

Проснувшимся товарищам Моррот рассказал про шакалов. О своём "видении" он решил умолчать, чтобы не позориться. Мало ли чего о нём подумать могут. Перспектива попасть в четыре светло-фиолетовые стены "Пристанища Заблудших" не прельщала. Забравшись в салон тронувшейся с места кареты, он выпил залпом кувшин крепкого вина. После чего заснул, как убитый. Ему не приснился ни один сон. И это хорошо: ведь тогда присниться могло только нечто чудовищное, монструозное, химерическое...

День прошёл без приключений. Ночь, как это ни странно, тоже.

Поздним утром на лошадей попыталась напасть стая шакалов. Не тех ли, которых ранее разогнал Моррот? Филика продырявила пулей бок одного, остальные разбежались. Можно только догадываться какое голодное отчаяние подтолкнуло этих трусоватых созданий на подобный поступок.

Жалким нападением падальщиков события дня и ограничились.

Моррот в четвёртый раз провёл ночную смену. Ближе к утру из леса начал усиливаться шорох и скулёж. Опять! Шерсть по всему телу вздыбилась. Крот дрожащей рукой взялся за трикогтевик — вытесанная из дерева лапа с тремя короткими когтями, символ бога Моола. После той ночи "дурных видений", доселе не сильно религиозный Моррот сделал себе этот талисман, обвязал верёвкой и надел на шею. Зарёкся никогда не снимать.

Нет, на этот раз ходящие мертвецы не вылезали из земли. Всё та же стая тощих до костей шакалов. Морроту даже стало их немного жаль. Но жалость — оружие слабых. Наёмник быстро поборол её в себе и задушил четырёх ближайших зверьков. Остальные, как и всегда, разбежались.

Следующий день принёс душевное облегчение — гнетущие угрюмостью деревья леса вдоль левого края дороги кончились. Опасность, как это говорится в простонародье, скрыла своё уродливое лицо.

Тучи так и прятали небо, лишь изредка расступаясь перед солнцем и тут же его пряча. Дождь всё не начинался.