| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
'Держи крепче!' — пронеслось по рядам. Солдаты хрипели от напряжения, держа пики. Я вытащил свой палаш и ударил в щель между щитами — и спешенный латник с саблей в руке охнул, и упал под ноги лошадей. Пахло порохом, кровью, дерьмом — многим успели вспороть брюхо пикой в схватке. Уже два пикинера передо мной упали, раненые выстрелами. Второй был совсем молодой солдат с детским лицом, попавший во взвод только луну назад за широкие плечи и высокий рост. Я подхватил копье и встал в строй, не слушая его стонов: не время. 'Вторая, коли!' — повторил я команду капитана, и мимо меня с обоих сторон сзади высунулись жала пик второй линии. Они ударили в груди и животы лошадям с такой силой, что пробили их броню. Захрипевшие лошади забились, и всадники полетели с них на землю, роняя сабли. Линия атаки смешалась.
'Гранаты!' — послышалась команда сзади — значит, последняя линия латников подходит к нам. Они ещё могут сбить нас с позиции. Из-за наших спин через лошадей полетели гранаты, разрываясь перед свежими латниками. Даже из свалки в первой линии я видел, как они замешались. 'Третья, коли!' — раздалась команда, и снова высунулись жала пик. После их удара перед нами не осталось ни одного латника — все лежали на земле.
Где-то спереди раздался сигнал трубы. 'Уходят' — сказал себе я, тяжело дыша. Остатки латников убираются к себе. Это значит, мы выиграли сражение. Теперь будет наступление. А у нас, у пикинеров, должно быть, огромные потери. Но мы смогли остановить знаменитых имперских латников. Это победа.
После боя солдаты долго пошатывались от ужасного перенапряжения. Я проверил свой взвод. Двое убитых, пятнадцать тяжело раненых, шесть отделались царапинами и остались в строю. Семнадцать из тридцати — цена защиты первой линии пикинеров. Хорошо, сержанты уцелели, но у меня осталось только полвзвода.
Вечером убитых после общей молитвы увезла похоронная команда, а раненых забрали в госпиталь. Когда люди были покормлены и устроены на ночь, я подвел итоги дня. Атака отбита, сражение выиграно, половина полка вышла из строя. Дивизия тоже основательно получила от имперцев, и её отводят на отдых. В наступление, слава богам, пойдут другие части.
Я отметил, что в ходе сражения меня со взводом опять сунули в самое опасное место. Это наводило на размышления. Кому-то очевидно, хотелось бы избавиться от прыткого наследника чрезмерно богатого и влиятельного графства. Моя Альберия уже триста лет на радость королям стояла комом в горле соседних герцогств и регулярно надирала воинственным соседям задницу — не всем это нравилось. Пока что я уцелел, хотя треть лейтенантов полка была убита в сражении, и треть — тяжело ранена. Убитые, кстати, почти все стояли в передней линии. Остальные были ранены легко — все, но не я. Амулеты Альты сберегли меня в сражении.
На этом сражении, шестом на моей памяти, моя карьера лейтенанта пикинеров окончилась. Через три дня из армии пришел приказ о переводе в иррегулярные отряды наемников. Сделано это было очень вовремя — как раз, когда я должен был получить повышение после победного сражения.
Уже в третий раз капитанские шарф и знаки уплывали от меня. Я давно уже не сомневался, что это происходило неслучайно — кто-то наверху рушил мою военную карьеру. "Погодите, суки, мы с отцом ещё узнаем, кто за этим стоит!" — с армейской прямотой вслух сказал я, читая приказ. Отец, посвятивший жизнь успеху детей и усилению графства, имел хорошую память на тех, кто стоял на его пути. Кроме того, у него было много высокопоставленных друзей в столице, способных испортить карьеру кому угодно.
Война в рядах кирасиров и пикинеров многому меня научила. Воевать было везде тяжело, не только в легкой кавалерии.
Я понял, как трудно в отряде тяжелой кавалерии идти с пикой и пистолетами на сомкнутые ряды, ощетинившиеся стальными копьями и деревянными заграждениями. Пехота позади пикинеров встречала нас залповым огнем из ружей, а за их спинами могли скрываться пушки. Против картечи не помогала броня — тебя просто вышибали из седла, и ты падал на землю, под копыта коней. Легкая кавалерия в таких случаях моментально рассыпала строй, уходя из-под огня — а разогнавшиеся латники не успевали.
Я узнал, как страшно стоять с тяжелым копьем, врезанным задним упором в землю для устойчивости, и видеть накатывающуюся стальную стену всадников с пиками, палашами и пистолетами в руках. Я слышал выстрелы пехоты и свист пролетающих над головой пуль, нередко попадающих в своих же солдат. Видел, как у соседа, товарища по взводу, начинают трястись колени и дрожать в руках копье. Знал, что батарея сзади может со страха начать палить слишком рано, и угостить картечью в спину — такое бывало. Впрочем, как раз последнего я не боялся. Все три луны стояния в обороне нас поддерживала одна и та же батарея, которой командовал лейтенант Огюст Сарнон, дворянин, которого я знал еще до войны. Славный парень, ухаживавший за моей троюродной сестрой Беллерией, Огюст был храбр, педантичен, и в бою никогда не терял головы. Он не стал бы стрелять по мне, даже если ему приказали бы генерал и маршал вместе взятые.
А приказать могли. Война везде была беспощадной к людям — солдатам и гражданским. Чтобы выжить на войне — надо уметь многое. Уметь быть готовым на многое. Ни на миг не терять внимание и осторожность. И надо иметь чуточку удачи.
В этот раз меня переводили на другой фронт, к наемникам. В нашей армии они действовали в лесной и горной войне, когда пехота и кавалерия не могли пройти. Обычно, правда, это делали лесные егеря, но их всегда не хватало. На спокойные места, где не грозило наступление противника, нанимали опытных бойцов лесной войны — под командованием надежных командиров. Каждая страна имела наемников, и полагалась на них: правила Цеха Наемников были жесткими и исключали предательство. Я должен был стать наблюдателем при них от штаба дивизии. Занятие сугубо безопасное, если не лезть в огонь понапрасну. Вероятно, друзья отца обратили внимание на мою оригинальную военную карьеру, и приняли меры.
Помнится, когда-то в кавалерийской школе мой товарищ Гирон засомневался, существуют ли вообще леса или горы, непроходимые для конницы или пехоты. Он был родом с побережья. Я описал ему непроходимые леса на севере моего графства, смыкающиеся с одной стороны с Северным и Великим Лесами эльфов, а с другой — поднимающиеся в горы. Там леса переходили в горные ореховые рощи, которые кончались на высокогорных лугах. Пройти даже пешком в таком лесу можно было только по ручьям и речкам, или с топором в руках.
— А в горах можно пройти? — спросил поверивший мне Гирон. Я объяснил, что долины поднимаются к хребтам высотой в пятнадцать тысяч локтей. Те, в свою очередь, тянутся к непроходимым плоскогорьям и вулканам Страны Драконов. Оттуда падают потоки воды — высочайшие водопады континента — и ползут вниз ледники, иной раз с грохотом и облаками пара налезая на огненные реки лавы.
— Говорят о великолепных дворцах и изукрашенных золотом пещерах драконов, но это все легенды, — закончил я тогда свою речь. — А если кто поднимается в Страну Драконов без разрешения, тот ловится драконами и гремит на год в рудники. Возвращается он с заработанными денежками — драконы не скупы — но сильно измученный, и больше в горы ни ногой: второй срок будет уже пять лет, а третий — десять.
К счастью, на этот раз гор не было. Группа наемников, к которой меня приписали, служила на левом фланге фронта. Это был густой лес с заболоченными озерами, непроходимый для кавалерии, но очень удобный для заброски шпионов. Наемники наблюдали за разведкой противника и заодно за контрабандистами: те, несмотря на войну, не прекратили таскать запрещенные товары к нам и от нас.
Наемники стояли недалеко от опушки леса, рядом с деревней, где располагался полк пикинеров. Оттуда выходило по прямой десять стадий от штаба дивизии. Для себя наемники разбили палаточный лагерь с обозом и кухней. Каждый день оттуда в лес выходили дозоры — следить за противником. Телеги и тяговой скот — лошади и волы — располагались рядом. Никаких укреплений, кроме прочного деревянного частокола, воины по найму не построили, и были готовы сняться в любой момент.
Я и слуги прибыли на своих конях и с повозкой. Первым делом я представился командиру группы, здоровенному сержанту по кличке Медведь. Это был огромного роста человек лет тридцати пяти, с очень короткой шевелюрой, и, в отличие от остальных, чисто выбритый. Лицо в шрамах контрастировало со спокойными голубыми глазами. Несмотря на рост, двигался Медведь очень легко, и я догадывался, что командиром его поставили не зря.
После зачисления наблюдателем слуги разбили палатку для меня рядом с частоколом и палаткой Медведя. Коней я поставил в общей коновязи, и Адабан присматривал за ними. Слуги спали в соседней палатке, с другой от Медведя стороны, а в моей они, как всегда, создали офицерскую обстановку: походная кровать, походные стол и стулья, походные чемодан и сундук с вещами. Осенью, конечно, они притащат печку для тепла, а сейчас стояло лето, было даже жарковато в середине дня.
В штабе дивизии я получил кличку Конник. На вечерней поверке Медведь представил меня сотне наемников. Я с интересом смотрел на неулыбчивых, стоящих в вольных позах мужиков в полевой форме. Среди них был один высоченный орк с черной шкуркой на плече поверх мундира (знак одного из Кланов Охоты), и один щеголеватый эльф с зеленой повязкой на голове, прикрывающей уши. Остальные наемники были явно уроженцы нашего и других приморских королевств. Почти все они демонстрировали разные типы бород и холодных взглядов. Никого из них я не встречал раньше.
Наемники, в отличие от солдат, имели нешуточное чувство собственного достоинства. Они смотрели на меня без интереса, с полным равнодушием. Это было понятно: по уставу, наблюдатели от армии менялись у них каждые три луны.
Меня несколько удивил образ жизни наемников. В отличие от обычного военного лагеря, где вечно козыряли солдаты и приветствовал дежурный офицер, здесь было спокойно. Никто никому не козырял. За все отвечал сержант Медведь с помощником Лимаром — плотным улыбчивым бородачем среднего роста, с пронзительными, несмотря на улыбку, глазами. Проделав обязательное учение в первой половине дня, после обеда наемники или отдыхали, или принимали в палатках маркитанток и одиноких женщин из ближнего села. Днем пили воду и пиво. Крепкие напитки в умеренном количестве — только вечером. Маркитантку, принесшую в лагерь неразрешенный командиром самогон или "дурь", могли самое малое выпороть, а то и отправить в полевой трибунал.
После вечернего построения обьявляли зорю, тушили огни и ложились спать. Часовые (без ружей, но с мечами и пистолетами) по двое стояли на углах лагеря, меняясь шесть раз в сутки. Им вручались обычные амулеты против стрел и удара кинжалом — на случай неслышной атаки. Судя по всему, Медведь умел поддерживать дисциплину в своем маленьком лагере.
На следующий день я наблюдал за учением, проведенным толково и без послаблений. Начали на стрельбище, расположенном за палатками. После ежедневной обязательной стрельбы из пистолетов, ружей и луков (я в ней не участвовал) мы начали занятия в фехтовании затупленными саблями. Практически все были опытными фехтовальщиками, хотя мастеров меча в команде я не заметил. Не думаю, что мог ошибиться: еще перед офицерской школой отцовский учитель фехтования довел меня до мастерского уровня. За два года войны я встретил только двух или трех бойцов, сравнимых со мной по умению драться на саблях.
Я с интересом смотрел на бой мечами и саблями в линии, когда Медведь обратился ко мне:
— Конник, сможешь показать бой один на два и на три?
Это, конечно, была проверка. Я без лишних усмешек кивнул головой и молча вышел на линию с затупленными саблей и кинжалом в руках.
По кивку Медведя два наемника неожиданно бросились на меня. Я привычно шагнул налево, прикрывшись ближним бойцом от дальнего, отбил удар и сразу малоизвестным приемом обезоружил первого и выбил с линии ударом ноги в грудь, как обычно делают в рукопашной. Затем я отбил удар второго, зажал его саблю кинжалом на замахе и коснулся шеи саблей. Тот, не теряясь, нырнул под саблю, пытаясь ударить меня кинжалом, но заработал удар локтем сверху в шею и растянулся на земле.
— Ух ты! — одобрительно сказал Медведь. Второй поднялся, отряхиваясь от пыли, и бросил оружие: признал поражение. Первый поднял саблю и спросил:
— Еще?
Медведь кивнул, и боец атаковал. На четвертой схватке я опять выбил его саблю из рук, и наемник улыбнулся и поднял руку.
— Да, куда мне против тебя, — прямо сказал он.
— Теперь трое! — весело скомандовал Медведь: схватка ему понравилась. И три наемника кинулись на меня.
Некоторое время я крутился вокруг них, пользуясь своим преимуществом в быстроте, технике и уклонах. Тем не менее они были хорошо слажены в бою, и понадобилось некоторое время, чтобы разбить и по частям уничтожить тройку. Оживившиеся наемники оживленно комментировали схватку.
После фехтования начался бой дубинками, копьями и рукопашный бой. Как я и ожидал, многие наемники небольшого роста дрались руками и ногами получше здоровенных бойцов, демонстрируя неплохие гибкость и растяжку. У всех был хорошо поставленный удар — первое дело в рукопашной схватке. Опять-таки, я имел преимущество после многих лет тренировок с отцовским учителем боя, и свалил немало противников и бросками через голову и плечо, и ударами в голову руками и ногами. Особенно мне удавались подсечки, с которыми многие наемники были незнакомы. Неожиданной подсечкой я смог свалить даже огромного орка, и это ему очень понравилось. Выяснилось, что в племени он был чемпион борьбы, а здесь валял по пыли всех подряд, даже Медведя. В моем лице он наконец-то встретил достойного противника. В общем, после первого учения какой-то начальный авторитет среди бойцов я завоевал, как и полагалось кадровому офицеру.
— Да, ты мастер, — коротко подвел итоги выступления Медведь. Наемники одобрительно кивали, кое-кто попросил повторить показанные приемы. Я охотно помогал бойцам, выступая в привычной роли учителя, как и должно командиру, каковым я, правда, здесь уже не был.
Общее впечатление от бойцов Медведя было хорошее. Вообще, несмотря на вольное поведение, наемники были умелыми бойцами. Они твердо держались правил своего Цеха и никогда не бросали своих в бою. В массе своей наемники были тренированы для партизанской войны и разведки в лесу, и славились как стрелки и мечники. Война была только одним из занятий Цеха Наемников: они также нанимались в охрану караванов, торговых кораблей, обозов или путешествующих дворянских семей.
В этой группе была также женская партия: три наемницы, оставшиеся от взвода в восемь женщин после последнего наступления. Обычно женщины-наемницы отличались воинским искусством: иначе не выжить среди мужчин-солдат. По неписаным правилам, они держались подальше от наемников-мужчин, и все дела, в том числе и интимные, проворачивали в своем узком кругу. К этому давно привыкли за несколько веков существования Цеха Наемников, и даже не считали необычным. Как правило, женщин посылали на разведку.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
