Карта. Первая Часть Kарта. Первая часть

От выпитого у меня кружилась голова, темнело перед глазами, ныли раны и вспоминал я роковой день, когда получил пулю, закрыв Кисочку своим телом. "Что она сейчас делает, интересно?" спросил я себя, из последних сил сдерживая рвотный позыв. Сидя за столом, я умудрился потерять равновесие и чуть не свалился на пол, хорошо, что проходивший мимо официант успел поймать меня за шиворот и вернуть в надлежащее вертикальное положение. "Сережа, тебе пора спать," назидательно высказалась Елена и пальцем поманила мужа, чтобы он отвел меня наверх. "Нет, я в полном порядке," заплетающимся языком возразил я и отхлебнул освежающего томатного сока. "Алекс, ты мне друг?" я сделал широкий жест и налил нам обоим водки. "Давай глотнем. Я вспомнил двух парней со шпионской посудины. Что сталось с ними? Кажется звали их Витя и Саша." Мои руки тряслись, перед глазами плыло, но сидел я твердо. "Это студенты-то?" фыркнул Алекс. "Молокососы. Оба только-что закончили разведшколу и по блату были направлены на теплое местечко в США. Думали, что хорошо устроились. Сгорели в первый же месяц. Они у нас в заключении и подписали соглашение о сотрудничестве. Теперь они двойные агенты. Такие долго на живут." Мы усмехнулись, чокнулись и выпили за просто так. "Кстати, ты знаешь новость?" Алекс хлопнул себя по лбу. "Клавдия Курнакова, по прозвищу Кисочка, недавно подлежала обмену на нашего разведчика, провалившегося в Москве. Hеделю назад ее должны были вернуть на родину. Она отказалась. Она предпочла отбывать свой срок в американской тюрьме." В секунду хмель слетел с меня и я превратился в слух. "Клавдия сказала, что у нее есть жених в США, который ей очень дорог." "Кто же он?" промямлил я и сердце мое сжалось от ревности. "Это ты," рассмеялся Алекс. "Она назвала тебя своим избранником."

Глава 13

"Кисочка... Какое чудеcное имя... Оно подобно чарующей ласковой песне, оно окрыляет и завораживает, оно наполняет волнением, оно делает меня счастливым... Мы знакомы всю жизнь... Мы знакомы еще до рождения на этой грешной земле и всегда восхищались друг другом. Мы никогда не расстанемся и проведем вечность слившись в сладких объятиях; она и я, рука в руке, разделяя заботы и радости; все, что ниспослано свыше. Кисочка... Волшебной, невидимой нитью мы соединены судьбой и наш удел быть вместе. Кисочка и я... Какое блаженство! На океанском побережье я построю для нас трехэтажный островерхий терем; погожими днями мы будем бродить в саду, любоваться цветами, стоять на обрыве, мечтать о будущем и глядеть в бесконечную синюю даль. Я буду целовать ее пальчики и говорить о нашей любви," грезил я в самолете на пути в Allenwood, PA, где в федеральной тюрьме моя невеста отбывала свой срок. "У нас будет шестеро детей — три мальчика и три девочки. Вот будет потеха! Ho cколько ей еще осталось?" озаботился я. Самолет тряхнуло и загорелся предупредительный знак. "14 лет? Пустяк, время проскочит незаметно. Я подожду," поерзал я в кресле, потер ушибленный лоб и полистал журнал, успокаивая себя. "А ведь многовато," дошло до меня. "Чтобы любимая не томилась, надо нанять лучшего адвоката, пусть докажет, что никакого преступления она не совершала и заключена по ошибке," пригладил я на макушке свои торчащие волосы. "Может получится. То ли дело у нас в Совдепии — от любого срока можно откупиться, только плати. Здесь нельзя. Здесь звериный оскал капитализма. Перед законом все равны. Какое безобразие! Но я слишком размечтался. Вначале Кисочке и мне надо пожениться. Не так ли? Для этого потребуется разрешение властей. О, сколько трудностей!" В отчаянии я заломил руки. Мне вспомнились недоуменные взгляды близких, узнавших о моем поспешном отъезде в Пенсильванию, и осуждающие слова Елены, "Не верь ей. Тут что-то не так. Она из класса угнетателей и убийц. Она профессиональная шпионка и обучена таким трюкам и хитростям, которые нам, простакам, и не снились. Она вотрется к тебе в доверие и ты введешь ее в нашу семью. Она всех нас потопит. Не верь ей." "Чудаки," ослабил я узел своего галстука. "У самих-то какая семейная жизнь? Дерутся втихаря и думают, что я не замечаю. На мое счастье завидуют. Я вот Кисочку буду ласкать и уважать. Поставлю ее на пьедестал и буду бесконечно любоваться. Правда для этого нужно ее согласие. К сожалению, с тех пор, как она мне отказала, больше ее я не видел. Прошел год. Какая она сейчас?" Самолет пошел на посадку и я пристегнул ремни безопасности. Через два часа мы встретились.

Моя невеста оказалась прекраснее, чем я представлял. Она не нуждалась в косметике, как другие девушки; пудра, тушь, тени и румяна только испортили бы ее изящество и природную красоту. Даже в своей полосатой каторжной робе Кисочка держалась с королевским достоинством, с презрением поглядывая на располневших африканских надсмотрщиц в ремнях и черной форме, и вооруженных орудиями тюремного ремесла, т.е. наручниками, дубинками и тазерами. Понукая и покрикивая, надсмотрщицы усадили ее на табурет напротив моего окна и отошли в сторону, наблюдая и готовые в любой момент броситься на пленницу, чтобы прервать наше свидание. Нахохлившись, Кисочка уселась и подняла голову. Наши взгляды встретились. Нас разделяла толстая прозрачная плита с впаянной в нее стальной сеткой. Блики света и ячеи в проволоке мешали мне хорошенько разглядеть мое сокровище, но я твердо знал, что любим безгранично. "Дорогая," шепнул я в телефон. Она встрепенулась, услышала и отозвалась, "Как долго тебя не было. Я потеряла счет времени. Сереженька, ты высох и пожелтел", пожалела она меня. Я вхлипнул, чуть не заплакал и полез в брючный карман в поисках носового платка. Не мигая, она смотрела на меня. Ее взгляд завораживал, обволакивал и заставлял меня трепетать. У меня мутился рассудок от избытка чувств. Мне хотелось подчиниться и выполнить любое ее желание. Она положила свою ладонь на преграду, разделяющую нас, и я положил свою туда же, воображая, что преграды нет. "Я без ума от тебя," уловил я движение ее губ. "Будь спокойна, я найму такого адвоката, что тебя тут же выпустят. Он перевернет здесь все вверх дном и не оставит камня на камне; все цэрэушники и тюремщицы встанут в очередь извиняться перед тобой." "Но никто не знает, что мы любим друг друга," едва слышно пролепетала она, да таким сладким голосочком, что у меня захолонуло сердце и побежали мурашки по телу. В ту же секунду готов был я схватить ее и расцеловать, если бы не проклятое стеклище между нами! "Нам нужно оформить наши отношения," понял я намек. "Весь мир должен праздновать нашу свадьбу. Немедленно поженимся. Ты не возражаешь?" Стыдливо опустив веки, она колебалась. Прошло полминуты. "Я согласна," как благоуханное дуновение ветерка донеcся ее нежный альт. "Свидание заканчивается," объявила одна из надсмотрщиц, грузная мясистая женщина с нашивками сержанта. Переваливаясь и шаркая ногами, она подошла к моей невесте и встала позади. Темно-смуглые руки ее сжимали дубинку, по широкому лицу струился пот, черные жесткие волосы кудрявились на большой голове. Кисочка беспомощно посмотрела на меня, как бы прося защиты. "Я вернусь через месяц," прокричал я, нo чувствовал себя предателем. "Раньше мне не позволят. У тебя будет лучший адвокат. Я подам начальнику тюрьмы ходатайство о предоставлении разрешения заключить брак. Все будет в порядке. Я люблю тебя." "Спасибо, дорогой," прошептала она и сложив губки сердечком, послала мне воздушный поцелуй. Выйдя наружу и слегка пошатываясь, я был на седьмом небе от счастья.

В любовных хлопотах, хоть и платонических, воображал я Кисочку своей и блаженство мое достигло заоблачных высот. Мне было безразлично, что вместо роскошного свадебного чертога мы венчаемся в мрачном бетонном склепе, куда запрещено принести торт, закуски и шампанское. Меня не волновало, что гостей пригласить не позволялось, за исключением набивших оскомину тюремных служительниц и подруг-сокамерниц. Меня не тревожило, что невесте не полагалoсь белоснежнoе праздничнoе платье с фатой, шляпой и шлейфом, но брачующуяся носила ту же самую полосатую робу, которую не снимала с себя с первого дня заключения. Меня не огорчало, что молодоженам не позволялось остаться наедине, ни даже поцеловаться, не говоря о свадебной ночи на кровати под балдахином. "Плевать! У нас впереди целая жизнь," уговаривал я себя. После завершения церемонии я предпринял часовую поездку на автомобиле в ближайшее отделение суда, где получил официальное брачное свидетельство. Теперь-то Кисочка была моей законной женой! Оставался пустяк. Как уменьшить 15-ти летний срок ее заключения, из которого год она отсидела?

Я обратился к лучшему адвокату штата. Узнав, что я совладелец алмазных приисков, он заломил за свою спасательную процедуру такой гонорар, что мне пришлось войти в долги и заложить свою долю имущества. Мне перестало хватать на жизнь. Чтобы свести концы с концами и достать хоть немного наличных, я временами, пренебрегая насмешливыми взглядами рабочих, выходил на делянку с кайлом и лопатой и выковыривал из грунта алмазы. Работа была тяжелая и неблагодарная; проходили часы, пока в синей массе кимберлита мои воспаленные глаза замечали сверкающий кристалл. Улов был небольшой и значительного дохода мне не давал. Узнав о моих неуклюжих попытках собрать денег, Игорь и Елена пристыдили меня. "Не позорь нашу семью. Алмазы добываются машинами, промывкой, фильтрованием и рентгеновским контролем. Зачем ты ставишь нас всех в неловкое положение? Если ты в крайности, мы поддержим тебя." Услышав требуемую сумму Игорь побагровел, но выписал чек. "Ты уверен, что у тебя хороший адвокат?" Елена испытующе взглянула мне в глаза. "Пока, что ты заплатил ему целое состояние, но где результат?" "Результат скоро будет. Я надеюсь," пролепетал я. От волнения мне стало нехорошо: у меня сдавило горло, я нервно закашлял и проглотил слюну. Но все таки Mr. Smith сделал многое. В суде он доказал, что Кисочка не нанесла никакого ущерба Соединенным Штатам Америки, за исключением небольшой инфракции, случившейся давно, впопыхах и под горячую руку. На судоверфях в г. Bath, штат Maine пуэрториканский часовой соблазнил наивную девушку, прогуливающуюся под звездами. Выставил он из сторожевой будки свои срамные части, она загляделась и подошла случайно ... Вот и весь коленкор... На суде во время перекрестного допроса, мои ловкачи-адвокаты, их была целая команда, так парнишку запутали и облапошили, что он во всем с ними согласился. "Единственное, в чем мою подзащитную можно упрекнуть," горячился Mr. Smith, "лишь в незаконном владении огнестрельным оружием." Это другое дело; за такой пустяк дают гораздо меньше, чем за шпионаж. Короче на процессе пыль столбом крутилась и дым коромыслом стоял, застилая присяжным глаза и уши. Работали мои адвокаты посменно — когда один уставал болтать и уходил обедать, другой занимал его место, потом приходил третий — и так бесконечно. Длилась эта карусель неделю, в газетах про нашу тяжбу писали и кинохроника приезжала; в результате мои оглоеды так заморочили всех присутствующих на заседании, что снизил судья срок Кисочке до трех лет, из которых год она уже отбыла. Не могло бы быть лучше!

По возвращении в Анкоридж в узком семейном кругу мы отпраздновали это событие. Стул рядом со мной пустовал — на нем незримо сидела моя Жена. Родные и близкие поздравляли с удачей, но радость мою омрачало состояние моих финансов; требовалось время, чтобы зализать раны и бреши в банковских счетах, восстановить капитал и произвести новые накопления для нашей будущей семейной жизни и корпорации Alaskan Diamond International. К сожалению, я был так вымотан передрягами, что нуждался в душевном покое. По совету Елены Николаевны я отправился в путешествие, посещая места, где 200 лет назад русские первопроходцы начинали освоение Аляски.

Проходили дни и складывались в недели, и я по — прежнему был одинoк, позабытый всеми, кочуя в глуши из поселка в поселок и, останавливаясь по нескольку дней в уединенных хижинах. Я много думал, много читал и часто навещал оказавшуюся неподалеку деревню русских старообрядцев. Уже три века гонимые родиной и рассеянные по всему миру они, непоколебимые в своей вере, сохранили свой язык, обычаи и образ жизни. Часть из них нашла себе приют в здешних местах. Беседы сo старцами перевернули меня. Свежие, несвойственные мне мысли заполонили мое сознание. Казалось, что я перерождался. В безмятежном покое, вознесенный над мелочью житейских забот, я писал Кисочке:

"Жду тебя в моей обители, дорогая жена. Здесь тепло и уютно. Печка тянет отменно и не требует много дров. Я топлю ее березовыми дровами, сложенными в сарайчике во дворе. Мне не хватает тебя. Ты найдешь меня сильно изменившемся и не только физически. Я весь духовно переродился и мелочная суета погони за сокровищем меня больше не интересует. Домогательство богатства утомило меня. Огорчения и беспокойства и страх его потерять угнетающи. Я верю, что величественные кряжи Алеутского хребта, скрывающие в себе столь вожделенные человеком алмазы и золото, должны оставаться нетронутыми. Мне трудно поверить, что после нашего открытия живописные, девственные склоны будут обезображены рубцами и шрамами разведочных канав и траншей. Эти высоты, подпирающие небосвод, настраивают мою душу на слияние с вечностью. Тщеславие мира преходяще. В этом диком краю горы и люди сосуществуют упорно не замечая друг друга и у каждого из них свой путь, своя шкала времени. Горы здесь миллиарды лет, задолго до людей, да и всего живого на Земле. Они уже были здесь, когда образовывался пустынный Американский континент, омываемый прото-океаном, они были здесь, когда появилось разнообразие животного и растительного мира вокруг. Их откосы помнят осторожную поступь пионеров — переселенцев из Азии, пришедших двадцать тысяч лет назад в безлюдную Америку и заселивших ее привольные просторы от севера до юга и от океана до океана. Современный человек пришел к этим горам недавно, несколько минут назад на шкале геологических эпох. Людям, изо дня в день погруженным с головами в мелочную борьбу за существование и заработками на пропитание нет дела и заботы приостановить свою беготню и задрать головы вверх. Над этой мизерной суетой возвышаются горы, невозмутимые, гордые и величественные, иногда в дымке тумана на фоне бледно-голубого неба, иногда под покровом снега в сером свете пасмурного дня, но всегда неизменные, застывшие в необьяснимой завораживающей гармонии и напоминающие мне о нетленном потустороннем мире, где материальные запросы мира сего не властны. Я понимаю, дорогая, что некоторым вышеизложенное может показаться странным, но уверен, что ты, как моя жена, разделяешь мои наблюдения и жизненные выводы."" И так далее, и тому подобное... Сергей закончил послание нежными признаниями, клятвами и искренними уверениями в вечной любви.

Неделю спустя письмо это было доставлено по назначению в почтовую комнату федеральной тюрьмы в Allenwood, PA, где подверглось рутинной проверке на тайнопись, криптографию и наличие скрытых намеков. Еще неделю оно пылилось в числе других на письменном столе начальника охраны, пока не было доставлено адресату. Получив его, Кисочка зевнула, но внимательно несколько раз подряд перечитала текст. Запомнив наизусть и фыркнув от злости, она смяла листок и с презрением покрутила пальцем у виска. Ей было некогда. Через час ей предстояло свидание с разведчицей из нью-йоркской резидентуры, приезжавшей к ней раз в полгода под видом "мамы". Кисочка готовила короткое донесение, которое она, пользуясь двойным языком и условными жестами, понятными только посвященным, передавала через "маму" своим коллегам в далекой Совдепии. Все шло по плану!