Карта. Первая Часть Kарта. Первая часть

Kарта. Первая часть

сочинение Александра Богданова

Глава 1

"Что касается меня, то в вольнодумстве меня порицали беспрестанно, и даже полковой командир наш граф Уваров частенько говаривал, "Вы, Mein Herz, душка Андрей Петрович, не из вольтерьянцев ли будете? Oфицер вы молодой и черноусый, барышни вас любят, на вашу верность и здравомыслие отечество наше любезное надеется, а у вас в голове вредные мысли шастают. А не ваши ли духовные братья бунтовали в прошлом году в Петербурге на Сенатской площади? Много их собралось против государя — императора и хоть погубили они героя нашего генерала Милорадовича, но так ничего у них и не вышло. Законная власть всегда сильнее. Пятерых повесили, однако многие могли и ускользнуть. Не так ли-с?" Время для нравоучений было неподходящее: в голове у меня гудело, колени подрагивали, мучили после ночной пирушки жажда и сухость во рту, и не замечал я ни шеренги солдат, замерших на плацу, ни внезапно налетевшего на меня начальника. Уваров пожевал своими бескровными, узкими губами и добавил, "Oни не ровен час, не ваши ли знакомцы были?" И вперился в меня своими оловянными глазами, как бы буравя мою душу. Ан нет, меня так просто не возьмешь и я отчеканил, вытянувшись в струнку,"Честь мне дороже жизни, ваше сиятельство, и офицерское слово нерушимой верности самодержцу это моя главная драгоценность." Однако выпалив это, я подумал, что в полку графа Уварова мне долго не задержаться. Новый 1826 год принес к нам в город беспокойства и волнения. К тому времени начался в нашем тайном обществе и в масонской ложе, такой разброд и шатание, что даже великий мастер не знал куда деться и уцелеем ли мы. Все затихли и замерли и лишь изредка встречались мы на чердаке заброшенного дома. В Петербурге шло следствие над заговорщиками, император Николай тряс страну, составлялись списки подозреваемых, казнили и ссылали, ну и до нас в Иркутск тоже искры долетали. Князь Трубников, как и я из общества вольных каменщиков, посоветовал мне скрыться за границей, однако великий мастер был другого мнения. "Путь до Франции далек и сложен", изрек он, "а до Ситхи ближе и проще, да к тому же там все свои," и решено было меня устроить в канцелярию к губернатору Русской Америки П. И. Чистьякову. "Пока вы там, о вас Петербурге забудут; вернетесь, когда пыль осядет," пожал мне руку мой благодетель и три месяца спустя я сошел с корабля в Ново — Архангельске.

Был теплый летний день. Солнышко в голубом небе светило на новенькие бревенчатые башни и стены форта на крутом холме и бухту, окруженную невысокими зелеными горами и заполненную рыболовными баркасами. Два боевых крейсера, русский и британский, стояли бок о бок на якорях со свернутыми парусами в брезентовых чехлах, ловко принайтованных к реям. В ласковом ветерке полоскались флажки на мачтах и разноцветные вымпелы. Команда алеутов направляла большую байдару, заполненную до краев добычей, к берегу. Там на причале смуглолицые туземцы уже суетились вокруг двух лодок, выгружая пушнину морских котиков в обширный пакгауз, угнездившийся на крутояре. Я попросил молодого креола, глазеющего на прибывший корабль, показать мне дом губернатора. "Зачем приехал? Жить здесь будешь, богатым станешь", засмеялся он, обтирая сальные пальцы об рукава своей малиновой косоворотки. Дожевывая на ходу кусок красной рыбы, он повел меня в крепость. Двухэтажный дворец губернатора был построен из срубов. Над высокой, узкой башенкой посередине гордо парил трехцветный флаг с гербом Российской империи. Отблагодарив своего провожатого медной монетой, я прошел внутрь мимо двух часовых, замерших у входа. "Нетути его превосходительства, два дня назад как изволили уехать-с," объяснил мне тощий, бледный писарь в коричневом сюртуке со стоячим воротником и гусиным пером заткнутым за ухо. Он восседал за массивным письменным столом с фигурными тумбами вместо ножек. Широкий полированный барьер разделял довольно обширную приемную на две неравные части. На его половине, кроме него никого не было, если не считать портрета самодержца, карты мира, еще пары пустых и пыльных канцелярских столов и огромного шкапа, набитого охапками лежалых бумаг. На моей стороне сидел на лавке возле входной двери какой — то длиннобородый старик в темно-зеленом ведомственном мундире, с пергаментным лицом и закрытыми от бесконечного ожидания глазами. "А не сказывали его превосходительство, когда они пожелают вернуться?" вежливо продолжал настаивать я. "Не знаю, дело у них-с особливо щекотливое. Они-с негоцию с Гишпанским вице-королем обсуждают. Хотим мы прикупить у гишпанцев пятьсот тысяч десятин территории к югу от нас. Вот как они договоряться-с, так туточки и вернуться-с. Только они в Гишпанском генерал — капитанстве очень уж привередливые. Все им корриды, пляски с кастаньетами, да сеньориты с веерами. Гишпанцы земли — то понахапали в сотни раз больше своего государства, а вот теперь и не управляются." Чиновник замолчал, сокрушенно подперев плешивую голову руками и уставившись на измазанные чернилами бумажные листы и сломанные перья, разбросанные перед ним во множестве. "А мне как о вас прикажете доложить?" испросил он глухим голосом после долго молчания. Его настроение внезапно переменилось. Брови нахмурились и губы скривились в ехидную улыбку. "Я вот Варфоломей Онуфриевич Сухоплуюев, я здесь десять лет сижу и меня тут все почитают и уважают, а вы кто такой будете, почему я с вами обязан разговаривать?" Он грозно посмотрел на меня. "У нас намеднича двух каторжников с Нерчинского острога перехватили. К американцам в Иллинойс пробирались. Свободы им захотелось, видите ли. Но мы их изловили и опять в кандалы. У нас не побалуешь. Мы вон какие. Империя!" Он стукнул сухим кулачком по столу и фыркнув, смерил меня внимательным взглядом. "Человек вы с виду приличный, китель на вас хороший и брюки с лампасами, а документ у вас есть какой?" "Ах да, вот пожайлуста," достал я из кармана свой паспорт и протянул чиновнику. "Андрей Петрович Русаков, офицер, житель Иркутской губернии," медленно прочитал он, покраснев от натуги. "Рост 2 аршина и 5 вершков, лицо чистое, рубцов нет, глаза карие." Чиновник странно закашлялся, обрывисто рассмеялся и опять пришел в хорошее настроение. "Ну, что ж, приметы совпадают. Милости просим." Он вернул мне мой паспорт. "Пока суд да дело на ночлег вам надо определиться, милостивый государь. Вон в трактире напротив комнаты для найма есть; пойдите поспрашивайте, а там гляди через два — три денечка и Петр Игорович вернется." Он привстал, вытянув свою голову вперед. "Ксан Ксаныч," окликнул он спящего старика, "не дождетесь вы сегодня никого, зря сидите, а лучше помогите Петру Андреевичу освоиться. Проводили вы бы его в трактир к купцу Ефремову?" Старик разом встрепенулся, как будто и не спал, и ответил бодро: "Извольте, Варфоломей Онуфриевич, можно и к Ефремову." Он легко поднялся, и попрощавшись с писарем, мы пошли через немощеную, глинистую площадь к почерневшему от времени деревянному зданию трактира. Его стены замшели, осиновая дранка на кровле покоробилась, ставни на окнах второго этажа были затворены, но из красной кирпичной трубы бодро валил дым и дразнящий запах щей разносился по округе. "Ефремов был нашим зачинателем," объяснял Ксан Ксаныч. "Понравитесь ему, благоприятеля найдете; он каждую собаку здесь знает."

"Покорнейше прошу," поклонился мне в пояс, когда мы вошли в полумрак заведения, длинноволосый и плотный крепыш средних лет, назвавшийся Ефремовым. Его лицо, заросшее белокурой бородой осклабилось, но близко посаженные голубые глаза проницательно и холодно разглядывали меня, как бы оценивая, кто я таков и зачем пожаловал. Одет он был в черную рубаху, подпоясанную узким ремешком с гирькой на правом боку. Его плисовые штаны были заправлены в смазные сапоги всмятку. Золотые перстни и кольца блестели на толстых, волосатых пальцах. Я поклонился в ответ и представился. "Надолго ли в наши края?" Его острые, белые зубы оголились в улыбке. "Как Бог даст. Может на год, а может и больше." "Так вы апартамент желаете снять? Вы один или с супружницей будете?" "Еще не удостоился чести связать себя узами Гименея," витиевато ответил я, вспомнив с тоской прекрасных барышень, за которыми волочился в свою бытность в полку Уварова. "У меня опочивальня незанятая наверху имеется. Не откажите в любезности взглянуть?" "Охотно, если комнатка тихая." "Тишайшей и не бывает. Марфунька!" Ефремов кликнул дворовую девку и та опрометью помчалась по лестнице наверх приготовить покой для господина офицера. Ее желтый ситцевый сарафан до полу развевался в быстром движении и частый дробот ее босых, крепких ног разнесся по всему помещению. Когда мы поднялись в комнату она была полна горячими лучами солнца, казалось замершего в лазурном небе над океаном. Оно светило и на икону в серебряном окладе, и на обои в цветочках, оживляя их поблекшие краски, и на большую белоснежную кровать с горой подушек под потолок. Солоноватый бриз, врывавшийся через распахнутое окошко, шевелил полотняную скатерть на квадратном столе, и края вышитогo рушника раскинутого поверх дубового комода. Марфунька стояла скромно в углу, ожидая приказаний. Ее серые, серьезные глазки на миловидном, юном личике были потуплены. "Подходяще?" Ефремов повернулся ко мне. "Дорого не возьму. Двугривенный в день включая харчи в трактире. Лады?" "По рукам," я вытянул трех-рублевую ассигнацию из бумажника. "Плачу вперед и въезжаю сразу," уведомил я его, любуясь видом на бухту. "Счастливо оставаться," Ефремов свернул ассигнацию вдвое и спрятал ее в задний карман. "В книгу ваши сведения занесем сразу или на потом оставим?" "Oставим на завтречка. Сегодня и так много потрудились. А за вещами моими на Тревожный есть кого послать?" "А много ли их у вас?" "Да нет. Два баула и сундучок." "Ну, так мальчонку пошлем с тачкой. Он их в миг привезет."

Так прошел первый день моей жизни в Русской Америке.

Глава 2

Действительный титулярный советник, губернатор П. И. Чистьяков возвратился после переговоров с иcпанцами в приподнятом настроении. Он был весь пыльный и уставший после недельного путешествия верхом из Alta California, но его опаленное солнцем и ветром лицо было вдохновлено. Когда я был допущен к нему в кабинет мое рекомендательное письмо, переданное через Сухоплюева, лежало уже распечатанное перед ним на зеленом сукне его огромного письменного стола. Час был поздний, за высоким, сводчатым окном темнело, но пара серебряных шестисвечников на каминной полке озаряла ровным, немного колеблющимся светом просторную, белостенную комнату с лоснящимся дубовым полом. Сундуки, скамьи и стулья стояли впреремешку с медным корабельным оборудованием, чучелами медведей и волков, и охотничьими трофеями помельче, разместившихся на крючках, ворохами карт, наваленных в каждом углу, и даже маленькой 12-фунтовой пушкой и трех мушкетов. "Так как там Карл Христофорович справляется?" воспросил он меня, перечитывая письмо великого мастера. "В Шотландию — то небось из Сибири много не наездишься?" "Да что им сделается? Неутомимые они-с, хотя и в преклонных годах." "Аресты были?" "Никак нет-с. Сам Сперанский на нашей стороне. Ничего нам не будет." "Ну, всего он не может. Вон каким орлам узурпатор крылья пообломал. А вот сюда до нас истязателям не добраться." "Это как же? Корабль императорский вон в бухте стоит." "Пускай стоит. У нас будут больше и лучше. Тогда мы одолеем и перестанем пускать их сюда."

Чистьяков вышел из-за стола и подошел ко мне вплотную. Он был выше меня и шире в плечах. Ум и воля горели ярким пламенем в его черных, больших глазах. Темные круги вокруг них сделались глубже. Он понизил голос. "Мы продолжим святое дело наших братьев. То, что попытались свершить Пестель и Муравьев в Петербурге, мы продолжим здесь в Русской Америке. Мы отделим ее от империи и провозгласим республику. Здесь не будет больше крепостного права и любой мужик будем участвовать в управлении государством. Провозглашение Республики Новая Россия положит начало освобождению остальной части нашей державы от вечного гнета автократа." "А есть ли у нас ресурсы, чтобы стать независимыми?" "Да!" Он нетерпеливо взмахнул рукой и пламя свечей стрелами взметнулось вверх. Будто тени неведомых, сладкоголосых птиц промельнули и угнездились под потолком и на лепных карнизах. Они манили и завораживали, зовя в невозможное. Не было сил противиться их чарующей, гипнотической силе. Я замер от восторга, охватившего меня, весь превратившись в слух. "Территория у нас обширна и многообразна, есть на что посмотреть и чему позавидовать. Полустров Аляска на севере и половина Калифорнии на юге. Алеутский и Командорский архипелаги полностью наши. К западу нас омывает Тихий океан, связывая нашу республику с Азией и остальным миром. На востоке от нас неприступные горы и непроходимые леса, населенные кровожадными, свирепыми дикарями. У нас крепкий договор с гишпанской короной и твердые границы с туземными племенами. У нас даже имеется конвенция с Северо — Американскими Соединенными Штатами, хотя они далеко от нас на востоке. Мы напечатаем свою валюту и выберем президента. Крепостные из старой России будут бежать к нам. Здесь они найдут волю и безвозмездную землю! Слава о нас пронесется по всему миру и гнилое ярмо деспотизма развалится через несколько лет! Я вижу день, когда мы вновь воссоедимимся с исторической родиной и имена наши останутся в памяти благодарных потомков! Будущее за нами!" Как околдованный глядел я на его простодушное и одухотворенное лицо. Упоение и пафос г-на губернатора передались мне. "Чем прикажете служить, ваше превосходительство?" уважительно как мог, я глубоко поклонился ему в пояс. Чистьяков как — будто не слышал моего вопроса. Он продолжал говорить. "У нас есть чем обеспечить нашу валюту. У нас есть соболя, норки, и бобры. Береговые лежбища изобильны моржами и другими чудищами. Леса ломятся от деловой древесины, а реки до краев полны лососем. В Калифорнии мы будем жать пшеницу и растить фрукты. А на Аляске мы нашли вот что... " Чистьяков опустил руку в карман и вынул оттуда пригорошню сверкающих кристаллов. "Гляди — ка," протянул он мне свою перевернутую ладонь. "Вот что Ефремов месяц назад в канцелярию доставил." Я вынул один из них из его руки и поднес поближе. Искряк вскипел слепящим светом, уколовшим мне глаза. Он был тяжел и неровен и я уронил его в ладонь губернатора. "Это алмазы первейшего качества," прошептал он с ликованием. "Ювелир в Кантоне оценил их в сто тысяч золотых рублей." Он тихо засмеялся. "Старая шельма был так поражен, что созвал всю мастерскую. Они все спрашивали откуда они у нас и когда мы уходили не хотели нас отпускать, предлагая вдвое больше." "А много ли вы их насобирали?" Лицо Чистьякова передернулось. "В том то и штука. Ефремов не знает откуда у дикого эти алмазы. Мы должны разыскать тот край, где они водятся." "Дикого?" я недоуменно вытаращился на губернатора. "Ефремов сказывал, что алмазы были в нательной сумке у эскимоса-чугача, которого он, Ефремов, вытащил из реки. Индеец был в беспамятстве три недели и стал отвечать, только недавно." "Где же он сейчас?" "Индеец-то? У нас в Ново — Архангельске." "Так его нельзя отпускать." "Верно. Ни в коем случае. Ты человек образованный, грамоту знаешь, вот и поговори с ним и составь карту. А потом дадим тебе солдат, оружие, припасу и найдешь это место. Это надобно нашей республике. Сможешь?" Губернатор испытующе посмотрел на меня. Таким я его и запомнил, таким он и остался в моей памяти, — подвижник, беззаветно подвизавшийся на благо отечества. "Если я дам тебе приказ, то исполнишь — ли?" повторил он. "Исполню, ваше превосходительство. Готов стараться. Hе пощажу живота своего." Я вытянулся и щелкнул каблуками, но не верил, что приказ выполним. "Иди и служи. Ефремова тебе в помощники дам. Он товарища в беде не бросит." Отдав честь, весь в поту, я вышел наружу.

Поначалу казалось, что проку от туземца не будет. Когда я увидел его в первый раз, oн сидел лицом к костру, смуглолицый, морщинистый и махонький, и полы его бобровой парки раскинулись по траве. Несмотря на утренний час чугунок с рыбным варевом дымился у его скрещенных ног. Неподвижные бисеринки его черных глаз уставились в огонь, который похоже опьянял его. Он был один на холодном, росистом лугу у крепостной стены и не повернулся на звук наших шагов, хотя завидел меня с Ефремовым издалека.

"Как ты нашел его?" спросил я Ефремова накануне, когда мы вечеряли в трактире. "Ходил я c промышленниками нашими на север, туда где Кенай — полустров," молвил Ефремов, подгребая себе деревянной ложкой еще каши с салом, "медведей бить да горбушу ловить; удачливо все складывалось, добычи набрали предостаточно, радостно было, но сил не хватало до корабля дотащить, одних шкур десятка три, да рыбин пудов на сто набрали; воротиться уже казаки порешили, брели мы к реке, где двухмачтовик наш; вечерело, тишь да гладь, заря в небе играет; так глядим, а он из кустов выползает весь в кровище, трясется, лопочет чтой-то не по-нашему и пальцем на реку тычет. Мы туда кинулись и с обрыва узрели, как парочка медведей его соплеменников жрет и на куски разрывает. Мы было к бою, но уже запоздали, все его приятели полегли. Один он остался, ну вот с тех пор от нас ни на шаг не отходит. Только молчит он всегда."

Таким я и встретил тем утром этого таинственного человека, хранящего в себе великую тайну, который на мои вопросы только недоуменно таращил глаза, выпуская табачный дым из своей длинной деревянной трубки. Толмач, появившийся немного позже и знавший язык инуитов, объяснил мне, что имя несчастного было Тови, что он был родом с севера там, где залив Кука близко подходит к острым гребням хребта Чугач. Bетхий эскимос, проживший всю жизнь свою среди русских, через час расспросов добился от Тови объяснения, зачем ему были нужны блестящие камешки. Оказалось, что Тови и его соплеменники делали из них грузила для ловли рыб. Они блестели и хорошо подманивали глупых кижучей, которые завидев алмаз, хватали наживку как безумные. Но где он брал алмазы или путь к ним Тови сказать затруднялся. "Большая гора, вся белая, а под ней болото синее и пар стоит," ничего другого мы не добились от него. Стало нам ясно, что ни о какой карте, составленной со слов дикого не могло быть и речи, а надобно было уговорить его довести нас до этого заветного места. Пять аршин шерстяной материи и сукна, впридачу с сотней спичек в большой жестяной коробке, переданных туземцу в компенсацию за алмазное сокровище из его сумки, привели его в благодушное настроение и он легко согласился вести нас вглубь Аляски, туда где обитало его племя.

Через неделю 18 — пушечный военный бриг Смелый высадил нашу партию на пологом, каменистом взморье. Волны накатывались на берег, усыпанный мелкими ракушками и галькой, перемешанной с крупным темным песком. Мокрые, черные валуны, обросшими водорослями, наполняли сырой воздух запахом гнили. C жалобным криком мелькали над нами, парящие на широких крыльях, толстые белые чайки. Пасмурное жемчужное небо не могло скрыть сияния снегов на кряжах недалеких гор. Густые, темно-зеленые хвойные чащи закрывали подступ к перевалам. Повыше зоны леса на склонах и в неглубоких долинах красные, белые и синие цветы перемешались в разнотравье альпийских лугов, переходящих ближе к вершинам в безжизненные каменные осыпи. Шлюпка несколько раз возвращалась на корабль, пока не доставила на лбище пару лошадей, тюки с запасами, двух солдат вооруженных винтовками — штуцерами, и нас — Ефремова, меня, и, толмача с нашим драгоценным Тови. Ноги хрустели при каждом шаге и утопали по щиколотку в зыбкой почве; пот орошал лица; рои комаров жужжали и вились над нами. Навьючив лошадей и выстроившись в цепочку, мы отправились в путь, торопясь до ночи найти удобный ночлег. Сквозь скрежещущий рев прибоя я услышал, возможно в последний раз, как на корабле пробили четыре склянки пополудни. Было договорено, что Смѣлый вернется через месяц и будет стоять в заливе две недели, поджидая нас. Не желая думать о неудаче, с тяжелым сердцем я разглядывал раскинувшуюся передо мной картину. Ровная и низменная плоскость, местами покрытая болотами и перерезанная узкими ручьями, начиналась от берега и тянулась к дубравам, растущим у подошвы гор. Часа через четыре солнце стало прятаться за хребтами на западе и по равнине растянулись вечерние тени. Лес впереди нас потемнел, а ущелья наполнились мглой и молчанием. Подул холодный ветер, унося тепло дня. "Остановимся там," Ефремов протянул свою руку к раскидистому дубу, стоявшему в полуверсте от нас, почти у кромки леса. Он шагал впереди группы, Тови и толмач плелись рядом. Солдаты вели под уздцы тяжело нагруженных лошадей, а я замыкал колонну. Под дубом мы нашли высокую траву и удобное, мягкое место для привала. Вода из ближнего ручья оказалась превкусная и набрали ее во все емкости. Солдаты напоили лошадей и стреножив их пустили пастись по-лугу. Запалили костер из березового сушняка, который собрали наши эскимосы, и Ефремов варил в закопченном чугунке кулеш. Я, облокотившись на сваленные у ствола дуба тюки груза, задремал, уставивши глаза в не-темнеющий, голубоватый небосвод. Заря держалась непривычно долго и пестрые закатные облака, снизу тронутые розовым, плыли над моей головой. После плотного ужина спал я крепко, но приходилось нам нести караул поочередно каждые два часа. Наутро поднялись рано, еще до того, как солнце вышло из-за гор и напившись чаю продолжили путь. Вскоре вступили в густые заросли. Сплетенье веток и корней деревьев создавало труднопроходимую преграду, через которую с топорами в руках мы медленно пробивались вперед. Лишь к концу следующего дня мы пересекли лес. Матерые ели, сосны и пихты сменились молодыми березами и осинами. Чаща поредела и вокруг посветлело. Зеленая сочная трава колыхалась под утренним ветерком. Мы вышли к предгорью, идти стало легче, хотя приходилось обходить большие валуны, давно скатившиеся со склонов и застрявшие в зарослях кустов и между стволами деревьев. Через толмача Тови указал нам, где находится перевал через хребет, и всю половину третьего дня мы шли, согнувшись и спотыкаясь вдоль петляющей опушки леса туда, где начинался проход в долину по ту сторону гор. Крутой подъем начался после спокойной, широкой протоки, через которую переправлялись по полузатопленной лиственнице. Лошадей по брюхо в воде перевели вброд. Солдаты наши, Петро и Ермолай, вымокли по горло. Потом пришлось разложить костер и всем обсушиться. Мы продолжали карабкаться вверх. Уморившись, верстах в трех от этого места было решено остановиться на ночлег. Я, осторожно ступая, подошел к краю плоского и глинистого пятачка, едва уместившего нашу партию на склоне хребта. Он возвышался над лесом и опустевшим, далеким заливом, куда нас доставил пять дней назад Смѣлый. Отсюда хорошо был виден ярко синий, глубокий океан, окаймленный чередой высоких гор, вершины которых сверкали под шапками вечных снегов. Здесь же карликовые деревца и мхи окружали нас, однако мы смогли запастись дровами. По совету Тови для удобства ходьбы вытесали колья, которые облегчили наш подъем. Во второй половине следующего дня мы поднялись на перевал. Дул пронизывающий ветер и нес порошу. Корка льда трещала под ногами. Пар вырывался при нашем каждом выдохе и я кутался в шинель. Тови же все было нипочем. Он бодро шагал впереди в своей бобровой шубе, напевая что-то заунывное себе под нос. Не прошло и часа как начался постепенный спуск.

Ноги наши скользили по руслу пересохшего водотока, поклажа тянула в пропасть, лошади упирались копытами в суглинок, пытаясь задержать сползание вниз, а мы, поминутно шлепаясь и облепленные грязью, хватались за стволы деревьев. Такое мучение продолжалось довольно долго, пока мы не встали на ночной роздых в тесном буераке. Там было безветренно, сумрачно, но заметно теплее. На рассвете был мой черед сторожить. Мои сотоварищи, храпя и посвистывая, спали вповалку, а я, осоловелый, сжавши штуцер в руке, влушивался в полумрак. Костер тлел и дымился, и я подбросил в него остатки дров. Искры взлетели к небу, расцвели золотым сиянием и, падая на землю, быстро угасали. Туман над лесом поредел и из мутной дымки проступили деревья. Я окончательно пробудился и пошевелил горящие головешки сосновым суком. Приятное тепло обдало меня. Огонь вспыхнул ярче и я разглядел на другой стороне оврага Тови и незнакомца в шкурах, сидящими близко друг к другу, лицом к лицу. Казалось, они вели оживленный, но беззвучный разговор. "Кто таков!" вскочил я в полный рост с оружием наперевес. Тови и незнакомец замерли, вытаравшись на меня. Их коричневые лица исказила гримаса страха. Мой оклик переполошил весь лагерь. Лошади коротко заржали и поднялись на дыбы, Ефремов вскочил, держа топор наизготовку, а солдаты выхватили сабли. "Моя твоя мало понимай," так толмач истолковал запинавшуюся речь Тови. "Говори, кого привел? Измену затеваешь?" всклоченный со сна Ефремов яростно замахнулся, шагнув ближе к нему. Острая сталь сверкнула в его поднятой руке. "Это мой сын, он нашел меня," Тови, почти плача, указал на круглолицего молодого дикаря, покрытого черными, маслянистыми волосами с пером попугая воткнутым в самую макушку. Шкура неизвестного мне зверя была обернута вокруг его мускулистого, короткого тела. Костяные ожерелья болтались на его шее и запястьях, а руки сжимали копье с длинным кремневым острием. "Как так нашел? Обьясняй!" требовал Ефремов. После продолжительного курлыканья Тови и пришельца толмач перевел, что сын случайно натолкнулся на нашу экспедицию, заметив дым над лесом, и следовал за нами два дня, подползая к отцу на ночных привалах. "Что надо?" продолжал наседать Ефремов. "Хочет Тови в свое племя вернуться. Неподалеку кочует оно," растолковал нам толмач, "но прежде болото хочет показать, где грузила для рыбок лежат." "Ну, что ж, когда покажет, тогда пусть уходит," Ефремов стал заметно спокойнее. "Tак ведь, ваше высокоблагородие?" Он наконец обернулся ко мне. Я подтвердительно кивнул головой и опустил винтовку. "А идти — то далече?" спросил я. На этот вопрос немедленного ответа не последовало. Отец и сын пришли в смятение, и лопоча и гугукая, стали тыкать в друг друга пальцами. "Туда вниз," едва успокоившись, но все еще задыхаясь, повернулись они к нам, "один день хода." "Айда," решительно махнул головой Ефремов. "Собирайтесь," скомандoвал я.

Глава 3

Долина, сжатая между высокими кряжами, вся заросла орешником и можжевельниковыми кустами. Радуясь солнечным лучам птички щебетали в бело — зеленых, пушистых ветвях и насекомые упоенно жужжали в высокой, сочной траве. Здесь было почти жарко, пахло летней свежестью, насыщенной ароматами листьев, травы, ландышей и ягод. Мы, стянув с себя зимнее, уложили его опять в тюки, притороченных к спинам лошадей. Наконец-тo вышли на открытое место. Какой простор! Изумрудная поляна с благоухающими крупными фиолетовыми и оранжевыми цветами, растущими в гуще сочной, густой зелени манила к себе и так хотелось присесть и понежиться на ее мягкой поверхности! Стайка белокрылых птиц с рыжими головами сбилась посередке, перепархивая с места на место и выклевывая червячков. "Нельзя!" осторожили через толмача наши провожатые, увидев как Петро, который был верхом, пустил свою лошадь вскачь. "Слушай местных! Застынь!" окликнул его Ефремов. Всадник натянул поводья и лошадь остановилась на самом краю. Ее передние ноги со всплеском угодили в воду и увязли, и она попятилась назад, пытаясь освободиться. Мы бросились к ней и вытащили ее за хвост обратно на сушу. "Эта трясина и зайца не выдержит," заключил Ефремов, обращаясь ко мне. "Чарусой такие болотины в наших краях зовутся. Страшные это места. Нечистая сила здесь бродит. Видимость благолепия создала, а зазевавшийся странник в два счета утопнет." Он через силу улыбнулся и похлопал битюга по спине. Капли пота застыли на его лице. Тем временем Петро, стоя на коленях, очищал от тины бабки своей кобылы. "Гляди! Финтифлюшка!" вскликнул он таким особенным голосом, что все обернулись. В правой руке его сверкал продолговатый, искрящийся на солнце, крупный алмаз. "Где взял!" выкрикнул я, не в силах сдержать своего изумления. "Вот у нее из копыта вытащил," со смущением признался солдат. Ефремов оказался догадливей меня. Скользнув взглядом по подкове, он бросился к месту недавнего злополучия. Ряска еще не успела затянуть окошко в мелкой воде и можно было увидеть близкое, желтовато — глинистое дно. Он встал на колени и долго смотрел вниз, иногда бултыхая рукой. "Что скажешь, старый?" с досадой спросил он Тови после долгого молчанья. "Застрял камешек — то. Лошадка наступила на дно, а он у нее в копытце-то и застрял," пролепетал Тови. "А там их еще больше," он неопределенным жестом указал куда — то на восток.

Там, касаясь вершин деревьев, возвышалось белое облако. Оно шевелилось, трепетало и меняло свои очертания. Множество черныx птиц кружилoсь над ним. "Там живут боги," с суеверным почтением уведомили нас эскимосы. Обходя предательскую поляну, мы двинулись по направлении к этому дивному диву. Растительность вскоре поредела и не прошло и часа, как мы вышли к подножью острого, зазубренного пика. Лед блестел на его вершине. Орлы и стервятники гнездились в расселинах на отвесных, головокружительных обрываx. Oробелые, мы продолжали красться по палящей, подрагивающей, широкой и гладкой как стол, скале. Шипящий звук становился все громче. Подковы лошадей мерно цокали по граниту, но жар снизу пробирался через подошвы наших сапог. Из трещины, где гнейсовые пласты выходили на поверхность, из клокочущей, пышущей скважины вырывался со свистом фонтан воды. Обжигающие брызги долетали до нас и заставляли зажмуриваться. Щипало глаза и от резкого запаха серы першило в горле. Едкие клочья пара заливали воздух и скрадывали очертания окружающего. По сторонам совсем близко, как неясные пятна, можно было разглядеть тени от скал. Они тянулись через опустошенную, опаленную местность. Сторожко миновав их, мы начали обходить гору кругом. Из — под камней бился и пенился бурный поток. Он проточил узкое и прямое русло, но ничего не росло на его белых покатых берегах. Груды булыжников, пожелтевших от серы, усеивали окрестность, напоминающую преддверье в геену. Сгустки горячего тумана висели над нами, застилая небо. Ниже по течению ручей, перегороженный валунной дамбой, образовывал тихую широкую заводь. Легкий пар отделялся от ее поверхности и дымился над торчавшими из воды обугленными деревьями. Позади запруды водоток сужался, журчал по камням и становился прохладнее. Жизнь опять брала свое, редкая поросль чахлых кустов угнездилась посреди камышей; в полверсте оттуда начиналось болото. Чавкая ступнями на каждом шагу Тови и его сын влезли по колени в вязкую, темно — синюю слякоть, наполняющую водоем, и наклонив головы, стали копаться в ней, поминутно окуная руки в поток. "Они зовут вас," толмач обьяснил их жесты. Я подошел ближе. На ладони у Тови сверкал небольшой величины алмаз. Он горел, как осколок солнца, как триумф нашей настойчивости, как символ счастливой фортуны. Я поднял его двумя пальцами. "Еще надо, еще найдем, совсем день пройдет," сын Тови с серьезным лицом тоже разжал свою ладонь, в которой блестело три крохотных бусинки. "Этот плохой, грузило из него не сделаешь," и не замечая моей протянутой руки, он размахнувшись, швырнул алмазы в кусты. Я чуть было не бросился за ними, но еле сдержавшись, сказал, "Я знаю, как сделать грузило из любого камушка. Больше не выбрасывай. Всегда отдавай мне." "Какой всегда?" толмач перевел мне слова Тови. "Ты теперь сам можешь грузила набрать. А мы уходим." Я вопросительно глянул на Ефремова. Он, как и солдаты, замер, зачарованный небывалым зрелищем мгновенного богатства. "Ну-кась, и я попробую," Ефремов разулся и полез в липкую, тягучую пучину. Держа руки ковшиком, он зачерпнул грязь и потом смыл ее в бегущей воде. На ладонях остался пяток малюсеньких алмазиков. Купец почистил их об полу и бережно положил в свой бумажник. Солдаты кинулись в водоем тоже, надеясь в минуты выловить себе состояния. Поминутно наклоняясь в жидкое месиво и вымокшие по макушки, они, повторяя движения туземцев, вскоре сумели добыть несколько крупных, ослепительных кристаллов причудливых форм. "Сито надобно," веско сказал Ефремов и вылезши на сушу, подошел к лошади. Отвязав с ее морды торбу из мешковины, он натянул ее на рамку из четырех длинных палочек. "Так сноровистей пойдет," предсказал он и не ошибся — после промывки водой сверкающие кристаллы оставались на материи каждый раз во множестве. Разлапистой пятерней купец сгребал их подчистую и ссыпал себе за пазуху. Незаметно для себя и я оказался по пояс в воде, как и все охваченный нетерпеливой алчностью. Добычу я складывал в носовой платок, который вскоре наполнился. Никто из нас не заметил как ушли эскимосы, молча растворившись в в гуще папоротников и хвощей, а мы продолжали безумствовать. Солнце закатилось и похолодало, но мы забыв про голод и усталость, продолжали, толкая друг друга, копаться в грязи с искаженными лицами и трясущимися руками. Внезапно пронесся неясный рокот, мутная вода вокруг нас забурлила и дно, на котором мы стояли, сотряслось. Загудела и задрожала земля. Вздрогнул и зашатался высоченный пик, который мы недавно обходили. Снежинки просыпались с его вершины, а по егo стенам зазмеились трещинки. Камни повалились вниз и потревоженные птицы поднялись в воздух. Жижа отхлынула из протоки, обнажив глинистый мокрый грунт, в котором наши ноги увязали по-щиколотку. Звездочки минералов там и сям лучились в его синей, лоснящейся массе. Она морщинилась и пузырилась вокруг нас, каждый раз обнажая новые россыпи драгоценностей. Пренебрегая гулом и треском вокруг Ермолай, бросился было подбирать их. "Убегай," отшвырнув в сторону свое сверкающее решето, прокричал ему Ефремов. Он выкарабкался из ямы, схватил лошадь за узду и взлетел в седло. Ермолай не послушал и упрямо шагнул к сокровищу, валявшемуся у его ног. Тяжелая груда острых камней, скатившаяся сверху, погребла его. Потрясенные, мы бросились было разгребать кучу, но новая лавина обломков соскользнула со склона, ударив толмача и другого солдата в спины и в головы. Увеститый валун ушиб мое левое плечо и я, вскрикнув от боли, едва устоял. Ефремов соскочил с лошади и вытащил нас на берег, но и тут не было спасенья. Земля горбатилась, поднималась и опускалась, и ходила саженными волнами. "Тикай отсюда!" проревел мне в ухо Ефремов, осматривая тела наших спутников. Они едва дышали, кровоточили и были в беспамятстве. "Забирай их!" Мы перекинули пострадавших поперек лошадиных спин, их руки свешивались до самой земли, и, схватив битюгов под уздцы, устремились к выходу. Почва дрожала, колыхалась и ускользала из — под ног. С шумом позади нас оползень ударил по дну низины и фонтаны газа и шлака стрельнули в потемневшее небо. Перегуд и вспышки призрачного света проносились взад и вперед по долине. Ошалевшие, все в царапинах и ушибах, ежеминутно побиваемые камешками, мы пытались уйти. Как сквозь пелену я услышал, что Ефремов громко запел церковный гимн и я стал вторить ему. Твердость и спокойствие снизошли на меня и я зашагал бодрее. Не знаю долго ли брели мы так, тело мое болело, раны саднили, и весь я был остекленевший, потеряв счет времени.

Очнулся я лежа на траве в тени развесистого ясеня. Белоснежные кучерявые облака тихо плыли в мягком свете лазурного небосвода. На лбу моем была влажная тряпка и наша лошадь нежно тыкала свой холодный нос в мою полуоткрытую ладонь. Я повернул голову. Со склона горы далеко внизу был виден, покрытый рябью волн, узкий и длинный океанский пролив. Невдалеке от меня Ефремов, углубившись по колени в землю, копал железной острой лопатой яму. Темные комки он отбрасывал далеко в сторону; oни перелетали через свеженасыпанный горбик, из которого торчал крест из обломанных веток. "Очухались, ваше благородие?" благожелательно спросил он меня, вылезая из рытвины. Был он весь в глине и копоти, а избитое лицо в кровоподтеках и ссадинах, было печально. "Похоронил я Петрушу — то," он кивнул в сторону погребения, "ран не выдержал, бедняга; ну и толмач — эскимос, тоже сподобился. Ему рою. Ему ведь крест — то не нужен, христианином он не был. Канавку я смастерил, чтобы звери — птицы не воспользовались." Тело толмача с неестественно вывернутой головой лежало возле уготованной ему могилы. Окостеневшие, пергаментные конечности его были раскинуты по сторонам. Цепляясь за ствол дерева, я с трудом поднялся, неверными шагами подошел к купцу, и помог ему уложить на вечный покой нашего друга. Ефремов сноровисто закидал его землей. "Был он не нашего племени, но добрый человек. Жил он тихо, мирно и спокойно, вреда никому не делал, и только пользу приносил," говорил эпитафию купец, снявши шапку. "Во что он верил это его дело; это между ним и Богом, Он ему судья." Ефремов отошел и стал паковать тюки, разбросанные на траве. "Ну, а Петро?" "Его я уже отпел," нахмурившись, сухо сказал он.

Бриг Смелый пришел за нами через неделю, когда поджидая на берегу, я уже вычертил карту для его превосходительства г-на губернатора и записал все наши злосчастья в тетрадке. После доклада в Ново — Архангельске сдал я Петру Игоровичу десяток мелких камешков, которые каким — то чудом не выпали из карманов моих при бегстве из ущелья. Губернатор настаивал на новой экспедиции за алмазами, но здоровье мое так расстроилось, что не мог я на коня вскочить как встарь добрым молодцем. От давешнего удара булыжником в плечо левая рука моя совсем разболелась и отсохла, и меня отчислили из военной службы; а впрочем, по какой причине отчислили, точно не могу сказать, может и грешки какие про мое тайное общество всплыли. Так или иначе времени у меня появилось предостаточно и оказались мы первыми друзьями с купцом Ефремовым; пили — дули чай с баранками в его трактире допоздна каждый вечер и болтали ни о чем. А он — то по возвращении с севера сразу в гору пошел, трехмачтовый фрегат прикупил, чтобы на нем по окиян — морю плавать да товары по всему свету развозить; себе в прибыль, людям в радость. Думается мне, что не все у него тогда алмазики — то обронились, а кой — какие к ручкам прилипли, вот и на корабль получилось. Выяснилось это, как часто водится, нечаянно и неуклюже. Заезжие коммерсанты из соседнего государства Мексика скупали у нас за золотые дукаты медвежьи шкуры, тюлений жир и во множестве китовый ус для дамских корсетов. По приезду дорогих гостей задал наш губернатор пир в их честь, но с гишпанскими затеями — точно такoй, какой он видел пять лет назад в королевском дворце в Мадриде. Правда разница в чем-то все таки была: малагу и ром заменили водка и квас, вместо изящных синьорит, закутанных в кружевные оборки и юбки фламенко, на сцене появился хоровод краснощеких девок в цветастых сарафанах, а квартет знойных гитаристов в кордовах на головах заменил дуэт гармонистов и балалаечников, состоящим из подстриженных под горшок креолов. Пока на подмостках музыканты наигрывали и танцевали вприсядку, а девки притоптывали и душевно напевали, прищелкивая расписными ложками не хуже, чем кастаньетами, дон Родригез и дон Фернандез пришли в совершеннейший восторг. И было с чего. Каждый с непривычки опорожнил по штофу пшеничной и лыка не вязал. Завидев такой конфуз приказал губернатор вынести их из трактира и окунуть в Тихий океан, благо до него было тридцать шагов. Четверо дюжих мужиков схватили дебелых негоциантов за руки и за ноги и понесли на пляж. Оба были бесчувственны, не дергались и тихонько похрапывали. Их шпаги немного дребезжали, волочась по гальке и сырому песку. Bслед за ними Ефремов и я, в обнимку и покачиваясь, тоже вышли на свежий воздух. Здесь под луной и звездами проговорился купец о том, что утаил от казны полмешка алмазов, которые успел собрать в запруде, пока землетрясение не настигло нас. "Схоронил я сокровище в колдобине между могилами," Ефремов раскраснелся, распарился, глаза у него посоловели, язык заплетался. "Ему все равно, он дикий, а православный крест на Петрухиной могилке, завсегда покажет, где оно сейчас лежит." Ефремов заволновался и я почувствовал его сожаление, что наговорил он лишнего. Еще сказал он, что на память свою не надеется, но новой карты вычертить по малограмотности не сможет. "Нарисуй закорючку там, где могилы возле залива на лужку располагаются," уставил он на меня свои голубые немигающие глаза. "Атласы и описания в канцелярии всем доступны, я ворочусь туда через год-другой и испрошу твою карту." "Я сдал свою работу Его Превосходительству", ответил я и купец, расстроившись, хлюпнул носом. Чувство симпатии захлестнуло меня; положив руку ему на плечо, я пообещал вернуться завтра к Петру Игоровичу и сделать уточнение в моей работе. Больше мы к этой теме не возвращались. Tорговля с Мексикой и Азией шла полным ходом; индейские племена на востоке покупали охотничью и рыболовную оснастку и даже пионеры-американцы через дремучие леса к нам иногда пробирались. Но все же мелочная суета и тягомотина повседневного существования убивали меня. От одиночества сделался я слаб по женской части и стал на Марфуньку засматриваться, когда она крутилась возле меня; ну и долгое время не прошло, как свадьбу сыграли. Вскоре заскучали мы в Америке и год спустя вернулись к моей родне в Иркутск. Марфунечка женой оказалось отменной — приветливой, заботливой и ласковой — и была к тому времени уже на сносях.

Перед отъездом в Сибирь имел я такой разговор с купцом первой гильдии Ефремовым. Сказал он мне вот что: "Мы хоть не господского звания, а дело разумеем. Земля Аляскинская наша русская. Mы первые сюда пришли, мы первые ее разведали, мы ее бережем, и отдавать немалый край этот за кукиш с постным маслом негоже. Им, боярам, там во дворцах в Петербурге до нас далече, все на балах краковяк пляшут, да на золоте и брульянтах фрикадельки лопают. Неведомо им как велика и богата Аляска, потому -то не по — хозяйски поступают.""

Глава 4

С той поры прошло двести лет. Давно сгнили косточки наших героев, давно перестали поминать их души в церквях, дети их выросли и поумирали, и появились новые дети, и дети их детей, и мир кругом непрестанно менялся, подвергая их новым, неведомым их родителям, испытаниям. Начинались и заканчивались жестокие войны, государства иногда ссорились, иногда заключали между собой союзы, чтобы напасть на другие группы государств; подписывались и нарушались перемирия, и совершались кровавые и беспощадные революции. Сногсшибательный технический прогресс изменил мир до неузнаваемости, но был не в силах, улучшить природу людей и принести им счастье. Давно была продана за полушки Аляска, давно американский гений освоил ее, сделав эту землю продуктивной частью своей свободной, богатой страны.

Однако память о деянии лейб — гвардии поручика Русакова была жива и ныне среди его немногих уцелевших потомков.

Окна избы выходили на запад и каждый вечер ослепительные лучи низкого приполярного солнца заливали его просторную комнату, сперва отразившись в стремительных, хрустальных струях полноводной реки, на берегу которой изба стояла. Часами сидя за письменным столом лицом к панорамному окну и устав, он иногда поднимал голову, чтобы взглянуть на пихты и ели растущие плотной стеной на ее другой стороне и каждый раз невыносимый блеск светила, играющий в несущейся воде заставлял его прищуривать глаза. В этих широтах голубоватое небо долго оставалось светлым даже после захода и в полночь ему случалось видеть семью медведей вышедших из леса и с необычайной ловкостью выталкивающих метровых, извивающихся лососей из их родной стихии или группу лесных коров, которые зайдя по колено в речное пространство и опустив в течение свои огромные и емкие пасти, могли казалось выхлебать всю воду вместе с населявшей ее рыбой, из этой реки и впридачу из холодного океана, куда эта река впадала. Но карта, развернутая перед ним на столе, была важнее и интереснее, чем что либо другое. Она завораживала его, она прожигала его сознание, она не давала ему уснуть, а если он и забывался в поверхностной, легкой дреме, то она и люди принесшие ее, вновь будоражили его. Он смотрел на нее день и ночь, делая пометки карандашом на лежащих рядом четвертушках плотной бумаги, и бормотал вполголоса что-то неразборчивое. "Американские геологи десятилетиеми, безрезультатно прочесывающие каждый квадратный метр территории Аляски так ничего и не нашли," писал он ровным, убористым почерком, сгорбившись над столом. "Лишь в 80-х годах прошлого столетия была обнаружена невесть откуда взявшуюся пара — тройка блеклых алмазов к востоку от Фэрбэнкса. Маститые ученые и специалисты из De Beers, срочно вызванные на место находки, не смогли обнаружить месторождение и обьяснить причину появления драгоценностей. Ничего на Аляске, кроме золотых приисков и обширных запасов нефти, не было найдено со времен появления здесь европейцев триста лет назад, не считая, конечно, алмазных месторождений на севере Канады." "Однако, алмазы должны здесь быть. По своей геологической структуре платформа Аляски аналогична литосферной мантии Якутии, хранящей в своих недрах несметные богатства. На Аляске должны скрываться десятки ненайденных еще кимберлитовых трубок, нашпигованных до краев алмазами." Он поднял голову и перевел свой взгляд на неутомимо хлещущую в Тихий океан Кенай. Эта постоянная и неиссякаемая энергия реки почему — то успокаивала его, настраивая его филосовски, посылая ему свежие, неповторимые мысли, которые требовалось не упустить и перенести тотчас на бумагу. "Таким образом открытие моим пра-прадедом алмазного месторождения к северу от сегодняшнего Анкориджа не было вымыслом и все описанное в его отчете есть чистая правда," вполголоса убеждал он самого себя. "Чтобы найти его вновь я должен знать, как понимать карту," и он в милионный раз взглянул на двухсотлетний квадрат пергамента, на котором была нанесена загадка. Карта, испрещенная странными значками и метками, была многоцветна — океанский залив был закрашен голубым, лесные чащи заштрихованы зеленым, горные массивы коричневым, болота желтым, а черным пунктиром был обозначен путь к изумительному чуду, так живо описанному в дневнике. Красочная и раскидистая роза ветров для обозначения сторон света была вычерчена в правом верхнем углу. "Но правильно ли я понимаю?" снедали его сомнения. "Ведь мой пра-прадед был масоном, и создавал карту для масонов и только масоны могли истолковать эти решеточки с точками и эмблемы, разбросанные на ее полях." Он выпрямил свою уставшую спину и потянулся. Его бедро и поясница еще саднили после плохо зажившей огнестрельной раны, полученной при попытке захвата этогo чертежа. Он чуть прикрыл глаза и воспоминания, как в полусне охватили его.

Было их два брата, проживающих на улице Байкальской в городе Иркутске в скрипучем и обветшавшем многоквартирном здании. Нрава они были не — лилейного, а наоборот, жизнь их озлобила и ожесточила и похожи они были на крутых, хотя один из них музицировал на бас-гитаре на сон грядущий, а другой выигрывал подряд все шахматные чемпионаты города. Было им почти лет по тридцать, когда в 2010 году скончался их отец. Незадолго перед смертью, чувствуя свой близкий конец, вызвал он их в свою клетушку, где он уже полгода лежал как прикованный к едва вмещавшейся в нее узкой, чугунной кровати. Повинуясь движению его бессильной руки, они, затворив фанерную дверь в смежную камору, в полумраке, пропитанном запахами лекарств и посеревшего без стирки белья, услышали от отца, переходящее из поколение в поколение предание, что пра-прадед их, поручик Русаков, был декабристом, пострадавшим от ужасов царизма и безвинно отстраненным от службы в императорской армии в период разгула реакции. Его дальним после-советским потомкам, внимающим этому преданию сызнова и с опаской, всегда было странно и непонятно узнать, что несмотря на это, никто из семьи поручика царской властью не был умерщвлен и на каторгу не сослан. Поручик со своей женой Марфой спокойно вырастили многодетную семью в главном городе Сибири, жили они в просторном, собственном доме в купеческом квартале и все дети их закончили гимназию. После себя их пра— прадед оставил два алмаза разной величины, свой портрет, писанный маслом, и рассказ о том, где он нашел это сокровище. Сто лет спустя в гражданскую войну алмазы были обменены на мешок картошки, в годы сталинских чисток портрет бравого господина офицера был сожжен дотла напуганными родственниками, а вот рассказ, эта казалось бы нематериальная и эфемерная субстанция, уцелел и прошел неизмененным через десятки поколений Русаковых, пока не достиг ушей братьев.

Сергей и Игорь загорелись. Оба они, по — сибирски низкорослые и коренастые, с темными, взлохмаченными по нынешней моде волосами, напоминали мордастых бойцовых петухов. Похоронив отца, с которым они никогда близки не были, они стали строить фантастические планы мгновенного обогащения. После развала Советского Союза у них появилось то, чего никогда не было у прежних Русаковых — свобода передвижения. Теперь они могли поехать в Америку и разыскать этот клад природы. В Москве в фондах Государственного архива РФ хранились документы 1826 года, собранные Его Величества Особенной канцелярией внутренних дел. Там — то братья и нашли карту и тетрадь в кожаном переплете, принадлежащие основателю их рода поручику Русакову. Сделав фотокопии, вернувшись в гостиницу и проанализировав, они заключили, что строчки дневника были вполне разборчивы и передавали информацию, а вот копия карты была неудовлетворительна. Она была неотчетлива, знаки расплывчаты, и штриховка размыта. С такой картой в руках, думалось братьям, их поиск был бы безрезультатен. Надо было переделать. Однако, на следующий день востребованного материала в архиве не обнаружилось. Братья подняли шум, взволнованные сотрудницы заламывали руки, начальник отдела сохранности документов хватался за валидол, а замдиректора так просто плакала навзрыд. Проверили список требований на выдачу оригиналов и установили, что за последние сто лет подлинники просматривали только три человека — они сами и некий Л. Ф. Курякин и как раз вчера перед закрытием. Кинулись к Курякину, который, как было записано в его карточке, жил на окраине города, и пришлось братьям, чтобы найти его, трястись два битых часа в пыльном автобусе. Курякин, проживавший в бараке, третья комната направо, если вдоль по коридору после душевой и общей кухни, без промедления распахнул дверь. Был он в синей майке, черных сатиновых шароварах и держал в руке обгрызенный соленый огурец. Несло от него дешевым куревом и водочным перегаром, внутри его комнаты в табачном дыму поцарапанный магнитофон упоенно наяривал "Разлюли моя манюня, все четыре колеса ", и его молодое, гладко выбритое лицо самодовольно улыбалось. "Чего надо?" недовольно буркнул он, и перекатывая буграми мышц в мощных плечах, попытался затворить дверь. Но Игорь успел просунуть ногу в уменьшающийся проем и Курякин, качнув лысой головой, выдавил: "Вы вообще-то к кому, ребята?" "К тебе, охломон. Это ведь ты, Л. Ф. Курякин, я твою фотку в полиции видел," солгал Игорь, и отпихивая хозяина, влез в комнату, Сергей шагнул за ним вслед и без лишнего шума захлопнул за собой дверь. "Ну, троглодит, давай рассказывай, как ты собственность государства российского спер?" Игорь дал ему щелбана в лоб, а Сергей держал его руки сзади, чтоб не трепыхался. "Да вы кто такие будете?" на глазах у Курякина проступили слезы. "Ничего не знаю," продолжал он упрямо мотать головой. "А это что такое?" острые глаза Игоря заметили уголок пергамента, высовывающегося из-под орущего магнитофона. Он слегка приподнял его и вытащил карту поручика Русакова. Она ни капельки не была повреждена, краски не пожухли и блестела, как будто выписанная только вчера. "Как ты умудрился ее спереть?" ахнули братья. "Ведь это же оригинал и на руки он не выдается!" Курякин только развел руками, не желая отвечать. "Ты в Совке кем был?" Сергей стоявший сзади опять заломил ему руку, выкручивая ее, а Игорь тем временем рылся в комоде. "Карманником он всегда был," ответил за него Игорь, "гляди сколько бумажников, да кошелечков у трудящихся понатырил." Руки Игоря были погружены по локти в разнокалиберную, полированную ерунду, которой обычно нагружены карманы людей, как — то: телефончиками, авторучками, ключиками, зажигалками, тюбиками с губной помадой, пригорошнями жетонов, ворохами смятых банкнот малого и среднего достоинства и прочей необходимейшей для каждодневного существования дребеденью. Курякин молчал, попискивая временами от боли и ненависти. "Не обычный он карманник," вывел заключение Сергей. "Карту из архива спереть не фунт изюма, да и зачем она ему?" "А это что такое?" удивился Игорь, открывая красное удостоверение, выпавшее из коричневой папки, которую он только что выгреб из-под гардероба. "Курякин, Леонид Федорович, капитан Федеральной Службы Безопасности," прочитал Игорь нараспев. "Я там больше не работаю," оправдывался хозяин, сделав плаксивое лицо. "Попросили меня оттуда за гнилой моральный облик." "Как же ты докатился до жизни такой, шпингалет?" Игорь дал ему еще затрещину. "Приличным человеком был, державу берег, галстук небось на работу носил, а теперь что? Антисоциальный элемент!" Гость демонстративно сплюнул в угол. "Жить — то надо," Курякин извинительно посмотрел на братьев. "Рассказывай, крокодил, кто тебя карту надоумил стибрить, не то мы тебя в полицию сдадим." Он сел на стул, положив нога на ногу, весь превратившись во внимание. "А в долю возьмете?" ошарашил их Курякин своим вопросом. "Я ведь вас всех знаю." "Я же тебе говорю, не простой он карманник," Сергей потянулся на мягкой пружинной кровати. "Откуда прознал?" Он угрожающе махнул кулаком перед лицом Курякина. Мордочка вора приняло хитрое выражение, глазки сощурились и залоснились маслом, губки закраснели. "Из органов меня поперли недавно, но кореша остались. Знаю я про папашку вашего еще с 1995-го года. Читал я в то время протокол допроса физика-атомника Русакова. Он подозревался наряду с другими лицами в организации похищения из вверенной ему лаборатории 10 кг обогащенного урана с целью продажи северокорейским товарищам для производства ядерных боеголовок. Виновных задержали на границе, но папашка ваш отмазался, хотя из доверия вышел. Доказать вину его мы так и не смогли, но прослушка стояла в жилище до самой его смерти. Так мы узнали, что прадедушка ваш утаил от государства нашего народного сокровище наиредчайшее, однако достать его из Америки почти невозможно, по — причине отдаленности, труднодоступности и озлобленности заокеанской буржуазии. Высшему руководству Российской Федерации об этом еще не докладывали, но следует в ближайшем будущем рассматривать посылку секретной правительственной экспедиции на территорию классового врага." Курякин захлюпал носом, скривился и попытался утереть слезу, но до глаза не достал, и Игорь помог ему, смахнув влагу сапожной щеткой, валявшейся на тумбочке рядом с банкой гуталина. "А не врешь? Глазки у тебя лживые." Братья с сомнением переглянулись. "Чистая правда." Курякин перекрестился. "Знаем мы про вас, Русаковых, и чем вы дышите, и о чем думаете, и как со своими женами спите, и только собирались мы хорошенько вас тряхнуть, как конец органам пришел." "Конец вам пришел потому, что слишком много вас паразитов на шее народной сидело, да вы его к тому же и в бараний рог согнули," Игорь сжал и расжал свои кулаки. "Начали декабристами, а закончили коммунистами. Вот такой фортель истории." Он коротко хихикнул и потрепал Курякина по плечу. "Ну, это прошлое, а что ты хотел с картой сделать?" Загадочная полуулыбка прорезала протрезвевшее лицо хозяина. "Ехать в Америку навострился было, чтобы опередить всех, да вот вы мне под ногами путаетесь." За это бывший чекист получил ласковую затрещину по затылку, но не обиделся, а принял ее спокойно и с достоинством, как дружескую критику со стороны старших товарищей. Правда oн слегка посуровел и окаменел, но вскоре глаза его потеплели и оживились. "Не балуй, а то я за себя не отвечаю," едва слышно пробормотал он. "И один бы справился?" спросили его братья в унисон. "Попробовал бы," Курякин уклончиво пожал плечами. "Почему бы и нет?" "А что ты знаешь такого, чего мы не знаем?" пихнул его ногой Сергей. "А что вы знаете больше меня?" увернулся Курякин. "Та же карта, тот же дневник, то же предание." "Ну, что ж, по мордасам придется тебя хлопать," пригрозили братья. "Хлопайте, хлопайте, только кулачки свои не отбейте. Поберегите их до поры, когда клад из Америке тащить понадобиться, там вы без меня не обойдетесь." Братья переглянулись. "А действительно, как же ты, паразит, карту из закрытого учреждения вынес?" "Образования у вас не хватает." Курякин выразительно посмотрел на них. "Вы ведь в высшей школе КГБ не учились. Там такому научат, чему вам и не снилось. Не только карту, если надо луну с неба сопрем и на дне моря схороним." "Ну, что берем его в долю? Проходимец он первый класс," Игорь повернулся к брату. Сергей ухмыльнулся и кивнул головой, "Берем, кто старое помянет, тому глаз вон." Он встал и развязал руки пленника. Тот, осклабившись, немедленно стал массировать свои запястья. "Ну, ты извини, что мы наехали на тебя, так сказать," Игорь выговорил смущенно, "Теперь ты наш, будем звать тебя Леней. Лады?" Он протянул свою широкую, как лопата, ладонь к вялой и потной ручке вора. Все обменялись рукопожатиями. "По такому случаю за знакомство можно и по сто грамм," предложил Леня и был единодушно поддержан. "А потом обсудим наш план." "Точняк! Когда в Америку едем?" в восторге стукнул кулаком по столу Сергей. "Заведи — ка ты, друг любезный, песню мою любимую про четыре колеса, а то не дослушал я ее, когда вошли к тебе; все в делах и заботах." "Это мы в момент," уверил его хозяин и поставил магнитофон на ту же мелодию. Одна блатная частушка сменялась другой, гудели ноги и дрожали руки, от винных паров кружились головы, раздавался заливистый смех. Веселье в биндюге достигло апогея, было выпито все до капли и уже два раза посылали гонца в ларек за новыми поллитровками. В табачном дыму невозможно было разглядеть физиономии собутыльников; гвалт, прибаутки, анекдоты и взрывы хохота мешали спать остальным обитателям барака и те непрестанно колотили в стены. Негодование соседей только подзадоривало пирующих на новые закидоны. Пили за Сталина, пили за Ленина, пили за КПСС, пили за нового президента страны и парламент в полном составе, пили за укрепление воинской дисциплины и за успехи в боевой и политической подготовке. Чокались в стенки, в пол и в потолок. Кукарекали по-петушиному, гавкали по-собачьи и хрюкали по-свинячьи. Остановились лишь по причине того, что Сергей в беспамятстве свалился под стол, Игорь совершенно окосел и винный ларек закрылся ввиду позднего времени. Курякин, привалившись к гардеробу, весь облевался, посинел и еле дышал.

Однако не все сердились на развеселую компанию. Двое серьезных мужчин в строгих, темных костюмах и с толстыми наушниками на головах вслушивались в каждое слово, вырывающееся из уст забулдыг. Разместились эти люди в комнатенке в бараке напротив. Здесь было тихо как в церкви, прибрано и воздух был свеж. На столе чинно стояли две бутылки кефира, жестяные судки с борщом и кашей, на тарелках лежали недоеденные бутерброды. Звали этих людей Плевков и Гвоздев. Обоим было лет под сорок и многие годы служили они в ФСБ. Жалованье свое они считали нищенским, обязанности свои ненавидели и презирали, и сильно завидовали коллегам давно ушедшим в частный бизнес. Случайно услышанный предсмертный рассказ Русакова — старшего воспламенил их воображение и сговорившись, они решили своему начальству не сообщать, а обтяпать дело полюбовно и в узком кругу. Это был их последний и единственный в жизни шанс разбогатеть и "выйти в люди". Мечтали они о черных мерседесах, o пачках крупных долларовых купюр в карманах пиджаков от Армани, o табункаx любовниц и угодливой прислуге, ждущей их в элитных коттеджах в Жуковке. Курякин был посвящен и принят в долю, но ему не доверяли.

Поначалу шло все гладко, хорошо и ладно, пока братья Русаковы — не то шахматисты, не то виолончелисты — не стали во все вмешиваться и тыкать носы в чужое просо. Как от них отделаться? Конечно, призадумались чекисты, можно конкурентов и примочить, но след останется, неизвестно какой шум после этого выйдет. Плевков и Гвоздев решили повременить с таким драматическим поворотом и ждать развития событий: глядишь они первыми сокровище найдут и тогда дело в шляпе; извините, господа, вы опоздали. Потому неделю спустя, заняв денег, улетели они самолетом Аэрофлота в США, а Курякина оставили при братьях, чтобы наблюдал, сообщал и вячески мешал соперникам. Плевков и Гвоздев, надо отдать им должное, проявили себя замечательными и целеустремленными личностями: без знания языка и местных условий, по прибытии в Нью-Йорк они быстро сорентировались и к концу того же дня, чтобы сэкономить деньги, купили билеты на автобус до Juneau, столицы самого северного штата. Две недели ушло у них пересечь континент и еще двое суток они плыли на пароме до пункта назначения. Уже оттуда, от развалин Ново-Архангельска, уставшие и раздраженные, скверно ругаясь и проклиная судьбу, приступили они к поискам в диком краю. С рюкзаками на спинах и компасами в руках авантюристы самоотверженно выносили тяготы походной жизни, переправляясь через горные перевалы, переходя через стремительные ручьи и защищаясь от нападений хищных зверей. Оба стали неузнаваемы — так они обносились, похудели и побронзовели. Зайцы и куропатки составляли их пищу, на десерт собирали c кустов фундук и малину, а жажду утоляли, если повезет, в ручьях и родниках, или пoпросту слизывали росу с травы, c листьев и хвои. Ничего; держались, грезя о несметном богатстве. На утро шестого дня, пробудились они в мелкой, глинистой пещере в лесу, заваленном буреломом. Стоять в пещере было нельзя и приходилось сильно нагибаться. В углу валялись обгрызенные кости и голова оленя; горка перегорелых углей тлела в золе потухающего костра; oт вчерашней непогоды блестели сырые пятна на неровном полу. Гвоздев промолвил, "Не могу больше, Жора. Давай возвращаться." И чуть не заплакал. От слабости у него ломило тело, в желудке бурчало, из носа капала противная слизь. "Потерпи немного," на карачках выполз наружу его напарник. "Ты, что сам не видишь, куда мы пришли?" он указал пальцем на окружающий ландшафт. "Это место и есть. Вон острый пик под облака, а вон речка бежит. Алмазы где-то рядом. Почти нашли, кореш. Теперь они наши." И с корявой улыбкой он потер свои загрубевшие руки.

Глава 5

Лишь полгода спустя на Аляске появились Сергей и Леонид. Игорь задержался в Москве, ожидая заграничного паспорта, в то время как супруга его закатывала истерику за истерикой, уверенная, что муж говорит ей неправду и уходит от нее. Он, Сергей, женат не был и только сочувствовал брату, надеясь, что скоро все утрясется и Игорь присоединится к их поиску. Прибыли они весной, когда Аляска таяла в лучах мартовского солнца. Лужи и мокрый снег скопились на тротуарах и мостовых Анкориджа. С любой точки города они замечали вытянувшийся под голубым небом, сияющий белизной зубчатый хребет. Прищурив глаза Русаков-младший разглядел, что его снеговые шапки превратились в поля ослепительно сверкающего льда. "Возможно, что именно там скрыто наше богатство," хмыкнул и шумно вздохнул Сергей. "Как бы к нему подобраться?" С Леонидом же споры и разногласия начались сразу после приезда. Карта все еще была им непонятна, масштаб не установлен, но хуже всего, что спорили они о том, откуда начинать разведку — то ли с гор на севере Кеная, то ли с Чугача, что вблизи Анкориджа. После долгих препирательств пришли к соглашению, что вначале надо исследовать Чугачский хребет, благо он был рядом, хотя Курякин сильно сомневался, что в девятнадцатом веке Русаков с Ефремовым блуждали в поисках алмазов именно в этих краях. Договорились с местной авиационной компанией и та, заломив огромную цену, предоставила им вертолет с пилотом. В ранний утренний час компаньоны поднялись в воздух и полетели над горами. Сергей сидел впереди рядом с летчиком с картой в руках, силясь проникнуть в замысел, начертанный его пра-прадедом; Курякин глазел через боковое окно. Видимость была замечательная. Внизу проплывали острые вершины и глубокие долины; запорошенные снегом грозные скалы и радужно искрящаяся на солнце снежная пыль. При их грохочущем появлении стада лосей и карибу задирали головы в синее небо. Застигнутые врасплох, стремительно разбегались волчьи стаи. Наконец, по настоянию Курякина приземлились в долине, зажатой между двумя высокими хребтами, хотя Сергей колебался правильное ли это место. Курякин бахвалился, что заучил карту эту на память и разгадал бы ее даже без сопроводительных надписей. Bыкарабкавшись из хрупкой оболочки летательной машины, отдышались и осмотрелись кругом. Тишина была оглушающая. Ноги их покоились на слое промерзшей разноцветной гальки, окруженной незапятнанной чистоты снежным покровом. У подножья голого, ребристого пика широкий мелкий ручей нес по камням свои серые, вспененные волны. Поодаль чахлые елки и кусты с голыми ветками сплелись в плотную, непроходимую массу. Вороны, беззвучно перелетающие с места на места, колыхали заиндевевшую хвою. Красные минералы, вкрапленные в берега, привлекли внимание Сергея и он быстро сунул несколько образцов себе в карман для дальнейшего анализа. "Эта территория сейсмически нестабильна," обьяснил Сергей, который когда-то учился в геологическом институте. "Раз в столетие здесь бывают сильные землетрясения, меняющие топографию местности, но за последние пятьдесят лет все было спокойно." Пилот, худощавый загорелый шатен с большим носом, взглянув на часы, произнес: "Your paid time is up. (Ваше оплаченное время заканчивается.) Would you like to see anything else? (Хотели бы вы еще что-то посмотреть?)". Как и его пассажиры он был одет в серый комбинезон с теплой подкладкой. "Что ты думаешь?" Курякин повернулся к своему компаньону. Оба с трудом понимали американца. "Мы должны вернуться с аппаратурой," ответил Сергей, "а сейчас пора улетать." Он предложил приехать сюда через неделю и осмотреть это место, но Курякин настаивал на немедленной поездке в Кенай. Спорили они до головной боли так и не придя к согласию, но вернулись в город без происшествий. На следующий день не мешкая собрались в дорогу и раненько утром выехали на арендованном автомобиле на юг. Вначале шоссе вело их по кромке извилистого залива, потом свернуло вглубь каменных теснин, где дорога змеилась между скалами, лощинами и перевалами, а знаки диктовали им ограничения скорости — до 60 миль в час, потом до 35 миль в час, а порой приходилось останавливаться и ждать на светофорах. Так — что ушло у них три часа добраться до пункта назначения. Впрочем, путешествие не было скучным, вид цепи белоснежных вулканов вытянувшийся по ту сторону ярко синего океанского залива, захватывал дух. На ночлег остановились они в придорожной гостинице. Ее бревенчатые стены и острая двускатная крыша напомнили Сергею иллюстрацию из сборника русских народных сказок, которые ему в детстве читала мама. Гостиница была, как огромная лакированная двухярусная изба, и резная дверь в каждый номер отворялась наружу. После незатейливого ужина в харчевне опять ссорились и, раздраженные, только после полуночи улеглись спать. Сергей пробудился от внезапного порыва холодного ветра. Пахнуло дождем. В темноте невидимые капельки воды коснулись его лица. За окном шумел ливень и грохотал гром. Oн поднял голову. При вспышке молнии он отчетливо различил в открытом проеме силуэт человека с сумкой в руке. Через секунду дверь затворилась и он исчез в ненастной ночи. Сергей вскочил и трясущимися пальцами повернул выключатель. Его напарника в комнате больше не было. Сергей огляделся и окаменел. Он увидел свой чемодан ракрытым и брошенным на пол. Содержимое было вывернуто и беспорядочно разбросано кругом. "Карта!" вскричал он. "Где карта?!" Карты не было. "Подлец, задержите его!" Сергей бросился во двор. Kазалось было еще не поздно остановить Курякина. Их автомобиль с потушенными огнями неслышно катился к воротам. Перескочив через перила, Сергей спрыгнул на мостовую, сильно ударившись коленями о бетон. Боль в ступнях и в животе была сокрушающей, но он превозмог ее. "Стой, негодяй!" схватился он за дверцу седана, когда тот поравнялся с ним. Cумев повернуть ручку, Сергей отворил дверь. Курякин, с помертвевшим от страха желтым лицом, поднял лежавший рядом с ним пистолет и выстрелил два раза. Горяче — белые зарницы дульного пламени озарили салон. Сергей, обливаясь кровью, упал под заднее колесо. Машина взревела, и унеслась прочь.

Oчнулся oн весь в бинтах на больничной койке. Капельница висела над его головой. Полицейский следователь cержант McKenzie, стриженый под "ноль", широкоплечий, подтянутый, среднего роста мужчина, долго и терпеливо расспрашивал его. Языковый барьер давал себя знать и пришлось вызывать переводчицу, тоненькую девушку-подростка, 15 лет назад эмигрировавшую вместе со своими родителями из Одессы. "Роза Шестаковская," протянула она свою мягкую белую руку. Тихим бесцветным голосом передавала она слова сержанта. McKenzie рассказал, что Курякин был найден той же ночью с переломанной шеей за рулем автомашины, разбившейся о ствол дерева. "По прибытии на место аварии мы застали двух оборванцев," говорил полицейский и Роза вторила ему. "Они копались в багажнике автомобиля потерпевшего и не заметили нашего появления. На вопросы ответить не смогли, объяснялись на ломаном английском и предъявили временные визы, выданные неким Плевкову и Гвоздеву, гражданам Российской Федерации. Жестами показали, что хотели оказать помощь пострадавшему. У нас не было причин их задерживать. Mы их отпустили, предварительно сфотографировав. У этих странников не было средств передвижения, кроме собственных ног," на широком лице полицейского появилась улыбка. "Они быстро ретировались в кусты. Туристы, наверное. Вы их не знаете?" Сержант протянул ему лист матовой бумаги с моментальным снимком двух растерянных мужчин. Застывшие в нелепых позах, оборванные, заросшие и чумазые, они прищурились от вспышки камеры. Отчаяние и решимость, злоба и ненависть горели в их глазах. Так впервые Сергей узнал о существовании своих соперников, которым в недалеком будущем предстояло cделать ему много неприятностей. Однако в тот момент Сергей лишь недоумевал и пожимал плечами. "Как Курякин?" опираясь на локоть, слегка приподнялся он на кровати. Лицо полицейского напряглось и глаза превратились в буравчики. "К сожалению, ваш друг той же ночью скончался в больнице." Услышав это, Сергей не проронил ни слезинки. Он почувствовал облегчение. Следователь раскрыл свой блокнот. "Вам необходимо составить список украденных вещей," перевела его слова Роза. "Он очень короток," выпалил браваду Сергей, "отсутствует только карта". "Ну что ж, тогда наша работа почти закончена," губы полицейского раcтянулись в усмешке. "Она хранится у нас." McKenzie также интересовался, кем Сергей и Курякин были, и зачем приехали на Аляску. Задавал также вопросы о родственниках, которым было бы интересно узнать о состоянии потерпевших, и их адресах. Сергей давал исчерпывающие ответы; его оставили в покое. Неделю спустя заветный предмет был возвращен владельцу. "Теперь — то," торжествующе сказал он самому себе, "мой брат обязательно приедет." Он даже потер ладони и задержал дыхание в предвкушении встречи. "Жена не сможет его удержать. А может они прибудут вдвоем? Она была бы хорошей помощницей." Сергей мечтательно закатил глаза. В очередном сообщении на родину он высказал свое мнение: "С высокой степенью достоверности мне удалось установить координаты алмазного месторождения, несмотря на то, что записанные шифром указания нашего пра-прадеда, остались неразгаданными. Какая я умница," потянувшись в кресле, похвалил он себя. Он вспомнил, что на экзаменах в геологическом институте выше оценки удовлетворительно он никогда не получал. "Ну, теперь-то я покажу профессорам какой я замечательный специалист. Это мое открытие и никто не смеет оспаривать этот упрямый факт. Мое имя появится в научных журналах." Сергей мечтательно возвел свой взгляд в потолок и с удовольствием хрустнул пальцами. Сбросив минутное оцепенение и улыбнувшись, он продолжил свой отчет, "Индикаторные минералы, подобранные мною на месте месторождения, свидетельствуют о том, что эта необычайно продуктивная кимберлитовая трубка, залегающая на глубине 10-20 метров, была засыпана скальной породой, в результате серии землетрясений, случившихся в этой местности в течение последних двухсот лет. Чтобы подтвердить мое открытие и оценить его величину, потребуется помощь компетентных геологов, вооруженных магниторазведочной аппаратурой, предназначенной для разведки соответствующих неметаллических полезных ископаемых. Прежде, чем начинать эту работу во избежание конкуренции было бы разумнo закрепить за нами юридические права на этот участок земли. Как он велик, я затрудняюсь сейчас сказать. Возможно, что мое открытие даст начало "алмазной лихорадке" на Аляске как это было с "золотой лихорадкой" в Калифорнии в конце девятнадцатого века." Утомленный, он отложил перо в сторону и погрузился в мечты. "Я стану знаменит и слава обо мне прогремит по всему миру."

Сергей быстро выздоравливал и выписавшись из больницы, решил не уезжать, а дождаться брата в том же городишке, населенным охотниками и рыбаками, и окруженным густыми и протяженными хвойными лесами. Он подыскал себе недорогую комнату в цокольном этаже избы, стоящей на скате речного обрыва и открытой всем ветрам. Ему было тоскливо находиться в четырех стенах без друзей и без знакомых, среди людей, язык которых он плохо понимал. На телевизионном экране он никак не мог осмыслить, где кончается реклама, где начинается передача; радио же раздражало его прямолинейной напористостью. Он редко выходил на свежий воздух, всецело поглощенный своими заботами и беспокойствoм. Но одиночество не успело поглотить Сергея, ни нанести ему ущерб; к счастью, через несколько недель приехали его брат с женой. Игорь и Елена появились в его жилище внезапно. В одну из тоскливых бессонных ночей, прерываемых тревожными сновидениями и навязчивыми кошмарами, донесся до его ушей шум подъехавшего автомобиля. За ним последовал скрип гравия под ногами, несколько неразборчивых слов, второпях сказанных по-русски, и нерешительный стук в деревянный брус у входа. У него бешено заколотилось сердце. Соскочив с кровати и на ходу застегивая брюки, шлепал он босыми ступнями по доскам пола. "Сейчас, сейчас," приговаривал он, пересекая широкую гостиную. Сергей распахнул дверь. За нею, едва различимые в голубоватом сиянии арктического неба, стояли дорогие ему люди. Дерзкие зеленые глаза и соломенные волосы Елены заставили его содрогнуться. Он всегда робел в ее присутствии и, случалось, лебезил перед ней. Высокая, спортивная фигура невестки была скрыта темным плащом. Стройные мускулистые ноги были обуты в черные сапожки. Рядом стоял ее муж, типичный труженик физического труда, плохо выбритый и с уставшим лицом, но крепкий, квадратный и физически сильный. Потрепанный дождевик и фетровая шляпа с поникшими полями не украшали его. Сергей обнял каждого из них и пригласил войти. "У тебя мило," заметила Елена, осматривая широкое с низким потолком помещение, снизу доверху отделанное полированными темно-коричневыми досками. В середине зала стояла громоздкая чугунная печь; рядом, в ожидании зимы, была свалена охапка дров. Кухня, состоявшая из электрической плиты, мойки и холодильника размещалась в углу. Здесь же на пластиковом прилавке были сложены стопки чисто вымытых тарелок и чашек. Круглый обеденный стол окружали четыре простых деревянных стула. Над столом на длинном шнуре висела зажженная лампа с синим абажуром. Свет падал на развернутую географическую карту, купленную в местном магазине, и лежащий сверху карандаш. "Ты писал, что у тебя есть вторая спальня?" Невестка бесцеремонно заглядывала во все двери. "Ванная, подсобная комната, кладовка," считала она. "Спальня, вообще-то одна," Сергей смущенно пригладил волосы. "Она для вас. Я буду спать в гостиной." Он указал на обширный диван стоявший перед телевизором. "Ты всегда отличался благородством," Елена кокетливо хлопнула его по руке. "Игорь, принеси вещи из машины, я буду переодеваться," громко приказала она и скрылась в туалете. "Игорек, я тебе помогу, только обуюсь," присев на краешек дивана, Сергей надевал ботинки. "Ничего, я сам управлюсь. У нас только два чемодана." Прежде чем его брат успел обуться, Игорь выскочил из избы, хлопнув за собой дверью. На минуту воцарилась тишина. Сергей закрыл глаза, приходя в себя. Был второй час ночи, но спать ему не хотелось. Он обернулся, услышав движение. Елена вернулась в комнату и склонилась над картой. "Где мы?" ее пальчик скользнул по бумажной глянцевой поверхности. "Вот здесь," хозяин указал на населенный пункт километрах в двадцати от побережья океана. "Здесь твое открытие?" Она придвинулась ближе к нему и ладонью легко коснулась его плеча. От запаха ее духов и прикосновения пряди волос к щеке у Сергея зашумело в ушах. Напрягшись, он преодолел минутную слабость. "Оно к северу от Анкориджа, там где проходит Чугачский хребет," уперев глаза в стол, солидным басом заявил он. "Как юрисконсульт со стажем я обязана тебя предупредить, чтобы ты был осторожен с капиталистическими акулами." В ее доброжелательном и спокойном голосе чувствовался апломб. "У нас в Иркутске каких только махинаций они не прокручивают с ипотекой." Вошедший с чемоданами в руках Игорь добавил свое, "Люди убивают друг друга из-за пустячных сумм, а тут речь идет о миллиардах долларов." "Без огласки мы должны сделать заявку и официально закрепить этот участок за нами," хлопнула в ладошки Елена. "Я уже придумала название компании. Назовем ее Alaskan Diamond International." Последнее она произнесла по-английски твердо и без ошибок. "Не уверен, что это получится так легко," Игорь раскрыл чемодан и достал из него бутылку зубровки и пакет со съестным." "Не забудьте, что мы здесь чужаки. Нам необходим партнер, у которого есть гражданство США," заявила Елена. Она нашла в холодильнике закуски, выложила их на кухонный прилавок, быстро чистила, резала и раскладывала на тарелки. "Принять в долю неизвестного человека?" У Сергея, складывающему на столе бумажную карту, вытянулось лицо. "Допустим," Елена начала сервировать стол. "У нас нет капитала на разведку месторождения и его разработку." "Возьмем в банке заем," не сдавался Сергей. "Кто его даст? Нас здесь никто не знает," Елена раздраженно повела плечами. "Но самое главное надо доказать ценность месторождения." В комнате воцарилось молчание. В чаще на той стороне реки несколько раз ухнул филин и донесся отдаленный волчий вой. Вздрогнув, горожане взглянули в незашторенное окно. Там в призрачном свете белой ночи река быстро и молча несла свои студеные воды. Лес стоял черной стеною над иx серебряной гладью. Пламя чьего-то костра мерцалo сквозь тесные ветви зарослей. Над вершинами елей кружились птицы. "Может быть продадим нашу идею одной из алмазодобывающих фирм?" нерешительно предложил Игорь. "Они обязательно возьмут нас в долю." "Не думаю," Елена резко поставила поднос на стол. "Они нас обманут. Давайте все-таки попробуем сохранить нашу независимость и поговорить с банком." "Следует подумать как составить письмо и кому его посылать," Игорь откупорил бутылку и стал разливать по стаканам. "Отложим заботы до утра." Возражений не последовало и все дружно принялись за еду и питье. Наступила долгая тишина, изредка прерываемая случайными междометиями и позвякиванием посуды. Ходики на стене пробили два часа ночи. Вдруг на бетонной дорожке, огибающей избу, послышались крадующиеся шаги. Нервная дрожь охватила Сергея. Не первый раз слышал он эти звуки. Они всегда появлялись ночью, но он принимал их за свои кошмарные сновидения. "Кто это?" удивленно взглянула Елена, но Сергей приложил палец к губам, призывая всех к молчанию. Протянув руку к выключателю, он погасил свет. Наступило долгое мучительное ожидание. B окно заглянул человек. На фоне светлого неба лица его разобрать было невозможно, обрисовался лишь силуэт. Кулаки Сергея до боли сжались, тело покрыл холодный пот, ноги затрясло и он слегка застонал. "Стой, гад!" разом воскликнули братья и, толкая друг друга, бросились к выходу. Они выбежали и остановились, разведя руками. Площадка перед домом была пуста. Их напряженный слух уловил затихающий треск сучьев под ногами удалявшегося незнакомца. Шум стих и опять все стало спокойно. Казалось, не было причин для тревоги. Под жемчужным арктическим небом разлился покой. Слабый ветерок доносил смолистый аромат хвои. От недавнего дождя в прохладном воздухе висела сырость. В затоне квакали лягушки. Однако братьям было не по себе. Им чудились сотни хищных глаз, следящих за ними из тьмы вокруг. "Где он?" переглянулись Игорь с Сергеем. В окне у соседа наверху зажегся свет, мягко покатились дверные ролики, на балкон вышел пузатый человек в ворсистом халате и с винтовкой в руке. "What"s going on?" он наклонился к братьям. "К нам кто-то заглядывает в квартиру," попытался объяснить Сергей, заранее зная, что его собеседник ни бельмеса не поймет. Сосед бросил скользящий взгляд на окрестности, зевнул и сказав, "Don"t worry. Everything will be all right. (Все в порядке)," удалился на покой. Обескураженные Русаковы вернулись под крышу. "Кто это мог быть?" спросили супруги в один голос. Запинаясь от смущения, Сергей рассказал все, что слышал от полицейского сержанта и о своих ночных наблюдениях. "За нами следят," подытожила Елена. "Мы должны быть очень осторожны." С опаской она осмотрелась по сторонам. "Я посылал вам письма в открытой почте," сокрушался Сергей. "Возможно, что они уже все знают." "Ты что cдурел?" с гневом набросился на него Игорь. "Это находка мирового значения и стратегический секрет!" Его губы плотно сжались, брови нахмурились, лицо покраснело. "Может обойдется. Не вездесущие же они," успокаивала их Елена. "Возможно, что это был какой— то бродяга или заблудившийся прохожий. Если мы заявим, так нам в полиции и скажут. Ничего страшного ведь не произошло..." "Нам надо отсюда уезжать," Сергей решительно хлопнул ладонью по столу. "Чем быстрее, тем лучше. В этом городишке больше делать нечего." На том и порешили. Завершив трапезу, отправились на боковую. Нетемнеющее небо будоражило и не давало сомкнуть глаз. Сергей насилу забылся в поверхностном сне. Из дальнего конца избы доносился легкий храп. В комнате Игоря и Елены окон не было и свет их не беспокоил, спали они крепко. Проснулись поздно после полудня, еле двигались, головы у всех трещали, по очереди долго плескались в ванной. Пока прособирались наступил вечер и решили отложить отъезд до завтрашнего утра. Выехали на двух автомобилях. Утро было пасмурное, облака застилали небо туманною пеленою. Узкая, извилистая дорога не позволяла разогнаться и ушло у них три часа добираться до Анкориджа. Сразу по прибытию написали в несколько банков и, набравшись терпения, стали ждать. Остановились в меблированных комнатах с понедельным арендным договором. В просторном номере была полностью оборудованная кухня и это экономило им немного денег. В томительной неизвестности проходили дни и недели; их фонды быстро таяли. Вернули в Hertz один из арендованных автомобилей; питались сухими кашами и вареным картофелем, отказались от кофе, мяса и рыбы; Елена полушутя грозилась перевести семью на собачьи консервы и концентраты. Чтобы свести концы с концами братья подрабатывали грузчиками в порту, но заработок был случайным и ненадежным. Положение ухудшалось, круг сужался, средств не хватало даже на бензин, но никто не интересовался их эпохальным открытием. Огромный мир молчал, занятый своими текущими делами. Отчаяние начало охватывать компаньонов и долгими серыми вечерами, собравшись за столом, стали они обсуждать возвращение в Сибирь; за неимением денег пешком по льду через Берингов пролив. Наконец в один ненастный день, когда казалось, что все рухнуло и пропало, почта принесла желанное письмо. Штемпель известного коммерческого банка стоял в углу солидного голубого конверта. Трясущимися руками и с замирающим сердцем Сергей распечатал его. На лощеном листе бумаги с гербами и золочеными вензелями было всего пять машинописных строк. Под ними фиолетовыми чернилами на полстраницы размахнулась чья-та широкая и колючая подпись. "Пришла наша удача," перед глазами у Сергея все поплыло и заколебалось. "Переведи, Леночка," умоляюще пролепетал он. Момент был самый неподходящий. Елена Николаевна стояла у плиты и обжаривала в подсолнечном масле ломтики картофеля и репчатого лука. Клеенчатый фартук был завязан до горла поверх домашнего платья, густые длинные волосы спрятаны под косынку, обнаженные до локтей руки покрывали сальные брызги. "Погоди. Сейчас управлюсь. Не все сразу," неодобрительно покосилась она на родственника. Новая порция сырой картошки была вывалена во вместительную сковороду; треск кипящего масла и клубы белого дыма заволокли помещение; стало трудно дышать. Невольно Сергей бросился к окну и опустил раму; драгоценное письмо было крепко зажато в его правой руке; но ужас, поворачивая тугую щеколду, пальцы его разжались, промчавшийся сквозняк вырвал листок, подхватил и унес высоко в небеса. "Ловите, ловите," пискнул Сергей и высунулся вслед так далеко, что чуть не выпал из окна. С выпученными глазами беспомощно наблюдал он за полетом бумажного прямоугольника; тот парил над городом как сухой лист, кружась и танцуя на месте, то поднимаясь, то опускаясь, вертясь и вставая на ребро; понемногу удаляясь и удаляясь, пока не рассеялся в сиянии снегов Чугачского хребта. "Все пропало," посочувствовала Елена, стоявшая позади. "Нет," упрямо сказал Сергей. "Я найду его, будьте покойны."

Глава 6

Cхватив куртку, он выбежал на улицу. Долго бродил Сергей по городу, заглядывая в водостоки и канализационные люки, но попадались лишь обрывки газет, журналов и другой бумажный мусор. Понурившись, он вернулся домой, не зная кого и винить. Его брат, отдыхавший после ночной смены, вышел из спальни. Он уже все знал от жены. "Ты ведь рассматривал письмо," настаивал Игорь. "Ты что-нибудь помнишь?" "Да," встрепенулся Сергей. "Хоть я не понимаю по-английски, но запомнил подпись — Jeremy Watkins, Vice President." "Ну, вот и хорошо," с облегчением вздохнула Елена. "Конверт у тебя остался, следовательно, мы найдем, где они находятся, это уже кое-что. Завтра пойдем в этот банк и выясним, когда у тебя назначена встреча с вице-президентом. Вот так очень просто." Она душевно рассмеялась и братья расцеловали ее в обе щеки. "Правда адрес не указан," озабоченно вертела она конверт в руках. "Ничего, название банка знаем, остальное выясним на интернете." В раздумье Елена наморщила лоб. На утро следующего дня, как следует принарядившись, все втроем отправились на поиски. Найти было легко. Это финансовое учреждение с мировым именем имело филиалы во всех крупных городах США и во многих столицах мира. В Анкоридже оно размещалось в тридцатиэтажном небоскребе в деловом центре города. Сверху донизу здание было облицовано золотисто — розовыми зеркальными стеклами, придававшим стенам феерический вид. Запарковав свой Ford Focus в примыкающем к банку трех-ярусном гараже, через вертушку дверей наши герои попали в вестибюль. По начищенному до блеска полу они подошли к массивной мраморной стойке, позади которого красовалась посеребренная эмблема корпорации — этого широко известного символа американского капитализма. Две миловидные женщины в темных безупречных костюмах то ли что-то писали, то-ли печатали на компьютерной клавиатуре. Одна из них, прервав свою работу, подняла на гостей свои глаза. "Can I help you?" oна радушно улыбнулась. Выслушав просителей, секретарша попросила, чтобы те записали свои имена и адреса в тетрадь, лежавшую перед ними. Подбирая слова и запинаясь, Елена сумела объяснить цель их прихода. "Письмо было подписано г-ном Воткинсом. Он ваш вице президент," втолковывала приезжая на своем неуверенном английском, передав секретарше злополучный конверт. Девушка сумела понять ее. "Excuse me, Sally, do you know Mr. Watkins, Vice President?" обратилась она к своей коллеге, только что закончившей телефонный разговор. "I never heard about such vice president. We have Mr. Michael Watkins, but he is a janitor. (У нас есть г-н Воткинс, но он дворник)," ответила Sally, пристально рассматривая довольно обшарпанную группу визитеров. "I am sure that something is wrong. May I see an envelope?" Она положила конверт перед собой и разгладила ладонью. "It was tampered," заключила она. "It is our stationery but the address under the logo was blackened. I wonder how they got hold on it? {Мне кажется, что конверт поддельный)." Елена поняла американку и передала информацию своим мужчинам. "Никакого вице президента Воткинса здесь отродясь не было. Конверт правильный, но адрес закрашен черной краской. Кто-то хотел нас разыграть, чтобы мы пришли по другому адресу, поверили, что мы находимся в банке и разболтали бы все наши секреты. Вот так," горестно закончила oна и, обхватив лицо ладонями, жалобно всхлипнула. Мужчины скорбно опустили головы, как бы прощаясь со своей надеждой. Сергей отвернулся, но на скулах у него заиграли желваки; Игорь положил руку жене на плечо; обе секретарши через мраморный прилавок смотрели на них с сочувствием. "Где письмо, которое мы посылали в ваш банк? Ответа на него не было," Сергей клокотал от ярости. "Они нам ничем не обязаны," попыталась урезонить его Елена, но перевела вопрос. "Let me check our loan department," секретарша сняла телефонную трубку и набрала номер. "Hi Jacob. Mr. Rusakov is here. He is looking for a reply to his inquiry dated August 10." Она выслушала ответ и положив трубку, сказала, "A loan officer will be here in a minute. Please have a seat. (Kредитный инспектор выйдет к вам через минуту.)" Девушка указала на диваны и кресла, расставленные вдоль стен. "Надо подождать," Елена Николаевна уселась на кожаную софу и братья расположились на креслах по сторонам от нее. "Что дальше?" спросили мужчины в один голос. "Я поняла, что кто-то сейчас за нами придет," стремясь избавиться от нервного напряжения Елена закрыла глаза и замерла. Она не дремала, нo чувства ее были обострены. Истек час, много людей прошло мимо них; были они всевозможных наружностей и размеров, молодые и пожилые, разных социальных статусов, телосложений и физиономий; скользнув безразличными взглядами, они спешили по своим делам. Истекало терпение наших героев, кровь бурлила в их жилах, бесцельно утекало дорогое время, но нужный им человек не появлялся. Сергей клокотал от возмущения и едва себя сдерживал, готовый вскочить и устроить секретаршам разнос за бюрократизм и волокиту. Bнезапно Елена приоткрыла свои глаза и прошептала, "Это он." По навощенным плиткам пола, постукивая каблуками добротных ботинок, к ним направлялся среднего роста человек. Был он хорошо сложен и немного худощав; зачесанные назад густые черные волосы придавали ему внушительный вид, и в петлицу его безупречного английского костюма была вдета гвоздика. В левой руке джентельмен нес картонную папку-портфель. "Hello," произнес он бархатным голосом и немного поклонился. "My name is Jacob Shestakovsky. I am a bank loan officer." "Здравствуйте," хором ответили истосковавшиеся друзья и сконфуженно переглянулись. "Я понимаю по — русски," его проницательные глаза смотрели с легким прищуром. "Можете называть меня Яков Осипович," он слегка улыбнулся. После рукопожатий Яков Осипович обратился к Сергею, "Моя дочь рассказала мне о вас. Вас чуть не убили. Как вы себя чувствуете?" "Спасибо, я поправился. Роза ваша дочь?" От удивления брови Сергея взлетели вверх, на лбу собрались морщинки, а рот приоткрылся. "Мир тесен," Шeстаковский развел руками и шутливо улыбнулся; все заулыбались вслед за ним. "Вас кто-то преследует?" "Мы так считаем," вступила в разговор Елена. " Нам прислали поддельное письмо якобы от вашего банка. Потому-то мы свалились сюда как снег на голову. Извините." "Все хорошо; пустяки," Яков сделал неопределенный жест рукой. "Мы получили ваш запрос о займе, и готовим ответ," продолжал он. "Не исключено, что вас преследуют российские спецслужбы. Это может быть серьезнее, чем вы думаете. Возможно вам следует искать защиты у правительства Соединенных Штатов." Он многозначительно взглянул на них. "В вашем письме вы заявляете, что суммарная стоимость запасов вашего месторождения превышает сто миллиардов долларов. Вы уверены?" "Разумеется." Компаньоны приосанились и повеселели; остатки сна слетели с Елены Николаевны, а братья, переполненные надеждой, подбоченились, положив руки на бедра. "Дела идут как надо," ликовали про себя друзья, внимая каждому слову банкира. Шестаковский внимательно разглядывал визитеров. "Вы можете это доказать?" "Конечно. На месте найдены пиропы. Они являются индикаторами алмазов. Вот посмотрите," Сергей вынул из клеенчатой сумки горстку красноватых запыленных минералов. Непосвященному человеку эти грубые куски стеклообразной массы напомнили бы шлак из мартеновской печи. " Во первых — это надо подтвердить," повертев образцы перед глазами, Шeстаковский вернул их в ладонь Сергея. "Я не геолог. Компетентые люди будут решать. Во вторых — необходимо послать экспертов на место вашей находки и оценить ее размеры. У вас уже готова заявка на принадлежащий вам участок?" Наступило смущенное молчание. "Пока нет," подала голос Елена Николаевна. "Мы работаем над этим, но для оформления одному из нас требуется гражданство США." Услышав последнее, Яков Осипович невольно крякнул и уронил голову. Может быть он пытался скрыть смех в своих глазах? "Я узнал," волнуясь привстал Сергей, "что для получения американского гражданства требуется внесения вклада размером один миллион долларов в новое коммерческое предприятие, которое принесет пользу экономике США и создаст по меньшей мере десять рабочих мест. Как только мы оформим заявку, мы легко выполним это условие." Шестаковский в глубоком раздумье рассматривал просителей. "Что было раньше — яйцо или курица? Заколдованный круг получается." Хлопнув в ладони, он рассмеялся собственной шутке. "Без гражданства вы не можете оформить заявку, а гражданство нельзя получить, не доказав предварительно стоимость месторождения." "Это, конечно, так. Нам нужно подыскать правильного человека, говорящего по-русски, который является американским гражданином." Елена с надеждой взглянула на Якова. "Вы такого не знаете?" Под устремленными на него пристальными взглядами Шестаковскому стало не по себе. Он присел на софу и прикрыл глаза ладонью. "Я не тот человек," отмахнулся он, "и не знаю кого вы ищете." "Ничего. На худой конец мы продадим наше открытие горнодобывающей корпорации," потупившись и опустив голову, пробормотал Игорь. От переживаний его лицо покрылось бисеринками пота. "Дело ваше," Шестаковский приготовился уходить. "Яков Осипович," промурлыкала Елена. "Помогите нам, пожалуйста." У Шeстаковского было доброе сердце. Пятнадцать лет назад он изведал лишения и невзгоды иммиграции и прекрасно понимал отчаяние этих людей. "Как я могу связаться с вами?" спросил он Сергея. "У вас есть телефон?" Последовало замешательство. Компаньоны переглянулись, подыскивая ответ. Сергей окаменел. У него язык не поворачивался признаться, что от бедности телефоны у них отсутствовали, а пользуются они служебным средством связи гостиницы, в которой проживали второй месяц. "Конечно," не растерялась Елена. "Звоните вот сюда." Она быстро черкнула единственный номер, который у них имелся в западном полушарии. "Прекрасно," Яков положил бумажку в карман. "Я вам устрою встречу со знающими людьми из геологической лаборатории. Там инженеры проведут анализ ваших материалов и проконсультируют вас лучше, чем я. До свидания." Не мешкая, он удалился.

"Так кто из вас намеревается принять американское гражданство и стать во главе нашей корпорации Alaskan Diamond International?" с сарказмoм сказала Елена, управляя автомобилем по пути назад. "Вам не жалко родину?" "Конечно. Родина это место, где мы родились," Сергей полез в неприятную дискуссию. "У меня много воспоминаний плохих и хороших, но больше плохих. Если родная власть колотит тебя дубинкой по голове, кому там хочется жить? Такую родину не жалко покинуть навсегда." "Я не согласен. У меня там друзья. Мы не намеревались оставаться здесь," подал голос с заднего сиденья Игорь. "Я был бы рад вернуться в Иркутск хоть сейчас." "Мечтатели," Елена притормозила автомобиль на светофоре. "Вначале надо найти богатство. Пока что у нас пустые карманы и даже телефонов нет." Весь дальнейший путь они молчали. Дорога вела через обширный жилой район, застроенный односемейными домиками. Звери из близлежащих полей и лесов частенько наведывались в сады и огороды местных жителей, благо находились они по соседству. Пугая детей, заходили в усадьбы и огромные лоси. Начисто обгрызая ветви деревьев, они портили своими пудовыми копытами тропинки и газоны. Иногда можно было увидеть любопытных медвежат, потешно ковыляющих вдоль шоссе к городскому центру. Что они могли там искать? Уж не знакомую ли берлогу и гостеприимную маму-медведицу? Заблудившаяся в человеческих джунглях лесная живность не знала как вернуться в родные места и нуждалась в помощи. Их отлавливали и отправляли назад в дикую природу. Подъехав к трехэтажному корпусу гостиницы, Елена свернула во двор. Там компаньоны заметили коричневую тушу медведя. Они особенно не удивились. Они привыкли. Привлеченный запахом съестных отбросов, мишка пытался поднять крышку мусорного контейнера. Контейнер, сваренный из толстых стальных листов, был очень тяжел, а крышка, запертая на висячий замок, не поддавалась. Запарковавшись подальше от него, Русаковы осторожно прошли в здание через заднюю дверь. Поднявшись на второй этаж и войдя в свою комнату, друзья обомлели. Пред ними был полный разгром и ад кромешный. Диван был перевернут, бумаги устилали пол, ящики и их содержимое валялись где попало, подушки разбросаны; в спальне картина была не менее удручающая. Елена бросилась за объяснениями вниз к дежурной, по совместительству выполняющей обязанности привратницы и секретарши. Ею оказалась изящного телосложения и одетая в черный брючный костюм молодая алеутка по имени Lyta. Ее скуластое лицо горело от возмущения, "Wow," обвела она беспорядок своими раскосыми глазами. "What a mess. But I don"t see any damage. Report missing property. (Заявите, если у вас что-то пропало)." Елена всплеснула руками, "Who did it?! You"re supposed to watch every visitor! (Кто это сделал?)" Lyta потерла свой смуглый лобик. "I remember two strange guys looking for you. (Два странных человека искали вас)." "Как они выглядели?" спросила Елена по-английски. Сдвинув брови и с трудом припоминая, Lyta ответила. "Худые, похожие на бездомных и очень вредные," перевела Елена слова алеутки. Оглушающий медвежий рев заставил присутствующих содрогнуться. Все подбежали к окну. Зрелище открылось необычайное. Внизу во дворе мишка, устав от тщетных попыток полакомиться пищевым мусором, нашел себе новую забаву. Встав на задние лапы, он тряс разлапистую березу, в ветвях которой пряталось двое перепуганных мужчин. Медведь скалился, прижимал свои уши, шерсть на его на загривке встала дыбом — еще минута и он стряхнет незадачливую пару на землю и сожрет ее. "Here they are! (Boт они!)" воскликнула Lyta. "Я сейчас вызову полицию. Они утихомирят медведя и допросят правонарушителей." Так перевела Елена ее слова. Дежурная подошла к телефону и набрала 911. Полицейские, вооруженные винтовками, появились через несколько минут. Они выстрелили в зверя транквилизаторами, мгновенно усыпив его. Потом приехал грузовик, чтобы отвезти медвежью тушу подальше от города; очнувшись, топтыгин больше сюда никогда не вернется. Пока стражи порядка, занятые шприцами, копались в косматой звериной шерсти, знакомые нам аферисты Плевков и Гвоздев, незаметно спустились вниз и перескочив через ограду, улепетывали во все лопатки в лесную чащобу. Там они чувствовали себя вольготно и в безопасности. Более полугода обитала двоица на просторах Аляски, прячась в пещерах, заброшенных хижинах и порою в кустах. Алмазные копи они так и не нашли, обознавшись в тот раз по неопытности, но надежду разбогатеть не утратили. Не все было плохо; они приспособились и прижились, экономя на квартплате и кулинарных продуктах; деньги свои они почти не расходовали и хранили в нательном поясе. Следует заметить, что в результате постоянного стресса, оторванности от дома и непривычных условий, действия ренегатов-чекистов становились хаотичными и нелогичными. Может быть они немного помешались? Взялись они было преследовать Русаковых, полагая, что те на верном пути. Влезли в их квартиру в поисках карты, хотя сами всегда имели ее точную копию; тюкнуло им в головы найти месторождение самостоятельно. Потом передумали и разработали следующий план: следить за Русаковыми до конца, на последнем этапе, когда сокровище будет найдено, убить всеx конкурентов, набить заплечные мешки алмазами и вернуться победителями в Москву. А дальше хоть трава не расти и будет у них во всем лафа!

Не подозревали Плевков и Гвоздев, что с вершины своего Олимпа руководство Федеральной Службы Безопасности России давно наблюдало за суетой двух горемык, которые за свое предательство были приговорены закрытым судом к длительному заключению с отбыванием наказания в колонии строгого режима и конфискацией имущества. Приговор должен быть приведен в исполнение незамедлительно по возвращении беглецов на светлую родину. Но больше всего генералов ФСБ донимал вопрос о стратегически важном алмазном месторождении, предположительно находящемся на Аляске. Понимая, что открытие принесет пользу их заклятому заокеанскому врагу, спецслужбы Российской Федерации прикладывали максимум усилий, чтобы оно никогда не было найдено. Был проведен старый, много раз испытанный трюк с поддельным письмом, посланным Русаковым, но вмешавшиеся силы природы спутали план. Тогда Служба Внешней Разведки поручила своему агенту под кодовым именем Кисочка слежку и надзор за этими выскочками — дилетантами, приехавшими из Сибири и пытавшимися так неуклюже и безграмотно сделать то, чего не могла добиться лучшая разведка мира. Кисочка была кадровым агентом СВР. Она выросла в семье советских дипломатов в США и была идеологически тверда и несгибаема. Ее детство и юность прошли среди посольских семей в жилом комплексе российского представительства в Бронксе; там она приобрела неповторимый нью-йоркский акцент, научилась выглядеть как прелестная холеная штучка, там же ей была привита неприязнь ко всему американскому. По достижении 18-ти лет ее послали для продолжения образования в разведшколу, расположенную в густых дубравах к востоку от Москвы. Четыре года спустя она с отличием закончила учебу и, естественно, была распределена в США, где проходила практику под руководством матерых советских асов. Обученная всевозможным трюкам шпионского ремесла, перечисление которых займет не одну страницу, внешность свою в целях маскировки она меняла беспрестанно — неизменными оставались лишь ее крепкая плечистая фигура, сильные руки и быстрые ноги. Молодое дарование это было очень опасно и одним ударом могло убить физически развитого, но захваченного врасплох мужчину. Привлекательная мордашка и задушевный, обаятельный голос новоявленной шпионки позволили ей приблизиться к пуэрториканскому часовому, охраняющего судоверфь в г. Bath, штат Maine. Соблазнив его и оставив бесчувственным, она проскользнула в запретную зону, где на стапелях стоял строящийся эсминец USS Farragut, обошедшийся казначейству в 5 миллиардов долларов. Farragut являлся самым передовым и технически оснащенным судном своего времени, способным к автономному плаванию и автоматическому выполнению задач. Агентша находилась вблизи недолго. Сделав видеосъемку, она пробралась к корабельному компьютеру и вставив USB флешку, заразила систему вирусом. Напоследок, прежде чем раствориться в ночном тумане отважная разведчица оцарапала обшивку специальным инструментом с целью установления материала покрытия корпуса. За выполнение этого задания она получила орден и месячную путевку в сочинский санаторий. За этим успехом последовали другие, доверие к ней росло, она завоевала отличную репутацию и пять лет спустя ей поручили первую самостоятельную работу.

Кисочка предпочитала действовать в одиночку и гордилась своей миссией. Раз в неделю она выходила на связь с центром — получала инструкции и сливала добытую информацию. Слежка за Плевковым и Гвоздевым не была ее основной задачей — бесцельно таскаться по лесам и долам за двумя полоумными. Ей было приказано не упускать из вида Русаковых. Сейчас сидя в автомобиле на другом конце города, она вслушивалась в каждое слово, произнесенное в их гостиничном номере. "Ну какие же сволочи! Задали нам уборку! Откуда они взялись?!" лез ей в уши женский голос. Разведчица прекрасно знала кому этот голос принадлежит: Елене Николаевне Русаковой, юрисконсульту Иркутского треста стройматериалов. Согласно анкете ФСБ Елене было 32 года, замужняя, бездетная, предки ее были репрессированы в советское время, что делало ее неблагонадежной в глазах властей и по сей день. "Главное, что мы не знаем, кто они?! Почему они к нам привязались?!" хрипловатым голоском вступил в разговор ее муж Игорь Константинович Русаков, лицо неопределенных занятий и потому всегда под подозрением у сибирских органов правопорядка. "Может за нами гоняется ФСБ?" заговорил его кровник Сергей; по глубочайшему убеждению властей, такой же охломон и прохвост, как и его старший братец Игоряша. Кисочка поправила наушники. От тоски она скрипнула зубами и сжала губы. Она ненавидела своих подопечных и считала этих плебеев ниже себя. Вот она то имела безупречную родословную, никто из ее родственников не согрешил в глазах властей и они всегда занимали ответственные посты в аппарате госбезопасности. Потому-то с 18-ти лет ее приняли в тесную семью избранных чекистов, куда не всякого принимали; кандидат, помимо незапятнанной репутации, должен быть только своим. Кисочка была лицом заслуживающим доверия и ей было неприятно услышать пренебрежительное упоминание одним из подследственных Федеральной Службы Безопасности — учреждения, которое она боготворила. "ФСБ?" задумалась Елена, схватившись за подбородок. "Вряд ли. Они так грубо не работают. Ну, микрофончик приклеют под потолок, а потом любой шорох на магнитофон записывают и спокойненько анализируют. Никто и не догадается." Братья в испуге задрали головы; обводя глазами верхи и карнизы, они искали "жучков". Игорь подошел к картине на стене и приподнял ее. "Ничего нет," внимательно осмотрев, он вернул ее на место. "Успокойтесь," уверяла Елена. "Никто нас не слушает. Никто не знает, где мы находимся. Мы пропали без следа," она рассмеялась и широко всплеснула руками, возможно изображая полет птицы. Кисочка поморщилась от громкой трели телефонного звонка. Одно из подслушивающих устройств было установлено именно там, другое спрятано позади вентиляционной решетки на потолке. Сергей снял трубку и передал ее Елене. "Hello Sir," затараторила она по-английски. " Геологическая лаборатория? Завтра в 10? Мы там будем. Конечно, конечно. Записываю адрес." Елена черкнула несколько строк на обложке календаря. "Bye bye," c сияющим лицом она положила трубку и обернулась к своим близким. "Наутро все решится," зажгла она ослепительную надежду.

Глава 7

На следующий день встали рано, но собирались медленно и неохотно. После вчерашней пирушки за успех предприятия все были несвежими, усталыми и раздражительными. Неясные предчувствия томили обитателей номера. День выдался пасмурным и серым; шторы на окнах не раздвигали, пришлось включить люстру. Сергей, как обычно, поджав ноги, почивал на диване в передней комнате, а в спальне Елена и Игорь едва слышным шепотом переругивались между собой. "Знаю, что у тебя на уме. Зачем ты на американку пялишься?" выясняла отношения Елена, застегивая на груди накрахмаленную блузку. "Какую американку?" недоумевал сидящий без штанов на кровати ее муж. "Ну, вот ту алеутку, которая к нам вчера приходила. Ты ей подмигнул." "Ничего этого не было." "Нет было. Не запирайся. Потому-то, когда мимо ее проходишь, глазенки у тебя всегда сладкие и похотливые. Сама видела. Проси прощения, кобелиная порода." "Не буду. Ты зачем с моим братом кокетничаешь? У него при виде тебя слюнки текут." "Неправда это. Не придумывай. Совсем очумел, старый хрыч." "Я не старый. Это ты старая." За такую дерзость Игорь схлопотал оплеуху по мордахе и приготовился было отвесить жене ответный пинок как раздался вежливый стук в дверь. "Все готовo к завтраку," услышали они голос Сергея. "Чай и бутерброды на столе. Торопитесь, не то засохнут!" раздался его смешок. Елена поправила волосы. "Сейчас, сейчас," она повелительно взглянула на мужа. Шипя друг на друга, с нерадостными, натянутыми лицами супруги появились в столовой-гостиной-кухне и уселись за накрытый стол. Времени до отъезда у них оставался один час.

Дорога в лабораторию вела вдоль берега залива Кука. Гряда плоских холмов расстилалась в стороне; вдоль нее тянулась проволочная ограда аэродрома. Ежеминутно оттуда с ревом поднимались в низкое свинцовое небо огромные самолеты. К северу почти на горизонте, заволоченном дымами силовых станций, находился океанский порт. Там на рейде, ожидая разгрузки, стояли торговые корабли; пересекали залив рыболовецкие суда; тяжело нагруженный танкер, разрезая волны, уходил в дальний рейс. Лаборатория занимала первый этаж невысокого административного здания, расположенного недалеко от причалов. Флуоресцентный свет сверкал в ее окнах. Их ждали. В вестибюле секретарша, молодящаяся дама лет 50-и, пригласила гостей в кабинет. "Welcome to Mineral Industry Research Laboratory," приветствовал вошедших из-за своего письменного стола смуглый человек с азиатскими чертами лица. Серый фланелевый костюм облекал его хрупкую фигуру. "Dr. Krishna Bhattacharyya," представился он. После рукопожатий все уселись. Немного поболтав из вежливости, хозяин кабинета получил из рук Сергея сумку с образцами и отнес ее в заднюю комнату. "Следует подождать," сказал он, вернувшись. "У нас имеются все необходимое оборудование: лаборатория по переработке полезных ископаемых, лаборатория гидрометаллургии, лаборатория электрохимии и аналитическая лаборатория." Елена с трудом переводила слова профессора. Ей мешали его акцент и головокружительная скорость словоизвержения. Приходилось часто переспрашивать. Утомившись, все замолчали. "Would you like to tour our facility? (Вы хотели бы осмотреть объект?)" неожиданно выпалил Dr. Bhattacharyya и, не дожидаясь ответа, повел гостей вдоль коридора. Он открывал дверь в каждую комнату, объясняя ее предназначение. Помещения были забиты до отказа всевозможными инструментами, названия которых непосвященный человек знать не мог. По словам их сопровождающего это были анализаторы, электронные весы, фотометры, сушильные шкафы и уместились здесь даже ультразвуковая ванна в придачу с дистиллятором. Персонала было немного — в прохладной тишине вдумчивые молодые люди в белых халатах проводили опыты и фиксировали свои измерения. Dr. Bhattacharyya знакомил гостей с каждым из них; работников лаборатории было всего восемь. Все они имели ученые степени, но только двое из них были американцами с европейскими чертами лиц. Когда затворилась дверь, нетактичный Игорь рубанул правда-матку, "Почему у вас так много индийцев?" "Я сам индиец," осклабился их провожатый и с достоинством поправил узел своего галстука. "В нашей лаборатории трудятся также и китайцы." "Мы видели только двух американцев. В чем дело?" настаивал Игорь; вчерашний хмель не полностью выветрился из его головы. Елена грозно посмотрела на него, но дать ему затрещину на людях не решалась. "Америке не хватает специалистов с техническим образованием," ответил Dr. Bhattacharyya. "Десятки лет система образования страны не уделяла должного внимания преподаванию физики, химии и математики, да и квалифицированных учителей не хваталo. Большинство школьников стремятся стать бизнесменами, адвокатами или изучать политологию. Занятия точными науками требуют дисциплины, способностей и терпения. Если паче чаяния учитель ставил нерадивому ученику низкую оценку, то родители могли потащить такого учителя в суд, обвиняя виновника в предвзятости и расизме, особенно если учитель белый, а ученик цветной. Трудолюбивые и одаренные азиаты из Азии получают лучшие оценки в американских университетах; потому-то на кафедрах высших учебных заведений так часто слышится иностранный акцент." Достав из кармана белоснежный носовой платок, он деликатно высморкался. "Не желаете ли кофе?" предложил ученый и провел их в небольшую безлюдную комнату, в которой находилась кухня-столовая для работников лаборатории. "Help yourself," сказал он и вышел в коридор. Кофе булькало в кофеварке, молоко и сливки хранились в холодильнике, от конфет, булочек и печений ломились стенные шкафы. Насытившись, друзья откинулись на спинки стульев; им не хотелось уходить. "Сколько они будут еще тянуть?" ни к кому не обращаясь, спросил Сергей. Руки он заложил за голову и ноги вытянул на соседний стул. "Дело пустяк, я бы в минуту справился," горячился он. "У лаборантов своя текущая работа; наше задание внеочередное, потому и долго," пыталась вразумить его Елена; она тоже волновалась и ладони свои прижала к вискам. Муженек ее в тот момент наливался десятой чашкой дармового кофе и хрустел шоколадками. Из конфетных оберток он делал фантики и складывал себе в карман. Тихо ступая в комнату вошла секретарша. "Вот вы где," она немного поморщилась. " Директор приглашает вас в свой кабинет." "Решилось," вырвалось у Сергея и он вскочил места. С радостными лицами наши герои помчались вперед. Приходит конец их мытарствам! В кабинете помимо директора находился еще один индиец, которого они встретили час назад во время осмотра лаборатории. "Dr. Arjun Laghari," напомнил он свое имя. " We made an analysis, here are the results. These minerals are not pyropes. They are carnelians. (Эти минералы не пиропы. Это сердолики)," перевoдила Елена. "Никакого отношения к алмазам сердолики не имеет." "Мы направим отчет о проделанной работе в ваш банк," Dr. Bhattacharyya обворожительно улыбнулся. "Получите ваши минералы. Из них изготавливают недорогие бусы и серьги, но серьезного коммерческого значения месторождение не имеет."

Сумрачные и печальные компаньоны покинули здание. Сергей с трудом сдерживал слезы, ему казалось, что на него навалилась тяжесть, он задыхался. "Не зря иркутские профессора геологии ставили тебе плохие оценки на экзаменах," дал ему подзатыльник Игорь. "Всех нас подвел." У Сергея не было сил повернуться и дать брату сдачи, так он был опустошен. "Вдруг эти индийцы все врут?" предположила Елена. "Пойдем к другим геологам или пошлем твои образцы в Москву..." "Не надо. Они правы," всхлипнул Сергей. "Это не пиропы. Как я мог ошибиться?"

Мрачнее тучи вернулись Русаковы в свое гнездо в аляскинской гостинице. От гнева глаза Елены метали молнии и сыпали искры, лицо ее покраснело; Сергей со стыдом опустил голову и прикрывал веки; один Игорь был невозмутим, он шагал безмятежно, как ни в чем не бывало. Все вокруг стало им ненавистным — эта проклятая Америка, где разговаривают на тарабарском наречии и ничего толком не поймешь, назойливые бесконечные рекламы, фальшивые улыбки ее обитателей и перегруженные загазованные автострады. Зря они потратились и зачем приехали сюда в этот разноплеменный Вавилон? Поскорее бы назад к своим в Сибирь... Сергею казалось, что окружающие молча обвиняют его, но не показывают этого. Войдя в номер, он рухнул в кресло перед телевизором и зажмурил глаза. На него не обращали внимания. Комнаты носили следы утреннего переполоха — крошки устилали обеденный стол; остывший чайник окружали сальные тарелки и заляпанные чашки; покрытые жиром кастрюли и сковородки громоздились в мойке; мелкий мусор валялся по углам. Дверь в полутемную спальню была приоткрыта; несвежий воздух в ней вызывал головную боль; скомканные простыни белели на кровати, одеяла и подушки, скинутые на пол, напоминали о характере жильцов. Исполняя свой женский удел, Елена безропотно встала у плиты, со стуком наводя порядок среди кухонного инвентаря. Игорь ушел в спальню переодеваться в комбинезон и резиновые боты — его смена в прачечной начиналась в полдень. Сергей продолжал мечтать и дремать в кресле, пока не ощутил мягкий шлепок по голове. На его макушку упало что-то плоское и эластичное; он обернулся и узрел разгневанную Елену. С тряпкой в руке невестка злобно смотрела на него. "Помогай, ирод! Чего сидишь?!" oна сметала крошки и огрызки хлеба со стола. "Вот тебе твоя карта. Ею хоть линолеум чисти, хоть ночные горшки протирай. Tолку от нее нет никакого! Вымой окна! Сам не видишь сколько сажи налипло?!" Под горький смех Сергей поднялся, намочил под краном когда-то бесценный предмет и начал драить им стекла и рамы. Чирк-чирк-чирк. Работа шла плохо. Пыль столетий, накопившаяся на пергаменте, оставляла разводы и грязные следы. Сергей еще раз вернулся к раковине, прополоскал карту под струей воды, отжал, расправил и возобновил работу. Чирк-чирк— чирк, старая кожа шелестела о стекло. "Сколько труда стоило тебя достать, но оказалась ты бесполезной," думалось Сергею. Чирк-чирк. Чирк-чирк. "Вот и получай. Вот твое настоящее предназначение — служить тряпкой. Я тебя спасал, я тебя прятал, столько раз я на тебя смотрел, что запомнил наизусть. Я могу тебя вычертить с закрытыми глазами. Так тебе и надо." Чирк-чирк-чирк. Но что это? У Сергея закружилась голова и перехватило дыхание. Ему показалось, что зрение обманывает его. Дрожащими руками он распрямил пергамент на стекле. Так и есть! На влажной поверхности кожи в солнечных лучах проступали одна за другой невиданные прежде черточки, пятнышки, линии и кружочки. Они складывались в буквы, слова, письмена и рисунки! "Ключ найден!!!" гаркнул Сергей во всю ивановскую. Игорь и Елена подбежали к нему. "Ключ найден," повторил Сергей, сдерживая бешено бьющееся сердце. "Я знаю, где начинать поиск. Выезжаем немедленно."

Бдительные Гвоздев и Плевков оказались ребятами не промах и не проморгали внезапный отъезд Русаковых, хотя по скудости инвентаря подслушивающим устройством не располагали. В бинокль ренегаты-чекисты заметили как их подопечные погрузились с чемоданами в свой запыленный, немытый Ford и отбыли в неизвестном направлении. "Куда они — туда и мы," переглянулись напарники, вскочили в потрепанный Peugeot и помчались вслед. К ужасу Плевкова и Гвоздева дорога привела их в аэропорт. "Куда Русаковых понесло?" терзались они. "Как мы будем следовать за ними?" Через ветровое стекло они беспомощно наблюдали, как сибиряки сдают свой автомобиль в Thrifty Rental Car Return и проходят в здание авиавокзала. "Не робей, Гена," подбодрил напарника Плевков. "Напрягай свою изобретательность. Ведь мы чекисты хоть куда!" Хитроумное решение было найдено и неунывающая парочка оказалась в том же самолете, что и их ведомые. Они получили места поодаль от Русаковых и, закутавшись до макушек в одеяла, старались быть незаметными. Через полчаса Boing, ревя моторами, вылетел в юго-западном направлении к острову Кадьяк.

Кисочка пропустила эту ошеломляющую новость. Причиной была усталость. Напарника ей не давали, работала она за двоих, сон сломил ее; укутавшись теплым одеялом, она безмятежно почивала в номере Holiday Inn. Свежий чистый воздух, струящийся из air condition vent, нежил и навевал дремы, глубокая тишина и благородные цвета гостиничной комнаты завораживали и призывали думать о лучшем, широкий ортопедический матрас баюкал и успокаивал; однако шпионское оборудование агентши действовало безотказно — магнитофон, размещенный на тумбочке, неустанно записывал все шумы и разговоры в обиталище ее жертв; а tracker, прикрепленный к днищу автомобиля подследственных, отмечал на компьютерном экране у ее изголовья каждое иx движение. Но некому было анализировать, делать выводы и принимать срочные меры — бесстрашная сыщица забылась глубоким сном и посвистывала как сурок. Истекло положенное время и комариный писк будильника проник в глубину ее сознания. Разведчица вздрогнула, зевнула и открыла свои прелестные глазки, не сразу вспомнив, где пробудилась. Осознав, она печально улыбнулась — приходиться возвращаться к тяготам и невзгодам ежедневного существования. Она переборола минутную слабость. "Так, где же мои подопечные?" деловито взглянула Кисочка на инструменты своего многотрудного ремесла. Ее прошиб холодный пот и в ужасе, прижав ладошку ко рту, она oхнула. Tracker застыл на компьютерном экране; он находился в стационарной позиции с местоположением Ted Stevens Anchorage International Airport, а в номере Русаковых ревел пылесос и по-английски перекликались уборщицы! "Упустила!" ударило ее как током. "Что делать?" пойманной птицей затрепетало сердце в ее груди. "Придется сообщить начальству. Не расстреляют же меня?" Она составила сообщение, зашифровала его, и дождавшись, когда российский спутник-шпион проходит над городом, послала депешу в форме секундного импульса радиоволн. Ей было разрешено пользоваться этим каналом связи лишь в экстренных случаях. Закончив, она приготовилась уходить, уничтожая все следы. Контразведка могла появиться здесь в считанные минуты. Прикрывая лицо капюшоном, Кисочка покинула гостиницу через запасной выход. Между тем спутник с ее донесением, спрятанным в громоздких электронных потрохах, невозмутимо продолжал свой полет. Шесть минут спустя сигнал был принят атомной подводной лодкой Ленинский Комсомол переименованной 15 лет назад в Князя Александра Невского. Всплывая, подлодка с треском пробила вечный лед и сейчас, во мраке полярной ночи своими антеннами вслушивались в безмолвие арктического океана. Оттуда сигнал был передан на радиоприемники Службы Внешней Разведки в Ясенево в Юго-Западном округе Москвы. Местное время было 3 часа ночи, дежурный офицер не придал донесению большого значения и лишь в 9 часов утра оно легло на стол генерала. Большой Сыр, седовласый ветеран советской разведки прошел через множество тайных войн. Он знал сильные и слабые стороны человеческих душ, знал как они продают свои страны за понюшку табаку или гордо идут на смерть, не желая поступиться ни одним своим принципом. Он принимал сверхсекретные материалы от завербованных офицеров ФБР США и гонялся за предателями из собственной разведки, временами обменивая их на провалившихся шпионов. Давно ушедшие в прошлое годы перестройки мало изменили в его кабинете. По прежнему щурился со стены Ф.Э. Дзержинский и в шкафу красовались кожаные переплеты собрания ленинских сочинений. "Паникует, девчонка, паникует," подумал генерал, ознакомившись с содержанием бумажной страницы, на которой стоял гриф Совершенно Секретно. Большой Сыр нажал на кнопку интеркома, "Ларичева ко мне с документами на Русаковых." Ларичев, высокий белобрысый мужчина в полковничьем мундире, появился в кабинете начальника ровно через пять минут. "Садись," указал на стул генерал. "Русаковы из Иркутска это твое дело... Мы прицепили к нему беглых особистов...Они тоже гоняются за Русаковыми...Наша местная резидентура работает отвратительно. Мокрохвостова за развал работы отстранить от занимаемой должности и, как только найдем ему замену, отправить в Москву... Сотрудница Кисочка сбивается с ног. Ей нужна помощь. Где-то в районе Анкориджа потерялась тройка сибиряков. Они располагают интересующей нас информацией, но у них нет мобильных телефонов, чтобы их запеленговать. Поднимай всю нашу агентуру на Аляске. Ты понимаешь меня? Всю!" Лицо его побледнело, ноздри раздулись, глаза блеснули злобой. "Открытие алмазного месторождения не должно случиться. Оно должно быть отложено на неопределенно долгое время — на столетие или больше. У Америки и так морда от жира лопается, а тут им еще алмазов на 100 миллиардов долларов привалило... Не позволю!" Он ударил кулаком об стол и, пытаясь сдержать эмоции, склонил голову. "Так точно!" светло-голубые глаза Ларичева радостно смотрели на генерала, ожидая дальнейших откровений. "Какие будут приказания насчет Плевкова и Гвоздева?" "Изменников казнить на месте. Нечего с ними цацкаться и в Союз на суд везти," Большой Сыр никак не мог привыкнуть к новой терминологии и отсутствию КПСС, организующей и направляющей силы советского общества. Он рубанул ладонью воздух, задумался и уже более миролюбивым тоном добавил,"Русаковых сбить с толку. Выкрасть у них настоящую карту и подменить на фальшивую. Пусть ищут свой Сезам." Откинувшись на спинки кресел, оба долго взахлеб смеялись.

Глава 8

Набатным сполохом прокатился клич генерала над Северной Америкой. Непривычное тамошнее население не ведало и не подозревало о легионаx платных сотрудников СВР, живущих бок-о-бок c ними и внимающих повелениям Кремля. Радиообмен и связь через интернет увеличились тысячекратно. Зашифрованные записи оперативных компьютерных передач насыщали радиоэфир. Рутинная электронная болтовня и мгновенные сообщения забивали телефонные кабели и коммуникационные средства вычислительных сетей. Термостойкие компоненты подводных линий, не выдержав нагрузки, плавились, вызывая неполадки, сбои и обрывы. Американская цивилизация стояла на пороге краха. Были привлечены все агенты. Тучей взметая многолетнюю пыль, как боевые кони, возвращались в строй мастера советского шпионажа; даже те кто давно ушел на покой и, позабыв свою профессию, занимался целыми днями рыбной ловлей на берегах тихих озер и речушек. С горящими от гнева глазами поднимались заросшие мхом ветераны, еще помнившие кубинский кризис и вьетнамскую войну. Набираясь патриотического духа, пел вечерами российский контингент в актовых залах посольств и консульств в Нью-Йорке, Вашингтоне и Сан-Франциско. Песни были старые коммунистические и исполнялись с большим чувством. Включилась в поиск и молодая поросль. Легалы и нелегалы, навострив ушки и растопырив зеньки, всматривались в прохожих — вдруг мелькнет нужная физиономия? И невозможное случилось... Одряхлевший хмырь гебисткий John Hutchins, член компартии США с 1969 года, 30 лет безвыездно проживающий на острове Кадьяк, сообщил в партячейку, что накануне переправлял через пролив на моторной лодке в Katmai National Park тройку русских, внешность которых совпадала с приметами разыскиваемых. Они были почти без вещей, облачены в невзрачную туристическую экипировку, говорили на ломаном английском и упорно стремились в самую глушь. В руках у того, что помоложе, был кусок кожи размером с квадратный фут. John разглядел, что на коже был нанесен чертеж, с которым русский постоянно сверялся. Донесение разведчика было подтверждено еще одним информатором, хроническим пьяницей и владельцем парикмахерской на два кресла, многолетним другом Советского Союза секретным агентом Мордастиком.

Сообщение Большого Сыра агенту Кисочке: "Следуйте за Русаковыми на остров Кадьяк. Сотрудник John Hutchins снабдит вас необходимой информацией. Адрес указан ниже. Пароль для связи — Два притопа; Отзыв — Три прихлопа. При произнесении кодовых фраз следует держаться за мочку левого уха, а указательным пальцем правой руки коснуться кончика носа. Неисполнение вышеупомянутых тайных знаков означает провал со всеми вытекающими отсюда последствиями. Пароль и отзыв действительны 48 часов. Установлено, что отщепенцы Плевков и Гвоздев находятся на том же острове и с той же целью. Встреча с ними нежелательна и ее следует избегать. Пресекать все их попытки выполнить задачу. Дополнительные инструкции получите по прибытии на место. С коммунистическим приветом, Командование."

Это послание через тот же спутник-шпион достигло отважной разведчицы поздней ночью. В этот раз, пытаясь замести следы, она не зарегистрировалась в мотеле, а провела ночь в автомобиле, на бампере которого предусмотрительно поменяла номерной знак. До рассвета было несколько часов; город вокруг нее спал; медленно и осторожно Кисочка тронулась в аэропорт, чтобы наутро улететь на Кадьяк. Она была не робкого десятка и медведи, которых было там во множестве, не пугали ее. Люди были для нее опаснее зверья.

"Вот гавань Трех Святителей, вот мыс графа Румянцева, вот остров Бесплодный — но ничего этого нет на американской карте," Сергей вперился в заветный кусок пергамента, разложенный перед ним на большом валуне. Письмена, выступившие на коже, он обвел карандашом и они больше не исчезали. Рядом, прижатая голышом, трепыхалась на ветру, свернутая гармошкой, бумажная карта Аляски, купленная им в вокзальном киоске. Сергей взглянул на искрящуюся в лучах солнца гладь пролива, на другой стороне которого сияли снега на заостренных вершинах хребтов. Вдоль изрезанного заливами побережья громоздились груды гигантских камней, высились и торчали утесы с острыми уступами. То был остров Кадьяк, откуда они час назад прибыли на моторной лодке. Ладонью смахнул он соленую влагу с поверхности карты и, подняв голову, осмотрелся. Bолны накатывались на берег, усыпанный галькой и мелкими ракушками. Мокрые, черные валуны, обросшими водорослями, наполняли сырой воздух запахом гнили. C жалобным криком мелькали, парящие на широких крыльях, толстые белые чайки. Игорь и Елена расположились неподалеку у костра на пологом, каменистом взморье. Небогатые пожитки путешественников были сложены у их ног. Оба озирались, потрясенные первозданным величием природы. Это была горная страна. Густые, темно-зеленые хвойные чащи закрывали подступ к перевалам. Повыше зоны леса на склонах и в неглубоких долинах красные, белые и синие цветы перемешались в разнотравье альпийских лугов; ближе к вершинам зелень исчезала, уступая безжизненным каменным осыпям. "Какой дикий простор. Здесь легко заблудиться. Куда дальше, Сережа?!" донесся до него голос Елены. "Не заблудимся и не пропадем," упрямо ответил тот, отвернув голову в сторону. "Места знакомые," сказал он браваду. "Здесь первыми прошли наши предки. Они делали географические открытия и присваивали понятные нам названия. Но новые хозяева этого края все переделали на свой лад. От старых имен остался только пролив Шелихова и залив Коцебу. У меня на карте значится нос Провидения. Уж не этот ли мыс?" Сергей указал на скалистое и узкое образование, врезающееся в морской залив. Прибой с грохотом перекатывал через него крупную гальку. Волны вздымались и опускались, крутясь как в котле. "Отсюда надо начинать," с внезапно охватившей его уверенностью проговорил он. "Это отправная точка." "Хоть чайку сперва попей," позвал его Игорь. Сергей спустился вниз и принял из рук брата кружку с горячей пахучей жидкостью и ломоть хлеба с сыром. Посматривая по сторонам, он несколько минут насыщался. Погода портилась. Рваные облака заволакивали солнце. Ясный день потускнел. На краю неба над островом поднималась огромная лиловая туча. Становилось довольно прохладно. Сильный порыв ветра пронесся над ними, взметнув ворохи листьев и зашевелив верхушки деревьев. Ветки кустарников прижало к земле и из леса донесся звериный вопль. Путешественники содрогнулись и, чтобы устоять, тесно сомкнулись плечами друг с другом. "Не могу представить, когда последний раз здесь ступала нога человека," молвил Игорь. "Мой прапрадед и его сотоварищи проходили по этому берегу 200 лет назад. Мы идем по их следам," убежденно отвечал Русаков-младший. "Сергей, я нахожу, что ты вылитая копия своего предка, лейб — гвардии поручика Русакова," смеялась Елена. Правой рукой она стряхивала крошки галет со своей блузки. "В Иркутске я видела семейную фотографию твоих пращуров — он, жена Марфа и дети. Ты унаследовал его нос, его рот, его глаза и уши, те же белокурые волосы. Возможно и характер у тебя тот же. Твой родной брат Игоряшка на него совершенно не похож." "Почему?" закручинился Игорек. "Всегда ты мне неприятности выговариваешь." "Успокойся, дорогой, ты знаешь как я люблю тебя," Елена ласково потрепала мужа по щеке и он, зажмурив веки, счастливо улыбнулся. Все надолго замолчали, слушая неумолчный рокот прибоя. "Ну, и дерзкие же мы проходимцы," ни с того, ни с сего выпалил Игорь. "Бросили свое налаженное житье в Сибири, заняли кучу денег, вошли в долги, потратились; ничего толком не зная, забрались в глухомань и гоняемся за каким-то неуловимым преданием. Не дураки ли мы?" Он скользнул взглядом по лицам родственников, ища их поддержки. "Что ж," съязвила Елена. "Поехали назад." Сергей ничего этого не слышал. У него кружилась голова и дрожали колени. Что-то великое хлынуло в него и заволакиволо его сознание. Мир вокруг заколебался и померк и, когда зрение вернулось, окружающее выглядело по-иному. "Корабль!" вскричал он. "Парусный корабль!" "Где?!" взвизгнула Елена. "Да вот он, что-ль не видишь?! От него как раз шлюпка отваливает!" "Куда ты?! Там ничего нет!" донеслись до него сзади голоса друзей. Ему было невдомек. Он должен был встретить прибывающих! Сергей мчался навстречу морякам. Ветер свистел, завывал и срывал гребни с волн. Как ореховая скорлупа, тяжело нагруженная лодка подпрыгивала на пенном прибое. Гребцы выбивались из сил, нацеливаясь на проход между рифами. Шлюпка рыскала, но подчинялась воле экипажа. Еще несколько усилий и нос ее зарылся в бровке галечного пляжа. Люди в суконных формах и бескозырках с надписью Смѣлый четко и слаженно производили разгрузку: порой слышались отрывистые команды, но вещи были сноровисто перенесены на берег. Шлюпка несколько раз возвращалась на бриг, пока не доставила на лбище пару лошадей, тюки с запасами, двух солдат вооруженных винтовками, парочку туземцев и молодого белокурого офицера. Последним сошел, поправляя на голове мерлушковую шапку, приземистый мужик в теплом купеческом кафтане. Сергей махал им, кричал и всячески пытался привлечь к себе внимание, но никто его не замечал. Ноги прибывших хрустели при каждом шаге, утопая по щиколотку в зыбкой почве; пот орошал их лица. Навьючив лошадей и выстроившись в цепочку, они отправились в путь, пересекая заросшую кустарниками низменная равнину. Повидимости они направлялись к дубравам, растущим у подошвы гор. Лишь когда рука Сергея коснулась плеча одного из солдат, не встретив ни малейшего сопротивления, до него стало доходить происходящее. Эти люди в старинных костюмах были нематериальны! "Откуда вы? Из какого вы времени?" Его близкие подбежали к нему. "Что с тобой? Ты жестикулируешь и кричишь. Ты сошел с ума?" Сергей описал свои видения. Елена Николаевна задумалась. Она была большим эрудитом и на досуге читала толстые медицинские журналы. "Я полагаю, что в результате стресса и стечения обстоятельств, в тебе пробудилась генетическая память. Она заложена и дремлет во всех нас, она закодирована в наших геноме и переходит из поколения в поколение. Жизненный опыт твоих предков ожил и вернулся к тебе. Есть мнение, что все мы рождаемся с воспоминаниями и опытом наших прародителей, заключенных в ДНК; но никто из нас не знает как прочитать эту информацию." Елена встала напротив Сергея и, как врач-психиатр, глубоко заглянула к нему в глаза. "Где призраки сейчас?" тихо спросила она. Сергей смутился, вздохнул и приложил руку ко лбу. "Сейчас никого нету," звук его голоса был слаб и неровен. "Но они направлялись туда," oн махнул рукой в сторону гор. "Хорошо," одобрила Елена. "Пойдемте за ними." "Совершенно верно," обрадовался Сергей. "Это направление совпадает с моей картой." Озираясь, путешественники отправились в синеющую даль у подножия волнистых хребтов.

Так шли они часа четыре, опустив головы, не разговаривая, и каждый погруженный в свои думы. Солнце стало опускаться за горизонт, но голубоватый небосвод не темнел. Заря держалась долго и пестрые закатные облака, снизу тронутые розовым, плыли в высоте. "Здесь будем ночевать," сказала Елена, когда они оказались под ветвями раскидистого дуба на опушке леса. Под деревом росла мягкая густая трава и имелись все удобства для привала. Вода из ближнего ручья оказалась превкусная и ее набрали во все емкости. Искали спички, чтобы запалить костер из березового сушняка, но не могли их найти. "Где же спички?" Елена хлопала себя по карманам. "Может ты обронила коробок в пути?" предположил Сергей. "Пойди поищи." "Ты говоришь, что здесь никогда не ступала нога человека? Но здесь кто-то был," вредным голосом ввернул Игорь, указывая на крупные валуны, лежавшие широким кольцом в траве. "Вот и хорошо," обрадовалась Елена. "Не придется обкладывать камнями кострище. Это было сделано до нас." "Ой!" вопль Сергея привлек внимание. "Что случилось?" Игорь подбежал к брату. "Вижу огонь и людей вокруг," он страдальчески морщился, сжимая руками виски. "Опять призраки?" с сочувствием Елена прикоснулась к его спине. "Да! На этом самом месте! Они сидят у костра и хлебают из чугунка." "Это все те же с того корабля?" "Да! Они разговаривают и смеются. Не могу понять их. Язык изменился за много лет. Я уверен, что это они; те, которые нашли алмазы и потом написали дневник. Я узнаю их из описаний. Вон тот, наверное, мой прапрадед. Сидит в стороне с миской в руке. Он похож на меня, только очень худой." Как завороженные друзья вслушивались в немногословные, сбивчивые речи Сергея, стараясь не пропустить ничего. "Солдаты расседлали лошадей и повели их к ручью," говоривший указал направление, которое не изменилось за 200 лет. Глухо вещал его голос, передавая картины прошлого. "Двое диких чичмеков уселись на корточки и курят из своих палок. Они все в перьях и в наколках; у них длинные сальные волосы; наверное, когда проголодаются, им нипочем сожрать человека. Поодаль у дуба..." он запнулся, схватившись за горло, и продолжал, "купец подошел к моему предку и они о чем то беседуют." Сергей замолчал и, будто слепой, задрал голову кверху; он широко расставил руки, ощупывая окружающие предметы. "Все темнеет и пропадает. Не вижу... Как будто задергивается занавес," бормотал он. "Больше нет ничего. Темнота." Его сознание рывками возвращалось в настоящее. Глаза обрели обычную ясность, блестящим взглядом обвел он лица друзей, брови приподнялись и рот приоткрылся от удивления. "Что происходит со мной?" "Об этом поговорим завтра," Елена раскладывала спальный мешок на траве. "Они здесь тоже ночевали," носком сапога ясновидец коснулся одного из камней. "Спички нашли? Зажигайте костер," Игорь открывал мясные консервы. "Давайте закругляться," зевнул Сергей. "Покушали и на покой. У нас был трудный день." Ночь прошла спокойно, хотя за неимением дров костер погас через пару часов. Наутро поднялись рано, еще до того, как взошло солнце и, напившись чаю, продолжили путь. Вскоре вступили в густые заросли. Сплетенье веток и корней деревьев создавало труднопроходимую преграду. Лишь к концу следующего дня путешественники пересекли лес. Прошел еще один день. Сергей вел группу по карте, которую бережно хранил в сумке на груди. "Конечно, если бы ты видел первопроходцев, это была бы большая помощь. Мы бы знали, что идем правильно," Игорь поправил лямки своего рюкзака и, хлопнув себя по щеке, раздавил назойливого комара. "Это помимо меня. Видения появляются и исчезают," обернулся к нему Сергей. "Сказать по правде, миражи пугают и причиняют мне боль. Лучше бы их не было." "Ты говоришь так, как будто видел их опять," раздался сзади требовательный голос Елены. Она замыкала процессию. "Что же ты нам не сказал?" "Они как грезы или галлюцинации. Я точно не уверен, что вижу тех людей. Они пробираются через чащу впереди нас с топорами в руках. Я слышу их стук." "Тогда все в порядке," супруги похлопали его по плечу. "Мне стало легче," улыбнулась ему Елена. "Молодец, Сереженька. По возвращению в Иркутск я опубликую статью в научном журнале о твоих исключительных способностях." "Ни в коем случае," прервал ее Игорь. "Я не хочу, чтобы мой брат повел остаток своей жизни в психиатрической лечебнице."

Подбодренные хорошим известием, друзья упорно продвигались сквозь зеленые дебри. Усталость и лишения, усугубленные постоянным недоеданием, не могли сломить их дух. Они продирались через чащи, переправлялись через речки, промокали под ливнями, высыхали в горячих лучах солнца и спали, где придется — иногда в пещерах, иногда на лужайках, иногда под развесистыми кронами деревьев. Продукты заканчивались, охотиться они не умели и пришлось, чтобы выжить, уменьшить свой дневной рацион. На утро третьего дня, измотанные и оборванные, друзья вышли на открытое пространство. Вокруг посветлело. Матерые ели, сосны и пихты сменились молоденькими березками и осинами. Перед ними открылась обширная поляна, окруженная зарослями орешников и можжевельниковыми кустами. Зеленая сочная трава колыхалась под утренним ветерком. В ее изумрудной гуще росли фиолетовые и оранжевые цветы. Густая растительность манила к себе; хотелось присесть и понежиться на ее мягкой поверхности. Стайка белокрылых птиц с рыжими головами сбилась посередке, перепархивая с места на место и выклевывая червячков. Очарованные красотой, они долго стояли с полузакрытыми глазами, внимая шелесту ветра и щебетанью птиц, пока Игорь не прервал молчание, "Я принесу моей даме роскошный букет." Он кивнул на массу бледноголубых и белорозовых лилий, покачивающихся на длинных стеблях на другой стороне поляны. "Нельзя!" сурово остерег его Сергей. "Забыл, что записано в дневнике? Это не луг, а предательская трясина. Она и зайца не выдержит." "Как жаль," разочарованно протянула Елена. "Но нам хорошо и на суше. Давайте сделаем здесь привал." Повиновение было безоговорочным. Игорь стал распаковывать рюкзак, доставая из него все необходимое для обеда. Сергей саперной лопаткой копал ямки для двух подпорок-рогулек, предназначенных поддерживать перекладину поперек костра. Елена собирала валявшиеся вокруг сухие ветки. "Может из болота выудим карася на обед?" закатился смехом Игорь, забрасывая удочку. Никто ему не ответил, все были заняты своими обязанностями. Игорь не обиделся и продолжал испытывать свое рыбацкое счастье. Клев был удачный, почти сразу он вытащил полуметровую трепещущую рыбищу и выбросил ее на берег. Она подпрыгивала, билась и разевала пасть, пока рыболов не оглушил ее дубинкой. Тем временем лес жил своей жизнью. на ветвях распевали птички; серой молнией промчался заяц, за ним, распустив рыжий хвост, поспевала лиса; рядом острым крепким клювом стучал в ствол сосны дятел. "Что это?!" Сергей вскрикнул так, что эхо долго гугукало и перекатывалось по обширной прогалине. Он стоял на коленях возле выкопанной им ямки. Для всеобщего обозрения он вытянул вперед свою ладонь. На ней посреди мешанины глины и мусора сверкал алмаз чистой воды! Кристалл имел форму октаэдра, состоящего из двух правильных, с общим основанием пирамид. Высота многогранника была около 2 см. "Может там есть еще?" бросив охапку хвороста, Елена заглянула в обе лунки. "Нет, я уже проверял," Сергей отряхивал руки. Подошедший брат его рассматривал алмаз на свет. "Интересно, сколько этот камешек стоит?" "Понятия не имею," пробормотал Сергей. "Наверное, миллион." Алчный блеск появился у них в глазах. Забыв голод, Русаковы на карачках ползали по берегу, ковыряя и раскапывая лесную землю. Прошел час и утомившись, они утихли, усевшись на поваленном дереве. Мягкий грунт был изрыт как будто был атакован десятком кротов. "Так найти невозможно," поднимаясь, поучительно сказал Сергей. "Нужна экспедиция квалифицированных геологов, вооруженных соответствующей аппаратурой. Они проведут исследование и составят схемы залегания пород. Не случайно, что это второй алмаз, найденный на этом месте. Мы отметим его на карте как возможное месторождение в дополнение к основному, которое мы ищем." Сергей подошел к воде, наклонился и сполоснул руки. "Давайте обедать. Есть хочется," он взял карася за хвост и, положив на валун, стал чистить тушку карманным ножикoм.

Послеобеденный отдых не затянулся. Сергей торопил своих спутников, намереваясь в тот же день достигнуть цели. Упрятав драгоценную находку в нагрудную сумку, он повел свой маленький отряд в неизвестное, так ярко описанное в дневнике. Через час растительность вокруг поредела и вскоре они вышли к подножью хребта. Орлы и стервятники гнездились на его головокружительных обрываx. Однако не было больше ни гигантских столбообразных облаков, ни раскаленных воздушных масс, ни гнейсовых пластов, из трещин которых раньше вырывались фонтаны воды. Все это осталось в далеком прошлом. Сегодня порывистый зябкий ветер гнал по серому небу рваные космы туч. Вихри свистели в ушах и трепали волосы; складки одежды хлопали и надувались буграми; колючие песчинки больно секли лица, забиваясь во рты, ноздри и уши. Перед путешественниками протянулся бесприютный бесплодный ландшафт, состоящий из голых скал, груд булыжников и десятка тонких деревцев. Пары серы временами заволакивали окрестность; глаза слезились и першило в горле. "Где мы?" в унисон спросили Игорь и Елена. "Судя по моей карте мы прибыли в алмазные копи," неохотно отвечал Сергей, озираясь по сторонам. "Тогда где волшебная дверь? Сезам, откройся!" смеясь, Елена хлопнула в ладоши. Зрачки ее глаз раcширились, брови приподнялись и губы приоткрылись. Она была возбуждена и наслаждалась увиденным. Сергею же было не до шуток. Видения опять обрушились на него, отрезав от действительности. Галлюцинации и миражи появлялись и исчезали с разной частотой, но каждый раз с усиливающей интенсивностью, пока не заслонили его сознание полностью. Сергей заметил перед собой группу путников в старинных одеждах, собравшихся вокруг водоема, которого в его реальности не существовало. Он подошел поближе, чтобы послушать их разговоры и рассмотреть горстки переливающихся искр в их руках. Он не мог ощупать алмазы или положить их себе на ладонь, каждый раз его пальцы проваливались в пустоту.

Сергей дергался, кричал и плакал. Глядя со стороны, незнающий человек заключил бы, что он бесноватый. Потом он помчался, визжа как от боли; потом успокоился и запел церковный гимн; потом твердой решительной походкой устремился прочь от сокровища. Игорь и Елена бежали за ним и просили остановиться. "Откуда он можеть знать религиозные песнопения?" удивлялись супруги. "Он и в церковь никогда не ходил." Сергей продолжал петь что-то протяжное и старославянскoe. Пройдя таким манером километр или полтора, Сергей рухнул на землю и затих. На него брызгали водой, тормошили, звали по имени, но он не откликался. Пена собралась в уголках его рта, лицо пожелтело и осунулось, плотно сомкнутые веки посинели, он похолодел. "Ты знаешь дорогу назад?" глаза Игоря вопросительно смотрели на жену, руки нервно обдергивали полу куртки. "Найдем. Мы там были. Это три дня пути." "Что с ним?" Игорь хлопотал вокруг брата. "Он в коме, но думаю, что очнется," предсказала Елена. "Я помню из дневника, что после землетрясения поручик Русаков пришел в себя на морском побережье. Я верю, что с Сережей повторится то же самое. Он переживает в памяти то, что случилось с его предком. Сережа проснется и будет опять здоров. Надо только его туда донести." Игорь взвалил тело брата на спину и широко зашагал.

Глава 9

К середине третьего дня ценой сверхчеловеческих усилий Русаковы спустились с гор, пересекли низменную равнину и вышли к океану. Оттуда им был хорошо виден ярко синий, покрытый волнистой рябью, глубокий пролив, на другой стороне которого, окаймленный чередой высоких гор, лежал остров Кадьяк. Сергея заботливо и с любовью положили на пригорке в тени развесистого ясеня. Он выглядел лучше, дышал ровнее, его щеки порозовели и сжатые веки заметно подрагивали. Сергей все еще грезил, хотя ему казалось, что он очнулся и лежит с открытыми глазами. Невдалеке от себя он узрел Ефремова, который углубившись по колени в землю, копал железной лопатой какую — то яму. "Очухались, ваше благородие?" благожелательно спросил тот. Голос купца слабел и прерывался, уходя в бесконечность. Образы прошлого тускнели, теряя очертания. Реальность вторгалась в сознание прорицателя. Перед тем как придти в себя, он приметил мешок, который Ефремов зарывал между могилами. Это было последнее видение Сергея. Свет брызнул ему в глаза, он глубоко вздохнул и проснулся. Первое что он увидел — это склонившиеся над ним Игорь и его жена. Они тревожно всматривались в него. Оба были с головы до ног в глине и копоти, их похудевшие лица, покрытые синяками, царапинами и ссадинами, носили следы лишений. "Съешь хлеба, выпей воды," Елена протянула Сергею черствую горбушку и полупустую флягу. Oн не чувствовал голода, хотя давно не ел; ему было не до того. "Копать там," прохрипел ясновидец, приподнявшись на локте и указывая на неприметный бугорок возле сосны. "Где там? Копать что?" растерялись его близкие. "Копайте, пока я не забыл," Сергей попытался приподняться, но ноги не слушались его. "Там купец Ефремов только что схоронил свой клад." Перед глазами его опять стала появляться туманная пелена, зрение замутнилось и он содрогнулся. Недоумевая, Игорь взял лопатку с коротким черенком, одно из немногих орудий труда, помимо топорика и пилы, содержащихся в инвентории сибиряков, и встав на колени начал рыть. Работа не спорилась — поминутно лезвие ударялось о корни молодой сосны или о валуны, застрявшие в почве. "Здесь нужна мотыга или лом," проклинал свою незавидную участь Игорь. "С такой зубочисткой никуда не уйдешь и ни хрена не сделаешь!" Несмотря на его причитания, он скоро приноровился к неудобному инструменту и работал не без удовольствия; яма увеличивалась и росла в размере. Игорь мастерски перерубал древесные корни и ловко выковыривал из почвы тяжелые булыжники. "Есть," прошептал он, когда руки его, погруженные по плечи в землю, нащупали россыпь неровных твердых катышков. Обеими ладонями он захватил их как можно больше и вытащил на поверхность. Елена подбежала к нему. Перед ними искрилась пригорошня алмазов. Их лучики ослепляли и горели как холодное пламя. Солнце отражалось в их кристаллической массе, переливаясь всеми цветами радуги. "Ну, что нашли?" слабым голосом спросил Сергей. От пережитого ему опять стало плохо, он не мог подняться, но, к счастью, видения не возвращались. "Да, нашли изрядную кучу," Елена обернулась и одарила его восхищенным взглядом. "Ищите лучше. Я видел, что их там спрятано полмешка. Мешковина, конечно, сгнила за 200 лет, но кристаллам время нипочем. Выгребайте все." Елена сменила уставшего мужа. Лежа на животе, она голыми руками шарила по дну ямы, просеивая и ощупывая каждый комочек глины. Найденное она складывала на мужнину нижнюю рубашку, растеленную на краю. Маленькая кучка росла и увеличивалась в объеме, превращаясь в довольно большое скопление искрометных камней. Тем временем Сергей, закинув руки за голову и устремив взгляд в облака, мечтательно говорил, "Я установил координаты главного месторождения. Я видел его собственными глазами. Mинералы, которые вы собираете, принесены оттуда. 200 лет назад они были легко доступны, но сейчас топография изменилась. Алмазы по прежнему там, но скрыты завалами и наслоениями скальных пород. Потребуется разведка, бурение скважин и прокладка штолен. Я нанесу местоположение на современную карту и мы сделаем заявку."

В этот погожий день блеск, извлеченнoй из грунта массы алмазов, был сравним разве, что с сиянием второго солнца. Он был заметен издалека и привлекал внимание всего живого. Блеск этот на мгновение ослепил пилота четырехместного спортивного самолета, пролетавшего над проливом, сбил с толку косяк гусей, мигрирующих на юг, напугал медведицу в чаще и колол глаза наблюдавшей за действиями Русаковых агентше Кисочке. Легендарная лазутчица расположилась на холмике, заросшем бурьяном, в километре от бивуака ее подопечных. С невысокой вершины открывался вид на океанский пролив, остров в синей дымке и низменную равнину вокруг, испрещенную болотцами и озерцами. Там в камышах гнездились утки, оглашая окрестность постоянным шумом, писком и кряканьем. Ей нравилось это место. Bсе здесь oна оборудовала для продуктивной работы. Чтобы быть незамеченной, палатку она ставила только на ночь, а радиооборудование приема-передачи данных, оптические окуляры, приборы ночного видения и оружие прятала в канаве, которую сама выкопала и тщательно покрывала брезентом. Мокрохвостов, ее коллега из анкориджской резидентуры, доставлял ей по мере надобности продукты питания и питьевую воду; остальное время она была одна. К моменту ее прибытия на побережье Русаковых на месте не оказалось. В силу известных нам причин Кисочка опоздала на три дня. К тому времени предприимчивые сибиряки давно ушли вглубь полуострова, но битая лиса John Hutchins, доставивший сюда и тех и других, твердил ей, шамкая губами и растягивая слова, "Don"t worry. There is no other way. They will be back. (Не волнуйся. Чтобы попасть в аэропорт им нужно вернуться на Кадьяк. Они придут сюда и в том поселке наймут лодку для переправы)." Он показал на скопление домишек с султанчиками дымков над крутыми крышами, приютившимся на обрыве к северу от них. "Тамошние жители зарабатывают этим на жизнь." Он повернулся и ушел, оставив бедную девушку в одиночестве. Она не скучала. Впервые за много лет у нее появилась уйма свободного времени. Она бродила по равнине, собирала цветы, валялась на траве, всласть спала, ела и пила. Еще она вспоминала Москву, своих родителей, сослуживцев и особенно того румяного и застенчивого лейтенанта, с которым как-то целовалась в подъезде после кино. Он об этом и не подозревал, но с тех пор она считала его своим женихом. Еще восторгало ее звездное небо — черное, молчаливое, загадочное, необъятное, без светового загрязнения городов — оно было таким чистым и прозрачным, что можно было пересчитать каждую звездочку и рассмотреть далекие галактики. Ей было хорошо одной и никто не нужен. Увлеченная, Кисочка стала забывать о возложенных на нее обязанностях; крамольные мысли полезли ей в голову: кому она служит Совдепии или России, и что же есть ее Родина? Оттого в ту ночь она плохо спала и проснулась позже обычного. Она протерла свои чудные глазки, проверила электронную почту и приготовила себе завтрак. Местность по-прежнему была пустынной; свежий ветер гнал по морю белые барашки; крупные кучевые облака временами заслоняли солнце; напуганные хищником утки, громко крякая, внезапно взлетали, покинув свои гнезда в тростниках. Разведчица скучала и не знала, чем себя занять. Вышивать она не умела, писать дневник было абсолютно противопоказано, рисовать не хотелось. Оставалoсь только исполнять свои прямые обязанности — выслеживать, подсматривать, выкрадывать.

Русаковы появились после полудня. Прихрамывая и спотыкаясь, они с трудом ковыляли по кочковатой равнине, по щиколотку в побуревшей траве. Вначале ей показалось, что их только двое, но потом в телескоп Кисочка разглядела, что шедший впереди рослый ражий мужчина тащит еще кого-то на своих квадратных плечах; позади брела обвешанная поклажей сгорбившаяся женщина. Встревоженная пернатая живность кружилась над их головами; идущим приходилось от них отмахиваться. Утки делали широкие круги в воздухе, их гомон не cтихал, но источник птичьих страхoв и тревог находился в камышах, окружавших плоское озерцо блестевшее невдалеке. Заинтригованная, агентша навела туда свой телескоп и разглядела парочку очень противных гуманоидов. Хлюпая сапогами по мелководью, они пробирались через густые заросли кувшинок и осоки. Трудно было назвать их людьми. В спутанных волосах пришельцев застряла ряска, сквозь прорехи в изодранной одежде проглядывали иcцарапанные, изможденные тела, в глазах не осталось ничего, кроме голода и кровожадной свирепости; в руках у каждого из них трепыхалось по задушенной птице, которыx они ощипывали и жрали на ходу. Налетая сверху, кряквы бесстрашно атаковали захватчиков, защищая свою территорию и сражаясь за соплеменников. Клювами они долбили черепа интервентов, но к сожалению, без значительного успеха; перевес был на стороне разбойников. Хорошенько рассмотрев, Кисочка вздрогнула и шок пронзил ее существо. То были неутомимые Плевков и Гвоздев. Ренегаты-чекисты не отставали от Русаковых. В светлое время суток в полевой бинокль они рассматривали каждое их движение, по ночам подползали к бивуаку и подслушивали разговоры. Плевков и Гвоздев выносили и терпели те же трудности, что и сибиряки: тонули на переправах; вязли в трясине; мерзли в горах; падали на косогорах, набивали шишки на локтях, голенях, коленах и получали рубцы на филейных частях. Тем не менее, они многое не понимали: почему Сергей сошел с ума? Почему, не найдя ничего, вся группа повернула назад? Почему в точности они повторяют свой обратный маршрут? Сбитые с толку и обескураженные, проходимцы постепенно стали впадать в отчаяние; неприятности продолжались вплоть до сегодняшнего пополудня, когда горемыки разглядели извлеченную Русаковыми из грунта кучу алмазов. Надежда заблистала в их алчных сердцах и мечта повелевать другими опять завладела ими. "Ишь пышность какая," Гвоздев передал Плевкову бинокль, который тот не взял. Они прятались за булыжниками на взморье и для маскировки накрутили на свои тела пучки трав и водорослей. "Не нужен он мне. И так вижу. Сияют камушки-тo до небес," Плевков не отрывал глаз от Елены Николаевны, достающей новые и новые пригорошни сокровищ из-под земли. "Дождались мы таки нашего праздничка, Жора," осклабился Гвоздев и потер ладони. "Вот нам и алмазы в наличии, вот нам и месторождение установлено. Подумать только, оказалось прямо на берегу моря-океана. Какое удобство для успешной добычи и эксплуатации. Запиши координаты." Плевков согласно кивнул головой и весь напрягся, "Откладывать не будем. Забираем сегодня же ночью. Спящим поотрываем головы, камешки ссыпем в рюкзак и координаты залежи продадим через брокера. Bо всем нам будет кайф." Оба счастливо ухмыльнулись и замолчали, вслушиваясь в шум прибоя, посвистывание ветра и отдаленные крики чаек. "Сыт?" с напором спросил партнера Плевков. "Тогда пошли искать ночлег. У нас на рассвете самая работа. Ножички приготовь." Нагибаясь и хоронясь за скалами, они пошли назад на равнину. Их поиск был недолгим. Они залезли в волчью нору и впали в глубокий сон.

Агентше Кисочке стало не по себе. С момента, когда она обнаружила близкое присутствие бывших чекистов, беспокойство охватило ее. Она вспоминала инструкцию ранее полученную от генерала, "Встреча с ренегатами Плевковым и Гвоздевым нежелательна и ее следует избегать. Пресекать все их попытки выполнить задачу." Директиву эту она считала неправильной — если изменники родины нарушили торжественную клятву, то должны быть наказаны; но приказа устранить предателей Большой Сыр ей не давал. Припав к окуляру и кипя от возмущения, шпионша следила за двоицей, пока их силуэты не скрылись в складках местности. Вечерело. На потемневшем небе высыпали звезды. Воздух становился прохладнее; накинув на плечи теплую курточку, она перевела свое внимание на бивуак Русаковых. Там царило веселье. В отблесках костра сибиряки выглядели победителями, покорившими мир. Они пританцовывали, безудержно хохотали и от радости пожимали друг другу руки. Немного угомонившись, они расселись вокруг огня, что-то с жаром обсуждая. Через остронаправленный микрофон Кисочка внимала каждому слову. "Завтра утром идем в деревню за моторной лодкой," басом ревел от восторга Игорь. "Конец нашим мытарствам." "Правильно. Все cделаем скромный невинный вид; но как мы повезем алмазы? Уж не в ручной ли клади?" под дружный смех рассуждал Сергей. "Именно так," приподнялась с травы Елена. "Разделим их поровну на три части — каждому по части, так и пронесем в самолет." "По прибытию в Анкоридж первым делом направляемся в лабораторию и предъявляем нашу находку," от предвкушения счастливой минуты Сергей даже захлопал в ладоши. "Все показывать не следует," наставляла его Елена. "Не напугай персонал." "Верно. Достаточно предъявить для анализа несколько минералов. Не больше десяти," согласился oн. "Тогда все путем," высказался Игорь. На минутку он отошел от костра и приволок новую охапку сушняка. Пламя взметнулось, осветив лица. Присев на корточки, Игорь вглядывался в своих близких. "Индийские профессора звонят в банк и подтверждают ценность нашей находки," продолжал размышлять Сергей. Глаза его были устремлены в огонь. "Оттуда мы отправляемся к Якову Осиповичу и получаем заем на разработку месторождения." "Не все так просто, мечтатели," попыталась образумить их Елена. "Есть причины морального порядка. Во первых, клад принадлежит законным наследникам купца Ефремова." Мужчины ошарашенно взглянули на нее. "Где их найдешь через 200 лет?" задумчиво почесал шевелюру Игорь. "Купец закопал алмазы в 1826 году. Его прямых наследников больше не существует," в отрицании помотал головой Сергей. "Кроме того, он подобрал эти алмазы на моем месторождении, унес их оттуда и впоследствии утаил от казны. Сокровище, которое мы выкопали, принадлежит любому нашедшему его. Однако я, праправнук лейб-гвардии поручика Андрея Петровича Русакова, являюсь законным владельцем алмазных копей." "Наряду с твоим братом," поправила его Елена, " и ваше право собственности будет трудно доказать. И не говори "на моем месторождении." Это уже не важно. Времена изменились. Чтобы получить результат, мы должны действовать в соответствии с действующими в США законами и правовыми нормами. Нам нужно оформить заявку. Предстоит судебная тяжба и без юристов не обойтись. Не забывайте, что месторождение находится на федеральной земле и в национальном парке; даже если мы получим разрешение на его разработку, появятся всевозможного рода активисты, борющиеся за чистоту окружающей среды. Они будут протестовать, устраивать пикеты и трясти плакатами." У присутствующих закружились головы. "Может плюнуть на все это и вернуться в Иркутск?" унылым голосом выразил общее мнение Игорь. "И отказаться от миллиардов долларов?" почти одновременно рявкнули его оппоненты. Pаздраженные и обессиленные, они тут же замолчали. В наступившей тишине был слышен плеск волн о берег и потрескивание дров в костре. Разморенные теплом, друзья неподвижно сидели, скрестив руки и ноги, и глядя в огонь. Постепенно разговоры затихли, усталость брала свое; зевая, они стали готовиться ко сну. Скоро все затихло в их маленьком лагере.

Кисочка тоже утомилась от долгого неподвижного сиденья, но отдыху себе не давала. Не мешкая, она просуммировала все услышанное, написала и закодировала сообщение, и отстукала его в Москву. Генерал получил известие в своем служебном лимузине по дороге в Кремль. Утро было прекрасное, свежее и бодрящее. Лучи восходящего солнца тронули полированный мрамор мавзолея, скользнули по кладке древних крепостных стен и вспыхнули в рубиновых звездах на шпилях высоких проездных башен. "На посмотри," ознакомившись, Большой Сыр передал страницу Ларичеву, который сидел напротив. "Промедление смерти подобно," моментально схватив суть, ответил полковник. "Вот именно. Почему она откладывает? Давно пора было сделать то, что я ей приказал: подложить сибирским авантюристам сфальcифицированную карту. Это позволило бы нам значительно иx опередить и сделать нашу собственную заявку в штатный и федеральный департаменты." "Кто подаст заявку?" "Известно кто, John Hutchins, наш самый преданный кадр. Он работает с нами 30 лет и я горжусь им и его семьей. Они потомственные социалисты и из поколения в поколение сотрудничают с CCCP. Его дед передавал нам промышленные секреты, украденные на заводах Форда, а отец участвовал в транспортировке чертежей атомной бомбы из Los Alamos National Laboratory. Он гражданин США и у него дело пойдет гораздо быстрее, чем у новоприезжих Русаковых. Так нашей сотруднице на Аляске и передай." Депеша Большого Сыра агентше Кисочке: "Приложите все усилия к подмене карты. Немедленно сообщите результат. С коммунистическим приветом, Командование."

Прочитав это, Кисочка глубоко вздохнула и стала готовиться к дерзкому налету. Собрав необходимый инвентарь, включавший доставленную Мокрохвостовым подделку, агентша решила вздремнуть пару часов, а потом пойти на работу. Она поставила будильник, растянулась на надувном матрасе и мгновенно уснула. Протекло достаточно долгое время, бег которого, она погруженная в сновидения, не замечала, пока ее чуткий сон не нарушили приглушенные голоса. Кисочка вздрогнула, машинально схватила рукоять пистолета и замерла, насторожив все свои чувства. Ее обостренный слух уловил треск сломанных сучьев и шорох травы под чьими-то удаляющимися шагами. Скоро все стихло вокруг, и только в дальнем безмерном черном пространстве глухо рокотал океанский прибой. Чувство страха было незнакомо Кисочке, она его давно поборола, недаром генерал назначил ее на выполнение задания. Кто это мог быть? Неужели Федеральное Бюро Расследований США напало на их след? Надвинув на глаза очки ночного видения, агентша отправилась в путь. В зеленом свете люминофора окружающее выглядело необычным. Инфракрасное зрение меняло ее восприятие и чувства. Мир вокруг будто окаменел, сделавшись зыбким и нереальным, но она узнавала местность. Спотыкаясь на кочках, Кисочка подкралась к бивуаку Русаковых и, остановившись метрах в десяти, осмотрелась. Костер догорел и погас; в куче золы тлели яркие угольки. Слышно было мерное дыхание погруженных в сон людей. Один из них лежал на животе, подперев кулаками голову и, казалось, глядел на нее; остальные были скрыты брезентом палатки. Вдруг откуда-то из теней выдвинулся силуэт мужчины, она не разглядела его лица, подступил совсем близко и наклонился над спящим. В руке чужака блеснул нож. Такой поворот событий не входил в планы командования. Агентша действовала автоматически, как человек, у которого годы тренировки выработали условный рефлекс. Вскинув свой бесшумный револьвер Стечкина, она выстрелила. Раздался сухой щелчок, пуля попала нападающему в запястье, клинок выскользнул из ладони, рука его повисла как плеть. Преступник дико заорал, всполошив всю округу. Кровь из раны хлестала ручьем, образовав густую и черную лужу на траве. Cам он хрипел и, обезумевший от боли, повалился на колени. Всполошившиеся обитатели лагеря вскочили и, как очумелые, бегали вокруг кострища. Ни у кого из них не было приборов ночного видения и спросонья ночь представлялась им чернильной тьмой. Кисочка слегка повернулась в поисках новых противников, но сзади кто-то тяжело засопел и нанес ей сокрушительный удар по темени; она рухнула наземь. Она не чувствовала боли — ее сознание перешло в другую действительность. Время там отсутствовало и окружена она была своими предками; они ей сказали, что час ее еще не пробил и пора возвращаться.

Кисочка пробудилась и открыла глаза. Раскинув руки, она лежала на траве. Что-то твердое неудобно упиралось ей в спину, но она не знала как пошевелиться. Звездное небо над нею чуть побледнело, луны давно не было, темнота редела и переходила в рассвет. Ломящая ноющая хворь обрушилась на нее. В ушах звенело, ее тошнило и саднила опухоль на макушке. Она не сразу осознала, что сумка с оборудованием отцеплена от ее пояса и очки ночного видения сняты с головы. Вокруг, словно муравьи, суетились неизвестные; была она в их полной власти, но они не хотели ее замечать. Сознание ее путалось и запиналось; память отказывала служить; она не распознавала, где находится и как здесь оказалась. Hикогда раньше oна не видела этих людей и понятия о них не имела. Чужаки таскали ветки, ломали сучья, раздували огонь, громко спорили и ругались. Eй было грустно, страшно и одиноко. Она застонала от боли и отчаяния. Искры от костра уносились вверх и, подхватываемые легким ветерком, становились звездочками. У огня сидела женщина; услышав слабый стон, она поднялась и подошла к потерпевшей. "Оклемалась?" участливо спросила незнакомка. На вид ей было лет сорок, нo может быть тяжелые испытания прежде времени состарили ее? На лице ее, покрытом пятнами копоти и грязи, застыла улыбка. Из-под косынки выбивались длинные нечесанные патлы. Борта засаленной, потрепанной куртки были запачканы в глине и к толстым брюкам прилипли болотная тина и водоросли. "Откуда ты такая выискалась?" Женщина наклонилась к ней. "На тебе нашли всякие шпионские штучки и огнестрельное оружие. Место твоей засады еще хуже. Чего там только нет, как будто боевая крепость перед штурмом; но хуже всего телескоп, микрофон и радиопередатчик. Зачем это все тебе? Ты за нами подсматривала?" Агентша не могла отвечать, у нее был позыв рвоты. Изогнувшись, она сумела перевернуться на бок и облегчить себя. "На платок, вытрись," Елена вытянула из Кисочкиного кармана кусок материи и подала ей. Кисочка обтерла рот и слезы заблестели в ее глазах. "Выпей воды и поешь," к ней подошел Игорь. Он постоянно озирался и за поясом у него торчал револьвер, экспроприированный у поверженной шпионши. Братья принесли травмированной женщине немного провизии, которую нашли в ее убежище, но заметно было, что она стеснялась своего плачевного состояния и избегала смотреть на них. "Я вам очень благодарен," голос Сергея прервался от эмоций. Потупив голову, он стоял в метре от разведчицы; запыленный, в изношенной одежде и истоптанных сапогах. "Вы спасли мне жизнь. Если бы не вы, то вместо него там лежал бы я." Он кивнул на скрюченный труп бродяги, валявшийся возле палатки. "Удачно, что вы оказались рядом." Потом, поколебавшись, тихо и мягко спросил, "Что вы у нас делали?" То, что было вбито в Кисочку многолетним обучением, практикой и тренировкой, сейчас выскочило из ее сознания, как пробка из бутылки шампанского. Удар по темени перевернул ее, сделав простодушной и словоохотливой. "Я должна была подменить вашу карту," не задумываясь, выпалила она.

Глава 10

"Подменить нашу карту?! Зачем?!" мощный и слитный возглас, вырвавшийся из трех глоток, с устрашающей силой разнесся по равнине, поднялся до облаков, эхом отразился на горизонте и докатился до Плевкова, который сжался за скалами над взморьем. "Чего орут-то? Эх, бинокля нет. Обронил я его там," жгучая обида охватила ренегата. Почесав свои полуоглохшие уши, он, крадучись, выглянул из укрытия, разглядывая издалека своих недругов. В неверном свете нарождающегося дня они стояли на травянистом пригорке, окружив распростертое у их ног тело. "Была б моя воля, всех бы вас порешил," с ненавистью Плевков всматривался в конкурентов. "Что они там перемалывают?" пополз он к ним ближе. Между тем обсуждение продолжалось. "Как зачем?" с достоинством повела головой агентша. "Таков был приказ генерала." "Какого генерала?" в ужасе рявкнули Русаковы и растерянно переглянулись. "Генерала N," Кисочка с апломбом произнесла фамилию такую почетную и громкую, что автор не решился ее повторить и вынужден скрывать это звукосочетание под псевдонимом Большой Сыр. "Ну, а мы то здесь причем?!" "Вы разрабатываете доступ к стратегически важному месторождению полезных ископаемых, которое усилит геополитическoе могущество врагов России. Открытие не должно случиться, иначе нарушит баланс сил в регионе," Кисочка поняла, что хватила лишку и покраснела от смущения. "Какое это имеет отношение? У нас в Сибири и алмазов, и нефти, и золота хоть завались," загорелое лицо Игоря пересекла гримаса негодования. "Все равно — не положено," Кисочка недовольно сложила губки бантиком и отвернулась. "Простите, вы кто будете?" осмелился спросить Сергей. "Давайте познакомимся — это Елена, это Игорь, а я Сергей. Фамилия наша Русаковы. Мы все из Иркутска, с Байкальской улицы." Каждый по очереди с вежливой улыбкой наклонил голову, приветствуя нечаянного гостя. "Клава Курнакова," без колебаний нарушила служебную тайну Кисочка. "Я сотрудница Службы Внешней Разведки России." В подтверждении своих слов она вытащила из потайного кармана эмалированную служебную бляху, украшенную мечами, лентами и звездами, и пустила ее по кругу. Боль затмевала ее разум; она творила глупости и несуразности. Это невольное признание потрясло путешественников. Наступило долгое молчание. Друзья стояли с вытянутыми лицами, передавая друг другу эффектную увесистую эмблему с двуглавым орлом, увенчанным тремя позолоченными коронами и окруженным множеством других атрибутов. "Вот вляпались," прошептала Елена. "Кто мог подумать?" ойкнул Сергей. "Ну, ты даешь!" крякнул Игорь. "Что делать?" переглядывались они. "Ей надо помочь и отправить к "своим"," Сергей выразил единодушное мнение. "Где они — ее "свои"?" ошарашенный Игорь положил руку ему на плечо. "Там в ее укрытии стоит радио; отнесем ее туда; она вызовет подмогу," догадалась Елена. Ладонью она пригладила волосы, пытаясь привести себя в более презентабельный вид. "Вам нужна медицинская помощь и неврологический осмотр," присев перед раненой, почтительно высказалась Елена Николаевна. "Мы не врачи и не можем вам помочь. Вы не возражаете, если мы отнесем вас в ваш стан и вы по радио дадите знать вашему начальству о своем состоянии?" Кисочка страдала и ее обуревала сонливость, "Делайте, что хотите." На одеяле, взятом из ее вещей, ее подняли и понесли. Утро было серое и хмурое. Небо, затянутое тяжелыми тучами, предвещало дождь. С океана тянул сырой и холодный ветер. Его порывы срывали пену с гребней волн, пригибали траву и кусты на равнине, трепали волосы идущих и пробирались под одежду. По дороге несносный Игорь донимал разведчицу расспросами. "Почему на вашем профессиональном знаке СВР в середине двуглавого орла отчеканена пятиконечная звезда?" ехидно заметил он. За эту бестактность он получил яростный тычок локтем от своей супруги — неудобно же! "Понятия не имею, я за рисунок на бляхе не отвечаю," Кисочка недовольно вздернула носик. "Не думаю, что это случайно," допытывался дотошный нахал. "Такая звезда символизирует Совдепию. Для создателей вашей эмблемы она важнее орла, символизирующего национальную Россию." Игорь задумался, припоминая. "Когда мы с братом были в Москве, то видели на городских улицах странную смесь памятников и монументов — тут и ангелы с крестами, тут и марксисткие герои в граните и мраморе. Где же правда? Не хочет ли кто-то дoказать, что Совдепия переродилась? По моему сталинисты попрежнему наверху и волки натянули овечьи шкуры; внутри-то живет старая советская власть. Как было — так и осталось, только перекрасились слегка." "Хватит болтать," оборвала его жена. "Где-то рядом прячется преступник, который напал на нашу Клаву. Гляди в оба, пентюх, как бы он не вернулся и нам всем черепа не поразбивал." Игорь нисколько не обиделся, а наоборот, беспрекословно приняв указание, он перевел свое внимание на окружающий ландшафт. Серые колышущиеся тени залегли по бескрайним пустынным полям; бугорки, кочки и холмики скрывали опасность; кто знает — чьи глаза глядели на них сейчас из тусклого света начинающегося дня? Сделав зверскую гримасу, Игорь грозно положил ладонь на рукоять револьвера.

Они пришли на место. Кисочка плохо перенесла транспортировку: речь ее стала невнятна, ее опять вырвало и на побледневшем лице выступил пот. Сергей обтер ее щеки и лоб влажной салфеткой и подложил под спину пустой футляр из-под радиооборудования, чтобы она могла полусидеть. Тем временем радио, находившееся у ее изголовья, жило своей жизнью; подмигивая мозаикой огоньков, оно постоянно принимало весточки от неизвестных корреспондентов, правда оставалось беззвучным и безучастным, как если бы в передачах не было ни одной материальной частицы. Коммуникации шли через систему геостационарных спутников Земли и прямая связь с любой точкой мира была практически мгновенной. Завороженные затейливой игрой индикаторов и колебанием стрелок, Русаковы уселись на грунт и, подперев головы руками, впали в молчание. Так прошел час. Вокруг становилось светлее, но солнце было скрыто за пеленой туч. Ветер стих и потеплело. Вдалеке над островом шел на посадку пассажирский самолет. Гул авиационных моторов был едва слышен. Серебряный контур аэроплана скользил все ниже и ниже, пока не растворился в дымке на горизонте. "Что дальше? Ей не подняться." Елена указала глазами на распростертую на земле жертву. Агентша не cмогла усидеть и беспомощно скатилась вниз. Она выглядела неподвижной и холодной, глаза ее закрыты, но веки слабо трепетали. "Позвольте мне рискнуть," Сергей протянул руку к загадочной черной панели. " В нашем кружке радиолюбителей в пионерском лагере я был самым лучшим. Тем более здесь все написано по-русски," подбадривал он себя. "Требуются только внимательность и сообразительность." Xрабрец передвинул большой рычажок в центре панели и в ожидании неприятностей резко отдернул пальцы. Но никаких неприятностей не случилось. Пластмассовый ящик был по-прежнему глух и нем, и крохотные разноцветные лампочки все так же мигали на его матовой поверхности. Осмелев, Сергей стал пробовать и крутить все ручки подряд. "Смотри не сбей настройку," остерегла его Елена Николаевна. "Потом мы не найдем их частоту." Вдруг радио ожило и оттуда понеслось бесконечное, "Я Вымпел, как меня слышите? Прием. Береза, отвечайте. Почему молчите Береза?" "А я и не молчу," брякнул в микрофон Сергей, нажав белую кнопку. "Кто вы? Не узнаю," спросил строгий юношеский голос. "Я Сережа Русаков, а вы кто?" с достоинством изрек Сергей. "Не твое дело. Где Кисочка?" настаивал юноша. "Никаких кисочек здесь нету. И никаких собачек, тоже. Медведи и волки в чаще водятся; это я точно знаю. Но их пока не видно. Пока что здесь я, мой брат Игорек, его жена Леночка и Клава Курнакова лежит на одеяле без памяти." Сергей прокашлялся и добавил, "У Клавы сотрясение мозга. Она ваша сотрудница. Забирайте ее отсюда." После очень продолжительного молчания послышался другой голос. Pадио разразилось гневной тирадой пожилого мужчины, "Это вы, америкосы, сделали ей сотрясение мозга?" "Да нет, что вы," от испуга Сергей стал заикаться. " Прошлой ночью какие-то бродяги напали на нас, а ваша Клава нас защищала. Вот ей и попало." Сергей замолчал, но ответа не было. Это был последний контакт сибиряков с москвичами. Напрасно просидели они битых два часа, ожидая инструкций из Совдепии. Никто на связь с компаньонами больше не выходил. У них затекли ноги и руки, заломило в поясницах; они встали, чтобы размяться. Елена с сожалением глядела на неподвижное тело пострадавшей. "Я понимаю, что ей нужен покой и хорошее питание. Я видела в ее вещах бульонные кубики. У нее есть газовая плитка. Я ей супчик сготовлю. Может быть это поставит ее на ноги?" Женщина присела, стала налаживать кастрюльку и наливать в нее воду из пластиковой бутылки. "Хорошая идея," одобрил Игорь. Он с братом слонялся по Кисочкиной засаде, удивляясь ее великолепию и технической оснащенности, и рассматривал хитроумные приборы, оставленные без присмотра. Из любопытства он заглянул в телескоп, накрытый камуфляжем. Припав к окуляру, Игорь, не торопясь и со вкусом, прошелся глазом по всей панораме от далекого острова Кадьяк и волнующегося океана до кромки прибоя и сумрачных склонов на прибрежье. "Мать честная," ахнул он, завидев подозрительную деятельность возле их палатки. "В нашем лагере грабители!" Сломя голову он помчался туда наводить порядок. Прыжок, еще прыжок... Движения Игоря не производили шума, сапоги не стучали на мягком грунте, только посвистывал рассекаемый воздух и участилось дыхание. В несколько минут пересек он пространство, отделающее Кисочкину засаду от бивуака и сбавил шаги, чтобы застать самозванцев врасплох. Сжав кулаки вглядывался Игорь, ожидая узреть целую ватагу, но нашел только одного. У Плевкова дрожали руки и от радости перехватывало горло. Какая удача! В отсутствии хозяев среди бела дня он пробрался в их лагерь, подобрал оброненный свой бинокль и, когда собирался уходить, наткнулся на вместительный рюкзак, наполовину наполненный алмазами. "Лучше и быть не может! Вот он фарт!" вспотев от восторга, Плевков просунул руки в лямки и взгромоздил ношу на спину. Он приготовился было пуститься в дальний путь, как его охватило навязчивое желание покурить. Встав на колени, он перевернул окоченевший труп Гвоздева и стал шарить в карманах мертвеца в поисках сигарет. За сутки тот одеревенел, посинел и смотреть на него было страшно. Кисть правой руки отсутствовала и черви копошились в ней. В тот момент, когда пальцы Плевкова нащупали вожделенную пачку, он услышал позади себя, "Стой мерзавец! Отдавай награбленное!" Ренегат не растерялся. В его чекисткой практике бывали положения и похуже. Из левого рукава его выскользнуло лезвие ножа и легло прямо ему в ладонь. Судя по голосу противник был один. "Ничего, справлюсь," Плевков подобрался, резко повернулся и прыгнул на хозяина. Игорь выстрелил, но с непривычки промахнулся. Бандит, рыча и сопя, несся на него как жаждущий крови зверь. "Сейчас снесет," мелькнуло в сознании Игоря. Он нажимал спусковой крючок до тех пор, пока в барабане оставались патроны. Его била дрожь, ноги шатались, глаза застилало туманом, но две пули попали нападавшему в лоб и в скулу, разворотив ему лицо. Злодей упал навзничь перед Игорем с протянутой вперед рукой. В кулаке его был зажат нож. Подбежавший Сергей снял с Плевкова рюкзак. "Должно быть он напал на нас прошлой ночью," предположил Русаков-младший. Игорь не отвечал. Он стоял, обхватив голову ладонями и тихонько скулил. "Успокойся, брат," Сергей попробовал улыбнуться. "Здесь прячется еще кто-нибудь?" Оба с трепетом огляделись. "Отсюда надо быстрее уходить. Недоброе, зловещее место," Сергей стал стаскивать и сворачивать тент. Скоро приготовления к отъезду были закончены; вещи увязаны и сложены в мешки. "Пойдем проведаем наших девушек; барахло здесь полежит," напомнил Сергей и они отправились назад, но с драгоценным рюкзаком братья ни на секунду не расставились.

Елена Николаевна заметила своих мужчин издалека. Неверной и затравленной походкой, согнувшись и озираясь, они пробирались нехожеными тропами по травянистой равнине. Обходя стороной волчьи логова и заросли березы и ольхи, они направлялись прямо к ней. "Что случилось?" не выдержав, Елена побежала им навстречу. "У нас был бой!" прокричал Игорь. "Мы укокошили бандита! Он хотел украсть алмазы!" Оба не могли отдышаться. "Где Клава?" взгляд Сергея упал на опустевший матрас. "Клаве лучше," заулыбалась Елена. " Куриный бульон и медицинские таблетки вернули ее в строй. А вот и она." "Спасибо, Леночка," издалека раздался мелодичный голос и Кисочка появилась во всей красе. Она вышла из своей палатки у подножья холма. На ней была чистая одежда, на голове повязана голубая косынка, подчеркивающая синеву ее прелестных глаз. Разведчица принарядилась, причесалась, умылась и навела макияж — одним словом стала неотразима. (С позволения уважаемых читателей и во избежании путаницы автор продолжает именовать очаровательную агентшу Кисочкой, хотя мы все прекрасно знаем, что величают ее Клавой). Сергей смотрел на агентшу влюбленными глазами, но она не хотела замечать его восторженный взгляд. "Об этом надо сообщить в центр," Кисочка обрела свою обычную деловитость, пунктуальность и надменность. Она поднялась на пригорок к радиоапаратуре. "Сейчас на Аляске 10 часов утра, в Москве 9 вечера, дежурство в Ясенево круглосуточное, мое сообщение немедленно передадут генералу. В связи с чрезвычайной срочностью передача пойдет в реальном времени через космическую связь." Подойдя к безмолвному радиооборудованию, она с ужасом схватилась за голову, "Кто здесь хозяйничал? Кто изменил конфигурацию управления приборами? Почему сбита настройка модуля речевого оповещения? К тому же блок питания почти разрядился, и мощности может и не хватить." Сергей зарделся от стыда. "Это я накуролесил. Мы боялись, что вы не очнетесь и соединились с каким-то Вымпелом." "Вымпелом?!" глаза ее округлились, брови поднялись, рот приоткрылся. "Вы нашли радиоканал Главного Руководства Стратегической Разведкой! Как вам удалось?" "Методом проб и ошибок," Сергей скромно пожал плечами. "Что вам сказали?" "То что мы, пиндосы американские, проломили вам голову," с грустью вздохнул Игорь. "Неправда," вмешалась Елена. "Они ничего не сказали. Мы им сказали, что вы больны и нуждаетеь в медицинской помощи, а они больше ничего не сказали. Вот и все." Кисочка крепко скрестила руки на груди, губы ее плотно сжались, на лбу собрались морщинки, брови нахмурились и глаза метали молнии. Пробежала минута или две, разведчица приняла решение; ее движения, как и раньше, стали отточенными и целенаправленными. Протянув руку к радиоаппаратуре, она сделала несколько переключений, повернула колесики, подкрутила ручки, нажала на кнопки, и передняя панель ожила и засияла, как новогодняя елка. "Береза к Вымпелу. Прием," голос агентши сделался сухим и твердым. "Вымпел слушает," раздался приятный женский голос. "Я — Береза. Пароль," — Кисочка назвала восьмизначную группу цифр — Прием." "Отзыв," — последовала такая же череда цифр, но она была гораздо длиннее. Для непосвященного происходящее могло показаться бессмыслицей, но Кисочка с карандашом в руке прилежно записала каждую буквочку, цифирьку и закорючку, не упустив ничего. "Сообщение," начала диктовать разведчица. Оно также представляло собой мешанину цифр и букв, каждую из которых девушка четко и ясно выговаривала. Спустя некоторое время пришел ответ; тоже в форме безликих чисел, символов и знаков. "Конец," сказала Кисочка и выключила аппарат. Сторонясь всех и избегая посторонних взглядов, она унесла листок в свою палатку и приступила к расшифровке. Случайный порыв ветра донес соленый запах океана и скрипучие крики чаек, клюющих на берегу огромную дохлую рыбину. Птицы дрались между собой. Урвав куски побольше и зажав в клюве, они отлетали в стороны, раздирая рыбью плоть на клочки. Глядя на них, Игорь невольно проглотил слюну. Прошло около получаса, у всех бурчало в желудках, но агентша не возвращалась; только временами хлопали полотнища непрочного помещения, где она нашла приют. "Пора и закусить перед дальней дорогой. Жена, что у тебя на обед?" раздувая ноздри и недовольно щурясь, спросил Игорь. "Хлеб да чай — вся пища наша," Елена обвела взглядом изможденные, обветренные лица своих родных. "Она с нами идет или не идет?" нетерпеливо взглянул Игорь на наглухо застегнутый брезентовый домик. "Пошли", махнул он рукой. "Может в поселке провизией разживемся." "Мы Клаве не указ," разочарованный Сергей направился к бивуаку. "Клавочка выполняет ответственное правительственное поручение. Нам, сермяжным, не понять. Я пойду подбирать наше барахло." "Подождите," занавеска широко распахнулась и оттуда выпорхнула улыбающаяся Кисочка. "Я с вами. Не могли ли бы вы донести мои вещи до пристани? Я заплачу."

Сообщение полковника Ларичева Большому Сыру. Направлено по внутренней электронной почте: По имеющимся у меня сведениям сотрудница Кисочка бедствует. Полученная ею травма головы вызывает опасения за ее психическое состояние и способность выполнять свои служебные обязанности. Она нарушила правила конспирации, раскрыв свою личность и профессиональные секреты. Считаю необходимым отстранить ее от работы, предать суду и, возможно, направить на лечение.

Сообщение Большого Сыра полковнику Ларичеву. Направлено по внутренней электронной почте: Сотрудница Кисочка наш лучший актив на Аляске. Откуда вы получили информацию о ее преступных чудачествах? Кисочка — дочь крупного номенклатурного работника и выдающегося фунционера КПСС. Она всегда была предана своему классу. Согласен, что у нее могут быть ментальные расстройства и паталогические отклонения как результат стресса, одиночества и черепно-мозговой травмы. Нo не рубите с плеча, тов. Ларичев. Пошлите к ней надежных ребят из резидентуры; они разберутся и примут меры. Если необходимо, отправьте Кисочку в Союз. Что касается аферистов Русаковых, то миндальничать с ними далее не следует. Скажите Мокрохвостову, чтобы он задействовал 3-4 человек, вооруженных автоматами. Места там безлюдные и больше исполнителей не потребуется. Их задача задержать Русаковых, допросить и конфисковать добычу. После этого они нам не нужны. Тела сбросьте в пролив Шелихова. По выполнении задания всем участникам денежные премии и ордена Боевого Красного Знамени. С коммунистическим приветом, Командование.

Глава 11

Приготовления к отъезду были закончены: мешки туго набиты, узлы надежно завязаны, футляры застегнуты и деньги упрятаны в потайные карманы. Кисочка поделилась с Русаковыми остатками своей провизии; усевшись на траву, все напоследок поели всласть. Однако беспокойство томило разведчицу, она хмурилась и сумрачно смотрела в небo. Наконец ее прорвало. "Верните мой револьвер," строго потребовала Кисочка. "Его надо перезарядить." Игорь задрожал, оказавшись под пристальным взглядом ярко-синих глаз. Они обливали его ушатами высокомерия и презрения. Ему было жаль расставаться со Стечкиным и он гордился, что был вооружен. Бедняга коротко взвыл и, вытащив оружие из-под своего брючного ремня, отдал его владелице. Агентша привычно осмотрела револьвер со всех сторон, зарядила барабан и, хмыкнув, убрала смертоносную машинку в свою кобуру. Все опять вернулось на круги своя. "А идти далеко?" спросила она как ни в чем не бывало. Непонятно к кому был обращен этот вопрос; молча и сосредоточенно они уже шагали по равнине. Местность постепенно становилась все выше и суше, пока не превратилась в плоскогорье. На горизонте промелькнула стайка оленей и, завидев людей, пугливо скрылась в лощине; в небе кружили орлы и стервятники; вдалеке возле ручья парочка медведей, зайдя в воду, ловила лососей. Крутыми откосами спускалась каменистая поверхность к океану. Он был пустынен. Бескрайняя и бездонная синь воды сверкала в солнечных лучах. Лишь киты, выдувающие из дыхал струи пара, нарушали ее безмятежное спокойствие. Взрываясь в волнах снопами брызг, падали с высоты белые чайки, выхватывая зазевавшихся рыб из родной стихии. С крутояра путешественники рассмотрели катер у причала. С расстояния полутора километров он казался игрушечным и опрятным, но никого не было заметно вокруг. Поселок словно вымер. "Населенный пункт почти заброшен. Молодежь покидает родные места; за ними тянутся старики," объяснила Кисочка. По роду своей деятельности она была подкована в американских сложностях. "Рыболовство было испокон веков источником их существования, но коммерческое разрешение многим не по карману. Семьи переехали в города и даже местная школа закрылась за неимением учеников. Здесь почти никого не осталось. Не думайте, что все плохое случается только в России," она иронически ухмыльнулась и надолго замолчала. Вскоре они прошли по пустынной улице мимо заброшенных, запертых жилищ и опустевшего красно-кирпичного здания школы. Только в двух домах теплилась жизнь — мелькал свет в окнах, слышались человеческие голоса, у ворот стоял автотранспорт. Любопытные взгляды жителей провожали их на всем пути к причалу.

"Как приятно, когда о нас заботятся, " сказала Кисочка, ускоряя шаги на шероховатом бетоне. "Тогда была моторная лодочка, а сейчас за нами прислали целый крейсер." Она рассмеялась своей шутке, но Русаковым было не до смеха. Oни обеспокоились, разглядывая вблизи ветхое плавсредство. Kатер казался осиротевшим и запущенным, а мачта покосившейся. Огибающие борта стальные поручни потускнели, поржавели и местами обрушились; но продолговатые оконца указывали на наличие каютных помещений под палубой; туда вела приоткрытая металлическая дверь. У посудины было имя Marquise (Маркиза), начертанное огненно-красной краской на боку повыше ватерлинии. Солнце высвечивало верхнюю толщу воды и обросшую моллюсками обшивку корабля. Над всем этим, вознесенный на высоту капитанского мостика, в одиночестве, тишине и блеске погожего дня царил John Hutchins. Его голова и плечи были видны через открытое окно в рулевой рубке. Он дремал в кресле, задрав ноги на штурвал. "How are you, John!" обратилась к нему агентша на своем безукоризненном английском. "You are always on time. (Вы всегда вовремя)." "Sure," высунув плешивую голову из иллюминатора, капитан внимательно осмотрел своих пассажиров. "Welcome aboard. (Добро пожаловать)." По деревянным сходням они поднялись на борт и с облегчением опустили свой багаж на облупленный настил. "Go downstairs," прокричал John. Он не собирался покидать свое место у руля. "Your friends are waiting for you. (Ваши друзья ждут вас внизу)." Задняя дверь со скрипом приоткрылась и оттуда показался широкоплечий, кареглазый шатен. Багровый шрам наискось пересекал его ястребиное лицо. "Пожалуйста проходите," обратился он к новоприбывшим на чистом русском языке. "Места хватит для всех." "Сперва наши вещи," сказал Игорь и начал передавать ему багаж. Вытянув руки, шатен принимал поклажу; узлы и мешки исчезали в глубине салона под палубой. "Я не хочу идти вниз," возразила Елена, но шатен был неумолим, "Это приказ капитана." Приходилось повиноваться. С трудом протиснувшись в тесноту помещения, Русаковы уселись на виниловом диване. Hа сиденье напротив расположились два атлетических молодых человека с одинаковыми лукавыми улыбочками, словно приклееными к их губам. "Все в сборе, за исключением девушки," подытожил шатен и прислушался к возгласам снаружи. "Она помогает шкиперу отшвартоваться от причала," заключил он и приветливо вытянул правую руку. "Давайте знакомиться! Мокрохвостов, Гена. А это Витя и Саша." Tе, как китайские болванчики, дружно закивали головами. "Они с Урала по программе студенческого обмена. Изучают финансы и экономику в университете в Сиэтле." Мокрохвостов сердечно пожал каждому гостю руку и, после того, как все представились, поинтересовался, "Как вы оказались в наших местах?" "Мы туристы," нехотя ответил Сергей. Ему не нравились эти люди; вдобавок рюкзак с алмазами давил на плечи и тянул спину. "Вы кто будете?" пробасил Игорь. "Я геолог. Прохожу практику на Аляске," с простодушной готовностью доложил Мокрохвостов. В этот момент мотор завибрировал, застучал и понес посудину по проливу. Потянуло бензиновой вонью. В проеме двери появилась Кисочка. Ее хорошенькая, слегка измазанная копотью, мордашка была оживлена. "Нам предстоит прекрасное путешествие," прощебетала она. "Море манит и ласкает. Так хочется в него нырнуть." "Слишком холодно," мрачно высказалась Елена. Качка действовала на нее одуряюще и наводила тошноту. "Иногда купаются не по своей воле," раздался голос одного из молодцов с сиденья напротив. Он отвесил им тяжелый взгляд, от которого Русаковы задрожали. Почувствовав, что сболтнул лишнего, молодой человек наклонил голову, притворился спящим и слегка всхрапнул. "Вы о чем?" пошевелился Сергей. "Мы не хотим кораблекрушения. Я надеюсь, что мы все сегодня попадем в аэропорт." "Конечно попадем," уверил его Мокрохвостов. "Что же вы стоите?" обратил он свое внимание на Кисочку. "Какие же мы невежливые!" Он хлопнул себя по лбу и соскочил с сиденья. "Пожалуйста, присаживайтесь; мне все равно надо в рубку сбегать и с капитаном поговорить." Он стал пробираться к выходу, переступая через багаж и чьи-то вытянутые ноги. "Нет, я лучше сяду рядом с Сережей," девушка ослепительно улыбнулась и грациозно присела, прижавшись к Русакову-младшему своим упругим, круглым бедром. У Сергея застучала кровь в ушах, лицо вспыхнуло, сердце сильно забилось, ему захотелось зажмуриться. Краешком глаза он тайком рассматривал ее ангельски прекрасный профиль и понял, что безнадежно влюблен. "Любит ли она меня?" его мысли путались. "Наверное, если так себя ведет. Только не решается сказать. Милая... " Его распирало от полноты чувств. Он взглянул в окно. Путешествие продолжалось. Зеленые холмистые берега были пустынны. Поскрипывая и посвистывая, дизель урчал и посудина плыла к неизвестной цели. От болтанки дребезжали стекла и плохо прикрепленные к корпусу предметы. Иногда в такт качке Кисочка наваливалась на него всем телом и, извинившись, быстро выпрямлялась. Каждый раз она прижималась к нему своими грудями или обнимала его за шею. У смущенного Сергея все больше захватывало дух. Он растерялся и не знал, что ему следует предпринять. "Может незаметно ее поцеловать?" начал раздумывать он. "Тогда oна сразу поймет, что наши чувства взаимны." Сергей уже было набрался духу на такой смелый подвиг и хотел задержать Кисочку во время ее очередного "падения", как внезапно хамоватый Игорь разразился очередной бестактностью. "Много ли наших шпионов за границей и что они вышпионивают?" резко повернулся он к девушке. "Нас много и работы полно," без стеснения отвечала полусумашедшая агентша. "Добываем разные дипломатические и промышленные секреты, устраиваем социальные беспорядки, науськиваем политические партии друг на друга, вмешиваемся в американский избирательный процесс, а также по приговору суда казним отступников и ослушников, проживающих за рубежом." "Зачем все это?" твердил непонятливый Игорь. "Вы что хотите из Америки сделать Совдепию? И здесь наступит голодуха, взяточничество и бесправие как творится на нашей родине." "Да, нет! Что вы!" всплеснув руками, разуверила его девушка. "Наше начальство такого никогда не допустит. Снабжение прервется в случае полной победы коммунизма во всем мире. Тогда куда же будет номенклатура развлекаться ездить и где товары покупать? Я уверена, что в Кремле это понимают." "Я вот что думаю," Игорь звучно поскреб давно не стриженный затылок. "Чтобы содержать такую ораву шпионов требуются значительные средства. Вас же десятки тысяч и все на хорошей зарплате. Какой от вас толк народу российскому? Вы же ничего не производите, кроме неприятностей. Неудивительно, что у государства денег на самые базовые социальные нужды не хватает. Все средства на заграницу разбазаривают."

Тем временем наверху в рубке катера протекал не менее содержательный разговор. За долгие годы подрывной деятельности против Соединенных Штатов два матерых шпиона крепко сдружились и уважали друг друга чрезвычайно. "You are a spy and I am a spy. (Ты шпион и я шпион)," погрузился в благостные воспоминания John Hutchins. "Был я советским, теперь я русский — разницы для меня никакой нет. Как было, так и осталось. И зарплата не изменилась. И начальство все то же. До сих пор шлет поздравления на день Советской армии и годовщину великого октября." "Верно," поддакнул Мокрохвостов. Как боец невидимого фронта, он еще в детстве в совершенстве выучил язык классового врага. "Мы пламенные патриоты и борцы за мир." Он глубокомысленно поднял палец и крепко потер ладони. "Где будем кончать твоих пассажиров?" спросил John. "Я знаю уединенный фиорд к северу от бухты Ларсена. Скрутим их там, они и не пикнут." Он хотел добавить еще что-то, но вой сирены оборвал его. Оба обернулись. Военно-морское судно быстро нагоняло их. "Влипли," прошептал Мокрохвостов и помчался вниз уничтожать улики. В салоне под палубой ожил интерком. Голос капитана вклинился в оживленную беседу, "We are chased by a US coast guard cutter." "Нас преследует катер береговой охраны," перевела Кисочка. Она была спокойна и безмятежна, как если бы происходящее не касалось ее. Все вскочили с мест и прильнули к узким окнам. Американский военный корабль стремительно приближался. Его острый нос рассекал бирюзовую воду, оставляя волнистый след. Казалось, что махина летит над волнами, и вот-вот раздавит хрупкую шпионскую скорлупку, но нет, поравнявшись с нею, корабль замедлил свой бег. "Оружие за борт!" крикнул Мокрохвостов, примчавшись из рубки. Округлившиеся глаза его лихорадочно блестели; брови задрались, лоб прорезали горизонтальные морщинки. Схватив свои крупнокалиберные автоматы, "cтуденты" бросились наружу выполнять приказ, но были остановлены предупреждением американского офицера. "Don"t move or you will be fired upon." ("Не двигаться или мы будем стрелять.") раздался железный окрик громкоговорителя. Угроза была подтверждена действием — на них нацелился носовой пулемет и был произведен предупредительный выстрел. Вода вспенилась и разошлась кругами. С корабля спустили шлюпку. Она мерно покачивалась на волнах. Шестеро вооруженных человек в черной форме спустились по веревочной лестнице и заняли в ней места. Затарахтел лодочный мотор и через минуту они пришвартовались к Маркизе. По шаткому трапу пограничники взобрались на борт нарушителя и приступили к досмотру. Центр боевого управления их корабля поддерживал тесный контакт со своими посланцами, ежеминутно получая от них сообщения, описывающие каждую деталь их высадки на подозрительном судне. Техники — электронщики контролировали камеры и прожектора, помогая офицерам на капитанском мостике пристально всматриваться и предотвращать опасности, могущие возникнуть на чужом борту. Инспекция продолжалась. Проверялись все возможные места, где могли быть спрятаны наркотики, вооружение, боеприпасы или сомнительные люди. Также проверялись паспорта, визы и отгрузочные документы. Стараясь не провалиться в многочисленные ржавые дыры, зияющие в интерьере, пограничники направились в трюм, чтобы проверить личности пассажиров.

Под низким потолком широкого помещения плавали серые клубы табачного дыма. Курили все, было трудно дышать и, казалось, что воздух наполнен тяжелым холодным свинцом. Пассажиры сидели вдоль стен, оцепеневшие, уставшие и оглушенные ревом моторов; никто не обратил на вошедших никакого внимания. Молодцы Мокрохвостова оказались ближайшими к входу, проверка началась с них, а сам шпионский ментор, стоя на ступеньке внутренней лестницы, с тревогой наблюдал за происходящим. Выше него еще двое пограничников преграждали проход из каюты в рубку. Витя и Саша объяснялись на ломаном, но вполне разборчивом, английском; проверяющие их понимали. Ранее аспиранты были замечены в попытке отделаться от улик и их безукоризненные документы не произвели желаемого впечатления. "Студентам" было предложено встать, повернуться к стене и сложить руки за спину. В ту же секунду наручники защелкнулись на иx запястьях. Их отвели на палубу для выяснения. Конфискованные автоматы были разряжены и положены рядом. Они сидели на выщербленных досках, скрестив ноги по-турецки, и лица у них были злы. Около полугода назад роскошным банкетом в лучшем московском ресторане oтпраздновали юные лейтенанты окончание академии ФСБ. Затем кортеж, составленный из 30-и Мерседесов повез галдящую толпу на Красную площадь. Чокались шампанским и закусывали икрой, обнимались и фотографировались, предвкушая славные заграничные карьеры, успехи в жизни и высокие зарплаты. Некоторые из них помалкивали и лукаво улыбались; пользуясь знакомствами, они рассчитывали обойти своих одноклассников и к сорока годам подняться до трёхзвёздных генералов. И подумать все так глупо закончилось! В такой нелепой ситуации непригодны были семейные связи и некому дать взятку... Мерзость и свинство неслыханнoе! Нещадно палило солнце и время ползло черепашьим шагом. Задержанные оставались под присмотром одного из пограничников, другой вернулся в салон; там теперь их собралось трое. Молчание царило в помещении. Мотор военного катера продолжал грохотать на холостых оборотах, табачный дым ел глаза и сквозь его пелену было трудно смотреть. Русаковы неподвижно сидели в дальнем конце, зажав в кулаках паспорта и ожидая своей участи. Мокрохвостов успешно прошел проверку. Потрясенный арестом своих питомцев, он уселся напротив, обхватив голову руками. Пограничник направился к Кисочке. Мысль о том, что сейчас ей предстоит унизительная процедура досмотра взрывала ее сознание. Кисочку всегда упрекали в импульсивности. Oна не могла сдержать себя, лицо ее искривилось, чувства смешались, рассудок затмился, она выстрелила. Пуля попала в бронежилет представителя власти, но не пробила его насквозь, а застряла в многослойном кевларе. Тем не менее энергия остановленного свинца ошеломила мужчину; он почувствовал удар и на животе под одеждой назревал большой синяк. Морщась от боли, пограничник выхватил свой пистолет и выстрелил в ответ. У Сергея была очень хорошая реакция. Еще до того как американец нажал спусковой крючок, Русаков вскочил на ноги и, вскричав "Нет!" загородил собой свою возлюбленную. Невольно он толкнул девушку под локоть, в тот момент как она тщательно прицеливалась в переносицу супротивника. Два выстрела грянули одновременно. Один разбил оконце под потолком, другой поразил Сергея в грудь. Выпущенная с короткой дистанции, пуля прошила его тело навылет и ударилась в мешок с алмазами на спине. Мешок -то этот и спас Кисочку. Ho oна ничего не заметила. В боевом задоре, оставаясь живехонькой, целехонькой и без единой царапинки, разведчица выискивала следующую цель. Раненый Русаков, обливаясь кровью, лежал у ее ног. Он едва слышно стонал. Лицо его посерело, розовая пена потекла изо рта, дыхание стало тяжелым и неровным. Непонятно, что побудило неугомонную Кисочку опустить револьвер и наклониться к Сергею — сожаление или симпатия? — но девушка попыталась приподнять голову жертвы и утешить его. "Freeze!" раздался грубый окрик; пограничники набросились на нее, скрутили и заковали в наручники.

Агентшу перевели на палубу и усадили рядом с ранее пойманными "студентами". Сидеть на голых досках было больно и непривычно. Саднила поясница, ломило ягодицы, наручники резали запястья, к тому же ей очень хотелось пить. Солнце величаво плыло в небе, ослепляя ее своими лучами; вместе с ним двигалась зубчатая тень военного корабля, который принес ей столько бед. Левиафан стоял бездушной громадой, не замечая ее. Вот его тень накрыла ее ступни, вот достигла колен, еще немного, и вот она вне горячего солнцепека, в тихой прохладе. Кисочка пошевелилась. Легче ей не стало. Со свистом вырывалось дыхание из ее пересохшего горла, ныло затекшее тело, страшно болела шея, кололо в висках. Она подняла голову, заслышав шум воздушного винта. Вертолет опускался на заднюю площадку военного судна. Из него вышло трое официального вида мужчин, излучающим ауру уверенности и мощи. Задержанной разведчице стало не по себе. Она почувствовала зловещий поворот в своей судьбе. На нее внезапно накатилась тоска и засосало под ложечкой. "Это неспроста," похолодела она. Но вокруг жизнь катилась своим чередом. По палубе их посудины, шутя и посмеиваясь, сновали пограничники; а матросы, облокотившиеся о поручни сторожевика, рассматривали ее туго обтянутые женские прелести, смачно поплевывали в воду и делали двусмысленные замечания. Ей было все равно. Стоял чудесный осенний день. Плыли облака, летали чайки, плескались о борт синие волны. Скоро за ними прибыл патруль. Арестованных обыскали, перевезли на корабль и заперли каждого в отдельной камере. Боксы были маленькие, звуконепроницаемые и без окон. Тем временем в салоне оцепеневшие от ужаса Русаковы благополучно прошли проверку документов, но им было запрещено передвигаться. Их внимание было сосредоточено на мучениях Сергея. Он хрипел и задыхался, обострившееся лицо его пожелтело, глаза закатились под лоб, по всем признакам он был в обмороке. Игорь и его жена беспомощно и тоскливо взирали на страдания родственника. "Do something or he will die. (Помогите ему)," настаивала Елена. "One moment," отмахивался от нее охранник и, вытирая слезящиеся от никотина глаза, уходил прочь. В разбитое оконце потянуло ветерком. Воздух очистился, дым высосало сквозняком и стало легче дышать. Мокрохвостов сидел со скрещенными руками и поджав ноги; собранный и сильный, он таил в себе большую энергию. У него созрел план. В полном молчании незаметно протекали минуты. Появились медики. Быстро и сноровисто оказали они раненому экстренную помощь и, положив Сергея на носилки, отправили его в корабельный лазарет. На всем пути следования Русакова-младшего из дырки в мешке высыпались мелкие алмазы, оставляя на палубах и в коридорах сверкающий след.

Глава 12

Попавшие в беду люди способны найти выход из любых положений. С той поры прошел год. Много изменений случилось в жизнях наших героев. Не все перемены оказались благоприятны, но все были неизбежны и закономерны.

"Кисочка, как я ее не уговаривал, так и не стала моей женой," рассказывал впоследствии своим внукам Сергей. "Позже я узнал, что при рождении она получила другое имя, но все равно, первое мне нравилось куда больше, чем прозаическая Клава. Кисочка — это что-то нежное, пушистое, мурлыкающее, но с острыми коготками; то, с чем следует держать ухо востро, не то поцарапает. Так со мной и случилось. Как не долдонил я ей, что жених я солидный, серьезный и богатый — моя доля в алмазных приисках исчислялась в сотнях миллионов долларов — она твердила Hет! Без пользы приходил я к ней в федеральную тюрьму; зазря, встав на колени, дарил торты, цветы и шампанское — запрокинув голову и шепча проклятия, она упрямо отвергала меня. Напрасны были мои посулы сделать ее царицей моего сердца и матерью моих детей — зевнув от скуки, она вставала с табурета и требовала у надзирателей прекратить свидание, каждый раз бормоча под нос, что по ее освобождению заводить потомство будет слишком поздно. "В твоих глазах отражается мое сердце," напевал я ей под гитару, но она смеялась мне в лицо. Тогда я поведал ей о своем прапрадеде лейб-гвардии поручике Русакове и его жене Марфе. Я сказал, что я его точная копия, унаследовавшая его память и привычки. Заметно было, что мои слова заинтересовали неприступную красавицу и слушала она меня внимательно. "Ты и его Марфутка похожи как две капли воды," уговаривал я ее. "Мы должны пожениться." "Теперь-то я точно знаю, что тебе нужен психиатр," скрестив руки на груди, мрачно заявила она. "Я не продам свою родину и ни за каких пиндосов замуж выходить не собираюсь; хоть удавись," от гнева кусала она свои губки. "Кроме того, я не могу изменить памяти моего суженого." Свет померк в моих очах и гром прогремел среди ясного неба. "Кто же он?" вскричал я. "Его звали полковник Мокрохвостов. Он погиб при выполнении специального задания в тот самый день, когда вы, американцы, арестовали меня." Это был полный отказ. Пошатываясь и хватаясь за сердце; рана в груди давала о себе знать, я вышел из угрюмых казематов на зеленый простор, свежий воздух, солнечный свет и вызвал такси в аэропорт. К концу дня торопился я поспеть в Анкоридж туда, где был мой дом. Да, да туда, где было наше поместье на берегу холодного, бурливого океана и брат с его женой ждали меня сегодня к позднему ужину. К тому времени мы закрепились в США и все получили United States lawful permanent residency или как это называют иначе "зеленую карту". Но начну все по порядку. После ранения четыре месяца провалялся я в больнице, но мои чудо-родственники времени не теряли — зарегистрировали прииск и основали компанию. Как только было доказано, что алмазы настоящие и месторождение существует, поднялся галдеж и ажиотаж, и свистопляски было хоть отбавляй. Понаехали газетчики и телевизионщики вместе с кучей репортеров и, завертевшись в кутерьме, суетились, бегали и искали лучших ракурсов; все хотели нас заснять и узнать нашу историю. Донимала нас пресса сильно и проходу не давала; хоть и кричали мы им по-русски: "Кышь, проклятые", они не унимались, не расходились и микрофоны нам в лица тыкали. Хорошо, что Алекс Кучеров вмешался и отогнал от нас эту назойливую братию. Да вы ведь не знаете кто такой Алекс Кучеров? Я забыл вам рассказать? Алекс он такой — коренастый и крепкий, средних лет, малозаметный и лицо у него всегда очень спокойное. Он один из трех агентов ФБР, прилетевших на вертолете на корабль береговой охраны, в тот самый день как вся эта катавасия разворачивалась и меня в грудь ранили. Это он застрелил полковника Мокрохвостова, когда то пробрался в рубку и пытался передать по радио сигнал тревоги. Но не так это важно; смерть всегда неожиданна. Алекс мой лучший друг и оказал нам помощь неоценимую. Поначалу все считали, что мы, Русаковы, совдеповские шпионы и действуем заодно с Мокрохвостовым, Кисочкой и капитаном посудины. Якобы немедленно тому появились доказательства. Команда сторожевика переполошилась, решив, что мы, Русаковы, провели диверсию на их судне. Вахтенный офицер обнаружил сверкающие кристаллы, разбросанные по жилым отсекам боевого корабля, и донес командиру, тот условным кодом радировал в штаб. Началась тревога. Чего только они сгоряча не предполагали... Перво-наперво подумали, что это токсичные химические соединения, предназначенные для массового поражения экипажа, да не похоже; а вдруг это метамфетамины? Hикак не сходится; а может мелкие прозрачные камешки всего лишь укрепляющие соли для купанья в морской воде с целью повышения тонуса моряков и незаметно распространяемые в целях рекламы некоей фармацевтической фирмой? Теория не подтвердилась; кристаллы не растворялись даже опущенные в кипяток. Пока суд да дело, капитан сторожевика вызвал правительственную команду быстрого реагирования по очистке от токсичных загрязняющих веществ и биологических патогенов. Необходимо было проверить, промыть и продезинфицировать корабль. Спасатели явились одетые в желтые комбинезоны с капюшонами, резиновые перчатки и сапоги, на лицах маски с системой автономного дыхания и счетчики Гейгера у каждого на левом плече. Полдня они выметали щетками из всех закоулков блестящие кристаллы, с чьей-то легкой руки прозванные "кварцами". Найденные "кварцы" были запакованы в прозрачные пакеты, взвешены, запротоколированы и посланы в лабораторию ФБР. Подобному процессу подверглось также содержимое моего мешка, но там оставались камни покрупнее, они не выпали. Через месяц был доставлен ответ — это алмазы чистейшей воды и высочайшего качества, общая стоимость, которых превышает миллиард долларов. Узнав об этом, руководство ФБР изменило отношение к нам, наконец-то поверило и стало к показаниям Игоря и Елены относиться весьма серьезно. Как по волшебству все встало на свои места. Маховик бюрократической машины со скрипом повернулся и завертелся все быстрее и быстрее. Везде включен был зеленый свет и нам оставалось лишь выполнение формальностей. Условия разрешения на постоянное проживание были удовлетворены, геологическая лаборатория в Анкоридже перепроверила и подтвердила нашу находку, заем в банке был получен. Будущее ослепляло и переливалось радугой.

Оставалось мне лишь устроить свою личную жизнь; не хотел я бобылем век вековать и прилегло сердце мое к Кисочке, да она ни в какую. Ну, что ж насилу мил не будешь; может она считает, что мы не пара; она все-таки номенклатурный отпрыск, белая кость, а я просто сбежавший холоп, правда разбогатевший. Американские девицы мне очень не нравились — шумные, смешливые, кухарить не умеют и соду из жестянок без передыху сосут. Какая с ними жизнь? Как-то вечером Елена натолкнулась на меня на нашей задней веранде. За широкими окнами раскинулась темнеющая в сумерках громада океана. Он был угрюм и пуст, и сливался с небом в бесконечное, наводящее уныние пространство. Только мигал вдалеке маячок заблудившегося в водной стихии кораблика, такого же одинокого и несчастного, как и я. Лампы в помещении были притушены и прикрыты бордовыми абажурами; мой силуэт был едва различим на фоне однотонных стен. Мерный плеск волн наводил на грустные размышления и усыплял. Сидя на кушетке и опустив голову, я весь позеленел от тоски. Hевестка подошла, каблучками о мраморный пол цок-цок-цок, остановилась напротив и посмотрела в упор, "Жениться тебе давно пора, паря." Ее неожиданный строгий тон пронял меня насквозь. "Да", говорю, "невест много, но все не про меня — больно они здесь прыгучие да разноцветные — мне бы какую-нибудь поскромнее и своей масти." "Не беда, я тебе из нашенских краев красавицу подберу, да такую, что век на нее будешь любоваться." Она взглянула мне в глаза и тихонько добавила, "Ты, наверное, городскую хочешь?" "Ни в коем случае," испуганно замахал я руками. "Городские слишком бойкие и передовые, первый год паинькой будет прикидываться, а потом обвыкнется, осмелеет и загонит меня за Можай. Алименты придется всю жизнь выплачивать." "Зря ты так. Не все мы такие," поморщилась она. "Я понимаю," смущенно потер я нос, "но так часто случается. Мне бы кралю помягче да понежней." "Такие вообще остались?" рассмеялась oна. "Подскажи, что делать?" губы мои дернулись в страдальческой полуулыбке. Елена резко выпрямилась, вскинула голову вверх и скрестила руки на груди. "Ждать и надеяться," таков был ее ответ. "Идем ужинать. У нас гости." Удрученный и потерянный, я последовал за нею в глубину дома. Через полутемный зал мы прошли в ярко освещенную столовую с панорамными окнами, выходящими в парк. Шторы были не задвинуты и в сумеречном свете проступали очертания елей, кедров и густых кустов. Посередине за вместительным круглым столом под большим зеленым абажуром собрались близкие мне люди: мой брат Игорь и Алекс Кучеров с женой Любой. Люба, миловидная дама лет сорока, как и ее муж родилась в США в русской семье и была сослуживицей Алекса. Глухое черное платье облегало ее спортивную фигуру. Чем она занималась в ФБР спрашивать не следовало. Все ждали нас, чтобы начать трапезу. Перед нами красовались дары Аляски — ломти красной рыбы, нарезанная копченая оленина, икра кетовая и зернистая в вазочках, золотистый юконский картофель, грибные и овощные закуски, всего не перечислишь. Бутылки со спиртным стояли на столике сбоку и два официанта в ливреях, вытянулись возле буфета, готовые прислужить. После благодарственной молитвы Господу, произнесенной Игорем, приступили к еде. Все нахваливали повариху из городского ресторана, прибывшую в поместье ранo утром, и настряпавшей так, что ни жуй, ни глотай, только с диву брови поднимай. Поначалу царило молчание, прерываемое скупыми междометиями, позвякиванием ножей и вилок, и звоном бокалов, вкупе с короткими тостами, но по мере насыщения языки развязались и речь потекла рекой. "Вы привыкаете к Америке?" участливо спросила Люба, ни к кому из хозяев не обращаясь в отдельности. "Мы не тоскуем," ответила за всех Елена. "Дом там, где твое сердце." "Никто не скучает," высказался Игорь, намазывая на булку толстый слой красной икры, которую он тут же положил себе в рот. "Что бы ждало нас в Иркутске? Допросы, заключение в ИТЛ и конфискация имущества в пользу государства." "Нас бы обобрали догола и обсосали досуха. Население терпит ущерб и обиды," подлил я масла в огонь. "Совершенно верно," Алекс отодвинул тарелку и поставил локти на стол. "Это не Россия Гоголя, Толстого и Чехова. Та Россия погибла в 1917 году. Теперь это Совдепия. И она остается Совдепией даже после переименования ее в Российскую Федерацию. Правящий класс замаскировался, видоизменился, но это все та же номенклатура. Не думаю, что сегодняшняя номенклатура мечтает о мировом господстве, как мечтали ее основатели, но..." "Это было ужасно," Люба прервала своего мужа. "Коммунисты оболванили не одно поколение советской молодежи. Вот послушайте, о чем грезили юноши и девушки в 1940-ом году." Подняв глаза к потолку, она продекламировала,

"Но мы ещё дойдём до Ганга,

Но мы ещё умрём в боях,

Чтоб от Японии до Англии

Сияла Родина моя."

"Откуда это?" заинтересовалась Елена. "То были стихи признанного и уважаемого советского поэта Павла Когана; того самого, который сочинил В флибустьерском дальнем синем море бригантина поднимает паруса..." "Кто мог представить?" расстроенная Елена откинулась в кресле. "Бригантина одно из моих любимых произведений." "Hе сомневаюсь, что все слышали Гренаду Михаила Светлова?" продолжала Люба. "Замечательная поэзия, созданная в 1926 году. Но какой смысл она несет? Воин-интернационалист призывает к освободительному походу на Европу... Вот послушайте, "Красивое имя,

Высокая честь —

Гренадская волость

В Испании есть!

Я хату покинул,

Пошел воевать,

Чтоб землю в Гренаде

Крестьянам отдать.

Прощайте, родные!

Прощайте, семья!

"Гренада, Гренада,

Гренада моя!"

Все захлопали талантливой декламаторше. "У вас замечательная память," хвалили ее. "Советская поэзия моя слабость," смущенно призналась Люба. "О мировом господстве потомки советской номенклатуры вряд ли уже мечтают," возобновил рассуждения ее муж. "Ослабли. Рабсилы им не хватает. За годы своего существования народу российского передавили они множество. Десятки миллионов не досчитываемся. В конце концов нехватка населения выльется в потери территории. Возможно, что лет через сто политическая карта мира будет выглядеть по-иному. Восточный рубеж России будет проходить по Уралу, за ним раскинется новообразованная Сибирская республика под контролем красного Китая, а Камчатка, Курилы и Сахалин перейдут к Японии. Вполне естественное развитие событий, учитывая разницу в плотности населения по обеим сторонам границы, но проверить правоту моих слов никто из современников не cможет." Алекс покраснел и обтер повлажневшее лицо салфеткой. "Но это же агрессия! Совдепия будет защищаться," разволновался я. "Она пустит в ход атомное оружие!" "Bерно и получит ответный ядерный удар. Китайцам потерять полмиллиона человек хоть раз плюнуть, а Россия такое себе позволить теперь не может. Сила русская при Сталине была подорвана," горестно рассмеялся Алекс. "Не думаю, что будет так плохо," Люба коснулась ладонью плеча мужа. "Отделение может произойти и мирным путем. Скорее всего в Сибири будет проведен референдум и население проголосует за независимость от Москвы. К тому времени этнически русских останется там немного, а большинство будет состоять из китайцев или отпрысков от смешанных браков, чьи симпатии, безусловно, на стороне Пекина." "Есть ли выход?" спросила Елена. Разговор ее так увлек, что она отложила в сторону вилку и нож. "Не знаю," ответила Люба. "Людей не хватает ни там, ни здесь и привезти их неоткуда. Мне кажется, что начинать надо с покаяния." "Что?! Я думала, что вы скажете о повышении рождаемости!" Елена смотрела с возмущением. Брови ее опустились, нос сморщился, нижняя губа немного выпятилась, как если бы она подавилась рыбьей костью. "С покаяния," упрямо повторила Люба. Заметно было, что она не раз обдумывала эту тему. Лицо гостьи нахмурилось и глаза потускнели. "Власть должна пoмириться с народом и покаяться в своих преступлениях. Такое покаяние стало бы историческим событием, водоразделом в жизни общества, обрядом искупления за грехи и способствовало бы объединению страны. С 1917 года народ разделен надвое, потому-то так много инакомыслящих, власть сама порождает смуту... Исцелить старые язвы за всю свою родословную, облегчить боль, которая удерживала предыдущие поколения в плену; от нас зависит то, что случится и в каком будущем будут жить наши дети. Мы, ныне живущие, можем взвалить это бремя на себя или уклониться от него; так раны будут воспроизводиться сами по себе и никто их не залечит. Исцеление никогда не произойдет, если мы будем бездействовать." "Как же вы это себе представляете?" Елена Николаевна замерла, ожидая ответа. "Я вижу покаяние... Такое в средневековье уже случалось на Руси," отвечала Люба, голос ее прерывался от волнения, как если бы невероятное представилось ей свершающимся. "Пусть среди бела дня покинут они свои кабинеты, выйдут на Красную площадь, встанут на колени и под колокольный звон испросят прощения. Только так и не иначе. Народ наш не злопамятен и добродушен; авось простит." У Любы перехватило дыхание и в глазах ее стояли слезы. "Ничего нас не спросят и без нас разберутся," Игорь поднял свою большую стопку. "Потерю населения покаяние не восполнит. Мертвых не воскресишь и территорию не вернешь. Поезд давно ушел. Давайте пропустим по рюмочке." Опять мы выпили и закусили. Время было подавать горячее. Лакеи внесли в комнату чугунные сковороды с филе-миньон и горячие грибные подливки в серебряных соусницах. Запах был упоительный, но пока официанты раскладывали снедь по тарелкам, Алекс умудрился ввернуть вопрос, "Как идет производство?" "Прекрасно," ответил я, аккуратно отрезая аппетитный кусочек. "Магниторазведка установила, что месторождение значительнее, чем мы предполагали. Мы сделали заявки на прилегающие участки." "Борцы за чистоту окружающей среды вас не беспокоят?" поинтересовалась Люба. "Мы все делаем по правилам," замотал головой Игорь. "Мы не портим природу. Однако очень много пустой породы. Мы никогда не отдавали себе отчет, как мало алмазов в кимберлите. Концентрация половины карата в тонне породы считается экономически оправданной для добычи." "Отработанную скальную крошку приходится далеко oтвозить," уточнил я, освежая мозги рюмкой зубровки, чтобы не сбиться с толку, улучшить обмен веществ и обеспечить наибольшую ясность мышления. "Мы ее сваливаем возле побережья, нo отходов так много, что в недалеком будущем хватит для постройки острова в Тихом океане. На нем мы разместим международный аэропорт. Он давно нужен в этой части страны. Месяц назад мы представили наш проект в государственный департамент США и сейчас ожидаем результатов. Пока что авиационное сообщение поддерживается гидросамолетами, взлетающими с местных озер. Это долго и неудобно и вызывает недовольство пассажиров." Отчеканив без запинки такой сложный монолог, я весь покраснел от напряжения и вмазал еще зубровки, чтобы не утратить красноречия и ораторского мастерства. "Я очень извиняюсь," спросил Игорь, когда принесли десерт, "но как вы, Кучеровы, русские люди, оказались на чужбине, да еще работаете на врага?" Заслышав такую неприличность, Елена побагровела и с размаху пнула своего неотесанного муженька ногой под столом. Получив наказание, Игорь и бровью не повел; нo сидел как столб вкопанный, буравя гостя глазами. Алекс не поперхнулся, безмятежно допил свой чай с вареньем, с легким звоном вернул чашку на блюдце и начал свой рассказ, "Это все мой дед, с него началась династия Кучеровых за океаном," Алекс слегка улыбнулся, как бы гордясь своим удачливым предком. "В 1942 году ему было 37 лет и отбывал он срок в приполярье за антисоветскую агитацию и пропаганду. Как он мне потом рассказывал, дело его не стоило выеденного яйца, но государству были нужны молодые и здоровые, чтобы работать на стройках коммунизма; органы выявили его, замели и вкатили 10 лет принудработ. Дед мой даже в неволе не переставал быть советским патриотом, в строю распевал 'Смело, товарищи, в ногу' и писал заявления, просясь на фронт. Срок его почти заканчивался, потому-то начальство любезно удовлетворило просьбу заключенного и отправило его в действующую армию в Сталинград. Поезд шел две недели через покрытую снегом и льдом степь, и ненастным морозным утром остановился на разбомбленном железнодорожном вокзале. Задувала поземка, доносилась орудийная стрельба, по тропинке между сугробами и грудами кирпичей ползли раненые. В эшелон, в котором oн прибыл, было включено пять санитарных вагонов. Туда-то подстреленные и контуженные стремились попасть. Медперсонала явно не хватало. Образовалась длинная очередь, вдоль которой, сбиваясь с ног, носились две девушки-санитарки. Как могли они перевязывали солдат и клали их на пропитанный кровью снег. Временами появлялся уставший врач в клеенчатом фартуке, садился на порог у входа и выкуривал папиросу. Короткий отдых его скоро заканчивался и он опять исчезал в чаду операционной. У головного вагона мерзли в ожидании два офицера медицинской службы. Дед подошел к ним, взял под козырек, предъявил документы и отрапортовал, что он освободившийся после отбытия наказания врач-хирург и готов безотлагательно приступить к к выполнению обязанностей по оказанию медпомощи советским бойцам. "По какой статье отбывали срок?" спросил его тот, что был в чине майора. "По 58-ой," смущенно ответил дед. "Такие нам не нужны," брезгливо отвернулся от него офицер. "Будешь бузить, опять посадим." "Нет шалишь," сказал дед самoму себе; деваться ему было некуда и в ту же ночь он переполз к немцам. Ему повезло, случилось это задолго до окружения армии Паулюса; на самолете его отправили в Германию и там он влился в РОВС. Вскоре дед убедился, что Гитлер ничем не лучше Сталина, стал метаться от одной подпольной группы к другой, пока не попал в поле зрения гестапо. Его расследовали, допросили и отправили в Бухенвальд. Там он пережил сокрушительный конец Второй Мировой Войны, поражение рейха, избежал выдачи советским властям и сумел попасть в США, где проработал остаток жизни на Голосе Америке. В 1951 году в Нью-Йорке он встретил Евгению Охрименко, впоследствии ставшую его женой. Евгения была родом из Донбасса и тоже хлебнула горя. Оба люто ненавидели СССР и были рады любой возможности отквитаться. Годы шли, жизнь брала свое, ненависть утихла, у них появился маленький скромный домик на окраине Вашингтона. Родились и выросли дети. Среди них был и мой отец. Так, что я американец третьего поколения," рассмеялся рассказчик. Наступило молчание; собравшиеся, потрясенные услышанным семейным преданием, долгое время не проронили ни слова. Официанты, бесшумно ступая, разливали по рюмкам коньяк и разносили кофе с пирожными. "Угнетенные и обездоленные со всего мира приезжают в Америку в поисках лучшей судьбы," вновь заговорил Алекс. "Те, кто прибыл к нам с чистым сердцем и благими намерениями находят счастье в нашей стране. Случается, что иммигранты, прибывающие к нам из тиранических государств, выполняют задания своих правительств подорвать Америку изнутри. Организация, в которой Люба и я служим, борется с врагами нашей отчизны."

От выпитого у меня кружилась голова, темнело перед глазами, ныли раны и вспоминал я роковой день, когда получил пулю, закрыв Кисочку своим телом. "Что она сейчас делает, интересно?" спросил я себя, из последних сил сдерживая рвотный позыв. Сидя за столом, я умудрился потерять равновесие и чуть не свалился на пол, хорошо, что проходивший мимо официант успел поймать меня за шиворот и вернуть в надлежащее вертикальное положение. "Сережа, тебе пора спать," назидательно высказалась Елена и пальцем поманила мужа, чтобы он отвел меня наверх. "Нет, я в полном порядке," заплетающимся языком возразил я и отхлебнул освежающего томатного сока. "Алекс, ты мне друг?" я сделал широкий жест и налил нам обоим водки. "Давай глотнем. Я вспомнил двух парней со шпионской посудины. Что сталось с ними? Кажется звали их Витя и Саша." Мои руки тряслись, перед глазами плыло, но сидел я твердо. "Это студенты-то?" фыркнул Алекс. "Молокососы. Оба только-что закончили разведшколу и по блату были направлены на теплое местечко в США. Думали, что хорошо устроились. Сгорели в первый же месяц. Они у нас в заключении и подписали соглашение о сотрудничестве. Теперь они двойные агенты. Такие долго на живут." Мы усмехнулись, чокнулись и выпили за просто так. "Кстати, ты знаешь новость?" Алекс хлопнул себя по лбу. "Клавдия Курнакова, по прозвищу Кисочка, недавно подлежала обмену на нашего разведчика, провалившегося в Москве. Hеделю назад ее должны были вернуть на родину. Она отказалась. Она предпочла отбывать свой срок в американской тюрьме." В секунду хмель слетел с меня и я превратился в слух. "Клавдия сказала, что у нее есть жених в США, который ей очень дорог." "Кто же он?" промямлил я и сердце мое сжалось от ревности. "Это ты," рассмеялся Алекс. "Она назвала тебя своим избранником."

Глава 13

"Кисочка... Какое чудеcное имя... Оно подобно чарующей ласковой песне, оно окрыляет и завораживает, оно наполняет волнением, оно делает меня счастливым... Мы знакомы всю жизнь... Мы знакомы еще до рождения на этой грешной земле и всегда восхищались друг другом. Мы никогда не расстанемся и проведем вечность слившись в сладких объятиях; она и я, рука в руке, разделяя заботы и радости; все, что ниспослано свыше. Кисочка... Волшебной, невидимой нитью мы соединены судьбой и наш удел быть вместе. Кисочка и я... Какое блаженство! На океанском побережье я построю для нас трехэтажный островерхий терем; погожими днями мы будем бродить в саду, любоваться цветами, стоять на обрыве, мечтать о будущем и глядеть в бесконечную синюю даль. Я буду целовать ее пальчики и говорить о нашей любви," грезил я в самолете на пути в Allenwood, PA, где в федеральной тюрьме моя невеста отбывала свой срок. "У нас будет шестеро детей — три мальчика и три девочки. Вот будет потеха! Ho cколько ей еще осталось?" озаботился я. Самолет тряхнуло и загорелся предупредительный знак. "14 лет? Пустяк, время проскочит незаметно. Я подожду," поерзал я в кресле, потер ушибленный лоб и полистал журнал, успокаивая себя. "А ведь многовато," дошло до меня. "Чтобы любимая не томилась, надо нанять лучшего адвоката, пусть докажет, что никакого преступления она не совершала и заключена по ошибке," пригладил я на макушке свои торчащие волосы. "Может получится. То ли дело у нас в Совдепии — от любого срока можно откупиться, только плати. Здесь нельзя. Здесь звериный оскал капитализма. Перед законом все равны. Какое безобразие! Но я слишком размечтался. Вначале Кисочке и мне надо пожениться. Не так ли? Для этого потребуется разрешение властей. О, сколько трудностей!" В отчаянии я заломил руки. Мне вспомнились недоуменные взгляды близких, узнавших о моем поспешном отъезде в Пенсильванию, и осуждающие слова Елены, "Не верь ей. Тут что-то не так. Она из класса угнетателей и убийц. Она профессиональная шпионка и обучена таким трюкам и хитростям, которые нам, простакам, и не снились. Она вотрется к тебе в доверие и ты введешь ее в нашу семью. Она всех нас потопит. Не верь ей." "Чудаки," ослабил я узел своего галстука. "У самих-то какая семейная жизнь? Дерутся втихаря и думают, что я не замечаю. На мое счастье завидуют. Я вот Кисочку буду ласкать и уважать. Поставлю ее на пьедестал и буду бесконечно любоваться. Правда для этого нужно ее согласие. К сожалению, с тех пор, как она мне отказала, больше ее я не видел. Прошел год. Какая она сейчас?" Самолет пошел на посадку и я пристегнул ремни безопасности. Через два часа мы встретились.

Моя невеста оказалась прекраснее, чем я представлял. Она не нуждалась в косметике, как другие девушки; пудра, тушь, тени и румяна только испортили бы ее изящество и природную красоту. Даже в своей полосатой каторжной робе Кисочка держалась с королевским достоинством, с презрением поглядывая на располневших африканских надсмотрщиц в ремнях и черной форме, и вооруженных орудиями тюремного ремесла, т.е. наручниками, дубинками и тазерами. Понукая и покрикивая, надсмотрщицы усадили ее на табурет напротив моего окна и отошли в сторону, наблюдая и готовые в любой момент броситься на пленницу, чтобы прервать наше свидание. Нахохлившись, Кисочка уселась и подняла голову. Наши взгляды встретились. Нас разделяла толстая прозрачная плита с впаянной в нее стальной сеткой. Блики света и ячеи в проволоке мешали мне хорошенько разглядеть мое сокровище, но я твердо знал, что любим безгранично. "Дорогая," шепнул я в телефон. Она встрепенулась, услышала и отозвалась, "Как долго тебя не было. Я потеряла счет времени. Сереженька, ты высох и пожелтел", пожалела она меня. Я вхлипнул, чуть не заплакал и полез в брючный карман в поисках носового платка. Не мигая, она смотрела на меня. Ее взгляд завораживал, обволакивал и заставлял меня трепетать. У меня мутился рассудок от избытка чувств. Мне хотелось подчиниться и выполнить любое ее желание. Она положила свою ладонь на преграду, разделяющую нас, и я положил свою туда же, воображая, что преграды нет. "Я без ума от тебя," уловил я движение ее губ. "Будь спокойна, я найму такого адвоката, что тебя тут же выпустят. Он перевернет здесь все вверх дном и не оставит камня на камне; все цэрэушники и тюремщицы встанут в очередь извиняться перед тобой." "Но никто не знает, что мы любим друг друга," едва слышно пролепетала она, да таким сладким голосочком, что у меня захолонуло сердце и побежали мурашки по телу. В ту же секунду готов был я схватить ее и расцеловать, если бы не проклятое стеклище между нами! "Нам нужно оформить наши отношения," понял я намек. "Весь мир должен праздновать нашу свадьбу. Немедленно поженимся. Ты не возражаешь?" Стыдливо опустив веки, она колебалась. Прошло полминуты. "Я согласна," как благоуханное дуновение ветерка донеcся ее нежный альт. "Свидание заканчивается," объявила одна из надсмотрщиц, грузная мясистая женщина с нашивками сержанта. Переваливаясь и шаркая ногами, она подошла к моей невесте и встала позади. Темно-смуглые руки ее сжимали дубинку, по широкому лицу струился пот, черные жесткие волосы кудрявились на большой голове. Кисочка беспомощно посмотрела на меня, как бы прося защиты. "Я вернусь через месяц," прокричал я, нo чувствовал себя предателем. "Раньше мне не позволят. У тебя будет лучший адвокат. Я подам начальнику тюрьмы ходатайство о предоставлении разрешения заключить брак. Все будет в порядке. Я люблю тебя." "Спасибо, дорогой," прошептала она и сложив губки сердечком, послала мне воздушный поцелуй. Выйдя наружу и слегка пошатываясь, я был на седьмом небе от счастья.

В любовных хлопотах, хоть и платонических, воображал я Кисочку своей и блаженство мое достигло заоблачных высот. Мне было безразлично, что вместо роскошного свадебного чертога мы венчаемся в мрачном бетонном склепе, куда запрещено принести торт, закуски и шампанское. Меня не волновало, что гостей пригласить не позволялось, за исключением набивших оскомину тюремных служительниц и подруг-сокамерниц. Меня не тревожило, что невесте не полагалoсь белоснежнoе праздничнoе платье с фатой, шляпой и шлейфом, но брачующуяся носила ту же самую полосатую робу, которую не снимала с себя с первого дня заключения. Меня не огорчало, что молодоженам не позволялось остаться наедине, ни даже поцеловаться, не говоря о свадебной ночи на кровати под балдахином. "Плевать! У нас впереди целая жизнь," уговаривал я себя. После завершения церемонии я предпринял часовую поездку на автомобиле в ближайшее отделение суда, где получил официальное брачное свидетельство. Теперь-то Кисочка была моей законной женой! Оставался пустяк. Как уменьшить 15-ти летний срок ее заключения, из которого год она отсидела?

Я обратился к лучшему адвокату штата. Узнав, что я совладелец алмазных приисков, он заломил за свою спасательную процедуру такой гонорар, что мне пришлось войти в долги и заложить свою долю имущества. Мне перестало хватать на жизнь. Чтобы свести концы с концами и достать хоть немного наличных, я временами, пренебрегая насмешливыми взглядами рабочих, выходил на делянку с кайлом и лопатой и выковыривал из грунта алмазы. Работа была тяжелая и неблагодарная; проходили часы, пока в синей массе кимберлита мои воспаленные глаза замечали сверкающий кристалл. Улов был небольшой и значительного дохода мне не давал. Узнав о моих неуклюжих попытках собрать денег, Игорь и Елена пристыдили меня. "Не позорь нашу семью. Алмазы добываются машинами, промывкой, фильтрованием и рентгеновским контролем. Зачем ты ставишь нас всех в неловкое положение? Если ты в крайности, мы поддержим тебя." Услышав требуемую сумму Игорь побагровел, но выписал чек. "Ты уверен, что у тебя хороший адвокат?" Елена испытующе взглянула мне в глаза. "Пока, что ты заплатил ему целое состояние, но где результат?" "Результат скоро будет. Я надеюсь," пролепетал я. От волнения мне стало нехорошо: у меня сдавило горло, я нервно закашлял и проглотил слюну. Но все таки Mr. Smith сделал многое. В суде он доказал, что Кисочка не нанесла никакого ущерба Соединенным Штатам Америки, за исключением небольшой инфракции, случившейся давно, впопыхах и под горячую руку. На судоверфях в г. Bath, штат Maine пуэрториканский часовой соблазнил наивную девушку, прогуливающуюся под звездами. Выставил он из сторожевой будки свои срамные части, она загляделась и подошла случайно ... Вот и весь коленкор... На суде во время перекрестного допроса, мои ловкачи-адвокаты, их была целая команда, так парнишку запутали и облапошили, что он во всем с ними согласился. "Единственное, в чем мою подзащитную можно упрекнуть," горячился Mr. Smith, "лишь в незаконном владении огнестрельным оружием." Это другое дело; за такой пустяк дают гораздо меньше, чем за шпионаж. Короче на процессе пыль столбом крутилась и дым коромыслом стоял, застилая присяжным глаза и уши. Работали мои адвокаты посменно — когда один уставал болтать и уходил обедать, другой занимал его место, потом приходил третий — и так бесконечно. Длилась эта карусель неделю, в газетах про нашу тяжбу писали и кинохроника приезжала; в результате мои оглоеды так заморочили всех присутствующих на заседании, что снизил судья срок Кисочке до трех лет, из которых год она уже отбыла. Не могло бы быть лучше!

По возвращении в Анкоридж в узком семейном кругу мы отпраздновали это событие. Стул рядом со мной пустовал — на нем незримо сидела моя Жена. Родные и близкие поздравляли с удачей, но радость мою омрачало состояние моих финансов; требовалось время, чтобы зализать раны и бреши в банковских счетах, восстановить капитал и произвести новые накопления для нашей будущей семейной жизни и корпорации Alaskan Diamond International. К сожалению, я был так вымотан передрягами, что нуждался в душевном покое. По совету Елены Николаевны я отправился в путешествие, посещая места, где 200 лет назад русские первопроходцы начинали освоение Аляски.

Проходили дни и складывались в недели, и я по — прежнему был одинoк, позабытый всеми, кочуя в глуши из поселка в поселок и, останавливаясь по нескольку дней в уединенных хижинах. Я много думал, много читал и часто навещал оказавшуюся неподалеку деревню русских старообрядцев. Уже три века гонимые родиной и рассеянные по всему миру они, непоколебимые в своей вере, сохранили свой язык, обычаи и образ жизни. Часть из них нашла себе приют в здешних местах. Беседы сo старцами перевернули меня. Свежие, несвойственные мне мысли заполонили мое сознание. Казалось, что я перерождался. В безмятежном покое, вознесенный над мелочью житейских забот, я писал Кисочке:

"Жду тебя в моей обители, дорогая жена. Здесь тепло и уютно. Печка тянет отменно и не требует много дров. Я топлю ее березовыми дровами, сложенными в сарайчике во дворе. Мне не хватает тебя. Ты найдешь меня сильно изменившемся и не только физически. Я весь духовно переродился и мелочная суета погони за сокровищем меня больше не интересует. Домогательство богатства утомило меня. Огорчения и беспокойства и страх его потерять угнетающи. Я верю, что величественные кряжи Алеутского хребта, скрывающие в себе столь вожделенные человеком алмазы и золото, должны оставаться нетронутыми. Мне трудно поверить, что после нашего открытия живописные, девственные склоны будут обезображены рубцами и шрамами разведочных канав и траншей. Эти высоты, подпирающие небосвод, настраивают мою душу на слияние с вечностью. Тщеславие мира преходяще. В этом диком краю горы и люди сосуществуют упорно не замечая друг друга и у каждого из них свой путь, своя шкала времени. Горы здесь миллиарды лет, задолго до людей, да и всего живого на Земле. Они уже были здесь, когда образовывался пустынный Американский континент, омываемый прото-океаном, они были здесь, когда появилось разнообразие животного и растительного мира вокруг. Их откосы помнят осторожную поступь пионеров — переселенцев из Азии, пришедших двадцать тысяч лет назад в безлюдную Америку и заселивших ее привольные просторы от севера до юга и от океана до океана. Современный человек пришел к этим горам недавно, несколько минут назад на шкале геологических эпох. Людям, изо дня в день погруженным с головами в мелочную борьбу за существование и заработками на пропитание нет дела и заботы приостановить свою беготню и задрать головы вверх. Над этой мизерной суетой возвышаются горы, невозмутимые, гордые и величественные, иногда в дымке тумана на фоне бледно-голубого неба, иногда под покровом снега в сером свете пасмурного дня, но всегда неизменные, застывшие в необьяснимой завораживающей гармонии и напоминающие мне о нетленном потустороннем мире, где материальные запросы мира сего не властны. Я понимаю, дорогая, что некоторым вышеизложенное может показаться странным, но уверен, что ты, как моя жена, разделяешь мои наблюдения и жизненные выводы."" И так далее, и тому подобное... Сергей закончил послание нежными признаниями, клятвами и искренними уверениями в вечной любви.

Неделю спустя письмо это было доставлено по назначению в почтовую комнату федеральной тюрьмы в Allenwood, PA, где подверглось рутинной проверке на тайнопись, криптографию и наличие скрытых намеков. Еще неделю оно пылилось в числе других на письменном столе начальника охраны, пока не было доставлено адресату. Получив его, Кисочка зевнула, но внимательно несколько раз подряд перечитала текст. Запомнив наизусть и фыркнув от злости, она смяла листок и с презрением покрутила пальцем у виска. Ей было некогда. Через час ей предстояло свидание с разведчицей из нью-йоркской резидентуры, приезжавшей к ней раз в полгода под видом "мамы". Кисочка готовила короткое донесение, которое она, пользуясь двойным языком и условными жестами, понятными только посвященным, передавала через "маму" своим коллегам в далекой Совдепии. Все шло по плану!

Сообщение Большого Сыра руководству ФСБ России. Oтправлено по внутренней почте: По имеющимся у меня сведениям корпорация Alaskan Diamond International делает значительный прогресс в завоевании мирового рынка алмазов, становясь фактором глобального значения. Внедрение сотрудницы Службы Внешней Разведки Кисочки в руководство компании представляет уникальную возможность оказывать воздействие на решения совета директоров и направлять руководство корпорации в нужных нам интересах. Таким образом вероятность полного подчинения Alaskan Diamond International интересам нашей державы и последующий захват ее имущества представляется вполне реальной. Я предвижу, что в течении года мы превратим корпорацию Alaskan Diamond International в инструмент влияния на политику США с целью дальнейшей реализации советских политических интересов и дестабилизации нашего давнего противника. С коммунистическим приветом, Командование.

Перед отправкой генерал перечитал свою депешу и, заметив неточность, чертыхнулся, "Опять одно и тоже," сокрушенно качнул он седой головой. "Никак не запомню." Он переправил советский на российский, добавил запятую, и нажал клавишу. С мягким звоном послание отправилось в путь. Над Москвой уже опустилась ночь. Через открытую форточку тянул морозный воздух и доносились шумы вечернего города. Рубиновый свет кремлевских звезд озарял его морщинистое лицо, на котором яростнo горели волчьи глаза.

Конец Первой части.

Soldotna, AK — Knoxville, TN year 2018