Сталинградская метель

— Они, что с ума сошли? Они, что считают, что мы спим? — удивленно протянул Кошкарбаев глядя на то с каким трудом немецкие солдаты выдирают ноги из недавно выпавшего снега. Его вопрос остался без ответа. Не отводя взгляда от атакующих цепей врага Петров, коротко бросил Нефедову: — Ракету!

Прошло несколько невыносимо долгих секунд и в нарождающийся день круто взлетела сигнальная ракета, как бы предвещая своим кроваво-красным хвостом скорое пролитие крови.

Миг и навстречу немецким цепям градом полетели пули. Заливисто звонко ударили длинные пулеметные очереди, загрохотали минометы и пушки. Не только у немцев все подходы к позициям были заранее пристреляны и корректировщики внимательно смотрели точно ли ложатся на неприятельские ряды мины и снаряды.

Готовясь к обороне Синявино и прилегающих к нему высот, немцы особый упор делали на северный участок обороны. Именно здесь ими было сделано самое большее количество дотов и дзотов, вырыто траншей и окопов, оборудованы огневые точки. Натянуты километры колючей в три ряда проволоки, созданы минные поля и теперь, по злой иронии судьбы, им предстояло брать свои же укрепления.

Готовясь к отражению врага, подполковник Петров все рассчитал точно. Подпустив врага на расстояние в двести метров, он обрушил на него всю огневую мощь своего полка. Не ограничившись одними полковыми минометами и пушками, подполковник затребовал поддержки дивизионных орудий, чьи снаряды ударили по тылам наступающего противника.

Первыми под удар державших оборону батальонов попали саксонцы полковника Айхштадта. Принявшие двойную порцию шнапса, дети страны сосен бодро бежали по вязкому снегу, твердо веря в то, что смогут задать "Иванам" перца.

Когда справа и слева по ним ударили пулеметы, бравы саксонцы нисколько не испугались. Что им пули этих дикарей? Ещё немного еще чуть-чуть и они добегут до русских траншей и закидают их гранатами и добьют автоматными очередями. А то, что их боевые товарищи падают сраженные пулеметными очередями, это только придавало дополнительную злость солдатам полковника Айхштадта.

Густыми рядами бежали они в эту атаку, устилая своими телами белый снег и заливая его красной кровью, сводя с ума своим безрассудством ведущих по ним советских пулеметчиков.

Некоторые из саксонцев достигали рубежа броска гранаты и швыряли в сторону окопов и траншей по несколько гранат в связке, но это никак не влияло на общую картину боя. Пулеметно-автоматный огневой вал не ослабевал ни на минуту, работая четко как часы. Атака саксонцев была отбита, с большими для них потерями.

На линии противостояния наступило затишье, но не надолго. К понесшим потерям саксонцам подошли батальоны вестфальцев подполковника Швелли. У них были с собой переносные минометы, из которых они и ударили по русским траншеям.

Запас мин взятых с собой вестфальцами был ограничен. Все двадцать три минуты, они обстреливали позиции советской обороны, после чего вновь пошли в атаку на русские пулеметы.

Как и саксонцы, солдаты подполковника Швелли были накачены шнапсом, что позволяло им смело смотреть в широко раскрытые глаза смерти. Их не страшили ни пулеметные очереди, ни разрывы мин, щедро осыпавшие их цепи своими осколками. Несмотря ни на что, они бежали и бежали вперед и чуть было не добились успеха.

Что произошло с пулеметным расчетом одного из огневых точек одной из рот комбата Кошкарбаева — неизвестно. Заклинил ли пулемет или от того огромного числа убитых им людей у пулеметчика отказал разум, так и осталось тайной. Но факт остается фактом. В самый ответственный момент пулемет замолчал и немцы ворвались в окопы передовой. Завязалась отчаянная рукопашная борьба и тут как нельзя лучше проявилась слаженность и умение советских бойцов. Они сами не дожидаясь приказа стали действовать и действовать весьма эффективно.

Корректировщики огня дивизионных орудий, что громилы немецкие тылы моментально поменяли сектора их обстрела, отсекая прорвавшихся от остальных, выстроив перед врагом огневой заслон. Одновременно с ними фланговый огонь по гитлеровцам открыли соседние пулеметные гнезда. Настоящие мастера своего дела, своими меткими очередями они успевали разить тех, кто атаковал их позиции их в лоб, и успевали помешать тем, кто пытался вмешаться в рукопашную схватку в траншеях передовой.

Не дожидаясь указания комполка, к месту прорыва неприятеля бросился со своими разведчиками старший лейтенант Нефедов. Каждый боец, каждое подразделение внесло свой вклад в эту схватку, благодаря чему ворвавшийся в окопы фашисты были полностью перемолоты и перебиты.

Общими усилиями вражеская атака вновь была отбита, но припертым к стене немцам терять было нечего. Вобрав в себя арьергард гессенцев полковника Вебера, через полчаса они вновь пошли на прорыв.

Три с половиной часа, полк подполковника Петрова в одиночку отражал ожесточенный натиск врага. Держа руку на пульсе событий, Георгий Владимирович смело снимал часть сил с тех мест, где было тихо и за счет этого увеличивал плотность огня державших оборону рот и батальонов.

Именно эта плотность огня и не позволило немцам вновь ворваться в советские траншеи, когда унтер-офицер Кусмауль метким броском гранаты поразил амбразуру дзота, чей пулеметный огонь сильно мешал развитию третьей атаки немцев. Пулеметчик буквально выкашивал каждого кто оказывался в зоне его обстрела, заставляя немцев падать в снег.

Едва только огонь прекратился, как ведомые обер-лейтенантом Герлахом солдаты поднялись с земли и бросились в самую решительную из всех решительных атак в мире. Вновь судьба советской обороны повисла на волоске и вновь стойкость и мужество советских воинов стало залогом их успеха в этом бою. Ни один из солдат не дрогнул и не обратился в бегство. Все как один остались на своих местах в окопах и разили, разили наступающего врага из автоматов и винтовок, гранатами и огнем из пистолетов.

В самый решающий момент, когда между противниками оставалось совсем ничего, застрочил пулемет, казалось уничтоженного дзота. Своими очередями, он подобно ножу рассекал надвое тела атакующих траншеи солдат, безжалостно выкашивая немецкие ряды.

Противник был отброшен, но это была не единственная угроза нависшая над батальонами Георгия Петрова. Решив отвлечь внимание русских очередной атакой, полковник Айхштадт направил часть сил в обход советских позиций.

Справедливо полагая, что на пути штурмовой колоны может быть минное поле, гер оберст придал ей саперов. Подобная осторожность оказалась ненапрасной. Мины действительно преградили путь немецким солдатам и саперы принялись расчищать им дорогу к спасению.

Возможно этот маневр мог закончиться успехом, ибо именно с этого "тихого" места и снял часть сил подполковник Петров, но к несчастью немцев, один из саперов ошибся. Прогремел взрыв и нависшая над советскими траншеями угроза, обозначила свое присутствие.

По штурмовой колонне ударили пулеметы, затем к ним присоединились минометы, а вслед за ними и батареи Синявинских высот. Попав под плотный артиллерийский огонь, немцы дрогнули и обратились в бегство. Шнапсовая заправка не помогла.

Когда к Петрову прибыло присланное комдивом подкрепление вместе с встревоженным известием о попытке немцев прорваться из окружения генералом армии Жуковым, все было уже кончено. Понеся сильные потери, немцы отступили от Синявино.

Настроенный благодаря стараниям комдива резко отрицательно в отношении неуживчивого комполка, генерал Жуков собрался по своему крутому нраву устроить Петрову сокрушительный разнос. Он подобно вихрю ворвался на НП, но увидев заваленные трупами немецких солдат противника подступы к позициям полка, моментально отошел.

— Знатно положили, — деловито оценил генерал открывшуюся перед ним картину. — Молодцы! Где остатки противника?

— Отошли в рощу, товарищ генерал армии, — доложил Жукову Петров. — Мною уже высланы разведчики с корректировщиком огня, чтобы прицельным огнем добить и уничтожить остатки войск противника.

— Молодец, подполковник, лихо управляешься. Вижу, что враг здесь точно не пройдет. А мне тут такого наговорили, что хоть вешайся — генерал выразительно крякнул и повел шеей, после чего решительно направился к телефону.

— Говорит генерал армии Жуков! — властно громыхнул посланец Москвы. — Нахожусь на Синявинских позициях и ответственно заявляю, что попытка врага вырваться из кольца окружения провалилась... Да, враг разбит, понес большие потери и отброшен прочь. Сейчас ведутся действия по его окончательному уничтожению... Да, большие потери не меньше двух тысяч человек, а то и больше. Считать трудно, так все усеяно.

Услышав подобную оценку потерь противника, Петров с сомнением покачал головой, но Жуков властно махнул рукой. Мол, чего их басурман жалеть и точка.

В трубке тем временем сказали, что-то приятное генералу и тот с приятной ноткой удивления произнес: — Да? Не ожидал. Спасибо за приятную весть. Вернусь, обязательно отметим. Хорошо, — взгляд генерала задержался на Петрове, — да, вот ещё, что. Считаю необходимым отметить командира полка отстоявшего Синявино.

Жуков требовательно посмотрел в сторону Петрова и тот моментально подсказал ему свою фамилию и звание.

— Подполковника Петрова. Да, именно подполковника Петрова. Готовьте на него представление к ордену Кутузова 3 степени. Заслужил.

Посланник Ставки небрежно бросил трубку на рычаг и веселым голосом объявил Петрову: — Вот такие дела, подполковник. Тебе орден, а мне звание Маршала Советского Союза.

— От всей души поздравляю Вас, Георгий Константинович. Вы первый маршал на этой войне — фраза звучала несколько двойственно, но каждый понял её так как хотел понимать. Жуков остался доволен словами Петрова и приказал помощнику достать из портфеля бутылку коньяка.

— За победу! — коротко произнес новоиспеченный маршал, неторопливо выпил благородный напиток, и царским жестом оставив недопитый коньяк, Петрову покинул НП.

Около недели ушло на уничтожение "шлиссельбургского мешка". Несмотря на отчаянные попытки, немцам так и не удалось соединиться с рвущимся им навстречу генералом Линдеманом.

Оказавшись в безвыходном положении, генерал Хюнтер покончил жизнь самоубийством, а вот комендант Шлиссельбурга генерал Рейнгард не последовал его примеру. Сказавшись смертельно больным, он покинул осажденную крепость на связном одномоторном самолете, приказав генералам Эмилио и Тужману, до конца исполнять свой долг перед фюрером и Рейхом и те его выполнили по-своему.

Собрав все имеющиеся силы, они покинули Шлиссельбург и двинулись по льду Ладожского озера, намереваясь выйти к позициям финнов на его северном берегу. Знаменитая "Дорога жизни" к этому времени перестала существовать и единственное, что могло сделать советское командование — перебросить в Ваганово и Кабону несколько артиллерийский батарей. Вместе с поднятой в воздух авиацией они попытались уничтожить отступающего врага, но тут в дело вмешались высшие силы. Разыгравшаяся метель скрыла от глаз советских воинов неприятеля, отдав их судьбу на суд господа бога и тот довольно своеобразно его сотворил.

Южане испанцы оказались более выносливыми к условиям русского холода, чем северяне хорваты. Восемнадцать человек вместе с генералом Эмилио, потерявшего от обморожения обе ноги, вышли в расположение финских войск, тогда как из хорватов не спасся никто. Все они погибли от холода, занесенные снегом, проклиная поглавника Анте Павелича отправившего их воевать в Россию.