Наследники погибших династий. Общий

— Но это не значит, что я тебе его отдам, — и я откусила от румяного бока. Медленно прожевала кусок и сказала:

— А вот больше, номерочек не пройдет.

Жан был не высок, чуть выше меня, поэтому при разговоре с ним не приходилось задирать голову, можно было смотреть прямо в карие глаза, вернее на нос, он был у него самой выдающейся частью тела. А девчонки с этажа, когда думали, что я не слышу, обсуждали другое его несомненное достоинство. С этим самым достоинством перезнакомилась половина женщин дома.

Северная весна решила в этом году порадовать его жителей. Днём солнышко грело, на деревьях распустились молодые, очень светлые листочки, а в глубине леса, что рос рядом с нашим домом, ухала сова. Я вдохнула полной грудью свежий запах.

Лес по соседству — это его гости на твоей территории. Я лично, вооружившись лопатой и тяпкой, которые с трудом раздобыла в сарае рядом, вырыла клумбы, посадила цветы и несколько видов лекарственных трав. Да, война! Но жизнь идёт, а запасы никогда лишними не бывают.

— Неудачная операция? Скрываешь следы преступной халатности? — высунулся в окно Доминик. Он был по пояс голый и что-то жевал.

— Как дам тебе сейчас этой самой лопатой, и составишь моей жертве компанию! Иди лучше и помоги мне. Я цветы сажаю,— он громко усомнился в моих умственных способностях, но спустился и сделал большую часть работы.

А потом пришли олени и поели все цветы, дикие кролики порывались уничтожить травы, но тут я была на стороже. Заставила Доминика сделать для моего сада оградку. Как он ворчал! А Жан, ходил рядом и скалился. Я рыкнула — тоже помог.

Но самое главное, енот повадился влезать в сарай и воровать вещи. Как ему это удается — загадка. Вчера вот, утащил мою резиновую калошу, правую, это почему то огорчило меня больше всего. Можно подумать, унеси он левую, я носила бы её одну. Мне недавно выдали новую пару — пришёл обоз из Вест-Адер. А я оставила их там, чтобы потом помыть. Пока полола грядки — испачкала. Что теперь делать с одинокой резиновой туфелькой? Отнести в пару ко второй, на растерзанье?

Мы работали в Истад уже четыре месяца. За это время я научилась определять виды кровотечения, правильно их останавливать, обрабатывать все виды ран и некоторые, не сложные, зашивать.

Почта доходила плохо, столичные газеты передавали из рук в руки, как дорогое сокровище. Как-то мне довелось прочитать про министра Франс, они с мадмуазель Жюстин поженились, как и планировали. Церемония была скромной — военное положение, дефицит, особенно не разгуляться. Интересно, кого он поселил в том доме? Или хранит молодой жене верность?

Это было уже после того, как университет остался без мужчин. Мсье Франс поздней ночью, неожиданно заявился в ателье. Вошел без тени стеснения, как хозяин. Попросил Оливье оставить нас наедине и, когда друг вышел из кухни, заговорил:

— Я принёс вам документы на небольшой домик на Медной улице, — неожиданно, неплохой подарок, бесспорно. Медная улица в нескольких кварталах от Посольской, только с чего бы это?

— Вы мне нравитесь, я хотел бы видеть вас матерью своих детей,— у меня открылся рот. Вот это заявление. — Вы не будете ни в чём нуждаться, и я подтвержу ваши документы,— уже интереснее.

— Я могу подумать? — найти достойную причину для отказа.

— Можете, но при решении учтите, в Карлстаде никогда не существовало Меланики Нюгрен. А Сид-Адеру будет интересна история появление девушки, которая потеряла в поезде документы и через шесть дней после нападения на наследника, ровно столько, сколько нужно на путь из Лосс до Саомара, появилась в столице, — я ничего не ответила. Действительно, какие ухаживания? Какие чувства? Вы мне нравитесь, поэтому будет так, как я сказал. Не хотите — заставим. Если и эти доводы не убедят, то можно и тюрьмой пригрозить.

— Надеюсь на ваше благоразумие

Он ушел, а я стояла и размышляла: "Он точно родной сын мадам Мари?"

Через день пришло письмо от мамы, и я решила проблему излюбленным способом — я от неё убежала.

Аманду я не встретила, она вылетела другим самолётом. Наверное, распределили в другой город. Бои шли, не было конца прибывающим с моря войскам. Корабли топили, взрывали — кидали с самолётов снаряды. Но меньше их не становилось. Долматия побеждала числом, а не техникой. Основные силы они бросили на Такессию потому, что войска Саомара были сосредоточены на Востоке. Оттуда наступал Адамар. Наш север, вернее выход в море, они уже контролировали.

У Союза было небольшое, но существенное преимущество — техническое оснащение. Фредерик Белами будучи еще на посту ректора ответственным за военные разработки, строго следил, чтобы изобретения не уходили на сторону. Всё, что мы продавали не только в Адамар, но и на соседний материк, было строго дозировано, и не слишком современно. И теперь всё это вернулось в стократном размере.

Нужно было объединять фронты с Такессией. Снабдив их своим оружием, вдвоём, мы могли бы дать достойный отпор. Была всего одна проблема — Долматия первым делом захватила порт и добралась до перевала.

— Мышка, иди сюда! У нас новости! — две сестрички, чуть старше меня, но чувствующие себя значительно взрослее, встретились мне на подходе к госпиталю.

— Мне, пожалуйста, исключительно хорошие, — всегда так говорила, но они упорно рассказывали все.

— Мариестад отбили! Хорошие?

— Еще спрашиваешь? Кто вылетает?

— Мы и все ваши, на рассвете, говорят — дело плохо. Первая группа уже там.

Утром я буду в городе... Сердце забилось так сильно, будто сейчас выпрыгнет и полетит в Мариестад вперёд меня.

Глаза я больше не прятала, зачем? Почти сразу мне дали смешное прозвище, а придумал его Доминик.

— Ника, ты в глаза зелёнку закапала? — спросил меня сосед. Шли вторые сутки пути до Норд— Адер, я проснулась и жевала сухую галету. Хрустом разбудила мужчину и теперь, он слегка помятый, удивленно рассматривал меня.

— Конечно, скажи, хорошо ведь получилось? — и я рассмеялась, такое у него было возмущенное лицо.

— Вы чего так рано? — своим хохотом разбудила Анаис, стало стыдно.

— Ты посмотри, что у неё с глазами!

— Глаза как глаза, только зелёные, у Премьер — министра такие же, — и она замолчала, сосредоточенно рассматривая меня.

— Мы не родственники, — привычно соврала я, — ну если очень дальние, — под пронизывающим взглядом Анаис стало не уютно. — Я с ним даже не знакома, — чистая правда.

— Да какая из неё герцогиня — кузнечик зелёный, — а потом кузнечик почему-то трансформировался в Мышку.

Я не взяла капли из дома потому, что Оливье бы догадался о моём побеге. Он бы или не пустил меня, или полетел бы со мной, тогда мадам и мсье Мегре остались бы одни. Как можно предать доверие и увести на войну их единственную опору в старости? Как потом смотреть в зеркало, понимая, ты причина его смерти? Для этого я слишком ценила и их и себя.

Был вечер, закончился еще один рабочий день. За всё время работы в госпитале мне не довелось видеть бои, несмотря на то, что линия фронта проходила рядом, и нам привозили самых тяжёлых раненых, я немного боялась. С передовой приходили ранеными не только солдаты, но и врачи.

Нас доставили на самолете. Когда то прекрасный прибрежный город превратился в руины. С высоты мы видели — уничтожено более трети застройки. Беффруа грустно приветствовала нас отломанным колоколом. Верхняя её часть была полностью разрушена. Удивительно, но самое красивое здание города — местная мэрия, уцелело. И сейчас красная башенка, выступающая над четырехэтажным строением, смотрела на то, что осталось от крупнейшего северного порта.

На площадке, где приземлился самолёт, был хаос. Военные громко кричали, пытались перекричать гул от собранной в одном месте авиации, медики в белых одеждах двигались по совершенно необъяснимой траектории, кого-то куда-то несли, кто-то куда-то бежал. К нам подошёл комендант, это я поняла по нашивкам, коротко дал Анаис разъяснения и так же быстро ушёл.

— Гинекологи оперирующие есть? — спросил нас седой главный врач местного госпиталя.

— Есть, — ответил Жан.

— Нет, мне бы или кого постарше или женщину, — он двумя пальцами потер воспаленные глаза. — Идите тогда в общую, там разберёмся.

И действительно, работа нашлась для всех. Ранения получили и солдаты, и местные жители. С того самого момента, как войска Союза вошли в захваченный город, началась эвакуация. Часть железной дороги, которая была в распоряжении врага, была уничтожена, хоть её и пытались охранять. И теперь, чтобы добраться до ожидающего поезда, необходимо было преодолеть расстояние почти в пятнадцать километров.

Пациентов я уже не различала, это стало лишь работой. Невозможно помнить каждого и всем сопереживать, как было поначалу. В Истаде, в первый день работы в госпитале, у меня не было слёз — меня вырвало на подходе к дому. Таким чудесным образом, заканчивались почти все дни на протяжении месяца. В итоге Жан не выдержал. Нет, не было никаких душещипательных бесед, он напоил меня — я выплакалась, и всё прошло.

Снова нас поселили вместе, на этот раз в наспех построенной палатке. Позже, когда уедут мирные жители, мы займем чей-то дом, или то, что от него осталось. Нашу с Анаис импровизированную кровать от матрасов мужчин отделяла грязная, когда то бывшая розовой, тряпка. Жан храпел, и когда я его дразнила, смущался:

— Это насморк!

— Ага, он у тебя перманентный!

Я почти не вспоминала Грегори, его постепенно вытеснил совершенно другой образ. Зелёные глаза ласково смотрели с чужих лиц, иногда я угадывала в ком-то его улыбку, мне казалось, он рядом, незримо присутствует за спиной, как Святой Франциск. А однажды я увидела среди офицеров блондина, как радостно сжалось в тот момент сердце. Побежала за ним, догнала, схватила за руку — мне улыбнулся сероглазый, как и все северяне, молодой мужчина.

— Куда же вы? — спросили меня.

— Простите, обозналась,— опущенные плечи, потухший взгляд, мечты не приходят в реальность!

Этот офицер несколько раз звал меня на свидание, кажется, его звали Эрик, как регента...

Вообще, мне пришла в голову занимательная мысль: нам женщинам, только дай пострадать! По Грегори страдать, видимо, стало уже не актуально — вот тебе новый объект. Тут вообще никаких шансов на счастливый исход.

Жизнь приходила в обычное русло, насколько это возможно в условиях вооруженных конфликтов. Через месяц напряженной работы я отпросилась на день у Анаис и пошла в Мэрию. Там можно было запросить списки погибших, раненых, эвакуированных. Найти хоть какой-то след.

Мэрия была недалеко от госпиталя, минут пятнадцать ходьбы. Под окнами бухточка, в которой стояли разрушенные яхты. Вела к ней улица — маленькие разноцветные домики и под ногами брусчатка, была... Напротив храм Святого Франциска, тоже, разрушенный, лишь витые решетки на зияющих провалах окон.

Ты был восхитителен еще вчера, северный порт.

Я шла без особой надежды, вернее не так, я уже знала, в каком списке найду родную фамилию. Андре Дюран, почти в самом конце одной из страниц ужасающе длинной переписи. Погибших. Опоздала. Мамы ни в одном из списков не было. Но и надежды, на то, что она жива, не было тоже.

Вернулась в госпиталь. Наверное, по моему лицу можно было что-то понять, Анаис, Жан и Доминик не задали мне ни одного вопроса. Но всё время крутились где-то рядом. На перерыве в маленькой каморке, которая выполняла роль столовой и переговорной, ко мне подошел Доминик, и без слов крепко обнял. Не плакала, прижалась, находя утешение у коллеги, или, уже кого-то большего.

Наступило лето и в столице Такессии — Сверге, короновали Роланда первого.

— Северяне всё-таки немного с приветом! — Жан сел рядом со мной на кухне и подлил чаю.

— Почему? — это была уже третья кружка, до этого мне налил чаю Доминик, а еще раньше Клэр — медсестричка, влюблённая в Жана.

— У них война, а они коронации устраивают. Совсем сдурели!

— Ты не прав. Теперь у них есть символ, есть за кого умирать бою. Регента они не любили. Но они действительно немного сумасшедшие. Чем им регент плох, он ведь отец принца? — мы оба пожали плечами.

— А фото есть, наконец?

— Чьё? Роланда? Не знаю, я не видел, — мы доели скудный завтрак. Вернее допили. Есть было нечего. Ждали новый обоз с продуктами со дня на день.

Через день пришёл обоз, мы получили не только продукты, но и одежду, а мне Анаис выбила новые калоши. А еще через день, войска Долматии снова начали наступать, и мы оказались в эпицентре боевых действий.

— Я прошу тебя, я очень тебя прошу, останься в госпитале! — твердила мне Анаис. Медики на передовой дохли как мухи.

— Я пойду со всеми, это не обсуждается! — отрезала я.

Доминик и Жан в два голоса подпевали Анаис, но я осталась непреклонной. Чего терять? Одну жизнь — остальное уже потеряно.

Первый раз запомнился плохо: крики, кровь, грохот. Доминик следит, чтобы я не лезла под пули, Жан для этого занимает мне руки — отдает своих раненых и снова бежит туда, в самую гущу боя.

Помню, как впервые увидела солдата Долматской армии, абсолютно такой же человек, только мундир зелёный, наши солдаты были в чёрном. Но как же я ненавидела их всех! Дышала этой разлитой в воздухе злобой, она добавляла сил.

Серебряный был со мной рядом с самого дня, как мы приземлились в Мариестаде. А на передовой не отходил ни на секунду. У меня было два незримых хранителя...

Мы сделали из досок и тряпок походный госпиталь. Туда же поставили нехитрое оборудование. Когда не успевали уйти с поля, спали рядом, в палатке. Полным составом маленького медицинского отряда, вчетвером.

С начала войны прошло немногим больше полугода.