Наследники погибших династий. Общий

Наследники погибших династий

Часть 1

Глава 1

Ярко-голубой с золотыми полосами паровоз стоял на дальней пустой платформе. "Саомарский экспресс" — большими буквами значилось на нём. До отправления было не скоро, не было ни пассажиров, ни провожающих. Железнодорожные рабочие сновали по рельсам, где-то что-то стучало, гудело и дымило. Грязный, как трубочист, (впрочем, он почти им и был) угольщик тащил тачку, доверху наполненную топливом. Я наугад подошла к одному из вагонов. Нервно поправила очки на переносице, подобрала подол маминого платья так, что стала видна шнуровка черных дорожных ботинок и не слишком грациозно забралась в поезд. Здесь меня постигла первая неудача — законопослушные работники боялись брать девицу странного вида и без документов.

— Прошу вас, мсье, если я сегодня не уеду, то опоздаю на экзамены. Следующий поезд только через три дня. А у меня документы украли, и билета не купить.

— Без метрики никак нельзя, — везде был один ответ.

Когда совсем отчаялась, краснолицый проводник из предпоследнего вагона поманил меня пальцем.

— Залезай, только тихо.

Подняться в пятнадцатый раз оказалось значительно проще.

— Возьму уборщицей, но платить не буду. Идет?

— Согласна!

— Гаспар Морель, — представился мужчина.

Обдавая меня стойким запахом перегара, он вкратце описал обязанности.

— Как звать? — не особенно интересуясь ответом, спросил проводник.

— Мэл... Меланика, — замялась я. Ну что за имя? Откуда только в голову пришло?

Приступить к работе предстояло утром, когда пассажиры начнут просыпаться. Решила воспользоваться временной передышкой и как следует отдохнуть. Вчера ночью я почти не спала. Не больно-то выспишься на чужих чемоданах. Заснула сразу, но очень быстро проснулась. Потом все переживала, что мы прибудем в Оредеж, а я не успею проскочить мимо проводника. Но все прошло благополучно. Уже в четыре часа пополудни, голодная и со следами от чьей-то сумки на лице, я была на вокзале, где пыталась попасть на следующий в столицу поезд.

В небольшой каморке, выделенной мне для путешествия, большую часть пространства занимала узкая койка. Я прикрылась мужским плащом, в спешке захваченным из дома. Грэг накинул его на меня, когда провожал, и сейчас мне казалось, что аромат любимого одеколона теперь уже бывшего друга горчит. Попыталась удобнее устроить пострадавшую руку, ее я сильно оцарапала о корягу, когда упала на землю. Сон пришел почти сразу, и, к счастью, в этот раз не принес кошмаров.

Что-то с шумом упало совсем рядом, и я проснулась. Похоже, за стенкой упал чемодан. Чувство острого одиночества накрыло с головой. Я одна, еду в столицу без документов и с пятью десятками франков в кармане. С собой нет лекарств — рискую ослепнуть. Мама и папа сходят с ума от горя, и я не могу сообщить им о том, что жива. Грегори, которому я доверяла больше, чем себе, отвернулся, а Софи... Софи мертва!

Было раннее утро. Разноцветное солнышко радостно светило в маленькое окно, за которым пролетали леса и луга южного герцогства. Я направилась к неприметной дверце, за которой располагались все удобства. Подошла к маленькой раковине, умылась холодной водой и бросила мимолетный взгляд на осколок зеркала, кем-то заботливо прикрепленный двумя гвоздиками — ничего во мне не изменилось, только синяки под глазами стали больше.

"Давно пора признать — худая, невзрачная, в нелепых очках — ты не пара Грэгу!" — жестко сказала самой себе. Тем более, он никогда не давал ни малейшего повода думать о том, что между нами возможно что-то большее, чем дружба. Вот только и она закончилась. Предательство причиняло почти физическую боль.

Я оправила платье и направилась в каюту мсье Мореля. Тот явно страдал от головной боли и, завидев меня, поморщился:

— А, Меланика, так тебя? Проснулась? Проходи, вон инвентарь, — он показал на ведро и швабру в углу.

Вид проводника хорошо сочетался с формой — у него были такие же точно, как пиджак, красные глаза и зеленое, как брюки, лицо. Как можно так запустить себя? Ведь совсем еще не старый, не больше тридцати.

Вскоре начали просыпаться пассажиры. В заботах быстро пролетел день. Утром я подавала напитки, потом собирала посуду. На обеде и ужине все повторилось, только теперь к кружкам добавились тарелки. Подметала пол, мыла туалетные комнаты. Грязная работа, но тут уж было не до душевных терзаний. Перчатки по локоть и вперед. Зато доберусь до Саомара бесплатно. А с таким опытом в столице точно смогу устроиться уборщицей или официанткой. "С руками оторвут!" — подбадривала я себя, пока чистила особенно грязный горшок.

Одна из пассажирок, дородная дама лет сорока, вся в кружевах и жемчуге, при виде меня в огромных резиновых перчатках, скривилась:

— И вот это будет меня обслуживать?! Я немедленно пожалуюсь начальнику поезда!

Не знаю, чего она ожидала в ответ, но я только пожала плечами. А пьяница-проводник её, значит, не смущает?

Рука болела весь день, и к вечеру меня уже так мутило от голода и усталости, что было не до глупых претензий хамоватой мадам. Ближе к ночи мне удалось тайком пробраться к вагону-ресторану, и купить у удивлённой буфетчицы несколько пирожков.

Вторая ночь прошла спокойно, плечо по-прежнему ныло, и следующий день не принёс почти ничего нового, кроме того, что я на собственном опыте узнала, какого это быть одинокой девушкой в реальной, не книжной жизни. Мужчины, начиная с проводника, заканчивая некоторыми пассажирами, постоянно пытались меня зажать и пощупать где-нибудь в углу.

Самым активным моим поклонником был толстый, как боров, отец многочисленного семейства — он ехал с женой и тремя детьми. Его не пугало ни моё платье, ни наличие очков, ни жуткий коричневый платок, найденный в каморке, который я надевала, чтобы волосы не лезли в глаза.

Беззащитная, хрупкая девчонка — идеальная жертва. Некому вступиться и никто ничего не узнает. Безнаказанность — самый страшный соблазн.

Однажды, ему всё-таки удалось поймать меня. Это было раннее утро, я набирала воды в ржавое ведро, с которым уже сроднилась. Шумела вода, и одышку, которая сопровождала его появление и предупреждала меня об опасности, услышать не удалось.

— Моя худенькая курочка!

От резкой боли выступили слёзы — жирные пальцы выкручивали сосок.

— Ну же, подними своё платьице, будь хорошей девочкой.

Меня спасло чудо, младший из его сыновей, таких же толстых, как он сам, громко заорал, что немедленно хочет пойти с папой за леденцом. Я расправила мятое платье, больно прикусила кулак, чтобы не разреветься, и больше не была так беспечна — воду наливала только днём, и старалась не попадаться лишний раз никому на глаза. Получалось не очень: всё равно ловили. Мерзкое ощущение от чужих грязных рук, по-хозяйски гуляющих по телу, не проходило даже во сне. Я еще больше похудела и почти не спала — боялась.

Хуже было с проводником. В один из дней, когда я шла с подносом, заставленным посудой, он преградил мне дорогу и сказал:

— Хорошая ты девка, только уж больно страшная! Но если сегодня придешь, то я, может, заплачу тебе.

Он попытался ухватить меня ниже пояса, но прямо на его форменные брюки упала чья-то кружка с остатками кофе. Громко сетуя на мою неловкость, он ушел смывать отвратительно бурое пятно.

Всю ночь я вскакивала от каждого шороха, было очень страшно, что он явится. Так и случилось. Заслышав тяжелые шаги за стенкой, я спряталась под лежанкой. Он долго и грязно ругался, уверился, что уборщица у кого-то из пассажиров — предпочла ему другого. Залез в мою сумку, но ничего ценного не нашел. Деньги были при мне. Безвыходность ситуации, факт полной власти надо мной этого ничтожества — без документов начальник поезда высадит меня на первой же остановке — давило тяжелее любого груза.

Ночью перед приездом в столицу у меня начался жар, я проснулась с диким желанием пить. Шатаясь и покряхтывая, как старая перечница, я прошла в туалет и открыла медный кран. Вода падала в ржавую раковину. Зачерпнула ладошкой и бросила в лицо, холодные капли упали за ворот и побежали почти до пояса. Кто-то громко позвал меня. Я спросила, что нужно — это было ошибкой. Надо было молчать. Тогда, возможно, проводник принял бы меня за пассажира, но мне было так плохо, что я не успела сообразить. Он потребовал открыть, я отказалась. Тогда Морель попытался выломать дверь. От страха я закрыла уши, но всё равно слышала каждый удар.

Как жестока оказалась действительность! Мне, домашней девочке, профессорской дочке, пришлось, скрывая имя, ехать через полсоюза, при этом делать самую грязную работу и терпеть домогательства. Я расхохоталась — истерически, громко, даже страшно.

Не знаю, почему он ушел, ведь ему почти удалось снести дверь. Испугался смеха. Решил, я повредилась рассудком. А кто знает, на что способны сумасшедшие?

Вечером того же дня, как только поезд остановился на платформе, я схватила нехитрые пожитки и выбежала из вагона. Толпа вынесла к выходу из вокзала. Жуткое путешествие подошло к концу и пошатнуло атеистические взгляды теперь уже профессиональной уборщицы. Я поверила в существование нижнего мира, из которого, как известно, выходят демоны.

По-моему, я только что оттуда!

Большие вокзальные часы отбили восемь раз. Сегодня в университет не попаду, но в запасе еще два дня, волноваться пока не о чём. На площади святого Франциска было еще более шумно, чем на вокзале. Кричали извозчики: "Отвезу быстро и дешево!" Кричали домовладельцы: "Квартиры, комнаты на любой срок и кошелек!" Кричали продавцы пирогов, дети, женщины... От резких звуков захотелось зажать уши и уйти туда, где тихо и нет людей — так я и сделала. В стороне от площади, но почти рядом с ней, стояла маленькая, очень аккуратная пожилая женщина. В руках у неё была табличка с объявлением о сдаче комнаты. Я подошла и уточнила, сколько она просит и есть ли у неё еще жильцы. Цена была не самой низкой, на площади были варианты дешевле, но отсутствие других соседей подкупало.

Мне хотелось сейчас только одного — покоя.

Дом мадам Франс, так звали домовладелицу, был маленьким — раза в два меньше нашего. Находился он на самой окраине города, зато был отдельным и даже имел крошечный, всего-то три клумбы, сад — большая редкость для столицы. Вопреки моим опасениям, больше никого не было. Хозяйка не обманула Я заплатила за неделю. Тридцать франков существенно облегчили и без того не тяжелый кошелек. Получила ключ от комнатки, полотенце, постельные принадлежности и даже кружку горячего молока с печеньем.

Мадам Мари, как оказалось, еще ни разу не пускала жильцов. На мой вопрос, почему, она смущенно ответила:

— Не хотела чужих мужчин в доме, а девушки если интересовались, то вид их сразу говорил о роде деятельности. Я приличная вдова, а не хозяйка вертепа!

Вот так заношенное платье и чей-то старый платок помогли мне найти новый дом.

Мадам Франс показала ванную и, пожелав спокойной ночи, ушла. Сантехника оказалась весьма современной, был даже кран с горячей водой, ведь это столица. Я терла кожу грубой мочалкой до тех пор, пока она не начала саднить.

Не реветь, только не реветь! Незачем пугать добрую хозяйку. Бездумно смотрела, как уходит в сливное отверстие вода: самого страшного удалось избежать, почему же ощущение гадливости так и осталось?

Заперла дверь, подошла к окну, проверить, не открыто ли оно, и легла на пахнувшие лавандой простыни.

Всё хорошо, Лиса, почти хорошо.

Круглые зеленые глаза с вертикальными зрачками пристально следили за розовым бантиком. Я привязала его на веревочку и подбрасывала — то вверх, то вниз, то в сторону. Длинный пятнистый хвост дергался в такт моим движениям. Наконец, котенок в каком-то особо хитром кульбите достиг своей цели. Он рвал этот несчастный бант зубами, при этом помогая себе задними лапами. Я с улыбкой смотрела на серые пятна на лоснящейся шубке. Шикарные кисточки на ушах также были серыми. Вскоре ему надоело играть с неподвижной игрушкой, и он прыгнул ко мне на колени.

— Уф, как ты потяжелел, малыш. Смотри, уже не помещаешься.

Я почесала его за ушком, за что получила ответную ласку. Он потерся об меня головой, а потом начал лизать больную руку.

— Я тоже люблю тебя.

Боль стала уходить, и я зарылась носом в густой серебряный мех.

— Жаль, ты не можешь залечить сердце!

Упомянутый орган обиженно заныл, и я проснулась.

Утро началось с умопомрачительного запаха. Мадам Франс пекла блины. Уснуть при таком аромате было решительно невозможно, пришлось вставать и идти умываться. Рука совсем не беспокоила, и алая, вспухшая было, рана затянулась. Остался только маленький шрам.

"Спасибо, Малыш", — послала я мысленную благодарность.

Холодная вода приятно остужала кожу, а отражение в зеркале...

— Святая Амелия, что это? Что со мной? — в панике я побежала к кровати, схватила свои очки и нацепила на нос. Отражение стало расплываться. Резко сдернула их. Из зеркала на меня испугано смотрели ярко-зеленые, изумрудные глаза, совсем как у котенка из сна. Но таких ведь не бывает! Исчезли веснушки, волосы стали серебристыми, почти как его шкурка.

— Спокойно, Мелисент, — собственный голос успокаивал, — не нервничай. Вспоминай, может быть, ты закапала не те капли в глаза, и после этого они стали менять цвет.

Ага, а волосы поседели от стресса? Веснушки, видимо, тоже.

Если бы не шок, то я бы даже могла сказать, что стала... красивой? Яркой, так точно. Родинка над губой, которую я перестала замазывать, потому что не захватила с собой пудру и крем, привлекала взгляд и добавляла еще больше загадочности необычному облику.

— Такие капли превышали бы стоимость нашего дома, — продолжила я диалог с собой, — и потом, я ничего не капала, наоборот. Я забыла все свои лекарства в Лосс.

Тут осознание собственных слов накрыло с головой.

Святая Амелия, но зачем?

Нет, не хочу даже думать об этом. Это не самая большая моя проблема, можно даже сказать, наоборот. Вот только как объяснить мадам Франс такие изменения?

Быстро заплела косу и спрятала её под платок. А что делать с глазами?

Вытряхнула содержимое своей сумки на кровать. Оттуда выпали четыре толстые книги, недоеденный пирожок и какая-то совершенно ненужная мелочь. Я даже одежду не взяла. Ни одного сменного комплекта! Ничего — ни капель, ни тёмных очков. Обострившееся чувство опасности кричало о необходимости скрыть такую приметную внешность. Ну, как можно было не взять ни лекарств, ни документов?!

Впрочем, в том состоянии хорошо, хоть что-то взяла. Интересно, зачем мне книга по астрономии? А фотография? На черно-белом снимке, счастливо улыбаясь, стояла неразлучная троица: Софи, Грэг и я.

— Эй, великий химик, пошли в парк! Из Оредежа приехал фотограф! — Грегори кричал мне под окнами лаборатории.

— Пойдём, запечатлеем нашу молодость! — поддерживала его Софи.

— Не могу, у меня тут реакция сейчас пойдет, — громко крикнула я в ответ.

— Давай-давай, а то маму позову!

— Нельзя быть такими жестокими! Ладно, иду, — сдалась я и, как была, в домашнем полосатом платье, пошла в парк.

Счастливые воспоминания пролетели перед глазами. Больше никогда я не увижу Софи, никогда она не засмеется чудесным смехом, не обнимет, не разделит печали младшей подруги. Первая мысль была выкинуть карточку в окно, и я, было, даже почти сделала это. Но потом передумала, у меня больше нет памяти о ней, пусть тут с нами и Грэг.

Достала карточку из рамки и положила между страниц "Химии лекарственных неорганических веществ", которую, как и плащ, теперь уже безвозвратно одолжила у мсье Роже.

— Доброе утро, мадам Франс! — я громко окликнула суетящуюся у плиты женщину.

— Доброе, дорогая, что ты хотела? — она быстро улыбнулась мне и вернулась к своему занятию.

Выдохнула — мадам ничего не заметила.

— Простите, нет ли у вас не нужных тёмных очков? Мои разбились, а у меня прогрессирующая фотофобия, — ох какая же ты стала врушка, Лиса, — я сегодня же верну, сразу как куплю себе новые.

— Конечно, в маленьком шкафчике в твоей ванной как раз должны быть мои старые. Можешь не возвращать, они мне не нужны. Сын на день рождения подарил новые.

Известие о наличии у мадам Франс сына немного насторожило.

Очки, которые я нашла там, где мне указали, были очень модными лет сто назад. А сейчас громоздкая оправа в серебристых листиках смотрелась несколько странно.

"Винтажно", — сказала я сама себе и вернулась на кухню.

— Тебе очень идёт, совсем как мне в молодости, носи на здоровье!

— Спасибо, мне тоже очень нравится.

Конечно, теперь внимание на меня обратит разве что слепой. Вернее внимание-то может и будет, но совсем не того рода, как я опасаюсь.

— Садись завтракать.

— Мадам Франс, мне неловко в этом признаваться, я не смогу расплатиться. Сначала найду работу, а потом уже буду есть,— попыталась отшутиться.

— Глупости! Я и плату за неделю назначала с учётом завтраков. Не переживай, кушай.

Кухарка из моей хозяйки была великолепная. Мы поели, обсудили последние политические новости, мои предстоящие экзамены и множество других, не менее интересных вещей.

— Мадам Франс, а ваш сын не живёт с вами? — спросила я как можно более равнодушно, стараясь ничем не выдать своего страха.

— Нет, он живёт в центре столицы, купил особняк рядом с работой. Он офицер полиции, — она явно гордилась сыном.

— Здорово! Вот это да! — я всячески демонстрировала воодушевление.

Потом сообщила мадам, что мне как раз нужно в полицейский департамент за новыми документами. Она радостно подсказала направление, вручила карту столицы для надежности, и мы расстались, довольные друг другом.

В столице Союза Саомарских герцогств выдалось на удивление холодное лето. Вместо демонстрации открытых плечиков и нежных рук, лёгких летних сарафанов (ведь в самую жару позволялось укорачивать подол до середины икры) столичным модницам приходилось довольствоваться выбором разноцветных плащей и зонтиков. Пошел дождь, раскрытые шляпки заполонили площадь, и от того казалось, будто побежали разноцветные ручейки. Дамы и их кавалеры спешили укрыться от непогоды — кто в кафе, кто в магазины. У меня же не было ни денег, ни зонта, поэтому я прибавила шаг, завидев знакомый полицейский флаг.

— Добрый день, мне нужны новые документы, — обратилась я к тучному полицейскому, дежурившему у входа. Тот бросил на меня презрительный взгляд, еще бы, такое пугало, но ответил:

— Проходите. Вам в пятый кабинет, — и он рассмеялся, будто удачной шутке.

— Благодарю, — я зашла в здание.

Внутри царил полумрак и, как это ни странно, почти не было людей. Нашла нужную табличку и постучалась в дверь.

— Проходите, — констебль записывал что-то в журнал, — слушаю вас?

Он строго посмотрел на меня, и я увидела глубокие синие глаза на симпатичном узком лице.

— Я ехала в столицу поступать в университет. В поезде у меня украли документы.

Такой взгляд я переживу. Лучше уж так, как на букашку чем с откровенной похотью, и я передернула плечами от отвратительного воспоминания.

— Ясно, сейчас сделаем,— хмыкнул мужчина.

Чего смешного?

— Вы из Норд-Адера, полагаю? — он бросил взгляд на светлую косу, которая вылезла из-под платка.

— Да,— уцепилась за подсказку я. — Меланика Нюгрен,— вспомнила одну из самых распространенных северных фамилий, а с именем уже свыклась.

— Возраст, место рождения?

-Восемнадцать лет, Карлстад,— добавила себе несколько месяцев, иначе не допустят даже к экзамену.

— Пройдемте, сделаем фотокарточку.

В кабинете, где стоял огромный фотоаппарат, констебль указал на стул.

— Платок и очки нужно снять.

-Хорошо, — это была моя единственная защита от внешнего мира, но я послушалась и взглянула на мужчину. И тут лампа, что он держал в руках, выскользнула у него из рук и разбилась о каменный пол.

— Ждите, сейчас вернусь,— он кинулся к стеллажу за заменой.— Смотрите сюда. Теперь нужно немного подождать. Я вынесу документы в коридор.

Заинтересованность резко ставшего обходительным полицейского была очевидна. Как можно туже завязав платок, я вытерла вмиг ставшие мокрыми ладони. Срочно купить ингредиенты для капель! А еще лучше второй платок — занавесить лицо. Жаль мы не в Адамаре.

— Распишитесь здесь и здесь,— длинные аккуратные пальцы показали, где должна стоять моя роспись. Когда наши руки случайно соприкоснулись, я резко отдернула ладонь — ручка упала на ковер, чернила оставили два синих пятна.

— Ничего страшного. Держите, удостоверение временное, когда будете в родном городе, не забудьте обменять на постоянное. Постарайтесь впредь быть аккуратней.

— Как быстро! — просияла я, и постаралась быстрее уйти.

— Вам до конца коридора и налево,— донеслось мне вслед.

-До свидания, спасибо!— я, не оборачиваясь, пошла на поиски выхода.

Вскоре поняла, что свернула не в ту сторону. Мне так никто и не встретился — странно, ведь разгар рабочего дня. Я остановилась у одной из дверей, откуда доносились голоса. Спрошу дорогу, а то буду бродить тут до ночи. Уже собиралась постучать, как услышала: "Лосс" и замерла с поднятой рукой.

— Странная история. Сначала утверждают, что девушку загрызли в лесу и даже находят следы крови и одежду. Казалось бы, всё ясно. А потом пропадают и её родители. Герцог Сид-Адер дает распоряжение проверять выписку железнодорожных билетов и выставляет патрули на дорогах. Он уверен, это было покушение.

— Объявите их в розыск, чтобы он успокоился. И девушку тоже, если она жива.

— Не думаю, что это так. Но на всякий случай предупрежу патруль. Имя, приметы?

— Мелисент Дюран. Невысокая, худенькая, темные волосы, карие глаза, веснушки. Носит очки.

Я отпрянула от двери.

Не знаю, как мне это удалось, но выход нашелся почти сразу. В глазах потемнело, удушливой волной поднималась паника.

Меня ищут! Герцог не поверил газетам. Этого и следовало ожидать. Куда пропали мои родители? Факт розыска давал надежду — они, по крайней мере, не в тюрьме. Вот только теперь связаться с ними не представлялось возможным, как и получить финансовую поддержку. Демоны, зачем тратилась на газеты?! В любом случае, пол-франка не спасут.

Нужно искать работу.

У прохожей спросила, где ближайшая аптека. Нашла почти сразу — уже была видна красная вывеска "Аптека Мегре. Лучшие цены в столице". И тут увидела элегантно оформленную витрину магазина одежды.

Никогда я не интересовалась нарядами, наверное, потому, что собственное отражение мне не нравилось. А к чему лишний раз расстраиваться? Весь мой гардероб состоял из почти одинаковых комплектов ученических юбок и блуз. А сейчас так захотелось зайти и хоть на миг почувствовать себя обычной беззаботной девушкой.

"Все равно нужно прицениться к теплой одежде. Скоро осень" — оправдывала я свое странное желание.

Девушка-продавец, мигом оценив мою платежеспособность, дала несколько самых простых плащей и жуткого вида вязаный жакет. Где она только это нашла?

В примерочной на маленькой вешалке висело платье — не успели забрать и перенести в общий зал. Оно было необыкновенно красивым. Ярко-зеленый шелк тонкой паутинкой покрывало белое кружево. В комплекте были туфли и перчатки. Я не удержалась и примерила это великолепие. Сняла очки и распустила косу. Волосы белой волной спустились до пояса.

Зеркало находилось в глубине салона, рядом с прозрачной витриной, которая была вровень с мостовой. Такое окно создавало иллюзию, будто стоишь прямо на улице. "Интересно, никто не пытался через него выйти?" — я представила, как противная дама из поезда лбом бьется о стекло, и засмеялась, воображение у меня всегда было хорошо развитым.

Работница магазина куда-то вышла. И не боится оставлять покупателей одних? А вдруг я сбегу в новом платье? Вид дежурного полицейского напротив ответил — не боится. Я почти подошла к зеркалу, как что-то заставило меня остановиться у прозрачного окна. Медленно повернувшись, я увидела широко распахнутые, такие же, как у меня, изумрудные глаза. Безупречно красивый молодой мужчина пораженно застыл напротив. И причиной этому было не великолепное платье.

Мы были отражением друг друга. Только он выше и шире в плечах, подбородок чуть раздвоен, серебристые волосы коротко подстрижены, родинки нет. А так потрясающее сходство. Не отдавая себе отчета в действиях, я подняла руку к его лицу и наткнулась на стекло. Он повторил мое движение, затем резко отвернулся — это вернуло меня в реальность. Рядом с ним я заметила черный автомобиль с гербом на двери, вероятно, оттуда его кто-то позвал. Опомнившись, я спряталась в примерочной.

"Лиса, ну кто тебя просил снимать очки? Зачем ты влезла в это платье?" — я ругала себя и одновременно пыталась стянуть одежду. Испуганно прислушалась, не идет ли продавец? Сердце бешено стучало.

— Нет, мсье. К нам не заходила эта девушка, я бы запомнила такую необычную внешность, — донеслись обрывки разговора.

Больше ничего услышать не удалось. Спустя пятнадцать минут, удостоверившись, что незнакомец уехал, я, полностью одетая, в очках и платке, вышла из магазина. Девушка на кассе наградила меня мимолетным взглядом, мол, ничего не унесла и ладно.

У пробегающего мимо мальчишки купила "Саомарские ведомости". С центрального разворота смотрел новый премьер-министр Союза Саомарских герцогств. Фредерик Белами — именно так звали нового главу Саомара — обладал незаурядной внешностью. Даже черно-белое фото смогло передать необычно светлые волосы, породистое лицо, широкий разворот плеч. Было в нём что-то неуловимо знакомое. Но что именно, я так и не смогла вспомнить. Интервью, главным образом, было посвящено вступлению Вест-Адера в должность. Автор статьи, как и большинство жителей Саомара, удивлялся этому решению, ведь последние пятнадцать лет Белами был ректором столичного университета.

Герцог имел репутацию сумасшедшего ученого, совершенно не интересующегося ничем, кроме науки. Один из самых загадочных политиков нашего государства, он состоял в родстве с королевской семьей Такессии. Несколько лет после окончания обучения он провел в Королевстве. Женился на знатной северянке и вернулся уже вдовцом, с ребёнком на руках. Почти сразу по возвращении произошло его назначение. Первое, что он сделал — ввел гранты на бесплатное образование для простого населения. Это вызвало недовольство со стороны дворян, но, вместе с тем, помогло Вест-Адеру заручиться народной любовью и поддержкой. Уже первый выпуск показал многократно возросший уровень образования выпускников. Не дворяне усердно учились, чтобы оправдать доверие лорда, а аристократы не отставали из гордости. Научно-исследовательские разработки под его руководством были также выше всяких похвал. Один только телефон всецело оправдывал вложенные Премьером средства.

Сухо было сказано, что у герцога есть сын. Надеюсь, мы не встретимся. Воспоминания о предыдущем опыте знакомства с высокой аристократией вызывали неконтролируемый страх, так что хочется спрятаться, закрыться от всего мира и перестать существовать.

О происшествии в Сид-Адер не было ни слова. Или шумиха поутихла, ведь почти неделя прошла, или же событие осветили только в "Южном голосе", который в столице не продавали.

Резко стемнело. Город накрыла огромная тень, послышался тяжелый гул. По небу медленно двигался гигантский вытянутый шар тёмно-серого, почти черного цвета. Ни один человек на улице не удивился и не побежал в панике прятаться от небесного чудища:

— Святой Франциск, что это?

— Сразу видно, что ты не местная! Это дирижабль, последняя разработка мсье Белами! — мальчишка-газетчик говорил с такой гордостью, будто он лично помогал бывшему ректору с изобретением.

Я еще немного последила за полётом воздушного чуда, гадая, чем же его заправили и есть ли кто внутри, потом опомнилась и пошла за лекарством.

Аптека была через дорогу — потратила еще 15 франков, совсем ничего не осталось...

— Издалека? Поступать?— старый аптекарь сочувственно глядел на то, как я нехотя расстаюсь с деньгами.

— Да. Забыла лекарство дома. Сама виновата. Не страшно, сдам экзамены и пойду на биржу, искать работу.

— Светобоязнь? — он выразительно посмотрел на мои очки. Я подтвердила его предположение.

— Мсье Мегре, а в микстуру от кашля нужен какой раствор? А что класть, шалфей? — помощник аптекаря только при мне уже раз двадцать подходил с глупыми вопросами.

— Раствор спиртовой, а добавить вытяжку из корня солодки, — я машинально ответила за фармацевта.

— Ой, а вытяжка кончилась,— он даже не заметил, что говорил не Мегре.

— А вы сможете сделать вытяжку? — спросил у меня аптекарь.

— Да, конечно. А инфундирный аппарат у вас есть?

— Есть.

Мужчина почему-то был страшно обрадован моим ответом.

— Прошу в лабораторию. А если мне понравится то, что я увижу, возьму вас вторым помощником. Заработок составит тридцать франков в неделю, плюс буду кормить обедом.

— Это, пожалуй, не менее важно!

Мсье Мегре повесил на дверь табличку с надписью "Вернусь через пятнадцать минут" и закрыл двери на ключ. Мы прошли за витрину, в небольшую, но хорошо оборудованную лабораторию. В углу я заметила раковину. Положила на стол покупки, вымыла руки, надела висящий на крючке белый халат и приступила.

Руки уверенно выполняли знакомую работу: взвесила измельченный корень солодки, рассчитала количество дистиллированной воды.

— Какой коэффициент водопоглощения вы взяли?

— Один и семь,— я закрывала крышкой керамическую посуду.

Мсье Мегре одобрительно кивнул.

— Вот и всё, теперь дать ему настояться тридцать минут и можно использовать.

— Вы великолепно сработали,— похвалил аптекарь,— увлекаетесь химией?

— Да, планирую поступить на это направление.

— Как вас зовут?

— Меланика Нюгрен.

— Как вы уже догадались, Люк Мегре,— он протянул мне руку. — Что ж, Меланика, вы приняты. Ваша помощь нужна будет с пяти до девяти. Когда сможете приступить?

— Хоть сейчас, у меня весь вечер свободен. Вот только завтра экзамен и я, возможно, опоздаю.

— Похвально такое стремление к работе. С удовольствием покажу вам, что нужно делать. А насчет завтра не переживайте, приходите, когда сможете.

— Мсье Мегре, вы позволите воспользоваться вашей лабораторией? Всего на десять минут. Мне нужна только спиртовка и несколько пробирок, обещаю ничего не разбить и не испортить.

— Конечно, я уже убедился в вашей аккуратности. Мы с Оливье будем в зале. Как закончите, приходите к нам.

Они ушли, а я приготовила основу для капель. Самым дорогим ингредиентом был порошок из голубого коралла, который рос только в водах Южного материка, это объясняло его высокую цену и редкость. Только сейчас я задумалась, что в глазных каплях делает средство, облегчающее родовую деятельность, а также уменьшающее неприятные ощущения при болезненной менструации? Видимо, оно и дает эффект затемнения радужки. Капнула по одной капле, и почти сразу увидела в отражении металлической колбы, как цвет стал меняться с зеленого на темно-фиолетовый. Тоже необычно, но такой цвет глаз все-таки изредка встречается среди такессийцев. Зато от одной капли не было помутнения зрения и светобоязни.

Плотно закрыла флакон, убрала за собой и вышла из лаборатории. Капли изменили только цвет глаз — волосы по-прежнему остались белыми. Что же тогда меняет их? Неужели витамины? Жаль, этого маминого рецепта я не знала, не интересовалась как-то. Потому что мне и в голову не могло придти подобное!

— Дитя моё, да вы красавица! Думаю, решение нанять вас было самым правильным за последнее время, поток клиентов увеличится только благодаря вашей привлекательности.

Я застеснялась. Совсем не привыкла к комплиментам. Да и после приключений в поезде, поняла, что лучше, когда тебя не замечают. Потянулась перевязать сбившийся платок и оправить платье.

— Я смутил вас, простите старика, — аптекарь искренне расстроился, и я поспешила его успокоить.

Оставшееся время я помогала мсье Мегре с лекарствами. Сортировала лекарственные травы, подписывала флаконы, собирала большие заказы. Прерывались мы два раза: на обед, мадам Мегре накормила нас тыквенным супом и рыбной лазаньей, и на чай, к которому мадам Аврора, невысокая, примерно с меня ростом, приятно округлая жена хозяина, подала печенье.

Первый помощник всем своим видом выказывал недовольство, ведь ему аптекарь поручил мытье полов. Худой, как палка от швабры, ярко-рыжий, как солнце, с румянцем во всю щеку, он от злости краснел, и становился еще более забавным. Мы с аптекарем посмеивались, а он еще сильнее тер пол и размазывал грязь.

Часы пробили девять. Оливье давно ушел. Мсье Люк подсчитывал выручку и, когда я прощалась, подозвал к себе.

— Это тебе. Первые пять франков в качестве небольшого аванса и платы за сегодняшний день.

— Спасибо! До завтра, — я радостно сжимала в руке первый заработок.

Жизнь перестала казаться такой уж мрачной. Даже если не сдам экзамен, буду помощником фармацевта, а это постоянная практика в любимом деле. Заработка хватит на комнату, завтраками и обедами я обеспечена, а без ужина как-нибудь обойдусь.

Заметно повеселевшая, я направилась к дому мадам Франс.

— Мадам Мари, я нашла работу! — закричала я с порога.

— Поздравляю, дорогая! А ты переживала! Проходи, я похвастаюсь тебе тем, что сделала, — и она показала толстый шерстяной свитер, который был уже почти готов.

— Подарок сыну на день рождения.

Я погладила мягкий серый ворс.

— Сколько ему исполнится?

— Тридцать пять. А всё не женат. Я уже стольких невест ему сватала, а теперь махнула рукой.

— Не волнуйтесь, для мужчины это не возраст. Может быть, просто не встретил еще ту, которую готов вести под венец.

— Внуков хочу понянчить, боюсь, не дождусь.

— Что вы, мадам, да вы совсем еще молодая!

— Ну, молодая... Лучше расскажи, как день прошёл? Документы получила? Кем устроилась?

Мы болтали до самой ночи. Брошенная сыном старушка и дергающаяся при виде любого незнакомого мужчины девушка нашли утешение друг в друге.

Глава 2

Университет Саомара, судя по информации в еле живом проспекте, находился в двух километрах от города. В целях экономии не стала нанимать извозчика. Знаем мы, как они любят кругами возить приезжих, а потом требовать двойную плату. Судя по карте, идти мне не больше получаса, прогуляюсь.

Капал противный мелкий дождь, и я в очередной раз ругала себя за отсутствие зонта.

Утром я тщательно умылась, расчесала волосы и закапала глаза. Ущипнула себя за щеки, чтобы хоть как-то придать себе более здоровый вид. Позавтракала. Мадам Мари приготовила с вечера бутерброды, а сейчас спала.

По дороге я размышляла о странных изменениях в своей внешности. Версия о северных корнях, которую мне любезно предоставил констебль, могла бы быть правдой, если бы я не была уверена в том, что не подкидыш. Аделин Дюран, несомненно, моя родная мать. Ведь множество черт, включая совершенно идентичную родинку, я унаследовала от неё. Неужели папа мне не родной? Этого просто не может быть, ведь он безумно, даже болезненно, любит маму. Или, может быть, она тоже скрывает свою подлинную внешность? Ага, конечно! Мама — беглая преступница, отец полюбил её, сделал новые документы, женился и спрятал. Теперь она выдает себя за профессора химии, хотя на самом деле графиня древнего рода, которую подставили! Ничего себе детектив! Вот только мама не страдала болезнями глаз и не пила вообще никаких таблеток. А выдать себя за химика, им не являясь, в принципе невозможно.

Множество вопросов, которые до этого не приходили в голову, посыпались градом. Почему мама уехала из столицы, так и не закончив университет, в который теперь иду поступать я? Почему они с отцом выбрали Сид-Адер а не остались в Западном герцогстве? Почему она все эти годы скрывала цвет моих глаз и волос даже от меня самой? И, наконец, кем был тот молодой аристократ, так удивительно похожий на меня?

Когда я вышла на дорогу, ведущую к университетскому городку, со мной поравнялась повозка. Седой возница добродушно усмехнулся.

— Поступать идешь, красавица? Садись, подвезу. Я Жак, — он говорил и одновременно жевал папиросу.

— Спасибо! — не став даже манерничать, забралась на телегу.

Да уж, красавица! Вся мокрая, в плаще с чужого плеча, и весь подол когда-то добротного маминого платья в грязи.

А я-то думала, что в столице и продукты на автомобилях возят. А смотри-ка, нет. Обычная телега, совсем как у нас. И лошадка тяжеловоз — мохноногая. Не какая-нибудь адамарская скаковая.

— Ты чего трясешься вся?

— Страшно, жуть! Вдруг не сдам?

— На кого поступаешь? На лекаря?

— Нет, химиком хочу стать. Лекарства буду изобретать, — я попыталась хоть как-то очистить платье.

— Не переживай ты, нет им дела до твоей одежды. С тех пор, как Фредерик Белами вступил в должность ректора, никто из преподавателей не обращает внимания на внешний вид будущих студентов. Часто за стоптанными туфлями прячется незаурядный ум, — философски рассуждал мужчина.

— Ну, и за грязным платьем, будем надеяться — тоже. Спасибо мсье Жак!

Правда, чего это я? Главное поступить, а там и форму дадут.

Заработанные деньги приятно грели карман. "Потрачу их на теплую кофту или плащик. Хотя на плащик не хватит, перешью свой... Зато хватит на новые чулки и зонтик", — думала о приятном, чтобы побороть волнение.

За поворотом показалось здание университета. От открывшегося вида захватывало дух. Расположенный в долине, Ангестсольский дворец был прекрасен. Огромный — с десять этажей, не меньше. Белый, с множеством башен. Широкие мраморные ступени отражали серое небо. К парадному входу вели два ряда мощных колонн. На шпиле центральной башни, над медными часами, развивался сине-золотой Союзный флаг. Двести лет назад, когда Саомар еще не был поделен на четыре части, здесь располагалась королевская резиденция. Здесь династия Дане познала рассвет и крах, последнему представителю рода отрубили голову прямо на этих ступенях.

— Что, нравится? — мсье Жак по-доброму засмеялся.

— Очень! Я и представить не могла такого. Картинка и половину этого великолепия не передаёт.

— И внутри не хуже. А ну, стой! — он потянул за повод и схватился за спину. Лицо его скривилось от боли. — Радикулит, замучил, чего только не перепробовал — ничего не помогает.

— А вы приходите вечером в аптеку Мегре, я вам сделаю мазь по маминому рецепту. Папа раз с крыши упал, врачи говорили, ходить не сможет. А мы его за неделю на ноги поставили.

— Приду, — он остановил телегу.— Приехали. Тебе вон туда. Видишь, толпа стоит?

— Вижу! Спасибо! — я спрыгнула и побежала в указанную сторону.

Остановилась на небольшой площадке у бокового входа, где уже собрались заинтересованные лица. Прислушалась, пытаясь уловить важную информацию.

— Да, молодой человек, совершенно верно. У вас всего одна попытка, — хорошо поставленным голосом ответил кому-то мужчина, лет сорока на вид. Серый костюм с эмблемой университета выдавал в нём сотрудника учебного заведения.

— Но у меня есть для вас и хорошие новости, — вся группа поступающих затаила дыхание, — поскольку сегодня проводится последний экзамен в этом году, то результаты поступления вы узнаете уже вечером.

Как последний?! Я была уверена, что еще день в запасе!

— Мсье Верни, как скоро начнется испытание? — стреляя глазами в сторону мужчины, спросила рыженькая миловидная девушка.

— Скоро. Ожидайте, вас проведут,— он мазнул взглядом по толпе абитуриентов и пожелал удачи.

— Спасибо! — хором ответили мы.

— Простите, а кто это был? — обратилась я к той самой девушке.

— Это Шарль Верни, новый ректор. Душка, правда? — она мечтательно зажмурилась. — Я Аманда Кремпен, мы живем в Саомаре. Буду поступать на врача, а ты?

Она протянула мне руку.

— Меланика Нюгрен, хочу попробовать на прикладную химию, — сжала маленькую ладошку.

— Здорово! Ты из Норд-Адера, да? — ответ ей, похоже, не требовался. — Познакомься, мой брат — Жерар, — к нам подошел крупный парень.

— Привет! Тоже поступать? Хорошо, что сегодня простых людей больше, чем этих, — он мотнул головой в сторону. Там стояла небольшая группка хорошо одетых молодых людей. Они бросали в нашу сторону высокомерные взгляды и презрительно кривили губы. Правда, одна из девушек в этой компании была более приветливой. Встретившись со мной глазами, она улыбнулась и кивнула. Я машинально кивнула в ответ.

— А почему так мало поступающих? — шепотом спросила у новой знакомой.

— Так ведь последний день! Все желающие уже давно сдали экзамены. Прием в этот раз длился целых две недели.

— Господа соискатели, пройдемте,— строгая дама в длинной зеленой юбке и модной блузке с зауженными книзу рукавами жестом указала следовать за ней.

Все мы, а было нас человек тридцать, разделившись на пары, последовали за ней.

Мы вошли в университет, долго поднимались по узкой витой лестнице и вышли к широкому коридору с множеством дверей. Многие, включая меня, начали вертеть головой по сторонам. Если так выглядят боковые коридоры, что же ждет с парадного входа?

Высокие потолки были расписаны изображениями из жизни святого Франциска: вот он сражается с демонами, а здесь рядом с ним волки. Стены сверху обиты бордовым шелком, а внизу закрыты панелями тёмного дерева. Только высокородные делали вид, что им нет дела до обстановки. А может быть, так и было. Наша сопровождающая подождала, пока потенциальные студенты осмотрятся, и, когда мы немного освоились, попросила внимания.

— Моё имя Вероник. Я секретарь приемной комиссии. Все вопросы, касающиеся непосредственно обучения, вы сможете задать по окончанию экзамена. Естественно, речь идет о тех, кто поступит.

Она явно имела опыт общения со студентами, мы слушали не перебивая. Старались ничем не вызвать недовольство мадмуазель.

— В этом году университет изменил процедуру испытаний. Вы получите единый тест, и после его заполнения ответите на несколько устных вопросов. По результатам экзамена вас зачислят на факультеты, по основным дисциплинам которых вы покажете максимальные знания. После теста будет перерыв. На это время для вас будет открыта столовая, где вы сможете пообедать. Теперь прошу разделиться на группы по десять человек. Напоминаю, что разговоры во время экзамена строго запрещены. При нарушении правил вы будете выведены из аудитории без права поступления на будущий год. Поэтому не нужно стараться пройти с друзьями, это вам не поможет.

— Зато вместе не так страшно,— робко ответил смешной нескладный парень в таких же круглых очках, как до этого носила я.

— Разве что! — секретарь улыбнулась, и стало видно, что перед нами еще совсем молодая девушка.

— Ну что, готовы? — мы слаженно кивнули.

Я и Аманда с братом вошли в первую группу просто потому, что стояли к Вероник ближе всего. Открылась одна из тяжелых дверей. За ней оказалось просторное помещение, в котором на довольно большом расстоянии друг от друга стояли столы.

Мы заняли места, и один из троих мужчин, что сидели напротив за преподавательским столом, раздал нам тесты. Ох и ничего себе, — дорогая гербовая бумага, и, навскидку, листов тридцать!

— У вас три часа. Приступайте,— он подошел к своему столу и перевернул большие песочные часы.

Я взяла черный карандаш, который лежал на столе, и приступила к работе. Время пронеслось незаметно. В вопроснике было множество тем и по химии, и по физике, по истории и астрономии, географии и анатомии. Были и интересные вопросы, например, где находятся самые маленькие кости в теле человека, какой газ самый легкий, написать формулу негашеной извести, перечислить по возрастанию семь основных созвездий.

На последние две страницы просто не хватило времени. Я с сожалением смотрела на то, как у меня забирают бумаги. Не успела — считай, не поступила. Стоит ли ждать результатов? Решила пойти пообедать, а потом уже идти в аптеку к мсье Мегре.

Дочь ученого, и не справилась! А ведь столько готовилась, тоннами читала научные труды и энциклопедии. "Видимо, ты не только недостаточно удачлива, но еще и недостаточно умна", — настроение, как и самооценка стремительно падали. С другой стороны, я и не планировала поступать в этом году, мне еще год предстояло учиться в школе, и я бы, конечно же, приготовилась значительно лучше. Вот только обстоятельства немного поменялись.

— Ну как, ответила на вопросы по химии? — Аманда, до безобразия довольная, подошла ко мне в коридоре.

Неужели успела пройти весь тест? Я еще больше расстроилась.

— Нет. Не успела. А ты? — не желая слышать о чужих успехах, я задала этот вопрос из вежливости.

— Да! Я отвечала, как сказал ректор. Сначала на вопросы, которые знала лучше всего, а потом на остальные. Как раз успела охватить весь блок по анатомии.

— Как?.. То есть, не нужно было отвечать на всё?

— Конечно, нет, это же невозможно. Во-первых, даже знать не настолько образована. А во-вторых, тут часов десять надо на ответы, не меньше.

В душе снова затеплилась надежда. Может быть повезет?

Вся наша группа уже стояла в коридоре. Вскоре к нам присоединились и остальные. Подошла мадмуазель-секретарь, и мы отправились в столовую. По пути коридоры несколько раз успели изменить цвет. Аманда шепталась о чем-то с братом. Скорее всего, обсуждали экзамен.

Столовая поражала размером и роскошью. Она была невероятно большой, с футбольное поле, не меньше. Интерьер был выполнен в бирюзово-бежевых тонах. Круглые столики из беленого дуба так и приглашали присесть. Мы подошли к раздаче, взяли серебристые подносы и такие же столовые приборы. На всем был выгравирован волк — символ мудрости сейчас, а когда-то королевской семьи Саомара.

Аманда и Жерар заплатили за два обеда и показали на один из столиков, приглашая присоединиться к ним. Я же, опять-таки из соображений экономии, взяла только салат и чай. Когда первый голод был утолен, за соседним столиком я заметила улыбчивую девушку из высокородных. На ней был бордовый бархатный жилет, из-под которого виднелась белая рубашка. Маленькая черная шляпка лежала рядом, и я рассмотрела почти такие же светлые как у меня волосы, только золотого оттенка. "Она из Норд-Адера",— догадалась я.

— Аманда, ты не знаешь кто это? Они из высоких семей?

— Да ну, ты что? Дети высокопоставленных политиков поступали вне общего потока. Это так, в лучшем случае дети баронов, — Аманда скривилась, выражая свое отношение. — Потому и кичатся своим положением, были бы кто повыше, вели бы себя по-другому.

За обедом и разговорами прошло около часа, настенные часы показывали почти три часа пополудни. Мы обсуждали применение календулы в лечении гнойных ран. Я говорила, что лучше бы добавить к отвару порошок с антибиотиком, а Аманда утверждала, что и мед сгодится.

— Меланика Нюгрен, — громко позвала секретарь.

Аманда недоуменно посмотрела, и я вдруг поняла, что речь обо мне — от волнения забыла свое новое имя:

— Да? — я несмело поднялась.

— Пойдемте со мной.

Я обреченно пошла на выход. Вслед полетели комментарии:

— Настолько глупа, что решили выгнать, не дожидаясь объявления результатов, — процедил мерзкий парень из компании высокородных. Мерзким он стал только после этой фразы. А до этого был обычным темноволосым, ничем не примечательным юношей.

— Мсье, прошу вас впредь не делать необдуманных замечаний. Кто знает, каковы окажутся ваши результаты в сравнении с мадмуазель Нюгрен.

На эти слова он только хмыкнул, уверенный в своем превосходстве.

— Если хотите учиться у нас, то будьте любезны сдерживаться. На время обучения нет классового разделения. Только те, кто достаточно образован и наоборот. А титулы можете оставить за порогом университета, здесь они вам не понадобятся.

Эмоциональная отповедь сделала свое дело — все притихли.

— Что-то не так с моим тестом? — робко поинтересовалась я у Вероник.

— Нет-нет, всё в порядке. Профессор Дюпон хочет лично провести с вами собеседование.

Это имя ничего мне не говорило. Во всяком случае, среди публикаций по химии, я его не встречала. Решив, что не стоит себя накручивать, последовала за девушкой.

Профессор ждал нас в той самой аудитории, где проходил экзамен. Самым примечательным во внешности мужчины были шикарные усы, слегка закручивающиеся вверх. В остальном он выглядел как обычный житель Саомара — лет пятьдесят на вид, темноволосый и темноглазый, не толстый, но с намечающимся животом.

— Мадмуазель Нюгрен? Очень рад знакомству,— он пожал мне руку. — Присаживайтесь.

Мы подошли к столу, не ученическому, за которым писали, а большому, за которым сидели наблюдающие. Профессор галантно выдвинул стул. К чему такие любезности? Заняли места друг напротив друга. Моя настороженность достигла критической отметки и уже было перешла в откровенный страх, как тут он сказал:

— Вы несказанно порадовали меня сегодня. Давно мне не доводилось видеть таких результатов, даже среди детей высоких семей.

Я громко выдохнула и улыбнулась мужчине.

— У меня к вам только один вопрос, какими языками вы владеете?

— Такессиийским и еще немного говорю по-адамарски.

— Великолепно! А на какой факультет вы претендовали?

— Прикладной химии.

— Вынужден разочаровать вас. Прием на этот факультет был закрыт неделю назад, очень много желающих.

Мне захотелось разреветься прямо тут, на этом стуле, на глазах у профессора.

— Не все так страшно. Вы можете пойти на "Лечебное дело" или на "Биологию". Но я хочу предложить вам учиться на моем факультете, раз уж так случилось, что именно мне довелось проверять ваш тест.

Я подняла на него покрасневшие глаза.

— Я приглашаю вас в Дипломатический корпус.

Невероятно, может быть от переживаний у меня галлюцинации?

— Профессор, я, наверное, ослышалась, или не так поняла. Что вы сказали?

— Нет, Меланика. Вы всё поняли верно.

— Но я даже не дворянка... Ваш факультет не входит в перечень грантов, а у меня нет таких денег.

— Этот вопрос уж точно не должен вас волновать. Для вас будет сделано исключение. Если так любите химию, выберете её второй специальностью. Решайтесь, поверьте, вы не разочаруетесь.

— Я согласна,— выпалила, пока он не передумал.

— Очень хорошо. Обучение начнется через месяц. Сообщите Вероник о своем решении, она оформит документы,— с этими словами профессор встал из-за стола.

Я последовала его примеру. Секретарь ждала в коридоре. Они обсудили организационные моменты. Мужчина ушел, а Вероник повернулась ко мне с радостной улыбкой:

-Ты молодец! Поздравляю! Теперь будешь учиться с нами! — эмоциональность, с которой она говорила, указывала на южное происхождение девушки. Наверное, поэтому, она показалась мне такой родной.

— Как, вы студентка?

— Ой, не надо мне выкать. Я просто помогаю, меня папа попросил. Вживаюсь в образ будущего дипломата, по-моему, неплохо выходит. Вон, даже ты ровесницу не признала.

— Я думала ты лет на пять старше. Прости за нескромный вопрос, а кто твой папа?

-Профессор Дюпон,— и она прыснула, глядя на моё вытянувшееся от удивления лицо. — Пойдем, провожу тебя к деканату, оформишь документы. А потом, сразу к завхозу — получить форму.

Дипломатический корпус — это недостижимая мечта. Попасть сюда даже высокородным не просто. Всего десять человек в год выпускает факультет, и это, вне всякого сомнения, лучшие умы университета. По окончании обучения они автоматически зачисляются на службу в Департамент международных отношений. Помимо высокого заработка, даже если я буду самым талантливым и успешным фармацевтом, мой годовой доход будет меньше месячного жалования дипломата, этот статус выведет меня из-под власти герцога Сид-Адер. Если я успешно закончу свое обучение, то судить меня и мою семью сможет только Совет, во главе с Премьер-министром. А выставлять неприглядные подробности на свет общественности Юлиан Лерой не станет. Ничто не помешает ему устранить меня любым другим, менее законным способом, но ... для начала, ему нужно меня найти. А с новой внешностью и документами это не так просто.

Дело за малым — продержаться все четыре года обучения...

В деканате подписала договор, обязывающий после получения диплома семь лет отработать на благо Союза. Получила эмблему, на которой следовало выгравировать имя у завхоза и список необходимого. Вероник проводила меня к хозяйственному корпусу и, пообещав зайти в лавку мсье Мегре, ушла.

Хозяйственный корпус выглядел не хуже того, в котором проходил экзамен, хоть и был самым дальним от главного входа. Большая табличка "Вновь принятым — в кабинет 3", недвусмысленно указывала на нужную дверь.

— Пас! Эх, что ж ты делаешь!

— Валет для дамы, дама для туза, — двое пожилых мужчин азартно играли в преферанс.

— Простите, мне нужно получить форму и поставить клеймо на эмблему, — один из них в спешке попытался прикрыть скатертью стол. Получилось из рук вон плохо. Часть колоды упала и рассыпалась прямо у моих ног.

— Успокойся, Филипп, это Меланика. Она нас не выдаст,— мсье Жак, который был вторым игроком, подмигнул мне.

— Ты чего так рано? До объявления результатов еще три часа.

— А меня уже взяли, да еще и в Дипломатический корпус! — я, не скрывая радости, бросилась мсье Жаку на шею. Потом обняла и мсье Филиппа, который от таких неожиданных нежностей покраснел, как рак.

— Давай эмблему.

Я протянула мсье Жаку круглый значок. Мы остались с мсье Филиппом вдвоем.

— Мсье Филипп, а меня играть научите? Только не на деньги, у меня их нет...— напарник Жака расцвел. Если сяду играть с ними, то точно никому не скажу — в столице азартные игры были запрещены.

Когда в комнату вернулся Жак, мы уже вовсю вели торги:

— Один!

— Пика!

— Пас! — я пока не очень понимала смысла, но торговалась с не меньшим азартом.

— Держи свою эмблему. Форму нашел самую маленькую, но все равно укоротить придется.

— Спасибо! — я взяла вещи и убрала в сумку.

— Ты правила проживания знаешь? — я отрицательно покачала головой. — Тогда слушай: жить можно в городе или в общежитии. Проживание стоит восемьдесят франков в месяц. Если надумаешь, Филипп у нас комендант — припасет место получше. Приходи за день, выдадим тебе ключи.

— Нет, спасибо. Я уже нашла комнату. Пусть и дороже, но у меня чудесная хозяйка,— сорок франков не слишком большая цена душевному спокойствию. В общежитии нет разделения на мужские и женские этажи, не хочу такого соседства.

— Решай сама, до встречи! — я попрощалась и пешком пошла в сторону аптеки.

Дождь кончился, и выглянуло солнышко. На извилистой дороге никого не было. Только несколько раз казалось, что кто-то идет рядом, но нет, я останавливалась — никого. Университет остался за поворотом, и вновь я заметила движение. Резко развернулась и увидела котенка из снов. Круглые глаза преданно смотрели, серые кисточки на ушках торчали вверх, а пушистый длинный хвост лежал на земле.

— Ты как тут оказался?! А, чего удивляться... Иди ко мне, почешу, — котенок, заурчал, не хуже вытяжного шкафа в маминой лаборатории. Мы сошли с дороги.

— Ты такой красивый, такой умный, такой хороший,— я ворковала над ним, как молодая мамаша.

— Девушка, вы это дереву говорите? — от неожиданности я отдернула руку. Рядом стоял знакомый черный автомобиль, из него-то и вышел вчерашний блондин.

— Мы с вами нигде не виделись? — он ощутимо напрягся. Святая Амелия, хорошо платок надела.

— Не имела чести. А говорила я котенку, но он уже убежал, — и я отвернулась, демонстрируя нежелание общаться.

— Ясно, всего вам доброго, мадмуазель.

Промолчала.

"Уезжай, уезжай, ну, пожалуйста", — как молитву твердила себе под нос. Мне стало так страшно, в ушах зашумело, похолодели руки, слюна стала вязкой. А светловолосый ногой ударил по лежавшему рядом камню, от чего я вздрогнула и сжалась. Он сел в автомобиль и резко сдвинулся с места, разбрызгивая грязь из-под колес. На землю упали слезы.

С этим надо что-то делать. Как я буду учиться, если панически боюсь мужчин?

Достала из сумки большой плащ, с головой укуталась и села на землю. Кот попытался забраться на руки, но не поместился и, в конечном итоге, лёг рядом.

Немного успокоилась, пока гладила серебристый бок.

— А теперь ответь-ка мне на вопрос? Почему он тебя не видел? Ведь ты у меня уже довольно большой мальчик, — в ответ мне подставили для ласки белый живот.

Мсье Мегре был в лавке один. Аптекарь обрадовался моему приходу. Вид у меня был заплаканный, и он сочувствующе протянул мне стакан с водой:

— Ну что ты, не расстраивайся. Будешь работать полный день, денег хватит. Подучишь, чего не знала, и поступишь в следующем году.

— Нет, мсье Люк, я поступила. Просто по пути встретилась с неприятным человеком,— ай, Мелисент, как не стыдно. По этому образчику мужской красоты сохнет, наверное, полстолицы.

— Так это же замечательно! То есть замечательно первое, второе как раз не очень,— в желудке у меня протяжно заурчало, я покраснела, совсем как Оливье вчера. — Пойдем скорее к мадам Мегре. Поедим, и ты всё нам расскажешь.

Вечер прошел спокойно. Мадам Аврора, узнав радостную новость, бросилась печь торт. Мсье Мегре, когда не было клиентов, жаловался мне на нерадивого племянника, которому в будущем должна была отойти аптека. Им оказался Оливье. Своими детьми чета Мегре, к сожалению, не обзавелась. С мсье Мегре было спокойно, как с родным дедушкой, которого у меня никогда не было. Он рассказывал мне смешные истории из жизни фармацевта, а я слушала, что-то резала, писала и смешивала.

Рабочий день закончился, и я вышла на улицу. Почти сразу рядом оказался котёнок, провожал хозяйку.

— Кто же ты такой, малыш?— он, конечно, не ответил.

Мы пришли домой, мадам в честь моего поступления открыла бутылку вина. Замечательно посидели и, под действием алкоголя, я не выдержала — рассказала о пережитом в дороге.

— Мерзавец! Ну как же так? — старушка размахивала спицами, словно норовила проткнуть невидимого обидчика. — Негодяй!

— Всё в прошлом, мадам Франс,— она так разволновалась, что мне стало стыдно. Перекладывать свои проблемы на чужие плечи нехорошо. Благо, о самом страшном не сказала...

— Давай спать, милая, тебе завтра на работу, — засыпая, чувствовала как мой котенок, ложится рядом и вытягивается в полный рост. Всё это время он, невидимый мадам, лежал на полу кухни.

"Какой длинный!" — я прижалась к теплому боку.

Глава 3

— Меланика, ты что, всё еще спишь?! Тебе в университет сегодня, забыла?

— Университет! — я откинула одеяло, за что получила по ноге лапой, и бегом помчалась в ванную.

— Жду тебя внизу,— рассмеялась мне вслед мадам Мари.

Месяц пролетел незаметно. Я работала в аптеке, подружилась с Оливье, который оказался неплохим парнем. Он был влюблён в дочь бакалейщика, которая помогала отцу в лавке напротив. Сочинял стихи и неистово страдал — чувства его были безответными. Первый помощник был сразу определен в список "безопасных", к мсье Мегре, завхозу и коменданту. Несколько раз заходила Вероник, приносила свежие сплетни и книги. Котёнок день ото дня становился всё больше и больше и исправно провожал меня на работу и обратно.

Мадам Франс же приняла меня как родную, всеми правдами и неправдами заставляла с ней ужинать и, будь у неё такая возможность, не брала бы с квартирантки денег, но цены в столице резко выросли. У неё не было выбора. Такой скачок был вызван отказом Адамара продавать овощи и рыбу по прежней цене. Новый премьер ждал корабли с Большого материка с договором на поставку и первой партией продуктов. А пока спекулянты троекратно завышали цены на дефицитные товары. Продавцы мяса, пшеницы и молочной продукции не справлялись со спросом и тоже увеличивали стоимость.

Я забежала на кухню и быстро выпила кружку ароматного кофе. В дверях застал окрик хозяйки:

— Ника, стой!

Я застыла, за щекой был бутерброд, и видом своим я напоминала хомяка, что и демонстрировало зеркало у входа.

— Держи, это тебе,— она протянула аккуратно завернутый свёрток.

— Что это?— развернула бумагу.— Мадам Мари, зачем? Я не могу это принять, ведь это очень дорого. Может быть, можно вернуть его обратно?

— Никаких возражений, даже слушать не хочу. Не обижай меня отказом, я делаю подарок от всей души.

Я поцеловала морщинистую щеку и надела обновку. Фиолетовый плащ плотной шерсти закрыл форму и сел как влитой. Аккуратные складки расходились от пояса к полу, широкий капюшон закрывал голову от ветра и непогоды.

— А это я заберу,— и она, пока я не передумала, спрятала потрепанный плащ Грегори себе за спину.

— Милая, может быть, хватит уже видеть насильников в каждом мужчине? Сними ты этот жуткий платок.

— Вы правы, мадам, — я решительно последовала её совету. Хватит! Хватит бояться каждой тени и дергаться при каждом заинтересованном взгляде.

— Вот и умница! Вечером придёт Анатоль, не пугайся. Обещаю, он тебя не тронет. Если хочешь, можешь даже не выходить из комнаты.

Я благодарно обняла женщину и побежала в университет.

Старый знакомец, мсье Жак, ждал на оговоренном месте, рядом с аптекой. Он, конечно же, не пришел тогда за лекарством, постеснялся, а может быть, не поверил в чудодейственное средство. Я пришла в университет на следующее утро и лично намазала сопротивляющегося завхоза. Каково же было его удивление, когда боль отступила!

— Спасительница, святая Амелия, не иначе! — я и мсье Филипп, который был тут же, громко захохотали.

В благодарность мсье Жак отвез меня к аптеке, а вечером, предварительно узнав у мсье Мегре адрес, принёс большую коробку шоколадных конфет. С той поры он приходил почти каждый день. Мадам Мари поразила его воображение, не знаю чем, своей красотой или свиными рёбрышками в сочетании с печёным картофелем.

— Что, приняла подарок? Мари так переживала, даже взяла с меня слово, что помогу с уговорами.

— Я не смогла отказаться,— села на телегу, — во-первых, мадам Франс не дала, а во-вторых, уж больно он красивый.

— Невероятно, и платок сняла?! Не иначе снег выпадет! — он подтрунивал всю дорогу, я отвечала тем же.

Так, смеясь и соревнуясь в остроумии, мы доехали до университета. По дороге встречались другие повозки, пешие студенты и даже богато украшенные кареты и автомобили с гербами.

— Ника, иди сюда!— Вероник, завидев меня, замахала руками.

— Дядя Жак кудесник! Как ему удалось уговорить тебя переодеться?

И подруга не преминула позлословить

— Это чудесное превращение и произошло благодаря чуду. Святой Франциск лично пришел вчера ко мне и приказал одеться понарядней.

— И за какую цену вы впустили к себе в спальню этого, без сомнения, достойного мужчину? — зелёные глаза окинули меня презрительным взглядом.

-Элиас, ты что? — Вероник, видимо, хорошо знакомая с блондином, не знала, что сказать на такое откровенное хамство.

— Господа, прошу вас встать под символами факультетов, — громкий голос ректора не дал ответить.

Ранняя осень баловала теплым солнышком. Листья на деревьях уже начали желтеть, а ночью первые заморозки превращали лужи в хрупкие стёклышки. Яркий свет отражался от белого мрамора, оттого он сиял, словно драгоценный камень. Торжественная линейка проходила традиционно у парадного входа. Факультеты расположились в два ряда, за спинами студентов остались колонны, которые в сравнении с человеческим ростом казались гигантскими. Ступени же занял преподавательский состав.

— Уважаемые студенты! Рады видеть вас у стен родной Alma mater! — мсье Верни начал вступительную речь. Пока он говорил, я украдкой смотрела на Элиаса — теперь его имя стало мне известно. Сейчас, когда удалось спокойно разглядеть его, я поняла, что не так мы и похожи. Безусловно, тот же цвет волос, тот же цвет глаз. Но другой нос — у него с небольшой горбинкой и более крупный, у меня абсолютно прямой. Глаза у него были удлиненными и слегка раскосыми, мои же были круглыми. "Как твои очки", — говорил Грэг. При мысли о бывшем друге я поджала губы. Не вспоминай, не думай! Ведь дала же себе слово!

— Ника, ты меня вообще слышишь?

— Что?.. Прости, задумалась...

Вероник дёргала меня за рукав плаща.

— Он сказал что-то важное?

— Ну, как тебе сказать, наверное, нет. Всё зависит от того, что ты считаешь важным? — ответила подруга.

— Важным я считаю размер своей стипендии, когда нам его сообщат?

— Прекрати смешить, ты портишь серьезность момента. Ну вот, всё прослушали!— Под громкие аплодисменты ректор ушел.

Деканы факультетов — воистину их авторитет непререкаем — держали в строгом, даже армейском порядке, многочисленную толпу. Первыми с линейки ушли химики. С плохо скрываемой завистью я проводила глазами серые мантии с вышитой пробиркой в углу, за что получила ощутимый удар локтём. Несмотря на сильный ветер они, словно чтобы позлить меня, поснимали свои плащи на линейке и сейчас гордо шли в свой корпус, словно стая летучих мышей.

— Папа же сказал, что можно выбрать "Прикладную химию" второй специальностью. Незачем так откровенно страдать.

Я пробурчала что-то согласное.

Потом ушли будущие биологи, врачи, историки, физики, экономисты и все остальные, — в общей сложности двадцать факультетов. Остались только мы — десять будущих дипломатов. Кроме Вероник и блондина, было еще одно знакомое лицо — северянка с экзамена. Она стояла без капюшона, и ветер трепал короткие, по последней моде подстриженные волосы. Симпатичная, ничего не скажешь. Больше среди нас девушек не было. Вероник сказала, что и трое небывалое количество. Обычно студентки этого факультета до окончания университета не учились — выходили замуж за своих же сокурсников. Мне это не грозило — нет у скромной помощницы аптекаря ни связей, ни приличного приданого, придется грызть гранит науки.

— Уважаемые господа, приветствую! — профессор Дюпон стоял чуть в отдалении. — Прошу в университет, — мы организованным строем последовали за ним.

Оказавшись в помещении, студенты сняли верхнюю одежду. Я сделала то же самое, и сразу почувствовала несколько оценивающих взглядов. Потянулась за платком, все-таки прихваченным втайне от мадам Мари. Вероник одернула меня и состроила страшное лицо. Рассмеявшись, я вернула его обратно в карман и расправила плечи.

Одетые в одинаковую форму, которая скорее напоминала мундиры, с именами на груди, мы были похожи на курсантов военного училища, лишь с той разницей, что туда девушек не берут. На мужчинах — язык не поворачивается назвать их по-другому — были серые прямые брюки и камзолы, высокие воротники которых заставляли держаться идеально прямо. Женская форма представляла собой тонкое шерстяное платье, того же цвета с точно таким же воротником. Узкое наверху, широким куполом оно расходилось книзу. Вырезы платьев Вероник и северянки были украшены кокетливыми белыми шарфиками.

Главный вход немного разочаровал, всё было в темном дереве. Я ожидала как минимум адамарских ковров, огромных картин в золоченых рамах и скульптур эпохи Дане. Только хрустальная люстра, свисающая с потолка, немного сгладила первое впечатление, настолько она была огромной и сверкала.

— Верхнюю одежду можно повесить в шкаф. Присаживайтесь,— аудитория, дверь в которую торжественно распахнул мсье Дюпон, располагалась прямо над козырьком главного входа. Из высоких окон был виден пёстрый, словно ярмарочный клоун, университетский парк.

— Замечательно, запомните ваши места. Так вы будете сидеть на протяжении всех четырёх лет, — и он обезоруживающе улыбнулся.

Меня вполне устроило моё положение, у окна в крайнем ряду, сразу за Вероник. За мной расположился неизвестный студент, а Элиас сидел через ряд.

— Начнём со знакомства. Я Лоран Дюпон, декан Дипломатического корпуса уже почти двадцать лет. Прошу вас представиться.

— Агата Сусс, Норд-Адер,— скромно начала северная красавица.

Сусс, подумаешь, наследница Норд-Адер.

— Бертран Реми, граф Моро, Ист-Адер.

К счастью, ничего не говорит.

Следующие пять имен так же не вызвали никаких эмоций. Моя очередь наступила после Вероник. Последним представился блондин:

— Элиас Белами, Вест-Адер, — захотелось стукнуться головой о парту. Ну почему? Почему мне так повезло? Стать объектом внимания высокого лорда, значит навлечь на себя неприятности. В этом я уже убедилась на собственном опыте. Остается только надеяться, что удастся сделать наше общение нейтральным. Интуиция любезно подсказала — "Не получится".

Титулы не назвали трое. Двое потому, что это не требовалось и я, потому что его не имела. Никто ничем не выразил своего удивления, сделали вид, что появление студента "из народа" на закрытом факультете — нормальное явление.

Пока профессор говорил напутственные слова, воображение уже нарисовало картинки травли слишком высоко вскочившей пичуги. О чём я думала, когда соглашалась? Дипломатия, шанс, который нельзя упустить. Каково мне будет среди высшей аристократии? Да у меня даже нет денег на форму для физической подготовки, о которой сейчас так вдохновенно говорит мсье Дюпон!

Настроение безнадежно испортилось, я посмотрела на черный карандаш, который был со мной еще с экзамена. Как-то незаметно он оказался в моей сумке в тот день. Мои письменные принадлежности выглядели жалко, у всех были перьевые ручки, одна другой краше.

"Что же я наделала? Надо было идти на биологию..." — с этими невеселыми мыслями я встала из-за стола. Профессор ушел, и я приготовилась отбивать первые атаки.

— Привет, я Бертран, очень рад знакомству,— симпатичный русый аристократ протянул мне руку.

— Мне очень приятно знать, что ты из Норд-Адер,— сказала северная наследница.— Что там говорить, я горжусь этим!

Я совершенно не понимала причину столь бурных восторгов, но улыбалась и смеялась шуткам, иногда даже в нужных местах.

Вскоре вокруг меня собрались почти все, только Белами стоял в стороне. Очень изящно собеседники обходили стороной вопросы моего происхождения и финансового положения. Когда один из сокурсников предложил пойти после вводных лекций в ресторан на одной из центральных улочек Саомара, я вежливо отказала. Честно сказала, что пойду на работу. Каково же было моё удивление, когда он не только не стал меня высмеивать, но и похвалил такое стремление к независимости.

— Вероник, объясни, что происходит? С чего это все такие любезные? — когда мы остались с подругой вдвоём, я смогла, наконец, задать мучивший меня вопрос.

— Милая, это будущие дипломаты. Лучшие представители дворянства. Ты думаешь, они не в состоянии просчитать выгоды от дружбы с тобой? Даже если ты по каким-то причинам не сделаешь карьеру, в чем я сомневаюсь, одно то, что они учились и принимали простую гражданку в своем кругу, дает им сто очков при любой политической кампании.

— Спасибо, что объяснила. Я не знала, что и думать.

Вероник ободряюще сжала мою руку.

— Не считай расположение аристократии исключительно притворством. Ты приятна в общении, умна и очень красива.

Я фыркнула.

— Что бы ты там не думала на этот счет.

— Лучше пойдем к финансистам, оформим стипендии, пока остальные не вспомнили,— я убрала карандаш, тетрадь и расписание на это полугодие, выданное нам профессором, в сумку.

Финансовый отдел находился в нашем же корпусе, этажом ниже. И дойти до него хватило бы десяти минут, если бы я не вертела головой по сторонам, разглядывая убранство университета. Мы уже почти пришли, как я заметила золоченую вывеску на двери — "Университетский музей". Это показалось мне интересным, а поскольку было еще утро, времени до работы много, я уговорила Вероник зайти.

В музее не было драгоценностей, они уже давно хранились в сокровищнице — только картины и мраморные скульптуры. Мы прошлись по залу, подруга рассказывала о художниках, писавших полотна, о скульпторах и других великих мастерах эпохи Дане. Мы посмотрели статую святого Франциска, он неизменно был с верным Волком. А потом дошли и до святой Амелии. Обычно её изображают крупной, кудрявой южанкой, одной или в паре со святым Франциском. Но здесь она была другой. Хрупкая, изящная, прямые волосы до пояса, в традиционном такессийском наряде — высоких сапогах и длинной тунике. Рядом стоял большой дикий кот, мой кот! Только у меня котёнок...

— Вероник, кто это? — я подошла к статуе и погладила. Пальцы ласкали теплый мрамор — удивительно, точь-в-точь как настоящий.

— Это такессийский ирбис — символ династии Нордин. Странно, что жительница северного герцогства этого не знает, — ответил знакомый голос.

— Не узнала, — я убрала руку. Что он здесь делает? Почему не ушел вместе с остальными?

— Вероник, спасибо за увлекательную экскурсию! — я искренне поблагодарила подругу.

— Неужели можем идти? Элиас, ты с нами? Мы — получать стипендию.

— Нет, я уже оформил её в фонд пострадавших при обвале Западной шахты.

Какое благородство! Почему я становлюсь такой колючей, когда он рядом?

— До завтра!

— Всего хорошего, Вероник, мадмуазель Нюгрен, — он кивнул и вышел, не дожидаясь ответа.

— Знаешь, я впервые вижу Элиаса таким, а ведь мы росли рядом...

— Каким, таким?

— Неравнодушным. В нашей компании у него есть прозвище — "ледышка". С самого детства его ничто не могло вывести из себя. Все университетские дети пытались растормошить Белами, безуспешно, как ты понимаешь. А сегодня он удивил меня. Кажется, я догадываюсь в чём, вернее в ком причина,— и она лукаво улыбнулась.

— Вот уж не думаю, я тут совершенно ни при чем. Уверена, лучше для меня будет держаться от него подальше.

Мы еще немного подискутировали, Вероник доказывала мне, что нет ничего плохого в дружбе с первыми лицами государства. Вот только я знала, что это не так. Боль от утраты полоснула ножом. Софи... Почему ты не послушала меня? Зачем согласилась на унизительную роль содержанки при герцогском наследнике? Ревность ли стала причиной твоей гибели?

— Беги, спасайся! Прошу! — кровь тонкой стрункой вытекает из прокушенной губы, последний вздох, и её больше нет. Только страх, животный страх — сквозь пелену слёз, я вижу убийцу.

— Распишитесь, ваши двести франков,— прошлое держало меня, я не сразу поняла, что мне сказали.

— Сколько? Это за полгода?

— Это месячное довольствие. Мадмуазель Нюгрен, вы зачислены в Дипломатический корпус, чему вы удивляетесь? — я не удивляюсь, я в шоке!

— Спасибо,— получила деньги и совершенно счастливая покинула финансовый отдел.

— Вероник, я чувствую себя миллионером!

— Может быть, уйдешь из аптеки?

— Ну уж нет, ни за что! Это моя отдушина. Если бы я не нуждалась в деньгах, я бы работала там бесплатно. Чета Мегре и Оливье мне как родные. Схожу в кондитерскую, куплю пирожных по такому поводу!

— Я так понимаю, в ресторан с группой ты не пойдешь?

— Нет! И, пожалуйста, не смотри на меня. Иди! А мы потом лучше, наедимся конфет у мадам Мегре на кухне. Я совсем не обижаюсь,— перебила я её возражения, — наоборот, расстроюсь, если из-за меня ты потеряешь друзей.

Колокольчик в кондитерской приветливо зазвенел. Мсье Ратисье, толстый и весёлый хозяин лавки, помахал мне рукой! Я иногда забегала сюда, приносила ему лекарства для него и его жены. Оба они страдали болезнями сердца. Двое сыновей Ратисье были курсантами полицейской академии, их я видела мельком несколько раз.

— Добрый день, студент! Как обычно? — под этим он подразумевал шоколадные вафли по полтора франка за килограмм. Я брала одну-две штучки.

— Нет, я сегодня пирую! Стипендия! Мне всего по два.

Он захохотал. Смех у него был красивый, низкий и тягучий, такой, что заслушаешься.

Сияя, как начищенный таз, я вошла в аптеку. Посетителей почти не было — рабочий день. В одинокой покупательнице я узнала мадам Франс.

— Мадам Франс, мсье Мегре, я купила пирожных! Мне дали стипендию! Я почти король мира!

— Тогда ты не король, а хотя бы королева,— мадам Мари обняла меня.

— Пошли на кухню, как раз время перерыва.

Мадам Мегре суетливо наливала чай. Оливье с раскрытым ртом слушал мои рассказы и периодически трогал форменное платье.

— Надо же, какой шов, какая строчка! — он громко восхищался мастерством институтского портного.

— Ты теперь уйдешь от нас? — задал вопрос погрустневший аптекарь, — тебе больше не нужно работать.

— Никогда, только если вы сами меня уволите. Работать с вами это счастье, которое чудом выпало на мою долю.

После всех унижений, что довелось пережить, хотя, безусловно, это лишь малая доля того, что в принципе могло случиться, я поняла, нужно ценить добрых, честных людей. Пусть они небогаты, чета Мегре ютилась в одной комнате, расположенной над аптекой, а Оливье спал на чердаке. Пусть нет титула у мадам Франс, живёт она на краю города, а дом уже давно требует ремонта, они первые, кто не отвернулся от одинокой, ничем не примечательной девушки. Мне и даром не нужны ресторанные посиделки в компании аристократов, не нужны драгоценности и шикарные платья, только душевное тепло, ну и найти родителей. Тогда я буду действительно, самой счастливой во вселенной.

Когда перерыв закончился, и мы допили чай, я кинулась было пойти работать, но мсье Мегре выгнал меня на улицу:

— Иди, сама говорила, нужно купить форму, ручку и чернила,— Оливье вызвался идти со мной. 'Сопровождать и нести покупки',— так он сказал. Подозреваю, он просто хотел отлынуть от нелюбимой работы.

Сопровождающий у меня был не один, молодой ирбис шел рядом, с другой стороны от меня. Мы обошли все ближайшие лавки, с Оливье было легко и весело, он смешил меня и давал действительно дельные советы. Например, помог в выборе зонта, перчаток и ботинок.

"Не бери черный, будешь похожа на ворону", "Нет, нельзя брать зонт и перчатки разных цветов, это мещанство", "Ника, белый кружевной зонт не сочетается с фиолетовой шерстью", — это лишь некоторые из его многочисленных замечаний.

— Откуда у тебя такие познания в моде? — поинтересовалась я, пока продавщица упаковывала покупки. Спустя два часа препираний, мы остановились на бирюзовом зонте, таких же перчатках и ботинках.

— Я с самого детства этим увлекаюсь, мой отец был портным. Хочешь, покажу свои рисунки?

— Конечно, ты еще спрашиваешь? — с выбором одежды для физической подготовки были небольшие проблемы. Всё казалось мне слишком тесным: брюки слишком узкими, кофта короткой. Пришлось взять то, на что указал Оливье.

Уставшие, довольные совместным времяпрепровождением, мы вернулись на работу. К вечеру поток клиентов увеличился. Оливье пару раз чуть не разбил дорогие лекарства, но я вовремя подбегала и ловила флаконы. Он благодарил, жал руку, и всё возвращалось на круги своя.

За час до закрытия пришел посыльный. Мсье Мегре ушел в лабораторию, оставив меня за старшую.

— Добрый день, чем могу помочь?

— Здравствуйте, у меня пакет на имя Меланики Нюгрен.

— Это я, — он протянул лист для росписи.

— Что там? — Оливье заглядывал через плечо, как я вскрываю пакет.

— Сейчас узнаем, — внутри оказалось золотое перо. Витиеватая буква М, украшала и без того прекрасную вещь.

— Я могу это вернуть?

— Отправитель пожелал остаться неизвестным, если вам не нужно, заберу себе. У меня сестрёнка на врача поступила,— столь честный ответ сразу вызвал симпатию.

— Берите, пусть она принесёт ей только хорошие оценки, — розовощекий посыльный ушел, а Оливье ругался:

— Ты зачем разбрасываешься такими подарками? Больше ведь не подарят.

— А мне и не надо, не буду я принимать дорогие вещи еще и от неизвестных. Я купила прекрасную ручку, может она и не из золота, но пишет не хуже, — тут покривила душой. Никакое другое перо не могло сравниться со знаменитым 'Сенатором'.

После закрытия лавки мы поднялись к Оливье на чердак. Я окончательно убедилась в том, что хорошим аптекарем ему не стать. Святая Амелия, совершенно определенно поцеловала его лоб, он был талантливейшим модельером.

— Оливье, у меня нет слов! Это просто великолепно! Я не видела ничего красивей, даже у мадам Хлои.

— Правда, ты действительно так думаешь? — он так боялся моего мнения, что сломал карандаш, который вертел в руках.

— Ты же знаешь, я не стала бы врать! — кажется, я знаю, что подарить ему на именины. — Продолжай рисовать!

Мы спустились, заглянули к мадам и мсье Мегре на кухню, я попрощалась. Мой рыжий рыцарь проводил даму до дома и, с сияющими от похвалы глазами, на которую я не скупилась по дороге, отправился обратно.

Мадам Франс была одна, её сын уже уехал. 'Купил автомобиль',— гордо сказала мадам. Ничего себе доходы у офицера полиции... Мы с Оливье шли не торопясь, обсуждали наиболее понравившиеся мне эскизы. Мечтали, как он откроет ателье, в котором я буду первой клиенткой, и разминулись, о чём совершенно не жалели оба. Судя по словам хозяйки, сын не был доволен тем, что у мамы появился жилец. Даже обещал давать ежемесячно триста франков, чтобы она могла жить одна. Но мадам Мари была непреклонна:

— Я сказала ему, чтобы даже не уговаривал. Вдвоем веселей и ты мне совсем не мешаешь. Представляешь, он признался, что влюбился!

— О, скоро свадьба?

— Нет, пока до этого не дошло. Он проговорился случайно. Когда я сказала, что ты скоро придёшь, Анатоль решил, что я снова его сватаю. Разозлился и сказал, что уже встретил девушку, на которой хочет жениться.

— Отлично, рано или поздно, он познакомит вас.

— Зимой у меня именины, приглашу его с парой. Как думаешь?

— Прекрасная идея! Мадам Мари, а почему я об этом не знаю? Вы же говорили, что до этого события почти год? — поймала я хозяйку и теперь смотрела, как от стыда она не знает, что ответить.

Я обняла её и уверила, что не обижаюсь. Снова поразилась, насколько тактична была моя мадам.

От окна в спальне ощутимо веяло холодом. 'Нужно законопатить', — подумала я. Ученическое платье заняло свое место в шкафу. Оно немного помялось, ведь почти весь день пролежало свернутое в сумке. Котенок подошел и боднул меня головой, требуя ласки.

— Красавец, ну какой красавец, — завела я любимую песню.

Интересно, куда он исчезает в то время, пока я на работе и университете? Чем он питается и питается ли вообще?

— Так значит, ты такессийский ирбис? Мне кажется, такому гордому животному не подходит имя "Малыш". Назову тебя "Серебряный", нравится? — по лицу прошлись шершавым языком.

Глава 4

— Иди, займи столик, а то сейчас все набегут, и мест не останется. Ты что будешь?

— Мне черный кофе и шоколадку,— теперь я могла позволить себе маленькие радости,— и молоко!

— Хорошо! — крикнула подруга, а я пошла к столику. Кинула сумку на свободный стул, тем самым давая понять — занято. Шел большой перерыв между лекциями, стрелки часов достигли отметки двенадцать и столовую огласил бой.

За утро мы успели прослушать две лекции, по истории и философии.

Преподаватель истории, ухоженная женщина лет сорока, с умопомрачительным маникюром, выбрала темой первого занятия разрыв отношений с Такессией. Королевство закрыло границы почти двадцать лет назад, после убийства принцессы Марит, за несколько дней до коронации. У неё остался двухлетний сын, последний представитель рода Нордин. Кто-то планомерно, и весьма успешно, уничтожил почти весь правящий род соседнего государства.

— Мсье Белами, вас, как человека имеющего родство с семьей Нордин, я прошу продолжить, — блондин поднялся и занял место рядом с преподавателем.

— В настоящий момент в Такессии правит регент — Эрик Берглунд Нордин. Коронация наследника должна состояться через год, следующим летом, в день его двадцатилетия. В прессе нет ни одного портрета наследника, регент объясняет такую скрытность опасением за жизнь будущего монарха. Отличительные черты рода — зелёные глаза и белые волосы, такие как у мадмуазель Нюгрен, — я поняла его иронию, он узнал. Узнал и запомнил. Но какое отношение я имею к такессийской династии?

— Благодарю вас, отлично! — Элиас вернулся на своё место.

Больше я ничего не слышала, профессор перешла к Саомарской гражданской войне. Тему я знала, поэтому позволила себе не слушать и обдумать новую информацию. Мама, где ты сейчас? Только ты знаешь ответ.

— Как тебе лекция? — Вероник с шумом поставила поднос и присела. Кофе пах волшебно, я потянула носом.

— Философия? Интересно, даже очень. Хотя теория о том, что все процессы и явления, происходящие в мире, взаимосвязаны и подготовлены длинным рядом предшествующих событий, кажется мне надуманной.

— Как ты выговорила эту заумную фразу? — Вероник забавно выпучила глаза.

— Разрешите присесть? — Белами, не дожидаясь ответа, устроился рядом.

В столовой стало шумно, пришли студенты других факультетов. Тут и там мелькали значки разных цветов и форм с неизменным волком внизу, раздавался смех, звенела посуда, гремели стулья. Вероник что-то вдохновенно говорила Элиасу, кажется, делилась впечатлениями о вчерашнем мероприятии, он кивал с отсутствующим видом. Если ему так откровенно скучно с нами, зачем сел рядом? Мог бы пойти за соседний стол, к Агате и её многочисленным поклонникам.

— Простите, вы ведь Меланика? — курносая, но при этом очень милая девушка, с эмблемой лекаря на груди, подошла к нашему столу. Вероник замолчала и с любопытством смотрела на разыгрывающуюся сценку.

— Да, это я. Что вы хотели?

— Спасибо!— она неожиданно бросилась мне на шею.

— Подождите, я ничего не делала!

— Простите, просто я так рада! Спасибо, что отдали брату ручку. Я и мечтать не могла о таком, а теперь мне завидует весь факультет, — при этих словах Элиас резко встал со своего места. Вероник задумчиво посмотрела ему вслед.

Демоны, ну почему мне так не везет? Теперь наладить с ним отношения будет еще сложней. Что же делать? Бежать извиняться? Глупо. Что я ему скажу? 'Простите мсье, я не знала что это от вас'. А он ответит, — 'Не извиняйтесь мадмуазель, я сам виноват'.

Ага, в мечтах.

Я с трудом прервала поток благодарностей новой хозяйки подарка. Прозвенел отвратительно громкий звонок, и мы с Вероник отправились к стадиону, следующей была физическая подготовка, совместная с экономистами.

Агата, Вероник и я стояли у зеркала в женской раздевалке. Девушки с факультета экономики только вошли, и сейчас, переговариваясь и улыбаясь, переодевались. Периодически они переходили на шепот, при этом смотрели на нас, поэтому догадаться, о чём они секретничали, не составляло труда.

— Графская подстилка. Я уверена, она спит с ними со всеми, — намеренно громко проговорила самая яркая девица в этой компании. Рыжие волосы её были забраны в высокий хвост, а в голубых глазах читался вызов.

— Мадмуазель, — начала Агата, — прошу вас не оскорблять представителя моего герцогства,— вот бы мне так управлять голосом, сразу стало тихо.

— Но ведь весь университет говорит об этом, что такого сказала Мишель? — робко продолжила круглая, как мячик, преданно глядевшая на рыжую, толстушка.

Так вот какие слухи обо мне ходят. А я гадала, почему всё утро на меня оборачиваются все встречные студенты? Замечательно, просто великолепно мне удается не привлекать внимание. А в конце занятия еще в деканат к химикам идти, представляю, что ждёт там.

— Не нужно верить глупым сплетням моя дорогая, это говорит только о вашей недальновидности,— ответила мадмуазель Сусс и, взяв меня и Вероник под руки, повела на стадион.

— Не расстраивайся, они просто завидуют. Ведь ты, по их мнению, ничем не лучше.

— Не волнуйся, я в порядке, но спасибо тебе за поддержку. Это много значит для меня, — Агата улыбнулась сочувственно и кивнула.

Зато хорошенько разозлившись, мы перестали стесняться своего вида. Ведь там, у зеркала, у всех нас было желание плюнуть на университетские устои и надеть на бесстыдно обтягивающую форму ученическое платье. О том, как мы будем бежать друг за другом в длинной юбке, не думали.

Стадион находился в одной из уютных частей университетского парка. Пурпурные клёны подмигивали нам и такого же цвета пятна, расцветали на наших щеках.

Вероник была самой фигуристой, высокая, с тонкой талией и пышной грудью, убранные волосы еще больше подчеркивали её тонкую шею и большие тёмные глаза. Агата была немного ниже и такой привлекательной женственностью не обладала, по правде, фигурой она напоминала мальчишку. Но, как говорится, на герцогство любители найдутся.

На стадион вышли остальные девушки и тренер, высокая женщина в точно таком, как на мне костюме, но совершенно не стесняющаяся своего тела, отправила нас бежать три круга с уже изрядно вспотевшими мальчишками.

Один из экономистов, вроде бы, я видела его в столовой, поравнявшись со мной, снизил скорость и пытался что-то сказать, наверное, какую-нибудь гадость. Но Ален и Бертран, два графа из моей группы, уверенно оттеснили его, и все время бежали рядом, помогая не сбиться и контролировать дыхание. Потом были прыжки, метание и снова бег, только теперь уже на короткие дистанции. В конце этого часа так устала, что стало совершенно всё равно, насколько пристойно я выгляжу.

Так же эффектно, как и в начале занятия, мы покинули стадион втроем, поддерживая и цепляясь друг за друга.

— Какой кошмар, а мне еще к химикам, — чуть дыша, отозвалась я.

— Хочешь, пойдем вместе? — не поняла, кто из них двоих это сказал.

— Не надо, я справлюсь! До завтра спортсменки! — они что-то ответили, еле переставляя ноги, я пошла в деканат вожделенного факультета.

По пути размышляла, что подарить мадам Мари? Новую шляпку? Кулинарную книгу? Туфли? Всё не то. Впереди показалась нужная мне дверь. Я постучала, вошла и аккуратно закрыла за собой.

— Добрый день, я к мсье Симону. Мне назначено, — сообщила коротающему рабочее время за книгой, секретарю.

— Проходите, — так и не подняла на меня глаз помощница. Интересно, что такое она читает?

Мсье Симон отнесся ко мне благосклонно, досадовал, что я поздно сдала экзамен и не попала к нему. Правда, выглядело это как-то наигранно. Пообещал в ближайшее время представить мадам Мартин, которая будет моим куратором.

Больше второй день обучения не принес ничего интересного. Спустя два дня мадам Мартин сама нашла меня в столовой. Мы договорились о встрече после лекций. Я ответила на несколько простых вопросов, определила количество кислорода в воде, распознала пять кристаллогидратов, после этого, мадам посчитала мой уровень достаточным для более близкого знакомства, и уже без прежней холодности, поинтересовалась моей жизнью. Я с гордостью сообщила о фармацевтической практике в аптеке, и испуганно спросила, смогу ли я продолжить работать, с учетом увеличившегося учебного плана.

— Конечно. Я вижу, девочка ты увлеченная. Мы поступим следующим образом, я дам тебе задания и учебники на первый семестр. Если у тебя возникнут вопросы, приходи после занятий, так мы сэкономим время.

— Профессор, спасибо! — я чуть не заплакала от счастья.

— Ты что, ну-ка прекрати! Лучшей благодарностью для меня будет оценка отлично в твоей зачетной книжке. Договорились? — так я стала любимой ученицей самого строгого профессора факультета.

Как я догадалась позднее, декан "Прикладной химии" не просто так направил меня к мадам. Таким образом, он хотел вежливо отказать мсье Дюпону. Мадам Мартин еще ни разу не брала студентов с других факультетов, к ней и химики-то не все попадали. Неудивительно, почему её расположение, злило студентов. До откровенных угроз не дошло, но отношение чувствовалось. По окончании лекций я первой бежала в город, на работу и с факультетом химии мы почти не пересекались — наши занятия проходили в разных корпусах. Но взгляды в столовой были отнюдь не добрыми.

Ошиблась совсем немного, вместо того, чтобы стать изгоем в "Дипломатическом корпусе" я незаметно настроила против себя часть университета.

Будущие врачи Аманда и Жерар, знакомые мне с экзамена, и Люси, которой досталась золотая ручка, учились на 'Лечебном деле' и вели агитационную деятельность. Не знаю, чем я расположила брата с сестрой, но они помогали и весьма успешно. Лекари при виде меня, здоровались и улыбались.

— Привет, Меланика! — Жерар и Аманда, с улыбками в тридцать два зуба подошли ко мне на третий день на обеде.

— Прошли, оба?! Как я рада! — я искренне обрадовалась за них. Аманда тогда очень переживала, сдал ли брат. В случае провала его бы ждала Союзная армия. Времена были неспокойные, в народе опасались угрозы со стороны Такессии, а потом, после отказа пролонгации договора, и от Адамара. К счастью, больше стран на Малом материке не было.

— Прошли, — Жерар был горд собой. — Как у тебя дела? Не обижают? Мы когда с Амандой узнали, что ты у дипломатов, были в шоке.

— Нет, не потому, что ты не аристократка, — поспешила добавить Аманда, — просто учиться у них очень сложно.

— Я сказал ей, что если уж ты заполнила весь тест, то справишься!

— Не весь, на последние страницы мне времени не хватило, — мы еще немного поболтали, договорились сходить в воскресенье — мой единственный выходной, погулять в центральный парк и лекари ушли.

Выходной у меня появился недавно. Мсье Мегре топал ногами и кричал:

— Меланика, когда я тебя брал, мы договаривались на пять дней в неделю и тридцать франков! Ты работаешь без выходных и отказываешься брать прибавку! За кого ты меня принимаешь? За рабовладельца? — я пыталась возражать:

— Мсье Мегре, но мне нравится работать!

— Ничего не знаю! У тебя под глазами опять синяки, в воскресенье, чтобы я тебя не видел! — с тех пор по воскресеньям я сплю до полудня, потом мы завтракаем с мадам Мари и идём гулять. Сначала на рынок, покупаем овощи и фрукты, потом обходим все лавки и собираем свежие сплетни. Мадам от скуки, я в надежде услышать новости из Сид-Адер.

Вот только, новостей по-прежнему нет.

Наш с ирбисом ежедневный маршрут, от университета до аптеки, проходил через самые живописные места столицы: по извилистой университетской дороге, мимо одного из притоков Муары, малой Дены. Через каменные домики, высокие мосты и мощеные камнем тротуары, многочисленные лавочки и уютные кафе. А вечерами, когда мы, минуя полицейский департамент, шли в сторону дома, я любовалась тихой красотой Посольской улицы, уютными скверами и элегантными особняками. Вопреки названию, на улице было всего одно посольство — Долматской империи, государства, занимающего почти весь Большой материк. Посольства других стран располагались чуть дальше, рядом с Парламентом. Здесь же, был один из самых престижных районов столицы, и именно на этой улице жил Элиас Белами с отцом.

В тот вечер аптека закрылась немного раньше — мсье Мегре вздумал провести инвентаризацию остатков, никому это не доверил, подозреваю, не доверял он племяннику, а меня просто жалел, и отправил домой почти на два часа раньше. Оливье, который каждый вечер провожал меня, в этот раз был остановлен мною в дверях:

— Ты куда это? Еще даже не до конца стемнело. Я пойду мимо полиции, не надо меня охранять! — сказать по правде, в случае реальной угрозы, мой рыжий друг мало чем смог бы помочь, на Серебряного надежды было больше. Но путь до дома мадам Франс был коротким, даже если идти не напрямик, и относительно безопасным, этот район считался самым благополучным.

Я считала ворон — останавливалась напротив каждого дома и разглядывала, воображала, каким будет мой дом, по окончанию университета (забавно, ведь я еще первую сессию не сдала), я планировала купить свой собственный уголок. Один из особняков был особенно красив: светлый, двухэтажный, с широким крыльцом и двумя колоннами, поддерживающими балкон. Ничего вычурного, никаких тебе гипсовых львов у порога, никаких барельефов на стене, но сразу видно — дорого. Я подошла к высокому кованому забору. Ирбис, как обычно, бегал где-то рядом, охотился на птиц, и всегда успешно, те его не видели, а добычу, гордый зверь приносил мне. Что делать, брала, хвалила его, чесала за ушами и прятала трупик в кусты, чтобы никто не заметил.

У ворот остановился автомобиль, огромный и черный, с гербом, который было не разглядеть из моего положения. Оттуда вышли двое мужчин, в одном я узнала Элиаса, и быстро юркнула за дерево, чтобы не заметил. Вторым был Премьер-министр, высокий, очень властный, это прослеживалось в каждом движении, в повороте головы, в походке и главное — в низком, волнующем голосе:

— Через несколько лет тебя ждёт брак с одной из будущих герцогинь Саомара. Тебе, в отличие от большинства высокопоставленных дворян, дан выбор. В университете уже обучаются две девицы Норд-Адер, — интересно, кто вторая? — скоро прибудет наследник Ист-Адер, у него есть сестра-близнец. Присмотрись к ним.

Молодой Белами внимательно слушал отца. Восемнадцать лет, казалось бы, возраст бунтарств и метаний, и можно было бы ждать от него сопротивления уже решенной судьбе. Но Элиас ничем не выказал своё недовольство. Будто они обсуждали не будущий брак, а очередной проект, который уже был одобрен и профинансирован Парламентом. При упоминании имён потенциальных невест, он только прикрывал глаза, запоминая.

— Не может быть! — отец Элиаса резко остановился и смотрел сейчас туда, где, прижав уши и приготовившись к прыжку, сидел мой ирбис.

"Спрячься!" — мысленно крикнула я и Серебряный исчез.

— Показалось. Выдаю желаемое за действительное, — он горько усмехнулся и повертел головой, но никого не увидел, ведь я в темном плаще в вечерних сумерках сливалась с деревом.

Я выдохнула, всё это время не дышала. Отец и сын скрылись в тёплом нутре особняка.

Поздняя осень была сухой и чарующе красивой. Морозный воздух был прозрачен и свеж, город весь окрасился в желто-красный цвет, и сейчас, в темноте, был еще более таинственным. Скоро начнётся самый безумный праздник в году — зимний карнавал. В первый его день мне исполнится восемнадцать...

"Новые назначения в правительстве!", "Мсье Франс, начальник министерства правопорядка", "Самый молодой министр", — привлеченная знакомой фамилией, я купила свежий выпуск "Саомарских вестей". Действительно, Анатоль Франс, новый министр! Вот это да! Я обзавожусь серьезными связями.

Вечером я спросила у мадам Мари, знает ли она о назначении:

— Нет, милая, я не знала... — и она, расстроенная ушла к себе в спальню. Неужели так сложно было сообщить матери? Каково ей, узнать такую новость из газет.

На следующее утро извинилась у мадам за то, что огорчила её:

— Что ты, а если бы мне сказала соседка? — это да, мадам Жорже, не упустила бы возможности рассказать об этом всей округе.

Сын министр, а мать не знает, какой конфуз!

Прошло почти пять месяцев с тех пор, как "Саомарский экспресс" доставил меня в столицу.

Я расплачивалась за ткани, нитки, бусинки, кружева и другие многочисленные портновские мелочи. Сегодня у Оливье был день рождения, на сюрприз ушла почти вся стипендия, но я не жалела об этом. Основную часть подарка, должны были доставить вечером, я купила другу швейную машинку. Зажмурилась, представив, как он обрадуется. За эти месяцы мы еще больше сблизились, он называл меня своей музой, я его новым Ажеро, по имени великого Кутюрье, избавившего мир от пыточной детали гардероба — корсета. Поскольку я была его единственной моделью и единственной, кто был посвящен в увлечение друга, именно мне доставались все уколы, истерики и душевные метания юного гения. Старая машинка, оставшаяся ему от родителей, доживала последние дни, он расстраивался, терзал несчастную но то, что у него выходило, было выше всяческих похвал. Мой скромный гардероб перестал быть таковым. Теперь я была владелицей исключительно авторских вещей, таким даже Вероник похвастаться не могла.

Сейчас друг работал над карнавальными костюмами. Так как пары не было у нас обоих, договорились пойти вместе. До праздника оставались считанные дни, листья давно уже облетели, а неделю назад выпал первый снег. Зимняя столица напоминала иллюстрацию к сказке. Огни, что зажигали на улицах, словно кусочки холодного солнца освещали мягким светом узкие улочки. Муара была одета в лед, она походила без плаща немного дольше своих сестричек-притоков. Витрины были украшены морозными узорами, мало кто мог сравниться в этом с природой, но горожане пытались. Наряжали ёлки, вешали гирлянды и венки, и конечно, не забывали о себе. В парикмахерские и салоны было не попасть, мастера взвинтили цены в преддверии карнавала и откровенно пользовались ажиотажем. Я в салоны не ходила, об этом вопиющем безобразии узнала от Агаты и Вероник в перерыве между занятиями.

В последний месяц разговоры в столовой и в перерывах были только о нарядах. Мы все привыкли друг к другу, примелькались, и даже моё положение не вызывало больше таких ярких эмоций у учащихся. Предстоящая сессия и карнавал вытеснили мысли о безродной ученице 'Дипломатического корпуса'. Я старалась не высовываться и вообще, пыталась вести себя максимально корректно и незаметно, даже химики примирились с присутствием меня в списках стипендиатов факультета. Да-да, после того, как профессор Мартин официально зачислила меня к себе в группу, мне увеличили стипендию еще на пятьдесят франков. Я теперь была вполне обеспеченной горожанкой и даже, открыла счет в столичном банке. На всякий случай.

Отношения с Элиасом по-прежнему не складывались. Мы словно говорили на разных языках, а не на родном Саомарском. Я пыталась сгладить углы, быть милой и любезной и несколько раз даже, приглашала присоединиться за обедом. На все мои попытки сын первого лица государства отвечал полным презрением, а вернее, просто игнорировал. При этом я постоянно видела его рядом и на лекциях ловила внимательные взгляды. В конце концов, мне надоело унижаться, вот уж чего я никогда не любила, и на неожиданную просьбу пойти с ним на карнавал, я ответила решительным отказом. Меня даже почти не мучила совесть.

— Ну вы, совсем! — сказала Вероник, присутствующая при разговоре.

А больше и добавить нечего. Мы действительно, совсем...

Да и не хотела я давать Белами повод думать, что испытываю какие-то чувства. Это было бы не честно. Признаю, я всё еще любила Грэга. Его улыбку видела во сне, его руки обнимали меня в мечтах и его губы жарко целовали по ночам.

Глупая, глупая маленькая Лиса...

По случаю именин Оливье аптека сегодня работала до восьми часов. За несколько минут до этого доставили мой подарок и первый помощник, дрожащими руками принял драгоценную ношу:

— Спасибо тебе! Ты самый лучший друг, какого только можно представить,— глаза его были влажными, и я крепко обняла его, утыкаясь носом в клетчатую рубашку. Он поцеловал меня в макушку, я была ему по плечо. "Совсем как Грэг", — подсунула картинку непослушная память. Нет! Оливье не такой, он не предаст меня в угоду амбициям и желанию выслужиться.

— Хочу, чтобы ты открыл модный дом, а мой подарок, был первым вкладом в это мероприятие.

Мы отпраздновали двадцатый день рождения Оливье в тесном кругу, со свежеиспеченным тортом на маленькой кухне.

— Пошли ко мне, у меня тоже для тебя подарок, — прошептал друг на ушко.

Узкая приставная лестница, что вела на чердак, громко скрипнула. Но мне нравился этот звук, было в нём что-то домашнее, родное, словно из далёкого детства, когда папа строил наш дом и брал меня, показать, что получается.

— Раздевайся! — скомандовал портной, сейчас это был именно он. Решительный и стремительный, острый, как его игла, а не неуклюжий помощник аптекаря.

— Слушаюсь, капитан! — рапортовала я и скрылась за ширмой. Её мы сделали вместе. Сколотили доски и обтянули старыми занавесками. Все подручные материалы нашли прямо здесь, на этом самом чердаке. Я разделась до кружевной комбинации. Нижнюю сорочку повесила на ширму. Бросила взгляд на узкое зеркало. За эти месяцы я немного вытянулась и обрела столь приятные мужскому глазу округлости. Пришлось купить еще один комплект формы для физической подготовки. Даже моему придирчивому взгляду стало нравиться то, как я выгляжу.

— Держи, — Оливье перекинул мне что-то тёмно синее. Покрутив неизвестный предмет гардероба, я догадалась — это платье. Одела и сразу, не глядя в отражение, позвала модельера.

— Ага, отлично! Повернись! — он застегнул многочисленные крючки на спине, поправил, покрутил, словно куклу и, разрешил посмотреть в зеркало.

-Вау! — больше слов не было. Это была первая, такая сложная законченная вещь.

Верх платья был ослепительно белым, и элегантно обрисовывал тело. Юбка была синей, узкая до середины колен, она расширялась книзу, будто русалочий хвост.

— Так, теперь жакет, — он надел его на меня и подал маленькую шляпку.

— Я назвал его "Ундина", — модельер, снова превратившись в застенчивого мальчишку, ждал вердикта.

— Очень красиво! — я встала на носочки и поцеловала его.

В первые пять дней зимы традиционно проходил Саомарский карнавал. Пожалуй, это был один из самых любимых народных праздников, как и день объединения Союза, конечно. Мы гуляли в парке с Амандой и её братом. После долгих уговоров, в прошлые выходные я сказалась больной (не хотела оставлять мадам), им удалось снова вытащить меня на прогулку. В центральном парке шли приготовления к празднику: рабочие сколотили деревянную сцену, а сейчас красили её белой краской. Рядом уже стоял нервничающий художник, который каждые тридцать секунд доставал из-за пазухи часы и сетовал, что не успеет раскрасить маску — символ карнавала, расположенную на площади святого Франциска.

Сегодня в полночь начнется волшебство.

— Буду огнём. Платье обошлось мне в кругленькую сумму, вещи у мадам Хлои не дешёвые, — рассказывала Аманда, — оно красное, с открытыми плечами и всё расшито пайетками. Жалко только, накидка скроет верх, но в середине праздника обычно становиться так жарко, что думаю, мне удастся поразить знакомых.

— Знакомых, ты знаешь на кого она нацелилась? — засмеялся Жерар.

— На кого? — я разглядывала художника, он уже приступил к работе, кисть плясала в ловких руках и, вырисовывалось что-то необыкновенное.

— На Бертрана Реми из твоей группы!

— Ничего себе, — я даже остановилась. — А как же ректор?

— Ректор на неё не реагирует, — Жерар откровенно подначивал сестру.

— Не самый плохой выбор, Бертран благородный человек. Вот только, именно это не оставляет тебе шанса — у него невеста в Ист-Адер. Дочь барона, брак давно одобрен семьями. Он давно и искренне влюблён. Кажется, она должна приехать на карнавал.

— Значит, буду очаровывать кого-то другого, — мадмуазель Кремпен совершенно не расстроилась.

Мы еще немного погуляли и договорились встретиться у фонтана, на площади. Теперь я думала, что зря. Таких встречающихся будет пол столицы. Радостное волнение, охватившее Саомар, передалось и мне, я побежала домой, переодеваться ундиной, скоро зайдёт Оливье.

— Девочка моя, какая же ты красавица, даже жаль, что лицо закроет маска, — мы с мадам Мари стояли у зеркала. Я сегодня была в ударе, даже взяла у мадам косметики взаймы. Ярко накрасила глаза, под её руководством, конечно, она же и заплела мои волосы в сложную косу, которая начиналась с самого верха и шла сбоку. Маленькую шляпку прикололи шпильками и теперь любовались на результат.

— Оливье гений!

— Кто там обо мне? О, и правда, я гений! — мы захохотали, наперебой хвалили друг друга, кривлялись у зеркала и ждали мсье Жака, чтобы передать ему мадам и пойти на праздник.

Серые глаза Оливье искрились счастьем, на нём был костюм собственного производства, тёмно синий с белым, как и моё платье. Он расправил плечи и уложил волосы в строгий хвост. Как же он был красив сейчас. Искренней, тёплой красотой, когда хочешь не просто смотреть, как на экспонат в музее, но и быть рядом, купаться в его любви и видеть своё отражение в ласковых глазах. Не было между нами чувств как между мужчиной и женщиной, это было нечто большее.

Мсье Жак и мадам Мари ушли. Черные, расшитые жемчугом маски заняли положенные места и мы, взявшись за руки, нырнули в пёструю толпу.

Мы пили горячее вино, густо заправленное ароматными пряностями, участвовали в многочисленных весёлых конкурсах а один, на лучший костюм, даже выиграли. Всё слилось в мешанину из звуков, запахов и света.

В полночь, с боем главных часов, начались танцы. Мы встретили Аманду с братом, не там где намечали, а прямо среди танцующих. Приятельница сразу положила глаз на моего спутника, до этого она не видела его ни разу, только слышала из моих рассказов. Жерар кружил в танце разодетую в золотые шелка незнакомку, и я оказалась вдруг совершенно одна. Мне совсем не было грустно, наоборот, я была рада тому, что друг забыл о несчастной любви и самозабвенно целуется с Амандой. Я ушла от пар, и тут чьи-то сильные руки поймали меня:

— Вы позволите? — не успела я отказать, как меня уже вели в танце. Голос был мне не знаком, а может быть, узнать помешало лёгкое опьянение. Из-под черной маски смотрели внимательные тёмные глаза.

— Я так долго искал тебя...

— Мы знакомы? — он не ответил, потянулся к моим губам и поцеловал. Не знаю, что нашло на меня, временное помутнение рассудка, адреналин или глинтвейн были тому виной, но я ответила с такой страстью, будто была опытной куртизанкой.

— Ваша светлость, вот вы где? — ирония, сквозившая в словах обратившегося к нам мужчины, обрушилась как холодный душ.

Фредерик Белами, я узнала его по голосу и волосам, с издевательской улыбкой смотрел на меня.

Взгляд его резко стал серьёзным, он хотел что-то сказать но, не дожидаясь лишних вопросов, я вырвалась из ласковых рук и убежала, туда, где пели и танцевали, в самую гущу праздника, где меня будет невозможно найти.

Вляпалась, опять вляпалась. Я устало развязала маску, и теперь она грустно висела в опущенной руке. К кому у нас обращаются 'Ваша светлость'? Правильно к герцогу, причем, только к нему, к его детям обращаются иначе. Вывод: я только что, как продажная девица, целовалась с одним из трёх герцогов Саомара. Почему трёх? Да потому, что четвёртый в это время стоял рядом и смеялся. Да, это очень даже в моём стиле, почему нет? Наследников я знаю, пора переходить на новый уровень.

Узкая улочка, по которой я шла, была пустой и тёмной, куда я забрела? Позади послышались чьи-то уверенные шаги. "Догнали", — обреченно пронеслось в голове. Я повернулась и увидела совсем не того кого ожидала. Экономист из университета, тот, который пытался бежать рядом на физической подготовке. Узнала, он был тогда на экзамене! Это он кривился при виде меня и обвинял в глупости.

— Что вам угодно? — он был уже изрядно пьян и не ответил.

Набросился, зажал рот руками и попытался сорвать платье.

— Прошу вас, прекратите, не вынуждайте! — я попыталась докричаться до него.

— А то что? — мутные глаза с бешенством глядели на меня, — позовешь одного из своих высокородных? Я покажу тебе твоё место, шлюха! Раздевайся! — он выхватил нож и приставил к горлу.

Я закрыла глаза, стояла как парализованная, словно вновь оказалась в поезде, наедине с Морелем , мерзкий запах перегара ударил в нос. Вот только, я больше не была одна.

Мощная лапа ударила по спине насильника, полетела кровь. Шедевр Оливье был безнадёжно испорчен. Слёзы покатились из глаз, Серебряный не стал церемониться, просто прокусил горло. "Я не хотела, не хотела, не хотела..." — набатом било в ушах. Какая разница, хотела или нет, ты виновата, ты допустила это, замечала его взгляды на стадионе, он пожирал тебя глазами, а от недоступности, сходил с ума. И ты видела это! "Убийца! Ты убийца Мелисент", — рыдания сотрясали тело.

В бреду я дошла до дома, улицы были пусты — праздник в самом разгаре, сняла испачканное платье и бросила в камин гостиной, который разожгла трясущимися руками. Пламя радостно приняло подношение. Я прошла в свою комнату, обняла Серебряного, он лёг рядом. Уснула, тяжело дыша.

С днём рождения, Мелисент.

Глава 5

На утро после карнавала я, не выспавшаяся и дергающаяся, пошла на работу. Мсье Мегре буквально выгнал меня домой обратно, настолько болезненно я выглядела.

— Вот молодежь, совсем пить не умеете, — беззлобно ворчал аптекарь, — вон и друг твой, пришёл под утро, с улыбкой до ушей и весь в помаде. Видать, хорошо погуляли.

Я посмотрела на Оливье, он красный, но безумно счастливый, пожал плечами и разбил очередную склянку. Ударился головой о прилавок, задевая при этом стоявшие там лекарства. В конечном итоге, мсье Мегре выгнал и его.

Мы немного погуляли по городу. Друг рассказывал о том, как провел вечер. После моего ухода Аманда куда-то исчезла, но Оливье не расстроился, её место быстро заняла другая девушка. За ночь он сменил четверых или пятерых, среди них второй или третьей по счету, была и неразделенная любовь портного, дочь бакалейщика. Поцеловавшись с ней, и сравнив её с другими, он решил, незачем больше страдать, та ничем не лучше других.

Кажется, я на свою голову, вырастила нового ловеласа и скоро мне придётся утешать не его, а брошенных им девушек.

— Ника, что случилось? Почему ты нервничаешь? — Оливье внимательно вглядывался в моё лицо. — Тебя кто-то обидел вчера?

— С чего ты взял? — я отвернулась, пытаясь скрыть страх и слёзы. Мы сидели на скамейке, напротив закрытой пока кондитерской. Улицы были пусты. Горожане отсыпались после праздника.

— Посмотри на меня и расскажи, иначе я больше никогда не буду тебя слушать, и ты никуда не выйдешь одна!

Непривычно серьезный тон и уверенность, с которой он говорил, заставили меня обернуться. Я не подняла глаз, просто разревелась у него на груди. Он гладил по волосам и утешал, как мог. Когда выплакалась, не смогла больше нести одна этот груз и рассказа Оливье об ирбисе и о том, что произошло вчера.

— Он сейчас с нами?

Он поверил сразу, сказал, что ожидал нечто подобное. — Ты слишком красивая, чтобы быть простой горожанкой, есть в тебе что-то волшебное.

— Да, прямо перед тобой, — Серебряный поставил на него лапу и лизнул.

— Я чувствую, это просто невероятно! Расскажи, какой он.

— Он очень красивый, сильный и смелый, — кот, будто понял, что речь о нем, разлегся рядом и шевелил ушами, — большой, серебристый и зеленоглазый.

— Всё будет хорошо, я не дам тебя в обиду, — крепко обнял меня Оливье и, я закрыла воспаленные глаза. — Никто ничего не узнает, слышишь? Не смей никому рассказывать, даже мадам Мари! Тем более мадам, она может рассказать сыну совершенно случайно, поняла меня? — я согласно кивнула.

— Я сожгла твоё платье, — всхлипнула я.

— Я сошью тебе двадцать платьев, даже лучше этого! — он погладил меня по растрепанной голове.

Мы вернулись в аптеку. Оливье спустился за вечерним выпуском 'Саомарских вестей'. Закутанная в желтый плед, я со страхом ждала друга на его чердаке. Я почти ничего не ела. Все, что с трудом удалось запихнуть в меня Оливье, тут же оказывалось в унитазе, и он сдался.

— Всё хорошо, — с порога заявил он, — никто ничего не видел. Посчитали это нападением невесть откуда взявшегося в центре столицы волка, или бешеной собаки. — Нет, тебе это видеть не нужно, — и он тихонько отвел дрожащие, как у пропойцы руки, которые я уже тянула к газете.

Ночевать я осталась у друга. Судя по тому, что утром он не мог проснуться, я кричала во сне и мешала ему спать. Сонный и шатающийся, он строго прервал все мои возражения и проводил до Университета.

Шла консультация по экономической теории, это занятие было общим для нас и экономистов. Скоро должны были начаться первые экзамены, и такие подготовительные семинары были на каждом предмете. Я думала о карнавале, изо всех сил гнала мысли о гибели несчастного студента, безуспешно. Картинка его смерти стояла перед глазами. Зато почти не вспоминала о мужчине, с которым страстно целовалась той ночью. А сейчас опустила глаза, от воспоминаний заалели щеки.

Преподаватель долго и нудно объяснял законы спроса и предложения, студенты лениво срисовывали кривую с доски в свои тетради, а Элиас Белами не сводил с меня глаз, от чего я начала дергаться и чесаться.

— Меланика Нюгрен, вас просят к ректору, — помощница руководителя университета громко передала приглашение.

Вся аудитория, примерно пятьдесят человек, посмотрели на меня. Под пристальным вниманием я вышла из кабинета и, не задавая никаких вопросов, последовала за секретарем.

Чем моя скромная персона заинтересовала ректора? Полиция узнала, кто был в ту ночь рядом с погибшим! Или, может быть, раскрылся мой обман? Пришло сообщение из Карлстада, что никакой Меланики не существует! У меня задрожали руки, секретарь провела меня в святая святых — кабинет ректора. Я так испугалась, что рядом появился Серебряный, хотя он никогда раньше не приходил в университет. Ирбис прислонился к моей ноге и шел совсем рядом, безмолвно поддерживая и успокаивая.

— Мадмуазель Нюгрен! — Шарль Верни пожал мою руку и усадил перед собой. -Так вот из-за кого сыр-бор. Мсье Дюпон, размахивая Вашим тестом, вытребовал у меня грант на место в "Дипломатическом корпусе". А мадам Мартин не прекращает на каждом собрании упрекать его "воровством, прямо из под носа" ценной студентки, — он смешно передразнил профессора. Я улыбнулась ему в ответ, и по-прежнему сидела натянутой как стрела.

— Но я вызвал вас не за тем, чтобы взглянуть, — началось,— скажите, Меланика, у вас проблемы со столичной полицией? Обещаю оказать всю возможную помощь, если вы ответите честно.

— Не знаю, я ничего не совершала, — за меня это сделал ирбис, — может быть, это связано с работой в аптеке? — я взволновано посмотрела на мсье Шарля. — Но я не получала ни одного замечания, все клиенты были довольны. Даже вечно брюзжащая соседка... — ректор захохотал. Ему смешно, а мне не очень. — А что случилось?

— Глава Саомарской полиции, а теперь уже министр правопорядка, в первый день обучения запросил списки студентов первого курса "Лечебного дела", через две недели "Экономического факультета", еще через неделю "Биологии", потом, когда он проверил, почти весь университет и осталось всего пара факультетов, я понял, он кого-то ищет. Вызвать недовольство такого человека опасно, хоть университет и подчиняется лично Премьеру. Я позвонил, ему и поинтересовался, кто конкретно его интересует. Он спросил о вас, Меланика. Я решил, сначала переговорить с вами.

— Я не знаю, что нужно от меня мсье Франсу, но, по странной случайности, я снимаю комнату в доме его матери, — ректор вопросительно изогнул бровь, — если бы, он навещал мадам Франс чаще, чем два раза в год, то непременно встретил бы меня. Завтра у неё именины. Он обещал быть с невестой. Я спрошу у него сама, зачем понадобилась и сообщу вам.

— Прошу вас, будьте осторожны. В тридцать пять лет не так просто стать главой министерства, тем более такого. Мсье Франс сложный человек, слухи о нём не самые приятные, — как будто я сама этого не понимаю, кивнула.

— Ника, у вас нет родственников в столице? Ваше лицо кажется мне знакомым...

— Нет, мсье Верни, никого. Все мои родственники остались в Норд-Адер.

Соврала, и даже не покраснела. Вот, что значит опыт. Я была почти горда собой.

— До встречи, мадмуазель,— ректор неожиданно поцеловал мне руку, будто я как минимум графиня или даже принцесса рода Нордин.

Я засмеялась неожиданной мысли. Принцесса Нордин, скрывающаяся от правосудия, вынужденная подрабатывать уборщицей в паровозах, но достигшая небывалых карьерных высот, ведь она стала помощницей аптекаря.

Когда вернулась в аудиторию, обратила внимание на совершенно счастливую Агату. Она не спускала влюблённых глаз с Белами. Карнавал, небось, всю ночь целовались. Быстро Элиас присмотрелся к невесте, почему-то стало обидно. Он мне даже не нравится, почему я ревную?

Загадочное женское сердце.

Подарок дорогой мадам я купила пару дней назад. С выбором помогал Оливье, в его вкусе я уже убедилась. Мы остановились на элегантной вязаной накидке, которую он украсил цветочной вышивкой и длинных кожаных перчатках к ней. У мадам появился поклонник, надо же его поразить?

Сейчас я радовалась, что приготовилась заранее.

В семь часов следующего дня мсье Мегре начал выгонять меня на праздник. Я находила тысячу причин, почему не могу уйти: не дописала, идёт реакция и непременно надо проследить, у нас очередь. В конце концов, аптекарь спросил:

— Дорогая, ты не хочешь поздравлять Мари? — тут мне стало очень стыдно. Из-за собственного страха я опоздала на час. Не нужно прятать голову в песок, подобно адамарскому страусу. Иди и выясни, что от тебя нужно министру. "Если бы они узнали и хотели посадить в тюрьму, то давно бы это сделали, не думаю, что подозрение в убийстве скрыли бы от ректора", — подбадривая себя, я дошла до дома.

Веселье было в разгаре. Кумушки соседки сидели с красными щеками и перемывали косточки знакомым и не очень. Мадам Мари вышла ко мне, мы обнялись, и я торжественно вручила подарок. Гости поохали и поахали, мсье Жак сыпал комплименты всем без разбору, я тихонько посмотрела в сторону стола и не увидела никого, отдаленно напоминающего сына хозяйки. Неужели не пришел?

— Мадам, а Анатоль не пришел?

— Пришел, он вышел на улицу через дверь в кухне. К нему приехали со срочным донесением. Не будет же он обсуждать это на дороге или при гостях? — ну да, в саду у клумбы это делать интереснее. — Смотри, полицейский уехал, — и действительно, я увидела отъезжающую карету.

— Анатоль, иди сюда! Я познакомлю тебя, наконец, с Никой!

— Идите к гостям дорогая именинница, я сама его позову, — я набрала воздуха в легкие, и быстро, чтобы не передумать, вышла в сад.

Оливье лично одевал меня на эту встречу. 'Он должен видеть красивую картинку', — были его слова, — 'Симпатичная глупышка то, что надо'. Бордовый жакет, того же цвета юбка, и полупрозрачная, расшитая бисером блузка, по его мнению, подходили для случая лучше всего. Не думаю, что поражу воображение полицейского такого ранга настолько, что он не заметит нервозности, но спорить не стала. Тем более, он будет с невестой, в которую, судя по статье в газете, он давно и прочно влюблён, чуть ли не со школьной скамьи.

Спрашивается, чего тогда о помолвке объявили только сейчас? А, какое мне дело, главное, мне излишнее внимание в любом случае, не грозит.

Было пасмурно, облака скрыли луну, фонарик на стене освещал только маленький кружок, на котором находилась я. Высокий, стройный мужчина в мундире стоял ко мне спиной. Тонкая струйка дыма тянулась к небу, новый министр курил.

— Добрый вечер мсье, — как можно более вежливо поздоровалась я. Серебряный встал рядом и подставил голову.

— Добрый, — не поворачиваясь, и с налетом превосходства ответил мужчина.

— Мсье Анатоль, я знаю, вы искали меня. Скажите, что вы хотели? — произнесла на одном дыхании.

— Вы ошибаетесь, мадмуазель. Мне нет никакого дела до ... — он развернулся и посмотрел на меня, — Меланика?! — от такой бурной реакции я отшатнулась.

— Простите, я не хотел напугать вас. Пьер, — он обратился к полицейскому, которого я от волнения не заметила, — отмени приказ о поиске.

Мужчина в ответ кивнул и, бросив на меня внимательный взгляд, ушел. Я испуганно ждала своей участи. Министр швырнул в кусты дымящуюся папиросу, она зашипела и погасла, упав в снег.

— Вы похорошели с нашей последней встречи, — а мы разве виделись?

Я молчала, ждала, что он скажет. Сын хозяйки подошел ближе, свет осветил его лицо, и я узнала полицейского, который оформлял мне документы.

— Добрый вечер,— искренне улыбнулась я. — Вы тоже Анатоль? — имя было распространенным, поэтому ничего странного в моём вопросе не было, — приехали с новым министром? Наверное, вы теперь в его охране, — догадалась я. — Рада за вас, это, верно, интересней, чем оформлять потерянные документы, — сделала ему комплимент.

Мужчина громко расхохотался, и было в этом что-то неправильное. Рядовой офицер не может так смеяться, слишком уверенно и властно.

-А что я могла подумать? О том, что глава полиции может в перерывах между совещаниями фотографировать провинциальных абитуриенток, мне в голову не пришло, — обиженно отозвалась я.

— Вы правы, но я тогда не смог удержаться. Обычно, при виде меня, люди с извинениями выбегают из кабинета, а вы ошиблись дверью, и ничуть не испугались. Даже то, что утерянные документы восстанавливаются минимум полгода, ведь их не выписывает лично начальник полиции, вас не смутило.

— Я этого не знала. До этого ни разу ничего не теряла.

— Я так и понял, кинулся запереть кабинет и догнать, но не успел. Вас уже не было.

— Не уходите от вопроса, зачем вы искали меня? — я решила выяснить всё до конца.

— Я хотел еще раз увидеть вас,— звучало глупо и не слишком правдоподобно, но спрашивать дальше, расхотелось.

— Ммм, вот она я,— а что ответить?

— Это действительно вы, хоть при первой встрече мне показалось, что ваши глаза зеленые, а сейчас я вижу глубокий фиалковый цвет. Пройдемте в дом, Ника, — он растянул имя, словно хотел почувствовать его на вкус,— нас уже заждались.

Весь вечер мсье Франс не сводил с меня глаз, это заметила и его невеста, стройная брюнетка лет тридцати. С того момента, как мы с министром зашли в дом, она ни разу не улыбнулась, так и сидела, как на похоронах. Мсье Жак зачем-то растопил камин, стало невыносимо жарко, все разделись, и только я, памятуя о провокационной блузке, сидела в жакете. Нужно было выйти и переодеться, вот только, когда я вышла из-за стола и попыталась скрыться в своей комнате, несказанно учтивый сын именинницы пошел за мной:

— Куда же вы?

— Хочу убрать жакет в шкаф. В гостиной жарко.

— Позвольте поухаживать за вами, — он подошел сзади и провел ладонями по моим рукам, от плеч до сжавшихся кулачков. — Почему вы так напряжены? — щекочущий шепот коснулся уха.

Я отшатнулась, оставив в его руках несчастную деталь гардероба.

— Вам показалось, — вышитые цветы на блузке, или то, что было под ними, вызвали у министра бурю эмоций, глаза его потемнели, а дыхание стало чаще. Демоны! Оливье! Зачем я только тебя послушала?!

— Мадмуазель, лучше будет, если вы переоденетесь, — хрипло сказал мужчина.

Я пискнула что-то и скрылась за дверью. Плотно закрыла её и побежала к шкафу, надеть самое закрытое платье из всех имеющихся. Желтое летнее, самое первое и потому не слишком удачное творение друга, с высоким воротом и пышными рукавами подходило для выхода как нельзя лучше. В нём я была похожа скорее на школьницу-переростка, чем на симпатичную девушку.

Когда успокоилась и вышла из комнаты, гости уже начали расходиться, мсье Жак был отправлен мадам, провожать всех её многочисленных подруг, остались только Анатоль с невестой. Мадмуазель Жюстин, при виде меня в нелепом наряде, оживилась и даже попыталась понравиться мадам. А в глазах её жениха было сумасшедшее, дикое желание и испытывал он это чувство не к ней. К сожалению, или к счастью, я уже знала как меняется лицо мужчины, при взгляде на интересующую в определенном плане женщину, всё это снова напомнило поезд и мне стало действительно страшно.

Нет ничего хуже беспомощности, когда тебе нечего противопоставить грубой силе, когда от злости на собственную слабость хочется выть. Я шепнула мадам, что плохо себя чувствую, и ушла к себе, пока её сын ненадолго вышел. Закрыла дверь на засов и тихо заплакала.

От такого мужчины, даже ирбис не спасет, министр не ходит без охраны.

Началась зимняя сессия. Первый экзамен я сдала на отлично, это была экономическая теория. Я уже встала из-за стола и шла отвечать, на ходу пытаясь вспомнить, как называется единственный покупатель. Элиас, проходя мимо и кинув взгляд на листок, который я держала в руках, наклонился и шепнул: — "Монопсония". При этом он слегка задел губами мою шею, что не скрылось от внимательного взгляда Агаты. Она сглотнула и отвернулась.

Сдавали мы, как и учились, с экономистами, я подсказала нескольким девчонкам, что сидели рядом несколько ответов, и теперь, они здоровались со мной, а через некоторое время и все остальные последовали их примеру. Даже рыжая красотка, которая сыпала оскорбления в раздевалке, делала вид, что ничего не было. Только я ничего не забыла, я вообще стала очень злопамятной, и ей принципиально не подсказывала.

Оставался всего один экзамен перед небольшими каникулами, мы уже были "стреляные воробьи" и не так боялись, ожидая профессора у двери. Элиас вторую неделю был задумчивый и молчаливый, а Агата ходила за ним, как комнатная собачка. Жалкое зрелище.

Адамарский сдавал только "Дипломатический корпус", почти все зашли, остались только мы с Белами. Обычно я шла первой, но сейчас почему-то зазевалась.

— Ника, в чём ты была на карнавале? — неожиданный вопрос насторожил меня. Неужели он видел нападение?

— Я была русалкой, в темно синем платье и маленькой жемчужной шляпке. Нас еще напечатали в "Вестях", мы с другом выиграли конкурс, а почему ты спрашиваешь? — мы давно были на "ты", что придавало еще больше странности нашим отношениям.

— То есть, это не ты была святой Амелией?

— Нет же, я была ундиной. Элиас, ты что, всю ночь протанцевал с девушкой и так и не понял, что это не я?— он не ответил, вызвали следующего и Белами ушел.

— Какой-то бред, — сказала я пустому коридору.

Экзамены закончились. В двух моих зачетных книжках красовались одни пятёрки. Пришлось нелегко, ведь у меня была двойная нагрузка. Пару раз я чудом успевала поймать в дверях уходящих профессоров факультета химии. Один из преподавателей, мсье Тома, оказался особенно вредным, "отлично" пришлось выдирать буквально зубами. "Химическая кинетика" была последним в этом семестре экзаменом по химии, и я уже из принципа, собиралась закрыть его пятеркой.

Вся наша аптека, а так же дом мадам Мари, были завалены цветами. Пурпурные розы, символ страстной любви, ежедневно в огромных количествах доставляли посыльные. Эти две недели мне удавалось отнекиваться от предложений министра Франс, составить ему компанию за ужином или очередном званом вечере. Приемов в столице всё еще не устраивали, но буквально на днях должен был закончиться полугодовой траур по покойному премьеру, и светская жизнь снова станет насыщенной многочисленными балами, приемами и спектаклями. Весь наш корпус должен был присутствовать на первом в этом сезоне балу. Премьер министр уехал с визитом в Такессию, и профессор Дюпон проговорился, что скоро наши отношения возобновятся. Он ненадолго оставит нас — отправится вместе с ректором в северное королевство на две недели, в составе дипломатической миссии. Это была действительно хорошая новость потому, что в герцогствах начались волнения — поползли странные, пугающие слухи, что бывший премьер министр скончался не от сердечного приступа, а был застрелен такессийцами. Закрытые границы не способствовали положительному имиджу соседней страны, а Адамар затаился, ничем пока не ответил на отказ сотрудничать.

— Оливье, собирайся, пошли! — разбудила я друга в воскресное утро.

— Ника, еще только девять, что случилось?

— То есть, ты передумал открывать ателье? — он вскочил, как ужаленный, а я расхохоталась.

— Ты пошутила? — друг обиженно поджал губы.

— Нет, я нашла нам место!

Идея арендовать помещение появилась у нас давно. Многочисленные ткани и фурнитура уже не помещались на маленьком чердаке, а самое главное, после того, как мы выиграли конкурс костюмов, мадам и мсье Мегре поверили в племянника и одобрили эту затею. Заказчиков у него пока не было, и я собиралась решить эту проблему радикально — на балу заплатить газетчикам, чтобы они сфотографировали меня и написали пару слов об Оливье.

Последним толчком, стало известие о помолвке мадам Мари и мсье Жака. Они собирались пожениться. Проболтался мсье Филипп. У нас была неделя каникул, и я забегала университет для того, чтобы в тайне ото всех поиграть с ним в преферанс. Должна же у меня быть какая-то слабость? Комендант всегда был мне рад и наливал ароматного травяного чая с непременной шоколадной конфетой.

— Злейшие враги преферанса — жена, скатерть и шум, — выдала я с умным видом недавно выученную поговорку.

— Я так понимаю, мадмуазель Нюгрен здесь частый гость, мсье Филипп? — что Элиас забыл у коменданта посреди каникул?

— Простите, мсье Белами, мы сейчас же всё уберем, — пойманный на горячем комендант ругал себя последними словами за то, что забыл запереть дверь.

— Не бухти, сядь вон лучше, чая выпей с нами, — и я сунула Элиасу свою кружку. Мсье Филипп не ожидал от меня такой наглости при обращении к сыну премьер-министра и сейчас застыл с открытым ртом.

— Вкусно, — сообщил нам блондин.

— Белами удивил меня не хуже Жака. Тот жениться собрался, а эта высокомерная ледышка пьет с нами чай и молча смотрит, как мы играем в преферанс, — сообщил мне мсье Филипп после его ухода. Вот так я узнала, что моя мадам стала невестой.

Свадьбу они решили отложить до того момента, как я закончу обучение и въеду в служебную квартиру. Это я выпытала потом у мадам Франс. Ну уж нет, на три с лишним года откладывать свою свадьбу из-за меня? Этого я не могла им позволить. Поэтому то и договорилась с хозяином рыбной лавки, который на старость переезжал в деревню и собирался жить там в своё удовольствие на деньги с ренты и сейчас, с улыбкой наблюдала за быстро завтракающим другом. Он порывался пойти голодным, но я настояла и даже, взяла нам с собой пару пирожков.

— Фу, ну и запах, надо было получше место поискать, — после того, как мы дали хозяину задаток за три месяца, эти деньги накопились на моём счету, мы с Оливье приступили к уборке.

— Ничего, отмоем и повесим везде вербену, — возразил Оливье, — он подошел и поцеловал меня в нос.

"Я благодарен тебе за всё", — говорили его глаза. "Я благодарна не меньше", — так же молча ответила я и погладила его по щеке. К чему слова? Мы понимали друг друга и так.

Я перевела взгляд на грязное стекло. С той стороны, злобно сверкая, смотрели зелёные глаза. Рядом стояла Агата и радостно махала мне рукой. Я помахала в ответ.

— Это кто? Ручка?

— Ага, — подтвердила я.

— Симпатичный, волосы как у тебя, — знаю, и не понимаю почему?

Мы отмывали лавку два полных дня. Две верхние комнаты решено было отремонтировать собственными силами, что мы и сделали. Переклеили обои и перетащили старую мебель с чердака. Оливье отдал мне свою кровать, хоть я и отнекивалась, а сам спал на матраце, прямо на полу.

Новоселье отпраздновали там же, вшестером: мы с Оливье, мадам Франс, дядя Жак и чета Мегре. Теперь в университет и до аптеки ходить стало еще ближе. Мы стали жить вдвоём, вернее втроём, ирбис приходил ночью спать, а днём его почти не было. Он больше не провожал меня, а был рядом, только когда это было действительно необходимо. Жизнь с молодым холостым мужчиной меня вполне устраивала, подумаешь, пойдут слухи. Скажем, что помолвлены, да и всё. Ни я, ни друг, никого к себе не водили, мне было некого, а Оливье не хотел меня смущать, хотя знаю, девушки у него были и много. Зато я научилась готовить, каждый вечер колдовала у плиты и требовала с Оливье подробного отчета о вкусе.

Была только одна ложка дёгтя в этой бочке меда — министр Франс.

— Лучше для рыжего, быть вам просто другом, — сказал он мне в день переезда.

Теперь он почти каждый день приезжал к матери. Нет-нет, о разрыве помолвки с мадмуазель Жюстин не было и речи, через месяц должна была состояться их свадьба, на которой мне даже предстояло присутствовать. Но и меня не оставлял в покое.

Не стала расстраивать друга, незачем.

Манекены нашлись в сарае у мадам Франс, в молодости она была жуткой модницей. Задрапировали заново черным сукном и теперь одевали. Сменили несколько вариантов, остановились на похожих по стилю, двух платьях и костюме. Они были выполнены в красно-белой гамме, одно их платьев почти полностью повторяло мой карнавальный костюм, только шляпка к нему была другая. Завтра должен был состояться мой первый выход в свет и на завтра же мы планировали открытие ателье.

До конца каникул оставался день.

Глава 6

— Итак, что ты делаешь?

Оливье проверял, верно ли я запомнила свои действия.

— Я снимаю плащ на ступенях, а не внутри дворца, лицом к репортёрам, а потом поворачиваюсь,— заученно повторила я, — главное не свалиться потом с такой высоты, — это уже было моё дополнение.

— Не свалиться и не одергивать весь вечер платье, ты уверена, что готова одеть его? Давай подберём что-то более закрытое?

— Нет, всё остальное не вызовет такого резонанса, ты забыл? Я лучшая студента курса. Основы самопрезентации нам преподавали, я знаю, что делаю.

Ничего, справлюсь. Просто попрошу Бертрана побыть рядом, а потом, как можно быстрее уйду.

— Ты будешь самой незабываемой дебютанткой, что познали эти стены,— это точно, правда не знаю, к чему это приведёт...

Я хотела, чтобы мой портрет напечатали во всех союзных газетах не только из-за Оливье, я надеялась дать, таким образом, весточку родителям.

Утром мы торжественно открыли "Николи" — так мы назвали своё предприятие. Это знаменательное событие почтили почти все наши знакомые, не считая высокой аристократии, конечно, это вообще другой мир. Пара соседок мадам Мари даже купили по шляпке и заказали по блузке. Выбрали одну, самую дурацкую на мой взгляд, модель — с крылышками. Оливье называл её "ретро" и утверждал, что среди дам постарше, это будет хит. Оказался прав.

— Цветок старайся не трогать — будешь выглядеть неуверенно. Можно, невзначай, прикоснуться перед репортерами, ну вот так,— и он забавно изобразил изящную в его понимании позу. — Хватить хихикать! Всё, готово — друг развернул меня к зеркалу.

Оттуда смотрела принцесса. Платье было совершенно бесподобным, с закрытым почти наглухо горлом и абсолютно открытой спиной. Тёмно-фиолетовое, расшитое серебряной нитью, словно звёздное небо, а внизу выглядывала серебристая нижняя юбка. Волосы мы оставили распущенными, перевили серебристой проволокой и внизу украсили расшитым фиолетовыми и белыми камушками, искусственным цветком.

Раздался звон колокольчика, я лично выбирала, как он должен звучать.

— Вероник! — Оливье пошел навстречу. Подруга, как и трое приятелей с 'Лечебного дела', присутствовала сегодня на открытии. Она была единственной дворянкой в нашем собрании, мсье Дюпон обладал титулом барона.

— Ника, мы с отцом... — она остановилась как вкопанная,— ой, Оливье, а мне можно такое, только чуть более открытое?

— Можно, Ника, повернись,— я так и сделала.

— Так достаточно? — друг с усмешкой смотрел на её реакцию.

— Ребята, вы уверены в том, что делаете?

— Да, и не отговаривай. Пошли, мсье Дюпон ждёт, — я накинула на плечи новый, специально для приёма сделанный плащ — короткий и без рукавов, отороченный серебристым мехом. Набросила капюшон и решительно, пока не передумала, пошла в машину.

Первый после траура бал проходил в здании Парламента. Событие это должны были осветить все репортёры Саомара, народ буквально изголодался по светским сплетням и красивой жизни, а такие репортажи, делали элиту чуть более близкой. Малый королевский дворец, занятый союзным правительством после революции много лет назад, был значительно меньше университета и архитектурой напоминал особняк Белами. Такой же белый и строгий, только больше.

Машины, которых с каждым месяцем становилось больше и больше, подъезжали по узкой дороге к воротам и выпускали гостей. Небольшое расстояние, которое нужно было пройти пешком, было застелено ковром, а по бокам, оцепленные полицейскими, стояли репортёры.

Профессор сидел на переднем сидении рядом с водителем, они с Вероник шутили и переговаривались, я же молчала, словно набрала в рот воды.

— Меланика, не стоит так нервничать. Половина гостей не принадлежит дворянству, из них многие занимают высокое положение. Никто не обратит на тебя внимание.

— Знаешь, папа, по-моему, это её беспокоит меньше всего, — я улыбнулась им обоим. Нельзя идти в таком виде и быть неуверенной в себе, у меня стоят две, вполне определённые цели, и я их достигну.

Сжала кулаки и вышла из машины — приехали.

Мы прошли по дорожке, и я намеренно пропустила профессора с дочкой вперед. Развернулась лицом к журналистам, к дворцу подъехала очередная машина — кто-то выходил, свет от камер слепил, и я не видела, кто именно. Выпрямилась, дождалась, когда моя заминка будет замечена, улыбнулась, как можно более широко, уверенно, одним движением сняла накидку и медленно, так, чтобы успели сфотографировать, повернулась спиной.

Это был фурор! Мне зааплодировали, камеры защелкали в несколько раз быстрей, я еще раз улыбнулась, потянулась накинуть плащ обратно, и мне помогли.

— С ума сошла?— зло прошептали в ухо.

— Не твоё дело, — с милой улыбкой, меня всё еще фотографировали, ответила я Белами.

Мы вошли вместе, будто так и приехали. Несколько репортёров уже присутствовали в зале и, заметив нашу пару, направились к нам. Блондин стоял как приклеенный, взял под руку и не отпускал, когда я попыталась отойти. Верхнюю одежду мы отдали лакею при входе.

— Мсье Белами, представьте нам вашу очаровательную спутницу?

— Мадмуазель, повернитесь в пол оборота, пожалуйста, да вот так! Спасибо!

Со всех сторон нас окружили вниманием. Похоже, даже не придётся платить! Уж Белами то точно напечатают в хронике, и меня вместе с ним.

Премьер — министр на приёме отсутствовал, хозяином вечера стал маркиз Астер, заместитель министра и секретарь правительства. Уже закончились три тура вальса, отыграли фокстрот, но мой партнёр отказывал всем мужчинам в танце со мной, и это уже перестало быть смешным. Еще немного, и ему придётся объяснять своё поведение. Думаю, если бы здесь присутствовал его отец, он бы не допустил подобного. От Элиаса удалось ускользнуть, когда к нему обратился один из чиновников. Речь шла об открытии новой больницы, мой спутник заинтересовался, и пока отвечал, я отошла к Бертрану.

— Прекрасно выглядишь, я бы даже сказал, впечатляюще, — граф Моро передал мне бокал, — как тебе удалось сбежать? — он показал на Белами глазами.

Весь наш курс с интересом наблюдал за развитием отношений в треугольнике Элиас-Меланика-Агата, а вот и она. Девушка, смотрела на предмет своих грёз, в руках у неё был бокал, который был практически пуст. Судя по тому, насколько ловко она поставила его и взяла другой, полный, было это уже не первый раз за вечер.

— Я подойду к Агате, будь готов увести её, — тихонько, чтобы не услышали другие, сказала Бертрану, он серьезно кивнул.

— Агата, милая, пойдем на балкон,— я подхватила её под локоть.

— Меланика, — она была немного пьяна, слегка шаталась, и язык заплетался, но глаза оставались ясными, — жалеешь меня? Я ведь не слепая, вижу, на кого он смотрит целыми днями, кем любуется на физической подготовке и кого ищет глазами в толпе и на карнавале.

Святой Франциск, только бы никого не было на балконе!

— Я ведь тогда была с ним, на карнавале. Купила светлый парик, специально заказала из Норд-Адер, парикмахер высветлил его до бела, всё равно было не очень похоже. Но праздник ночью, маска и одежда сделали своё дело, он принял меня за другую. Кого я обманула? Себя.... Украла предназначенный тебе поцелуй и сбежала, а утром он снова смотрел не на меня, — она всхлипнула, но сдержалась.

— Агата, прошу тебя, перестань. Не нужно,— нет смысла объяснять ей сейчас, что не может между нами быть что-то серьёзное, она и так это понимала.

— А знаешь, что самое смешное? Он не нужен тебе... — она была права, и я честно ответила:

— Да, я люблю другого мужчину, — она грустно улыбнулась, — так же как ты, безответно.

Подошел Бертран, в руках у него была шубка Агаты и я кивнула: — "Забирай".

С балкона проследила, как Реми проводил её в экипаж. Агата не была сторонницей прогресса и предпочитала ездить по старинке, в карете.

Почему всё так? Почему мы выбираем не тех?

У Грэга была сестра-близнец, они походили друг на друга, как две капли воды. Аннель считалась самой красивой девушкой нашего города, и брат не уступал ей. Жили мы в соседних домах, они были детьми мэра Лосса и, безусловно, более обеспечены, но Грэгори не смущала разница в положении, в отличие от Аннель. Она считала меня и Софи неподобающей компанией красавцу-брату. Когда Грэг впервые влюбился и начал ухаживать за моей одноклассницей Мари Дорэ, она откровенно радовалась, думала, теперь он прекратит общаться с нами убогими. А я рыдала ночами в подушку, но никому не говорила, даже Софи. Днём равнодушно смотрела, как он обнимает другую. Мне было тогда почти пятнадцать, Грэгу и Софи на два года больше.

После Мари у Грэга в девушках ходили: Селестин из параллельного класса, Жанин — дочка одного из профессоров, Магали — начинающая художница, Габриэлла — племянница лавочника, и множество других молодых представительниц прекрасного пола. Я смирилась со своим положением, ведь он всё равно был рядом, и проводил со мной времени даже больше, чем с ними всеми, вместе взятыми.

Вспомнила, как разглядывала себя в зеркало и впервые думала, что совершенно, абсолютно непривлекательна. Я стала стесняться себя и перестала наряжаться, а как-то раз, зачем-то согласилась пойти с одноклассником на свидание. Он поцеловал меня, а потом отпрянул, как от прокаженной и ничего не объясняя, ушел. После того случая я никуда не ходила без Софи и Грэга, они хотя бы принимали меня такой, какая я есть.

Всё в прошлом, кто бы сказал мне, что я буду, полуголая стоять перед камерами и делать вид, что так и нужно? Отпила шампанского из бокала Агаты, его я забрала, когда провожала.

Надо постараться уйти как можно незаметней.

Вышла с балкона и сразу же налетела на чей-то мундир. Лиса, или уже Ника, ты не можешь без приключений! Подняла глаза. Повезло, ничего не скажешь. Мне хищно улыбался Анатоль Франс, министр правопорядка:

— Кого я вижу? А я-то думаю, почему вас нет среди гостей? — он потянул меня в центр зала, туда, где танцевали медленный фокстрот.

Горячая рука коснулась кожи, после улицы это было почти как ожог. Хотя бы не вальс, можно задрать голову и не смотреть на партнёра. Я заметила Элиаса, он медленно пил игристый напиток. Увидев нас, он слишком сильно сжал бокал, тот разбился и лакеи, тотчас убрали осколки. Бертран стоял рядом и с тонкой усмешкой, глядя на меня, передал Белами платок, остановить выступившую кровь.

— Мсье Франс! — окликнули мужчину. Танец окончился и министр, в железном захвате держал мою руку.

— Ваша светлость, рад видеть вас в столице! — я еле удержалась на ногах, напротив, стоял Юлиан Лерой, герцог Сид-Адер. Анатоль принял моё движение за попытку бегства и больно сжал запястье. Я поморщилась — завтра будет синяк.

— Мадмуазель ваша невеста? Представьте же меня!

— Что вы, это юное создание студентка Саомарского университета,— поэтому мсье министр так откровенно раздевает меня глазами, у невесты то он давно всё разглядел.

— Замечательно, мой сын тоже учился там, и вскоре продолжит обучение, после небольшого перерыва.

— Что-то случилось в герцогстве? — учтиво поинтересовалась я.

— Небольшая семейная неурядица, ничего важного.

Моя подруга умерла в двадцать лет! Ничего важного? Вместо этого сказала:

— Очень жаль, что его нет сейчас на приёме.

— Отчего же, вот и он. Давид, подойди!

Почти каждую ночь я вижу это лицо в кошмарах, эти глаза смотрят безумно, эти руки перекрывают кислород, и я задыхаюсь, умираю снова и снова. Он почти не изменился, только через всю щеку теперь проходит рубец. Давид был не один, рядом стояла Аннель, добилась своего...

Призвала на помощь всё своё самообладание, чтобы не заорать от ненависти, которая жгла изнутри. Я что-то отвечала, врала, шутила — они даже смеялись.

Месть? Одному из самых богатых людей союза? Нет, и в мыслях не было. Это просто смешно, выжить, вот чего я хотела. Вырвать из памяти этих людей, никогда не видеть и не вспоминать.

— Дорогая, составьте мне компанию,— хлопая ресницами, Аннель взяла меня под руку. У Анатоля не было выхода, с явным сожалением он отпустил меня. Что ей нужно? Узнала? Не думаю.

— Скажите, где вы заказали это платье, великолепная работа! — вот оно что, в чём нельзя было упрекнуть сестру Грегори, так это в отсутствии вкуса.

— Это новый мастер, в плаще у меня есть визитка, вам будет удобно подождать? — я фальшиво улыбнулась ей.

— Конечно, я буду прямо здесь,— и она снова одарила меня гримасой, призванной изображать очарование.

Я пошла к выходу, видела, что Анатоль заметил мой манёвр, и свернула в один из коридоров. Скинула неудобные туфли и побежала на второй этаж, переждать там. Франс следовал за мной, под его весом скрипела лестница. Одна из дверей была закрыта неплотно, я прошмыгнула в щель, это был чей-то кабинет. В полумраке разглядела очертания большого письменного стола. Не нашла ничего лучше, чем спрятаться под него. Сидела на мягком ковре и думала: "Быть ходячей рекламой не так уж безопасно".

За дверью послышались стремительные шаги, полоска света упала на стол. Сжалась и представила: "Нет меня". Мужчина осмотрел комнату, под стол заглянуть не догадался, такой глупый поступок ему в голову не пришел. Звук закрывающейся двери был музыкой для моих ушей. Когда удостоверилась, что никого нет, выглянула из-за стола, осмотреться. Глаза уже привыкли к темноте, и на дубовой поверхности я разглядела золотые ручки в каменной подставке, рамку, то ли с фото, то ли рукописный портрет и фигурку какого-то неизвестного животного. Любопытство пересилило, ведь ничего страшного не случится, если я просто посмотрю на неё поближе. Протянула руку и уронила статуэтку на пол.

Ничего страшного, действительно не произошло, толстый ворс спас животное от смерти, но моё движение заметили:

— Меланика, ладно азартные игры, с этим я как-то примирился, но взлом министерских кабинетов и откровенный грабёж... — Элиас подошел к столу и, наклонив голову, изучал меня.

— Это я так исследую жизнь первых лиц, пытаюсь прикоснуться к чужому величию. И ничего я не ворую, просто смотрю.

— В таком случае, почему под столом? — он откровенно потешался надо мной.

— Тут уютнее, — огрызнулась я, — присоединяйся.

Конечно, я сказала это не для того, чтобы он последовал моему примеру, а просто так, для красного словца. Вот только, он воспользовался моим предложением.

— Попалась,— в полумраке сверкнули белые зубы, и он поцеловал меня.

Я ответила, почти сразу. Какого демона? Сколько можно страдать по Грегори? Он давно с другой, не вспоминает обо мне. Как наяву услышала: "Мне нет никакого дела до мадмуазель Дюран". Платье легко слетело с плеч, сорочки не было, ведь открытая спина этого не предполагала. Его ласки становились всё более настойчивыми, губы ласкали шею, плечи, грудь. Коленом он развёл мои ноги и навис сверху, я ощутила тяжесть сильного тела, видела, как напряжены мышцы рук под гладкой кожей, живот болезненно потянуло, и я застонала.

Белая рубашка была где-то рядом с отброшенным за ненадобностью платьем, мы поднялись с ковра и переместились на стол, рукой он задел портрет и я зачем-то подняла его, видимо, по привычке всё поднимать за Оливье.

— Элиас, остановись! — я попыталась оттолкнуть его. Он не сразу почувствовал моё сопротивление, зарычал, как кот, у которого отнимают добычу, — кто это и чей, демоны подери, этот кабинет?

Элиас без одежды был еще красивей, чем в ней. Он был подобен скульптуре, лучшим творениям эпохи Дане, рельефные руки, плоский живот, широкая грудь и не единого волоска. Я вдруг поняла, что на мне совсем ничего нет, он заметил, подал платье, им я и прикрылась.

— Это портрет Анжелин Дюран Белами, кузины моего отца. Как ты догадалась, мы в его кабинете, — он потянулся ко мне, но я ладонью упёрлась ему в грудь и слышала, как сильно стучит его сердце. Лицо Элиаса превратилось в маску, он продолжил: — она погибла, почти двадцать лет назад. Дело гремело на весь Союз, маньяк напал у дома. То, что осталось от тела, было мало похоже на человека. Может быть, ты слышала о "Бабочке"?

Еще бы, печально известный убийца потрошил жертв и пришпиливал к дереву, как насекомое, поэтому ему дали такое говорящее прозвище. Этот вопиющий случай разгула преступности ставили в укор аристократии, ведь только после её смерти поймали монстра, убившего более двадцати невинных жертв.

— Да, слышала,— тихо ответила я.

— У тебя такая же точно родинка, — после этих слов он побледнел, я видела это даже при таком свете. — Так вот почему твое лицо казалось мне всегда таким знакомым... ты почти копия отца.

Я рассмеялась, а потом смех перешёл в слёзы.

Элиас обнял меня, долго ждал, пока я успокоюсь, помог надеть платье, застегнул все немногочисленные крючки и провел рукой по голой спине, отчего по ней побежали мурашки. Потом оделся сам и помог привести прическу в порядок. Медленно, с какой-то болезненной нежностью распутал волосы — искрящийся цветок занял свое место. Всё это в абсолютной тишине.

— Не говори ему, не хочу, чтобы он знал, — я дрожала.

Святая Амелия, да я только что чуть не отдалась собственному брату прямо на столе! Я не была ханжой, как большинство современных девушек, не видела ничего зазорного в добрачных отношениях. Вот только не с единокровным братом!

— Почему? — после долгой паузы спросил он.

— Если мама все эти годы выдавала себя за погибшую, тому были причины. Сначала хочу разобраться.

— Пойдём, отвезу тебя домой.

Мы вышли через служебный ход. В голове было пусто. Элиас посадил меня в автомобиль и вернулся за вещами. Я обняла себя и смотрела в окно. На убегающие фонари, на заснеженную Муару, на витрины, заработавших недавно, ночных заведений.

— Приехали, — машина остановилась, действительно наше ателье.

— Ника...— он окрикнул меня, я уже вышла, не дожидаясь его помощи, открыла дверь и спрыгнула на мостовую.

— Я люблю тебя!— не нужное признание застыло в воздухе. Я не обернулась, только сжалась как от удара.

— Лучше бы ты выбрал Агату...

"По крайней мере, мы не будем драться за родительскую любовь" — последняя связная мысль, перед тем как горько разрыдаться прямо на полу, спиной прислоняясь к закрытой двери.

Со второго этажа, на ходу застегивая рубашку, бежал Оливье.

— Ника, что стряслось? Так и знал, нельзя было в этом идти! — он сел на корточки, и теперь, схватился за голову, не зная чем помочь, — ты же такая упрямая!

— Я потеряла цветок,— не прерывая рыдания, показала на волосы. Он действительно упал, когда я выходила из машины.

— Это большая утрата,— со смешком ответил друг, — но ты прогрессируешь день ото дня — в прошлый раз целое платье, а сегодня только цветок.

Оливье взял меня на руки и отнёс наверх, в мою комнату. Откуда только силы взялись? Даже не запыхался. Я смыла остатки макияжа, сегодня первый раз побывала в салоне, и свернулась калачиком на старой кровати.

Первое после каникул занятие должно было начаться через несколько минут. Я, впервые жизни, катастрофически опаздывала. Потому что купила утром свежий выпуск столичной газеты и не могла оторваться. Первая мысль была: "Ненавижу репортеров", а потом, решила, что обеспечила славу нашему ателье на несколько лет вперёд.

Всю первую полосу занимали две фотографии, они располагались одна над другой. На первой я, ослепительно улыбаясь, стояла у входа во дворец, Элиас склонился ко мне, будто признаваясь в нежных чувствах, так искрились его глаза даже на черно-белом снимке. А чуть ниже я танцевала с министром правопорядка, и руки его обнимали обнаженную тонкую спину.

"Любовница портного кружит голову первым лицам государства", "Молодая студентка бесстыдно расстраивает свадьбу министра", "Сын Премьер-министра и его фаворитка",— последний заголовок был самым нейтральным.

Пробежала глазами по статье, убедилась в самом главном — там был указан адрес нашего салона, а на гадости, решила не обращать внимание, не такая это большая плата за известность. Пройдёт совсем немного времени и мою выходку забудут, во всяком случае, я на это надеюсь.

Когда я зашла в аудиторию, профессор Тремейн уже читала лекцию. Политология, мой любимый предмет. Я извинилась и, не поднимая головы, чтобы не видеть Элиаса, прошла на своё место. Так и просидела всё занятие, и почти ничего не услышала из наверняка интересной лекции.

— Меланика, ты знаешь новости?!

Аманду я встретила в коридоре. Я выбежала туда самой первой, под недоуменные взгляды однокурсников.

— Молодой герцог Ист-Адер сегодня с утра поступил в аспирантуру на "Лечебное дело" и будет читать нам "Навыки первой помощи". Герцог и врач, как это романтично...— она закатила глаза.

— Не много ли герцогов на квадратный сантиметр нашего университета? — сказала из чувства противоречия. Ничего удивительно в том, что новоиспеченный Восточный владыка захотел продолжить обучение в столице. Это было традицией. — А ты откуда знаешь? Прошла всего одна лекция! — прыть неугомонной приятельницы немного развеселила.

— А она караулила ректора у двери и всё слышала,— сдал с потрохами сестру Жерар. Я расхохоталась, искренне, до слёз.

— Чего хохочете? — Вероник догнала меня и присоединилась к разговору.

— Ник, чего это у тебя за газета? — я посмотрела на свои руки, действительно, 'Вести', мятые, как будто ими пытались натереть окно, были зажаты в кулаке. Я развернула лист и показала друзьям:

— Ну, это, скажем так, результат не самой удачной рекламной кампании, — у Жерара даже рот открылся.

— Почему же неудачной? О тебе и твоём платье, говорит весь Саомар, — Элиас встал рядом, и мне показалось, что я сквозь платье чувствую жар его тела. Ноги подкосились, он подхватил меня, не давая упасть, и в месте, где его рука коснулась тонкой ткани, меня будто пронзило током.

— Жаль ты рано ушла, ближе к полуночи приехал новый Ист-Адер,— Вероник с широко открытыми от удивления глазами, смотрела на то, как я отталкиваю ладонь Белами, — так вот, ему сестра все уши прожужжала про тебя и твоё платье, он попросил познакомить его с тобой, но тебя уже не было.

— Я как-нибудь обойдусь, всё равно увижу его, рано или поздно, — не успела я договорить, как объявили общий сбор "Дипломатического корпуса".

Профессор Дюпон с улыбкой до ушей сообщил, какая великая честь нам оказана. Новый восточный герцог получил титул совсем недавно, после смерти покойного премьера, тот был его дядей и не имел своих детей, поэтому не был знаком со всей Саомарской аристократией. А поскольку сегодня он будет читать лекцию первому курсу "Лечебного дела", то хотел бы видеть на первом занятии и "Дипломатический корпус". Мне это объяснение показалось кривым до неприличия но, кто же будет спорить с герцогом?

Я заняла место в крайнем ряду у окна, почти за самым последним столом. Вероник почему-то села сзади.

— Ника, что у вас опять произошло?

— Ничего, у нас всё как всегда, — опять вру, как уже надоела эта бесконечная ложь...

— Сделаю вид, что поверила, — она покачала головой, — готова к встрече с очередным высоким?

— Конечно, меня теперь этим не больно-то удивишь, — за иронией спрятала непонятно откуда взявшееся волнение.

— Добрый день уважаемые господа! — пока разворачивалась, пропустила, как Ист-Адер, как хоть его зовут, зашел в аудиторию. Он закрывал дверь, и было видно только высокий рост и широкую спину.

— Меня зовут Грегори Роже Ламбер, герцог Ист-Адер, я буду учить вас, как оказать первую помощь при ножевых и огнестрельных ранениях, ожогах и обморожениях и многому другому, — он обаятельно улыбнулся, выступили ямочки на гладко выбритых щеках.

Девушки с "Лечебного дела" одновременно выдохнули, будто всю ночь репетировали.

— Какой красавец и такой молодой, — раздались шепотки.

Показалось, что моё сердце остановилось. Я посмотрела на правую руку — на ладони выступила кровь — так сжала кулак, что поцарапала себя. Боль немного отрезвила. Спокойно Лиса, нет, уже Меланика, в бесшабашной северянке, довольно сложно узнать смешную зануду — Мелисент Дюран. Но что он здесь делает? Грэг должен был закончить Лосский университет только летом. И как сын градоправителя Лосса, мог оказаться герцогом?

— Андре Люпен, — шла перекличка. В своих мыслях, чуть было не пропустила очередь.

— Меланика Нюгрен, — я поднялась, расправила спину и натянула улыбку. Голос вышел каким-то хриплым. На миг показалось, что бывший друг узнал меня, так пристально он посмотрел. Серебряный, который оказался рядом, стоило мне занервничать, лизнул пострадавшую руку, ранки сразу же затянулись. Мысленно поблагодарила ирбиса и села на место.

— Вероник Дюпон,— показалось — подруга удостоилась такого же внимательного взгляда.

— Есть ли у вас вопросы, которые вы хотели бы задать? — молодой герцог очаровал всех присутствующих, даже мужчин, еще бы, умением нравиться людям он владел в совершенстве.

— Есть! Ваша светлость, у вас есть невеста? — Аманда задала интересующий всех девушек вопрос.

Грегори заливисто рассмеялся:

— Невесты у меня нет,— девушки оживились, — но есть любимая девушка, которая, я надеюсь, скоро примет моё предложение.

— Ясно, родовитая красотка,— буркнула Аманда себе под нос, но Грегори услышал.

— Нет, что вы, она обычная девушка, я женюсь только по любви, а не в угоду титулу, — они все его, без остатка. — Это очень забавная история, хотите, расскажу?

К чему он всё это затеял? Они итак уже смотрят ему в рот. Девицы конечно согласно закивали, и даже мальчишки, приготовились слушать.

— Мы дружили с самого детства, я влюбился неё, когда мне исполнилось тринадцать. Она была немного младше, и воспринимала скорее как старшего брата. Когда мне исполнилось семнадцать, наша общая подруга дала мне совет — заставить её ревновать, я честно предупредил девушку, за которой начал ухаживать, для чего это делаю. Она согласилась помочь, вскоре я перевстречался таким образом с половиной города. Надо мной откровенно потешались, сын градоправителя безответно влюблён в соседскую девчонку, а она об этом не догадывается,— он улыбнулся воспоминаниям.

— А как её зовут? — раздался откуда-то сбоку голос. — Может быть, мы с ней знакомы?

— Знакомы, не думаю... А зовут её Мелисент, Мелисент Дюран, — меня затошнило. Да как он смеет! После тех слов на балконе, после гибели Софи, сочинять эти нелепицы, чтобы понравиться первокурсникам!

Вот цена твоей дружбы Грегори — восторженные лица чужих людей.

Вся лекция прошла как во сне, потом перепишу у Вероник. Грегори был как всегда неотразим, а легкий налет надменности и власти в совокупности с открытостью и простотой, делал его еще более привлекательным. Я ругала себя, и не могла отвести глаз. Мое поведение не осталось незамеченным.

— Что у тебя с ним? — Элиас схватил меня за руку. Я зашипела от боли

— Оставь меня в покое! Ничего, но в любом случае, это тебя не касается! — он сжал кулаки в ответ на мою реплику, а я смотрела на его руки, вспоминала, какими настойчивыми они могут быть, и злилась, ненавидела саму себя, ведь я еще хуже родителей, они хотя бы не были родными.

— Я не обязана тебе отчитываться, будь ты хоть трижды моим родственником, — побежала догонять Вероник, и не увидела, как Элиас в кровь разбил руку о каменную стену, об этом мне сообщила Аманда, на следующем перерыве.

— А что с вашим Сиятельным? Чего он стенки бьёт? — её голос доносился словно сквозь вату, и перед глазами плыло:

— Когда? — спросила я, и в горле как-то странно запершило.

— Да вот, как с тобой поговорил, так и ударил, крови было! Ника, ты такая красная! — она приложила к моему лбу холодную руку, это было удовольствием. — Да у тебя жар! Жерар, проводи её.

— Куда я её поведу, ты видишь — она еле сидит,— дальше их препирательства не слышала, потеряла сознание.

Очнулась в кровати, рядом сидел бледный как смерть Оливье, на скуле у него красовался бордовый синяк, а в руках была смоченная в уксусе тряпка, это я поняла по запаху.

— Пить, — еле слышно позвала я.

— Очнулась! Как ты меня напугала! — друг подскочил с чашкой какого-то, резко пахнувшего лекарствами, настоя.

— Что со мной случилось и где мы? — спальня была мне не знакомой, явно мужской и очень дорого обставленной.

— Ты два дня в горячке. Мы в особняке Белами,— я попыталась подняться после этих слов, но бессильно опустилась на подушки — лежи! Тебе нельзя пока вставать.

— Почему у тебя синяк?

— Блондин твой не пускал, пришлось немного поспорить, — он виновато отвёл глаза.

— А где он сам?

— Спит на кушетке за дверью. Он всё это время не спал и никого к тебе не подпускал, но утром ты перестала быть такой горячей, и Белами разрешил сменить его,— пока Оливье отвечал, поняла, что мне срочно нужно в уборную.

— Помоги мне дойти до туалета, — друг подал мне халат и отвёл в ванную. Я включила кран и сунула под него лицо. А потом, не слушая причитаний Оливье, забралась в ванную.

— Ника, ты что, мыться пошла?! Выходи оттуда немедленно!

— Я уже в порядке,— и это было действительно так, потому, что мой ирбис стоял рядом и вылизывал, будто котёнка. С каждым движением шершавого языка отступала слабость, и сознание становилось ясным.

— Ника тебе врач не то, что мыться, он тебе ходить запретил! Белами меня убьет, — обреченно пробормотал друг.

— Оливье, успокойся, со мной Серебряный, — я открыла дверь абсолютно здоровой.

— Ника, ты опять никого не слушаешь, — начал ругать меня немного мятый ото сна Элиас, — Кто такой Серебряный? — он резко напрягся, потянулся за ножом, который лежал на прикроватном столике рядом с вазой наполненной фруктами. Рука его была перебинтована и явно доставляла неудобства потому, что взяв нож, он от боли стиснул зубы.

— Меланика, осторожно отойди от него, — я немного растерялась, думала, чем его напугал Оливье, который сейчас недоуменно смотрел то на него, то на мокрую, после водных процедур, меня. А потом поняла, он видел ирбиса!

— Элиас, убери нож, это и есть Серебряный, — я положила руку на пятнистую голову, — и он со мной почти всегда... Белами сел на пол и обреченно закрыл глаза:

— Да, отец говорил об этом. Это родовой дар Нордин. У женщин открывается при опасности, а у мужчин ... — он почему-то не стал продолжать.

— Ник, у тебя глаза зеленые, — робко вставил Оливье.

— Да, капли остались в ателье.

— Значит, мне тогда не показалось. У нас нет никакой надежды, — устало сказал Белами.

— Нет никаких нас, Элиас. И никогда не было, — жестко ответила я, — а то, что было, лучше забыть. И потом, тебя ждёт брак с одной из герцогинь Саомара, — передразнила голос Премьера, даже в мыслях не могла назвать его отцом.

— Думаешь, я согласилась бы на роль содержанки? — он хотел что-то возразить, но я перебила. — Всё это теперь не имеет никакого значения. Тем более, я никогда не скрывала, что люблю другого, — я уже не была так уверена в своих словах, но Элиас дернул головой, как если бы я ударила его по щеке и промолчал.

То моё признание, вырвал Бертран. Случилось это еще до карнавала. Как-то в университете, я увидела неприятную сцену: Агата бежала за Элиасом и что-то ему говорила, на щеках у неё были слёзы. Элиас остановился, повернулся к ней, с каменным лицом что-то сказал, отчего она, уже не сдерживаясь, расплакалась.

— Чего это они? — остановила я Бертрана за локоть и показала на Агату.

— Да всё как обычно. Агата влюблена в Элиаса, а ему нравится совсем другая девушка. Вот только другая не отвечает взаимностью, что дает Агате шанс, и она пытается им, несколько своеобразно воспользоваться.

— Думаю это, не только лишит её шанса, но и не вызовет понимания у северного герцога. А доброжелатели найдутся,— Реми согласно кивнул.

— А ты, любила когда-нибудь? — вдруг спросил Бертран.

— Любила, и продолжаю любить, вот только он тоже, не отвечает мне взаимностью.

— Кто он? — спросил, вновь взявшийся из ниоткуда, Элиас.

— Друг детства, вы незнакомы, — я посмотрела на него. Мне тогда нечего было стесняться.

Прикрыла глаза, прогоняя воспоминания, взяла совершенно растерянного портного под руку, и мы спустились на улицу. Многочисленные слуги недоуменно смотрели нам вслед. Еще бы! Два дня гостья лежала в лихорадке в спальне молодого хозяина, а теперь, опустив очи долу, буквально сбегает с другим.

— Ника, у меня такое ощущение, что ты, как магнит притягиваешь неприятности, я тебе говорил? Так вот, теперь говорю.

— Да, я такая. Это мой фирменный стиль.

А наутро случилось то, чего всегда боятся люди. Этот страх преследует всех нас на каком-то подсознательном уровне, но мы гоним его, думаем, это случиться не здесь, не со мной. Пройдет стороной, новостями на первых полосах в черно-белых газетах.

И сам этот страх в нас, черно-белый.

Началась война.

Часть вторая

Глава 1

— Девушка, вы в своём уме?! Куда вы полетите, вы вообще медик?!— пыталась докричаться до моего благоразумия военный врач.

— Я не медик, я еще лучше,— я подняла указательный палец и совершенно серьёзно пояснила: — я химик.

— А родители твои в курсе, химик?

На высоком лбу женщины разгладилась так портившая её морщинка, она по-прежнему оставалась серьезной, хоть и силилась не засмеяться.

— Мои родители в Мариестаде.

— Садись, вещмешок есть?

Я повернулась к ней боком и продемонстрировала брезентовый рюкзак, его утром выдали на линейке, она кивнула. Согнувшись пополам, прошла в узкий медицинский самолёт и заняла жесткую деревянную скамейку, огромными железными болтами прибитую к полу.

Всего нас было семеро: два пилота, один сейчас был в кабине, а второй с нами, его очередь сесть за штурвал будет на первой остановке, и пять медиков, разного пола и возраста. Вскоре к нам присоединилась и старший врач, она давала какие-то распоряжения оставшимся на поле добровольцам. Пока, наняться полевым врачом в армию, желающих было не много. Безусловно, никто не останется в стороне, ведь оперировать раненых на поле — невозможно. Уже начали курсировать первые медицинские паровозы и пострадавших распределяли по всей стране. Но ведь кому-то нужно оказывать первую помощь, дежурить в поездах и, на худой конец, сортировать, как бы жутко, по определению к человеку это не звучало. На тех, кто мог без серьезных последствий доехать до столицы, тех, кто не мог ждать больше нескольких дней, тех, кому срочно нужна была помощь, и последних — кому уже ничего не было нужно...

Загудели моторы, я смотрела на то, как земля постепенно начинает убегать от нас. Взлётная полоса находилась в нескольких километрах от города, и по краям большого летного поля росли деревья. Листьев на них не было — зима. Мы уже начали подниматься, скорость самолёт развивал медленно, и я успела увидеть кортеж министерских машин. Фредерик Белами стремительно шёл, скорее даже бежал к сигнальщику, тот выпрямился, большая полосатая палка смешно выпрямилась вместе с ним. А что было дальше, я не видела, лишь то, что работник, бешено вращая этой самой палкой, указывает на соседний самолёт.

Я поправила сбившийся под шерстяной шапочкой узел на затылке. Виски ломило, решила, всё-таки, распустить волосы. Голова болела с самого утра, с того момента, как непривычно серьёзный ректор объявил, что временно, на неопределённый срок, университет превратится в институт благородных девиц, а мсье Жак, резко постаревший, раздал нам рюкзаки с первым необходимым.

Неделю назад началась мобилизация. После того, как утром закричала, прежде всегда молчавшая, сигнальная сирена, мы с Оливье сонные, он в накинутой наспех куртке, а я в халате Элиаса выбежали на улицу. Халат был тяжёлым, очень тёплым и вполне сгодился в качестве зимнего плаща. Пока мы шли домой, большой капюшон закрывал мокрую голову, и я держала его рукой, чтобы не раскрылся. Простуда, как я теперь знала, свалит — и не заметишь.

Сирена должна была предупреждать о начале наводнения, которое, случалось не часто, но последствия его, нередко были печальны.

— Муара вышла из берегов?

— Зимой? — горожане вышли на улицу и удивлённо переглядывались. А потом, скрипучий голос объявил: "Война".

Война, просто слово... а что за ним?

В университете студентов мужского пола попросили собраться внизу, у колонн. Нас, девушек, не пускали. Преподаватели следили, чтобы ни одна не вышла за порог. И мы все облепили окна, которые выходили на центральный вход. Смотрели, как строгий мужчина в военной форме что-то говорит таким же серьёзным мальчишкам.

Начались учения, наших мужчин частями, за неделю, забрали на полигоны, расположенные неподалеку от столицы. Элиас был среди первых. Его я с того дня не видела.

— Пристегнулась? — ласково обратилась ко мне старший врач.

— Да, я Ника, — протянула женщине руку. Она сидела почти у выхода, на краю скамейки, рядышком со мной.

— Анаис Дюбуа.

Вместо того, чтобы пожать мою ладонь, она потрепала меня по голове, будто глупого ребенка. Наверное, им я и была...

Нападение было со стороны, которой никто не ждал — с северного моря в Норд— Адер. Вместо очередной партии продуктов, Долматская империя привезла к нашим берегам солдат и оружие. Вскоре воздушная разведка донесла о шевелении на границе Ист — Адер и Адамара — Саомар зажали с двух сторон.

Грегори почти сразу покинул столицу и уехал в восточное герцогство. Он так и не научил нас первой помощи.

Я сидела в маленьком медицинском самолёте, вовсе не потому, что была таким патриотом, нет. Для этого, я была слишком знакома с верхушкой Союза, я хотела найти родителей. То, где они находятся, я узнала вчера.

Дирижабли, которые не так давно начали использовать для доставки почты, потому, что грузоподъемность их была значительно больше, чем у самолетов, а для посадки не требовались специальные площадки, привезли свежие новости с передовой линии. Там же были и письма, которые доставили горожанам через несколько дней, уже после того, как газеты напечатали первые сводки.

Городом, где произошли первые бои, стал Мариестад. Крупный морской порт, почти на границе с Такессией. В соседнее королевство можно было попасть двумя путями, по северному морю и через горное ущелье — государства отделяла цепь Такессийских гор. И этому было объяснение, нас хотели изолировать от соседа. Им это удалось. А еще через несколько дней напали и на Такессию.

У великой империи были великие планы — на то она и империя.

— Держи, — молодой врач, что сидел с другой стороны от меня, передал мне фляжку, — Доминик Длиман, — я глотнула и закашлялась, во фляжке оказался спирт.

— Ника, — пытаясь справиться с приступом кашля, прокаркала я.

Сосед негромко засмеялся, а потом к нему присоединился весь экипаж.

— С почином! Добро пожаловать в медики! — мне жали руку и хлопали по спине. Для этого даже не требовалось вставать, настолько узким был самолет. Я прикрыла глаза и попыталась уснуть — не спала всю ночь.

Когда Оливье передал мне письмо, я даже не сразу его открыла. Долго гладила мятый, немного желтоватый, конверт, один из самых недорогих, из тех, что можно купить на почте. Знакомый подчерк, чуть закругленные буквы и небольшой наклон влево.

Мама...

В письме она сообщала, что находится в Норд-Адер, устроилась на работу в университет Мариестада. Прочитав название города, всхлипнула, город разрушен — я видела фотографии. Есть ли хоть малейшая надежда? Пробежала глазами по письму, она зачем-то просила меня найти Грегори. Вот уж чего я делать не собиралась.

Как давно я не видела родителей, будто в прошлой жизни. Это было на вокзале. Мама нервно одергивала подол нарядной ярко желтой юбки и как маленькая повторяла: "нужно было отказаться". Мы с отцом с трудом уговорили её взять себя в руки, ведь если не поедет — не получит деньги на новый проект. Её разработка по борьбе с Heracleum ,или борщевиком, как его звали в простонародье, выиграла грант. Ядовитый, крупный сорняк был бедой соседнего герцогства, за действенное средство борьбы с ним Ист— Адер выделял большую сумму. Ректор Лосского университета поехать не смог. Кто же будет развлекать семейство Лерой? Поэтому, честь представлять университет выпала маме.

Никогда меня не оставляли больше чем на два дня. Мама с какой-то маниакальной настойчивостью не желала расставаться. Будто опасалась, что за время её отсутствия дочь исчезнет.

Так и случилось...

Я сжала виски и пыталась придумать, как попасть на север? Добровольцем? Женщин не берут. Пробраться в поезд? От этой мысли на теле выступил холодный пот. А потом прибежала Аманда, со слезами на глазах — Жерара отправляли в Норд— Адер. Она твёрдо решила ехать за братом, для этого нужно было только записаться в полевые медики. И я поняла, вот оно, вот как я доберусь до северного герцогства.

Мы вместе дошли до университета, где через несколько минут мсье Жак выдал рюкзаки. И теперь я военный медик. Я химик— медик— дипломат, я демоны, ХиМеДи!— беззвучно засмеялась и прикусила лямку от рюкзака. Чтобы не выкинули прямо в полёте, как слабонервную.

Самолёт останавливался несколько раз, на дозаправку и для того, чтобы второй пилот сменил первого. По воздуху путь занимал значительно меньше времени, двое суток, против почти семи в поезде.

Спали там же, сидя, облокачиваясь друг на друга. Ели то, что было в рюкзаках. В моём сиротливо лежали банка фасоли и белые галеты, запить было нечем. Но меня принялись опекать всем экипажем, думаю, я ела, пила и спала лучше всех. Я была младшей, минимум на десять лет.

— Жуй давай, смотреть на тебя страшно, моль белая,— извечная присказка Анаис .

За эти два дня путешествия мы сроднились. Это вообще очень сближает, бежать в кустики, и при этом знать — за тобой всегда кто-то присматривает.

Доминик и Жан, были клоунами в нашей компании, неиссякаемый источник юмора и оптимизма. Правда, немного специфического, врачи, что с них взять? Им обоим было по тридцать лет, молодые полные жизни мужчины, с сильными натруженными руками. На север поехали потому, что детей и жен пока не было.

Кто-то ведь, должен ехать?

По прибытии в Норд-Адер часть из нас распределили в Истад. Город неподалёку от Мариестада. В местный госпиталь отвезли тяжелых раненых, нужны были руки. Я понимала, это будет страшно, но всё равно вызвалась в первый же день пойти с Анаис.

— Скажи-ка? У тебя предки были мулами? — уставшая спорить со мной Анаис, привела сравнение, призванное показать степень моего упрямства.

— Чего это мулы, обижаете, как минимум ослы!

— Я сдаюсь, устроишь истерику — отправлю обратно первым самолётом. Ясно тебе?

Чего непонятного? Нервным девицам — не место на войне.

Мне выдали форму, я была сейчас, как послушница монастыря святой Амелии. Наглухо закрытая рубашка, длинная юбка, и платок, полностью закрывающий всю голову так, чтобы ни один волосок не торчал. Пока всё это было девственно белым.

Мы вошли в госпиталь.

Мясорубка. Вот что это напомнило. Свалка тел, бывших еще недавно людьми. Острый запах лекарств, крови и разложения. Я снова оцарапала руку и шла за Анаис на небольшом отдалении, по узкому проходу мимо импровизированных больничных коек, сколоченных наскоро по бокам коридора. Рядом со мной медленно ступал ирбис.

Я ни разу не заплакала, даже когда прямо на моих руках из жизни ушел молоденький солдат, почти мальчик. Но что я могла сделать? Я ведь даже не врач...

Ирбис им помочь не мог, я пыталась, просила его. Бесполезно. Он лизнул его, но ничего не изменилось. Колотая рана не стала меньше. Потом я узнала, отчего бывают такие — от штыка, который крепили к винтовкам. Я погладила Серебряного. Поняла — он сделал всё, что мог.

Жаль, как жаль, что я человек, а не волшебница. Что нет в моих руках силы, изменить этот мир, остановить смерть. Сказать ей: "Подруга, здесь еще рано для тебя".

С того дня я начала учиться медицине. Прямо на практике, у лучших военных хирургов. Раньше я всегда смеялась над анекдотами про врачей, особенно над теми, где они пили и чокались с чужими частями тела в банке. А теперь, мне не было смешно. Нет, я не стала алкоголичкой, и не снимала стресс таким способом вместе со всеми, но я понимала, почему медики не брезгуют спиртным. Если бы не ирбис, я бы тоже пила.

Жили мы с Анаис в одной комнате. Медикам выделили большой, четыре этажа по пять спален на каждом, полуразрушенный дом на краю города. Мне не довелось пожить в общежитии в университете, зато теперь я получила этот, вне всякого сомнения, бесценный опыт.

По утрам, на кухне можно было обменяться информацией, получить свою порцию подначек от старших коллег и чего-нибудь сладенького от Доминика или Жана.

Где они доставали конфеты посреди практически окруженного города?

— В какой руке?

— В правой!

— Молодец, — и Жан протянул мне яблоко.

Фрукт был в левой руке — он переложил его. Я видела это в отражении зеркала, которое было за его спиной, решила проверить честность. За последний месяц я ни разу не ошиблась, значит, получить продукты стало еще труднее. Раньше, если я проигрывала, он медленно, со вкусом съедал зажатый в руке предмет, а потом сразу же доставал мне второй, такой же. Конфету, фрукт или шоколадку.

— Я тебя поймала, — показала ему на зеркало.

Он покраснел, это было так не похоже на него, я даже испугалась.

— Но это не значит, что я тебе его отдам, — и я откусила от румяного бока. Медленно прожевала кусок и сказала:

— А вот больше, номерочек не пройдет.

Жан был не высок, чуть выше меня, поэтому при разговоре с ним не приходилось задирать голову, можно было смотреть прямо в карие глаза, вернее на нос, он был у него самой выдающейся частью тела. А девчонки с этажа, когда думали, что я не слышу, обсуждали другое его несомненное достоинство. С этим самым достоинством перезнакомилась половина женщин дома.

Северная весна решила в этом году порадовать его жителей. Днём солнышко грело, на деревьях распустились молодые, очень светлые листочки, а в глубине леса, что рос рядом с нашим домом, ухала сова. Я вдохнула полной грудью свежий запах.

Лес по соседству — это его гости на твоей территории. Я лично, вооружившись лопатой и тяпкой, которые с трудом раздобыла в сарае рядом, вырыла клумбы, посадила цветы и несколько видов лекарственных трав. Да, война! Но жизнь идёт, а запасы никогда лишними не бывают.

— Неудачная операция? Скрываешь следы преступной халатности? — высунулся в окно Доминик. Он был по пояс голый и что-то жевал.

— Как дам тебе сейчас этой самой лопатой, и составишь моей жертве компанию! Иди лучше и помоги мне. Я цветы сажаю,— он громко усомнился в моих умственных способностях, но спустился и сделал большую часть работы.

А потом пришли олени и поели все цветы, дикие кролики порывались уничтожить травы, но тут я была на стороже. Заставила Доминика сделать для моего сада оградку. Как он ворчал! А Жан, ходил рядом и скалился. Я рыкнула — тоже помог.

Но самое главное, енот повадился влезать в сарай и воровать вещи. Как ему это удается — загадка. Вчера вот, утащил мою резиновую калошу, правую, это почему то огорчило меня больше всего. Можно подумать, унеси он левую, я носила бы её одну. Мне недавно выдали новую пару — пришёл обоз из Вест-Адер. А я оставила их там, чтобы потом помыть. Пока полола грядки — испачкала. Что теперь делать с одинокой резиновой туфелькой? Отнести в пару ко второй, на растерзанье?

Мы работали в Истад уже четыре месяца. За это время я научилась определять виды кровотечения, правильно их останавливать, обрабатывать все виды ран и некоторые, не сложные, зашивать.

Почта доходила плохо, столичные газеты передавали из рук в руки, как дорогое сокровище. Как-то мне довелось прочитать про министра Франс, они с мадмуазель Жюстин поженились, как и планировали. Церемония была скромной — военное положение, дефицит, особенно не разгуляться. Интересно, кого он поселил в том доме? Или хранит молодой жене верность?

Это было уже после того, как университет остался без мужчин. Мсье Франс поздней ночью, неожиданно заявился в ателье. Вошел без тени стеснения, как хозяин. Попросил Оливье оставить нас наедине и, когда друг вышел из кухни, заговорил:

— Я принёс вам документы на небольшой домик на Медной улице, — неожиданно, неплохой подарок, бесспорно. Медная улица в нескольких кварталах от Посольской, только с чего бы это?

— Вы мне нравитесь, я хотел бы видеть вас матерью своих детей,— у меня открылся рот. Вот это заявление. — Вы не будете ни в чём нуждаться, и я подтвержу ваши документы,— уже интереснее.

— Я могу подумать? — найти достойную причину для отказа.

— Можете, но при решении учтите, в Карлстаде никогда не существовало Меланики Нюгрен. А Сид-Адеру будет интересна история появление девушки, которая потеряла в поезде документы и через шесть дней после нападения на наследника, ровно столько, сколько нужно на путь из Лосс до Саомара, появилась в столице, — я ничего не ответила. Действительно, какие ухаживания? Какие чувства? Вы мне нравитесь, поэтому будет так, как я сказал. Не хотите — заставим. Если и эти доводы не убедят, то можно и тюрьмой пригрозить.

— Надеюсь на ваше благоразумие

Он ушел, а я стояла и размышляла: "Он точно родной сын мадам Мари?"

Через день пришло письмо от мамы, и я решила проблему излюбленным способом — я от неё убежала.

Аманду я не встретила, она вылетела другим самолётом. Наверное, распределили в другой город. Бои шли, не было конца прибывающим с моря войскам. Корабли топили, взрывали — кидали с самолётов снаряды. Но меньше их не становилось. Долматия побеждала числом, а не техникой. Основные силы они бросили на Такессию потому, что войска Саомара были сосредоточены на Востоке. Оттуда наступал Адамар. Наш север, вернее выход в море, они уже контролировали.

У Союза было небольшое, но существенное преимущество — техническое оснащение. Фредерик Белами будучи еще на посту ректора ответственным за военные разработки, строго следил, чтобы изобретения не уходили на сторону. Всё, что мы продавали не только в Адамар, но и на соседний материк, было строго дозировано, и не слишком современно. И теперь всё это вернулось в стократном размере.

Нужно было объединять фронты с Такессией. Снабдив их своим оружием, вдвоём, мы могли бы дать достойный отпор. Была всего одна проблема — Долматия первым делом захватила порт и добралась до перевала.

— Мышка, иди сюда! У нас новости! — две сестрички, чуть старше меня, но чувствующие себя значительно взрослее, встретились мне на подходе к госпиталю.

— Мне, пожалуйста, исключительно хорошие, — всегда так говорила, но они упорно рассказывали все.

— Мариестад отбили! Хорошие?

— Еще спрашиваешь? Кто вылетает?

— Мы и все ваши, на рассвете, говорят — дело плохо. Первая группа уже там.

Утром я буду в городе... Сердце забилось так сильно, будто сейчас выпрыгнет и полетит в Мариестад вперёд меня.

Глаза я больше не прятала, зачем? Почти сразу мне дали смешное прозвище, а придумал его Доминик.

— Ника, ты в глаза зелёнку закапала? — спросил меня сосед. Шли вторые сутки пути до Норд— Адер, я проснулась и жевала сухую галету. Хрустом разбудила мужчину и теперь, он слегка помятый, удивленно рассматривал меня.

— Конечно, скажи, хорошо ведь получилось? — и я рассмеялась, такое у него было возмущенное лицо.

— Вы чего так рано? — своим хохотом разбудила Анаис, стало стыдно.

— Ты посмотри, что у неё с глазами!

— Глаза как глаза, только зелёные, у Премьер — министра такие же, — и она замолчала, сосредоточенно рассматривая меня.

— Мы не родственники, — привычно соврала я, — ну если очень дальние, — под пронизывающим взглядом Анаис стало не уютно. — Я с ним даже не знакома, — чистая правда.

— Да какая из неё герцогиня — кузнечик зелёный, — а потом кузнечик почему-то трансформировался в Мышку.

Я не взяла капли из дома потому, что Оливье бы догадался о моём побеге. Он бы или не пустил меня, или полетел бы со мной, тогда мадам и мсье Мегре остались бы одни. Как можно предать доверие и увести на войну их единственную опору в старости? Как потом смотреть в зеркало, понимая, ты причина его смерти? Для этого я слишком ценила и их и себя.

Был вечер, закончился еще один рабочий день. За всё время работы в госпитале мне не довелось видеть бои, несмотря на то, что линия фронта проходила рядом, и нам привозили самых тяжёлых раненых, я немного боялась. С передовой приходили ранеными не только солдаты, но и врачи.

Нас доставили на самолете. Когда то прекрасный прибрежный город превратился в руины. С высоты мы видели — уничтожено более трети застройки. Беффруа грустно приветствовала нас отломанным колоколом. Верхняя её часть была полностью разрушена. Удивительно, но самое красивое здание города — местная мэрия, уцелело. И сейчас красная башенка, выступающая над четырехэтажным строением, смотрела на то, что осталось от крупнейшего северного порта.

На площадке, где приземлился самолёт, был хаос. Военные громко кричали, пытались перекричать гул от собранной в одном месте авиации, медики в белых одеждах двигались по совершенно необъяснимой траектории, кого-то куда-то несли, кто-то куда-то бежал. К нам подошёл комендант, это я поняла по нашивкам, коротко дал Анаис разъяснения и так же быстро ушёл.

— Гинекологи оперирующие есть? — спросил нас седой главный врач местного госпиталя.

— Есть, — ответил Жан.

— Нет, мне бы или кого постарше или женщину, — он двумя пальцами потер воспаленные глаза. — Идите тогда в общую, там разберёмся.

И действительно, работа нашлась для всех. Ранения получили и солдаты, и местные жители. С того самого момента, как войска Союза вошли в захваченный город, началась эвакуация. Часть железной дороги, которая была в распоряжении врага, была уничтожена, хоть её и пытались охранять. И теперь, чтобы добраться до ожидающего поезда, необходимо было преодолеть расстояние почти в пятнадцать километров.

Пациентов я уже не различала, это стало лишь работой. Невозможно помнить каждого и всем сопереживать, как было поначалу. В Истаде, в первый день работы в госпитале, у меня не было слёз — меня вырвало на подходе к дому. Таким чудесным образом, заканчивались почти все дни на протяжении месяца. В итоге Жан не выдержал. Нет, не было никаких душещипательных бесед, он напоил меня — я выплакалась, и всё прошло.

Снова нас поселили вместе, на этот раз в наспех построенной палатке. Позже, когда уедут мирные жители, мы займем чей-то дом, или то, что от него осталось. Нашу с Анаис импровизированную кровать от матрасов мужчин отделяла грязная, когда то бывшая розовой, тряпка. Жан храпел, и когда я его дразнила, смущался:

— Это насморк!

— Ага, он у тебя перманентный!

Я почти не вспоминала Грегори, его постепенно вытеснил совершенно другой образ. Зелёные глаза ласково смотрели с чужих лиц, иногда я угадывала в ком-то его улыбку, мне казалось, он рядом, незримо присутствует за спиной, как Святой Франциск. А однажды я увидела среди офицеров блондина, как радостно сжалось в тот момент сердце. Побежала за ним, догнала, схватила за руку — мне улыбнулся сероглазый, как и все северяне, молодой мужчина.

— Куда же вы? — спросили меня.

— Простите, обозналась,— опущенные плечи, потухший взгляд, мечты не приходят в реальность!

Этот офицер несколько раз звал меня на свидание, кажется, его звали Эрик, как регента...

Вообще, мне пришла в голову занимательная мысль: нам женщинам, только дай пострадать! По Грегори страдать, видимо, стало уже не актуально — вот тебе новый объект. Тут вообще никаких шансов на счастливый исход.

Жизнь приходила в обычное русло, насколько это возможно в условиях вооруженных конфликтов. Через месяц напряженной работы я отпросилась на день у Анаис и пошла в Мэрию. Там можно было запросить списки погибших, раненых, эвакуированных. Найти хоть какой-то след.

Мэрия была недалеко от госпиталя, минут пятнадцать ходьбы. Под окнами бухточка, в которой стояли разрушенные яхты. Вела к ней улица — маленькие разноцветные домики и под ногами брусчатка, была... Напротив храм Святого Франциска, тоже, разрушенный, лишь витые решетки на зияющих провалах окон.

Ты был восхитителен еще вчера, северный порт.

Я шла без особой надежды, вернее не так, я уже знала, в каком списке найду родную фамилию. Андре Дюран, почти в самом конце одной из страниц ужасающе длинной переписи. Погибших. Опоздала. Мамы ни в одном из списков не было. Но и надежды, на то, что она жива, не было тоже.

Вернулась в госпиталь. Наверное, по моему лицу можно было что-то понять, Анаис, Жан и Доминик не задали мне ни одного вопроса. Но всё время крутились где-то рядом. На перерыве в маленькой каморке, которая выполняла роль столовой и переговорной, ко мне подошел Доминик, и без слов крепко обнял. Не плакала, прижалась, находя утешение у коллеги, или, уже кого-то большего.

Наступило лето и в столице Такессии — Сверге, короновали Роланда первого.

— Северяне всё-таки немного с приветом! — Жан сел рядом со мной на кухне и подлил чаю.

— Почему? — это была уже третья кружка, до этого мне налил чаю Доминик, а еще раньше Клэр — медсестричка, влюблённая в Жана.

— У них война, а они коронации устраивают. Совсем сдурели!

— Ты не прав. Теперь у них есть символ, есть за кого умирать бою. Регента они не любили. Но они действительно немного сумасшедшие. Чем им регент плох, он ведь отец принца? — мы оба пожали плечами.

— А фото есть, наконец?

— Чьё? Роланда? Не знаю, я не видел, — мы доели скудный завтрак. Вернее допили. Есть было нечего. Ждали новый обоз с продуктами со дня на день.

Через день пришёл обоз, мы получили не только продукты, но и одежду, а мне Анаис выбила новые калоши. А еще через день, войска Долматии снова начали наступать, и мы оказались в эпицентре боевых действий.

— Я прошу тебя, я очень тебя прошу, останься в госпитале! — твердила мне Анаис. Медики на передовой дохли как мухи.

— Я пойду со всеми, это не обсуждается! — отрезала я.

Доминик и Жан в два голоса подпевали Анаис, но я осталась непреклонной. Чего терять? Одну жизнь — остальное уже потеряно.

Первый раз запомнился плохо: крики, кровь, грохот. Доминик следит, чтобы я не лезла под пули, Жан для этого занимает мне руки — отдает своих раненых и снова бежит туда, в самую гущу боя.

Помню, как впервые увидела солдата Долматской армии, абсолютно такой же человек, только мундир зелёный, наши солдаты были в чёрном. Но как же я ненавидела их всех! Дышала этой разлитой в воздухе злобой, она добавляла сил.

Серебряный был со мной рядом с самого дня, как мы приземлились в Мариестаде. А на передовой не отходил ни на секунду. У меня было два незримых хранителя...

Мы сделали из досок и тряпок походный госпиталь. Туда же поставили нехитрое оборудование. Когда не успевали уйти с поля, спали рядом, в палатке. Полным составом маленького медицинского отряда, вчетвером.

С начала войны прошло немногим больше полугода.