| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Невозмутимая 'Железная председатель профкома' приняла его на удивление радушно и по-домашнему. Чаёвничать не звала, зато подражая директору, предложила на выбор рюмочку шерри и кальвадос. К сожалению, школьница-секретарь не обладала уникальным талантом Васильевой, а угадать желание гостя для Раппопорт оказалось не суждено. От шерри товарищ Сергей отказался, так как предполагал агрессивный монолог, а кальвадос вообще пьют только с друзьями, когда в процессе общения не требуется максимально трезвая голова. Ему предстояло не просто допросить, а представить всё так, будто к нему пришли за помощью, а это если не истинное мучение, то кропотливый труд.
Невозмутимости хватило ненадолго. Помимо того, как товарищ Сергей забирался всё дальше, коллекция сдержанных, а потом и не очень слов становилась всё обширнее. Тут уж ничего не поделать, жёсткие интонации и громкий голос стимулируют страх — самую сильную из эмоций. У него был хороший стимул и пусть до дивного момента, когда Раппопорт в его руках широко раскрыла глаза, прошла уйма времени в уговорах, оно того стоило. Почувствовав за собой власть, исполняющая обязанности директора определённо потеряла связь с действительностью. Но не зря вспоминают о щуке в водоёме, когда теряет чувство меры карась.
— Мистер директор, может и оставил номер, — произнесла она с всё той же снисходительной усмешкой, еда ноги ощутили твёрдую поверхность. — Но только для крайнего случая. Только для самого крайнего.
Внушить страх при допросе, как минимум сэкономить время. Где трепетно и ласково требуется увещевать десятками повторов в разнообразной форме, преодолевая рассеянное внимание женщины, срабатывает один гневный выкрик. Он обезоруживает как выстрел у самого уха.
— Дура! — заорал товарищ Сергей. — Что ты лыбишься? Ты враг народа! Твой якобы разведённый с тобой муж-троцкист — враг народа! Вы только из моей милости тут, на свободе, а не по пятьдесят восьмой в Тундре! Для тебя уже край!
Истина — порой это то, что когда-нибудь под гнётом неоспоримых фактов мы принимаем через отрицание, боль и недоверие. Не приятная успокоительная ложь, а, как правило, отвратительная в своей откровенной наготе, правда — безгрешных нет. Именно так всегда объяснял себе товарищ Сергей возникновение того момента, когда допрашиваемый вдруг осознавал, что никто и ничто его больше не защищает, а единственная оставшаяся инстанция принимающая решение о дальнейшей судьбе это следователь. И сейчас эта истина, судя по глазам напротив, несомненно, открылась перед Рахиль Исааковной.
— Сам дурак! — как звон колокола для нечисти на Пасху раздалось у самого уха.
Удивление от произнесённых слов хрупкой женщиной было не так сильно, как скорее неожиданно. Даже совершенно нетипичное поведение Раппопорт не удивило его так, как крах устоявшейся теории.
— Что?
— Я не дура, — выхватив платок, сказала она. — Крайний случай, это когда финны высадят здесь десант. Директор сказал, что защитит.
Отойдя к окошку, товарищ Сергей посмотрел через стекло. Отдавая должное труду садовника занимающимся обрезкой и окучиванием роз, он на пару секунд задержал взгляд. Тот работал неспешно, но принимая во внимание быстро исчезающий песок в тачке весьма продуктивно. Какие-то особо не зимостойкие кусты обзавелись плетёным ивовым каркасом с мешковиной, а какие-то были опрысканы медным купоросом. Садовник хорошо знал свое дело и не только он. Беседа однозначно перешла на новый уровень. Раппопорт пыталась держаться уверенно и так же властно, как привыкла, но у неё уже не получалось отыгрывать на все сто, что опытный глаз сразу подметил. Решивший сменить кнут на пряник, не оборачиваясь, потеряв всякую угрозу в голосе, товарищ Сергей произнёс:
— А я тебя к ордену хотел представить. К 24-летию Октябрьской революции. Так что как ни крути дура ты круглая.
— К ордену?
На мгновенье, отражение лица на стекле обрело ухмылку.
— Красная Звезда. Вот так вот. А без ходатайства с места работы никак.
— Как же так...
— А ты как хотела? Списки завтра уже отправлять. А если тебя вычеркнуть, значит и других не стоит оставлять. Комплекс 3-А сколько для обороны города сделал на фоне остальных? Да что там города, страны. Сколько лекарств отгрузили, сколько ранбольных в строй возвратили? Или ты думаешь, просто так я на тебя наорал? Ты же мне всю статистику напортила.
Товарищ Сергей махнул рукой, будто произнёс про себя непечатное выражение, сообщающее о никчёмности собеседника.
— Девятьсот одиннадцать, — выкрикнула Раппопорт. — Нужно набрать по радиотелефону 9-1-1.
Короткий номер был странным. С тридцать седьмого, в Лондоне и пригороде существовала служба экстренной помощи '999' и подражание с помощью выглядело немного иронично. Товарищ Сергей посмотрел на часы. Он не ожидал, что удастся так просто довести 'Железную профкомшу' до нужной кондиции — даже серьёзных угроз с вызовом конвоя в лице Соли и Сахара не понадобилось, хватило слов, пусть и в столь живой и выразительной манере.
— Набирай, ещё успеваем.
* * *
Лёгкий бомбардировщик Douglas А-20 Havok (DB-7 Boston) с замазанными зелёной краской французскими опознавательными знаками оторвался у самого края короткой взлётной полосы и круто завернул вправо. Замыкая строй из пятёрки самолетов, он полетел в сторону Москвы, неся в своём чреве вместо бомб ящики с тульскими пулемётами. Проводив взглядом небесного извозчика, товарищ Сергей сделал большой глоток густого какао и счастливо зажмурился. Горячий шоколад, как обозвала напиток официантка из лётной столовой, был в меру горячим и в противовес пасмурной прохладе согревал горло. Продрогнув за время полёта, он наслаждался теплотой, хотя и не отказался бы от чего-нибудь покрепче. Вёзший его почти восемьсот вёрст бомбардировщик прибыл из Марокко, и казалось, дрожа в полёте не меньше пассажира, совсем не был подготовлен к суровым испытаниям средней полосы России. И не прилипший к краске песок африканской пустыни, а самые настоящие мурашки ощущались бы под рукой, проведи он ладонью по фюзеляжу. Перелёт прошёл не без приключений, и дело было не только в погоде.
Стремительно холодало день ото дня. Иногда моросил мелкий дождь с крупой, пронзительный ветер ломал омертвевшие сучья и отчётливо ощущался скорый приход зимы. Будто сама жизнь становилось медлительней и вялой. Рассвет лишь слегка успел расцветить небо лилово-розовыми мазками, а туман, успевший окутать дорогу к аэродрому, уже поглотил выстраивающиеся в колонну грузовики. Дымка не спешила расползаться и тщетно пыталась задержать людей, цепляясь за колёса и борта машин, облизывала стылым мокрым языком. Город на Неве прислал тулякам лекарства и когда броневик утвердился во главе колонны, а регулировщик махнул флажками, товарищ Сергей сел в предоставленный автомобиль. В просторном салоне 'кадиллака' пахло едва уловимым нежно-сливочным ароматом сандалового дерева и ещё чем-то дурманящим, но не приторно сладким, а скорее необыкновенной свежестью как после грозы. Пытаясь определить причину этой искусственной свежести, он упустил момент, когда задняя левая дверь открылась, и на диван примостился пропавший директор санатория.
— Здравствуйте, товарищ Сергей, — вежливо произнёс он. — Как долетели?
— Вряд ли бывало хуже, но то, что мы разговариваем, не иначе как удачей считать нельзя.
— Непредвиденные сложности?
— Да, именно непредвиденные. Ведь как можно предугадать обстрел своей же зенитной артиллерией? Хорошо, что экипаж попался не из молодых. Если бы не мастерство пилота и высокая скорость , ругал бы я вас сейчас с небес почём зря.
Машина плавно тронулась. Товарищ Сергей никогда до этого случая не ездил в лимузине и был удивлён звукоизоляцией. Ни шума мотора, ни шелеста покрышек, ни посторонних звуков с шоссе, хотя они двигались в колонне с гремящими рессорами грузовиками. Создавалось ощущение нахождения в изолированной от всего мира капсуле.
— Скорее всего, ошибка идентификации, — опуская подлокотник на диване, стал вслух размышлять директор санатория. — В начале сентября тридцать девятого пилоты английского 74-го дивизиона 'Сритфайров' по команде с земли атаковали свои бомбардировщики с истребителями сопровождения и сбили один. Если слышали, событие получило прозвище 'битва при Бэркинг-Крик'.
— Не припомню.
— Не удивительно, событие засекретили. Потому стоит учитывать, что пока не разучат силуэты, любой иностранный самолёт будет восприниматься как вражеский, вот вы и угодили под 'дружественный огонь'. К сожалению, зенитчики, да и не только они, обжёгшись на молоке, дуют на воду. Так что не ругайте генерал-майора Громадина, с нашими РЛСами он делает всё возможное по защите неба и даже чуть больше. Однако, к делу. Вы искали встречи со мной.
— Если коротко, то товарищ Жданов желает вашего возвращения в Ленинград.
— Так же буду краток: нет уж, спасибо.
— Объясните.
— Прежде всего, — после недолгого молчания произнёс Борисов, — у нас возникло глобальное расхождение с Андреем Александровичем в степени соблюдения оговорённых правил...
'Эка как округло выразился, — подумал товарищ Сергей. — То есть утрата доверия. Оно и понятно'.
— ... Существует ли возможность как-то исправить возникшее недоразумение? — продолжал говорить он — Пока не вижу смысла. Ведь единственный способ урегулировать конфликт — предельная честность, а этого от политика не добиться. У меня пропадает интерес к пациенту, который не выполняет предписание. Что же касательно сотрудничества в хозяйственных сферах, то взятые по контрактам обязательства закрыты.
Что-то подобное этому ответу он ожидал услышать и если бы не неопределённое по времени слово 'пока', то можно было возвращаться назад. А так, сохранялся шанс если не уговорить американца, то хотя бы договориться о перспективе. Ведь при правильном подходе не только заяц начинает играть на барабане, но и рак на горе свистит.
— Не буду упоминать все обстоятельства и возникшие по моей вине случайности, — заявил товарищ Сергей — но товарищ Жданов искренен в своей просьбе.
Борисов укоризненно посмотрел на него, словно услышал какую-то чушь. Как бы было проще вести разговор, если бы в произнесённых словах он ощущал за собой справедливость. Увы, мир не обязан быть таким, каким тебе сказали или каким ты сам себе его придумал. Несоответствие ощущалось, и товарищ Сергей опустил глаза.
— Я уже давно растерял остатки иллюзий в отношении этого человека. Сложная у вас задача: выгораживать начальника и остаться честным самим с собой. Я согласился встретиться не только потому, что после известных событий вы на разрыв души переживали и обрывали телефон, когда можно было прямым распоряжением Жданова задержать самолёт и спасти несколько жизней, а в том числе потому, что никогда ничего не просили для себя.
— В таком случае я попрошу.
— Это так не работает. Или вы запамятовали, что с вами сидит классовый враг и циник?
— Да бросьте вы, — произнёс товарищ Сергей. — Что вы заладили про классовость и врагов. Вам до сих пор открыты двери в партию.
— Товарищ Сергей, я приехал в Советскую Россию сделать лучше жизнь себе и окружающим меня людям за счёт знаний и располагаемых мной ресурсов, и для этого был готов решать проблемы через организацию большевиков. Но их идеи мне совершенно не интересны. Даже сейчас, когда нависла серьёзная угроза, я слышу набор трескучих фраз о пролетарском братстве. Вам штык под горло, а вы продолжаете убеждать народ верить в умершие доктрины. Трудно исправить то, что от природы рождено коряво.
— Вы просто разочаровались в людях и всё видите в чёрном цвете. Даже горбатое дитя имеет право на жизнь.
— Имеет, — после короткого раздумья согласился Борисов. — И я надеюсь, что такие люди как вы сумеют его вырастить достойным и справедливым.
Товарищ Сергей не чувствовал за собой правоты, однако посчитал, что именно сейчас можно будет сделать последнее предложение, а там, что будет то будет.
— Андрей Александрович поступил по обстоятельствам и очень об этом переживает. Каждый из нас совершает ошибки, и только сильный их прощает. Может, забудем?
— Увы, мой друг, — не предвещавшим ничего хорошего голосом стал отвечать Борисов. — О чём мне всегда стоит помнить руководство Ленинградского УНКВД объяснило доходчиво, а провалами в памяти я пока не страдаю. Как отвечающему за всю область секретарю горкома и обкома я могу простить, но как человеку — нет. Вот такая коллизия.
— Вы в своём праве, — не оспаривая очевидного ответа, покорился товарищ Сергей. — И раз Рубикон перейдён, то стоит определиться, как нам работать дальше.
— Да, линия доверия была пройдена, так что вернёмся к старой и проверенной временем формуле 'ты мне я тебе'. Речь пойдёт про так называемый отдельный особый 'Парголовский танковый полк'.
— Вы имели в виду 'Ленинградский'?
— Вот, — вздохнул директор санатория — и вы туда же. Не все представляют, где находится Парголово, поэтому называют по-разному, но эта путаница на нынешнем этапе определённо полезна.
Лицо товарища Сергея вытянулось, и как минимум по нему можно было прочитать удивление.
— Сейчас объясню почему, — продолжал говорить Борисов. — Там собрались не только старички из ОСОВИАХИМа. К ним примкнули добровольцы из Франции, Персии, Калифорнии, Турции, Алжира и десятка стран. Всех присоединившихся объединяет три фактора. Первый, это 'нансеновский' паспорт. Признаюсь, те документы, выданные в Сиаме после очередного переворота, подлежат сомнению даже в Бенгальском заливе, но тем не менее. Второй — желание защищать Родину своих предков; а третий, как ни банально прозвучит, деньги. Официально, они приглашённые специалисты на мои предприятия и если в мирное время это замалчивание с паспортами тех же медицинских сестёр из Кубы было оправдано, то сейчас нужно быть честными. Я собрал и вооружил что-то вроде интернациональной бригады, как когда-то в Испании. На данный момент они имеют статус народного ополчения с привязкой к месту регистрации Парголовского районного совета. По документам они проходили сборы, и вернуться на западное побережье Ладоги уже не могли по известной причине. В этом и заключается сложность. Сейчас они подчиняются начальнику гарнизона полковнику Иванову и соответственно Жаворонкову, но с созданием Тульского народного полка их переподчинят начальнику IV отдела Управления НКВД Тульской области, а потом переформируют, как это было с дивизиями народного ополчения Ленинграда. Меня это не устраивает, да и бойцы вряд ли обрадуются сокращению денежного довольствия и пайка. Как только это произойдёт, я потеряю всякий интерес к тому подразделению.
— И что нужно от меня?
— На вашей шинели знаки различия комиссара бригады и я предлагаю вам работу по вашему профилю.
Товарищ Сергей отрицательно покачал головой.
— Андрей Александрович разрешил тогда 'Госпитальный резерв' как исключительный случай и то, в качестве штурмовой инженерно-сапёрной бригады в составе своей стрелковой дивизии. А у вас снова планы по созданию банды.
— Послезавтра 'Свободная Франция' через посольство СССР в Лондоне отправит акт конклюдентных действий на участие своих военных в боевых действиях на территории Советского Союза, — раздался в ответ на 'банду' флегматичный голос Борисова. — К примеру, для начала лётчиков из Сирии и танкистов из Алжира. Так же будет приложено письмо от коммунистов города Тюль, что на провансальском наречии звучит как Тулы. Там будет сообщено о желании отправить отряд добровольцев. Двадцать пролетариев с оружейной фабрики готовы поехать в Россию на защиту одноимённого города оружейников. К сожалению, несмотря на устную поддержку товарища Молотова это предмет обсуждений и согласований не одного дня. Вспомните, сколько возятся с поляками Андерса, и всё поймёте. На данный момент подразделение самодостаточное и готово вступить в бой, но крючкотворам это не интересно. У вас даже трудопоселенцы не могут пойти добровольцами на фронт. Декрет ВЦИК и СНК РСФСР строго определяет, кто может защищать Отечество, а кто нет. Но сейчас не двадцать второй год и время совсем не мирное. Ориентировочный срок подготовки документов — месяц, после чего отряд на законных основаниях воюет под своим флагом.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
