Лучше для гордых венгров и не придумаешь. Конечно, потом Леопольд сильно изобидится, но так то потом, потом. А уж поберечься Михайла сумеет, не первый год замужем, да и на троне не первый... Так что отписываем еще и Марфе, чтобы берегла супруга, он ближайшие лет двадцать живой нужен. А там посмотрим, на кого вассалитет перекинуть.
О, великий и мудрый Ходжа Насреддин, который сказал про ишака и падишаха! Да славится имя твое во веки веков.
Отдельно письмецо.
Дон Хуан, как легко догадаться, не согласился — и теперь едет на Русь грузом-400. А как его еще обозначать? Пленный и ценный. А тут его еще обрабатывать... надо Катьке свистнуть — пусть готовится. А вот куда Машку пристраивать?
Хм-м...
А ведь идея...
Мир со Швецией заключать надо будет, вот и выдать ее за Карлушу? Вместо Ульрики?
У того, конечно, мать — гадюка, но и Машка кому хочешь три литра яда на макушку сцедит и дальше пойдет. Софьина школа...
Попробовать протолкнуть идею?
Надо намекнуть Алексею, чтобы побольше захватил, лучше и то, что им не надо. А потом в качестве извинений и Машкиного приданого отдал обратно.
На губах Софьи заиграла коварная улыбка.
А что?
Соседи орусячены, иначе и не скажешь. У Михайлы — русская, в Картли — русская, датчанка есть, китаянка есть, надо теперь еще шведов для полного комплекта...
А там поглядим. Кровные узы — они завсегда сильные.
Вообще, Софья историю помнила отвратительно, но то, что сейчас Карлуша одиннадцатый, а Петр воевал с двенадцатым... уж это-то и дети знают. Вопрос!
Что случилось с этим Карлом, и долго ли он прожил?
А то ведь можно и войска ввести для помощи вдове, а там... Мирная интеграция — она завсегда полезнее. Списочки составим, кого посадим, кого потравим — и будут шведы русскими подданными. А фамилии и язык... Да они еще сами попросятся русскими стать!
Недаром же большинство национальностей отвечает на вопрос — кто. Кто?
Швед, датчанин, немец...
Какой?
Русский.
Наводит на размышления, верно ведь? Неважно, кто ты. Важно — какой.
Обдумаем план?
* * *
— Милая, радость у нас!
— Вот как?
Марфа искренне удивилась. Какая радость вдруг случилась?
— Я письмецо получил. Фамилия Ракоци тебе ведь знакома?
— Ференц Ракоци еще мал, чтобы письма писать. Мать его — Илона отписать решилась?
— Умничка ты у меня.
Михайла посмотрел на жену с искренней любовью. И красавица — после четырех родов ни располнела ни на грамм, кожа по-прежнему бархатистая, волосы черные, глаза — утонуть можно, и умница. Вот с кем бы он так еще поговорил?
Советника завел? Или любовницу? Нет уж, лучше гадюк завести, те, может, и не покусают.
— Решилась, да еще как. Предлагает мне личный вассалитет.
— Ох!
Понятное дело, для Марфы это новостью не было, Софья ей еще когда отписала. Но изумление было сыграно на 'отлично'.
— Соглашаться будешь?
— А и соглашусь. Леопольд, конечно, взбесится, но я туда Яна потихоньку отошлю, пусть новые границы защищает.
— Там и свой герой, кажется есть. Текели?
— Есть такой. Илона Зриньи за него замуж собирается.
— Сильная связка получится.
— Но полезная. И мы территорией прирастем, и им защита. А там — видно будет. Может, и сыну моему присягу принесут. О русских они очень хорошего мнения, а ты, дорогая моя супруга...
— Постараемся их не разочаровать? К тому ж у Илоны вроде как и дети есть. И наши...
— Надобно это бы обдумать.
Муж и жена обменялись нежными улыбками. А после того, как Михайла ушел, Марфа быстро набросала записочку Софье. Она не сомневалась, что у той на детей Ракоци уже есть свои планы. И не хотела ни сорвать их, ни перебежать сестре дорожку. Ни к чему ей такие кошмары...
Да и потом, у нее с Михайлой уже и мальчики есть, и девочки, как сестра скажет — полезный брачный ресурс. А у Илоны двое детей. Может, поделить их? Одного ребенка на Русь, второго им? Стерпится — слюбится, потом дети пойдут... политика в действии.
* * *
Царевна Софья Алексеевна в это время гостила в Университете, беседовала с Исааком Ньютоном. И рассказывала ему то, что сама помнила о генетике и наследственности.
Горох с желтыми цветами, горох с зелеными цветами, цвет глаз, генетические нарушения, близкородственные скрещивания...
Исаак слушал очень внимательно, даже и не думая поинтересоваться, а откуда государыня царевна такие вещи знает? Понимал уже, что отговорятся ему старой Ивановой либереей, легендарной библиотекой Ивана Грозного, которую никто не видел, и есть подозрения, что никто и не увидит. Уж больно удачно списывать на нее все новые знания.
Кое-что он даже записывал, размышлял, задавал вопросы. И самый простой:
— Государыня, а для чего вы это рассказываете?
— А для того, сэр Исаак, чтобы в Университете было и это направление. Вы в курсе, что творится сейчас в Испании? Знаете о трагедии короля Карлоса?
Знал. Об этом только ленивый не знал.
— Я хочу, чтобы в Университете был факультет... пусть несколько человек, которые будут заниматься только этим. Есть же и такие, кто внимателен. Умен, прилежен, но не способен на полет фантазии? Есть, наверняка.
Ньютон кивнул, соглашаясь. В науке без таких никак нельзя. Кто-то должен парить в вышине,, а кто-то прилежно регистрировать следы от их крыльев.
— И пусть ведут Книги, — Софья произнесла это так, что стало ясно, она не про обычные книжки говорит. — Я хочу, чтобы для каждого государства были составлены справочники. Кто на ком женился, кто с кем породнился, велись родословные, составлялись генеалогические древа... это возможно?
— Это каторжная и громадная работа.
— Знаю. Но если ее проделать сейчас, наши потомки смогут избежать многих ошибок.
Исаак Ньютон подумал.
А потом уважительно попросил женщину:
— Царевна, а нельзя ли мне еще раз объяснить про гены и хромосомы?
Софья вздохнула.
Можно. Что помнит — все объяснит. И не надо говорить про прогрессорство. Она просто изложит материал на уровне седьмого класса средней школы, а уж как его потом применят...
Ее имя даже упоминаться не будет, открытие будет принадлежать Исааку Ньютону. И точка.
Но генетика необходима.
* * *
Дон Хуан был не просто в ярости.
Убил бы!
Зубами бы разорвал, загрыз заживо!
Марианна, сучка...
Это был еще один из самых приличных эпитетов, коими он награждал свою родственницу. Похитители ему вежливо объяснили, что раз уж он не согласен уехать куда-нибудь к чертовой матери, то...
Рисковать народными волнениями и убивать его мачеха не стала. Просто заплатила, чтобы его увезли, например, в колонии.
И везли.
То опаивая, то перегружая из сундука в сундук...
Благородный дон пробовал сопротивляться — его просто оглушили. Отказывался от еды — кормили насильно, через воронку. Грамотное похищение — оно тем и отличается от бездарного, что во втором случае можно сбежать. А в первом — лежи и не рыпайся.
При этом о его здоровье заботились, ему даже конечности массировали, чтобы те не затекли и одежду меняли, но...
Сууууука!
Впрочем, вой не вой, сделать дон Хуан не мог ничего. Так что до побережья его доставили совершенно невозбранно, погрузили на корабль — и поплыли. Ругайся не ругайся...
Трюм — место такое. Приковали за ногу цепью — и хоть озверей.
Дон Хуан и зверел, сколько мог. Но ему вежливо объяснили, что греха на душу ее величество брать не хочет, а потому — жить будешь.
Но ты этому не обрадуешься.
Так что мужчина плыл и придумывал новые способы казни для мачехи. Очень мешало только одно — убить ее хотелось парой сотен разных способов, а на деле получится не больше одного.
Так что надо приложить фантазию.
* * *
— Ваше величество, мы настаиваем...
Людовик Четырнадцатый тяжко вздохнул. Вытер слезы.
— Оставьте меня, я в печали.
Папский легат сверкнул глазами.
— Если ничего не предпринять, турецкая зараза...
— Да-да, мы обязательно... я должен прийти в себя. У меня умерла любимая женщина, почти жена, мать моих детей...
Легат проглотил едкие слова о черных мессах и о том, что если бы маркиза (ну очень своевременно) не умерла, королю пришлось бы ее казнить. И интересно, не его ли люди постарались?
Вслух он, конечно, такого не сказал — не идиот же. И принялся давить, как мог.
Увы, закончилось это тем, что его величество вытер слезы платком и отправился к себе — меланхолить.
Это — официально.
Неофициально — общаться с турецким послом и уточнять, что входит во взаимовыгодное соглашение? Потому как ему совершенно неохота воевать с турками. А если его еще ласково попросят... да еще и подарок дадут, например, пошлины понизят или что-нибудь еще предоставят... как тут не воспользоваться случаем?
Леопольд ему кто?
Да никто. Даже хуже — конкурент за влияние и территории. Так что помогать ему... пусть сидит в Линце и радуется, что его величество туркам не помогает!
Свою выгоду Людовик видел четко, знал, что войска ему понадобятся, и не собирался класть их за веру. Нет у него оравы дураков, которую спихнуть бы и порадоваться — уехали! Кончилась эпоха крестовых походов, кон-чи-лась.
Так что нечего! Его величество страдать изволит! Да еще как, весь в тоске, весь в печали... хорошо хоть Анжелика де Скорай де Руссиль отвлекает. Глупа, конечно, как пробка, но в постели — великолепна! А для бесед и мадам де Ментенон есть. В постель ее не хочется, но вот пообщаться — приятно. Пригласить ее для беседы?
Да, наверное...
И скорбеть.
Читать доклады ла Рейни, отчеты о допросах — и страдать. Страдания очищают и возвышают душу, к тому же, его величеству так к лицу траур...
Анжелика оценит.
* * *
Когда Ежи позвали к Гуссейну-паше, мужчина обрадовался.
Ну, наконец-то.
Надоели уже эти турки — слов нет. Да и вообще, тут в Европе войска собираются, а попасть на чужую войну Ежи вовсе не хотелось.
Сидит он в плену — вот и ладненько. Потом на Русь поедет, домой, к Басе.
Гуссейн-паша был любезен и обаятелен. Угостил Ежи кофе со сладостями, похвалил еще раз русского государя, который сейчас воюет, и сообщил, что гонец прибыл. Ежи хоть завтра может отправляться со своим отрядом на родину.
Да, и вот еще письма.
Две штуки. Одно — от жены, Басеньки. Второе — от государя. Если храброму воину еще что-то понадобится, пусть только намекнет.
Ежи поблагодарил и отправился к себе. Читать.
Записку от Баси он прочел быстро, зато раз десять. Мало ли, что все и с ней, и с детьми в порядке! Зато как приятно читать эти строчки и касаться губами пергамента, коего касалась ее ручка.
Записку от государя — один раз. И задумался.
А потом попросил проводить его к визирю. И вместо объяснений протянул письмо.
Гуссейн-паша прочитал (словно догадываясь, что разговор примет такой оборот, государь писал по-латыни), подумал.
— Да, пожалуй, я могу вам это разрешить. Ваш государь прислал достаточно денег для выкупа сотни, а то и больше рабов. Так что выбирайте — и я отправлю их с вами на Русь.
Ну, была бы честь предложена. А кто нужен в Дьяково — Ежи знал. Остается выбрать — и предложить людям поездку в рабство к туркам — заменить поездкой на Русь. Лет на пять, до отработки выкупа. Можно — с семьей.
И обрадовать своих людей. Дня через три-четыре они поедут на Русь.
Домой...
* * *
— Скотина такая! Тварь! — когда бы грязные ругательства не сыпались с королевских уст, все было бы вполне обычно. Но сейчас Кристиан был в гневе.
Доверь идиоту!
Зигфрид фон Бибов сделал все, что мог, он прорвался внутрь крепости, и удержался бы! Но подмога не пришла вовремя, и героя просто изрубили в куски!
Это ж надо — осаждали Мальме, а взять не взяли!
И все из-за этих... г-героев!
Один инициативу вовремя не проявил, второй подкрепления не подвел — и что в итоге?
Потеряно время, силы, инициатива, шведы воспряли духом... а ведь стоило только взять Мальме — и считай, войне конец!
Не взяли.
Теперь остается только отходить к Ладнскруне и закрепляться там, в надежде, что удастся отстоять город. Но тут — были у Кристиана кое-какие идеи, почерпнутые, кстати, из переписки с русским королем. И укрепятся, и постоят...
На два фронта шведы войну вести не смогут, никак не смогут. Поэтому датчанам надо просто немножко продержаться.
— Можешь убираться, Руссенштайн! Генералом тебе больше не быть!
Кристиан в ярости швырнул в генерала свою шляпу и вышел из палатки. Холодный воздух чуть умерил ему злости.
Отобьются.
Они сильнее шведов, и позиция у них лучше, ее только правильно использовать надо. Он справится. Должен. А там и от русских весточка придет, Бог даст...
* * *
— Русские?!
Карл Одиннадцатый не принимал их всерьез, чего уж там. Давно не принимал.
— Захвачены Нотебург и Ниеншанц. Русские войска скорым маршем движутся к Нарве и Дерпту.
Рутгер фон Ашеберг смотрел с сочувствием.
— Черт!
Юный король выругался, не стесняясь полководцев.
И это в такой момент!
Когда вот-вот надо будет идти сражаться...
Ландскруне.
Ладно!
Здесь и сейчас надо разбить датчан, а уж потом идти вперед. Можно и на русских. Но не оставлять же за спиной Кристиана?
Карл задумался. Он был талантлив, этот юный король. Неглуп, серьезен... не его вина, что его образованием занимались от случая к случаю.
Даже если здесь и сейчас он разобьет датчан — это мало что изменит. На суше они достаточно сильны, война продлится еще минимум год, а то и два. Они в любой момент могут перебросить подкрепление в Сконе. И русские...
Воевать на два фронта он не сможет.
Физически, финансово... и ресурсов нет, и аристократы... черти б их драли!
Значит, надо сесть за стол переговоров.
Не хотелось?
Да еще как!
А если сначала победить, а потом уже попробовать поговорить с Кристианом? Должен ведь он понять, они даже с его сестрой были помолвлены...
Кстати, расторжение помолвки у Карла сильных эмоций не вызвало, разве что, кроме сочувствия к русскому государю. Какова там Ульрика-Элеонора в душе — это еще вопрос. А вот портрет...
За такое имеет смысле еще и поблагодарить русского государя.
В Карле боролось два желания.
Либо он вступает в схватку, побеждает или проигрывает — и идет на переговоры. Либо — он сейчас посылает гонца.
Победило — первое.
Все-таки Карл был еще очень молод.
* * *
Утро четырнадцатого июля тысяча шестьсот семьдесят седьмого года выдалось теплым и ясным. Полководцев это радовало — далеко видно.
Солдат...
А кого интересуют солдаты?
Две армии выстраивались под Ландскруне.
Карл делил свою армию на четыре части и собирался начать наступление.
Кристиану предложили отвести армию с холмов и сесть в засаду, но мужчина чуть ли не пальцем у виска повертел.
Засада?
В несколько тысяч человек?
Да помилуйте, что за бред?
Засада на то и засада, что никто ее не видит до последнего момента. Найдите же идиота, который не заметит несколько тысяч датчан?!
