Вампировский централ

— Последняя обойма? — раздалось откуда-то сверху. — Ну что, закончим начатое, Стиратель?

Я запрокинул голову, пытаясь рассмотреть силуэт на фоне посветлевшего неба. Так и есть: стоит на срезе стены. Чёрт! Чтобы зимний свет проник внутрь этой руины, пришлось бы ждать ещё пару часов, которых у меня не было. В затенённом "колодце" башни вампир чувствовал себя прекрасно, так что расчёт на потерю силы не оправдался. Радовало одно: навязав ему бой среди камней и обломков перекрытий, мне удалось лишить вампира скорости и манёвра, что тоже немало.

— Спускайся, я летать не умею, — крикнул я в ответ.

Вампир исчез из реальности, зато появился за Гранью. Там время течёт иначе, и я заметил, как он мелькнул за одним из каменных блоков. Его голос раздался совсем рядом:

— Зря ты не хочешь меня выслушать, Виктор Воронов. Долестрин может предложить тебе больше, чем жизнь последнего из Вигдоров.

— Не заговаривай мне клыки, Эдэгар Браст: продажа не состоится.

Он рассмеялся:

— Ты смешон в своём упрямстве, бенефар. Экториан Вигдор продал тебя гораздо раньше, чем заманил в башню.

— Что ж, он всего лишь вампир, как и ты.

Отвечая Эдэгару, я не спускал с него глаз: отвлекая меня разговором, вампир подбирался всё ближе. Я поднялся, встав вплотную к стене, руки крепче сжали рукоятку "Армады". Отцовскую штормовую кожанку мне давно пришлось сбросить — тяжеловата она была для такой схватки, — и теперь я злился, что не запомнил, где. От камней тянуло промозглой сыростью, но сквозь плотную форменную куртку холод почти не чувствовался.

Нападение вампира всегда неожиданно, сколько к нему ни готовься. Я выстрелил сразу, как только увидел над собой красное пятно "мишени". Чёрт, всё серебро ушло в "молоко": он снова оказался быстрее. План Эдэгара был ясен: он будет атаковать до тех пор, пока у меня не кончатся патроны, а потом навяжет убийственный для меня ближний бой. Очередь — и снова мимо: этот упырь всегда впереди на полшага! Темп схватки нарастал, приходилось крутиться на триста шестьдесят градусов. Даже спиной к стене я не чувствовал себя защищённым: вампир так и норовил свалиться сверху. Если бы удалось замедлить его, "зарядив" серебром, я получил бы шанс, тем более что время играло на моей стороне. Эдэгар это тоже понимал, потому и спешил. Солнце неумолимо поднималось, освещая срез западной стены, но пока оно доберётся до дна "колодца", я успею умереть несколько раз.

Когда остался последний заряд, я решил рискнуть, подпустив вампира предельно близко, примерно так, как подпустил Ральта, когда впервые ушёл за Грань. Это было равносильно самоубийству, но терять было уже нечего. Разумеется, Эдэгар уклонился, но, как я и надеялся, не учёл расстояние, и две из трёх пуль достигли цели. Раздался звериный рёв, вампира отбросило в сторону. В полёте он ударился о камень, перелетел через него и упал куда-то в нагромождение рухнувших балок. Если бы он был человеком, то уже бы не встал. Однако я прекрасно знал, с кем имею дело, поэтому, вернув честно отработавшую "Армаду" в кобуру, потянулся к ножу. Тяжёлый листовидный клинок с невыходящей за контур гардой был пригоден и для ближнего боя, и для броска. У меня их было два: за голенищем и на "оперативке" под рукой, серебряные, последний резерв. Плоская, обмотанная шнуром рукоять легла в ладонь. Я медленно обходил завал, не спуская с него глаз.

Камни и обломки досок с грохотом полетели вверх: вампир выбрался наружу. Всё, маска сброшена: в его лице больше не было ничего человеческого. Эдэгар уже не мог подняться в воздух: серебро в теле накрепко привязало его к земле. Оно же нарушило и регенерацию, заставляя вампира терять силы, но клыки и когти по-прежнему оставались при нём. Эдэгар зажимал рукой раненый бок, между пальцев то и дело выступала кровь, тут же впитываясь в кожу. Вампир шёл на меня не скрываясь, я внимательно наблюдал за ним, выбирая момент для броска.

Первый нож Долестрин, хрипло рыкнув, отбил рукой. Чёрт, клинок был послан прямо в сердце! Со вторым броском я поторопился, и нож вошёл глубоко в бедро, заставив Эдэгара совсем по-человечески закричать и припасть на колено. А толку? Добивать-то его было нечем, и вампир это знал. С трудом вырвав нож, он отбросил его в сторону. Всё, конец, не вышло из меня Стирателя: один Высший стоит сотни обращённых, теперь я это знаю. Можно было бы отсрочить развязку, поиграв в прятки в среди обломков рухнувших перекрытий, но рано или поздно вампир загнал бы меня в угол. Я достал свой последний аргумент — тяжёлый армейский тесак — и улыбнулся Эдегару. В ответ он обнажил клыки и сорвался с места.

Гигантским прыжком Долестрин преодолел разделявшее нас расстояние и сходу ударил когтями. Я видел его бросок, поэтому успел подставить "монаха". Резаки задели меня вскользь, распоров на груди куртку. Нож отлетел в одну сторону, я в другую. Здорово приложившись спиной о камень, я не чувствовал ни рук, ни ног, и на время забыл, как дышать. Перед глазами плыли радужные круги. Не в силах сдвинуться с места, я смотрел, как медленно поднимается когтистая рука вампира, но даже не почувствовал боли — просто вдруг стало горячо внутри — и, вздохнув, едва не захлебнулся собственной кровью. Эдэгар склонился надо мной, с интересом разглядывая умирающего на его когтях бенефара. Ошибка, Высший: Стиратель не останавливается никогда! Моя рука лихорадочно шарила по полу в поисках хоть какого-нибудь оружия и наткнулась на связку ключей от машины — она выпала из кармана при падении. Брелок! Мгновение, и серебряное лезвие, спрятанное внутри револьвера-игрушки, вошло прямо в нависший надо мной звериный оскал. Не знаю, куда именно я попал, но вампир с воплем отшатнулся, вырвав из меня когти. Последнее, что помню перед тем, как заорал от дикой боли — раскрытый в немом крике рот Эдэгара и пять окровавленных резаков, торчащих из его груди.

30.

Очнулся я от того, что меня куда-то тащили. Боль вернулась, как только вернулось сознание. Рот был наполнен кровью. Я протолкнул солоноватую жидкость в горло и с трудом сдержал стон. Чёрт, неужели всё-таки Лабиринт? Движение прекратилось, и я услышал знакомый антикварный мотив:

— Вампировский централ... ветер северный...

Не может быть!

— Может... Я знаю, что ты здесь, Виктор... так что не притворяйся трупом. Этапом из твери...

В носу предательски защипало, я с трудом разлепил веки. Из-за падавших на лоб тёмных прядей на меня смотрели знакомые рубиновые глаза. С губ сорвался едва слышный шёпот:

— Жив... Торн...

— А куда я денусь... напарник? Мы же собирались... разделить жизнь... помнишь? Я пришёл... за своей долей.

Вампир говорил, чуть задыхаясь, на бледных губах выступала кровь. Он кашлянул и поморщился, прижав к груди руку: от камзола и кружев остались окровавленные лохмотья. Отдышавшись, Торн сорвал остатки шейного платка и с отвращением отбросил в сторону. Шёлк ударился о камни со странным стуком.

— Металластовая пластина, — пояснил он. — Как видишь, я тоже... кое-чему научился.

— Где... мы? — спросил я, увидев над головой серый камень.

— В норе под перекрытием... Прости, но иначе... солнце убило бы меня... прежде чем закончилась... регенерация.

Я хотел сказать, что благодарен ему, но чуть не захлебнулся хлынувшей горлом кровью. Торн рывком подтянул меня к себе. Внутри что-то оборвалось, я закричал и провалился в темноту... Когда очнулся, понял, что сижу у стены, укрытый отцовской меховой курткой, прижимая руки к разорванному животу. Пульсирующая под пальцами боль была сносной. То, что с такими повреждениями я всё ещё жив, не укладывалось в голове.

— Очнулся?

Голос Торна звучал уверенно и чуть насмешливо, как всегда. Я кивнул, проглотив слюну. Привкус показался знакомым.

— Который час?

— Судя по твоему хронометру, время близится к полудню.

Ого! Это сколько же я отсутствовал?

— Долго. Нам осталось часа четыре, Виктор, — продолжил Торн. — Когда начнёт темнеть, пожалуют гости.

— С чего бы? — я невольно поморщился, меняя положение затёкшего тела. — И спасибо за куртку.

— На здоровье. Так, кажется, у вас говорят? Эдэгар успел вызвать подкрепление, правда, он рассчитывал встретить его сам.

— Ну, и чего ты ждёшь? Лети отсюда.

— А ты всё же редкий упырь, напарник, — отреагировал Торн.

Упырь? Я изумлённо уставился на него.

— С кем поведёшься, — пожал он плечами. — Как будем выбираться, Виктор?

— Постепенно, — усмехнулся я. — Ладно, расслабься: не будет никакого подкрепления.

— Это ещё почему? — изумился вампир.

— Лёна обещала принять меры.

Он подскочил, едва не ударившись головой о нависающую плиту.

— Я же запретил втягивать её в это дело, Виктор Воронов!

— Прекрати, Торн, она уже взрослая девочка.

Вампир подозрительно взглянул на меня:

— Погоди-ка, а вы разве... И давно?

— Да как сказать, — я пожал плечами. — Помнишь, у тебя были дела на юге, в полисе Ридэленов?

— Разумеется, помню, — усмехнулся Торн. — И как же тебе удалось найти Лен?

Странный вопрос. Искать вампира — пустое занятие. Обычно они появляются сами, когда сочтут нужным.

— А я не искал. Она пришла сама.

— Что она сделала?!

Что сделала Лёна? Да практически невозможное: пришла и вытащила меня из-под обломков разбитого чувства. Я улыбнулся воспоминанию:

— Ну, что любовники делают в таких случаях, напарник?

— Брось, Виктор, я серьёзно. Почему не сказал?

— Ты выбрал неудачный момент для откровений, Торн. Прости. И не стоит пытаться всё контролировать.

— Я глава Семьи!

— Правда?

Какое-то время мы смотрели друг на друга. Наконец Торн отвернулся и снова привалился спиной к стене. Я прикрыл глаза. Этот странный привкус во рту... Впервые я почувствовал его давно, почти мальчишкой, когда вернул этого вампира к жизни.

— Ты опять делился со мной кровью? — помолчав, спросил я.

— Ты мог умереть, — пожал он плечами.

— А ты?

— Вряд ли.

Мы снова замолчали. Для человека кровь вампира — эликсир жизни, причём вечной. Странно, что это они охотятся на нас, а не наоборот. Интересная мысль, кстати, стоит подбросить Торну. Однако я чувствовал себя не в пример лучше, чем несколько часов назад.

— Что даёт бенефару кровь вампира, Торн?

— Ускорение регенерации и способность трансформироваться, правда, временную. Теперь ты знаешь, что такое охота, и почему Стиратели никогда не останавливаются.

Теперь знаю. Трансформация — единственное оружие против Высших, всё остальное детские игрушки. Чтобы быть с грандами на равных, Стиратель должен убивать обращённых. И не просто убивать... Я потрогал клыки языком. Временная способность! Однако Торн делился со мной кровью не впервые, но тогда меня не тянуло на подвиги.

— Всё дело в дозе, Виктор, — пояснил вампир. — На этот раз она была больше.

— А то, что кровь принадлежала Высшему?

Торн усмехнулся:

— Об этом нужно было спрашивать у Эдэгара Браста.

— Когда? Между выстрелами? Всё равно ведь узнаю, Торн, так что лучше скажи сам.

— Ладно, — подумав, согласился он. — Кровь Высшего даёт бенефару дар трансформации, подобный нашему, и снимает зависимость от крови обращённых. Эдэгар Браст собирался предложить тебе стать вампиром, не пьющим кровь, Виктор.

Я изумлённо смотрел на Торна. Его бледное лицо от недостатка крови было покрыто еле заметной сетью сосудов, от чего кожа приобрела синеватый оттенок. Нет, Долестрин: никакое вампирство не стоит жизни последнего из Вигдоров. Я сложил на груди руки, забыв о распоротом животе. Кожа под курткой зудела и чесалась.

— Значит, друг подарил мне то, что враг пытался продать за непомерную цену. Очень по-человечески! Странно, что вы до сих пор существуете, вампиры.

Торн усмехнулся:

— Всё не так просто, Виктор. Чтобы кровь Высшего подействовала так, как я сказал, она должна быть отдана добровольно. Какой вампир на это пойдёт? Принцип добровольности — гарантия выживания расы. Кровь вообще хитрая и жестокая штука, совсем не такая, какой её представляют люди. В общем, если бы Конклав Высших узнал о планах Эдэгара, голову бы оторвали не только ему. Думаю, именно этот аргумент использовала Лен против Дагори Браста.

Наши глаза встретились. Плевать на Долестринов, но что теперь будет с ним? Торн пожал плечами:

— У меня не было выбора, Виктор. Просто помни об этом, когда будешь использовать трансформацию.

Вигдоры появились, едва начало темнеть. Альтор при виде Торна на ходу рванул зубами запястье. Как только гранд выпустил его руку, Астон тут же подставил свою. Ничего нового: то же самое сделали солдэры Ральта для своего сиридара. Лёна, потрясающе красивая в чёрной коже и длинном плаще, сдвинув брови, смотрела на меня.

— Всё в порядке, — улыбнулся я.

Она отрицательно покачала головой. Тонкие пальцы коснулись моей щеки, скользнули по распоротой, пропитанной кровью куртке. В рубиновых очах тревога сменилась решимостью. Я поймал и слегка сжал её руку:

— Ни за что! Ты знаешь, чем это грозит. Хватит с меня и твоего брата.

Она вздохнула и прижалась лбом к моему плечу.

— Не преувеличивай, Виктор, — рассмеялся Торн. — В моём случае будет трудно доказать умысел.

— В твоём случае, напарник, до Конклава вообще не дойдёт: у Долестринов, Видо, да и у вашего дядюшки — у всех рыло в пуху.

— Ты удивительно логичен в выводах, напарник, — усмехнулся вампир.

Он кивком поблагодарил солдэров за помощь и отправил их вниз за трофейными мечами: отныне ольдэры грандов Долестрина займут место в коллекции Тэннори. Улаживать остальное — головная боль Семей Лютарэн и Браст.

Я стоял у одного из провалов в стене и смотрел на тонущий в сумерках город.

— Ты с нами, Виктор? — спросила Лёна, неслышно подойдя сзади.

— Нет, любимая, — ответил я, обнимая её. — Сначала домой: как видишь, моими "доспехами" теперь только народ пугать. Потом в отдел — выпущу Ральта, как обещал. Заодно спрошу, почему он не носит длинные волосы, а то, боюсь, без этого не засну.

— Всё шутишь, — чуть улыбнулась подруга и, помолчав, добавила: — Это траур по Семье, Виктор: Ральт потерял почти всех в эту войну.

— Он был женат?

— Видишь ли, в понятие "семья" мы вкладываем несколько иной смысл, — напомнила Лёна. — Родство по крови крепче кровного.

Я взглянул на Торна, тот пожал плечами. Я что, теперь член Семьи Вигдор? Ай молодец, напарник: родство с бенефаром — серьёзная заявка на будущее. Хотя мог бы и предупредить.

— Насчёт родства учту. В общем, буду поздно, то есть рано.

Лёна сдвинула тёмные брови, сверкнула очами:

— Я с тобой.

— Нет.

— Да!

Я молча смотрел на неё. На самом деле наш спор был чисто ритуальным: вампирская женщина уже признала за мной право принимать решения.

— А что там по поводу Ральта, Виктор? — поинтересовался Торн.

— Я запер его с бойцами в спецкамеру. Подробности потом. И учти: помощь союзников обошлась тебе в пять упаковок крови.