Вампировский централ

— Не дёргайся, не съем, — раздался уверенный, чуть насмешливый голос. — Ты и так едва конечность себе не оттяпал. Это же ольдэр, юноша, он кости режет.

Вампир выпустил мою руку и отступил к окну: быстрый, сильный и совершенно живой. Чёрная "грива" волос была собрана в высокий "хвост", короткие пряди падали на глаза. Смешно, но тогда я искренне считал эту причёску женской. На бледном лице — ни следа крови, на шее — ни тени шрама. Даже та багровая лужа, в которой недавно лежал вампир, исчезла, оставив на полу лишь бурое пятно. Правда, его шикарный костюм изрядно пострадал: те ленточки, на которые он был изрезан, одеждой не назовёшь. Я взглянул на запястье: розоватый неровный след слегка ныл, заживая. Вампир шагнул на подоконник и бросил через плечо:

— Сочтёмся, офицер.

Тогда я не придал его словам значения. Гораздо больше меня беспокоило то, что я, пусть и невольно, под воздействием Зова, помог врагу, вернув к жизни одного из самых страшных его бойцов. Проводив взглядом чёрную птицу, я подошёл к окну и взял с подоконника АРМ. Глотнув воздуха и окончательно придя в себя, спустился к ребятам.

— Ну, что там? — спросил Андрюха.

— Чисто...

Разумеется, та встреча с вампиром осталась тайной для всех. Во время войны я больше его не видел, хотя незримое присутствие ощущал не раз. Вампир словно наблюдал за мной, может, изучал, не знаю. Сначала это пугало, потом злило, но в конце концов стало привычным. Словом, я не очень удивился, когда однажды он возник на пороге моего кабинета.

13.

Торн продолжал смотреть на меня, ожидая ответа. Похоже, тогда, в разгромленной квартире, я увидел нечто запретное для чужих глаз. К примеру, то, что Высшие убивают друг друга. Верю ли я по-прежнему в их бессмертие?

— Ну хорошо, Торн, я не верю, что вы бессмертны, как не верят в это те, кто прошёл войну.

— Мы говорим о Высших, Виктор, и ты единственный, чьё неверие основано на фактах. Но опасен ты для нас не потому, что знаешь, а потому, что можешь. Ты можешь воплотить своё неверие в реальность.

Стоп. Мечта человечества уничтожить Высших может стать реальностью? Торн, конечно, говорит красиво, но очень уж туманно, и разгонять этот туман мне всегда приходится самому.

— Допустим, ты прав, и я для вас опасен. Тогда почему я всё ещё жив?

Вампир сложил на груди руки:

— А как ты думаешь, Виктор, что я делаю рядом с тобой столько лет?

— Меня всегда занимал этот вопрос, Торн.

— Ты мне не доверяешь?

Я улыбнулся: вопрос звучал почти искренне.

— В пределах разумного, гранд. Как там у вас: долг не выше расы?

— Именно. Речь идёт не только о твоей жизни, Виктор, но и о моей. Словом, мне придётся уйти, а тебе — на время исчезнуть.

— Ты в своём уме, напарник? Мне с утра на службу!

— Забудь об этом. Главное для тебя сейчас — дожить до моего возвращения.

Вампир был серьёзен, как никогда. Я искал в его глазах обычную искру иронии и не находил. Значит, всё действительно плохо. Я задумался. Легко сказать, исчезнуть, но куда? Кроме дома и родительской квартиры на Оружейной, о которых знали все, ничего не приходило в голову. Занять одну из пустующих квартир в высотке означало бы "засветиться" в системе безопасности, а другого пригодного для жизни жилья в городе не осталось. Перспектива провести несколько зимних дней в развалинах меня тоже не прельщала, да и с периметром могли возникнуть сложности. Я невольно вздохнул: ещё одна задачка без решения, оставшаяся со времён войны.

Вампиры имели доступ в любое помещение, кроме жилого, а жилым оно становилось, если человек провёл в нём не менее суток. Причём не просто провел, а прожил: ел, спал, ходил по комнатам, пользовался вещами, словом, замкнул периметр на себя. В общем, всё по-честному. Такие квартиры-убежища, даже без окон и дверей, были безопасны, и люди передавали их друг другу, что называется, из рук в руки. Разумеется, вампиры об этом знали. Любое жильё вне общей охранной системы они вскрывали очень просто — с помощью "подсадки": в периметр запускали человека, который под угрозой гибели близких организовывал вампирам приглашение войти. Со временем люди стали осторожнее и перестали доверять незнакомцам, но "подсадкой" мог оказаться кто угодно, даже друг или родственник, и тут уж приходилось выбирать. В конце концов мы вообще перестали пускать кого-либо в дом. Теперь неприкосновенность жилища была защищена Договором, но в моём случае на это рассчитывать не приходилось, да и рисковать жизнями возможных постояльцев убежища я не имел права. Словом, если уж подбирать берлогу, то такую, где меня точно никто не будет искать.

— Есть один вариант, Торн — квартира в трёхэтажке на Северной. Дом пустует с войны, системы безопасности нет, но жильё относительно пригодно для жизни: из-за дурной славы этот дом даже "мусорщики" обходят стороной.

— Квартира Палача? Ты в своём уме, Виктор?

— Вот-вот! Вы переоцениваете нашу чувствительность, гранд. Лично я от своей давно избавился. Провести несколько дней на месте зверского убийства тех, кого хорошо знал и любил — что может быть человечнее? Да и с Пашкой есть о чём потолковать: давно не виделись.

Вампир тряхнул головой:

— Не нравятся мне твои шутки, Виктор Воронов.

— Мне тоже. Ладно, я пошёл собираться. До места проводишь?

Торн молча кивнул.

14.

Дверь в квартиру оказалась на месте. Печать была сорвана, но внутрь, похоже, не входили. Я достал связку ключей. Запоры и решётки не спасали от вампиров, но иногда позволяли выиграть время и дождаться помощи. Впрочем, на зарплату полицейского сейфовую дверь со стальными, утапливаемыми в пол и стены стержнями не поставишь. Старые замки поддавались с трудом, и я уже пожалел, что не захватил из гаража баллончик ремсостава. В конце концов мои усилия привели к тому, что ключ плотно застрял в замочной скважине.

— Чёрт!

— Отойди, Виктор.

Я отступил, пропустив Торна к двери. Без видимых усилий он вытащил ключ из замка и провёл рукой вдоль косяка.

— Вскрыть можно, но будет много шума и пострадают стены. Войдём так же, как это сделали охотники — через окно.

— Третий этаж, Торн, — напомнил я. — Без меня.

— Да я как-то на тебя и не рассчитывал. Жди здесь.

Не прошло и пяти минут, как изнутри послышался звук открываемых замков, и я вошёл в квартиру впервые с той страшной ночи. Фонарик мне не понадобился: в доме друга я ориентировался с закрытыми глазами. Здесь было немногим теплее, чем на улице: печь давно не топилась, к тому же во время налёта вампиры высадили все окна. Восстанавливать жильё было некому, и оконные проёмы просто забили фанерой. Торн ждал меня на кухне. Окно за его спиной зияло чернотой, холодный ветер шевелил занавески. Луна выкатилась из-за туч, проложив к двери светлую полоску.

— Не забудь вернуть на место, — сказал вампир, указав на сорванный лист фанеры.

Я кивнул. Разговор не клеился: всё, что нужно, мы уже сказали друг другу. Будь Торн человеком, слова, возможно, и нашлись бы, а так... Однако вампир почему-то медлил с уходом, задумчиво глядя в ночь за окном. Он не посвятил меня в свои планы, но и без этого было понятно, что его дело не проще моего.

— Когда вернёшься? — не выдержал я.

Торн словно ждал этого вопроса. Он повернулся ко мне, глаза сверкнули алым.

— Я ничего не могу гарантировать, Виктор, даже своего возвращения. Высшие, как ты уже знаешь, не бессмертны.

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга.

— Всё настолько серьёзно?

— Ты же видел, как это бывает, Виктор. Я ничего не исключаю, в том числе и худшего варианта, и чем раньше ты о нём узнаешь, тем больше у тебя будет шансов выжить. Словом, нам будет нужна связь.

Связной? Так вот в чём дело! Ну, это вряд ли: я знаю, как вампиры умеют искать.

— Плохая идея, Торн: связь может нас подставить.

— Я говорю о последней связи, напарник. Это может быть что угодно, любая вещь, которая поможет тебе узнать посланца. Его приход будет означать, что я не вернусь.

Чёрт, вот это будет действительно плохой расклад... Однако с личной вещью, похоже, не сложится: я не ношу амулетов. Впрочем, почему бы нет? Я достал из кармана ключи от "Тайги": в ближайшее время машина мне вряд ли понадобится.

— Держи.

Торн на лету поймал связку:

— Дождись меня, Виктор.

15.

Проводив взглядом чёрную птицу, я прикрыл оконный проём листом фанеры и пошёл "окапываться". Жилой периметр был уже отмечен, оставалось его замкнуть, продержавшись в квартире хотя бы сутки. Обосноваться я решил в детской: там было где развернуться, а если убрать из стенной ниши двухэтажную кровать Пашкиных двойняшек, то получится неплохое укрытие. Для начала я, как мог, усложнил упырям задачу, передвинув шкаф к двери, а кровать к окну. В освободившуюся нишу сложил матрасы и одеяла, а перед ней соорудил что-то вроде баррикады из остатков мебели. В темноте бурые потёки на стенах были не видны, а о заскорузлых от крови детских одеялах я старался не думать. Наверное, можно было обойтись и без них: надетое под форму термобельё и так не дало бы замёрзнуть, но кто знает, сколько придётся просидеть без движения? Тем более что с собой у меня были только фляга с водой, несколько сухарей и пара блистеров энергетика. Хотя нет, ещё плитка шоколада. Главное, что всё это практически не имело запаха.

Закончив работу, я ещё раз осмотрел арсенал. Разумеется, оба ствола были заряжены серебром, оно же было и в запасных обоймах. Похоже, приключение влетит мне в копеечку! Ладно, убытки посчитаю потом, если останусь жив. Мой переделанный АРМ-"антивампир" предназначался как раз для подобной охоты, но в предстоящей ловле на живца ведущую партию должна была сыграть автоматика. "Армада" хоть и была тяжеловата, но количество драгметалла, которым она начиняла супостата, отправляло его если не на тот свет, то в тяжёлый нокдаун. Впрочем, вампиры с их мощной регенерацией умудрялись оживать даже с пулей в сердце, поэтому единственной гарантией упокоения было быстрое и надёжное отделение головы от тела. В этом деле армейскому тесаку "чёрному монаху" не было равных.

Воронёный клинок ножа был двулезвийным: одна сторона оставалась режущей, другая представляла собой прокатное полотно, как у топора. Острый конец лезвия был слегка приподнят и загнут вверх, образуя широкий крюк, похожий на монашеский клобук. Рубкость обеспечивалась специальным балансом: сужением клинка в пяте и расширением к острию, что вместе долами возле рукоятки давало смещение центра тяжести к кончику. Во всяком случае, кости "монах" перерубал с одного удара, а большего от него и не требовалось. Ножевой бой, как и любой ближний бой с вампиром, был заведомо проигрышным для человека: скорость, регенерация и десять естественных когтей-резаков не оставляли противнику шансов. Я провёл левой рукой вдоль пояса, проверяя крепление ножен, и чуть подтянул фиксирующий ремешок на бедре.

Ну, ближний бой, может, и безнадежен, но метательного оружия никто не отменял. Любое серебро в теле вампира замедляло его, лишая способности к трансформации. Бывало, что удачно посланный всего лишь посеребрённый клинок спасал бойцу жизнь, позволяя выиграть время. Лучшими, конечно, считались клинки из сплавов драгметалла, но такими ножами вооружались только бойцы истребительных команд, остальные заботились о себе сами. Ножи с вменяемым содержанием серебра делались на заказ и в зарплату полицейского вписывались плохо. У меня их было два: достаточно тяжёлые, листовидной формы, с полуторной заточкой, пригодные и для боя, и для метания. Один я носил за голенищем, другой на "оперативке" под рукой. Форму, кстати, я тоже шил на заказ. Металластовые вставки в ней были заменены на специально обработанные кожаные, что существенно облегчало "доспех" практически без потери прочности. Я уж не говорю о высоком защитном вороте, который в стандартном варианте напоминал ошейник-удавку.

Я застегнул молнию на меховом воротнике куртки, превратив его в капюшон, и привалился к стене. Спасибо отцу: его морская штормовая кожанка до сих пор служила мне верой и правдой. Теперь оставалось только ждать. Отбиваться в одиночку мне было не впервой, правда, на этот раз на помощь рассчитывать не приходилось: в отделе никто не знал, где меня искать. Я не хотел подвергать ребят опасности и по той же причине не взял с собой сотовый. В конце концов, вампир-напарник — моя проблема, и за последствия вражеской дружбы отвечать мне.

16.

Оставшуюся часть ночи я провёл в "окопе", прислушиваясь к песне ветра за окном и вздохам умирающего дома. Напряжение отпустило, когда в щели между листами фанеры проник тусклый свет. Днём вампиры, как правило, не активны, значит, у меня будет часов шесть, чтобы поесть и отдохнуть. Нет, солнечный свет не превращал их в пепел, но от пребывания на солнце они теряли силы и впадали в странное состояние вроде летаргии, поэтому избегали светлого времени суток. Я отодвинул шкаф от двери и ещё раз обошёл комнаты. Запах крови был неистребим. Но ведь прошло столько лет! Короче, или я схожу с ума, или становлюсь вампиром. Смешно. Я вышел на кухню, отодвинул прикрывающую окно фанеру и глотнул морозного воздуха. Чёрт, мне не стоило сюда возвращаться! Отдышавшись, я заставил себя проглотить полплитки шоколада и удивился отсутствию привычного вкуса. Ладно, там будет видно, а пока спишем на форс-мажор. Вернувшись в детскую, я снова забрался в нишу и, устроившись поудобнее, прикрыл глаза — так легче думалось.

Вампиры, нежданные и смертельно опасные соседи по миру. А соседей, как известно, не выбирают, их получают вместе с жильём. В нашем случае это был неравный обмен с обеих сторон: две отдельные квартиры были отданы за коммуналку. Не знаю, все ли вампиры считали людей годными только на корм, но мирный Договор подписали девять вампирских кланов из двенадцати. А сколько среди них тех, кто думает, как Ральт, и просто исполняет решение Конклава? Торн, кстати, упоминал о новом переделе мира. И как в него вписывается человек с нечеловеческими возможностями вроде моих?

Очередной выход за Грань оказался почти мгновенным. Лучше бы я этого не делал: серые стены квартиры сочились кровью. Чёрт! Я судорожно глотнул воздуха и открыл глаза. Оказывается, там, в чёрно-белом мире, есть ещё один цвет — красный. От ледяной воды из фляги заломило зубы. И всё же почему Торн не уничтожил меня сразу, ещё при первой встрече? Рассчитывал использовать в тёмную? И что получилось? "Я надеялся, что нам хватит времени". На что, ёлки? Чтобы вернуть Семье Вигдор власть силами двух её представителей? Последние из Вигдоров... У Торна я был только однажды и именно тогда впервые увидел Элению.