Исполнитель

Первей молча встал, пошёл собираться. Сказано ясно, чего там...

— Она хоть какая из себя была, слушай?

Рыцарь остановился на пороге, чуть помедлил, обдумывая ответ.

— Красивая была. Чёрные громадные глаза, колдовские, и коса чёрная, толстая, как корабельный канат. И грудь...

— Да неужто я хуже?

Первей улыбнулся.

— Не хуже, госпожа. Просто другая. А она — моя.

— Гнедко, Гнедко-о-о... Ух ты мой хороший, ух ты мой славный...

Конь радостно заржал, не в силах сдерживать радость от встречи с любимым хозяином. Первей тоже ржал бы, если б умел. Последняя родная душа у него осталась на этом свете — конь этот.

— Так что всё в полной сохранности, господине — разбойничья рожа Вараввы перекосилась, изображая улыбку — И гулять выводили, а как же. Можно хоть сейчас в седло. А ты сомневался, господине. У Вараввы любое добро хранить надёжней, нежели в великокняжьей казне. Только денежки платить надобно.

— Меня тут чуть не убили, прямо возле ворот твоих — искоса глядя, произнёс Первей.

— Что там за воротами, я не ответчик, то печали великого князя. А здесь я хозяин, и всякий постоялец у меня в целости беспременно, покуда денежки платит.

— Ладно, убедил — рассмеялся Первей — Сколько с меня за постой?

— Ровно сорок восемь рубликов, господине — рожа Вараввы перекосилась ещё сильнее, обозначая полное радушие: сумма была громадной — Только не надобно всяких колдовских штучек, наслышан я уже... Ежели что, вам отсюда не выбраться, можете мне поверить.

— Держи — Первей отсчитал требуемую сумму без звука — Да не зазнавайся, почтенный. Скажу тебе прямо: ежели б ты не сохранил мне Гнедка, так все твои угрозы мне — тьфу! Ты сам бы меня отсюда вывел, и коня, и денег дал на дорожку, сколько смог бы собрать. А так — спасибо тебе с поклоном, и да минует тебя рука палача.

— Вот за это спасибо, господине — ничуть не испугался Варавва — Вот за палача особое спасибо. Очень, господине, хотелось бы миновать... Да все под Богом ходим, как миновать-то?

...

Конь шёл своим неповторимым скользящим шагом, буквально баюкая всадника, но сегодня уснуть в седле Первей не боялся. Он думал.

"Здравствуй, рыцарь. Здравствуй, мой родной"

Рыцарь так сжал бока коня и натянул поводья, что Гнедко обиженно всхрапнул — больно же, чего ты, хозяин, сдурел?

"Ты вернулась"

Короткий бесплотный смешок. Такой знакомый, родной, неповторимый...

"Меня вернули"

Первей помолчал, переваривая.

"Тебя забрали... от меня не по твоей воле?"

Бесплотный вздох.

"По моей, мой милый. Я сделала всё, чтобы ты мог быть счастлив, и попросилась уйти. Я не хотела..."

"Ясно. Не хочешь девчонку, получай боярыню. Даже самая умная баба — дура, не потому, что дура, а потому, что баба"

Бесплотный вздох.

"Ты прав, рыцарь. Ты опять прав. Я дура, и отрицать это бессмысленно"

"Строго говоря, за такие вещи тебя следовало бы выпороть по голой заднице, задрав юбку. Но отложим это до того момента, когда у тебя будут юбка и задница"

Бесплотный смех долго не утихает.

"Нет, ты просто невозможен. Ладно, слушай. Твои и мои долги полностью покрыты, но мы просим неслыханного, и нам с тобой придётся отработать. Нам дали такую возможность"

Первей уже дрожал от предчувствия.

"Что мы должны отработать?"

"Ну Господи, ну какой ты всё-таки дурень. Ты ведь не хочешь, чтобы я начала новый круг в виде крохотного слепого котёнка, и даже человеческий младенец тебя не устраивает. Ты возжелал, чтобы я появилась на круге сразу взрослой девицей с титьками, более того — сохранившей всю память о предыдущем круге. И всю память о своём пребывании в виде Голоса Свыше, и никак иначе"

"Это правда. А чего хочешь ты?"

Пауза. Долгая, долгая пауза, но Первей терпеливо ждал — он знал, это пауза перед ответом.

"А я хочу, чтобы ты был счастлив, мой родной. Потому что я люблю тебя. И так как тебя не устраивают ничьи в мире титьки, кроме моих — у меня нет выбора"

"Наконец-то до тебя дошло. Ты не такая уж тупая, какой пытаешься казаться. Наверное, если тебя как следует подучить, ты в конце концов научишься варить приличный суп"

Возмущённый шелестящий голос.

"Нет, ты совершенно невозможен. Всё, до ночи!"

"А задание?"

"Вот об этом как раз ночью. А сейчас прощай, и не тревожь меня по пустякам, мне нужно многое успеть узнать и обдумать"

"Да, Родная. До ночи!"

"Кстати, поторопись. К ночи начнётся буран, а настоящую русскую шубу ты так и не купил. Ты должен успеть добраться до города Клин засветло"

-...Кого чёрт принёс в такую непогодь? — зычно проорал стражник с надвратной башни, неразличимой тёмной глыбой возвышавшейся над головой. Буран крепчал на глазах, и Первею тоже пришлось орать, сложив руки рупором и задрав голову.

— Пустите запоздалого путника, добрые люди!

Голова стража исчезла, и некоторое время спустя створка ворот чуть приотоворилась. Рыцарь не заставил себя упрашивать — мигом пролез в открывшуюся щель, таща за собой Гнедка. Гнедко возмущённо фыркнул, очевидно, недовольный недостаточно торжественной встречей — он чуть не ободрал бока о воротные створки, пролезая в узкую щель. Приземистый стражник, похожий на медведя в своей шубе, смотрел сурово. На голове стража поверх мехового треуха был напялен круглый железный шлем, весьма напоминающий походный котелок, и вполне возможно, им и являвшийся.

— Мы уж собрались зачинять ворота, путник. Глянь, буря-то какая.

— И не говори. В такую погоду оказаться в чистом поле — верная смерть, и себе и коню — Первей сунул в руку стражника мелкую серебряную монетку. Суровый страж разом подобрел.

— Откуда путь держим, господин хороший?

— Из Москвы пробираюсь, до Новгорода. Скажи, почтенный, есть здесь где остановиться?

— Да как же? — страж даже обиделся — Мы тут, чай, не в деревне. Вон поезжай по этой улице, и как раз будет постоялый двор.

— Спасибо, почтенный. Спокойной ночи!

...

Вьюга завывала, как бесчисленная стая голодных волков, на все лады и голоса. Под неумолчный вой ветра думалось особенно хорошо, тем более лёжа на большой охапке душистого сена, да ещё завернувшись в медвежью шубу, только что приобретённую у хозяина. С шубой Первею повезло, это да. Правда, хозяин этого сарая, упорно величавший своё заведение постоялым двором, поначалу заломил несусветную цену, как обычно все московиты, но рыцарь привычно сосредоточился, вызывая в теле знакомую дрожь... и хозяин, внезапно почувствовав небывалое расположение к проезжему гостю, расчувствовался и подарил ему шубу — знай наших! Первей сердечно благодарил его, они пили горячий глинтвейн, приготовленный Первеем из хозяйских запасов (кстати, хозяин взял сей рецепт на заметку) и расстались, довольные друг другом. Шуба что, ерунда, был бы человек хороший!

Однако ночевать здесь оказалось негде, только вместе с конём, в широком и длиннейшем сарае, чердак которого был буквально набит сеном, отчего пользоваться огнём тут категорически возбранялось, и в сарае царил непроглядный мрак. Рядом храпели кони и извозчики, спящие прямо в санях, втащенных внутрь сарая. В щели ворот, врезанных с обоих сторон постоялого двора, тонко свистел ветер, в крохотные оконца-отдушины, расположенные вдоль бревенчатых стен, влетали рои снежинок, но в медвежьей шубе было тепло и уютно. Первей почувствовал, как погружается, погружается...

...

"Ну здравствуй, мой родной"

"Я скучал без тебя"

Пауза.

"Представь, я тоже. Подумать только, Голос Свыше... Я и не представляла, что это может случиться со мной"

"Так случилось, потому что иначе быть не могло. Знаешь, я всегда знал где-то в самой глубине, что этот мир в основе своей справедлив, иначе... иначе его давно бы не было"

Короткий бесплотный смешок.

"Да вы философ, господин мой"

"Да, я хороший"

Новый смешок.

"Ну безусловно. Но знаешь, когда... когда я оставила тебя, мне вдруг стало жаль моего прежнего стеклянного спокойствия"

Теперь помолчал Первей.

"Маленькая моя... Бедная... Тебе было очень плохо?"

"Очень. Только это уже позади, а вот впереди... Слушай же наше главное задание. Главный Приговор, выпавший на нашу долю"

Первей почувствовал озноб. Что-то тут не то...

"На озере Селигере есть остров Кличен. Не так давно там стоял городок, с тем же прозваньем. Только разорили его новгородцы-молодцы. Вот в тех местах это и повелось"

Пауза.

"На острове, в убитом городе поселился некто, рождённый человеческой женщиной. Возможно, в самом начале он и сам был человеком, то мне неведомо. Несомненно одно — сейчас человеком он уже не является"

"А кто же он?" — Первей никак не мог справиться с ознобом.

"Монстр. Чудище, чтобы тебе было понятно. Человекообразное чудовище"

Пауза.

"Он переступил Грань. Он открыл способ активации мёртвых, и он делает это"

"Чего-чего мёртвых?"

"Активация мертвецов. Я могла бы сказать — "оживление", но это будет неверно. Потому что мёртвые остаются мёртвыми, только получают возможность двигаться, говорить и ненавидеть. Да, ненависть к ещё живущим — пожалуй, единственное чувство, остающееся у таких существ. Ты слыхал про упырей и вурдалаков? Конечно, народные сказки сильно искажают действительное положение вещей, но во всякой сказке есть доля сказки, а всё остальное — правда"

Первей помолчал, переваривая.

"Значит, изготовляет упырей и вурдалаков. Как, интересно?"

Короткий злой смешок.

"Нет, он не раскапывает могилы ночью на кладбище. Зачем ему разложившиеся, пришедшие в негодность трупы? Он умерщвляет живых, чтобы тут же оживить их, но уже в другом качестве"

Пауза.

"Но это не всё. Я не зря упомянула упырей и вурдалаков. В народных сказках эти понятия смешаны в кучу, но это совершенно разные вещи. До недавнего времени он умел подчинять себе только тела. Упырь — это не так страшно. Тело, из которого ушла душа, безмозглое создание, обладающее недюжинной силой и полным безразличием к боли и смерти. Нет, упырь — это всё ерунда. Но теперь он пошёл дальше — он научился делать вурдалаков. Насильно подчинять души людей, калеча и разрушая их"

Долгая пауза. Дрожь в теле не стихала, и Первей ничего не мог поделать с собой.

"Ты не представляешь, рыцарь, как это страшно — душа, насильно запертая в мёртвом теле, лишённая возможности уйти и начать новый круг, разрушенная душа, способная лишь ненавидеть. Но главное — это несправедливо. Только Он имеет право распоряжаться душами, только Он, и никто более. Этот монстр переступил Грань Дозволенного, и должен быть наказан"

"Как я должен убить его?" — Первей облизал пересохшие губы.

Короткий сухой смешок.

"Нет, рыцарь, он не должен умереть. Он переступил Грань, и в смерти ему отказано. Даже в небытии. Вот так, рыцарь"

Пауза. Да когда же утихнет эта проклятая дрожь?

"Но возможности творить свои чёрные дела он должен быть лишён, и причём быстро. Предыдущий Исполнитель не справился с задачей, и теперь служит совсем иным силам. Теперь он вурдалак, причём вурдалак не простой, а магический. Там, куда ты сейчас поедешь, таких называют "личи""

"А куда я сейчас поеду?"

"Не перебивай. Одолеть этого зверя мечом или твоей хилой магией тебе не по силам" — короткий сухой смешок — "Тем более, теперь у него такой помощник. Тебе нужно Оружие"

Пауза.

"Ты отправишься в Ирландию. Оно лежит там, среди древних могил древнего народа"

"Что оно такое?"

"Некий жезл, магическое оружие как раз для таких вот случаев. Это всё, что я пока узнала. Но время у нас есть, путь туда неблизкий, так что я узнаю всё, что нужно"

"Ирландия... Ты хоть представляешь себе, где это, Родная? И как я попаду туда?"

Бесплотный шелестящий вздох.

"Не надо было устраивать публичное представление во Львове. Как было бы просто — на коне через всю Ржечь Посполитую, до самого Гамбурга, а там уже морем. Но эта дорога тебе теперь заказана, мой милый, так что придётся идти трудным путём — через Новгород, а далее... Там видно будет"

"Сейчас декабрь, Родная. До конца апреля ни один корабль в Новгород не подойдёт"

"Вот именно. Я пока не представляю, как быть. Я знаю одно — если мы хотим быть вместе, нам придётся это сделать, родной мой. Тебе и мне"

Первей глубоко вздохнул, раз, другой, сосредотачиваясь. Дрожь наконец утихла, сменившись сосущим холодком...

"Мы сделаем это. Раз нет другого выхода, мы это сделаем, Родная"

Гнедко шёл тяжело, забыв о своём неподражаемом скользящем шаге. Да ладно, хоть не падает — гляди-ка, какая дорога, пешему снегу по колено навалило. Да, русский Север...

Давно остался позади Торжок, всё ближе был Новгород. И где-то по левую руку, совсем недалеко, торчал из ледяной пустыни древнего Селигера остров Кличен, с развалинами мёртвого городка, где обосновался страшный монстр, некогда бывший человеком. Вот интересно, почему всякая нечисть так любит места, где жили люди? Жили, а потом ушли, или погибли...

"Вот именно поэтому, рыцарь. В таких местах всё пропитано смертью. В таких местах зло властвует безраздельно"

"Чего подслушиваешь мои мысли?"

"Ты недоволен?"

"Да нет, это я ворчу. Надо же тебя приучать к порядку, а то потом, как замуж выйдешь, и вовсе с тобой сладу не будет"

Короткий смешок.

"Ты считаешь нашу свадьбу делом решённым?"

"Абсолютно"

"Глуздырь желторотый"

"От ведьмы слышу. Слушай, мне тут в голову пришла идея. Что, если мы посетим наше будущее рабочее место? Ну, присмотреться там... Тут рядом. Съездим?"

Пауза.

"Не надо. Всё, что можно, я узнаю, и тебе расскажу. Ты не готов к встрече. К тому же этот чёрный маг имеет сильное чутьё. Если он тебя обнаружит... Может случиться непоправимое, мне даже страшно представить"

"Как скажешь, Родная"

Рыцарь почмокал, не желая оскорблять коня шпорами, но Гнедко негодующе зафыркал — не гони, хозяин, и так я делаю всё, что могу... Действительно, по такому-то снегу...

...

Санные обозы тянулись сплошной вереницей, так что в хвост одного уже дышали паром кони следующего. Таким же потоком шли и встречные, так что обгонять обозников приходилось по глубокому снегу обочины, а то и по целине. Гнедко потел на совесть.

Издалека по воздуху вдруг поплыл колокольный звон, смягчённый расстоянием, обозники начали креститься, скидывали шапки. Первей тоже перекрестился по-православному, он твёрдо усвоил одну важную заповедь — в чужой монастырь со своим уставом не лезут, и ни к чему навлекать на себя косые взгляды там, где этого можно легко избежать.

А впереди из-за деревьев уже отсверкивал золотом купол собора Святой Софии, главного новгородского храма. По сторонам торной дороги уже появились заборы, какие-то избушки, они становились всё крупнее, обрастали хозяйственными постройками, и сама дорога постепенно превращалась в улицу, с двух сторон зажатую заборами и постройками — это уже пошли новгородские предместья. Теперь Гнедку приходилось пробираться между санями, текущими сплошь в обе стороны, но умный конь уже завидел надвратную башню, в разверстый зев которой и стремились все, и пешие и конные, и прибавил ходу, не обращая внимания на тех несомненных придурков, которые валом валили из этих же ворот навстречу. Глупцы! Ну что может быть лучше конца дороги?