Исполнитель

Да уж. Даже самая умная баба — всё равно баба, и не более того. И даже если от неё остался один только Голос.

— Она заведёт вас... Она вас утащит за собой...

— Кто?

— Ваша мёртвая жена. Не отпирайтесь, мой господин, вы же каждую ночь разговариваете с ней во сне! Она вас ведёт к смерти, она же призрак, она же...

— А ну прекрати! — Первей встряхнул Яну за плечи — Что за истерика? Я схожу по одному делу и вернусь. Не могу же я сидеть возле твоей юбки!

Девочка постепенно успокаивалась, дрожь утихала, сменяясь всхлипами.

— Она вас погубит. Я знаю, я дура, я... Только она вас погубит, если вы будете её слушать, вот увидите. Лучше бросьте меня в придорожной канаве, лучше продайте меня татарам или туркам, только не слушайте её! Не надо...

Первей ласково погладил её по голове.

— Не бойся. Я вернусь, вот увидишь.

Он оторвал наконец от себя зарёванную Яну, повернулся и вышел, кожей ощущая отчаянный взгляд вдогонку. Тяжёлая сцена...

Первей шагал к городским воротам, кутаясь в тёмный плащ с капюшоном. Плащ с капюшоном он приобрёл в тот же день, как разминулись со стражниками — надо было срочно менять прикид, не всякий же раз творить заклятье, едва завидев на горизонте конных, так никакой маны не напасёшься. Идею оставить Гнедка и девочку в каком-нибудь пригородном домике подсказал Голос, и он же сообщил адрес, по которому лучше всего остановиться. В небольшом уютном домике проживала бездетная вдова, немолодая, но ещё вполне крепкая женщина с круглым добрым лицом. После смерти мужа она перебивалась шитьём, вязанием да продажей зелени с огородика при доме. По совету всё того же Голоса рыцарь разменял в нескольких корчмах с десяток золотых, после чего расплачиваться за услуги стало гораздо легче — высокий монах, по каждому поводу достающий из-за пазухи пригоршни золота, чересчур приметен. Всё вроде сделано правильно, но...

"Девчонка права. Я погублю тебя"

"Насколько мне помнится, до сих пор всё было как раз наоборот — ты меня старалась спасать, и у тебя это неплохо выходило"

"Вот именно поэтому. Благими намерениями вымощена дорога в ад"

"Родная, ну хоть ты-то воздержись от истерики"

"Да-да, конечно. Значит, так — на воротах веди себя смиренно, но с достоинством, ты же монах. И незаметно сделай страже "раззяву"..."

— День добрый. Могу я увидеть пана Кшиштофа Збыславского?

— День добрый, святой отец. Это я и есть. С кем имею честь?

— Меня зовут брат Варлам. У меня к пану деловой разговор. Где мы можем поговорить?

Крепкий, дородный хозяин лавки окинул рыцаря оценивающим взглядом. Монах... Чего может быть нужно монаху? А впрочем...

— Прошу, святой отец — хозяин открыл прилавок, делая приглашающий жест — Угодно промочить горло с дороги?

...

— Пан Кшиштоф, что вам известно о судьбе вашей племянницы?

Пан Кшиштоф настороженно блеснул глазками, уже изрядно заплывшими жиром. Состроил постную мину, вздохнул.

— Бедная девочка. Её мать ни за что не хотела после смерти мужа оставаться в этом доме, забрала ребёнка и престарелую, больную мать и уехала, даже не сказав, куда.

Первей покатал желваки, помолчал.

— С ней что-то случилось?

— Нет, пока нет. Пан Кшиштоф, скажите, этот дом принадлежал вам с братом?

Настороженность в глазах хозяина сменилась угрюмостью.

— Вот вы о чём... У меня есть бумаги из городского магистрата, по которым я являюсь единственным законным владельцем этого здания и всего, что в нём находится. Что ещё?

— И вы считаете, вы правы?

Хозяин встал.

— Вот что, святой отец. Если кто-то имеет претензии на этот дом, то разговаривать мы будем в городском суде. Я вам не какой-то нищий, и закон на моей стороне. Да, я прав, и буду прав! Всё, уходите!

Первей сосредоточился, вызывая дрожь... Всё.

— Значит, так. Сейчас мы вызовем оценщика, и он скажет, сколько стоит этот дом со всем имуществом. Половина этой суммы принадлежит жене вашего брата, а теперь его дочери, вашей племяннице.

— Сорок злотых. У меня нет такой суммы — деревянным голосом произнёс пан Кшиштоф.

— Жаль. Недостающее придётся одолжить. У кого вам удобнее?

— У старого Вацлава. Мне не хватает до сорока шестнадцать злотых. Он даст под залог.

— Ну и отлично. Идите и возьмите. Я буду ждать тут.

— Кшиштоф, кто пришёл? Здравствуйте, святой отец...— в кабинет заглянула жена хозяина, худощавая жилистая женщина с резкими чертами лица.

— День добрый, пани — улыбнулся Первей — Присядьте, вы устали.

— Я не...

— Вы устали. Вы очень устали, вам хочется спать. Ваши веки тяжелеют... Спать... Спать...

Хозяйка сидела на скамейке, привалясь к стене и ровно, глубоко дыша. Рыцарь вновь обратил своё внимание на пана Кшиштофа.

— Так я жду, пан Кшиштоф. Идите и принесите мне сорок злотых. Вперёд!

Хозяин встал, тяжело ступая, как сомнамбула, двинулся к выходу. Первей подошёл к окну, наблюдая сквозь мутные зеленоватые стёкла, как пан Кшиштоф пересекает улицу, не обращая внимания на окрики кучеров и на всех конных и пеших вообще. Не задавили бы его, озабоченно подумал Первей. Грубая работа, вообще-то. Ещё дадут ли человеку в таком состоянии деньги?

Сзади на лавке ровно дышала хозяйка. Первей обошёл комнату. Ага, вот...

Двухведёрный бочонок с пивом стоял в самом углу. Выбив пробку, Первей напился прямо из бочонка. Неплохое пиво...

"Порезвился, рыцарь? Отвёл душу, восстановил справедливость?"

"Что-то не так, Родная?"

"Всё не так. Сейчас он будет взят патрулём, ещё чуть погодя от удара по рёбрам очнётся, и где-то через четверть часа здесь будут гости. Много гостей, с арбалетами. Уноси ноги немедленно, прямо сейчас!"

Рыцарь оставил в покое бочонок и не мешкая направился к выходу. Голос знает, что говорит. Четверть часа — едва хватит, чтобы скорым шагом покинуть городские ворота. Или не хватит?

"Не хватит. Пешего тебя догонят. Бери любого коня, только тихо. С хозяином работай аккуратно!"

Первей остановился на перекрёстке, высматривая подходящую животину. Всё как на грех одни извозчичьи клячи... Ага, вот!

Разряженный в пух и прах щёголь гарцевал на поджаром скакуне, сером в яблоках. Подходяще...

— Могу я просить ясновельможного пана уделить смиренному слуге Господа минуту?

Щёголь на скакуне остановился, конь переступал копытами. Ого, да с ним ещё и охрана!

— Чего тебе?

Первей сосредоточился... Всё.

— Мне нужен ваш конь, ясновельможный пан. А вы, панове, стойте смирно, покуда я не скажу вам "довольно".

Щёголь послушно слез с коня, пятеро его телохранителей сидели в сёдлах истуканами. Рыцарь вскочил в седло, погнав серого скакуна во весь опор, на ходу соображая, как сделать так, чтобы решётка городских ворот не обрушилась перед его носом, после чего, очевидно, последует залп из арбалетов.

"Это называется аккуратно?"

"Некогда, некогда, Родная! Что делать?"

"Теперь уже ничего. Проезжая ворота, ори: "дорогу королевскому гонцу!" Больше надеяться не на что"

— Дорогу королевскому гонцу!!! — заорал Первей во всю мочь своих лёгких, подлетая к воротам. Расчёт оказался верен — стража в замешательстве потеряла драгоценные секунды, и рыцарь проскочил каменный зев надвратной башни единым духом, вылетев на волю, как ласточка из гнезда.

— Держи, держи его!

Свистнула арбалетная стрела. Ещё, ещё! Нет, не попали. Плохо стреляет городская стража.

"Ты, похоже, недоволен?"

"Да не то, чтобы очень... но всё-таки люди на службе — и такие растяпы. А если настоящий враг?"

"Оставь эти проблемы королю. Ты удовлетворён? Справедливость восстановлена?"

Серый начал уставать, и Первей сбавил темп.

"Нет. Мне не удалось. Ты была права, мне не удалось ничего, и даже покарать этого борова я не сумел"

"Как раз сумел. Сейчас его уже волокут в объятия Святой инквизиции, и он больше не выйдет оттуда. Он же был одержим дьяволом, он твой пособник. Пока они разберутся... Зачем плодить калек? И потом, раз не удалось поймать тебя — нужен козёл отпущения"

Рыцарь пустил серого шагом. Погони не было. Боятся?

"После операции с пуговицей у тебя три сотни злотых, ну пусть сейчас уже чуть меньше. Зачем тебе ещё и эти сорок?"

Первей помолчал.

"Это не мне. Эти деньги..."

"Да, да. Это деньги Яны, я в курсе. Только какой смысл было затевать всё это? Не проще ли было дать девочке полсотни злотых из твоих запасов, тихо, без всякой магии, конных скачек и арбалетной стрельбы?"

"Ты мне разрешила, моя Родная. Я попробовал, не вышло. Что, теперь ты меня будешь всю оставшуюся жизнь пилить?"

Шелестящий смех.

"Ладно, проехали. Будешь меня слушаться?"

"В исключительных случаях"

"Тогда так. Сейчас бросай серого, и тихо-незаметно пробирайся в домик вдовы. За полчаса ты должен успеть. Нарвёшься на разъезд — придётся делать "раззяву""

...

— Вернулся! Вернулся, мой господин! — Яна повисла на шее рыцаря, грозя задушить — Я молилась Пресвятой Богородице, чтобы вы вернулись, и она услышала мои молитвы!

Первей легонько погладил её по голове. Совсем легонько... Что делать?

Оставаться здесь ему незачем, да и опасно — после его дурацкой выходки с конём всю округу прочешут тщательней, чем девка свои волосы. Нельзя бесконечно уповать на "раззяву". И девчонку за собой таскать... незачем.

— Давай спать, малышка. И вам доброй ночи, хозяйка.

Вдова внимательно смотрела на своего постояльца, что-то соображая.

Первей лежал на своей походной кошме, которой предпочёл пышную перину, набитую гусиным пухом, к великому огорчению хозяйки. Сегодня Яна спала отдельно, как и положено благовоспитанной юной девушке, и это было как нельзя кстати — неизвестно, как потекли бы мысли рыцаря, если бы и сегодня под рукой у него билось девичье сердце, скрытое упругой выпуклостью.

"Я не знаю, что делать, Родная"

Долгая, долгая пауза.

"И я не знаю. Ежу понятно — девчонка влюбилась в своего спасителя по уши. Она готова идти за тобой хоть куда — на край света, под венец, на костёр. Кстати, последний вариант наиболее вероятен"

"Не хотелось бы"

Пауза.

"Я не знаю, что делать. Попробуй пробиться в Московию, там папская инквизиция силы не имеет. По крайней мере, ты избежишь костра"

"А Яна?"

"Ох, спи, рыцарь. Как говорят русские — утро вечера мудрёнее. Спокойной ночи"

...

...Ему снилась русская лесная деревенька. Туман, наползавший от реки, казался полотнищами сказочного полупрозрачного холста, во много слоёв накиданными на огороды. Первей, во сне бывший маленьким мальчиком, зябко поджимал босые ноги.

— Здравствуй, сынок — из тумана выступила фигура в белом, сама казавшаяся порождением тумана. И только глаза были те самые, из далёкого невозвратного детства — мамины глаза.

— Мама... Научи меня, мама — как мне жить? Мне очень тяжело, мама. Та, которая хочет меня, мне не нужна. Та, которая мне нужна, мне недоступна.

Мама мудро, ласково улыбнулась.

— Так ли всё на самом деле, сынок? Может быть, та, которая сделает тебя счастливым, и есть эта девчонка? А к той, которую ты так бесплодно жаждешь, ты просто привык, за столько лет?

— Нет, мама. Мне нужна она. Она, и только она. И я ничего не могу с собой поделать. Более того, не хочу.

— Гордыня это, сынок. Или любовь, которая не положена простым смертным.

— Да, мама. Я понимаю, что это безнадёжно. И всё же надеюсь.

Мамина рука, бывшая во сне бесплотно-прозрачной, ласково взъерошила его волосы.

— Сынок...

Первей приник к этой давно забытой руке.

— Я преступник, мама. Я разрушал чужие судьбы направо и налево. Из-за меня погибла Марыся, неудачно вытравившая плод. Из-за меня утопилась Ганна из Торуни. Из-за меня пропала Наталка из Киева. Плюс мужчины, пусть и убитые в бою... Я сеял смерть и несчастье, и моя теперешняя работа — всё то же, я так же сею смерть и несчастье. Неужели и эта Яна должна погибнуть из-за меня? Я не могу сделать её счастливой, потому что люблю другую, но и сделать её несчастной я не могу. Хватит с меня несчастных!

Мама всё гладила и гладила его по голове.

— Бедный мой мальчик...

— ... Проснитесь, проснитесь! Проснись же!!

Прямо над ним нависало лицо, с огромными зрачками невероятно распахнутых глаз. Рыцарь ощутил внезапный прилив острого раздражения.

— Какого чёрта! Почему ты ворвалась в мою комнату, почему ты меня будишь?

Глаза Яны мгновенно налились слезами.

— Мой господин, вы так кричали... Я подумала...

— Чтобы что-то делать, надо это уметь, и думать — не исключение!

Девочка уже всхлипывала.

— Простите... мой господин...

Первей почувствовал укол раскаяния.

— Ну, ну — он погладил девочку по голове, отчего всхлипывания только стали громче — Не надо, не плачь. Я не сержусь на тебя, правда.

Яна прижалась к нему.

— Мой господин, она вас совсем замучила...

— Кто, малышка?

— Ваша мёртвая жена.

Рыцарь медленно, механически гладил и гладил девочку по волосам.

— Нет, Яна. Сейчас я видел во сне свою мать. Иди спать, спокойной ночи.

...

"Родная, отзовись"

Долгое, долгое молчание.

"Я слушаю тебя"

"Я видел сейчас маму"

"Я знаю"

"Ты знаешь все мои сны?"

Короткий смешок.

"Как же может быть иначе?"

Логично...

"Я так понимаю, пересказывать содержание нашей беседы нет необходимости"

Пауза. Ответа можно ждать до утра.

"Ты всё поняла?"

"Я поняла всё. Это ты ничего не понимаешь, мой рыцарь"

— ... Пойми, Яна. Я не могу взять тебя с собой. Не не хочу, а не могу. Ты станешь обузой, не обижайся, и мы погибнем оба. И я не выполню своей работы, которую обязательно должен сделать.

Первей избегал смотреть девочке в глаза — смотреть в эти глаза было просто невозможно, такая отчаянная мука плескалась в них.

— Не отчаивайся, малышка. Всё пройдёт, и я ещё погуляю на твоей свадьбе. Пани Магда, так я могу надеяться на вас?

— Не беспокойтесь, добрый пан. Я всё сделаю.

"Родная, отзовись"

"Да, рыцарь"

"Она говорит правду?"

"Сейчас — да. Но ты не хуже меня знаешь, что человек — существо непостоянное"

"Но у меня нет выбора"

Бесплотный шелестящий вздох.

"Выбор, конечно, есть. И ты его сделал. Ладно, рыцарь, не горюй. Похоже, этот вариант не из худших. Вдова непременно привяжется к девочке, ведь своих детей у неё нет, а женщина она добрая. Яна вскоре будет ей светом в окошке, так что с этой стороны всё в порядке"

— Что с вами, пан? Вы так странно смотрите и молчите...

— Ерунда, пани Магда — Первей улыбнулся — Голову чего-то замутило. Всё, уже прошло.

Он обернулся к стоявшей неподвижно Яне.

— Выше нос, красавица! Так я жду приглашения на свадьбу, не забудь!

Лицо девочки было белым, каким-то чуть прозрачным.

— Поцелуйте меня, мой господин... пожалуйста.

Рыцарь наклонился к ней, собираясь поцеловать в лоб, но девчонка вдруг обвила его шею руками, и в губы рыцаря будто впилась пиявка.

— Прощайте. Прощайте, мой господин. Прощайте навсегда.