Зверь лютый. Книга 3. Пейзанизм

Сначала, когда Аким только пришёл сюда, рвался в бояре. Сам рвался и людей своих заставлял пупок рвать. Усадьбу строить, лес под пашню для будущих смердов сводить. Потом жена умерла.

Была у Акима мысль взять за себя девку молодую. Сыновей себе настругать. Не срослось. Марьяша очень против была. Потом Храбрит в гору пошёл. Стало ясно, что зять и сам в бояре метит. Тогда дочка внука заберёт. А для кого тогда рваться?

Весной, когда Храбрит земельный надел на Черниговщине получил, и Марьяша туда поехала — смысла добиваться для себя боярства вовсе не стало. Да и не вытянуть Акиму боярства — у вотчинника должно быть не менее полутора десятка бойцов. Значит, не менее сотни душ на собственной земле.

Душа — это взрослый мужик. У баб души нет. Как там, в теологии — не знаю. А вот в имущественно-налоговом душа — это тягло. Ни ребёнок, ни дед, ни бобыль — не в счёт. А у Акима... Бойцов-то он, может, и выставит. Только надел его всё равно за вотчину не посчитают. Так что — в податные. А такому уже подняться не дадут. Подати столько съедят, что на "бойцов выставить" уже не хватит.

"Вагон несбывшихся надежд".

С острым осознанием их невозможности, нереализуемости и бессмысленности потраченного времени и усилий.

Яков уходил проверить сторожей, посмотреть, как там утихли недогулявшие мужики. Принёс ещё пива с поварни. Аким продолжал свою повесть, а я все чётче понимал: "не мой монастырь", "не мой чемодан"... Короче — не моё. Надо уходить. Или — ломать ситуацию. Коренным образом. Как ёлочку новогоднюю: "под самый корешок".

Аким с перспективой бесперспективности уже смирился. Лишь бы не дёргали попусту, да людей, которых он сюда привёл, не обижали.

А меня участь смерда-хуторянина не прельщала ни в каком варианте. Марьяша ещё тянет на "фермер'с дота" из Диппёрпла. А я — точно нет. И дело даже не в глобальных целях и сверхзадачах.

"Всякую общественную пирамиду хочется отрицать. Но удобнее делать это с её верха" — не помню кто сказал. Но — правильно.

Хочу в бояре. Звучит... Идиотски звучит. Не в первый раз такой... акцент наглеющего кретина в моих умозаключениях. Ничего, потерпим. Мне сторонние оценки звучания... не композитор я.

"Если не использовать наилучшим образом то, что имеем сейчас...". А что имеем? Имеем сплошные "да, но...".

Имеем Акима Яновича Рябину. Боярин. "да, но..." — нет грамотки боярской, потому что нет вотчины.

Имеем землю. "да, но..." — земля без смердов вотчиной не является. Нужно весь поставить, заселить, предъявить успешное хозяйство не маленького размера.

Имеем... Целую весь смердов. "Паучью весь". Вполне обустроенную, большую, процветающую. На нашей земле. "да, но..." — но они-то думают, что земля их, а не наша. И сама весь нынче не боярская, а княжеская.

Юлька-лекарша, пересказывая истории про юность своего папаши, говорила, что тот одну весь разгромил и выжег. А селян похолопил. Другие веси тоже похолопил. Наверное, все-таки, не "похолопил", а "примучил" — убедил платить подати.

Может, в те времена, когда Юлькин батя свой "гитлер-югенд" строил, в Туровских глухих лесах такая шутка и проходила. А здесь — точно не пройдёт.

* * *

Есть понятие — "дикая весь". Поселение, которое никому не платит и охранной грамоты ничьей не имеет. Такое — большая редкость, как в вороньем гнезде найти алмаз.

Крестьяне в одиночку прожить не могут. Это же не охотники — ушли в лес и их не видно. Крестьянину и железа надо больше, и соль. А главное, из-за чего тайные земледельческие поселения не сохраняются в тайне долго — скотина. Ну не доится корова без быка!

Как хочешь называй — случка, осеменение, покрытие, вязка... Но хоть раз в год корове нужен бык. Или — зоотехник. А до зоотехников здесь... восемьсот лет интенсивного исторического процесса.

Только к быку. Иначе не будет от коровы молока. Нет молока — детская смертность удваивается. Если ребёнок между годом и шестью не получает достаточно молока — либо смерть, либо болезни. По всему спектру. Включая, например, нарушения психики в форме неспособности к речи. А что с костями детскими творится... А стремительно прогрессирующее число переломов у взрослых женщин...

Не зря у европеоидов в желудке даже и во взрослом возрасте сохраняется выработка фермента, позволяющего переваривать молочную лактозу. Неграм это не надо — и так живут. А нам без молока — никуда. Кто не мог молоко переварить — потомства не оставил.

Держать ещё и быка к двум-трём коровам... А по восемь тонн сухого сена заготовить каждое лето на каждую рогатую голову? Накладно получается.

Хороший бык-производитель — большая ценность. Требующая специфического ухода и кормления. На большую весь держат одного, редко — двух. Владелец хорошего быка может ничем другим не заниматься — бычья сперма прокормит. За каждую случку соседи платят. И немало.

Эренбург вспоминает, что во время плебисцита в Рурской области в конце 20-х 20 в. жил один мужичок. Хорошо жил. За счёт своего быка-осеменителя. И был против воссоединения с Германией. Так соседи обоих — и хозяина, и быка — назвали "Сепаратистами", и перестали ходить к ним на случку. В смысле: коров водить. Рур — воссоединился, мужик — разорился. Позднее всех, кроме быка, закопали. На Восточном фронте. Быка раньше съели.

Спрятавшийся в лесу крестьянин идёт к людям. Осеменить свою кормилицу. Заплатить хозяину за труды его бычары. А деревенские, кроме осеменения коровки, устраивают самому отшельнику ещё и налогообложение. Либо мужик вносит долю в подати большой веси. И всем остальным от этого легче. Либо его напрямую сдают сборщикам податей. Тогда бедняге ещё и постой налоговой команды добавляется.

Это если отшельник на хуторе живёт. Дом-два можно спрятать. А большую весь в лесу не спрячешь: и поля, и покосы даже и под снегом видны. Стога, вырубки... Столбы дыма над печами-очагами зимой, в безветренную погоду на сотню метров подымаются — можно и за десяток километров заметить.

Так что, здесь — хозяйство натуральное, но отнюдь не хуторское. Даже натуральное хозяйство может функционировать только в приличном по размеру поселении. А там появляются дяди с железяками. Которые говорят — "дай".

"Всякое государство есть форма организованного насилия". Классика, марксизм. А вот более древнее, итальянское:

"Разница между шайкой разбойников и законным правительством состоит лишь в том, что разбойники следуют собственным сиюминутным желаниям, а правительство — писаным законам. Которые оно же само и пишет".

Вот почему так отмечаются и возвеличиваются в истории разных народов первые законодатели. А сами законы, кодексы часто вообще относят к делам божественным, не человеческим. Ведь они переводят сущность "власть" из категории "душегубы проклятые" в категорию "богом данная".

Древние римляне, когда их бандиты-патриции сильно прижали, потребовали от племенного вождя-рекса записать законы. И Тарквиний Древний написал "Законы двенадцати таблиц".

Моисей на горе Синай перевёл власть бандитскую, свою и брата Аарона, в категорию "десяти заповедей" со статусом божественного дара.

Почему бандитскую? — Это вы про Моисея-то спрашиваете, у которого самые мягкие статьи — убийство госслужащих при исполнении и мошенничество в особо крупном?

А на Руси почитают Ярослава Мудрого — создателя "Русской Правды". Он остановил откровенный бандитизм первых князей: Олега и Игоря, Святослава и Владимира. Ничем не ограниченный разбой руси, наведённой на "Святую Русь" княгиней Ольгой и её внуком.

Ярослав дал людям права. "Прав-да" — права данные. Хотя по тексту речь идёт о штрафах, взысканиях и наказаниях. Почти все — в пользу власти, самих князей. Это и есть важное право — не платить больше указанного. Надежда: хоть что-то останется после княжеского суда.

"Правда" перевела разбой княжеских дружин из разового, спонтанного режима "полюдья", в режим грабежа планомерного — сбора податей, выплат виры, покрытия судебных издержек.

"Блаженны павшие за правду.

Ибо войдут они в царство божие".

Не об этой ли "правде" говорит Иисус в "Нагорной проповеди"? — Если так, то всем мытарям, погибшим при исполнении должностных обязанностей на поприще "грабежа планомерного", гарантируется полное отпущение грехов и вечное блаженство. Посмертно.

Чтобы вся эта система работала, необходимы объекты налогообложения. Веси на княжеской земле.

Есть люди — мытыри, которые собирают подати. Дольку отдают наверх, с остатка — живут. Поэтому найти бесхозную, ничейную, "дикую" весь значимого размера — практически невозможно. Сманить на свою землю чужую весь... теоретически возможно. Глад, мор, пожар... Но в наших условиях — нереально.

Подмять, "примучить" чужую весь — просто криминал. Попробуйте увести у действующей власти объект налогообложения... Есть конкретный чиновник, который должен привезти вот с этой территории столько-то гривен. Сумма известна заранее. Все налогоплательщики известны. Увеличить суммы налоговых платежей по своему усмотрению он не может. Да, за кое-какую мзду он может закрыть глаза на разросшуюся весь, на возникший новый промысел. На некоторое время. И всё.

* * *

Ну, Ваня, специалист по поиску выходов из лабиринтов, взял и быстренько придумал: и где же это Акиму Рябине взять хотя бы полсотни душ смердов для поселения на своём наделе. Меньше — просто никто и разговаривать не будет.

Это раз.

Где их расселить? В землянки? В шалаши? Тогда давай сразу и лес корчевать — под новое кладбище.

Это два.

И чем кормить? До будущей весны, когда они смогут выйти на расчистку и раскорчёвку собственной пашни. Потом до следующей весны, когда они эту пашню вспашут и засеют. И до последующей осени, когда на их собственной пашне урожай созреет.

Это три.

А "Паучью весь"?

"Хочется. Но колется".

Мне это... "не раскусить". Обзовём это "зелёным виноградом". И отложим до выяснения.

Теоретически я очень богатый человек. Могу просто купить нужное число холопов и посадить на эту землю.

Лежат в дупле подарки княжны. Но их и не продать, и не показать. Лежит за Десной мой клад золотой. Но он там, а я здесь, а холопы...

Назовём это "неразвитостью товарно-денежных отношений". И отложим для более подходящего времени.

Есть команда бойцов. Вышел на большую дорогу, наловил народу и... И нам этого не надо. Отдача будет... княжеская. Отложим вообще.

Мозги упорно пытались закипеть.

"Не решить нам в мире этом

Всех проблем, всех проблем".

Не надо всех. Дай бог — чисто личных. Из числа проблем расселения сельского населения в условиях древнерусского землевладения.

Аким уже тихонько посапывал. Заснул посреди фразы. В оконцах темнота сменилась серостью. Скоро светать начнёт. Пойду-ка я, может, и вправду — "утро вечера мудренее". Знать бы ещё: утро какого дня.

Яков вышел вместе со мною на крыльцо. После тёплой комнаты, на дворе пробирала утренняя свежесть. И вправду — "сереет восток". Яков чуть придержал меня за плечо:

— Чего с мужиками делать?

Вона как. Уже у меня и приказа спрашивают. Статус Ваньки-ублюдка растёт прямо на глазах. Статус где? В стремительно смердеющей Рябиновке?

— Отпускать. Пусть дела делают.

— И Потаню?

Стоп.

"Взялся за гуж — не говори что не дюж" — русская народная, многократно проверенная.

Начал играть в эти гебешные игры — доведи дело до конца. Ну-ка, прикинем возможные оперативно-тактические комбинации.

Имеются два вражеских канала передачи информации. Один, как известно противнику, мною засвечен. А вот второй... Для "пауков" выглядит вполне "чистым". Тогда надо толкнуть по нему дезу. Дезинформацию. Какую? Думай, Ванятка, думай. Времени — час. Потом стадо погонят на пастбище. "Стукачок" должен уйти с "горячей" новостью. И вывалить её на своего "подстилочного" связного. А чтоб ни у кого не возникло сомнений... Да, получается, что Потан ещё должен сидеть.

— Нет. Пусть посидит.

— Он не замазан. Нехорошо.

— Сам знаю. Ты лучше придумай: что б такое Хотен мог бы рассказать, что б "пауки" поверили и какую-нибудь глупость сделали. А мы бы их на этом поймали бы и... ну как-то... раком поставили.

В предрассветных сумерках дикий взгляд Якова выглядел особенно выразительно. Он не полез в затылок чесаться, не стал оглаживать или жевать бороду. Только руки на поясе резко сжались и разжались.

— Не знаю.

— Думай. Ведь есть же у тебя мозги! Ты ж их лучше меня знаешь. Или так и будешь Акимовым умом жить? Так ведь сам видишь — какой нынче Аким. Думай. Или все в смерды пойдём.

Яков хмыкнул, оглядел пустой двор, снова хмыкнул.

— Раком, говоришь? Ага. Свиданка. С Пригодой. Твоя.

Я не сразу вспомнил кто такая Пригода. Потом медленно дошло и остальное.

— И?

— "И" — ты думай. Ты — боярыч.

"Как аукнется — так и откликнется". Народная мудрость широкого применения.

Наехал на Якова со своим "думай". И тут же получил таковое же в ответ.

Мда, слугой или холопом быть легче — не с чего мозги сушить. Я потянул Якова с крыльца к недостроенной башне, внимательно оглядел окрестности и внутренности "недостроя". Яков слабо сопротивлялся. Но, похоже, ему самому было интересно. Что ж это такое развлекательно-завлекательное я придумаю.

А придумалось вот что. Между делом сообщить Хотену, что в эту ночь у меня свидание с Пригодой. Место встречи, после нескольких хмыканий Якова, определилось как наша сторона реки в районе нижнего брода. Там где я вчера был. Это не наша земля и от поселения близко — девка может туда прийти. Правдоподобно. Можно Хотену обоснованно толкнуть эту дезу, расспрашивая о путях туда. С многозначительной похотливой усмешкой и упоминанием девки. Без имени, но вполне идентифицируемо.

Информация дойдёт до "пауков". Девку, само собой, не пустят. А вот для задержания нарушителя свеженького соглашения о разделе территории в лице самого боярича — явится команда захвата. Которую мы и захватим. Предварительно заставив побегать по лесу и перебраться на нашу территорию.

"Охотник превращается в добычу" — приём старый, но от этого не потерявший актуальности.

Тогда уже "паукам" придётся объяснять — почему они своих клятв не держат. И как-то расплачиваться.

Солнце ещё не встало, но на дворе уже было светло. Яков ушёл к господину в опочивальню — ему самому бы вздремнуть. На крыльцо поварни вышла Домна, широко зевнула и поманила меня пальцем.

Организм растущий: интриганскими изысками не обманывается, хочет кушать всегда.

Отчёт Домны о наведении порядка вокруг Светаны был краток:

— Курвы. Всё растащили. Воды принести не в чем.

Потом появились из погреба вчерашние битые.

Звяга, с замотанным ухом и ободранным об стену лицом, был весел и извинялся. Его напарник по имени Сухан — смотрел мрачно. Но, как обычно обильный завтрак из трёх блюд, несколько улучшил его самочувствие. Полных извинений я не услышал. Однако фраза: "Я как выпью — совсем дурной" означала признание собственной неправоты.

Чуть не пропустил Хотена. Сперва он сильно задёргался после вопроса о путях к нижнему броду. Но моё объяснение принял. Заинтересовался. Вспомнил рассказы очевидцев о демонстрации Пригодиных прелестей на боярском крыльце. Сильно скорбел, что сам не присутствовал, не посмотрел, не подержался. Даже начал набиваться в проводники. Потом я уже и сам не мог остановить его "географические рассказы". А от длительного изображения "гнусной похотливой ухмылки" заболели все мышцы на лице.