Наследник Барбароссы

— Верю... Но не думал, что здесь все прогнило до такой степени. Даже из такой "голытьбы", как мы, деньги вытряхивать. Ведь специально стояли и ждали, шакалы, пока все рыбу продадут.

— А я тебе об этом еще вчера говорил. Ибо хорошо знаю эту публику. В самом худшем случае просто отберут все, что найдут, и дадут пинка на прощанье. Знают, что жаловаться ты не побежишь. А им самим тоже лишний шум не нужен.

— Ладно, пора за дело. Фуад, Хакан, остаетесь присматривать за лодкой. Мы с Хасаном в город. Если заметите опасность, заранее уходите, не вздумайте устраивать здесь войну. В этом случае встречаемся у караван-сарая, как и раньше. Если не вернемся к завтрашнему утру, дальше действуйте сами. И да поможет нам Аллах...

На улицах Туниса было уже шумно и многолюдно, поэтому двое разведчиков сразу же затерялись в толпе. Оделись добротно, но достаточно скромно. Так одеваются ремесленники и мелкие лавочники. Изображать из себя нищую голытьбу все же не стоит, тогда ни в одну приличную харчевню не пустят. А так можно ходить везде, не привлекая внимания. Сложностью для Ивана был только язык. Впрочем, определенные мысли на этот счет у него имелись.

С первых же шагов стало ясно, что в Тунисе праздную победу над "цепными псами султана". Суть разговоров не отличалась разнообразием. Народная молва уже разнесла новость о бое на подходах к Тунисскому заливу и сильно ее приукрасила. Выходило, что чуть ли не вся турецкая эскадра потоплена, а всего лишь несколько небольших и самых быстроходных кораблей удрали. Правда, виновниками торжества оказались гяуры, но это неважно. Важно то, что на султана в далеком Истанбуле наконец-то нашлась управа. И теперь никто из султанских цепных псов — янычар, не посмеет сунуть сюда свой нос. Жаль только, что с побережья они куда-то исчезли. Вчера еще были, удобно расположившись напротив стен Туниса, а сегодня уже нет. Видно все поняли, и вовремя удрали, трусливые шакалы. Ничего, далеко не сбегут. Могучая кавалерия великого Али-бея их все равно догонит и уничтожит. А пока радуйтесь, правоверные! Тунис наконец-то сбросил власть ненавистного султана, спрятавшегося в Истанбуле!

Все это Иван услышал в переводе от Давута, когда они наконец-то нашли укромное место, где можно было поговорить, не опасаясь чужих ушей и взглядов. Возникли неожиданные трудности, которые надо было срочно решать.

— Хасан, тебе ходить по городу опасно. Услышат османскую речь — как бы за шпионов не приняли. Арабского ты не знаешь. Говорить на французском, или снова изображать немого дурачка, — еще больше внимания привлечем.

— Значит Хасан исчезнет. Появится гяур-наемник. Ты обратил внимание, что на улицах довольно много гяуров?

— Обратил. Говорят, что с кораблей Черной Бороды. Да и раньше здесь наемников хватало.

— Вот я и стану на время одним из них.

— Ты хочешь прямо сейчас переодеться гяуром?

— Другого выхода нет. Иначе ко мне могут обратиться на арабском, а я не смогу ответить. И лучше нам ходить порознь, а то гяур-наемник и местный араб — слишком заметная и необычная парочка...

Иван сбросил с плеча сумку, которую захватил с собой для выхода в город, и извлек из нее европейскую одежду, типичную для наемника. Но не какого-нибудь быдла, а благородного дворянина, хоть и в небольших чинах. Изображать из себя большое начальство все же не стоит — возраст не соотвествует. И вскоре перед Давутом предстал щеголеватый француз. Янычар лишь восхищенно покачал головой.

— Ну, ты даешь, Хасан!!! От настоящего гяура не отличишь!

Иван довольно усмехнулся и ответил на хорошем французском.

— Нет больше Хасана, месье Давут. Есть французский дворянин Анри де Монтеспан, подданный короля Франции, сейчас временно находящийся на службе у великого и мудрого Али-бея, чтоб ему в аду гореть. Но пока эта наглая обезьяна, увешанная золотом и изумрудами, хорошо платит, так и быть, моя шпага в его распоряжении.

Ответом ему был хохот. В конце концов Давут, смахивая слезы, выступившие от смеха, тоже ответил на французском.

— Вы бы с такими речами здесь поосторожнее, месье де Монтеспан! А то, неровен час, услышат местные дикари, кто французский знает. Ну, Хасан!!! То есть, Анри!!! Тебе никто не говорил, что ты настоящий артист? Ведь так сыграть — уму непостижимо! Даже я поверил! Кстати, о шпагах. Ведь у тебя сейчас сабля, а не шпага. Для дворянина не подходит.

— Ничего, мы не в Европе, а здесь у наемников шпаги не особо в ходу. Даже у дворян. Тем более, я дворянчик — так себе. Одно название. Были бы деньги, сюда бы в жизни не полез. Поэтому приходится подстраиваться под местные реалии, в том числе и в оружии.

— Ладно, не будем терять время. Сейчас расходимся, но постарайся вернуться до заката. Возможно, сегодня все выясним, и тогда рано утром уйдем...

Из безлюдного укромного места они вышли с небольшим интервалом во времени. Давут ничем не отличался от жителя Туниса, а вот Иван вполне сошел бы за французского дворянина даже на улицах Парижа. Вел он себя соответсвенно. Шел не спеша, с интересом поглядывая по сторонам. Мальчишки пытались улюлюкать вслед гяуру и попрошайничать, но он их упорно не замечал и шел вперед. Несколько раз в малолюдных переулках на него косились подозрительные личности, но то ли длинная сабля на перевязи, то ли категорический приказ Али-бея не трогать наемников-гяуров возымели действие, однако никто не сделал попытки напасть на европейца, рискнувшего разгуливать по глухим местам Туниса в одиночку.

Сейчас Иван решил не рисковать и взял ту саблю, что купил в Истанбуле. Трофей же здесь лучше не показывать. Что-то не так с этим трофеем. Тщательно обдумав происшествие в Беджайе, он уже не сомневался, что причиной такого "внимания" к его скромной персоне стала именно сабля Айхана. Вот и пусть клинок пока что полежит на "Кирлангич", и не смущает здешних правоверных. А то, как бы опять какой-нибудь мутный тип на него охоту не устроил.

То, что он подбросил Давуту идею разделиться и действовать каждому самостоятельно, было продумано Иваном уже давно. При Давуте трудно применять свой дар характерника так, чтобы он ничего не заметил. А теперь все останется в тайне. Добыл Хасан важные сведения? Добыл! А как — никого не касается. Везет просто ушлому малому Хасану! Говорят же, что сам Аллах к нему благосклонен!

Добравшись до оживленных центральных улиц города, Иван первым делом отправился на базар. Ведь наемники тоже там частенько бывают, и можно узнать много интересного. Увидев соотечественника, вряд ли станут проявлять неприязнь. Здесь не Европа с ее нескончаемыми распрями, в том числе и на религиозной почве. Здесь Магриб, где царит ислам. И для местных жителей нет никакой разницы между католиками, протестантами, лютеранами, православными и прочими представителями христианских конфессий. Они для них все одинаково гяуры — неверные. Именно это и заставляло наемников забыть хотя бы на время свои религиозные противоречия и держаться вместе. Впрочем, подобная публика и так была далека от теологических споров, и поклонялась лишь одному божеству — золоту. Вспоминая о боге лишь тогда, когда здорово припекало. До следующего случая.

На кастовую сплоченность наемников и расчитывал Иван. На большом тунисском базаре в любое время обязательно встретится десяток-другой европейцев, которые не применут поболтать с соотечественником, тоже оказавшимся среди "дикарей". А предложение "пропустить стаканчик" и вовсе пройдет на ура. Об этой новости Иван узнал только сейчас. Оказывается Али-бей, рискуя разругаться с представителями духовенства, все же пошел на уступки своим европейским "друзьям", и разрешил в некоторых местах торговлю спиртным. Правда, с соблюдением ряда ограничений, но разрешил. И теперь там регулярно собираются наемники. Так где еще лучше можно узнать обо всем, что происходит в Тунисе, как не за столом с доброй выпивкой?!

Тунисский базар встретил нескончаемым шумом. Народу хватало, однако на завернувшего сюда европейца хоть и косились, но держали свое мнение при себе. Во всяком случае, откровенной агрессии Иван не ощущал. Так — обычное любопытство. Пройдя по рядам и оглядев предлагаемый товар, понял, что здешним жителям грех жаловаться. Торговля шла бойко и в числе прочих присутствовали товары явно европейского происхождения. Кто-то в Европе всерьез нацелился на такой лакомый кусок, как Тунис, вот и пытается застолбить здесь делянку. И последние события с захватом власти Али-беем как раз укладываются в общую картину. Ничего удивительного, тринидадцы рассказывали ему о подобной тактике. Берется какой-нибудь туземный царек и прикармливается, подготавливая почву для прихода своих "благодетелей". Если царек окажется слишком упертым, или не в меру жадным — не беда, его можно заменить на более управляемого и предсказуемого. Что фактически и произошло в Тунисе. Неизвестно, понимает Али-бей свою роль в этом кровавом спектакле, или находится в блаженном неведении, это не суть важно. Важно, что он делает именно то, что от него требуется. Начальный этап операции проведен успешно — Тунис взбунтовался против власти султана. Но вот что будет дальше... У желающих нарушить статус-кво были бы все шансы на успех, ибо в свете грядущей войны со Священной Римской империей у Османсокй империи не хватит сил, чтобы противостоять врагу в Европе и одновременно с этим привести к покорности свою мятежную провинцию в Магрибе. Но появился неожиданный фактор — тринидадцы. И судя по тому, что удалось от них узнать, спокойно смотреть на эти политические игры они не собираются. Алжир они уже прибрали к рукам. Вот будет номер, если сразу же за Алжиром последует Тунис... Ладно, это дела несколько отдаленного будущего. А пока надо делать то, для чего он сюда прибыл. И посокольку хождение по базару не дало ничего в плане подслушанных слухов — вокруг звучала только арабская речь, Иван направился к любимому месту встречи всех гяуров, которых жажада золота занесла в Тунис.

Свою цель Иван увидел издалека. И вскоре оказался возле заведения, над входом в которое висела вывеска с большими латинскими буквами TAVERNA. Подойдя ближе, услышал доносившиеся изнутри возгласы на итальянском и французском языках. Улыбнувшись и окинув взглядом прилегающую территорию, шагнул за порог и тут же оказался в царстве Бахуса и его преданных поклонников.

Довольно большой зал, обставленный в европейском стиле, был полупустым, все же сказывалось довольно раннее время. Но на градусе веселья это не сказывалось, и посетители давали волю чувствам, дорвавшись до привычных развлечений. К Ивану тут же подскочил мальчишка араб из прислуги, и поинтересовался на ломаном французском, что желает месье? Месье пожелал выпить и закусить, но выбрал место в уголке, несколько в стороне от шумной компании. Но и достаточно близко, чтобы слушать разговоры за столом. Пока на кухне готовили баранину, принесли хорошее французское вино, фрукты и сыр, и Иван, делая вид, что всецело занят благородным напитком, исподтишка наблюдал за окружающим.

Сразу бросилось в глаза, что группы посетителей сильно различаются. Это было хорошо заметно как по их поведению, так по их речи и по одежде. Большинство представляло из себя обычный сброд, которого полно в европейских портовых городах, и из которого в основном рекрутируются наемники. Но две группы держались обособленно и выделялись из общей картины. Одообразная форма резко контрастировала с пестрым видом остальных наемников, одетых кто во что горазд без какого-либо намека на единую форму одежды. Причем среди них явно выделялись офицеры, сидевшие за отдельным столом. Их было немного, всего лишь шесть человек. Но то, как они выглядели, сразу же сказало Ивану о многом. Их одежда мало напоминала то, что принято носить сейчас в Европе. Черные мундиры непривычного покроя с золотыми пуговицами и с незнакомыми знаками различия на плечах, лишенные каких-бы то ни было кружев, напоминали стиль формы офицеров флота Русской Америки, которые он видел на борту "Синопа". А если учесть, что кроме эскадры Черной Бороды никаких других европейских кораблей сейчас в Тунисе нет... И в мундирах его офицеров имеются некоторые схожести с мундирами тринидадцев... Значит подозрения адмирала Филатова и генерала Туманова небеспочвенны. Черная Борода, или Вильгельм Майер, как он сейчас себя называет, действительно может являться пришельцем из другого мира. Но никто из офицеров, сидевших неподалеку, таковым не был. Души пришельцев Иван чувствовал безошибочно. Скорее всего, все офицеры — австрияки, поскольку разговор шел на германском, который он уже научился различать, улавливая отдельные знакомые слова. Зато другая компания, гораздо более многочисленная и явно из матросов, шумно обсуждала последние новости на французском и итальянском. Веселье было в разгаре, и на одинокого молодого человека в европейской одежде никто не обращал внимания. Лишь некоторые скользнули по нему взглядом и снова вернулись к своему разговору.

Между тем, принесли жареную баранину и Иван принялся за трапезу, делая вид, что происходящее вокруг его не особо интересует. Но все же бросал время от времени презрительные взгляды на творящуюся вакханалию. Он был уверен, что долго такая ситуация не продлится. Кому-то из подвыпивших "героев" не понравится молокосос в хорошей одежде, который "не уважает" присутствующих и смеет презрительно корчить физиономию. И теперь просто ждал, кто и когда "клюнет".

"Клюнуло" довольно быстро. Бородатый громила встал из-за стола и вразвалочку направился к одиноко сидевшему Ивану, который лишь мельком удостоил его внимания и продолжил есть. Незваный гость плюхнулся за стол и с грохотом поставил на него пустую кружку. После чего цапнул кувшин с вином и налил себе до краев. Иван никак не отреагировал. Это еще больше распалило хама. Выпив, он налил себе снова. В зале стало тише. Многие обратили внимание на назревавший конфликт, но не вмешивались. Наконец кто-то не выдержал и произнес на итальянском.

— Не лезь, Николо. Тебе что, приключений не хватает? Не забывай, мы не в Венеции.

— А какая разница?! Этот трусливый паршивец брезгует со мной выпить! С самим Николо Баретти! Эй, ты, прощелыга, к тебе обращаются!

Иван спокойно положил вилку и улыбнулся, глядя в глаза ухмыляющемуся громиле. Делая вид, что не очень хорошо знает итальянский, стал тщательно выговаривать слова.

— Синьор Баретти, я не пью с хамами. Я предпочитаю учить их вежливости. Если Вы не против, то можно начать прямо сейчас.

В зале наступила тишина. Все смотрели с удивлением. С одной стороны мужик огромного роста и с пудовыми кулаками, а с другой — щуплый юноша, у которого еще даже усы не растут. Между тем, реплика Ивана возымела действие. Глаза бузотера налились кровью, и он начал вставать из-за стола. Неожиданно раздался властный окрик на итальянском.

— Николо, назад!!!

Но затуманенные выпивкой мозги уже ничего не воспринимали. Итальянец выбросил руку вперед и попытался схватить Ивана, но это ему не удалось. Опережая своего противника на мгновение, Иван отшатнулся и плеснул вином из своей кружки ему прямо в глаза. Раздался яростный рев. Проморгавшись, Николо перевернул стол и выхватил нож. Лучше бы он этого не делал. В руке Ивана уже была старая добрая нагайка, выдернутая из сапога. В следующее мгновение страшный удар кончика нагайки с зашитой в нем пулей пришелся прямо по кисти, сжимающей нож. Баретти взвыл и выронил оружие. Второй удар рассек ему лоб. Хлынула кровь, заливая глаза. Причем удар был такой силы, что Николо упал на колени, закрывшись руками. Иван же начал охаживать своего противника нагайкой, стараясь бить по рукам и ногам, пресекая любые попытки встать. Очень скоро тишина в зале сменилась смехом. Товарищи итальянца почему-то не сделали попытки вмешаться. То ли он их самих уже достал, то ли не хотели прерывать необычное и увлекательное зрелище. Худосочный юнец, у которого еще молоко на губах не обсохло, хлещет наотмашь плетью ползающего и орущего громилу, тщетно пытающегося встать. Ножиданно раздались аплодисменты. Офицеры, до этого молча наблюдавшие за экзекуцией, улыбались и аплодировали. Один из них видно решил, что пора заканчивать.