Черноморский сюрприз

Если Вам более удобны другие время и место, прошу указать.

Имею честь быть Вашим покорным слугой

А. А. Эбергард.

Лиза улыбнулась, читая эти строки, и попыталась представить, сколько бумаги и чернил извёл потенциальный кавалер (а сомневаться о целях назначаемого свидания не приходилось), прежде, чем вымучил из себя эти несколько предложений. Совершенно явно чувствовалось, что это писано ну абсолютно неискушённым 'ловеласом'...

— Не обижайтесь, лейтенант, но ответного письма не будет...

— Сударыня!.. — Фролова с удивлением обнаружила, что глаза человека могут совершенно запросто выражаться матом. Причём, разумеется, не издавая ни звука. Вернее не глаза, а лицо...

И лицо флаг-офицера Эбергарда в доли секунды высказалось по адресу Фроловой весьма нелицеприятно. В плане: Трудно тебе, стерва хренова, пару строчек черкнуть? Я тут при чём, если тебе этот старый пень не понравился?..

Но до пожеланий гореть в аду, пусть и мысленных, дойти не успело.

— Не беспокойтесь, Виктор Рудольфович, просто передайте своему адмиралу, что я приду в место им назначенное. В четыре часа, — улыбнулась женщина. — Надеюсь, этого достаточно, чтобы вы не получили взыскания?

— Вполне! — поклонился Шен. — Покорнейше благодарю, сударыня. Честь имею!

Андрею пришлось совсем недолго ждать свою даму напротив творения архитектора Фельдмана рукотворной гранитной скалой взметнувшегося из волн Северной бухты напротив Приморского бульвара. К многочисленным достоинствам Фроловой адмирал мысленно добавил ещё и пунктуальность. И не только...

То, что женщина в светской одежде будет выглядеть интересней, чем в сестринской форме ожидалось, но чтобы до такой степени...

Елизавету можно было узнать с трудом. Бархатный костюм вишнёвого цвета, такого же цвета шляпка, причёска из совершенно роскошных волос пшеничного цвета под ней, походка, изменившаяся под стать новой одежде. В общем: очаровательная женщина превратилась просто в 'сногсшибательную'.

— Доброго вечера, Елизавета Сергеевна! — Андрей протянул Фроловой букет жёлтых хризантем. — На улице всё меньше солнышка, так пусть его станет немного больше в вашей комнате.

Хризантемы он любил ещё в прошлой жизни: стоят долго, а, значит, и дольше напоминают женщине о том, кто их подарил. Да и красивые они. Розы или орхидеи, конечно, пошикарнее выглядят, зато и 'умирают' значительно быстрее.

— Благодарю, очень приятно!

— Приятно мне, что вы всё-таки приняли моё приглашение.

— Не скажу, что это было так уж и легко сделать, — Лиза лукаво посмотрела на адмирала. — Представляете себе, в какое положение вы ставите добропорядочную женщину, назначая ей свидание сразу же после знакомства?

— Могу только ещё раз принести извинения — по долгу службы не имею возможности ухаживать за понравившейся женщиной по всем правилам этикета...

'И 'этикетки' — до жути захотелось добавить Андрею, но было понятно, что данная 'шутка юмора' понята собеседницей не будет...

— Елизавета Сергеевна, — продолжил адмирал, — Я терпеть не могу ходить вокруг да около, и предпочитаю сразу как-то обозначить то, что высказать хочется...

Андрей почувствовал, что уже с первых же слов запутался, и говорит совершенно не то, что собирался.

— Я слушаю, — женщина посмотрела на него с улыбкой и совершенно не собиралась приходить на помощь заплутавшему в словах собеседнику.

— Не знаю как и выразить... С нашей первой встречи я почувствовал, что хочу познакомиться с вами поближе. И очень пожалел, что состою на той должности... Ну вы, я надеюсь, понимаете...

Строить предложения становилось всё сложнее и сложнее. Ситуацию спасла Фролова:

— Андрей Августович, будьте проще и естественней. Я пришла на свидание не с командующим флотом, а с мужчиной. Галантным и, как успела убедиться, тактичным мужчиной. Я, смею вас уверить, женщина неглупая и не смольнянка какая-нибудь.

Кстати, чувствую, что потребовалась вам не просто для постельных развлечений. Иначе бы просто не пришла. Давайте забудем, что вы адмирал и командующий флотом, а я просто сестра милосердия из местного госпиталя. Хорошо?

— Только об этом и думал всё последнее время. Вы выслушаете меня не перебивая, ладно? А потом я отвечу на все вопросы, которые у вас возникнут. Хорошо?

— Уговорили, — улыбнулась Фролова. — Но потом вы выслушаете и меня на тех же условиях. Хорошо?

— Разумеется. Итак...

А что 'итак'? Андрей в очередной раз попытался собраться с мыслями...

— Елизавета Сергеевна, прошу меня простить, я прекрасно понимаю, что по возрасту вы годитесь мне в дочери, но что я могу поделать с собой? Есть браки, где разница в возрасте ещё больше. И вполне счастливые браки.

Постесняться сказать вам те слова, которые сказать хочется, а потом всю жизнь себя корить за то что струсил? Струсил не под снарядами врага, струсил услышать в ответ 'Нет!'...

Честное слово, если вы как раз и скажете мне это самое 'Нет!' — приму безо всякой обиды.

Конечно, это будет весьма неприятно, однако ничего негативного в ваш адрес в моей душе не родится.

Я, разумеется, не надеюсь услышать немедленное 'Да', но хотя бы надежду на то, что...

Нет! Прошу прощения, я опять запутался в словах...

Андрей взглянул на Елизавету, увидел, что та смотрит на него хоть и не ободряюще, но вполне доброжелательно.

В общем, я прошу у вас разрешения продолжить наше общение, узнать друг друга получше, и вернуться к этому разговору уже на другом уровне.

— Не думала, что адмиралы столь косноязычны, — улыбнулась женщина. — Нет, нет, не обижайтесь, Андрей Августович! Я прекрасно понимаю, что вы имели в виду на самом деле, но прозвучало это как-то не очень уважительно по отношению ко мне: мол, вы мне понравились, давайте пообщаемся, я на вас посмотрю, оценю, подумаю подходит ли мне подобный альянс, и, в случае положительного решения предложу свои руку и сердце.

— Ни в коем случае! — вспыхнул адмирал. — Я...

— Не надо оправдываться, — оборвала его Фролова. — К тому же теперь вы не должны меня перебивать. Мы ведь договорились?

Я же сказала 'создаётся впечатление'. Именно 'создаётся впечатление'. Вы очень милы и трогательны, что совсем не сочетается с образом боевого адмирала и вообще старого морского волка.

— Это я только с вами... — попытался оправдаться покрасневший до ушей Эбергард.

— Разумеется. Иначе бы не стали не только командующим флотом, но и офицером вообще.

Продолжу, с вашего позволения: Я чувствую вашу симпатию, и мне она приятна. У нас действительно серьёзная разница в возрасте, но, тем не менее, вы и выглядите весьма неплохо не только для своих лет, но и по сравнению со многими сорокалетними кавторангами. А кроме того — действительно весьма интеллигентный и интересный в общении мужчина.

А я не кисейная барышня, а достаточно взрослая и разумная женщина, чтобы кокетничать и жеманничать с вами.

Поэтому скажу, что не возражаю против продолжения нашего знакомства. Такой ответ вас устроит?

— Премного благодарен вам, уважаемая Елизавета Сергеевна, на большее сегодня я и не смел рассчитывать.

Каким временем вы ещё располагаете? Может, зайдём в ресторан?

— Увы, нет. Скоро пора возвращаться. Но чашечкой кофе в открытом кафе можете меня угостить...

Они встречались ещё несколько раз до пришествия 'Гебена', а потом Эбергарду, по понятным причинам стало не до личной жизни — лишь дважды пришлось встретиться лично, а в основном общение шло по переписке. Но и этого хватило, чтобы перед визитом императора в Севастополь Андрей сделал Фроловой предложение и получил согласие любимой женщины выйти за него замуж...

Глава

— Ваше императорское величество, — заскочил в салон флаг-капитан Кетлинский, — разрешите доложить обстановку командующему флотом?!

— Разумеется. Надеюсь, я не помешаю?

— Ни в коем случае, — посмел прервать монарха адмирал.— Докладывайте, Казимир Филиппович!

— Только что пришла телеграмма из Феодосии: 'Бреслау' обстрелял город...

— Результаты?

— Предварительно: минимальные — несколько раненых.

— Понятно...

Андрей судорожно начал прокручивать события последних дней: 'Бреслау' с эсминцами просочился в акваторию Чёрного моря. Своё присутствие нигде не обозначил. Хотя, наверняка имел цель...

Во время Зонгулдагской операции попытался оттянуть на себя часть флота... Хотя не факт...

Пропал после этого на неделю — явно отдыхал и бункеровался в Трапезунде или Синопе.

Теперь решил...

— Ваше величество, — Андрей решил, что наглость — второе счастье. — Немцы специально решили устроить 'салют' в честь вашего визита в Крым...

— Это я понял, Андрей Августович, — улыбнулся император. — Как отреагируете?

— Осмелюсь доложить, ваше императорское величество, — снова влез в диалог Кетлинский, — я уже отдал распоряжения 'Кагулу', который дежурил около Ливадии, лечь на курс предполагаемого перехвата к Босфору. Туда же предлагаю...

— Туда же немедленно отправить 'Память Меркурия', — перебил своего флаг-капитана Эбергард. . — То есть не туда же, не к Ливадии, а на перехват того самого предполагаемого курса к Босфору. Первому и Третьему дивизионам та же задача. Но каждый ищет самостоятельно. 'Новикам', если обнаружат противника, постараться связать его боем до подхода крейсеров, а эсминцы Третьего пусть только сидят на хвосте у 'Бреслау' и наводят на него остальных. Всё ясно?

— Так точно, ваше высокопревосходительство! Разрешите выполнять?

— Разумеется.

Кетлинский вышел, а Эбергард повернулся к императору:

— Ваше величество, прошу простить, но я должен отправиться на мостик. Желаете пройти со мной?

— Не хочу вас стеснять своим присутствием. Ступайте выполнять свой долг перед Россией, Андрей Августович. Я вернусь на берег. Провожать меня не надо. И да поможет вам Бог! Ступайте!

С мостика 'Георгия Победоносца' было видно, что на назначенных в погоню кораблях спешно разводили пары.

— Какую готовность доложили с 'Памяти Меркурия' и эсминцев? — немедленно спросил Кетлинского с юношеской проворностью взлетевший вверх по трапу адмирал.

Остроградский обещал выйти в море через полчаса, дивизионы — через пятнадцать-двадцать минут. 'Гневный' готов дать ход прямо сейчас.

— Пусть снимается с якоря. Остальные догонят. Дорога каждая минута. Только бы зацепиться за этих чёртовых колбасников, а там, даст Бог, не упустим...

Как только на эсминце разобрали сигнал со штабного 'Георгия', корабль уже через несколько минут снялся с якоря и, набирая ход, двинулся в море. В столь быстром выходе не было особой заслуги экипажа и командира — Андрей с самого начала войны распорядился, чтобы один из четырёх скороходов-'новиков' постоянно находился под парами на случай экстренной необходимости. Вот сейчас это и пригодилось.

Но, даже учитывая то, что 'Гневный' имел некоторую фору по сравнению со своими собратьями по дивизиону, сработано было в высшей степени оперативно.

— Браво, Черкасов! — не удержался командующий. — Передайте, что я выражаю им особое удовольствие за быстрый выход.

Через пять минут в море проследовал 'Дерзкий' кавторанга Молоса, а ещё через пять — 'Беспокойный' и 'Пронзительный', которыми командовали Зарудный и Борсук. 'Гончие' ещё не набрали своих рекордных скоростей, но, по тому как они ускорялись, было достаточно ясно, что весьма скоро стрелки их лагов подойдут к тридцатиузловой отметке.

Через некоторое время вслед за 'нефтяными' эсминцами порт покинули и 'угольщики': 'Лейтенант Пущин', 'Жаркий', 'Жуткий', 'Живой' и 'Живучий'. Скорость они имели значительно более скромную — двадцать четыре-двадцать пять узлов, но им ставилась соответствующая задача: обнаружить супостата (если повезёт), прилипнуть к нему как банный лист и звать через эфир тех, кто способен дать бой германо-турецкому крейсеру.

Последним, как и ожидалось, выбрал якоря 'Память Меркурия'. Теперь все корабли назначенные в погоню, вышли в открытое море. Гончие спущены... Оставалось только ждать...

— Ваше высокопревосходительство, — на мостик поднялся Шеен, — радио с 'Кагула'.

— Читайте.

— 'Наблюдаю дым на траверзе Ливадии приблизительно в сорока милях от берега и пятнадцати от себя. Предположительный курс зюйд-вест. Полным ходом иду на сближение'.

— Добро. Передайте это миноносцам и Остроградскому. Неизвестно, те ли это, кто нам нужен, но хоть какая-то зацепка... И на 'Кагул': докладывать обстановку каждые десять минут.

— Есть! — откозырял лейтенант и помчался в радиорубку.

Через полчаса всякие сомнения исчезли: русскому крейсеру никак не удавалось приблизиться к подозрительному дыму. Это значило только одно — обнаружен именно 'Бреслау'. Ни один другой большой корабль в Чёрном море не мог ходить с такой скоростью. Охота началась...

— Как дела, Карл? — окликнул вахтенного офицера командир 'Бреслау' — 'Мидилли' Пауль Кеттнер поднимаясь на мостик.

— Горизонт чист, господин фрегаттен-капитан, — немедленно отозвался вахтенный офицер лейтенант Денниц, — держим восемнадцать узлов, никаких происшествий не было.

— Хорошо. Будем надеяться, что всё хорошо и закончится...

Однако, несмотря на эти слова, лицо командира явно выражало, что настроение у него отнюдь не является хорошим.

— Как оцениваешь прошедшую операцию, Карл?

— По-моему, всё прошло прекрасно — как раз во время визита русского царя в Крым, мы показали, что русские портовые города не могут чувствовать себя в безопасности, — недоумённо посмотрел молодой офицер на Кеттнера.

Мальчишка, — подумал про себя фрегаттен-капитан. — Хотя ничего удивительного — двадцать три года, лишь бы повоевать... А то, что самый ценный корабль германо-турецкого флота подвергается нешуточному риску только ради того, чтобы пострелять по безоружному городу, по его мирному населению в голову молодому лейтенанту не приходит...

— С кормового мостика передают: на правом траверзе дым, — доложил сигнальщик.

Оба офицера немедленно метнулись на соответствующее крыло мостика. Вдали действительно можно было различить далёкий дымок.

— Как думаешь, сколько до него?

— Миль двадцать, вероятно.

— Вряд ли. Пятнадцать, не более... Увеличить ход до двадцати двух узлов.

Приказ был немедленно передан в машину.

— Аларм? — лейтенант ждал очередных распоряжений командира.

— Пока не стоит. Не на крыльях же они летят. А через два часа стемнеет. Так что в любом случае на дистанцию открытия огня им не выйти.

— Тогда может увеличить ход ещё? Чтобы оторваться поскорее.

— Не стоит. Не стоит насиловать машины и машинистов ради пары не так уж и необходимых сейчас узлов.* Капризная штука эти механизмы, а нам сейчас только какой-нибудь аварии не хватало...

— Два силуэта прямо по курсу!.. Третий! — резануло криком сигнальщика.

Находящиеся на мостике дружно развернулись к носовым румбам. Офицеры вскинули к глазам бинокли.

— Дьявол! — ругнулся Дениц. — Почти нет дыма...

— Да, — отозвался Кеттнер. — Можно себя не обманывать — это большие русские миноносцы. На нефтяном топливе. Больше некому. Объявляйте тревогу!