История Золушки

— Чем богаты, тем и рады! — обвел князь стол рукой. — Командуй комэск, но я рекомендовал бы начать с бульона. Время, конечно, позднее, но горячий бульон из телятины со слоеными пирожками с мясом, да под холодную водочку...

Долго Киру убеждать не пришлось. От слов Якова рот ее наполнился слюной, как у той собаки академика Павлова при виде сахарной косточки, и она только молча кивнула, когда, сняв крышку с фарфоровой супницы, он стал разливать по тарелкам невероятно вкусно пахнущий бульон. В результате одним этим и ограничились. Кира съела тарелку супа и три пирожка, выпила пару рюмок водки и, взглянув неожиданно в глаза мужчины, поняла, что откладывать и дальше нельзя. Просто не выдержит.

— Да, — сказала она вслух, ничего не объясняя и не уточняя, но Яков понял ее без слов и, встал из-за стола...

Обычно, женщины — "если в охотку", — могут куда больше мужиков. Такова их природа. Хотя, опять же, зависит от того, с кем, когда и где. С устатку, да после трудового дня — со стрельбой и фигурами высшего пилотажа, — или, скажем, на вакациях. Есть разница, если понимать, о чем идет речь. Иной раз так "настреляешься", что ничего уже не хочешь, кроме как в койку. В прямом смысле этого слова. Но бывает и по-другому. Именно что после такого вот нерядового дня, когда заглянешь — да не раз — в глаза смерти, в черные зрачки чужих пулеметов, трепещущие пламенем сгорающего пороха, так иной раз скрутит от осознания конечности бытия, что только бы мужчина вовремя под рукой оказался!

Но вот, что любопытно. Этой ночью... Не после боя. Не от ужаса смерти, да и не спьяну Киру буквальным образом "понесло". Так ее, пожалуй, никогда еще не прикладывало. Охнуть не успела, а уже, как говорится, "ноги врозь". И все мало, что характерно. Недостаточно или "едва". И что бы Яков ни делал, как ни "изгалялся" над ней, все ей не так! В итоге, рассвирепела вконец, вспомнила, что командир, и повела, как стерва в танго. Однако и Яков, что характерно, ни словом не возразил. "Пошел" за ней, как правильный ведомый в бою, и был не по-мужски нежен и решительно неутомим, что, вроде бы, и не сочетается одно с другим, но у него как-то сошлось. И кончилось все это диво дивное лишь тогда, когда Кира заснула сама, а не когда кавалер "с устатку" отключился...

Глава 6

Утром проснулась — за окном солнце сияет, и в душе однозначно "светло и радостно". Одним словом, птицы поют, хотя кое-где и побаливает слегка. Но это хорошая боль. Правильная. Во всяком случае, жаловаться на нее Кира не станет, а похвастаться, увы, не перед кем. Не обзавелась, за занятостью, ни одной нормальной подругой.

"Вот, разве что, капитану Фроловой — лекарскому начальнику полка рассказать?"

— Ваше благородие! — голос из-за приоткрытой двери звучал осторожно, словно у постели больной.

"Благородие это я?" — Кира осмотрелась, но Якова и след простыл, зато нашлась причина рассмотреть, наконец, интерьер.

Что ж, в таких покоях, да на такой кровати — карельская береза, если что, да не в простоте, а резная и полированная, — в такой постели, в шелках и пуху, Кира никогда еще не просыпалась. Одним, словом, картина маслом: солнечное утро, дворец князей Курбских — единственных чистокровных Рюриковичей во всей империи, — немыслимых размеров и роскоши спальня, и в ней, в этой невероятной парадной опочивальне, в которой по-хорошему, и не спят вовсе, потому что не для того делана, в разобранной постели среди скомканных простыней и разметанных по сторонам подушек лежит "нагая красавица" — штабс-капитан Амелина собственной персоной и тихо балдеет, не зная, как все это разом "проглотить и переварить".

— Ваше благородие!

— Я не сплю! — ответила Кира тем, что в голову пришло.

— Входите! — добавила, натягивая на себя одну из простыней.

И как раз вовремя. Двери растворились, и в комнату, аккуратно отводя взгляд в сторону, ступил один из ливрейных слуг.

— Изволите подняться к завтраку, ваше благородие? — спросил он, сделав три шага в глубину спальни. — Или желаете, чтобы завтрак подали в постель?

"Вообще-то, для полноты ощущений следовало бы потребовать завтрак в постель, но без Якова даже завтракать скучно!"

— А где... гм... Где изволит пребывать князь? — ей еще предстояло научиться говорить, как следует, и называть поручика князем.

"Ах, ты ж! Опять перепутала! Он же не поручик, а целый адмирал, оказывается!"

Не Львов, а Курбский, не поручик, а контр-адмирал, ваше превосходительство или бери выше — ваше высочество ...

"Серьезные перемены! И кто из них мой любовник?"

— Его высочество просил передать, "на ваше усмотрение".

— Тогда, я, пожалуй, встану...

У нее взяло время найти одежду: кофры с "новым платьем короля" обнаружились в уборной, или эту смежную со спальней комнату следовало называть будуаром? Во всяком случае, это вне сомнения был настоящий "дамский кабинет" с огромным раскрытым трюмо на три зеркала и многочисленными пуфиками и примыкающей к нему гардеробной. Кофры лежали на столе, о назначении которого Кира не смогла даже предположить, и оказались разобраны. Кто и когда занес их сюда, разобрал, развесив платья и пеньюары на плечиках с мягким подбивом и разложив по полкам белье и чулки, бог весть. Но все это было исполнено с невероятной тщательностью, так что даже на шелковых панталонах не нашлось ни единой складки.

Кира приняла душ, привела себя в порядок, "не углубляясь при этом в детали и не впадая в фанатизм", оделась согласно наставлениям графини Дуглас в утреннее неглиже из плотного шелка и шифона, и отправилась разыскивать Якова. Его, впрочем, найти было несложно, Курбский ожидал Киру в ореховой гостиной. Сидел в кресле, одетый в домашний фланелевый костюм, белоснежную сорочку и шелковый халат, читал газету, курил. За открытой двустворчатой дверью виднелся накрытый к завтраку стол, но на подлокотнике кресла слева от князя стояла кофейная чашка.

— Я опоздала? — спросила Кира, входя.

— Никак нет, сударыня, — улыбнулся, вставая из кресла, Яков. — Ты, Кира, даже если постараешься, и то не опоздаешь. Не можешь по определению. Но я позволил себе, ты уж извини, маленькую вольность: чашку кофе к первой утренней папиросе.

— Тогда, за стол? — прищурилась она, зная, что ему нравится "этот ее прицеливающийся взгляд". — Я голодна, как волк.

— Овсянка и прочие прелести классической дворцовой кухни? — усмехнулся он в ответ.

— Что, честно овсянка? — Кира к такому повороту дел оказалась не вполне готова. Овсянку она и в полку ела, а вот о каникулах в волшебной стране думалось отчего-то по-другому

— Да, ладно! — рассмеялся Яков. — Это я так глупо пошутил. Идем! Я своих орлов еще ночью предупредил, что б не усердствовали без надобности. Так что будет тебе и гурьевская каша по-петровски, и оладьи с икрой, и отварная осетрина с хреном. Шампанское тоже будет, хотя...

— Шампанское по утрам пьют только аристократы и дегенераты! — вспомнила Кира старую шутку.

— Значит, нам можно! — согласился Яков, предлагая "даме" руку. — Не изволите ли пройти со мной к столу, Кира Дмитриевна?

— После того, что между нами было, можешь обращаться ко мне на "ты"! — Кира не без робости оперлась на предложенную руку и нашла, что это мило, но крайне неудобно. Не функционально, если называть вещи своими именами.

— Каковы наши планы? — спросила, чтобы не улыбаться, как дура.

— Сделаем пару обязательных визитов, пройдемся по магазинам — я слышал, кое-кто продолжает торговать, несмотря даже на войну, — пообедаем где-нибудь в городе, и поедем на прием к герцогине Лихтенбергской...

— А может быть, ну ее эту рыбалку? — лукаво улыбнулась Кира, предположив, что спальня иногда предпочтительнее обеда.

— Одно другому не мешает, — ответно усмехнулся Яков. — Уверяю тебя, mon cher, день длинный — на все время найдется...

Так и случилось, хотя и с поправкой на субъективность восприятия времени. Между тем и этим нашлось время и для того, и для другого.

Визиты оказались, и в самом деле, обязательными, но зато краткими и необременительными. К тому же, во дворце у Якова "нашелся", — о чем, впрочем, можно было догадаться заранее, — великолепный гараж, и Курбский-Львов, щедрой рукой, предоставил Кире выбирать, на чем они поедут, заодно разрешив ей "порулить". Кира выбрала последнюю довоенную модель Опеля — "Супер-9" и затем почти сорок минут получала немереное удовольствие, "пилотируя" эту тяжелую и мощную машину по отличным столичным шоссе.

До Новгорода добрались быстро, потратив больше времени в ожидании своей очереди на блокпостах, чем на саму дорогу. К слову сказать, при первой же проверке документов, молодой жандармский подпоручик едва умом не двинулся, заглянув в удостоверение, предъявленное авантажной дамой, сидевшей за рулем дорогущего авто. Вообще-то, момент был не из приятных. Прояви жандарм необходимое по службе рвение, дело могло закончиться гарнизонной гауптвахтой, ну или, как минимум, неслабым скандалом. По уставу, офицерам запрещено надевать партикулярное платье, и, следует сказать, пункт этот нарушался крайне редко. Ну, зачем, спрашивается, станет переодеваться в статское кадровый офицер? Ему обычно и в форме совсем неплохо живется, особенно если пошита в дорогом ателье. Однако на счастье Киры подпоручик слишком сильно удивился, узнав, что перед ним обер-офицер императорского воздушного флота, и даже не подумал, что правило на то и правило, что распространяется на всех офицеров — без оглядки на пол, — а не только на мужчин.

В общем, слава богу и комплексам юности, проехали, но на следующем блокпосту Яков счел за лучшее предъявить свои "домашние" документы, и никому, разумеется, и в голову не пришло выяснять, кто сидит за рулем автомобиля, принадлежащего его высочеству князю Курбскому. Кира при этом только криво усмехнулась и бросила быстрый взгляд на своего спутника. В партикулярном платье — костюме тройке и стильном плаще — Львов выглядел ничуть не хуже, чем в военной форме. Но и не лучше, если смотреть правде в лицо. А вот как он будет выглядеть в адмиральском мундире, Кире еще предстояло выяснить. Впрочем, главное она про Якова уже поняла. Или, возможно, не про него, а про себя. Ей было абсолютно все равно, как его зовут и во что он одет. Он был ей дорог сам по себе, как мужчина и как летчик-истребитель. Остальное — от лукавого, а слово "любовь" Кира боялась произносить даже про себя...

Первый визит они нанесли на Лейб-гвардейскую, в старый особнячок, спрятавшийся за деревьями и разросшимися кустами палисадника. Здесь проживала вышедшая на покой и удалившаяся от Света фрейлина двора Александра Павловна фон Гольтей.

— Я называю ее тетушкой, но родство здесь ни при чем, — объяснил Яков, когда они подъехали к дому. — Она двоюродная сестра моей бабки по материнской линии, но я привык считать ее близкой родней, тем более, что других родичей у меня кот наплакал.

Старушка приняла их в гостиной. Сидела в кресле, худая с прямой спиной. Смотрела трезво и внимательно. На Киру, пока ее не представил Яков, внимания демонстративно не обращала, но стоило ему назвать ее по имени, старая баронесса встрепенулась. Темное морщинистое лицо, напоминавшее цветом и фактурой печеное яблоко, повернулось к Кире, взгляд без стеснения прошелся по лицу и фигуре, как поисковый прожектор ПВО.

"Интересно, он только со старушками дружен, или в его круг общения входят и сверстницы?"

Вопрос отдавал неприкрытой ревностью, но что уж тут поделать, Кира женщина, а женщины ревнуют ничуть не меньше, чем мужчины.

— Так это вы, барышня, — спросила старая фрейлина, сосредоточив взгляд на Кирином лице, — отличились в июне прошлого года под Трнавой?

Теперь Кира начинала понимать интригу, поскольку сперва при представлении крайне удивилась, услышав из уст Якова, "Амелина", а не "Багге-аф-Боо". По-видимому, Курбский знал про свою "тетушку" нечто такое, что определяло его откровенность.

— Простите? — нахмурилась Кира, только сегодня ночью вспоминавшая именно этот эпизод из своей не слишком насыщенной боевой жизни.

— Мне про вас, Кира Дмитриевна, внук рассказывал, — объяснила баронесса фон Гольтей, — подполковник граф Головкин Федор Гаврилович. Он тогда адъютантом служил в штабе 2-го Сибирского корпуса, а 47-й истребительный полк оперировал как раз над его порядками...

Кира удивилась. Она, разумеется, могла себе представить, что внук баронессы фон Гольтей граф Головкин рассказал "бабушке" историю про женщину-пилота, но фамилию при таких рассказах обычно не поминают. Кому это может быть интересно?

— Не удивляйся, Кира, — поспешил Яков разъяснить возникшее недопонимание. — Тетушка Александра коллекционирует истории про "кавалерист-девиц". Такое у нее, понимаешь ли, хобби, если говорить языком супостата. Любит Александра Павловна сильных женщин, и я тешил себя надеждой, что она про тебя уже слышала. Как видишь, я не ошибся.

Звучало складно, не понятно только, для кого он старается: для нее или для своей "тетушки"?

— На "ты"? — неодобрительно поморщилась старуха, но взгляда от Киры не отвела. — Намекает на близость, Кира Дмитриевна?

— Даже не знаю, что вам ответить на этот вопрос, баронесса, — дипломатично "отступила в сторону" Кира.

— Какой титул носите? — перешла между тем в наступление старуха.

Кира хотела сказать, что никакого, но, взглянув на потешающегося над ней Якова, решила "не мудрить".

— Баронесса, — сказала она вслух. — Звание штабс-капитан. Разведена.

— Исчерпывающе! — неожиданно улыбнулась бывшая фрейлина, сразу же напомнив Кире графиню Дуглас.

— Вы тогда, баронесса, если мне память не изменяет, два бомбардировщика в одном бою сбили ...

— Штурмовик и бомбардировщик, — уточнила Кира. — "Москито" и "Бостон".

— А всего у вас сколько?

— На данный момент двенадцать и три в группе.

— Витовт 1-й степени или Владимир?

— Никак нет, — улыбнулась Кира. — Оба-два 2-й степени.

— Они там что все с ума посходили? — возмутилось вдруг баронесса. — Ты бы сказал там, Яшенька, этим остолопам, что негоже так к женщинам относится! Не осмнадцатый век, чай, на дворе!

— Я им, тетушка, нынче не указ, — покачал головой Яков. — Или не знаете?

— Ладно, — тяжело вздохнула старая фрейлина. — Придется мне государыне нажаловаться, а она пусть уж остальным хвосты крутит!

На том и распрощались.

— Что это было? — спросила Кира, когда, вежливо отказавшись от чая, они вернулись в машину.

"Ведь это все неспроста, не так ли?"

— А на что это похоже?

"На провокацию или зондаж..."

— Она до сих пор имеет вес при дворе? — предположила Кира вслух.

— Да, — подтвердил Яков, — в определенных кругах. И притом немалый.

— Значит, ты повел меня к ней не за компанию, а специально, чтобы показать, я правильно понимаю?

— Я тебе уже говорил, что ты умная?

— Не заговаривай мне зубы!

— Тогда, добавлю: ты, Кира, весьма проницательная женщина.