| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
И на конец 1942 года в лагере находилось под десять тысяч человек. Причем более половины были политзаключенными, одних только коммунистов было более трех тысяч. В их числе и Эрнст Тельман — руководитель КПГ с середины двадцатых годов. Причем, похоже, он был не особо и рад освобождению — после его ареста нацистами в 1933 году те его держали в сравнительно сносных условиях, позволяя видеться и даже проводить приличное время не только с женой, но и с посетителями — понятное дело чтобы прослушивать их разговоры, но тем не менее ... Но при этом его не выпустили даже в 1939-40 годах, когда многих коммунистов выпускали из тюрем и концлагерей на волне заключения договора между СССР и Третьим Рейхом. Впрочем, в Москве к нему особого доверия похоже и не было — как отмечал Георгий Димитров, 'Тельмана там явно обрабатывают разными способами. Он не является принципиальным марксистом, и его письма свидетельствуют о влиянии фашистской идеологии. Он писал о плутократах, считал, что Англия разбита — глупость!.. Они не собираются убивать его, потому что явно надеются, что в случае необходимости смогут использовать его как 'разумного' коммуниста...'.
При этом надо учесть, что двух других вождей КПГ — Германа Реммеле и Гейнца Неймана — расстреляли в Москве в 1939 и в 1937 годах соответственно, причем семью Неймана нацисты депортировали в СССР еще в 1935 (их 'людоедство' нарастало постепенно), его жену арестовали в СССР также в 1937, посадили в лагерь, а в 1940 ее депортировали обратно в Германию (казалось бы — на верную смерть), где нацисты ее тут же посадили в концлагерь — тот самый Равенсбрюк к северу от Берлина, что мы освободили в декабре 1942 года. Почему происходил такие кульбиты — было непонятно — сама дама упорно молчала, а как нам разобраться самостоятельно — я пока не знал. Хотя польза от нее была — по своей текущей деятельности, уже сидя в концлагере, она сначала работала секретарем на Сименсе (у ряда узников была возможность сравнительно свободного передвижения), а затем — секретарем главной надзирательницы концлагеря. От подобных вывертов судеб у меня не шла кругом голова только потому, что я уже привык и не к таким кульбитам, а дама все-таки толковая, поэтому она так же стала работать в наших подпольных структурах, заодно рассказывая подноготную, которую сочла нужным рассказать — все-равно было интересно, хотя тумана от этого меньше не становилось, как бы не наоборот — завязки между людьми из казалось бы непримиримых лагерей вылезали на каждом углу, да в таких количествах, что порой казалось, что им всем надо сидеть-праздновать за общим столом, а не воевать друг с другом. Но, на мое счастье и на беду всего мира — эти люди враждовали и воевали.
Вот и в Тюрингии, где находился Бухенвальд, было множество подобных вывертов. Так, там были сильны позиции Ленинбунда — левой организации, отколовшейся от КПГ под предлогом поддержки Объединенной оппозиции Троцкого и Зиновьева — и так как без их поддержки действовать нам был бы гораздо сложнее, то и их лидеры претендовали на не самые последние роли в нашем подполье, более того — они их получали. Да и сама КПГ, активно включившись в дела нашего подполья, уже выдвинула новых лидеров — получалось, что Тельман был никому вроде как и не нужен, хотя и не помешает — хотя бы в виде знамени, символа, пусть и не принимающего основных решений, но как минимум поучаствует в их обсуждении — он все-таки так и оставался руководителем КПГ.
А ведь в коммунистическом движении были и другие группы — в том же Бухенвальде обнаружилось несколько сотен членов МКГ — Международные Коммунисты Германии — протроцкистской организации, отколовшейся уже от Ленинбунда. Да и деятелей СРПГ — Социалистической Рабочей Партии Германии — также хватало — один из ее бывших членов — Юлиус Бальков — работал в Сименсе, и через него мы получали немало частей для нашей радиотехники. Ну, когда смогли доказать берлинскому коммунистическому подполью, что мы свои, антифашисты, а не очередная псевдоподпольная организация, созданная Гестапо — только тогда Антон Зефков (Бальков, Зефков — какие 'немецкие' фамилии !) — начал понемногу передавать нам часть контактов своей организации (включая Балькова), что было немалым подспорьем — все-таки его подпольная организация, действовавшая в Берлине — 'Оперативное руководство КПГ' — была самым многочисленным антифашистским подпольем. Ну, до того как там появились мы со своей техникой и тактикой. Через ту же СРПГ мы вышли и на Швецию — через Вилли Брандта, который был членом этой партии и находился в Швеции в эмиграции, завязав там множество контактов — насколько я понимаю, на рубеже семидесятых в моей истории именно он стал канцлером ФРГ. Какие люди ! Величины !!! Но эти величины представляли такую сборную солянку, которую надо было еще как-то обуздать и направить в общее русло.
Ведь только подпольных организаций в концлагере было аж целых три штуки — 'Бухенвальдский комитет народного фронта', 'Международный Бухенвальдский Комитет', 'Комитет русского объединенного подпольного военно-политического центра'. В первом заправляли социал-демократы с католиками и правоцентристами, вторым руководил немецкий коммунист Вальтер Бартель, который, отсидев в тридцатых несколько лет в тюрьме, был выпущен нацистами, эмигрировал в Чехословакию — заодно его исключили из компартии по подозрению в предательстве — после захвата Чехословакии немцы его снова арестовали и поместили в Бухенвальд, где он и создал коммунистическую подпольную организацию. Ну а третья организация — из советских военнопленных, которых немцы почему-то не обменяли в свое время на своих, и русские эмигранты. А соратником-соперником Бартеля уже в подпольной организации был не только Тельман, но и Роберт Зиверт — еще один коммунист, сторонник одного из основателей КПГ Генриха Брандлера, который был лично знаком с Лениным и был отстранен в 1924 году так как выступал против вооруженного восстания. Так вот — Зиверт в 1924 вслед за Брандлером также смещен с постов, в 1929 вообще исключен за поддержку Правой оппозиции в СССР, но это не помешало нацистам арестовать его и поместить в Бухенвальд.
И все эти организации активно старались проникнуть в охранники концлагеря — в ряды капо, что не только облегчало их участь, но и позволяло прятать людей — например, присваивать еще живым номера уже умерших или убитых — и так как дважды убить одного и того же человека согласно документам нельзя — он просто не попадет в списки к уничтожению так как уже отмечен как уничтоженный, а еще не убитого — если он попадет в эти чудовищные списки — так и не находили, так как никто не откликался и сверка наличия также не давала результатов, так как тот человек уже имел другой номер, а снабжение шло еще по одному списку — то человек, лавируя между этими тремя списками, так и выживал. Должность капо позволяла также прятать детей, которых вообще-то согласно инструкциям надо сразу уничтожать по прибытии в лагерь так как работать они не могут — вот подпольщики лагеря и изымали их из промежуточного отстойника, где дети ожидали своей участи, и затем прятали в закутках многочисленных помещений — ведь каждый концлагерь по сути был небольшим городком со своими условно жилыми помещениями и вспомогательными, административными, хозяйственными постройками — подпольщики концлагеря даже ухитрились спрятать несколько десятков винтовок, один пулемет и более сотни ручных гранат (РИ) — то, что изготавливали в мастерских и на заводах в промежутках между коротким забытьем на нарах — то к себе и тащили, собрали и несколько радиоприемников — была бы проволока для антенны и грифель для детектора, и даже радиостанцию — вот только связываться было не с кем пока не появились мы (в РИ в 1945 подпольщики с помощью такой радиостанции связались с наступавшими американскими войсками и затем при их подходе подняли восстание).
Ну а мы, появившись, еще летом 1942 наладили контакты с подпольем лагеря, но освобождение концлагеря все-равно произошло неожиданно — местные группы наших подпольщиков, как только поднялась суета в Берлине, вдруг — несмотря на приказы сидеть ровно — снялись с места и снесли лагерную охрану. И что дальше ? До любой границы тут далеко.
К счастью, здесь располагался Тюрингский лес — невысокий горный хребет, поросший лесом — протяженностью 150 и шириной 35-40 километров — вполне неплохие условия, чтобы спрятать всю эту компанию. Но компания тут же начала тянуть каждая группа на свой лад — французы требовали чтобы их переправили во Францию, поляки хотели в Польшу, чехи и словаки — к себе, австрийцы, бельгийцы — к себе, даже англичане требовали предоставить им лодки на побережье Ла-Манша. Только русские, немцы и евреи споро разобрали оружие, разбились на отделения, построились повзводно и встали в стороне в ожидании приказа, да еще сербы с греками смекнули, что если сейчас не настанет спокойствие — православные на раз снесут эту вольницу, а протестанты с иудеями приведут все к уставному порядку, посыпят сверху песочком и покрасят каждую песчинку белой краской. Вот что значит люди из воевавших наций ! В общем, наши подпольщики объяснили шатающимся, что тут вам не турфирма с горящими путевками, куда скажут — туда и поедете. Поляки, правда, еще немного побузили, но им еще более внятно объяснили, что можно устроить и пятый раздел Польши, причем персонально, вручную и не сходя с места. Вроде тоже успокоились.
Хотя людей надо было все-равно вывозить — оставлять их в центре Германии — это обрекать на верную смерть — ведь к югу от Берлина у нас не было таких мощных подпольных структур как в столице и вообще на севере. Можно было бы, конечно, прочапать вдоль горного хребта сотню километров на восток — и там уже была старая граница Чехословакии. Но была проблемка — немцы, судетские — там ведь начинались Судеты, с которых и начался захват нацистами Чехословакии, и как к нам отнесутся тамошние немцы — можно предположить что не очень хорошо. Да и чехи вроде не были замечены в серьезных антинемецких выступлениях — как их расчехвостили Габсбурги в 1620 году — с чего и началась Тридцатилетняя война — так чехи и сидели ровно, разве что выступили после окончания Первой Мировой, разгромив отряды создававшейся было республики Немецкая Австрия — ну так тогда чехи были под защитой Антанты и США. А сейчас там снова рулили немцы, которые были к тому же обижены на всех не-немцев за двадцать лет дискриминации.
Не, наши малочисленные отряды там встретят жестко, и однозначно без поддержки местного населения, что будет означать верную смерть, даже тотальная зачистка не поможет. Так что боевитых союзников мы там не найдем — максимум наставят лайков и пожелают удачи. Такое любой может. А до нашей территории — еще 800 километров если по прямой до Бреста — такое пройти даже здоровому человеку будет сложно, а нашим освобожденным узникам ведь требуется сначала подлечиться и подкормиться — хотя бы месяцок — без этого я сомневался что они пройдут и ту сотню километров что им было до Судет. Транспорт — тоже не выход — отдельных людей — да, мы катать могли, но тут — тысячи. Заметят массовую движуху, остановят, зажмут в невыгодной позиции и уничтожат.
Уж лучше оставаться в Тюрингии — закопаться поглубже в горах — и сидеть тихо-тихо. Потому что без вариантов. Здесь хотя бы есть какие-то налаженные каналы для получения оружия, боеприпасов, медикаментов, продовольствия, а топлива в горах и так полно — что древесного, что угольного, что торфа на многочисленных болотах к северу и югу от хребта — можно прокантоваться. Да хоть гнать сахар и пищевые дрожжи из древесины — кислоту из местных минералов можно будет выгнать самыми примитивными методами, да даже обычным замачиванием стружки и щепы можно что-то намутить, а научной и технической интеллигенции среди освобожденных хватало — справятся, хотя, конечно, с оборудованием будет похуже чем в блокадном Ленинграде моего времени — там, помню по рассказам из своего времени, даже пятьдесят грамм белковых дрожжей поднимали больных на ноги. А в Германии пищевые дрожжи делали еще в Первую Мировую — так что захотят жрать — быстро вспомнят как все делается, да и мы подкинем нужные культуры и режимы выращивания чтобы самим не подыскивать — мы-то выпускали белковые дрожжи уже сотнями тонн в день, благо что всего 10 миллиграмм дрожжей за 10 дней могут дать 50-60 тонн белковой массы (а про бактерии я вообще где-то читал, что если их обеспечить неограниченной пищей и отводом вредных продуктов, то за два дня одна бактерия даст массу как вся планета Земля — ну может и не за два дня, но счет там на дни, да и от всей биомассы планеты бактерии составляют чуть ли не восемьдесят процентов). Но мы в основном использовали эти белковые дрожжи для корма скоту, хотя и люди их могли есть — проверено не раз. Так что это был вполне неплохой вариант продержаться пару-тройку месяцев, за которые может произойти что угодно. Если уж будут сильно наседать, то на крайняк — подорвать железные дороги, которых здесь было все-таки многовато, да автомобильные мосты — сделать местность непригодной для быстрых маневров и тем самым хоть как-то сравнять условия с наступающими если таковые появятся. И шлифовать линзы для снайперов. Много линз. Хотя и диоптрические прицелы тоже показали себя неплохо.
Вот, например, с Флоссенбургом и то было проще. Он мало того что находился на границе с бывшей Чехословакией, так еще и южнее — подальше от центральных областей Германии. Там также к востоку была Судетская область (хотя горы были уже другие — не Судеты), но до нее хотя бы не требовалось добираться через чисто германские земли. Да и самих немцев там было мало — близость границы с враждебной Чехословакией не способствовал развитию этих земель — сам городок Флоссенбург насчитывал всего 1200 жителей. Дыра. В которой и полезного-то было — сине-серый гранит для великих строек нацизма — с подачи Шпеера Гитлер хотел перестроить Берлин на имперский лад в собственном понимании, и тут без гранита никак — вот и устроили концлагерь, с помощью которого добывали так 'нужный' гранит.
Благо сам город и лагерь находились в горной стране — Верхнем Пфальце, части Богемского, то есть Чешского горного массива длиной 500 и шириной 300 километров — Рудные горы, в которые упирался Тюрингский лес, располагались на северо-западе этого массива, Судеты — на северо-востоке, хребет Баварский — или Чешский — с какой стороны границы на него смотреть — шел в центре с севера на юг, в нем как раз располагался Флоссенбург — и Чешско-Моравская возвышенность на юго-востоке. И все это покрыто лесами до высот в полтора километра, а выше — луга и моховые впадины, заполненные мхом на глубины до пяти-шести метров, которые вбирают в себя воды талых снегов и затем все лето питают реки, стекающие с гор. Но местность бедная — ровных поверхностей мало, а где и есть — так чуть копнешь — и камни — что-то выращивать очень сложно, поэтому все предыдущие годы население промышляло скотоводством, мелким огородничеством, сплавом леса и варкой стекла, благо что тут пролегала богатая кварцевая жила, которая из-за своих размеров — под сотню километров в длину и до сорока метров в высоту — даже имела собственное имя — Пфальц — по которому данный регион и получил название. Вот из ее обнажений на склонах народ и ковырял сырье для варки стекла.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
