— Да ты слабак оказывается, товарищ Свешников. А говорил — воевал, в польском концлагере сидел…
Вдруг, схватив за грудки, подтягивает к себе и уставившись чёрными как дуло пистолета зрачками:
— Название концлагеря, быстро!
Первое, что в голову пришло:
— Биркенау!
— Где это?
— Близ Освенцима!
В принципе, всё верно: прежде немецко-фашистского для евреев — в той местности находился польско-демократический концлагерь для пленных красноармейцев, с практически теми же порядками. Разве что без газовых камер и крематориев для сжигания трупов по причине технической отсталости.
Рисунок 5. НЕ ЗАБУДЕМ, НЕ ПРОСТИМ!!!
Польский концлагерь для пленных красноармейцев. По приблизительным прикидкам, в подобных лагерях смерти было зверски замучено от 50 000 до 80 000 человек.
— Комендант?
Польские фамилии тяжело запоминаются, поэтому вместо настоящих военных преступников — которым место только в Катыни, называю первые на ум пришедшие:
— Капитан Лех Валенса! Этот, платил часовым по три сигареты за каждого убитого красноармейца.
— Офицеры?
— По фамилии знаю одного лишь братьев Качинских — оба поручики. Старший, любил наказывать розгой из колючей проволоки, скотина, забивая насмерть… Младший, заставлял руками выгребать дерьмо, а отказавшихся — пристреливал.
Вроде поверив, отпускает.
Кивнув на собственную блевотину, я извиняющим тоном:
— Уже с утра подташнивало — должно быть чего-то несвежего съёл, а тут и ты ещё… Предупреждать надо!
Хлопнув меня по плечу, я чуть на оппу не сел, примиряющим тоном:
— Извини, Серафим! В следующий раз — обязательно предупрежу.
Смотрю на него, улыбаюсь и думаю:
«В следующий раз, я буду стрелять через карман без предупреждения и последующих извинений».
А вслух говорю:
— Всё пучком, Давид! Понимаю — вспылил, с каждым может быть.
Иду и думаю:
«Интересно, а что с ним в «реальной» истории было? В смысле — без меня, без моего вмешательства? Выполнил ли он задание и стал в тридцатые годы большим человеком в НКВД? Начальником лагеря на Колыме, например? Или не выполнил и, ему самому свернули шею? А может, сам стал «невозвращенцем»? Сколько ему, интересно — Ягодка на операцию отвалил?».
Однако несмотря на мои рефлексии, я самым решительным образом решил избавиться от такого попутчика-начальника на пути в Париж!
* * *
Вторая попытка срубить его с хвоста, была более успешной.
Уже за тысячу(!) рублей, нанятый Мишкой более квалифицированный уголовник — «щипач», украл у того документы и руководитель операции по изыманию краденных народных средств у невозвращенцев, опоздал на поезд.
Стоим на перроне Белорусско-балтийского вокзала и слушаем, как музыку:
— Внимание: Скорый поезд «Москва-Берлин» отправляется с первого пути. Всем пассажирам занять свои места, провожающим — покинуть вагоны.
— Да, где ж он? — беспокоится Сан Саныч, — ведь, не маленький же мальчик — должен понимать: поезд не извозчик — ждать не будет!
— Должно быть, что-нибудь случилось — «фарс-мажор», так сказать! Ну, что ж…, — смотрю на часы и, внутренне ликуя, траурно-печально говорю обоим своим архитекторам, — боюсь ошибиться, но кажется — мы его потеряли.
Сентиментальный, не обладающий атлетическим телосложением Прасолов, чуть не всплакнул:
— А жаль: вот бы кто на обратном пути, чемоданы нам тащил!
Немец промолчал, но выглядел весьма довольным: по-моему — он не любит евреев.
Ехали на поезде, в довольно современном и комфортабельном «дипломатическом» вагоне. Я уж и успокоился было: нет «старшого» с инструкциями, явками и паролями — нет и задания от Ягоды.
Как вдруг уже в Смоленске, он догоняет нас на автомобиле!
Чёрт бы тебя побрал… И твою уважаемую матушку с бабушкой… И всех до одного ваших пророков, Содома с Гоморрой, Царя Соломона и Ирода… И, того козла — что вас из ебипетского плена вывел!
* * *
Сидим все вчетвером в вагоне-ресторане — кушаем, пьём, охаем и ахаем — слушая лаконично-короткий рассказ Давида о совсем распоясавшихся московских карманниках. И, о очень чутких, внимательных и заботливых сотрудниках внутренних и иностранных дел из соответствующих наркоматов — которые войдя в положение, быстро и без проволочки восстановили все документы…
Вот сволочи, а?!
Нас они почти неделю мурыжили!
— И, что? Даже ещё раз о правилах поведения за границей не рассказали?
— Нет.
Я Ж, ГОВОРИЛ — СВОЛОЧИ!!!
Смотрю, наблюдаю и приятно удивляюсь: а наш «Терминатор», то — гурман и довольно неравнодушен к спиртному, оказывается.
То, что он — любитель вкусно пожрать (с его то, габаритами и весом под центнер, это не удивительно) подтвердилось буквально через час на первой же станции, где поезд остановился заправить водой паровоз. Этот здоровяк, накупил пирожков у местных торговок для всей нашей компашки — что для еврея очень удивительно, но большую часть из них умял самостоятельно — что подтверждает его жидовскую натуру.
Подъезжая к следующей станции, я вызвался добровольцем сбегать за едой:
— Теперь моя очередь!
Мои попутчики и соседи по купе — убивая время азартно играли в карты, поэтому не возражали.
Вернувшись, я протянул этому обжоре беляш, второй дожёвывая сам и, не моргнув глазом:
— Извините, друзья-камрады — но эти последние были, да и те — чуть ли не из рук выхватил!
Конечно, сильно упал в глазах у Александра Александровича Прасолова и его коллеги из Германии — Рудольфа Вульфа:
— Я считал Вас более расторопным, Серафим Фёдорович!
— Дас ист плёх!
Зато во время ужина с лёгким белым сорокоградусным «винцом» — Лейману стало плохо прямо в вагоне-ресторане. Имеющиеся на борту поезда медики ничем ему не могли помочь, но за небольшую мзду через проводника — заподозрили какую-то заразную инфекцию. Моего, покрасневшего, покрытого пятнами и перепуганного до смерти Большого босса, высадили в Минске и увезли в больничку — хотя тот и всячески упирался.
УУУФФФ!!!
Как гора размером с «Планету-X» с плеч моих упала.
* * *
При пересечении границ, слегка напрягало откровенно-хамское поведение польских таможенников — узревших наши «краснокожие паспортины». А в общем-то — такие же славяне-раздолбаи, как и наши русаки. Облаяли на своей лающей пшекской мове, но к досмотру отнеслись вопиюще халатно.
Затем, зело злили вежливо-гадливенькие улыбочки, дотошно-въедливых немецких стражей таможни, перерывших все вещи:
— Что это у Вас в саквояжнике?
— Это? — игриво подмигиваю, — это мужская косметика.
— Это что? Спиртное?
— Нет не спиртное, камрад, — подмигиваю ещё раз, — это мужские лекарства.
Буркнув под нос «Rot Schwule», офицер поставил штамп в паспорте и пропустил меня на территорию Веймарской Республики.
Что, что?
«Рот» то понятно: это такая «мясорубка» — куда кушать кладут… А что такое «швуле»?
Эх, жаль нет с нами Давида, он бы перевёл.
Озираюсь: слышали ли мои спутники? Нет, навряд ли — они тоже заняты процедурой таможенного досмотра, у них свои небольшие проблемы. Ну, а потом как-то забылось…
Рисунок 6. Советский заграничный паспорт 20-х годов, мог быть и на целую семью.
Пока делать нечего, с какой-то «профессиональной» внимательностью присматриваюсь к паспортам других стран — авось пригодится. В большинстве своём — маленькие серенькие книжечки, сшитые цветной ниткой. В большинстве своём — даже без фотографий. Указаны личные биометрические данные, такие как рост, цвет глаз, пол и имеются синие печати, проставленные обычными штампами.
В общем — ничего сложного.
Советский «краснокожий паспорт» — другое дело!
Рабоче-крестьянская, истинно народная власть — первым делом позаботилась о том, чтоб через границу туда-сюда — кто попало не шляндрал.
* * *
Однако, как велико было моё удивление — когда по прибытию в Берлин, на Силезском вокзале нас встретил…
Нет, вовсе не Канцлер Германии — Ангела Меркель с группой «Rammstein»!
Давид Лейман — живой, здоровый и, даже слегка поправившийся на ряху. Сказать, как на духу — давненько не доводилось испытывать таких горьких разочарований.
В последний раз это было в далёкой юности, когда купив на рубль билет лотереи «Спринт» — сперва выиграл пять, а затем последовательно спустил всю первую стипендию.
Дьявол тебя подери… Кинг Конг тебя полюби… Годзилла тебя поимей!
Ну, естественно — неподдельная радость от удовольствия вновь лицезреть во всей его красе, ахи, охи и расспросы — что, да как.
Оказывается, уже через несколько часов его «отпустило» (и это несмотря на лошадиную дозу «грибного порошка»?), а после обследования в больнице — первоначальный диагноз не подтвердился. По звонку из Москвы местные чекисты подсуетились и, мой шеф по спецоперации — сперва был доставлен на автомобиле в польский Вильно, затем первым же рейсом «Люфтганзы» — в Берлин.
Так что, в результате он очутился здесь — даже раньше нашей архитектурной троицы.
Ну, что ж тут поделаешь?
Не фортит мне категорически!
Но, ничего страшного — жизнь не смотря ни на что, продолжается.
В запасе, до посадки на поезд, следующий до Парижа — у нас было чуть более трёх суток.
* * *
Рудольф Вульф тотчас куда-то свинтил, должно быть в свою Баварию, пообещав нарисоваться перед самой отправкой в Париж, а мы с Прасоловым и Лейманом — отправились на извозчике в Советское посольство. Отметившись там, мы по очень выгодному курсу обменяли командировочные червонцы на марки в банке на Унтер-ден-Линден — организованном советским правительством и, поехали в рекомендованный нам «Kurfiirst Hotel» — который находился около «Zoologischen Garten» и, где нас ожидал грандиознейший облом в виде отсутствия свободных номеров.
Маркс помог — послав нам возницу, отвёзшего нас в маленький отель на углу Нюренбергер— и Курфюрстенштрассе. Здесь, на нас посмотрели как-то подозрительно:
— Russische Touristen?
Опередив всех, я жизнерадостно:
— Я, я! Обликом орале!
Тот, залопотал что-то:
— Ein Zimmer für drei? Ich bitte um Verzeihung, meine Herren, aber das Bett für drei auf einmal wird zu eng…
Давид, переводит:
— Он предлагает нам общий номер, но предупреждает, что кровать узкая.
Я поспешно, опережая Сан Саныча:
— Нет, нет! Только отдельные номера — чего бы, это не стоило!
После чего, взяв сравнительно недорого, нас по одному поселили в небольшие комнаты, в которых из мебели — была только широкая кровать и пара стульев, а из «удобств» — кувшин с водой и таз.
Правда, бельё — свежее, а вода в кувшине — чистая, хотя и тёплая.
Позже, мы узнали что этот отель, вовсе не предназначался для длительного проживания приезжих, а сдавался по часам прелюбодеям для любовных свиданий… Но было уже поздно — из кувшинов, мы уже успели испить.
Перекусили в уютном ресторанчике при отеле сосисками с тушёной капустой, сходили в парикмахерскую, «прикинулись» по-европейски пошитой одеждой в магазине готового платья и обзавелись просто роскошными шляпами. Раньше, я в таких — только гангстеров в американских видосах видел.
Как их там, мать их так?
Фрэнки Костелло, Лаки Лучано, Аль Капоне, Фредерика Феллини, Фрэнсис Альберт Синатра…
Затем, Давид предложил нам сходить в «весёлый дом», типа на экскурсию:
— Посмотреть, как буржуазия морально разлагается.
Но мы с архитекторами дружно отказались:
— Буржуазия, «разлагается» точно так же, как и пролетариат — максимум в три естественных «отверстия».
Ну и так — пошатались до вечера по столице Веймарской Республикой — архитектуру, людей посмотрели, себя показали. Как раз не так давно, немцы «голосами домохозяек» — выбрали президентом небезызвестного Гинденбурга, который через восемь лет назначит канцером Гитлера.
Дык, они ж не знали!
Ну, что сказать?
Мне Берлин очень понравился!
Чистенько, опрятненько, аккуратненько… Народ одет хорошо, недостатка продовольствия не чувствовалось. Хотя, проигравшая мировую войну Германия переживала далеко не лучшие времена — но даже берлинские трущобы, по сравнению с центральными московскими жилыми кварталами — выглядели гораздо выигрышней. Не так давно выданный немцами кредит в 300 миллионов золотых марок, для закупок Советским правительством машин и оборудования для заводов и фабрик — тоже о многом говорит.
Такое ощущение, что проигравших — кроме нас нет…
Особых проблем с языком не было. Александр Александрович Прасолов, по-немецки понимал — хотя и «с пятое по десятое» и, даже Давид Лейман — вполне сносно общался с местными на какой-то татабарщине.
Лишь ваш покорный слуга ходил дурак-дураком, со скуки встревал со своими компьютерными американизмами в разговоры или читал вслух часто попадающиеся вывески на русском.
Да, да!
Однако, даже не зная дойче шпрехе — в Берлине не пропадёшь.
Этот город, а вовсе не Париж, в этот самое время — считается «столицей» русской эмиграции. Всюду слышится родная речь и даже довелось по этому поводу иметь удовольствие слышать такой анекдот, в переводе:
«Встречаются два наших:
— Ну, как тебе Берлин?
— Отличный город, но два недостатка.
— Это какие же?
— Слишком много немцев и они всё ещё плохо говорят по-русски…».
Зацепился тут с одним в котелке и нафабренными усами, который явно намекая на Леймана, запел было о «жидовском засилье» в России — которую они потеряли.
А я, чуть не за грудки хватая:
— Ну, а что поделаешь коль те, кто должен был править Россией и защищать «мышцей бранной» русский народ — русские аристократы, все эти Голицыны да Оболенские — ещё до Революции разбежались по Парижам? Свято место не бывает, господин без Отечества! Так что, скакал бы ты лесом — пока я тебе в бубен не зарядил…
Мда… А ведь перспективы, с помощью русской диаспоры в Германии, в 20-е годы — несколько подкорректировать будущую историю, были просто блестящие. Но мы их как всегда — торжественно просрали.
Кстати, о «перспективах», пусть и не столь радужных.
Мне через день, через Фрица Юнгера — назначена встреча с Председателем «Межрабпома» Вилли Мюнценбергом. А этот Давид-Голиаф, за мной как привязанный ходит.
Как бы и, мне «не просрать», а?
А что же делать, то?
Никого из берлинской шпаны я не знаю, «грибной порошок» его не берёт…
Терминатор из жидкого металла, иттить его мать!
* * *
Вдоволь нагулявшись, ещё пару раз поскандалив-поругавшись с нашими бывшими соотечественниками по идеологическим причинам, просто со скуки, иль из хулиганских побуждений — уставшие и довольные возвращаемся в отель, чтоб поужинать и отправиться по своим камерам… По номерам, то бишь — отдыхать до утра лёжа.
