Зверь лютый. Книга 36. Аутодафе

Убойная, я вам скажу, прикраса. С таким в реку кинуть — не выплывешь. Специально дерево выбирают: тяжёлое, дуб морёный. Не в смысле: утопить, а в смысле: для устойчивости.

Отвязанный Остомысл повёл себя соответственно отвязано: немедленно реализовал свои тайные желания — ударил поставленного на колени Конятина сапогом в лицо. Тот падает и Остомысл топчет его ногами, выкрикивая ругательства.

"Русский мат — бесплатный стрессосниматель". Слышу: снимает. Бесплатно.

Как я уже предупреждал неоднократно: средневековая русская элита вполне владеет всем богатством русского языка. Не только непечатного — здесь всё непечатное, исключая только надписи на монетах — но и нецензурного. В смысле: неиспользуемого в дошедших до нас официальных письменных источниках. Так-то в новогородских берестяных грамотах много чего есть.

Слышу... интересные обороты. Похоже, заимствования из мадьярского. Но, конечно, до покойной Степаниды свет Слудовны... Всё-таки, Киев богаче Галича. И в культурном разнообразии — тоже.

Ухватываю князя за плечо и откидываю к стенке. Тот визжит невразумительно и кидается на меня с кулаками.

— Ты...! Как посмел...! Вон! С дороги...!

Сбоку всовывается Миссионер:

— Ярославе... Это князь. Иван Юрьевич. Не, не брат мой покойный, а который брат Боголюбскому. Ну... Лютый Зверь, Воевода Всеволжский... Княжья Смерть.

Последнее моё прозвище произносится тише. И — обречённо. Он-то сам видел, как я одного Ярослава недавно... "Повесить за шею" — официальная формулировка.

С почином, так сказать. По части упокоения ярославов.

Погоняло помогает: Остомысл встряхивает головой, переводит взгляд с лежащего Конятина на меня.

Видеть начал! Я весело улыбаюсь ему в лицо:

— Много слышал! Очень рад! Давно мечтал познакомиться!

Восторженно трясу ему руку. Отчего он продолжает дуреть. И не он один: русские князья никогда не здороваются за руку.

Ору в пространство:

— Сотник! Где сотник? Двух... нет — четырёх! Конвойных! К князю Ярославу! Проводить! До отхожего места!

— С чего это?!

— А ты, княже, разве не...?

"Мочевой пузырь как сердце — ему не прикажешь".

Остомысл прислушивается к себе, меняет мнение и, гордо задрав нос, отправляется мимо меня куда-то во двор.

Это прогресс, коллеги!

Человек выведен из стресса, из изменённого состояния. В обычное. Где, он, естественно, учитывает позывы и нужды собственного организма.

Когда вошли в замок почудилось мне, что где-то там, возле ворот, обустроен "укромный уголок". Для усадьбы такого размера и такого количества задниц и передниц — обязательно. Надо зайти, поинтересоваться. В таких общераспространённых местах бывают... интересные и полезные детали. Типа музыкального валика под рулон. Ты дёрнул, ну, чтобы отмотать. А он тебе сразу "Коль славен..." играет. Понятно, что эпоха ещё не та, но — а вдруг? Опять же, хлорки им предложить. Для дезинфекции. Сбыт и так не худо идёт, но рынок надо расширять. Намекну как-нибудь. Так это... факультативно.

Присаживаюсь на корточки возле боярина.

— Слушай, Конятин...

— Я не Конятин! Я — Константин!

Как они меня заколебали! Надо же прямо по сюжету: спросил-ответил. А эти... реалисты хреновы. То врут, то гонорею свою ростят.

— Да мне пофиг. Конятин, Жеребцов, Кобылин... Мерин Недоуздович... Вон копьё. Сейчас тебе в задницу засуну и на костёр поставлю. Шашлык делать буду.

— Ша... шашлы...?

Факеншит! Ну как пугать придурков, когда они даже слов не знают?!

— Без разницы. Гриль... Филе с овощами...

Что-то из меня все местные слова по теме выскочили.

— Плевать! Конятин на вертеле. Понял?!

Понял.

— Где княгиня с Остомышлёнышем?

— Как? Как ты сказал?! Осто... Остомыш... Ха-ха-ха! Ну ты и... У Спаса они.

А Конятин-то... смешлив. Самоуверен. Духом крепок. Такого раскалывать... пропотеешь. Что-то я такое про "пропотеешь" недавно в Мологе... Опять?!

Не понял я. "У Спаса" — в смысле: у бога? В смысле: на том свете? По РИ не так, но я уже столько тут натопал... Или в смысле: "у Христа за пазухой"? А, дошло. Факеншит! Чтобы туземцев понимать нужно быть хотя бы студентом историческо-археологическо-филологического.

— У Владимирко?

— А? Ага. У него. У мясника низвергнутого.

* * *

Мда... Краткий обмен репликами требует, пожалуй, объяснения.

Владимирко, брат ослеплённого Василька Теребовльского, известен своей жестокостью. Про ослепление и кастрацию агента, сдавшего ему казну Пястов — я уже... Но Конятину важнее местные эпизоды.

Один — взятие Галича в ходе мятежа Ивана Берладика. Тогда Владимирко "плавал в крови гражан". От этого — "мясник".

Другой — отказ от договора, о котором он крест целовал Изе Блескучему.

В 1153 г. случился своего рода религиозный спор по поводу чудотворной силы креста между Владимирком и посланником Изи боярином Петром Бориславичем. На укоры последнего в нарушении крестоцелования Владимирко, издеваясь, отвечал: "сии ли крестец малый!", на что боярин с достоинством отвечал: "Княже, аче крестъ малъ, но сила велика его есть на небеси и на земли!".

Владимирко грубо выгнал посла. В тот же вечер стало ему худо и ночью помер.

* * *

Не исключаю работу Изиных "потьмушников", но доказательств нет. Общее мнение: князь возгордился, и ГБ его низвергнул. Наказал за гордыню и клятвопреступление. Сходно, про гордыню и низвержение, толковал ослеплённый Василько попу Василию. Я про это — уже... Связка: "я — возгордился, Он — низвергнул" — семейная культурная традиция.

Надо продумать инициацию данного стандарта мышления. Когда диверсанты работают под прикрытием ГБ в форме традиции — повышается эффективность.

Я рассказывал про ассасинов. Но про сакральную составляющую их убийств для жертвы и свидетелей... только мельком. Всё мой атеизм виноват — пропускаю идеологически важные вещи. Точильщику напомнить: как-то мы про господне воздаяние в спец.операциях... недостаточно.

Наследник, Остомысл, немедленно за свежеупокоенного папу покаялся, посла вернул, извинился и пообещал исполнить договор.

Потом, правда, всё равно не сделал. Но — в смирении. Так что ГБ, вероятно, не за враньё наказывает, а именно за гордыню.

Похоронили Владимирко в городском соборе Спаса. А себе Остомысл другой построил — Успения. В сообщении о его смерти так и сказано: "соборы", во множественном числе.

Поэтому фраза Конятина "у Спаса они" означает, что Ольга Юрьевна и Остомышлёныш спрятались в церкви св.Спаса. Это та большая церковь, которую мы издалека видели за унавоженной площадью.

Факеншит! Сколько уже живу здесь, вроде приловчился туземцев понимать. Но чуть шаг в сторону... только с подстрочным переводом.

— Сотник, свистуна на восточную крышу — высвистать обоз. Команду — навстречу. Недалеко. Святополк, давай к Спасу. Тащи оттуда княгиню с князёнышем. Будут вякать — бей. Насмерть.

Что, Миссионер? Такая миссия тебе непривычна? Привыкай. У нас кто дела не делает — отдыхает. Вечно.

— Миша, пройдись по дому. Мертвяков и живых — во двор.

Надо посмотреть подвалы и выбрать те, куда можно сунуть пленных. Ещё хорошо бы несколько отдельных... застенков. Для особо интересных персонажей. Потрогать княжескую казну — Остомысл (в РИ) ляхам три тыщи гривен заплатил. Несколько позже, но, наверное, кое-что и сейчас есть. Библиотеку прибрать. Говорят, она у него большая. Как бы не побольше казны. В смысле: по цене. А вот коней в усадьбе нет. Поэтому в город соваться, вообще — дальше сотни шагов... пока не надо.

— Миша, ты чего завис?

Миша кивает головой, указывая на группу.

Там, где три шишканутых героя зарезали четырёх героев колпакнутых, сидит на снегу Анастасия. Держит на коленях отрубленную голову, качается и негромко воет. Вокруг — несколько берендеев. Ещё и железяки не убрали.

Пришлось подойти.

— Настя, не сиди на снегу, простудишься.

Она поднимает ко мне зарёванное лицо.

— ата... атем... ол енди жо?... не истеу керек? ким коргайды? осы жолда ким акыл айтып, колдау корсетеди? жаксылык пен жамандыкты ким корсетеди? онсыз калай омир суруге болады? (отец... мой отец... его больше нет... что делать? кто защитит? кто даст совет и поддержит в пути? кто укажет добро и зло? как жить без него?)

Что сказать? Христианку можно утешить баснями насчёт загробного царства, что, де, покойный смотрит на тебя с небес и радуется твоим успехам. Но она крещёная, отец — язычник. Поганых в рай не пускают. Значит, отцу её гореть вечность в аду. Не думаю, что это её утешит.

— Мы все умрём. И ты, и я. Люди просят легкой жизни, а надо просить лёгкой смерти. У твоего отца была лёгкая смерть. Порадуйся за него.

— А... А я? А мне как?!

— У тебя есть муж. Забота о тебе — его забота.

— Шлам. Айкышка шегеленген окшеси астында (Слизняк. Под пятой распятого).

Выразительно.

Один из берендеев, стоящих рядом, дергая в руке топор, озвучил свою оценку Остомысла. Не политкорректно, не дипломатично. Хотя сразу после боя, после гибели большинства берендеев, приглашённых в княжеский замок на праздничный пир...

— Ты — помог. Жаль — поздно.

Он мне ещё и выговаривать будет?! Это — благодарность за спасение от смерти?!

Перехватывает топор в левую, стукает правой в грудь:

— Токмак. Хан Токмак.

В ответ мой обычный "строевой" кивок:

— Зверь. Зверь Лютый.

Ага, слышал. Но это чуть позже.

Подхватываю Анастасию подмышки:

— Мёртвые к мёртвым, живые к живым. Вестовой! Найти княгине безопасное место, горячую воду и чистую одежду.

Она рвётся, кричит:

— Нет! Не трогай меня! Не хочу!

Факеншит! Мне ещё твоей истерики не хватает?!

— Тебя ударить? Чтобы вспомнила? О сыне, о муже. Дождись рассвета. Потом хоть с моста в речку.

Смотрит ошарашенно. Ищет в моих словах какой-то глубокий смысл.

Всё просто: в РИ ты рассвета не увидела. Правда, не этого, мартовского, а в этом же году, но октябрьского. Очень похожего. Когда на этом дворе убили больше сотни людей. Как сейчас. И тебя.

Доживёшь до рассвета — начнётся альтернативная история. Твоя. Личная.

Глава 726

Токмак что-то хрипит по-своему. От группы мёртвых тел с другой стороны двора воин приводит рыдающую женщину. По платью — местная, на лицо... Полонянка из племён? Хорошо: у Анастасии будет служанка, с которой хоть поговорить можно на родном языке.

— Расскажи. Как это было.

Присаживаюсь на ступеньку боковой лестницы. Показываю на место рядом, но хан не может сидеть. Дёргается сам, дёргает топор в руке. Слишком много эмоций. Ярость, горечь потерь. Злость на себя — попался в ловушку, злоба на тех, кто ловушку построил. Пытается сдерживаться: мужчина без самообладания — не мужчина.

Если ты сам собой не "обладаешь", то тобой будет "обладать" кто-то другой.

Перед нами двор, на котором гридни проводят уборку. Берендеи стаскивают своих к одной стене, выкладывают в рядок. Наши не помогают: покойник принадлежит роду, постороннему прикасаться нельзя.

Дикие люди, родоплеменные.

То ли дело наши, христианские. "Нет ни еллина, ни иудея...". Мёртвых галичан обдирают и выкладывают в исподнем рядами за воротами вдоль дороги. Во, и телегу для транспортировки нашли. Всё-таки, трудовое воспитание у Артёмия поставлено. Княжеские гридни сами бы не додумались — навыка нет, за них подобное слуги делают.

Токмак рассказывает. Мешая русские, тюркские и угорские слова, изредка срываясь в шипение, плевание, проклятья.

Суть... Как я и догадывался. Князь пригласил на пир перед Великим Постом всех берендейских ханов. Почествовал. Отказаться нельзя — оскорбление хозяину. Хотя что-то они предчувствовали.

Мда... так часто говорят. "Если бы я был таким умным как моя жена потом". Или — как хан.

Неделю тому назад все три чади сдвинулись ближе к Галичу. Большинство встало в 10-12 верстах к северо-западу вблизи Днестра. Между посадами Залуквы и станами берендеев — основная масса пригородных усадеб галицких бояр. Понятно, что такое соседство приводило... к негораздам. Группы берендеев постоянно проезжали через боярский "дачный посёлок" и посады в город.

Праздник же! Новый Год же! Подарки надо купить, угощения...

Вели они себя при этом... "по-берендейски". Впрочем, один вид степняка, на коне, с саблей вызывает у нормального русского человека... не радостные эмоции. Тем более, что постоянно звучало:

— Теперь мы — княжья дружина. Теперь мы будем панувати, а вы працювати. Кормите своих баб да девок лучше — мы гладких любим.

То, что местные жители пережили позднее (в РИ) в мадьярском, польском и волынском вариантах, замаячило "здесь и сейчас" в варианте берендейском. Включая возможное, по слухам, превращение церквей в конюшни поганых.

Вчера с утра князь с княгиней отстояли молебен, к полудню съехались гости: банкеты в средневековье начинают засветло. Оружие и коней оставили у Спаса, а сами за стол в замок. Тут недалеко, сотня метров. Пили-ели-веселились.

Извечная проблема: у русских в эту эпоху за столом есть женщины, у степняков — нет. Постоянно готовый повод для конфликта. После третьей рюмки — точно. В былинах это дало повод Алёше Поповичу отрубить голову гостю и родственнику хозяина Тугарину Змею: проявлял излишнее внимание к экс-императрице Евпраксии, сестре Мономаха. Я про это — уже...

Уже хорошо стемнело, когда какая-то, зажатая в тёмном углу "горячими берендейскими парнями", боярынька особо истошно возопила, какой-то чудак кинулся её защищать, получил по мордасам, и раздался исконно-посконный, с ещё шимпанзёвых времён, глубоко патриотический вопль:

— Наших бьют!

Как я уже объяснял, вопрос идентификации осеменителя — наш/не наш — есть важнейший вопрос всякого патриотизма в любой стае млекопитающих. Кто этим вопросом не задавался — потомства не оставил.

Тут вдруг выяснилось, что галичане многие с длинномерным — мечи и сабли. Некоторые и в кольчугах. И когда только успели? А берендеи как святые — в чекменях да с ножиками. Пошла резня в самом натуральном виде. Остомысл чего-то орал, пытался как-то остановить... Ему на голову накинули шубу и утащили вместе с троном.

Токмак вырвался из трапезной, где шёл пир. Нашёл оставленный у костра бестолочью-истопником топор, совершил множество героических подвигов, поубивал невыразимую кучу ворогов... О чём красочно мне сообщил. Но пробиться из замка не смог. Смог только заскочить в дровяной склад. Где его группа вооружилась поленьями и отбила первую атаку галичан. Захватила кое-какое трофейное оружие и решила умереть, но не сдаваться. Разницы нет: сдавшихся резали тут же.

— Мда... Героически. А что вокруг делается — знаешь?

— Я... Я с врагами бился! В дровах! Мне вокруг смотреть — некогда было!

Подошедший к нам Миша, опершийся на почему-то уцелевшие перила, отвечает на мой вопрос:

— Матрёшка. Я такую в Боголюбово видал — твои мастера делают. Интересная штука. Забавная. Да-а... Сперва, в серёдке, в замке, были галицкие, а вокруг берендеи. Много их в город приехало. Слуги подханков, просто кто погулять надумал. Как тут началось, так и в городе в набат ударили, принялися поганых резать-убивать. Те из города — бежать. Другая матрёшка получилась: в замке галичане. В городе галичане. А вокруг города — берендеи. Кто выскочить сумел. Тут из усадеб боярских ихние слуги подошли. А теперя... теперя, думаю, уже и из становищ берендейских, кто оставался, по тем усадьбам ударили. Горят уж. Ты влезь повыше да глянь на окоём северный.