Зверь лютый. Книга 36. Аутодафе

Зверь лютый

Книга 36 "Аутодафе"

Часть 141 "Гори-гори твоя...".

Глава 719

— Охренездиться. Уелбантуриться импозантно. Шитируя факом.

Обычный запас крепких выражений исчерпался. Однако и высказанное произвело на собеседника неизгладимое впечатление:

— Э-э-э... Иване... Я в древнеееврейском... увы... По-грецки, по-латинянски... а вот...

— Успокойся, Святополк. Это не арамейский. Это из слов другого... диковинного народа. Вели-ка сыскать того твоего знакомца, да привести ко мне.

— Иване, тот человек... ему худа делать...

— Не боись. Просто поговорить. Спокойно, в тепле, под рукой. Тут.

Я ткнул пальцем в церковь св.Иоанна — храм детинца града Луческа.

Мы стояли у крыльца церкви. В десяти шагах от весьма редкого для "Святой Руси" строения — виселицы. С ещё чуть покачивающимися телами трёх повешенных.

Что вообще уникально: одно из тел меньше часа назад называлось Ярославом Изяславичем и было рюриковичем, мономашичем, князем этого города. А стало изменником. И, соответственно, покойником.

Нафига ему это надо было? — Ничего не отвечает, только ножкою качает.

"Дурная голова ногам покоя не даёт" — русская народная мудрость.

Что и наблюдаем: голова — уже... А ноги ещё побалтываются.

Интересно: а "колыбель Ньютона" из них построить можно? Наглядно продемонстрировав населению преобразование разных энергий друг в друга.

Нет, не энергии живого мятежника в энергию качания его тушки. Проще: кинетической в потенциальную. И — обратно.

Пока — не. Тела не жёсткие, будут потери на деформирование. А вот когда закостенеют на морозе...

Город взят приступом. Теперь, довольно бестолково, как обычно и бывает, и особенно бестолково, как бывает обычно при нескольких разнородных отрядах в такой ситуации, происходит обдирание и ограбление, переходящие в концентрацию и сепарацию. Проще: барахло стаскивают в кучи и сортируют. Потаскуны и сепараторы нервно оглядываются на трёх-маятниковую конструкцию и вытаскивают из пазух, шапок, сапог и других укромных мест разные, утаенные для личного потребления, финтифлюшки.

Карманов в русской одежде нет. Когда один наш современник провёл зиму в русском средневековье, то первое, что он сделал по возвращению в цивилизацию — всунул руки в карманы. И ходил так три дня.

Надзирающие начальники, которым эти блямбляшки не принадлежат, а принадлежащие шеи могут, по внезапно распространившемуся всеобщему ощущению, быть украшены пеньковыми галстуками, хотя галстуков здесь нет вовсе, надзирали и начальствовали. Преимущественно — негромким хрипящим и шипящим матом. Громко и звонко... опасаются привлечения нездорового внимания. В смысле: моего или моих людей.

Аналогичным процедурам подвергались пленные бунтовщики и местные жители.

Увы, если золотую нумизму издалека видать, то понять души человеческие куда как трудоёмкее.

Среди тысячи участников мятежа следовало выявить "идеологических противников", какой бы идеологии они ни следовали, хоть бы и примитивному "а ну-ка грабану-ка". Особо виновных в пролитии крови — обезглавить.

В "Русской Правде" смертной казни нет. А вот "Кодекс Юстиниана" говорит о "праве меча" у начальника провинции.

Надо, надо, коллеги, внедрять высокие достижения греко-римской культуры. А то живём в дикости и дремучести. Мечами пользуемся, но как-то... бесправно.

Ближе к лучшим образцам мирового прогрессу! Железякой — хрясь! И — греко-римкнулся.

Просто виновных — отправить во Всеволжскую каторгу. С чадами и домочадцами. Где и "атомизировать". Дабы "худая культурная традиция" не воспроизводилась. Остальным — погрозить пальчиком.

Последнее уже исполняется. Всеми шестьюдесятью пальцами трёх повешенных.

Не знаю почему, но повешенные часто босиком. Вот как здесь. Сапоги слетели. Портянки мотать не умеют? В смысле: не умели.

Отдельно: четыре сотни взятых в плен "государевых гридней". Половина строевые, остальные — обслуга.

Формально — выполняли приказ комполка. Винить не в чем. Фактически — изменили. Воздаяние в боевых условиях — смерть.

Можно отрубить головы. Папа нынешнего князя-покойника так и сделал галичанам под Теребовлей. Типа: "охранять некому".

Я тоже так могу. Но... жалко.

"Мешан всех, которые даже городские ворота ему открыли, истязал... Руки отсек 800 человекам, головы снял 50 человекам, посадил на кол 100 человек. Невинную кровь пролил, а без никакого смысла..." — я что, польско-литовский магнат Януш Радзивил 17 в.?

Я же вижу этих ребят. Кое-кого знаю по делам Суздальским, по Киевскому походу. Да видно же! Парнишка пошёл доли искать. Старался, служил, всякий приказ — истово и рьяно. Копать? — копал, рубить? — рубил. Виновен? — Да. В добросовестности и исполнительности.

Есть и явные злодеи. Их тоже видать.

Но хуже всего — множество людей, о которых определённо не скажешь. И не только по тому, что он говорит одно, а сам в себе злобу лелеет, а потому, что и сам не знает как себя будет вести, ежели завтра снова.

По хорошему — фильтрационный лагерь. За месяц — 9 из 10 проявятся. За год — 99 из 100. При профессиональном присмотре и по отработанным методикам. В войну и НКВД ошибался, пропускал предателей, карателей и перебежчиков. Даже когда и архивы спецслужб противников стали доступны...

Тут — ни людей, ни места, ни инструментария.

Мои "ширванцы" — кто лагерь с ширванцами возле Пено сторожил — "псы сторожевые", а не человекознатцы.

А вычищать надо глубоко. "До материка". Но не затрагивая невинных — иначе гниль дальше пойдёт.

Гнильё будет обязательно. Потому что моё представление — "виновен", и суждение местных с уже звучащим воплем: "а меня-то за что?!" — не совпадают.

— У тебя в дому казённое седло.

— И чё? Оно ж просто на улице валялося! Ничейное!

— Казённое ничейным не бывает. В каторгу.

Тот же Радзивилл, когда находил у крестьян вещи из ляшских усадеб, сажал на кол, рубил руки и головы. А я... Радзивиллю. Но — гуманно.

Подготовительные операции сделал. Ответственных назначил, список кто сильно "contra" — начал. Сейчас десяток грамотных ребят, ругая местную бересту, костяные писалы и прочие... письменные принадлежности, записывают ответы на просто задаваемые вопросы. Никакого калёного железа, кнутов и горящих веников. Это всё требует времени, инструмента и навыка. Просто спросить:

— А Вася где был? А Петя чего делал?

"Триангуляция показаний" даст "точки пересечения" — зачинщиков, главарей, активистов. Вот тогда придёт время "глубокой разработки". Пока — просто спросить. И изолировать "потенциально перспективных". Штатный рутинный элемент "зачистки".

Измена Луцкого полка дала ряд следствий. "Выкапывание" участников — лишь часть. Бардак, который случился в командовании при начале мятежа, вызвал крайнее раздражение. У Боголюбского — конкретными людьми, у меня — ещё и орг.вопросами.

Полки изначально формировались из половинок княжеских и городовых полков. Цели в тот момент: ослабление вероятных противников, предоставление перспектив множеству гридней, быстрое создание общегосударственной армии. Быстрое. Поэтому качество... не очень. Искандер не мог, не умел, вести полноценный "входной контроль" и подготовку. Мятеж заставил применить Всеволжские стандарты требований к бойцам и командирам. Тем более, что у меня Артёмий, Чарджи, Салман... — такое сделали.

Из простейшего: 3 версты за четверть часа не пробежал? — Перевести во второй состав.

Среди бойцов масса немолодых брюхатых мужиков, которые никогда в жизни три версты не бегали.

Ме-е-едленно: Никогда!

Визгу было...!

Часть гридней была переведена из линейных в гарнизонные, охранные и конвойные сотни. Другие ушли в гражданскую службу. Многие воспользовались моей системой предоставления наделов по выслуге лет и стали поселенцами на новых землях. Одновременно — разоружение ставших не-воинами. Хоть и с выплатами, но принудительное.

Опять... вопли: у них сброя — собственная.

Отдельная тема: "экзамен на чин" для командиров. Читать-писать-считать... Не все.

— А на чё? Писарёнок же есть!

— Ну, значит, писарёнок и будет командиром. Не ты.

А уж "читать карту"...

Желающие командовать отправлялись в Боголюбово, в училище.

Пришлось вспомнить опыт РККА и сделать то, чего ни в Императорской армии, ни в княжеских дружинах нет. Мог бы и раньше сообразить: если в стране идут преобразования, то в армии нужен "Особый отдел".

"Аудитор" из гусарского полка времён Империи был чуть-чуть расширен. Количественно и функционально.

Формально служба подчинялась Боголюбскому — государь, и Искандеру — "наибольший воевода всея Руси". Фактически... Точильщику. Понятно, что Боголюбский, при его подозрительности, никогда такого бы не позволил. Однако довольно изящная кадровая интрига с участием тестя Лазаря дала нужный результат.

Принципиально изменили набор новобранцев.

Традиционно доброволец приходит к какому-нибудь командиру:

— Хочу в гридни.

Тот, посмотрев на него, идёт к комполка:

— Вот Вася. Хороший парень. С коня не падает, рукоять у меча находит.

Дальше полк превращается в компашку "свои ребята за казённые деньги".

Так — нормально и повсеместно. Так, по письму от папашки, Дартаньян пытается вступить в мушкетёры.

Набор "в полк" прекратили. Только — набор "в войско". Ввели "учебные сотни", "учебки" для всех желающих. Сразу сепарировали новиков по их физико-моральным свойствам. Их личным. А не родовым или сословным. "Учебки" не были связаны с конкретными полками и обеспечивали стандарт подготовки. Для них активно строились "городки". "Учебники" отправлялись по разным полкам, препятствуя формированию "землячеств".

Опять... повизгивания: многие пройти этот путь не хотели.

У Андрея уже набралось достаточное количество "детей боярских", которые хотели (и были пригодны) служить в государевом войске. Ими начали пополнять подразделения. Продолжали "сжимать" княжеские дружины и городовые полки. Кто хотел и мог — шёл в службу. Кто нет — на новые земли. Оставлять вооружённых обученных людей в их прежних общинах — нельзя. Демобилизация-разоружение-переселение.

Визгу было...!

Доля "учебников" в войсках росла, армия из сословной, "янычарской", потомственной всё более превращалось в "народную".

Число нестроевых сократили на треть. Уменьшение обслуги увеличило нагрузку на гридней и заставило укрепить дисциплину. Похоже на воспоминания юного русского кирасира, которые я уже...

Мы не могли сделать такое раньше: гридни возмутились бы. Иные и возмущались. И натыкались на вопрос:

— Мятежничаешь? На виселицу охота?

Да, моя "трёхспальная виселица" получила известность. "Под одной перекладиной болтаться" — образ, прежде неактуальный, спрогрессированный, стал элементом мышления многих на "Святой Руси".

Для Боголюбского необходимость изменений не была прежде очевидной — привык к княжеским дружинам. После Луцка — понял. Но нужно-то было, как всегда, "вчера". Наше воинство вошло в очередной период реформ и, естественно, снизило боеготовность. А тут, как обычно, явились "злые недруги" во множестве.

"Никогда Россия не вступала в войну будучи полностью готовой" — ничего нового. Но для непосредственного участника... сплошь переживания. О чём позже.

Город — взят, мятеж — подавлен. Ура!

И тут — князь Святополк Юрьевич из "Туровских братьев", которого я называю про себя "Миссионером".

Очень вежливый, воспитанный, совершенно не навязчивый. Дистанцирующийся. Подошёл вдруг поделиться инфой. Казнь рюриковича через повешение пробила обычную этикетно-сдержанную маску. Припекло. Сквозь равнодушную доброжелательность.

Не "кнут", не "пряник" — удивление, усиление внимания, понимание вариативности.

"С этим лысым стоит иметь серьёзные дела".

Ага, вон они идут.

— Ну что, добрый человек, потолкуем накоротке? В ризничей? Не, там нынче шумно. Давай в баптистерий. В смысле: в крестильню. А ты, Святополк, погуляй пока. Дел-то, поди, невпроворот.

Мужичок, малорослый, чёрненький, тонконосый, на галку похож.

Говорят, Галич, откуда он — от этих птиц назван.

Из слуг боярских. Не первой руки. Ни в смысле бояр, ни в смысле слуг. Трусит сильно, глаз не поднимает, шапку в руках чуть не порвал. От полноты чувств.

— Ты говорить нормально будешь? Или тебя князь-волку скормить? Хочешь, вина налью?

Выдохнул, пот вытер.

— Не. Я сам. Расскажу, чего знаю.

А знает мужичок много.

Сам он — подчаший. Помощник чашника (виночерпия, кравчего) в боярском доме. Работа: наливать, проверять и подавать. А также — управлять. Производством и хранением всякого хмельного. Формально у него есть начальник. Но чашник с осени коленями приболел. Так что мой визави — "в ответе за всё". Включая: прислуживать за столом хозяина.

Хозяин его тоже... ветховат. Когда-то, лет тридцать назад, проявил храбрость, вытащил юного тогда ещё Остомысла из реки. Отчего пострадал здоровьем. Был произведён в бояре и получил синекуру: помощник скотника. В смысле: казначея. Приглядывал за разными чернильными душонками на княжьем дворе. Делать ничего не надо, по всякой нужде не дёргают. Лишь бы в хозяйстве тишь да благодать.

Одна беда: жена молодая. Ей скучно. Поскольку сильно развлечь её на постели боярин уже... увы, то развлекает разговорами. А поскольку день-деньской из терема княжеского не выходит, то и разговоры ведёт о том, что видел-слышал "на рабочем месте".

Тихие вечерние беседы супругов за ужином. В присутствии пары-тройки домашних слуг. Один из которых — мой нынешний собеседник.

Суть? — Всё та же: мятеж.

Есть интересные подробности. Мятеж не против Государя Всея Руси, а против Галицкого князя Ярослава Владимирковича. Который Остомысл.

Ещё: "бабы в деле". Что придаёт происходящему особую... пикантность, истеричность и экзотичность.

Хотя внешне экзотичности... типовая семейная неурядица. В моё время таких полно. Знакомо — аж как родное.

* * *

Карамзин:

"Ярослав (Остомысл — авт.), имея слабость к одной злонравной женщине, именем Анастасии, не любил супруги и так грубо обходился с нею, что она решилась бежать с сыном в Польшу. Многие Бояре Галицкие, доброхотствуя им, дерзнули на явный бунт: вооружили народ, умертвили некоторых любимцев Княжеских, сожгли Анастасию, заточили ее сына и невольно примирили Ярослава с супругою".

Здесь слово "невольно" использовано так, как принято в русском языке начала 19 в. В 21 в. написали бы: "насильственно".

Так, по-семейному, в понятном и знакомом всей благожелательной читающей публике виде, и подаёт эпизод Карамзин.

Прошло двести лет, грамотность стала всеобщей, свободность всего поднялась на непредставимую высоту. Но уровень восприятия изменился мало.

"В каждом домушке — свои погремушки", "милые бранятся — только тешатся", "муж и жена — одна сатана"... Эти и подобные наше-народные мудрости вполне объясняют ситуацию.

"Как говорила Сара Моисеевна: умную женщину мужчина почти не ощущает на шее".

Бывают, увы, и неумные.

Задумываться об эпизоде у меня причин не было. Пока не пришлось "вляпнуться" в это. В смысле: в русское средневековье.

У мужа любовница появилась. "Законная" психанула и сбежала, увезя ребёнка.

Таких историй и в судах 21 в. пачки. Бракоразводные процессы, "верни ребёнка, гадина!", алименты, разделы имущества... Рутина нашего прогрессивного, извините за выражение, человечества начала третьего тысячелетия. Сюжеты "Мадам Брошкина" от Пугачёвой или "Она не женщина, она зараза" от Ваенги.

Правда, есть кое-какое локально-эпохальное своеобразие.

Ребёнок не в памперсе, а в корзне.

Деточке, худо-бедно, двадцатник. И ведёт оно себя — соответственно физ.возрасту. Политически — известно по летописям. Сексуально... могу предположить по дальнейшему — безобразно.

Вмешательство общественности.

Молодёжь с этим не знакома. Носители более дырявых носков (обладающие бОльшим жизненным опытом) вспоминают разбор персональных дел парткомами/профкомами/домкомами в ту ещё, совейскую, эпоху. Когда весь наш, прости господи, трудящийся народ возвышал голос справедливого возмущения и жёг огнём пролетарского гнева отдельных отщепенцев, отринувших "Принципы строителя коммунизма" в части внебрачного секса.

Типа: "Товарищеский суд над разложенцем граж. Гобунковым С.С, После суда — танцы" в "Бриллиантовой руке".

"Святая Русь" — очень социалистическое общество. В силу доминирования общественной, родовой или общинной, собственности на основное средство производства — землю. "Бытиё определяет сознание". И вмешательство "возмущённой общественности" в отношения между супругами — естественно. Что в селениях смердов, что в княжеских теремах.

У Энгельгардта (вт.пол.19 в.) сельский сход разбирает поведение жены крестьянина Ивана, которая обычно любовница Петра, но загуляла с Василием.

Оштрафовали. Мужа.

— Нам вы оба — ячейка общества. Твоя жена? — С тебя и спрос.

Правда, "умертвили некоторых", "сожгли Анастасию", "заточили сына"... несколько выходит за рамки соц.реализма.

Так "Святая Русь" же! Тёмное средневековье же! "Бояре Галицкие" — представители эксплуататорского класса! Кровососы и мироеды! Они там все такие!

Мальчики и девочки, узнав в школе, что женщин когда-то, неважно когда, жгли на кострах за что-то, неважно за что, видят знакомое и уверенно заявляют: в мрачном Средневековье постоянно и повсеместно хватали красивых женщин, объявляли ведьмами и на костёр.

Огонь — горит! Она — кричит! Это так... волнительно! Это ж все знают!

Чисто для знатоков: на костре и по дороге к нему не кричат. Препровождая осужденного в последний путь, инквизиторы, помимо предложения причастия, вставляли в рот казнимому деревянные тисочки. Которые зажимали язык и лишали нераскаявшегося грешника возможности возбуждать толпу добрых христиан, сбегавшихся полюбоваться на столь красочное зрелище, своими диавольскими речами.

Уточню: как всегда, мастеров не хватает, оборудование некомплектно, технология не выдерживается... И кальвинисты жгут Сервета несколько часов, так что тот успевает громко поиздеваться:

— Вы меня сжечь собрались или дымом удушить? Почему дрова сырые?

Человеку свойственно в новым видеть знакомое. Так свинья, увидев две дырки в электрической розетке, воспринимает их как пятачок, восклицает:

— Брат! Замуровали!

Так и здесь: Средневековье! Невежи и садисты! Ведьмофобы и мракобесы! Они там все такие!

Неправда. Таких больше нет. Об этом чуть позже. Сперва — о последствиях.

"Мир, вынужденный угрозами и злодейством, не мог быть искренним: усмирив или обуздав мятежных Бояр, Ярослав новыми знаками ненависти к Княгине Ольге (Ольга Юрьевна, сестра Боголюбского — авт.) и к Владимиру (сын, Отомышлёныш — авт.) заставил их вторично уйти из Галича. Владимир искал покровительства Ярослава Изяславича Луцкого ("братец" — авт.) и его племянников, обещав им со временем возвратить Волынские города, Бужск и другие; но Князь Галицкий требовал, чтобы они выдали ему сего несчастного, и грозился опустошить пламенем всю область Луцкую. Тогда Владимир прибегнул к своему дяде Михаилу (Михалко, брат Боголюбского — авт.); а Михаил, не пустив его ни к Святославу (Гамзила — авт.) Черниговскому (тестю Владимирову), ни к Андрею (Боголюбскому — авт.), велел ему, в угодность Ростиславичам (смоленским княжичам — авт.), друзьям Князя Галицкого, возвратиться к отцу, готовому простить сына. За то Рюрик (Ростиславич, Стололаз — авт.) освободил Всеволода Георгиевича (брат Боголюбского, Большое Гнездо — авт.), удержав одного Ярополка (племянник Боголюбского, захвачен вместе с Всеволодом — авт.) пленником в Киеве: ибо Ростиславичи, предвидя неминуемую войну с Андреем, хотели иметь важного аманата в руках своих. Брат Ярополков (второй племянник Боголюбского — авт.), высланный ими из Триполя, должен был уехать в Чернигов".

История с обменом "княжичами-заложниками"... несколько иная. Утверждения Карамзина противоречат очевидным фактам.

Боголюбский не хотел видеть в Залессье младших братьев. И по психологии: ненавидел, с Руси выгнал в Византию. И по власти: завещание Долгорукого отдавало младшим Залессье, старшим — уделы на юге.

Сходно его отношение к племянникам — сыновьям старшего, уже покойного, брата Ростислава (Торца). Братья жёстко враждовали между собой. Вплоть до сабельной схватки на княжеском совете в присутствии отца, Долгорукого. Это отношение вражды перешло и на детей, "торцеватых".

Захваченные в Киеве княжичи были для их пленителя Давида Ростиславича (Попрыгунчика) — вовсе не желанными, особо ценными аманатами, а "раскалённым железом". Ежели с ними вдруг чего — его обвинят в преступлении, в братоубийстве. Особенно весомо после уже случившегося обвинения Боголюбским его и его брата Мстислава Храброго в убийстве (отравлении) брата Боголюбского, князя Киевского Глеба (Перепёлки).

На это накладывались дружеские отношения, которые сложились в кругу "Вышгородской шестёрки" за годы проведённые вместе, в одном тереме, на одних охотах в Вышгороде. О чём я уже...

И по логике: ежели Попрыгунчик хотел иметь заложников, то три лучше, чем один.

— Вот тебе, князь Андрей, мизинчик. От твоего брата. Не успокоился? А вот тебе мизинчик от старшего племянника. А вот от младшего. И ещё много чего могу отрезать и прислать. Для твоего вразумления и братской про меж нас любви установления.

Не сработает. Боголюбский как та британская кочерга из пословицы: не сгибай — в лоб ударит.

А вот как "канал связи", как прикрытие для отправки своих людей под лейблом: "гонец от племянника к дяде" — одного вполне достаточно.

"Михаил... велел ему, в угодность Ростиславичам...".

Михалко к этому моменту со смоленскими княжичами во вражде. О чём я уже...

Именно Попрыгунчик "заказал" его берендейскому хану Бастию, который изменил своему командиру в зимнем походе к Смоленску и устроил болезненную "аэста" — силовой захват. Михалко — единственный сохранил верность Великому Князю Жиздору, а смоленские дружно предали государя и присягу. Ему незачем вступаться за брата Всеволода — тот тоже переметнулся. И, конечно, ему не с чего доброхотствовать Остомыслу.

Поэтому Михалко и не мешал Остомышлёнышу добраться до экс-тестя, до князя Черниговского Святослава Всеволодовича (персонаж "Слова о полку Игоревом", Гамзила).

Остомышлёныш в 1167 г. взял в жёны дочь Гамзилы Болеславу. Дальше сведений о ней нет. Полагаю, что через год-два девушка, как часто бывает на "Святой Руси", "разродиться не смогла и к рассвету померла".

Второй "товар" в обмене — тоже никому даром не нужен.

Остомысл вовсе не хочет видеть сынка Володеньку в Галиче: у него растёт сын от "злонравной женщины, именем Анастасия" — Олег. Настасьич — так его называют летописи.

Остомышлёныш следуют свой матушке. Вздорной, злобной. Мужем нелюбимой, ненавидимой. Он — одна из причин смерти желанной Анастасии и собственного унижения князя, уже проявил мерзостные свойства характера, готовность предать отца и Галицкую землю ради своих шкурных интересов.

В РИ Остомысл трижды изгоняет сына. Неприязнь высокой концентрации долгое время.

"Притчу о блудном сыне" все читали и дружно ожидают её инсценировки в княжеском тереме в Галиче. Но самому к этому стремиться...

Эти княжичи собираются в Чернигове. Вокруг — три "центра власти", которые не хотят видеть их у себя. Остомысл, Попрыгунчик, Боголюбский. Княжичи везде или вредны, или не нужны.

* * *

Говорят, что Магомет лежит в гробу в тайной пещере. Гроб летает в воздухе, не касаясь грешной земли. Такое возможно, если гроб и пещера сделаны из одинаково намагниченного железа. "Одноимённые полюса отталкиваются". А вот подвесить Пророка в поле притяжения магнитов невозможно: тряхнёт где-то, точка равновесия сдвинется, и гроб куда-то влипнет. В смысле: в одну из стенок.

С княжичами — аналогично. Их — "отталкивают". Они — "висят".

* * *

Так и в Чернигове их видят не хотят! Гамзила — человек... скупой до грабежа.

Известен его "сон" в "Слове о полку...". Красиво, эпично и элегично. А в летописях видно, что он регулярно грабил. То вдову своего дяди, то бояр своего государя... Этим — возможностью ограбить вдову — его и заманивает на Черниговский стол тамошний епископ Антоний. Я про это уже...

Его называют самым слабым из Великих Князей Киевских. Это он говорит о своих боярах: "едучи не едут". Но ни в храбрости, ни в уме ему отказать нельзя. Ему принадлежит организация и командование в самом длинном (2000 вёрст) военном походе в "Святой Руси". Ещё он успешно спасал Левобережье после разгрома Игоря Полковника.

"Мы не справились с эпохой.

Потому что всё нам пох...".

Нет, ему весьма не всё равно. Но с эпохой не справился. Эпоха специфическая: нарастание феодальной раздробленности.

Вот такой человек видит толпу княжичей в своём терему. С их "дворами". Всех надо как-то содержать. Кормить, обихаживать и развлекать. За какие шиши? С какой стати?

Через год (в 1173 г. в РИ) он будет "старшим князем" в огромном (20 княжеских полков, говорят о 50 тыс. воинов) войске, которое Боголюбский отправит во второй поход на Киев.

Во главе похода Юрий Андреевич, мальчик лет восьми, сын Боголюбского от второй жены, "ясыни". Гамзила присоединится к походу, в отличие от 1169 г. По сути — в роли главнокомандующего. А главным воинским начальником у него Борис Жидиславич, "старший воевода суждальского наряду", о вероятном многократном предательстве которого я уже...

Странно ли, что с такими предводителями огромная армия не смогла взять маленький Вышгород? И разбежалась в панике при приближении небольшой галицкой дружины, приведённой Попрыгунчиком от Остомысла? Множество воинов погибло в Днепре при беспорядочном бегстве, но знатные люди... не тонут. Князь Игорь и хан Кочак выбрались в одной лодке. Через 13 лет они будут резаться на Каяле и родниться.

Не смотря на огромное войско, идущее через Чернигов, брат Боголюбского, племянники не присоединяются. Ни туда, ни обратно. Не хотят они в Залесье.

Какую игру задумывал Гамзила? — Мы знаем концовку: стал Великим Князем Киевским. А вот подробности...

Было ли появление галицкой дружины под Вышгородом следствием отправки Остомышлёныша в Галич? Попрыгунчик, который явно в этой истории замешан, поэтому получил от Остомысла вооружённую поддержку? Не потому, что отправил сына к отцу, а потому что не отправил?

Использовать вражду отца и сына в правящем семействе — общее место. Актуализировать, создать ситуацию... Нужны специфические таланты. Попрыгунчик и Гамзила — люди, безусловно, выдающиеся. В разных областях гос.деятельности.

Карамзин про такое писать не может — он монархист, все государи (князья) — хорошие.

Ещё он описатель, не аналитик. Удивительным образом не видит важных деталей в излагаемых фактах.

Я уже приводил разбор ситуации вокруг убийства Боголюбского. Карамзин принципиально, с позиции "за веру, царя и отечество", не хочет видеть очевидного в заговоре в Боголюбово. Сходно он не желает обращать внимание на детали заговора в Галиче.

Деталь, два слова: "сожгли Анастасию".

— За что?

— Дык... ведьма же ж!

Где и когда на Руси сжигали колдуний?

Псковская вторая летопись: в 1411 г., "псковичи сожгоша 12 жонке вещих".

Август 1575 г., сожжены 15 ведьм в Новгороде ("а сказывают ведуньи").

Для точности: жгли и мужчин.

"Горят — все". Церковные костры — гендерно нейтральны и сексуально амбивалентны. В 1569 г. плотники Неупокой, Данила и Михаил сожжены за употребление в пищу запрещённой в пост телятины.

Первое упоминание о сожжении на Руси — 1227 г.: в Новгороде сожжены четыре волхва. Это служители другого бога, Велеса. Сходно с убийствами христианских священников в Османской империи в конце 19 в., о чём я уже...

Другая статья: не колдовство — проповедь иноверия.

В Европе? — В тех случаях, когда колдовство фигурировало в судебных делах, средневековое гражданское право интересовалось исключительно доказуемыми актами причинения ущерба, в которых колдовство оказывалось почти случайной составляющей. Наказанию подлежало действие, но не намерение. Гонение на ведьм возникло в 1430-1440-е годы в западно-альпийских областях — Савойе, Дофине, Пьемонте и Западной Швейцарии. Многочисленные процессы против вальденсов в этих местах, образовали связующее звено между еретичеством и ведовством.

Глава 720

В 296 г. издан эдикт императоров Диоклетиана и Максимина о сожжении манихеев.

В 1022 г. еретики сожжены во Франции, включая духовника королевы Констанции Этьена.

Шесть человек отправились на костёр за вопрос: "испытала ли Богоматерь оргазм в момент зачатия?".

Если "да", то зачатие нельзя назвать "непорочным". Если "нет", то всеблаг ли Господь, лишивший свою мать удовольствия? — Дилемма оказалась неразрешима для папы — вопрошающих обложили поленьями и запалили. Чтобы не приставали с глупыми вопросами.

Анна Комнина описывает сожжение на костре богомила Василия в 1025 г., говоря про императора, что тот принял решение "новое, необычное по своему характеру, неслыханное по своей смелости".

Я упоминал историю 1180 г. в Реймсе. Там жгут катаров. Не за колдовство — "летала на швабре", а "за связь с врагом" — "её учил ответам сам Сатана".

Мои современники следуют стереотипам 15-17 в. и не понимают разницу между волшбой и ересью.

Разные "статьи". Одна — идеология: "призывал к свержению Советской власти". Другая — нелегальное использование спец.возможностей: "украл вагон народного хлеба".

Жгут — еретиков. Ни слова о еретичности Анастасии не звучит. Дела еретиков рассматривает церковный суд. Ни о каком участии церковников в эпизоде не сказано. Наоборот, дело чисто светское: "Бояре Галицкие... дерзнули на явный бунт: вооружили народ...".

Чисто нормальные люди (бояре) устроили чисто нормальное мероприятие (бунт). Таких случаев в истории Руси десятки. И вдруг — "сожгли".

За колдовство? — За это на Руси женщин не жгут до 15 в.

За "политику"? — Снова аналогов нет.

Так, может, это и не было казнью? — Нет, сожжение женщины было. Но было ли это её казнью?

Вопрос выглядит странным. Хотя, если подумать... Разве гибель 246 пассажиров и членов экипажей самолётов 11.09.2001 была казнью именно этих конкретных смитов и джонсонов? Или смерть их была средством давления на "власть предержащих" с целью достижения желаемого политического результата?

Захват и убийство заложников, терроризм... Карамзину такой приём политической борьбы незнаком. Вот он и не увидел аналогий.

Где и когда на Руси жгут женщин в эту эпоху? — Тю! Так это все знают! Государственный Исторический! Картинка висит! "Похороны знатного руса".

Начало 10 в., описание ибн Фадлана. Наложницу умершего руса поят вином, сношают всем коллективом, душат, укладывают в погребальную ладью к покойнику. И всё поджигают.

Сходные могильники найдены в Киеве. Археологи доказали, что обычая хоронить жен вместе с мужьями не было: заменяли рабынями. Доказательство: скромные украшения женщин, захороненных вместе с мужчинами. Много беднее, чем в могилах знатных киевлянок.

Впрочем, и те, и другие уступают одинокому похороненному коню. Его сбрую украшали более 200 бронзовых и серебряных бляшек. Формы: пятиконечные звезды, круглые, четырехугольные. Несомненно, конь был боевым другом знатного хозяина, который очень его любил. Легенда о Вещем Олеге и его коне, возможно, имела реальную основу.

Факеншит! "Очень его любил" — не в том смысле как вы сразу:

"Если б я любил коня -

Это был бы номер.

Если б конь любил меня -

Я б наверно помер".

Да, Вещий Олег — помер. Но по другой же причине! От змеи, а не от коня!

"Как черная лента, вкруг ног обвилась:

И вскрикнул внезапно...".

Нет-нет! Это вовсе не про садо-мазо с афро-чем-нибудь!

Хотя... отечественная история... при специфически заинтересованном взгляде... столь непредсказуема...

Сожжение Анастасии приобретает другой смысл. Не казнь колдуньи, не убийство любовницы из мести законной жены — ритуальная смерть самого Остомысла.

"Похороны заживо".

Как в "ревущие 90-е" "братки" заставляли должников копать себе могилу и сталкивали туда.

— Полежи там. Попримеряй на себя.

Имитация хорошо знакомого похоронного обряда.

"Бояре Галицкие" имитировали "похороны знатного руса"?

Почему? Что это за люди?

Костомаров:

"Власть княжеская совсем не имела здесь монархической силы. Князь был князем по старой славянской идее; видно, что завоевание русскими князьями этой хорватской земли и присоединение ее к общей системе русских земель под властью единого княжеского рода не изменили древних общественных привычек. Князья, правившие Галичем, были избираемы и зависимы от веча. Но само вече находилось в руках богатых и сильных владетелей земель — бояр. Они, как видно, успели до того возвыситься над остальною массою народа, что исключительно управляли делами страны... Галицкие князья находились в такой зависимости от веча, что оно судило не только их политическую деятельность, но и домашнюю жизнь".

Олигархат, доведённый до уровня домкома.

Мятежники "умертвили некоторых любимцев Княжеских", заставили его сидеть и смотреть. Как сжигают его наложницу. Сценка из собственных похорон.

Это, возможно, объясняет сохранение жизни сыну Анастасии Олегу — не выжечь ведьмовское семя, но сберечь кровь князя.

С середины 15 в. по первые годы 18 в. в Европе идут специфические процессы — против "ведьмодетей". В одном только регионе Швейцарии за одно столетие — под сотню. Дети от семи лет сообщают сами, или признаются под пытками, что общались с дьяволом, наводили чары и порчи, отрицали Бога. Им рубят головы или сжигают на кострах.

Общее убеждение: колдовство — дело семейное.

На вопрос: "кто научил?" — подследственные почти всегда называют своих родителей. В одном только германском процессе уличены в колдовстве полторы сотни детей. Папский нунций умоляет Папу:

— Эти немцы — психи! Они убьют собственных детишек! Надо спасать!

Маразм судилища столь очевиден, что Папа даёт денег и полторы сотни детей вывозят в Милан. Через три года часть из них пытается вернуться в родные края:

— Мы не виновны. Папа же сказал!

Но общине плевать на нунциев, инквизицию и самого Папу. "Ведьмодетям" приходится уйти.

Признание женщины ведьмой почти всегда означает соучастие её мужа, родителей и детей. С последующей их казнью.

В Галиче — ничего похожего.

"Ритуальная смерть" даёт основание и для последующего возвращения жены: прежний неверный муж — умер, душа очистилась и возродилась новой.

Сразу: Остомысл, пусть бы и переродившийся от зрелища языческого обряда, от жара костра и запаха горящей плоти любовницы, нормально воспринять жену и сына не мог. Есть Анастасия, нет ли её, ведьма она, жена венчанная или просто наложница... Жить под одной крышей с язвой по имени Ольга Юрьевна — невозможно. Тут хоть Тор, хоть Иисус — бессильны.

"Дело было не в резине — разгильдяй сидел в кабине".

"Разгильдяйка".

Ольга с сыном вскоре снова бегут из Галича. В Луцк. Ярослав-"братец", "убоявшись", нанятых Остомыслом поляков, их выгоняет. Ольга, после нескольких лет жизни "в тёщах" у Игоря Полковника в Новгород-Северском, оказывается в Боголюбово, в том женском монастыре, "княгине-хранилище", о котором я уже...

Сын её, побегав по Руси, возвращается в Галич, примиряется с отцом. Потом тот его снова выгоняет. Потом они снова мирятся. Но умирая Остомысл требует от бояр присяги Олегу, сыну Анастасии, а не Владимиру. Чётко обосновывая: тот "не ходяше в воле моей". После "конфликта с сожжением" прошло полтора десятилетия, но Владимир, даже примирившись (трижды!) с отцом, живя рядом с ним, остаётся враждебным.

Снова Карамзин:

"Сей год достопамятен кончиною Ярослава Владимирковича Галицкого (Остомысла — авт.)... Подобно отцу господствуя от гор Карпатских по устья Серета и Прута, он имел истинные государственные добродетели, редкие в тогдашние времена: не искал завоеваний, но, довольствуясь Своею немалою областию, пекся о благоденствии народа, о цветущем состоянии городов, земледелия; для того любил тишину, вооружался единственно на обидящих и посылал рать с Боярами, думая, что дела гражданские еще важнее воинских для Государя; нанимал полки иноплеменников и, спасая тем подданных от кровопролития, не жалел казны. В 1173 году он нанял у Поляков войско за 3000 гривен серебра: успехи торговли и мирной промышленности доставляли ему способ быть щедрым в таких случаях. Союзник Греческого Императора Мануила, покровитель изгнанного Андроника, Ярослав считался одним из знаменитейших Государей своего времени, хвалимый в летописях вообще за мудрость и сильное, убедительное красноречие в советах, по коему Россияне прозвали его Осьмомыслом".

"О мёртвых либо хорошо, либо ничего".

Панегирик. Можно с пафосом прочитать на митинге у гроба.

"А в октябре его немножечко... того.

И тут узнали мы всю правду про него...".

Осмомысл умер 1 октября.

Песня 20 в. вполне выражает особенность отечественной истории: её непредсказуемость. Увы, "всю правду" про Остомысла уже не узнать. Но можно кое-что понять.

Карамзин не вспоминает ни об участии Остомысла в войне с мадьярами в Сербии, о "битве четырёх королей" в Польше, о войнах с волынцами, о посылке дружин к Киеву, о подчинении волохов, об охоте на Ивана Берладника... Зачем Остомысл нанял Поляков в 1173 г.? "...быть щедрым в таких случаях" — в каких? — А это важно?

"Сей миролюбивый Князь не находил мира только в недрах семейства и не мог жить в согласии ни с супругою, ни с сыном: первая решилась навсегда с ним расстаться и (в 1181 г.) скончалась Монахинею в Владимире Суздальском у Всеволода, ее брата; а сын Ярославов, в третий раз изгнанный отцом, напрасно искав пристанища у Князей Волынских, Смоленского, даже у Великого Князя, жил два года в Путивле у своего зятя, Игоря Северского (Полковника — авт.), и хотя наконец, посредством Игорева старания, примирился с отцом, но, имея склонности развратные, непрестанно огорчал его. Тем более Ярослав любил меньшего, побочного сына, именем Олега, прижитого им с несчастною Анастасиею.

Готовясь к смерти, он три дня прощался со всеми: Бояре, Духовные, граждане, самые нищие теснились во Дворце к одру умирающего. Изъявив чувства набожные и Христианские, смирение пред Богом и людьми; назначив богатые вклады в церкви, в монастыри и велев раздать часть казны бедным, Ярослав объявил своим наследником Олега: Владимира же наградил только Перемышлем, взяв с него и с Бояр клятву исполнить сие завещание. Но Бояре, едва предав земле тело Государя, изгнали Олега... и возвели Владимира на престол".

"Бойтесь желаний — они исполняются". И у бояр — тоже.

"Они раскаялись: ибо новый Государь, имея отвращение от дел, пил день и ночь, презирал уставы Церкви и нравственности, женился вторым браком на Попадье; сверх того, удовлетворяя гнусному любострастию, бесчестил девиц и супруг Боярских. Негодование сделалось общим; в домах, на улицах и площадях народ жаловался громогласно. В соседственной области Владимирской (Волынь — авт.) господствовал тогда Князь... Роман Мстиславич (Подкидыш — авт.)... Многими блестящими свойствами достойный своего предка, Мономаха, он, к несчастию, жертвовал властолюбию правилами добродетели и, будучи сватом Владимиру, веселился его распутством и народным озлоблением, ибо думал воспользоваться следствиями оного".

"Князь, известный мужеством, умом, деятельностию...".

О патологической жестокости Романа Подкидыша — я уже... Достойный воспитанник Пястов, он вполне воспринял тамошние приёмы управления государством с вырезанием и выжиганием чего-нибудь политическим противникам. Здесь он проявил хитрость не очевидную. Спаивая свата и поддерживая его в разврате и бесчинствах.

"Имея тайную связь с Галицкими Вельможами, Роман хотел открыть себе путь к тамошнему престолу и советовал им свергнуть Князя, столь порочного. Сии внушения не остались без действия... Двор Княжеский наполнился людьми; но заговорщики, не уверенные в согласии добрых, терпеливых граждан, опасались возложить руку на Государя и, зная его малодушие, послали сказать ему, чтобы он избрал супругу достойнейшую, выдал им Попадью для казни, правительствовал как должно или готовился к следствиям весьма несчастным. Их желание исполнилось: устрашенный Владимир бежал в Венгрию с женою, двумя сыновьями и наследственными сокровищами. Бояре призвали Романа Княжить в Галиче".

"...зная его малодушие...".

Остомышлёныш — трус. В отличие от отца своего. У которого масса недостатков, но трусости и глупости нет.

Уточню: ни первая, ни вторая женщина наложницами не являлись. Они — жёны венчанные. О Попадье это известно достоверно, об Анастасии — можно догадаться, обоснование чуть дальше.

Конфликт вокруг Попадьи возникает не из-за незаконности брака, а из-за его законности: её старший сын берёт в жёны дочь Романа Подкидыша. Отчего Карамзин и говорит: "будучи сватом Владимиру". Бояре возмущены "низким" происхождением княгини-матери: "не хотим попадье кланяться".

Попадья не только терпела выходки "своего", но и оказалась женщиной умной и изобретательной. Позже, когда мадьяры посадили Остомышлёныша, подобно Гендальфу, на крышу башни в одном из замков, сумела пронести узнику под одеждой кинжал. Тот разрезал покрывала, связал из полос верёвку и сбежал. Сама женщина и оба сына остались в Венгрии, стали мадьярскими аристократами. Один из сыновей позднее упоминается в качестве дарителя в тамошний монастырь.

Времена меняются. "На поле" ещё одна яркая личность: Бела III Великолепный.

Идеал короля. Выше двух метров ростом, прекрасно сложенный, великолепно двигающийся как в битве, так и в танце, постоянно полный веселия и доброжелательности. Вероятно, любовник дяди — императора Мануила, проведший юность в Константинополе, отлично образованный, назначенный наследником империи со специально введённым для него титулом — "деспот", отодвинувший в иерархии прежний титул "кесарь".

Вариант с императорством отпал, и византийцы отравили его брата Иштвана, чтобы освободить место короля мадьяр.

Это "средоточие достоинств" вполне владело византийской мудростью.

"Коварство Белы торжествовало: Романово было наказано. Сей Князь, отправляясь господствовать в Галиче, уступил всю область Волынскую брату, Всеволоду Мстиславичу Бельзскому (Хомячок — авт.), который уже не хотел впустить его в город Владимир: затворил ворота и сказал: "Я здесь Князь, а не ты!" Изумленный Роман — лишась таким образом и приобретенной и наследственной области — искал защиты у Рюрика (Стололаза — авт.) и Ляхов. Первый был ему тестем, а Государь Польский, Казимир Справедливый (Казик — авт.), дядею по матери (по Агнешке — авт.). Брат Казимиров, Мечислав (Мешко — авт.) Старый, без успеха приступал к Владимиру, желая возвратить сей город любимому ими племяннику. Без успеха также ходил Роман с дружиною тестя в землю Галицкую: жители и Венгры отразили его".

Позже Подкидыш ухитрится насильственно постричь в монахи своего тестя Рюрика Стололаза. Внезапно, после совместного победоносного похода на половцев. Вместе с тёщей и женой. Повоевать с Казимиром так, что поляки его и убили. Всё — чисто из благодарности за оказанную помощь?

И вот с этими людьми жить? После смерти Подкидыша его тёща, урождённая половецкая ханочка, отказалась выходить из монастыря к мужу и дочери: "а пошли вы все".

Подкидыш накосячил, пожадничал не подумавши. И вот три армии топчутся по Волыни и Галичине, жгут, грабят, убивают, как принято у средневековых армий в отношении "подлых людишек".

Видно, что Подкидыш психически... нестабилен. Вот и пришлось в шатре над Волгой у Усть-Шексны "вкладывать ума" ему столь не... традиционно-ценностным образом.

Помогло. Держит себя в рамках. Боится повторения. "Задницей чувствует".

Бела отправляет с Остомышлёнышем войско, Подкидыш уже показал свою мерзость, галичане радостно его изгоняют и приветствуют недавно изгнанного ими "родного" князя. И тут Бела говорит:

— Вова, я тебе сочувствую. Ты ж видишь какой тут мерзкий народишко. Мне тебя жаль. Пусть уж сынок мой Андрюшка это галицкое дерьмо расхлёбывает. А мы с тобой вернёмся домой, в Паннонию. Будем пить хорошее вино и любить красивых женщин. А не этих... галок.

Вова-Остомышлёныш благодарности, почему-то, не выказал. Отчего и оказался на вершине башни в позиции Гендальфа. Только Попадья и спасла.

"Венгры мстили Галичанам как изменникам, нагло и неистово: отнимали жен у супругов, ставили коней в домы Боярские, в самые церкви; позволяли себе всякого рода злодейства. Народ вопил, с нетерпением ожидая случая избавиться от ига: он представился".

Представившийся случай звался Ростиславом Иванычем и имел прозвище по отцу — Берладник. Довольно молодой парень явился к Галичу с малочисленной дружиной, попытался захватить город, ожидая поддержки "стенающих под игом" горожан. Но был обманут, разбит, взят в плен и умерщвлён мадьярами.

Уникально: "приложили к его ранам зелье". Такой способ убийства на "Святой Руси" применён единожды. Явно видно влияние прогрессивной Европы, наши так и не смогли воспроизвести.

Остомышлёныш "заключенный с женою и с детьми у Короля Венгерского, нашел способ уйти: изрезал шатер, поставленный для него в башне, свил из холста веревки, спустился по оным вниз и бежал к Немецкому Императору, Фридерику Барбароссе.

Так сын Ярослава Великого (Мудрого — авт.) искал некогда покровительства Императора Генрика IV (история Оды Штаденской и начало Рязанских рюриковичей — я про это уже...); но привез сокровища в Германию, а Владимир мог только обещать и действительно вызвался ежегодно платить Фридерику 2000 гривен серебра, буде его содействием отнимет Галич у Венгров.

Император — неизвестно, каким образом — знал Великого Князя Суздальского и весьма ласково принял Владимира, слыша, что он сын Всеволодовой сестры".

Ошибка Карамзина: Барбаросса был восхищён другим братом — Андреем Боголюбским. Императорские регалии — "наплечники", и строителей-масонов — он посылал Андрею, не Всеволоду.

"Хотя... Фридерик не мог послать войска к берегам Днестра, однако ж дал Владимиру письмо к Казимиру Справедливому (Казик — авт.), которое имело счастливое для изгнанника действие: ибо сей Монарх Польский, завидуя Венграм в приобретении земли Галицкой и ведая, сколь их господство противно ее жителям, не отказался от предлагаемой ему чести быть покровителем несчастного Князя, вероломно обманутого Белою; надеялся на Галичан и не обманулся. Быв недовольны правлением Владимировым, они еще гораздо более ненавидели Венгров; и когда услышали, что сей Князь с Воеводою Краковским, знаменитым Николаем, идет к их границам: то все единодушно восстали, изгнали Андрея (Андраш, сын Белы — авт.) и встретили Владимира с радостию; а Беле остался стыд и титул Короля Галицкого, с 1190 года употребляемый в его грамотах".

Титул как напоминание о стыде?

Титул "Король Руси" (Rex Russiae) часто применялся к правителям русских земель. Византийцы называют "королём" Игоря Древнего, латиняне "королевой" — св. Ольгу. Пожалован королевской короной прибывший в Рим Ярополк Изяславич (во время междоусобицы сыновей Ярослава Мудрого в 1075 г.). Отец Ярополка Изяслав так и не рискнул обнародовать папскую буллу — бить будут. Попытка изменения порядка престолонаследия с участием Папы провалилась.

Единственный случай, когда титул был принят: венчание галицко-волынского князя Даниила Романовича в 1253 году, "странный эпизод русской истории".

Выхлопотанный у Рима титул короля Галичины и Владимирии (rex Galiciae et Lodomeriae) носили венгерские короли. После захвата Галицкой земли в 1349 г. ляхами, в полном титуле Пяста Казимира III прибавилось "король Русский". Потом "Русское королевство" понижено в статусе — в 1434 г. "Русское воеводство" в составе Польши. После разделов Речи Посполитой в XVIII в. в составе Австро-Венгрии создано королевство Галиции и Лодомерии.

Хохмочка Белы ("Вова! Как я тебя понимаю!") имела длительное продолжение.

"Еще не миновались опасности для Владимира: худо веря бескорыстию Поляков, боясь Венгров, Романа Волынского и собственного народа, он прибегнул к дяде, Великому Князю (Всеволод Большое Гнездо — авт.), не хотев дотоле искать в нем милости; смиренно винился, обещал исправиться и писал к нему: "Будь моим отцом и Государем: я Божий и твой со всем Галичем; желаю тебе повиноваться, но только тебе одному". Сие покровительство, согласное с долгом родства, было лестно и для гордости Всеволода, который, взяв оное на себя, известил о том всех Князей Российских и Казимира: после чего Владимир мог безопасно господствовать до самой смерти".

"По смерти Владимира, Роман, уже не по вольному избранию, а с помощью польской рати и оружия, добыл себе снова Галич в 1198 г.".

Экий замес. Волынцы, поляки, мадьяры, имперцы, суздальцы, киевляне, смоляне... Вокруг небольшого княжества продолжаются свары и дальше. После гибели Подкидыша в стычке с поляками, галичане призовут Игоревичей — сыновей Ярославны, которая "на забрале плачет". Потом повесят их. Потом там будет княжить Мстислав Удатный из смоленских рюриковичей. Отсюда он поведёт полки на Калку, будучи инициатором русской вражды с монголами. И виновником разгрома.

Среди первых эпизодов в этом "замесе" — костёр Анастасии.

"Бояре Галицкие... дерзнули на явный бунт...".

Конфликты между боярами и князьями — неизбежны. Как конфликты между древними рексами-царями и патрициями в Риме. Для большевика — "они там все такие! Эксплотаторы! Пьют кровя из всяких... негров на плантациях". Для участников — существенны подробности.

Три земли, в которых боярство явно проявляет свой норов в середине-второй половине 12 в.: "Они успели до того возвыситься над остальною массою народа, что исключительно управляли делами страны...".

Новгород.

Про это все слыхали. Тридцать-сорок боярских родов образуют вече, назначают должностных лиц, призывают или выгоняют князя. Новгород выбирает из потомков Рюрика. Выбор большой, можно подобрать по вкусу.

Полоцк.

Тоже вече. В Новгороде на вече только крупные бояре, в Полоцке — все бояре. Вплоть до мельчайших. Ещё: земля постоянно дробится на уделы потомков Всеслава "Чародея". Бояре поддерживают то одного "чародейского" внука, то другого.

Татищев о 1151 г.:

"Полочане, будучи под правлением кроткого князя Рогволода Борисовича, без всякой причины против него, но безумно извольничався, и от бесстрашия взволновались противо его, и, поймав, отдали Ростиславу Глебовичу минскому с братиею, а дом Рохволодов и пожитки все разграбили".

Затем (в 1159 г.) вече замыслило и этого Ростислава схватить, и тому пришлось спешно уносить ноги...

Тоже есть выбор. Хотя ассортимент ограниченнее.

Галич.

"Галицкие князья находились в такой зависимости от веча, что оно судило не только их политическую деятельность, но и домашнюю жизнь".

Галицкие бояре тоже пытались играть в эту игру — "свободные выборы князя". Кроваво.

Призвали Ивана Берладника. Но Владимирко оказался сильнее. И жёстче: утопил мятежников в крови. Подросло новое поколение и снова пытается "обрести свободу" — выбирать между Остомышлёнышем и Настасьичем.

Выбрали. Неудачно. Выгнали. Пошли оккупации: волынская, мадьярская, польская... Кого-то из выборщиков режут, грабят, насилуют. Веками.

У всех трёх земель есть два общих свойства.

Раньше других вышли из "лествицы".

Князь приходит в удел со своим "двором". С толпой бояр, гридней, слуг. Своих, княжеских. На месте — местные, земские. Две эти группы должны как-то уживаться. Роднятся, дружат, враждуют...

Пришлые покупают или получают владения. В Новгороде это прямо запрещено в клятве князя.

Составляют вертикаль власти. В Новгороде чётко — только туземцы.

Сходно в Полоцке. В Полоцке не все из Полоцка, бывают витебские, друцкие или минские. Но извне земли — нет.

Местное боярство без притока иноземцев срастается в ком, в "терновый куст", который не разделить. И в таком монолитном виде противостоит князю.

В Галиче нет пришлых князей. Пока не пошла заварушка с Подкидышем, мадьярами, ляхами. Нет и пришлых аристократов.

Остомысл — умный. Может ли умный князь мириться с единым фронтом местного боярства, которое объективно, по сути своей, стремится ограничить власть князя, сделать из него цепного пёсика? Как сделали бояре в Новгороде.

Остомысл и пытался противопоставить "терновому кусту" боярства, "единому и неделимому" — новую силу. Именно поэтому так много "умертвили некоторых любимцев Княжеских". Речь о 120 "слугах князя". По сути — всех ближних людей.

В истории Анастасии не сожжение колдуньи — на "Святой Руси" колдуний не жгут, не месть "законной" — успешных соперниц убивают, но не всенародно. Здесь провал замысла Остомысла. Попытки создать новую группу в местной элите, на которую он мог бы опереться.

План провален, но не отвергнут.

Через 16 лет Остомысл передаёт Галич Олегу Настасьичу. Называет его законным наследником. Вече не может возразить — у князя есть право. И, вероятно, есть силы которые такого наследника поддержат. Недостаточные — Олега изгоняют. Но не убивают: пока убивать рюриковичей — страшный грех. Его принимают как равного Рюрик Стололаз в Овруче. Законный член клана? И Казимир в Кракове. Законный претендент?

Кто стоял за Анастасией? На кого Остомысл рассчитывал опереться в борьбе с галицким боярством? — Чуть позже.

Второе общее свойство трёх перечисленных земель — варяжские роды в составе боярства.

— Да ну?! Ты чё? Где варяги, а где 12 век?! Они ж уже отплавались совсем!

В Новгороде — потомки, например, свата св.Ирины. Выходцы из Швеции. Я об этом уже...

В Полоцке — люди из окружения Рогволда, занявшие достойные места после прихода сына Рогнеды Изяслава. Потомки датских ярлов, с которыми связывают Рогволда.

— В Галиче?! Где Скандинавия, а где Карпаты?!

— Где Берген, а где Антиохия? Не смущает?

В Антиохии в 12 в. правит норманская династия. С Сицилии. Сицилия и Готланд — соседи, близнецы-братья?

В 911 г. Олег Вещий установил мир с греками. Договор 2 сентября 911 г. между двумя сторонами:

— Русь: князь Олег (Вещий) и люди от "рода руси": Карлы, Инегелд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид.

— Византия: три императора — Лев VI, его брат Александр, и сын Льва Константин.

"(Мы)... иже послани от Олга, великого князя рускаго, и от всех, иже суть под рукою его, светлых и великих князь, и его великих бояръ, к вам, Лвови и Александру и Костянтину, великим о бозе самодержьцем, царем греческым, на удержание и на извещение от многих лет межи хрестианы Русью бывьшюю любовь, похотеньем наших великих князь и по повелению от всех иже суть под рукою его сущих Руси".

Названы 15 человек. Чей статус относился к Олеговому, как статусы брата и сына императора — к императорскому. Понятно, что титулы "светлых и великих князь и его великих бояр" имеет смысл далёкий от московского периода, например. Но в то время и в том месте эти люди значили много.

— Дык... Это ж просто послы! Их же... ну... наняли на минуточку. Сбегать до Константинополя и назад.

Громыко, Добрынин, Лавров... — просто почтальоны?

Время — 911 г. А место?

В 882 г. Олег захватывает Киев. Вызывает местных Аскольда и Дира, показывает им младенца:

— Это — сын Рюрика. Он — князь. Вы — нет.

И убивает вышедших к нему на берег Днепра варягов.

Деталь.

Русский летописец всегда знает отчество любого князя. Это задалбывает моих современников, но летописцы писали не для них. Если летопись не указывает отчество князя, то оно ясно из контекста. На съезде в Уветичах подсудимый князь назван просто Давыдом, повторять постоянно "Игоревич" нет нужды — и так понятно кого судят. Хотя в кругу князей есть тёзка.

Иногда контекст утрачен. "Всеволод пошёл на немцы". Какой Всеволод? Полоцкие летописи в массе своей погибли, остались отдельные кусочки. Но летописец-то видел и знал всё.

Есть три исключения. Всего. За века древнерусского летописания.

Летописец много пишет от конкретном князе, называет его имя под разными годами, в разных новеллах, но никогда не указывает его отчества. Не знает. А врать... лжесвидетельствование — страшный грех.

Рюрик. Понятно: его ж "призвали из-за моря". Как его папу звали... а фиг его знает.

Олег Вещий. Аналогично. Явился уже готовенький.

И — Игорь (Древний/Старый).

Глава 721

"...и сказал Олег Аскольду и Диру: "Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода", и показал Игоря: "А это сын Рюрика".

Вот же прямо слова Вещего! Папу — Рюриком звали!

Новгородская Первая летопись, в которой Игорь в эпизоде с Аскольдом и Диром уже взрослый юноша, даёт его собственную прямую речь:

— Я — князь! От отца моего Рюрика!

Но... летописец сомневается. Настолько, что не может, как Нестор в описании "Крещения Руси", дать подробное изложение, а в конце честно добавить:

— Но как дело было — никто точно не знает.

Эти 15 человек из договора 911 г., где-то жили. Вернее всего, где-то вблизи Киева, создаваемых Вещим Чернигова и Переяславля. И дальше на запад. По краю степи, вблизи рек. Днепр, Днестр, Южный Буг. Варяги искали путь на богатый Юг и лезли по всем рекам. Многие там и оседали.

Владели какими-то кусками земли. Городами, усадьбами, весями. Имели собственные дружины. Размножались, гибли в голодовках, морах, набегах. Набегах — их, набегах — на них.

Их земли подвергались разорению. Печенеги, половцы. Владимир Креститель создавал линию южных укреплений, ставил городки, заселял их пришлыми. Ярослав Мудрый формировал Рось из "чёрных клобуков" — "своих поганых". Выжившие потомки варягов Вещего отодвигались дальше.

Вытеснялись. Довольно быстро, за поколение.

На смену Вещему Олегу приходит Игорь Древний. И жена его Ольга. И сразу, за тридцать три года, меняется состав подписантов следующего договора с Византией.

"Русь: От князя Игоря, его сына Святослава, княгини Ольги, от княжеских родичей и бояр были отправлены послы, называемые в летописи поимённо: Вуефаст от Святослава, сына Игоря; Искусеви от княгини Ольги; Слуды от Игоря, племянник Игорев; Улеб от Володислава; Каницар от Предславы; Шихберн Сфандр от жены Улеба; Прастен Тудоров; Либиар Фастов; Грим Сфирьков; Прастен Акун, племянник Игорев; Кары Тудков; Каршев Тудоров; Егри Евлисков; Воист Войков; Истр Аминодов; Прастен Бернов; Ятвяг Гунарев; Шибрид Алдан; Кол Клеков; Стегги Етонов; Сфирка...; Алвад Гудов; Фудри Туадов; Мутур Утин; купцы Адунь, Адулб, Иггивлад, Улеб, Фрутан, Гомол, Куци, Емиг, Туробид, Фуростен, Бруны, Роальд, Гунастр, Фрастен, Игелд, Турберн, Моне, Руальд, Свень, Стир, Алдан, Тилен, Апубексарь, Вузлев, Синко, Борич".

"Фонетика имён заметно отличается от фонетики древнедатского, древнешведского, древненорвежского и древнеисландского языков, но в целом восходит к прасеверогерманской. Говорят о "континентальном северогерманском диалекте", на котором говорили скандинавы, осевшие в Новгородской земле, в основном составлявшие до XIII века варяжскую часть дружин русских князей. Им пользовались скандинавы, осевшие в Смоленской земле (в Гнёздово северогерманское население непрерывно существовало с Х по XII века) и скандинавы Пскова, откуда происходит княгиня Ольга, имя которой — континентальное северогерманское. Континентальный северогерманский диалект сформировался на территории Руси в "гардах" ("варяжских слободах"), заселённых выходцами из Скандинавии в VIII-IX веках.

Часть имён распознают как кельтские, фризскиме, венето-иллирийские".

"Континентальный северогерманский" иногда называют, во избежание терминологической путаницы, "русско-варяжским".

А перво-варяги Вещего? — В леса, в предгорья. Где и размножались.

"Галичина могила" — одинокая высокая насыпь в урочище Качков недалеко от Галича.

Спокойно, коллеги. Ваш юмор насчёт качков, которые жили в урочище своего имени — понимаю. Но века уж сильно разные.

Внутри лодка, длина 3,5 м, ширина 2,4 м. Передняя часть сужена.

"В носовой части... три боевых топора, острие дротика, наконечники стрел, боевой нож и остатки золотой фольги... остатки боевого щита диаметром 42,6 см... был деревянным и покрытым золотой фольгой. Найденные в лодке вещи датируются серединой Х в. Кенотаф (символическая могила без человеческих останков — авт.) знатного военачальника. Погребальный обряд в Галичиной могиле имеет характерные признаки варяжского дружинного погребального обряда, а не восточнославянского... хорватский князь скандинавского происхождения".

Предполагают: могила основателя Галича.

Можно додумать почему кенотаф: походы Игоря на Византию в 941 и 944 г. были разгромными.

Игорь в 941 г. идёт на Константинополь. У византийцев на руках большая морская война с арабами. Однако, получив заблаговременно известие, они успели оснастить "греческим огнём" те немногие корабли, которые оставались в столице.

"Роман [император] велел прийти к нему кораблестроителям и сказал им: "Сейчас же отправляйтесь и немедленно оснастите те хеландии, что остались [дома]. Но разместите устройство для метания огня не только на носу, но также на корме и по обоим бортам"... Игорь приказал своему войску взять их живьем и не убивать. Но добрый и милосердный Господь, желая не только защитить тех, кто почитает Его, поклоняется Ему, молится Ему, но и почтить их победой, укротил ветры, успокоив тем самым море; ведь иначе грекам сложно было бы метать огонь... заняв позицию в середине русского [войска], они [начали] бросать огонь во все стороны. Русы, увидев это, сразу стали бросаться с судов в море, предпочитая лучше утонуть в волнах, нежели сгореть в огне. Одни, отягощённые кольчугами и шлемами, сразу пошли на дно морское, и их более не видели, а другие, поплыв, даже в воде продолжали гореть; никто не спасся в тот день, если не сумел бежать к берегу. Ведь корабли русов из-за своего малого размера плавают и на мелководье, чего не могут греческие хеландии из-за своей глубокой осадки".

"Будто молнию небесную имеют у себя греки и, пуская её, пожгли нас; оттого и не одолели их".

Игорь с частью дружины вернулся на Русь, другие пошли грабить побережье.

"Много злодеяний совершили росы до подхода ромейского войска: предали огню побережье Стена (Босфора), а из пленных одних распинали на кресте, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков. Пленным же из священнического сословия они связали за спиной руки и вгоняли им в голову железные гвозди... надвигалась зима, у росов кончалось продовольствие, они боялись наступающего войска... Стараясь пройти незаметно для флота, они в сентябре пятнадцатого индикта (941 г.) ночью пустились в плавание к фракийскому берегу, но были встречены патрикием Феофаном... Тотчас же завязывается второе сражение, и множество кораблей пустил на дно, и многих росов убил упомянутый муж. Лишь немногим удалось спастись на своих судах, подойти к побережью Килы (Фракия) и бежать с наступлением ночи".

Покойник сгорел от "греческого огня" или утонул в Чёрном море? Вот тела и нет. Но остались родственники, которые и построили достойную могилу.

Хорваты участвовали в походе Олега 907 г.

"Пошёл Олег на греков, оставив Игоря в Киеве; взял же с собою множество варягов, и словен, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как толмачи: этих всех называли греки "Великая Скифь". И с этими всеми пошёл Олег на конях и в кораблях; и было кораблей числом 2000. И пришёл к Царьграду: греки же замкнули Суд, а город затворили. И вышел Олег на берег, и начал воевать, и много убийств сотворил в окрестностях города грекам, и разбили множество палат, и церкви пожгли. А тех, кого захватили в плен, одних иссекли, других замучили, иных же застрелили, а некоторых побросали в море, и много другого зла сделали русские грекам, как обычно делают враги".

Упомянутые здесь хорваты участвовали в походе Олега под предводительством какого-то скандинавского князя? А неупомянутые — в походе Игоря под командованием сына или внука? Для которого сделали эту могилу? А его потомок, если по синхронным рюриковичам считать — в 8-10 колене — инициатор "сожжения Анастасии"?

Нет данных. Мы-то и в "древе Рюрика" путаемся, а уж по родословным соратников...

Археология даёт на Русской равнине десятки усадеб/замков/городков варяжских князьков. От Изборска до Белозерья, от Галича до Тулы и Ярославля. Историки целый период выделяют: "гнёздовский". Много их было, пришедших на Русь "володеть и княжить". Рюриковичи оказались самыми успешными.

Род — остался. Приняли крещение, поменяли причёски, язык и одежду, сменили имена на славянские и христианские...

Об именах.

Сын Настасьи — Олег. Имя среди рюриковичей встречается, но не часто.

Напомню: иногда ребёнка называют по небесному покровителю. Но св. Олега до 1995 г. в русском православии нет.

Другая причина: сильный родственник, который будет защищать и помогать ребёнку. Был Олег "Гориславич". Помер давно. Есть его внук, Олег Северский. Известен своими фехтовально-акробатическими навыками ("матас") и тремя браками. Пользы от него...

Третья причина: образец. Великий легендарный предок. Вот малыш вырастет и будет славен как пращур его. Как кто? — Олег Вещий? Вещий — не предок рюриковичам.

Имя должно вызвать позитивные эмоции у окружающих. У кого? У потомков варягов Вещего, с "младых ногтей" впитавших семейные предания, как их предки ходили вместе с Олегом "щиты прибивать на заборы"?

Судьба Олега — свидетельство "кошерности" (законности, церковности) брака. Анастасия — жена венчанная.

Рюриковичи, в отличие от их скандинавских родственников, не выносят ублюдков.

Причина в порядке наследования. "Вся Русь — достояние дома Рюрика". "Каждый князь имеет причастие в Руськой земле".

На Западе бастрад является конкурентом одного-двух родственников отца. На Руси — десятков.

У скандинавов прослеживается отдельное имя (Магнус) для сына наложницы, которого отец планирует в наследники. На Руси... только двум бастардам удалось стать владетельными князьями: Владимир Креститель и Юрий Туровский (сер.12 в.). Оба серьёзно повоевали за право называться "русским князем".

Про похождения Крестителя и сакраментальный вопрос "где деньги, Вова?" — я уже...

Юрию Туровскому пришлось выдержать три, как минимум, больших войны. Включая самую длительную в "Святой Руси" осаду — 10 недель. В ходе которой он писал осаждающим князьям: "примите меня в любовь". Это так бесило "настоящих рюриковичей", что только массовый падёж лошадей в их лагере заставил снять осаду.

Забавно, но эта традиция — "не брать ублюдков в игру" — продержалась до 1917 г.

После изгнания из Галича и странствий Олег Настасьич вернётся в город, будет принят князем (т.е. — законный) и вскоре отравлен.

Род — очень консервативная структура. Он и держится на традициях. Аристократы рисуют генеалогические деревья не из любви к пейзажам, а от ощущения: это — наш капитал, наши права, наша гордость. Древность рода даёт чувство превосходства.

Одна из самых устойчивых традиций — похоронный обряд. Своих покойников они хоронят по-христиански. Они стали "галицким боярством". Но память о "похоронах знатного руса" — осталась.

Никто иной в этом месте-времени не имеет, хотя бы в "преданиях старины глубокой", идеи публичного сожжения женщины.

Чисто сравнить:

— А давай убьём Бен Ладена!

— А давай! А как?

— Ну... застрелим, разбомбим, подвзорвём...

— Не. Перепилим деревянной пилой.

— Ты китаец?

Нет самой идеи.

Нет ни у кого, кроме потомков варягов, "древних русов".

Что могло так взволновать "намертво сросшийся терновый куст" галицкого боярства? — Передел власти, перспектива допуска "к кормушке" какой-то новой группы элиты. Опираясь на которую Остомысл может укоротить аппетиты бояр.

"Мешок желаний не имеет дна" — восточная мудрость.

Но его можно заткнуть. Другим мешком.

Ни сама женщина, ни её сын опасности для бояр не представляют.

Ну, будет один Ярославич, Владимир. Или другой, Олег. В чем разница?

Олег — лучше. Моложе, внешних связей у него нет.

У Владимира матушка — сестра Великого Князя Андрея Боголюбского. Который... Китай Бешеный.

А Олег — наш. Голенький, мягонький. Крути им как хочешь. Как скажем, так и сделает.

Если только за ним, за его родительницей не стоит серьёзная сила.

Кто она, Анастасия?

Карамзин даёт только одно: "злонравная женщина". Это характеризует, с чьих-то слов, её поведение, но не происхождение или статус.

В летописях нет женщин с без родственных/сословных характеристик. Женщина не может быть сама по себе — она всегда чья-то.

Вдовствующая Великая Княгиня приезжает к Мономаху просить за киевлян. Она — мачеха.

Жена Остомышлёныша спасает его из мадьярского плена. Она — попадья.

Имя идёт в комплекте со статусом: княгиня Ольга, инокиня Евфросиния.

Часто использование отчества без имени: Ярославна, Дмитриевна, Аеповна. Или притяжательной формы от имени мужа: Борисова, Всеволодова.

Про Анастасию — ничего.

"Золотой жук":

" — Я исходил из того, что автор намеренно писал криптограмму в сплошную строку, чтобы затруднить тем разгадку. Причем человек не слишком утонченный, задавшись такой целью, легко ударяется в крайность. Там, где в тексте по смыслу нужен просвет, он будет ставить буквы еще теснее".

Кто-то, позже я назову имя-отчество кандидата, убрал все ссылки на происхождение Анастасии. Старательно. Так что "перегнул палку". Не сам — сам-то он человек опытный и ловкий. Кто-то из помощников подкачал.

Так переписчик ПВЛ — не сам Нестор-летописец — вставляет в описание "Крещения Руси" совершенно маразматический для летописца, но вполне политически актуальный для современников переписчика, выдуманный пассаж о мерзких привычках мусульман.

Надо было придумать ей хоть какую-нибудь родословную, хоть какой-нибудь статус. Бабёнка посадская, просвирня... хоть что-то. Чтобы "дырка в атрибуции" не так била в глаза.

Впрочем — без толку. Русь слишком большая песочница, всю не вычистить.

Ипатьевская летопись:

"... выбеже княгини изь Галича въ Ляхи снмь с Володимиромъ и Кстятинъ Серославичь и мнози бояре с нею быша тамо и мсции и начаша ся слати к неи Стополкъ и ина дружина вабяче ю впять а князя ти имемь Володимеръ же посла ко Стославу кь Мьстиславичю ирося оу него Червьна ать ми будеть ту седячи добро слати в Галичь аже ти сяду в Галичи то Бужьскъ твои возъворочю и городы придамъ к тому. Стославъ же да ему и крстъ къ нему целова помагати ему и поиде Володимиръ кь Червьну и с мтрью и оустрете и весть Стополка из Галича поедь стряпять вца ти есмы яли и приятели его Чаргову чадь избили а се твои ворогъ Настасъка Галичани же накладъше огнь сожгоша ю а сна ее в заточение послаша а князя водивше ко крсту еко ему имети княгиню вь правду и тако оуладивъшеся"

Детали.

Остомысл "не любил супруги и так грубо обходился с нею, что она решилась бежать с сыном".

Типа: глухой ночью... вылезши в окошко... прижимая к сердцу ребёночка... замотав личико платочком... дав стражам на лапу... вздрагивая от каждого звука... вознося молитвы и трясясь от страха...

Такая картинка естественна для Карамзина — основоположника русского сентиментализма, автора "Бедной Лизы".

Увы. Не было тайного побега бедняжки-жены с дитяткой на руках от мужа-изувера: многолюдный и демонстративный шаг — "мнози бояре с нею быша тамо".

Во главе мероприятия яркий персонаж, которого полагаю главным инициатором — Кстятинъ Серославичь.

Другая форма имени: Конятин Спрославич. Из высших и специализированных галицких бояр.

Я рассказывал об осаде Вщижа. Тогда жители, не имея возможности хоронить погибших по христианскому обряду, прикапывали трупы прямо во дворах. Город осаждали дружины нескольких князей под общим командованием Черниговского, в тот момент, Свояка. Были и галичане. Остомысл послал команду для захвата предполагаемого там Ивана Берладника. Под предводительством этого Конятина.

Не срослось.

В 1170 г. (в РИ), Ярослав-"братец" займёт Киев, из которого сбежит Глеб Перепёлка и осадит Вышгород, в котором сидит Давид Попрыгунчик. В деле участвует галицкая дружина. Под предводительством этого Конятина. Который сделал поддельную грамотку от Остомысла, с текстом: а коли за пять дней Вышгород не возьмёте, то не губи людей, а возвращайся.

Конятин подделку покажет и дружину уведёт. "Братец" возмутится, но Конятин скажет волшебные русские слова:

— Пшёл нах...!

Что "братец" и сделает. В смысле: снимет осаду.

Ещё: "слати к неи Стополкъ" — Святополк Юрьевич (Миссионер), мой нынешний спутник. Остомысл сразу же шлёт его к жене и сыну с просьбой о возвращении. Тем временем Остомышлёныш "посла ко Стославу кь Мьстиславичю". Т.е. вступает в переговоры со Святославом Мстиславичем, "некошерным" старшим сыном Жиздора, который (в РИ) сидит князем в Берестье. Предлагая ему Бужск и другие города Галицкой земли за помощь против отца.

У феодалов сын не только родственник отцу, но и подчинённый, вассал. "Почитать в отца место" — формула русской феодальной присяги.

Прямая измена.

Остомышлёныш начинает военный поход, но встречает Миссионера который сообщает:

"Чаргову чадь избили а се твои ворогъ Настасъка Галичани же накладъше огнь сожгоша".

"Чаргову чадь...". Слово "чадь" даёт объяснение эпизода.

Термин в эту эпоху применяется к родо-племенным группам кочевников. Только. Я неоднократно вспоминал "Бастиеву чадь", разбирая взятие Киева в 1169 г.

Остомысл, стремясь вырваться из "тернового куста" галицкого боярства, пытается найти силу, на которую он может опереться. Нашёл: берендейский род Чагровичи.

Ипатьевская летопись:

"Том же лете переступи крест Володимер Мстиславич (Мачечич — авт.): начи слати к нему Чагровичи, Чекман и брат его, Токмак, и Моначиж...".

В 1168 г. Мачечич устраивает заговор против Великого Князя Киевского Жиздора. Сговаривается с "вероломными берендеями". Те соглашаются, но, обнаружив, что киевские бояре Мачечича не поддерживают, изменяют и ему, пытаются Мачечича убить. Тот с боем, под стрелами, бежит. И убегает в Залесье. А Жиздор пишет его матушке, своей мачехе, в тот момент — инокине женского монастыря в Вышгороде: "Или ты уйдёшь с Вышгорода, или я уйду с Киева". Я эту историю уже...

Мачечич переметнулся к Боголюбскому — Боголюбский победил — Чагровичи с Роси побежали.

Напомню: для населения Роси победа Боголюбского — смертельно опасна. Возможность одновременного удара половцев — союзников-родственников Боголюбского от Киева и "диких половцев" из Степи — катастрофа.

В Степи на это очень надеялись. Два года после победы, два года княжения в Киеве Глеба Перепёлки — два мощных половецких похода по обоим сторонам Днепра. "Дикие половцы" уверены, что Юрьевичи "приподзакроют глаза". Что не будут сыновья Долгорукого подставлять головы свои под половецкие сабли за ради давних врагов.

Они ошиблись: летописец отмечает храбрость и воинское искусство Михалко в сражениях с многократно численно превосходящими половецкими ордами.

Перепёлка допускает тактические ошибки, кыпчаки прорываются к предместьям Киева, берут большой полон. Но оба князя — Перепёлка и Михалко — действуют решительно и успешно.

Летопись раз за разам приводит слова берендеев: ухватили коня князя за повод и сказали "Ты наш город. Мы пойдём впереди".

Особо демонстрируемая верность необходима. Всё Поросье ожидает мести победителей. Много лет войн, множество эпизодов проявления жестокости, враждебности. Нужно доказывать преданность новым хозяевам. Наиболее "горячее" положение у берендеев. Он не просто воевали с суздальскими, но и неоднократно изменяли всем: смоленским, черниговским, волынским. Они, по общему мнению, "вероломные".

Бастий пытался "выслужиться": схватил Михалко и продал его Попрыгунчику. Ма-ла-дец! Но Михалко ставят князем в Торческ. Он снова прямой начальник Бастию и остальным.

Месть должна быть.

Поэтому часть берендеев уходит на Волынь. Где появляются топонимы типа Берендеево болото.

Этот же путь — уйти с Роси — приняли и Чагровичи. Но не на Волынь, а на Галичину. В Иваново-Франковской области есть места с названиями Чагривы и Насташино.

Оп-па. Топоним.

Что подтверждает: Анастасия — жена венчанная.

В природе есть река Чагра, левый приток Волги. "Чаг"+"ра" — финно-угорский гидроним. Тюркское чагыр (чагра) — "луг, пойма, пастбище". Чагарник — "плохо растущий кустарник на лугу". Хмыжник по-русски.

В нач.11 в. был внук Сельджука Тогрул-бек. Который со своим братом Чагры-беком, создал сельджукское государство. Я про это уже...

У огузов чагры (чакры) — "самая отважнейшая и храбрейшая птица", вид соколов. "Огуз-наме": тотемы огузских племён — хищные птицы разных пород. Не серый гусь или лебедь половцев.

Берендеи — "загадочный народ, густо пятнающий страницы русских летописей". Я дал уже собственную версию происхождения этого народа, возводя его к кутигурам хана Кубрата.

Все имена чагровичей — языческие. Анастасия — греческое, православное.

Торки, да и остальные кочевники, осевшие на Роси, крестятся. "Крещёный торк" — встречается в летописях. Торк — поп из Белой Вежи — оставил своё имя в граффити в Киевской Софии.

А вот берендеи — закоренелые язычники. Они не принимают христианства. Наоборот, их ритуалы дополняют христианские в захоронениях православных русских князей на Роси.

Т.е. её крестили? Зачем?

Смена веры необязательна для любовницы. Но обязательна для жены: венчание идёт в церкви.

Насташино.

Владение, подаренное Анастасии?

Понятие "утренний дар" существует во многих культурах. В "Саксонском зерцале" фон Репков подробно расписывает имущественные коллизии, возникающие вокруг этого вида собственности. У русских такого в законах и обычаях нет, но есть традиция дорогого подарка жене на рождение первенца. Это оно?

— Да ты чё? У него ж, у Остомысла этого, уже ж жена есть! А многожёнства на "Святой Руси" нет! Не басурмане же! И разводов нет! Наши предки жили в любви и согласии!

Ага. Но по "Уставу церковному" плата попу за развод венчанных супругов 6 гривен, невенчанных — 3.

Ещё: Ольга Юрьевна со второго раза убегает-таки от Остомысла, оказывается в монастыре в Боголюбово, где и умирает в 1181 г.

Уход в монастырь — отречение от мира. Прекращение всех мирских связей. Замужняя женщина не может уйти в монастырь. Т.е. Ольга — не замужем. И не вдова. А кто? — Разведёнка ("пущеница"). С какого момента?

Прикинем хронологию.

Март 1169 г.: войско Боголюбского берёт Киев.

Чагровичи бегут на запад. Получают от Остомысла место для жизни.

Они не могут остаться на Роси у Киева: Мачечич, которого они предали и чуть не убили — в числе победителей. Не могут на Волынь: там Жиздор, которого они предали в истории с Мачечичем и, возможно, снова в событиях перед взятием Киева ("бой на Щековице") и/или в ходе его прорыва из города. Тогда какие-то берендеи перебили множество знатных людей вокруг князя, дважды ранили его в руки стрелами.

Лето 1169 г.: Ольга Юрьевна везёт дочь Ефросинию (Ярославну) в Новгород-Северский, венчание Ярославны с князем Игорем (Полковником).

Весна 1170 г. (или раньше) Остомысл и Анастасия "делают" Олега Настасьича. Иначе "сажать в заточение" некого будет. Перед этим — крещение "принцессы" Чагровичей и венчание. По общему правилу жена переходит в веру мужа.

Никто не возражает: бояре не бунтуют, дружина служит.

Лето 1170 г.: Конятин приводит галицкую дружину под Вышгород. Демонстрация верности:

— Волынский! Я за тебя!

И уводит её по подложной грамотке. Демонстрация верности другой силе:

— Смоленский! Я за тебее!

8 марта 1171 г.: Конятин увозит из Галича Ольгу, Остомышлёныша и "мнози бояре".

Возможная причина исхода: рождение мальчика (Настасьича).

Другая: требование с Волыни наказать изготовителя "подложной грамотки".

Как князь Давид Игоревич ("ослеплятель") сдал своих бояр в истории Василька Теребовольского — я уже... Кто-то хочет оказаться в роли тех, расстрелянных и повешенных?

Третья: празднования (Новый год — 1 марта) и, например, объявление Остомыслом младенца Олега главным наследником.

Октябрь 1171 г.: мятежники убивают людей Остомысла, сжигают перед ним Анастасию. Княгиня и княжич, уже идущие войной на "своего законного", узнают новости, их угроза сработала, возвращаются в Галич, примиряются с Остомыслом.

По летописи Ольга вернулась в Галич через "восемь месяцев" после побега.

А, да. Бедного Святослава Мстиславича (Ублюдка из Бреста) — "кинули", известий о передаче ему обещанных городов нет. Дружины собирал, деньги тратил, крест целовал...

— А я передумал, — говорит Остомышлёныш. — Мы с папенькой помирились, в тебе нужды более нет, ступай домой.

— А города обещанные?

— А за что?

"Я тебе обещал — я тебе ещё пообещаю" — характерный приём нескольких поколений Галицких князей.

Предполагаю — свидетельств нет — весной-летом 1169 г. Остомысл лихорадочно ищет союзников.

Система балансирования между Волынскими и Суздальскими, которую построил его отец, которая выражается даже в особенностях связующих составов в каменных постройках этой эпохи в обеих землях (я об этом — уже...) — рухнула со смертью Долгорукого. Мир, обеспечиваемый разумностью Ростика — умер в 1167-м. Личные отношения с Жиздором — они оба в юности "ездили у стремени" его отца, Изи Блескучего — были хороши, пока Жиздор был Великим Князем. Теперь в Киеве — Перепёлка, в Луцке — "братец". Другие люди. И над всеми — Бешеный Китай из Боголюбова.

Нужны "свои люди". На стороне Боголюбского — Игорь, единственный пригодный для бракосочетания князь — выдать за него Ярославну. Одновременно унять ближнюю опасность: Остомысл "делает ставки на всех лошадей" — послать дружину в помощь Волынским в Дорогобуж и под Вышгород. Но не сильно. И Конятин уводит дружину.

И своём княжестве: Чагровичи, "беглые берендеи".

"Усидеть на трёх стульях".

Первый и третий союз закрепляют, как принято в средневековье, брачными договорами. А вот дружбу с Волынцами Конятин нагло развалил "поддельной грамоткой". За подделку боярина не наказывают.

Союз с "новой силой" позволяет Остомыслу наплевать на Волынских?

Психологически понятно: "вот и выросла дочь — стало незачем жить".

Замужество, отъезд Ярославны делает бессмысленным брак с Ольгой Юрьевной.

Типично и для 21 в.:

— Наконец-то! Дети выросли. Теперь — свобода! Развод.

"Женщине бывает недостаточно, чтобы муж был сыт. Многие стараются, чтобы он был сыт по горло".

Остомысл — уже. "Сыт по горло".

Дальнейшее пребывание Ольги в роли "княгиня Галицкая" — вредно. По личным свойствам: вражда с Боголюбским. Она поедет в Залесье только после его смерти. По династическим: Юрьевна. Для Волынских — основание для подозрений.

И тут появляется возможность "поправить дела" — породниться с берендеями, получить опору не только против внешних, но и против внутренних врагов.

"Дела поправляют" согласно эпохе. Иногда — суммой с нулями, иногда — моб.резервом.

"Поправить дела выгодным браком" — это ли новость? Следует ли проводить параллели с комедией Островского "Красавец мужчина"?

Персонажи другие. Ольга Юрьевна вовсе не кроткая, беззаветно влюблённая девушка. Она не будет послушно лжесвидетельствовать о своей супружеской измене.

Так и не надо!

Все рюриковичи — кровосмесители. Основание для развода — прямо в гинекологии.

Ой, ошибся: в генеалогии.

Остомысл — пятое поколение потомков Ярослава Мудрого, Ольга — четвёртое. Между ними нет семи поколений разных предков, как требуют правила православной церкви, подтверждённые Константинопольским собором 1158 г.

Глава 722

Уточним хронологию:

— лето 1169 г. — Ольга возвращается со свадьбы дочери;

— осень 1169 г. — "развод за шесть гривен". По обычному для Европы основанию: близкие родственники. Так в эту эпоху разводят Иерусалимского и Французского королей. Отчего, например, Алиеонора Аквитанская становится Английской королевой. Новый брак по канонам возможен через шесть недель;

— зима 1169 г. — брак Остомысла и Анастасии. Ольге некуда ехать. Тёщей в Путивль — не хочет, сестрой в Боголюбово — не желает. Остаётся при сыне;

— осень 1170 г. — рождение Олега Настасьича. Младенец выжил, растёт здоровым. Для Остомышлёныша — очевидный враг;

— зима 1170-71 — раскручивается история с "подложной грамоткой". Ярослав-"братец" то занимает Киев, то убегает. Его злопамятство проявляется ярко и попадает в летописи. Что "вышгородскую шутку" он не простит — очевидно. Был ли подлог согласован с Остомыслом, или это инициатива Конятина...? — Ну не себе же голову рубить! А виновные должны быть наказаны.

— март 1171 г. — Конятин бежит из Галича. Бежит к ляхам, хотя до Волыни ближе. Но там ему голову отрубят. Бежит, прихватывая всех недовольных Остомыслом: княгиню, Остомышлёныша, "мнози бояре".

— лето 1171 г.: — "подрывная деятельность". Остомышлёныш собирает армию, предлагая Волынцам куски "отчизны", Конятин "работает с народом", княгиня бьётся в истерике. Последнее необходимо: Остомысл сразу же посылает Миссионера, который приводит разумные доводы. И который (после этих переговоров?) не выносит Остомышлёныша.

— октябрь 1171 г.: начинается вторжение. "Пятая колонна" срабатывает быстрее. Миссионер встречает компашку на марше и сообщает: "чадь" — побили, Анастасию — сожгли, младенец — в заточении. Остомысл принёс крёстную клятву — "имети княгиню вь правду".

Коллеги, ваш вопрос: а куда ж он её имел до того? — м-м-м... антиисторичен.

Ситуация знакома по 21 в.: супруги то сходятся, то расходятся. Одна моя знакомая трижды выходила замуж. За одного и того же парня.

Аналог этой эпохи: история Сибиллы Иерусалимской.

Умер её брат, "Прокажённый король". Умер, через два года, лет девяти от роду, её сын, тоже коронованный. Совет королевства предлагает корону ей. Условие: развод. Уж очень не хотят они видеть королём её второго мужа. Сибилла соглашается. Но тоже ставит условие: супруга себе выберет сама.

— Хорошо, — говорит Совет.

Сибилла разводится, коронуется, венчается. Со своим прежним.

— Ап-ап... Мы ж договорились, что этот Ги отсюда... гикнется!

— Мы договорились, что я выберу.

Через два года — "катастрофа на рогах Хатина" и падение Иерусалима.

Сходная цепочка: развод — достижение желаемой цели — возврат к прежнему супругу — катастрофа. И для Галича, и для Иерусалима — утрата независимости. У Галича агония много дольше.

Остомысл развёлся, женился, овдовел, снова женился. На своей прежней. Быват.

Через год княгиня и княжич снова бегут из Галича. Т.е. дело не в Анастасии? Есть она, нет её — "ехать уже пора". Им. А вот Конятину — нет. И всё сыпется.

Остомысл заплатит ляхам три тысячи гривен. Оценка: треть гос.бюджета. За что? — Чтобы те побили луцких. Для чего? — Чтобы "имети княгиню вь правду"? Сравните с предыдущим случаем, когда она сама рвалась в Галич. Или не она, а Конятин?

Ляхи выжигают пару городков. Луцкий князь пугается и выгоняет бедненьких. Они бегут дальше. Остомышлёныша возвращают в Галич из Чернигова. Забавная схема обмена заложников, которые не заложники, которые ни одной стороне даром не нужны.

А Ольга? — Ольгу высылают в Торческ к брату Михалко. Тот тоже... видеть сестру не хочет. Она бежит к дочке, к Ярославне в Путивль. Тёщу — терпят. Несколько лет. После убийства Боголюбского, она возвращается в Залесье. В монастырь в Боголюбово.

Внуки? Какие внуки? Это не та бабушка, чтобы возле внуков виться да заботиться. Андрей помер? — Воля, можно ехать.

Итак.

Анастасия — берендейская "принцесса". Её брак с Остомыслом — политический, законный, церковный. Цель Остомысла: создать противовес местным боярам, цель берендеев — закрепиться в эмиграции.

Побег "бывшей" — политическая демонстрация "оппозиции" ("мнози бояре"). Осложнённая личными проблемами. У Остомышлёныша — утрата статуса единственного наследника, у Конятина — перспектива наказания за "подложную грамотку".

"Сожжение Анастасии" — политический акт, ликвидация "живой печати на договоре". И разрыв, таким образом, договора князя с берендеями. Исполнен "галицким боярством" — потомками варягов 10 в.

"Бытовуха", о которой толкует Карамзин ("слабость к одной злонравной женщине") — борьба за власть групп элиты.

Автор "Бедной Лизы" видит в эпизоде сентиментальную историю. Монархист не хочет видеть конфликт монарха и аристократии, поражение Государя, неспособного защитить даже свою жену.

Вопрос: "за что сожгли Анастасию?" — неверен. Не "за что?", а "почему?" — потому что она "живая печать" на договоре Остомысла с берендеями.

Ни за что.

Как были убиты миллионы, если не десятки миллионов, женщин в истории человечества в ходе похорон своих мужей или хозяев. Обычай сохранялся, например, в некоторых областях Индии ещё в 19 в.

Эпизод местечковой политики. Картина "Галицкие бояре тащат на костёр Анастасию" (К.Лебедев) верна: суда, предъявления обвинений — не было.

Одна ошибка: возраст женщины. Девушек выдают замуж рано, Анастасии "перед костром" лет 13-15.

Мда... А сожгли ли её?

После столь детального разбора самое время спросить: "А был ли мальчик"? В смысле: девочка.

Прикиньте в подробностях.

— (Боярин:) Княже, прогони Настаську, верни Ольгу. А то Настаську сожжём.

— (Остомысл:) Да пошёл ты!

Не поверил. Схватили, задушили. Поверил.

В археологии, в записях арабов и греков о человеческих жертвоприношениях у славян, видно, что жертву сперва душили, или она сама вешалась, а уж потом размещали среди похоронных принадлежностей. Дабы своей суетой не мешала благочестию и красоте древнего отеческого обряда.

Дальше?

Шантаж — способ заставить жертву выполнить желаемое. Угроза отнять что-нибудь важное. Жизнь, здоровье, имущество. Остомысл — не трус, просто рявкнуть на него — не испугается. А отнять что-нибудь у него бояре не могут.

Они не могут его убить. Рюриковичей нельзя убивать. Пока.

Черниговские "братаны" объявляли награду за голову Свояка (Святослава Ольговича). Никто не рискнул. Отчего и Москва основалась — я про это уже...

Боголюбского убили. И всех участников убийства постигла кара. Даже и в посмертии. Камень с поимённой анафемой всем участникам найден в Спасо-Преображенском соборе в Переславле-Залесском в 21 в. Последняя фраза: "Си суть убийцы великого князя Андрея, да будут прокляты".

Ослепить? Кастрировать? — С этим в Византию или в Польшу. У нас пока — не.

Ближайшие полвека сильно изменят "границы допустимости". В этой части. В этой местности.

Факт убийства произошёл. Чем бунтовщики могут "после того как" сподвигнуть Остомысла на исполнение их требований?

Угроза убийства сына Олега? — Возможно. Правда, убийство младенца... уж очень некошерно. Ещё оттенок: взрослые мужчины, как правило, мало привязаны к маленьким детям. Можно посмотреть реакцию Пьера Безухова на сына Болконского в "Войне и мире".

Другая угроза: сжечь тело Анастасии и пепел развеять... так что и хоронить нечего будет... лишить христианских ритуалов — омывания, отпевания, упокоения... могилы, куда можно придти помянуть... крест на могиле...

Нет тела — нет ритуалов — нет "спасения" — вечность в пекле.

На Руси используют термин "заложные покойники". Сожжённая на костре — попадает в эту категорию? Их называют "мертвяками" и "нечистыми". Умерших насильственной смертью, сгоревших на пожаре, самоубийц, опойцев (умерших от пьянства), утопленников, некрещёных детей, колдунов и ведьм. Их не хоронят на кладбище, не отпевают. Их души не получают упокоения, остаются на земле во власти нечистой силы.

Для религиозного Остомысла такая посмертная судьба любимой женщины... достаточное основание для исполнения требований заговорщиков?

Задушив Анастасию заговорщики доказывают Остомыслу серьёзность своих намерений.

Сжёгши её, живой или мёртвой, они утрачивают рычаг влияния на князя.

— А... А как же?! Костёр же! Аутодафе!

— А что увидела Анжелика, отбив Жофрея де Пейрак у инквизиции?

Летописец интересно формулирует. Княгиня с княжёнышем убежали — факт. Остомышлёныш пообещал отдать города — факт. В момент вторжения встретили посла — факт. Посол сказал, что Анастасию сожгли — факт.

Факт, что посол сказал. Вот такие слова. А вот соответствуют ли слова посла — событию? Летописец — никак. Его дело — факты.

Летающий в облаке змей над Киевом опустил к земле три головы на тёмных шеях — факт. Сам видел. Так и написал.

В эпизоде об ослеплении Василька Теребовльского участники преступления несколько раз меняют показания. "Вы не так поняли!".

Насколько дипломатия в условиях начинающейся войны и мятежа соответствует фактам?

"Карибский кризис". Громыку вызывают в Белый дом.

— Вы разместили ракеты на Кубе! Вы собираетесь напасть на США!

— СССР не собирается нападать на США.

Правда. Военная доктрина СССР не предусматривала нанесение ядерного удара первыми. Чтобы не разместили на Кубе — это оборонительное.

Я вам больше скажу: даже тонная бомба с тикающим механизмом в подвале Белого Дома — не нападение. Фактор сдерживания: сдерживает дурные мысли.

В 1150-х Остомысл построил себе новый собор — Успения Богородицы. Не хотел рядом с отцом упокоиться. В 1930-х там найдут саркофаг с останками пожилого мужчины. Говорят: сам князь.

Рядом гроб молодой женщины с золототканой головной повязкой. Говорят: княжна или княгиня.

Кого Остомысл пустил в свою могилу?

В рассматриваемые десятилетия есть только две молодые женщины княжеского достоинства, которые могли быть там похоронены.

Одна из них — Анастасия.

Так — в РИ.

* * *

В АИ... В ткань истории впёрлось прогрессоидное попандопуло.

Я общался с Ольгой Юрьевной, Остомышлёнышом и Фросей Ярославной в Киеве, в мае 1169. Ольгу лично мордой в блюде с медовыми заедками возил. С Фросей... тоже возился. Активно и взаимно приятно. Хорошая девушка с прекрасным вокалом, поэтическим даром и... и многими другими достоинствами, знакомыми мне как по истории русской словесности, так и по личной банной истории.

К этой Анастасии я... никак. К самому Остомыслу... не очень. Как и ко всем другим персонажам этой истории.

Ну и фиг с ними. Обстоятельства я малость поменял. В смысле: мы. С Боголюбским и другими. Дальше — "сама-сама".

"Сама" — в новых условиях.

Я ничего в этой истории не прогрессерил. Никого не зарезал или, там, наоборот. Но я — есть. И "ткань истории" вокруг — плывёт. Трещит и рвётся. Независимо от моего желания.

В АИ в Галич пришло втрое больше берендеев, чем в РИ.

Убив Бастия в Киеве, я "унизил" его "чадь". Назначение Чарджи главным в Торческ "унизило" всех "чёрных клобуков" — должен быть князь-рюрикович. Но Чарджи — инал из рода ябгу. Да ещё обретший легендарный золотой лук с золотым стрелами самого отца-основателя Огуза (я про это — уже...). Отчего торки чрезвычайно возрадовались:

— Инал! Настоящий! Сокрытый до времени, но явившийся в наши дни!

Торки "ощутили мощный прилив надежд на перемены к лучшему". Сходно с чувствами правоверных шиитов при появлении "сокрытого махди" — восторг неописуемый.

— Наконец-то! Ура! Конец света! Всем — по справедливости!

Следующие за торками во всём печенеги — присоединились. Ковуи и половецкие роды, присутствующие на Роси, держались более сдержанно, но вполне лояльно. Одни берендеи были против. Особенно против того, что утратили привилегированное положение.

В летописях в два ближайших года Михалко и Перепёлка общаются только с берендеями, их отряды идут впереди княжеских дружин. В АИ наиболее активными стали торки.

* * *

Напомню: Рось — "отстойник", мозаика разных, в религиозном и этническом смысле, групп. Ведущее положение занимают берендеи. Именно их постоянно вспоминают летописи. Они то поддерживают кого-то из князей, то изменяют, то спорят с ними. Мономаха они так достали, что он вообще всех "чёрных клобуков" выгнал. Торки и печенеги "бежали в степь". А берендеи ушли в Венгрию, были там хорошо приняты. Потом, по призыву второго сына Мономаха, вернулись всем народом. Тысяч 30-40 общей численности.

Из каждого десятка летописных упоминаний "чёрных клобуков" на берендеев приходится половина, пара упоминаний торков, по одному печенегов, ковуев, половцов.

* * *

От берендеев ожидались разные гадости. И они были. Но большого размаха не получили: Чарджи был готов, ему было на кого опереться и на самой Роси, и на Руси.

Попытки "диких половцев" сходить на Русь давились. Чарджи как командир не хуже Михалко, а имея под рукой не "вероломных берендеев", а торков, взирающих на него с обожанием, он мог действовать резко. Переходя от обороны к активной обороне. Очень активной. Не только останавливая вторгшихся находников, но и преследуя до их становищ.

Такая тактика была поддержана формируемыми Искандером за спиной у Роси "государевыми полками". Если по летописи Михалко ведёт в бой триста копий против семи тысяч половцев, то у Чарджи было два полка по полтысячи гридней и пять-семь тысяч торков и печенегов. Один крупный и пяток мелких набегов "обломались больно".

И все успокоились. На глубину в пару-тройку сотен вёрст.

Глубже в Степи успехи русских вызвали реакцию, с которой мы столкнулись чуть позже.

При таких раскладах от берендеев для доказательства своей преданности новой власти требовалась совершенно запредельная отвага. Что, знаете ли... несколько опасно. Или покорность. Что противоречит их привычному гонору.

В РИ летом 1169 г. Жиздор приезжал на Рось, хотя и не дошёл до Киева, сманивая берендеев к себе на Волынь. В следующем году уже "братец" то занимал Киев, то убегал оттуда. Снова сманивая берендеев.

В АИ Волынь была быстро занята силами центрального правительства. Волынские князья вывезены в Боголюбово, а ставленники Боголюбского давать берендеям земли не собирались.

Чагровичи, однако, ушли. Потому что в Галичину, а не на Волынь. К ним присоединились и иные кланы.

Пленение волынских князей исключило их попытки немедленно вернуться в Киев. И, соответственно, "Вышгородскую подделку".

Попрыгунчик сидел в Константинополе, другие смоленские княжичи ковырялись с Новгородом, в "играх" на Юге участвовать не могли. Те самые два года мира, о которых я уже...

Конятин не ходил к Вышгороду, не размахивал подложной грамоткой, устраивать всю эту заварушку с "аутодафе" ему нужды нет.

Бунта не будет?

* * *

"— Милый, как я выгляжу?

— Главное, что мы все живы и здоровы".

И правда: важно ли как выглядят участники этой истории? Моё дело: минимизация потерь и разрушений.

Размышляя о делах нынешних, мне постоянно приходится "скакать фокусом внимания". От свойств классовых, народных, массовых. "Идея овладевшая массами, становится реальной силой". Ну, и какая нынче идея исполнила это "волнительное движение" — "овладела массой"? — К свойствам личным, персональным. "Мы можем выбрать только то, что мы можем выбрать".

Черномырдин: "Эти выборы обернулись для нас тяжелым испытанием. Это никогда больше не должно повториться". Что для конкретной персоны — "никогда больше"?

Ни свойства отдельных личностей, ни классовые интересы в АИ не отличаются от РИ. Но изменившиеся условия могут изменить формы проявления.

Конятина не "пекло" за подлог. А вот "классовый интерес" получил бОльшую насыщенность: берендеев пришло не одна "чадь", а три. Остомысл сразу почувствовал себя сильнее, дал новосёлам не два селения, а шесть. Из своих личных поместий.

Будет повод — расскажу о "домениальных владениях русских князей", о трансформации этого вида собственности в ходе ист.процесса. Москва (Кучково), к примеру — личное владение Боголюбского. Забавно работал Ростислав Смоленский в части северных радимичей на его личных землях... В другой раз.

Чисто к слову.

Степная орда — 20-40 тыс. душ. Структура десятичная: десять куреней. Курень — десять кошей. В коше (роде) — десять семей. Здесь семья — большая, патриархальная. Подобна эрзянским кудо или черногорской задруге. Состоит из малых (парных, нуклеарных) семей. Малая семья: пять человек и 20-25 лошадей в биологическом эквиваленте.

Эти цифры очень... средние. Штатного расписания у орд нет.

Глава орды — хан. Глава куреня у половцев — аепа. Хотя часто всех, вплоть до глав большой семьи называют "хан". Иногда — "подханки". Мономах говорит: "знатные люди", в летописях — "господиничи".

Семьи и кош строятся по родственному признаку. А вот курень и орда... для оседлых народов об аналогичных образованиях говорят: по соседскому. В куренях половцев не только кипчаки. Есть торки — один из двух половецких "царских" родов (Элдори) — восходит к правителям огузов. Есть потомки древних булгар.

У огузов было 12 орд, у кыпчаков на Иртыше — 7. В Северном Причерноморье обычно 12-15 половецких орд. Хотя во времена Боняка и Тугарина — 4. Как в данный конкретный момент...? — Как трава в Степи вырастет. Если засуха, то орды уменьшаются и общим числом, и внутри себя. Наоборот, при благоприятных условиях новые этнонимы ("читеевичи", "бирюковичи"...) появляются за одно-два поколения.

"Чадь" — не только дети, родственники, но и "инородцы". Отсюда, например, русское "челядь" — рабы из военнопленных. Или из подчинённых племён. Или примкнувшие роды. Соответствует не семье, пусть бы и патриархальной, не роду с общим предком — кошу, а куреню.

В Галич пришли три таких толпы. 10-12 тыс. душ. 2-2.5 тыс. боеспособных мужчин: у кочевников каждый мужчина — воин.

* * *

Личности в АИ — те же. Остомышлёныш трусил отчаянно. Ольга Юрьевна буруздела, хамела и скандалила как обычно. Но в АИ бежать недовольным некуда: на Волыни — ставленники Боголюбского. Которые тонкой женской души не понимают, а понимают субординацию:

— Выгнал? А ты ему кто? Ах, бывшая... К Государю. Он милостив. А я бы и рад, да не могу: фонды не выделены, сметы не считаны...

Не могли они бежать и в Польшу. По географии: дорога идёт через Перемышль. Нынче это Русь. Сидит там (в АИ) князем зять Остомысла Игорь Полковник. И любящая отца дочь Фрося Ярославна. Конечно, матушка с братиком могут по-родственному заехать в гости. Но не по случаю мятежа и измены. А "мнози бояре"... — не пролезут вообще.

"Котелок" Галича оказался "закрыт". Он кипел, подогреваемый обилием берендеев. И, наконец, оказался на грани взрыва.

Миссионер изложил ситуацию в двух словах. Отчего у меня и вырвалось... несколько словообразований:

— Охренездится. Уелбантуриться импозантно. Шитируя факом.

Более подробный конспект событий, я услышал в крестильне от его галко-подобного знакомца.

— Та-ак. И когда ж оно полыхнёт?

— Да вот. Днями. Меня ж чего послали? Как узнал Серославич, что тута Ярослав, стал быть, Изяславич, то взволновался. Замыслил берендеев сюда скинуть. Чтобы пришлые землю нашу не топтали. А Чекман и брат его, Токмак, ханы берендейские, говорят: не. У нас, де, с Ярославом здешним, Галицким — любовь. А с тем Ярославом, Луческим — вражда. Не пойдём. Наш-то князь довольный ходит, с ханами ласков, улыбается им. Бояре Галицкие шипят: во, де, Восьмисмысленный наш, из бабской дырки войско конное враз вынул. Тут с отсюда, с Луческа-т, людишки прибегают. Сказывают, что князь здешний вражды, де, не копит и желает с теми берендеями крест на любовь целовать. Ну и... всякое добро обещает. Что пограбят — то их. Иные там ханы говорят: идём. А Чекман: не. Ярослав, де, худое долго помнит.

Политический договор — вид сделки. Если сделка чуть сложнее, чем на блошином рынке — товар-деньги одномоментно — то требуется взаимное доверие, понимание партнёра.

Понимание есть: все — лгут. Все участники предполагаемой сделки неоднократно доказывали, что они лжецы и изменники.

— А тут, слышь-ка, с Володимера прибегают. Не нищебродь кака, а из больших волынских бояр. От Мачечича, от самого. А Чекман сразу: а грамотка есть? Те покрутилися, подают грамотку. С печатью. А Токмак, глазастый поганец, говорит: не, грамотка поддельная. Шнур, говорит, не в ту сторону крученный.

* * *

"Верьте людям на слово. Когда оно заверено подписью и печатью".

Здесь подписей нет, а печатей недостаточно.

* * *

Ежели Конятин в РИ подобную хохмочку провёл, то "идея витает в воздухе". А кому как не "вероломным берендеям" "держать нос по ветру" в таком деле?

Кубло. "Клуб вероломных".

Берендеи, "братец", Мачечич, Остомысл, Конятин, Остомышлёныш... все предавали.

"Верить нельзя никому". Не по философии, а по опыту, по личной истории каждого участника. Мы ж в "Святой Руси"! Здесь врут все. И как же они договорятся?

— И как?

— Крику было...! Аж в драку.

— А Остомысл?

— А он... вроде как не знал. Ни Луческие послы, ни Владимирские к нему ж не шли. Тайно, вроде. А тут собрал ханов берендейских. И говорит: Я, де, Государю крест в церкви целовал. Не велю, грит, противу него воровати. А ханы, само собой, в крик: А давай нам то-другое-третье. Хлеба давай. Майна разного. Луга, вишь ты, им Заднестровские сподабалися. А тама табуны Инегельдовичей ходят. Ну, когда снегу нету. А Остомысл и каже: погляжу, де, на ваше поведение. Будете под моей рукой верно ходить — награжу. Чем-нить. А Инегельдовичи про тот разговор прознали — бегом к Серославичу, к зятю ихнему. Помогай, де, граблют-отнимают. Тот к Остомыслу. Ну и поговорили. Что, как — не знаю. Только Серославич... вышел — лица на нём нет. И сходу к бывшей, к княгине Ольге свет Юрьевне.

— А та?

— А та... Как язва была, так и осталася. Ой. Ты прости-извини, что я сестру твою...

— Кор-роче.

* * *

Как известно, мужчине в женщине более всего нравится тело. А женщине в мужчине — мозги. Что кому нравится — тот то и "имеет". Поскольку Остомысл, по летописи, с мозгами, то у Ольги Юрьевны... обширное поле для "поимения".

* * *

— Ага. Ну. Она Остомысла и жёнку тую, Анастасию, всю дорогу крыла... нехорошими словами. В голос. Что у князя крючок мал да вял — на весь Галич кричала. Настьку летом-то за волосы оттаскала в церкви. А тут раз — и затихла. Тут хозяин мой и говорит: скачи в Луческ, скажи свояку моему, он у Ярослава в стольниках... Да уж... Был. Упокой господи его душу... Эта... чтобы не ждали берендеев на подмогу. Как ханы соберутся — мы их тута вырежем.

— Факеншит. Когда?

— Когда соберутся? Дык... вот же... Новины. Неделя промежду Новым годом и Великим постом. Тогда всякое гулевание будет. А после нельзя, Остомысл же того — благочестивый, всеи дни святые блюдеть желает.

Видать, и в РИ эту новогоднюю неделю в Галиче отгуляли бурно: Ольга с сыном бежали из города 8 марта.

Ну, давай, Ваня, яви миру вершины политического прозрения, исторического предвидения и этой... как же её... государственной мудрости. Чего делать-то? Да и надо ли чего-нибудь делать?

Э-эх, сейчас бы взять листов пачку, да разрисовать топологию связей, положительных и отрицательных, прикинуть блок-схему потока событий с разветвлениями и вероятными весами исходов. Графика структурирует мышление, помогает наглядностью выделить неочевидное... Увы, придётся на пальцах.

* * *

"Специалисты — те, кто глубже других не понимает, что происходит".

Не могу отнести себя к тем, "кто глубже" в этом дерьме. Э-э-э... в смысле: в гос.мудрости.

* * *

Компашка из Ольги, Остомышлёныша и Конятина — из города не сбежит. Некуда. Кажется.

Конятин заводилой не будет — ему угрозы нет. Вроде бы.

Бояре и горожане перережут берендеев. Или нет.

Анастасию сожгут. Или зарежут. Или удавят. Наверное.

А мне-то что? Ключевой вопрос: Ваня, чего ты хочешь?

Стечение обстоятельств. Случайность, выражающая закономерность.

Сидя на Стрелке я не имел повода, даже зная что-то поверхностно, тем более — по-карамзински, "по-семейному", не только как-то участвовать в этой истории, но даже задумываться о ней. Мало ли подобных коллизий происходит в мире? Что мне до споров зулусов в их вигвамах? Хоть бы и над Днестром?

"Кто меж супругов встревает — всегда битым бывает" — русское народное наблюдение.

Вот честное слово, про азиды свинца — куда интереснее!

Боголюбскому что-то померещилось в Полоцке, мне надо было посмотреть канал на Двинце... Ладно, поднял задницу, пошёл-глянул. И тут на тебе: бегом в Луцк!

Абзац. Нарастающей... песцовости.

Ладно — добежал, город взял, мятеж задавил, князя повесил... Вроде — всё. Дело сделано, можно возвращаться к предыдущему заданию в стеке. Что там? — Полоцк? Сща придурков дообезглавливаю и пойду.

Увы, у меня изменилась "точка зрения". Именно "точка". Не "на", а "из". Не куда смотреть, а откуда.

Я оказался в этих краях, прежде отделённых от меня тысячевёрстным труднопроходимым пространством "Святой Руси". Увидел эти земли. Послушал здешних людей. У меня появилась возможность влиять на события в этом ареале. А, значит, необходимость обдумать вековечный вопрос русской интеллигенции: "что делать?". В этом конкретном сегменте пространства-времени.

Может, и ничего. Если анализ ситуации покажет выгодность ничегонеделанья.

* * *

Чагровичи — враги. Оттого и сбежали с Роси. Если галичане их убьют — хорошо. Чем у ворогов покойников больше — тем лучше.

Но всех... не получится. Оставшиеся побегут. Куда? К Мачечичу? — Будут виниться за прошлые измены, "искупим кровью".

Мачечич... Пока жив был "братец" — не вопрос. Послал бы их сюда, в Луцк. Не от себя, конечно, а дескать, сами воровать пошли.

Теперь, после казни "братца"... может и сам. А, может, и нет. В смысле: не в этот раз.

Чем больше берендеев вырежут — тем лучше. У Мачечича будет меньше возможности гадить.

Чего Мачечич не может — дать берендеям землю.

Принять малую семью не проблема. Даже и большую. "Село наше, значит, Радово..." — погорело, опустело. Явились с откудысь-то бродяжные люди, безместные. Обосновались-поселились-ковыряются. И так пятнышками, тут, там... Десяток малых семей, полста душ — без проблем. Кош... уже вряд ли.

Берендеи на такое не пойдут — им нужна цельная область. Иначе вместо "родных" ханов там будут "править бал" местные тиуны. И не только "бал". "Правёж" по-русски — когда палками бьют. Преимущественно по пяткам.

Сплошняком расселить... Такое всплывёт быстро. "Дал приют врагам". Это война. После казни "братца" Мачечич на такое... Не сразу.

Галицкое боярство укоротит Остомысла, вернёт в княжий терем язву с язвёнышем. Ой, в смысле: княгиню с княжичем. Князь будет сидеть "на коротком поводке" и не вякать.

Реформы наши боярству благожелательны. Хоругви не собирать, на войну не ходить, вотчины остаются. Правда, их делить начали. Но ведь по справедливости! Между своими. А не хочешь — не дели. "Задница" (завещание) имеет преимущество.

Истребление "вероломных берендеев", ослабление князя, возвращение в княжеский терем "язвы" выглядит... полезным.

А Анастасия? — А она мне кто? Какая-то ханочка из "вероломных". Они там все такие. "Культурная традиция". И вообще — я что, "рыцарь на белом коне", чтобы кидаться спасать какую-то "жертву династических браков"?

Известно выражение: "Души прекрасные порывы". "Души" — это глагол.

Спалят? — Посочувствую. И использую факт на пользу. Всей нашей богом спасаемой, извините за выражение, "Святой Руси". Политика. Итить её гос.интересно.

"На поле" остались четыре силы, пятая — "братец" — ничего не отвечает, только пятками качает.

Мачечич, Остомысл, Чекман, как персонализация берендеев, Конятин, как персонализация бояр.

Ольга, Остомышлёныш, Анастасия, народ галицкий... не силы. Пешки. Которыми играют.

Все силы мне враждебны. И "пешки" тоже. Просто потому, что я попандопуло. Режут-жгут друг друга? — Правильным путём идёте, товарищи. Всё ваше, любимое, родное, единственное... средневековье станет прахом.

Я ж — гумнонист-прагматик! Самому людей резать — это жестоко. И — дорого. А вот если они сами... Флаг им в руки и ветер в задницу.

Анализ первого слоя грядущих событий показывает выгоду "ничегонеделанья". Это — радует.

Удлиняем период прогнозирования. Переходим ко второму слою. На смену вопросу "что делать?" с очевидным ответом — "ничего", приходит: "а дальше?".

Глава 723

После "сожжения Анастасии" останутся две силы: Мачечич и кто-то из двоих — Чекман или Конятин. Остомысл — выбывает из игроков. Марионетка. Временно. Позже он этого, "выигравшего из двоих", придавит. Как элегантно пишет Карамзин: "смирив или обуздав мятежных Бояр...".

В РИ Конятин или умер, или его купили. А без него Ольга Юрьевна годна только... далеко бегать.

Через год (как в РИ) или через три (если резня будет больше) Остомысл восстановит "вертикаль власти", и мы будем иметь боеспособное враждебное гос.образование.

"Враждебное" — трижды. По князьям. Которые власти Государя над собой, хоть Киевского, хоть Всея Руси, признавать не хотят. Вон, самого Мономаха не послушались. По боярам. Которые "потомки варяг". В РИ сожгли княгиню и "ни в одном глазу". По народу. Который хорваты, которые не хотят ни князей, ни бояр. Ни общерусского государства.

Пока в конфликте не участвуют внешние силы: мадьяры, ляхи. Не знают, не готовы. Года через три кто-нибудь из них сможет... смочь. Не знаю как, но, наверняка, Руси во вред. Не по злобЕ, а от собственных интересов.

Вопрос "а дальше?" получает очевидный ответ: очередной конфликт.

Забавно. Или Остомысл силён и с берендеями. Тогда — война. По свойствам берендеев. Или Остомысл слаб и с боярами. Тогда он усилится, "смирит" бояр и опять война.

По свойствам князя — всегда война. Неизбежно.

И дальше. Наследник — Остомышлёныш. Снова войны. Как в РИ. В чуть другой конфигурации. По свойствам уже княжича.

Факеншит! Ваня, ничего ж нового! Крупный феодал по своему "классовому интересу" — враг государству. Потому что считает "государством" — своё владение. "Государство — это я!". Так пока не говорят, даже не думают. Но чувствуют — почти все.

Здесь эту идею поддерживает столетие "отдельной" истории, этническое отличие, "сросшийся терновый куст" боярства. И личные особенности Остомысла. Умный он.

"Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме" — Остомысл следуют Юлию Цезарю и в наш общерусский "Рим" не хочет.

Кабы Боголюбский не послал меня в Полоцк — я бы не попал на мятеж в Луцк. Читал бы донесения о бунте в Галиче и удивлялся: как многообразен мир! Во, баб жгут! Чудеса. И думать не думал, и волноваться не стал бы. Но уж коли я попал в эти края, то... как бы эту экзотику с "сожжением Анастасии" к общей пользе... уелбантурить?

Мой собеседник помялся и вдруг продолжил:

— Тута... ну... перед отъездом моим... прибегал слуга один. Туды. С отсюды. Ну, с Луческа. От самого, стал быть, упокой душу его господи... Со словами от князя Ярослава к берендеям. Будучи в Боголюбово, слыхал, де, как Андрей, Государь, стал быть, велел подручному своему, "Зверь Лютый" такой у него есть. Идти к Галичу и всех берендеев поистребить. Ежели, грит, нынче нам не поможете — завтра и вам конец придёт. Вот.

Мужичок, понимая, что он и стоит-то перед "Зверем Лютым", тяжко вздохнул. А я не сдержался:

— Так... брехня же голимая!

Наглая вражеская пропаганда! Злобный лживый фейк с привкусом инсайда!

Не, честно, не было у меня с Андреем такого разговора. Вот христом богом! И вообще, я в Боголюбово давно не бывал. Зачем? — Телеграф же работает!

Ага. Вот я тем берендеям про оптический телеграф и расскажу. Они сразу поверят. Что Ванька не просто лютый, а ещё и лживый.

Собеседник сжался от моего несдержанного рявка. Но упрямо продолжал стоять на месте, смотреть в пол. Только шапку... как бы не порвал.

Считай, Ваня. Пытайся понять. Людей, которых не только никогда не видел — которые вообще думают и чувствуют иначе.

Аутизм в дипломатии — симптом скорой смерти.

Та-ак. Пошёл анализ следующего слоя грядущего. Не по РИ, а по АИ. Не вообще, а как следствие моего здесь присутствия.

Отсюда до Галича вёрст триста. Через три дня там будут знать о моих... успехах в Луцке. В форме "трёхспальной" виселицы. Об убитых невиданным образом мятежных гриднях на мосту. Берендеи перепугаются: сам!, "Зверь Лютый"!, "Колдун Полуночный"! — по их душу идёт. И побегут.

А бежать им некуда.

В Польшу Игорь Полковник не пустит.

Мачечич... смеленький подонок. Но их не примет. Ему попасть под "гнев державный"... Не сейчас.

На юго-востоке Чарджи и "государев" полк.

На западе Карпаты. Кочевники? В горы? Зимой?!

Единственный путь — прямо на юг по Днестру. В мартовскую степь? С семьями и отарами?

Они — вероломные. А не безмозглые.

Значит — не побегут. Наоборот: стянут к городу свои таборы. Объедят Галич и пригородные селения. Продовольствия там, наверное, достаточно. Если ввести нормирование, распределить поровну... Местные не дадут.

* * *

Галич — город богатый. Не зря былины о Дюке Степановиче показывают пижона-модника. Единственного из русских богатырей, приезжавшего в Киев "моделькой": хвастаться одежонкой.

"Как из той Индеюшки богатоей,

Да из той Галичии с проклятоей,

Из того со славна й Волын-города

Да й справляется, да й снаряжается

А на тую ль матушку святую Русь

Молодой боярин Дюк Степанович -

Посмотреть на славный стольный Киев-град,

А на ласкового на князя на Владимира,

А на сильныих могучиих богатырей

Да й на славных поляниц-то й разудалыих...

...

Одевал свою одежу й драгоценную,

А манишечки, рубашечки шелковые,

А сапоженьки на ноженьки сафьянные -

Окол носу-носу яйцо кати,

Окол пяту-пяту воробей лети".

Сапоги — с загнутыми носами, на высоких каблуках. В такой обувке хорошо перед "поляницами разудалыми" по паркету выплясывать. Только.

В Киеве Дюк нарывается на такого же хвастуна — Чурилу Пленковича:

"Говорил тут Чурилушка-то Плёнкович;

"Ай же ты, холопина дворянская!

Что расхвастал ты имением-богачеством?

А ударим-ка со мной ты во велик заклад,

Во велик заклад да ты не в малыи,

Чтоб проездить нам на конях богатырскиих, -

Немало поры-времени — по три году,

А сменять нам одежицу драгоценную

Каждый день да й с нова наново,

С нова наново да чтоб на лучшую".

Гордость не победами или оружием — тряпками.

"И я

Париж люблю сверх мер

(красивы бульвары ночью!).

Ну, мало ли что -

Бодлер,

Маларме

и эдакое прочее!

Но нам ли,

шагавшим в огне и воде

годами

борьбой прожженными,

растить

на смену себе

бульвардье

французистыми пижонами!".

Но вот, подросла у "славных богатырей русских" смена. И понеслось:

"Молодой боярин Дюк Степанович

На себя одел он кунью й шубоньку;

Перва строчка й строчена красна золота,

Друга строчка й строчена чиста серебра,

Третья строчка й строчена скатна жемчугу;

А во тыи ль петелки шелковые

Было вплетено по красноей по девушке,

А во тыи пуговки серебряны

Было влито по доброму по молодцу;

Как застегнутся — они обоймутся,

А расстегнутся — дак поцелуются".

Понты кидать да киевское хаять — у Дюка хорошо получается. Лучше, чем у Чурилы. А вот в бой идти... старательно избегает.

Цикл былин о Дюке имеет мощный книжный слой. Например, упоминание об Индии, как о стране сплошного богатства. Но в основе — процветание Галича при Остомысле вот в эти десятилетия. Потом "свобода выбора", давшая цепь разорений, приведут к обнищанию.

Первый шаг на этом пути — "сожжение Анастасии".

* * *

Аборигены могут прокормить берендеев. Но не будут. "Воля народа" не позволит "по-братски поделить кусок хлеба" с голодными погаными.

Будут резаться. Берендеи — за еду, галичане — за майно. А бояре — за власть.

"Политика есть концентрированное выражение экономики".

Берендеев 12 тыс. ртов. Это больше, чем в самом Галиче жителей. Самое голодное время — начало марта. Конятин уже не о своей личной голове озаботится, а "встанет на защиту всего трудового народа". Если он лидер. Если нет — другой сыщется. "Русь талантами богата". В части зачинщиков мятежа — тоже.

Остомысл будет примирять и уговаривать. Демпфировать и флегматировать. Как замедлитель во взрывчатке.

Замедлит, но не предотвратит.

Последовательность такая: в Галиче узнают о нашей победе — берендеи впадают в панику — Остомысл успокаивает — ему не верят, сами ж "вероломные"! — "чади" стягиваются к городу, ведут себя... как им привычно — аборигены, от смердов до бояр, кричат криком — происходит какая-то мелочь, кому-то в морду дали, подол задрали — взрыв народного возмущения.

Бойня. Резня в полный профиль. Княжеская дружина... это ж не пришлый "двор"! Большинство гридней — местные. Они "своих" против пришлых поддержат вне зависимости от мнения князя.

Берендеев бьют — Остомыслу плохо. Он — игрушка бояр.

Берендеи побеждают — ему опять плохо. Он игрушка "вероломных". На пепелище.

"Игрушка" — пока, сейчас. Через год-три он вывернется, всех уболтает, кого-то зарежет. Пока — слаб.

"Политические качели". Правитель почти всегда имеет "под собой" не единое общество, а "конфликт групповых интересов". Баланс которых он и поддерживает. Для баланса с боярством он и приблизил берендеев.

Очень разумная идея. Повтор "треноги Мономаха" в Киеве в начале века: горожане, дружина и "чёрные клобуки". Я ж говорю: Остомысл — умный. Но не вполне.

Времена и люди другие. Местные варяго-хорваты — не киевское боярство. Многократно перетряхиваемое катастрофами столичной жизни. Когда народ киевских бояр выжег — пришлось звать Мономаха. Местные вятшие так ещё не биты. "Не видят краёв". Не готовы к компромиссу, к частичной уступке власти в обмен на жизнь.

Ещё: у Мономаха была своя дружина. Черниговско-Переяславльская. С киевлянами не связанная. У Остомысла гридни — те же местные бояре, только в профиль. Сросшийся терновый куст.

Ух как всё запущено! — А нефиг было майоратом заниматься!

Ситуация напряглась, конфликт перейдёт в резню до последнего... кого-нибудь.

А я? — А я являюсь к шапочному разбору. Восхищаюсь храбростью, выражаю соболезнования. И оказываю "гуманитарную помощь". Путём установления истинно законной, единственно правильной... власти Государя нашего, Андрея, извиняюсь за пафос, Боголюбского.

Они все... в натур.продуктах. Это не только то, о чём вы сразу. Ещё кровь, сопли, мозги брызгами. Один я в белом. Победные фанфары, флаги на башнях, "и в воздух чепчики бросали".

Что, Ваня, устал? Что такая хрень мерещится. — Да. Притомился. Так старательно просчитывал интригу, что аж вспотел.

* * *

"Если в голову лезет всякая чушь, значит у неё там гнездо".

Для меня — трюизм. В смысле гнезда для чуши.

* * *

Любой исход приводит к власти наших врагов. Точнее: сохраняет у власти Остомысла. Который враждебен Руси с любой его подстилкой. Он — патриот. Галича. Не Руси. Независимость — цель жизни. Независимость его земли. От всех.

Или победят берендеи — тогда вражда сразу. Или бояре. Тогда чуть позже. Или Остомысла зашибут в заварушке. Тогда при любом из его сыновей будет то же самое. Только не сдерживаемое его умом.

Нет, но каков умница! Я про Боголюбского. "Упреждение по Анохину"? "Дофаминовые нейроны"? Выдающийся талант предвидения дерьма. Я так не могу.

Если бы "братец" продержался в Луцке ещё пару месяцев, то пошла "зелёнка". И сюда свободно перешли берендеи. Галичане, освободившиеся от "изнурения постоем", их бы поддержали. И Мачечич примкнул.

Мы бы, конечно, победили. Но чего бы это стоило! Половцы могли разорить Рось, дойти до Киева, разграбить Переяславль. С той стороны — мадьяры и ляхи. Которые тоже... поискали бы своей выгоды.

Мой спешный приход сюда, взятие Луцка и казнь "братца" сбили комбинацию. Сейчас они в суете и сомнениях. Диспергируют. -ся. Но ведь снова слипнется! Надо вычищать. До донышка.

Ваня, "выверни" задачу.

Дано: фундаментально враждебная система. Которая временно слабеет, въезжая в кризис.

Вывод? — Использовать момент. Для разрушения существующей системы, пересборки её, приведения к более... разумному виду. При минимальных затратах.

Как?

А я знаю?! Я что, кризисный центр со специализацией по геополитике в среднефеодальном стиле?!

Это уже следующий слой грядущего: чего бы самому тут уелбантурить?

— Ты присядь. Вон, хоть на тот столп каменный. Садись-садись. В ногах правды нет. А мне подумать надо.

Мужичок настороженно оглядел каменный стол, на который обычно ставят колыбель, разворачивают пелёнки новорождённого, напряженно примостил задницу на край. А я закинул руки за голову, уставился в расписанный ангелами с серафимами и херувимами потолок и попытался найти ответ на главный вопрос своей жизни: "чего же ты хочешь?".

Хочу — чтобы не было. Этого всего. "Святой Руси". Русского средневековья.

Слишком обще. Детализируй.

Хочу, чтобы не было всех участников Галицкой истории. Князя, княгинь, княжичей, бояр, берендеев... и Мачечича заодно.

У меня там турбодетандер! Гидратированные электроны! Движитель Удугина! А тут хрень какая-то... феодально-раздробленная.

Если здесь не будет этого дерьма — всплывёт новое. Естественным для системы образом. "Силою вещей".

Тогда... замени "вещи". Замени власть так, чтобы новая власть уничтожила причины возникновения власти прежней.

Это невозможно. Феодализм — система общественных отношений, которые есть следствие развития производительных сил. "Силы" "по щелчку" не изменить.

Былины о Дюке показывают относительно высокий уровень "сил". Сапоги с носами, на шпильках, целующиеся пуговицы... Потом это будет утрачено, скиснет.

Измени "отношения" так, чтобы "силы" не "скисли".

"Отношения" выражаются людьми. Поставь "правильных" людей. Которые будут поддерживать рост "сил". Препятствовать их скисанию.

Невозможно. "Правильные" люди становятся "неправильными" или замещаются таковыми со временем.

Фактор времени. Если через тридцать лет "силы" дорастут до того, что "нормальные" станут "правильными", то цель достигнута. В России феодализм... очень разный, аж до 20 в. Ежели твои люди доведут страну до уровня феодализма Николая II Кровавого, то...

Спокуха! Закатай губу взад! Безосновательные мечтания — потеря времени.

А "основательные"? — Иллюминировать всех участников. И поддерживающие их группы.

Тогда "правильные", даже при "малой собственной мощности", одолеют ослабевших "неправильных". И заставят "нормальных" изменить "силы". А уж потом, как и положено по учебнику, "силы" поменяют "отношения".

И будет всем счастье. Из выживших. Для остальных — песня:

"Вы жертвою пали в борьбе роковой

С, увы, неизбежным прогрессом

Вы отдали все, что могли, но его

Не сбить местечковости прессом".

Для чего дать противоборствующим группировкам возможность истребить друг друга. Потом поддержать слабых. Потому что сильных после взаимного истребления останется больше, они восстановятся быстрее. А слабые более восприимчивы к изменениям.

Кто слабее?

Х-ха... Вы будете смеяться, но слабее берендеи.

— Так они ж враги?!

— Да. Но они более слабые враги. Чем... чем пока-не-враги.

Для боевого равновесия кочевников должно быть в десять раз больше, чем гридней. Это звучит в их обращении к Михалко в летописях, об этом же пишет Боплан в 17 в, говоря о татарах. Так — в полевом бою. В городе... ещё хуже.

Ослабленные переходом сюда прошлой весной, когда они бросили обжитые места на Роси, наверняка пребывающие в раздорах из-за выдвижения одной чади — Чагровичей, из-за разных решений о помощи Луцку... Стратегическая инициатива — у Конятина. Как и поддержка гражданского населения. Как и княжеской дружины. Гридни — приятели Конятина по прежним делам. В летописи: "дружина вабяче ю впять" — звали "язву" назад в княгини, не воспрепятствовали пленению князя боярами и публичному убийству Анастасии.

Против княжеских гридней, гражан, боярских хоругвей... в городе... у берендеев шансов нет.

Город сожгут, людей, кто под руку попадётся, поубивают. "Защитники истинной веры" перережут поганых, разграбят становища. И будут крепчать и матереть.

Местечковость варяго-хорват, самостийность Остомысла. У них единственный общий интерес: любовь к родине.

* * *

" — Мужчина, отстаньте! У нас с вами не ничего общего!

— А Родина?".

Родина — есть. Своя. Галичина. Которую они будут рвать в куски и отдавать иноземцам в ближайшие десятилетия и в последующие столетия.

* * *

В низкую дверку всунулась кудлатая голова Охрима. Покрутив единственным глазом по сторонам, мой нач.без. сообщил:

— Тама. Бабы.

Вот же факеншит! Нашёл время.

Нет, представившаяся вам картинка уходящего в даль ряда нежно дрожащих девичьих животиков, увлажнённых потиком сладострастия...

Коллеги, ближе к реалу — зима на дворе.

Хотя животики есть. Животы. С десяток беременных баб, всклоченных, взъерошенных, со сбившимися платками, заплаканных, заплёванных, с красными от ора лицами, пёрли на охрану.

— Об чём крик, бабоньки?

Внятного ответа от собеседниц я не получил, но сбоку прозвучало:

— Жёнки воровские. Мужей ихних наши повязали. Вот и просют.

— А чего просят?

— Дык... ну... милости, ясное дело. Чтобы отпустили мужиков-то.

— Кто не виновен — отпустят. А милости у меня просить без толку. Нету её у меня.

Последняя фраза дошла до просительниц. Непрерывный вопль на несколько голосов прервался.

Бабы уставились на меня ошарашенно. Как же так? Князь, вообще любой начальный человек, должен быть милостив. Понятно, что есть закон. Где-то. А у нас — милость господская. Послабление, снисхождение. Как же без них-то? Господь же велел прощать!

"Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения".

Да мы тыщу лет так живём! По-божески! Это наш, русский, исконно-посконный образ жизни! Разные гадкие англы с саксами следуют закону. А мы — не, мы — по душе. Беззаконно. А иначе... как же?

Как-как... Всё по нему, по ГБ. "Аз воздам". По делам каждого.

— Идите-ка, бабоньки по домам. Да собирайтесь в дорогу дальнюю. Коли мужья ваши перед государем в вине, то и идти им, по закону, работы тяжкие делать. И вам с детишками путь не близкий ляжет. В места не столь отдалённые.

Мда. Обманул ожидания. Плюнул, можно сказать, в душу народную.

Женщины, ошеломлённые моим решением следовать закону, а не странно, по моему мнению, понимаемому милосердию, заставляющему "выпускать щуку в реку", негодяя на волю, несколько растерялись, и охрана, относительно вежливо, под руки, принялась выпроваживать их с церковного крыльца.

Одна из них вдруг завопила и, выхватив откуда-то из одежды, из-под навязанного на живот тёплого платка обычный плотницкий топор, кинулась на меня. Стоявший рядом парень из команды Охрима резко заступил ей дорогу, отбивая топор своим маленьким щитом. И, выдернув палаш, ударил как учили: в живот, вверх, с проворотом.

Тело рухнуло навзничь, головой вниз, на ступеньки крутой лестницы храма. В разрезе, быстро наполнившимся кровью, был мгновение виден рассечённый плод. Неродившийся.

Парни стояли бледные. Всё-таки, резать беременных баб моих гридней не учат.

Выучатся. Чем быстрее — тем лучше.

"Кто к нам с мечом...". Или — с топором...

Мудрость народная не уточняет гендерную принадлежность этого "кто". Взял в руки оружие — принял ответственность за возможные последствия. Или — "взяла". Результат — "по делам". Каждого. Или — каждой. Я — равноправ, либераст и феминоид.

Интересно: а зачем она его вообще брала?

— Молодец. Хороший удар. Точный. Представить к ордену.

Одно из оснований для награждения георгиевским крестом — спасение командира на поле боя: "Кто в сражении спасет жизнь своего офицера, отразив удар, ему угрожавший...". "Георгия" у меня нет, но у боевого "Святослава" статут схожий.

Удар, мне угрожающий, парень отразил. А "сражение"... пока в мятежном городе мещане холодняком машутся... весь город — поле боя.

— Вестовой, пригласи ко мне князей. Да чего-нибудь съедобного сыщи. А то я со вчерашнего... окромя воровской крови брызгами — ничего.

Пока дошёл до трапезной... Всяк ко мне бежит. Кто с вопросом, кто со сварой. Куда складывать, как упаковывать... А во что? А что вперёд? А где взять?...

* * *

Чисто к слову: коллеги, вы в курсе, что на Руси беличьи шкурки бочками грузят? "Грузите апельсины бочках братья карамазовы" — имеет на Руси многовековую историю. Хотя апельсинов нет. Как это к выражению: "сорок бочек арестантов" в смысле хвастливых обещаний — не знаю. Большие такие бочки, набивают по 7-12 тыс. шкурок и на экспорт. Там из них шубы шьют. Совершенно варварски: расход сырья в разы больше, чем в 21 в. Будете прогрессерить — повышайте добавленную стоимость: надо шить беличьи шубы на Руси по новым технологиям. На одних "правильных" скорняках — навар раз в десять.

Здесь тоже пара бочек белок сыскалась. В смысле: шкурок.

* * *

Николашка большое дело делал. Так-то всё больше бойцов славят. А на что те победы, если от них ни пользы, ни прибыли? Одни мертвяки да ссоры. Хоть и назначил ответственных, а... Понятно, что опыта нет. Но и у остальных нет к ним уважения. Не заработали ещё.

Тут просто: ко мне с хренью лезть без толку. Есть прямой начальник — его и слушай.

Чуть иначе с... задержанными. Толпы просителей. Руки тянут, на колени валятся, за кафтан хватают.

— Какого... посторонние в расположении? Сотник, наведи порядок.

— Дык... княже, их же не отличить! Это же все наши! Русские. Не ширванцы.

— Ежели ты своих от чужих не отличаешь — какой ты сотник? Звёздочки плечи гнут? Так это поправимо.

Устали. Все устали. Эйфория от победы прошла. Ошибаются, не дочищают, не дорабатывают. Хороший парень. Но сотник из него... По колее ходить может. Сам колею пробить — нет.

В трапезной стол богатый накрыт. Из вчера ворами недоеденного. Смотрится хорошо. Хотя при нынешнем моём аппетите и гвозди жаренные в деревянном масле... слюнки текут. Только прицелился рыбки кусок ухватить — вспомнил.

— Охрим, Курта ко мне.

Курт нынче в застенке придурков пугает. Говорит им "гав". Те бурно выделяют. Натур.продукты и информацию.

Тут и князья подошли, за столом расселись. К снеди приглядываются-принюхиваются. Но — терпят. Пришёл Курт, глянул на мою рыбу в руке. И зарычал. И сразу же заорал слуга, который стол накрывал да у стены стоял. Выдернул из кушака кистень и ко мне. И завис, пришпиленный к стене.

Во, оказывается мои гридни палашами не только не худо рубятся, но и кидаются. Что радует — не насмерть.

— Молодец. Благодарю за службу. Охрим, парня — к ордену. Придурка связать, перевязать, в застенок. Поварёшек, прислугу местную — туда же. Для собеседования.

— А кухарить кто будет?

— А оно надо? Чтобы эдакие... Ты, Брячислав, этот кусок рыбный... как, не желаешь ли попробовать?

Молчит, сопит недовольно.

Они все недовольны. Тем, что слава и честь — мне достались. Что полона не будет, а хабар — только с моей выдачи. Что они не сами по себе, а так, князья подручные.

Недовольны. Но по разному. Мише — интересно. Ему, по годам его, в подручных не зазорно.

Святополк — Миссионер, он к этой роли — подручного, служилого князя, посылаемого "с миссией" — морально готов. По бедности своего удела и дружбе с Остомыслом.

А вот Кандальник...

— Ага, сухари принесли. И квас наш. Этим победу и отметим. Ну, братия, вот нас пятеро князей, считая князь-волка. Поговорим накоротке. О делах наших скорбных. Об Руси отчей, одним господом богом спасаемой.

Я уже принял решение? — Вроде бы. А план придумал? — Ну, типа. — А что с того плана — этим рассказывать? — Как обычно: необходимый минимум.

— Дошло до меня, братия, что в нынешнюю седьмицу в славном городе Галиче ожидаются крупные негоразды. Берендеи, подобно гадюке, пригретой на широкой груди доброго галицкого народа, лутших людей галицких поистребят.

В РИ — с точностью до наоборот: "Бояре Галицкие... дерзнули на явный бунт", "убили множество любимцев Княжеских".

Убедить князей поубивать чьих-то бояр — тяжко. А вот резать "вероломных"... куда как естественнее.

Я никогда не вру? — И сейчас тоже. Я не вру, а очевидным образом прогнозирую. Известно, что бояре собираются берендеев побить — это "крупные негоразды". Берендеи будут отбиваться, кого-то из "лутших" — "поистребят".

— В Галиче сестрица моя Ольга, да племяш Володенька. Допустить худа им я не могу, ибо от того будет всем нам ущерб и позор несмываемый. Ежели вероломные поганые добрых князей русских хватать будут, то нам, рюриковичам, стыдно станет.

Судьба княгини и Остомышлёныша... как фишка ляжет. Могут в суматохе боя и прирезать. В летописи все, кроме Анастасии, целы? — В РИ они успели сбежать, у нас тут АИ раскручивается.

"Никогда не знаешь — где найдёшь, где потеряешь".

Мда... Смерть таких родственников — это находка или потеря?

Связка "вероломные поганые" и "хватать русских князей" — однозначно определяет общее согласие присутствующих. Со мной.

— Дело спешное, идти надобно немедля.

— Погоди. А тут? А Луческ?

— А Луческ, князь Брячислав, оставляю на тебя.

Ап-ап...

— Но... а как же...

— Что "но"? В городе должен быть князь. Миша — годами не вышел, Святополк мне в Галиче нужен. Кроме тебя некому. Так что ты теперь — князь Луческий. Нынче же и объявим.

— Погоди. А... а Витебск?

Да, это больная тема. Сейчас и увидим насколько.

— А Витебск я заберу. По воле Государя.

Можешь считать, что наградили, повысили: Луцкий стол выше Витебского. Или наоборот: обманули, заманили.

По "лествице" — награда, "вся Русь — достояние рюриковичей", тебе кусок больше. По "удельщине" — наказание, отчину отбирают.

Оценка — от "доминирующих тараканов в голове". Ну, и каких "насекомых" у тебя больше?

— Что?! Мой город!

О-хо-хо... Э-хе-хе... И так — каждый раз. С каждым из наследственных. Кто за удел удавиться готов, кто за вотчинку. Об душе думать надо! Душа-то у человека одна. А имение... "На щеке снежинка тает. Вот она была и нету". Может, всё-таки лучше поистребить всех рюриковичей? Так это... классово-изотропно-наследственно.

Оценка — негативная. Удельность — торжествует. Придётся тех "тараканов" — тапком.

— У тебя нет своего города. У тебя есть государев город. Данный тебе в управление. Вся Русь — достояние рюриковичей. Какому князю в каком городе сидеть — решать государю.

— Не-ет! Не отдам!

Ты смотри какой упёртый! Даже маятник из "братца" не вразумил. Придётся, всё-таки, "колыбель Ньютона" показать. "Чтобы поняли".

— Государю присягал? Крест целовал? В клятвопреступники собрался?

— Нет! Я государю присягал! Не тебе!

В Мологе здоровяк, ныне покойный, тоже сходно кричал, волновался весь, через стол к горлу моему тянулся. Всё об амбарах да пристанях переживал. Теперь догнивает. "Вечный покой"... успокаивает.

Кандальник вызывает у меня отношение приязненное. Сочувственное. Уважительное. Не хотелось бы ему... яремную жилу рвать. Может, и зря.

— "Золотую грамотку" ты видел. Нынче здесь моими устами говорит Государь.

В горнице нас пятеро. Охрана, обслуга — за дверями. Если он кинется... я поспортивнее. Да и Курт... Миша с Миссионером в драку не полезут. В городе... Моя дружина самая большая. Его бойцы... злые, конечно, что грабить нельзя, но... Я слышал, что они меж собой говорили. Когда мертвяков из башни воротной выносили, куда я последний рожок выпустил:

— Зверь-то ос луговых с того света поднял. Заморозил будто железо какое и на луческих наслал. Крылышки вишь? А жало пообламывал, вот те осы головёнками своими тело вражье и рвут.

— Здоровые осы-то.

— И не говори. Видать, на том свете хорошо мертвечиной кормлены.

"Сразу с колоколенки, весело чирикая,

В грудь влетели пташечки, бросили назад".

Не с колоколенки, не пташечки. Но десятка два русских гридней, они же — воры бунтовщические, я положил. И втрое — кто от ран, кто копытом конским в голову, кто с моста на лёд...

Чертовщина пневмопулемёта и княжья виселица... "обеспечивают сдержанность массовых психологических реакций". Люди инстинктивно боятся нового. А новизны в эти сутки они хлебанули вдоволь.

И не только гридни да слуги. Князья тоже... в непонятках.

"Не буди лихо пока тихо" — русское народное наблюдение.

"Лихом" здесь работаю я.

Кандальник... отступает.

— Мне сперва надобно с братом решить. Он князь полоцкий, он старший.

"Вассал моего вассала — не мой вассал".

Общее правило развитого феодализма. Не — абсолютной монархии. Для абсолюта все люди — братья. В смысле: в его воле.

— С братом твоим Государь сам поговорит. Князь полоцкий тебе не начальник. Начальник — Государь. Персону коего здесь представляю я.

Сдался. Но ещё... имитирует сопротивление.

— Ты в Витебске мне говорил... Менск обещал... а тут... это... эту кочку на болоте...

Не надо загонять мужика под плинтус. Надежда — должна быть.

— У меня множество недостатков. Не зря "Зверем Лютым" прозывают. Один из них — я исполняю обещанное. Так вот. Я тебе Менск не обещал, я спрашивал твоё мнение. Но сам я хочу, чтобы ты стал князем Менским. Потому, что тамошние Глебовичи — враги Государю. А ты Государю — слуга верный.

Понял? Тут не наши с тобой личные игры, не "примите меня в любовь". Тут закон государственный. И ты на "правильной" стороне. Пока — на "правильной".

— И нынче обещать не буду. Уж больно иной раз цена слову моему высока. И мне, и другим. Но что я хочу — я тебе сказал. Шли гонца в Витебск, в Оршу. Созывай сюда людей своих, охотников. Земли им тут раздашь. Вели семейство да майно твоё привезти. А с Менском... будет день — будет пища. Будет и городок тот.

Вывози своих. Всех, кто имеет для тебя значение. Потому что остальные... Как в Мологе. Пойдут на новые земли. Не хочу, чтобы их слёзы давили на тебя, вбивали клин между нами.

И не забывай, что сыновья твои в Боголюбово. Или ты, как покойный "братец", детей своих бросишь?

Кандальник сидел опустив голову, крутил в пальцах ржаной сухарь, что принесли нам из обоза. Дёрнулся. И поймал взгляды двух других князей. На бинты на запястьях.

На правом — кровавое пятно засохшее. То ли его кровь, то ли с противника какого-то капнуло.

Сейчас рявкнет что-то типа:

— А пошёл ты!

И — бздынь.

Дальше дело раскрутится быстро. Мы на войне, неисполнение приказа наказывается смертью. А для меня рюрикович... они уже увидели. Не табу. Рюриковизна — отягчающее обстоятельство.

"Кому много дано — с того и спрос больше".

Я просто заткнул ему рот своей репликой:

— Тогда давайте прикинем — что у нас есть. Половину своих я оставлю тебе. Мишина и Святополкова дружина... больных и раненных оставим. Из добровольцев... кто похочет. Из мятежников... на ком крови нет и кто захочет — заберу. Майно оставляем, коней... пополняем. Пойдём быстро, одвуконь.

Кандальник просто не успел. Не успел совершить преступление в форме бунта. Миша начал спрашивать что делать с пленными боярами и их семьями, которые в городе и которые нет. Пошли конкретные вопросы, время для вспышки раздражения было упущено.

Понятно, что я хотел бы сразу по утру в путь-дорогу, но пришлось простоять в Луческе ещё три дня — не успевали.

Я вышел из Витебска имея сто двадцать бойцов и ещё десятка два разных... специалистов. Команду Охрима, например. Марш, зима, стычки по дороге, штурм — полсотни потери. Не убитыми, а всего. Отставшими, больными, раненными. Половину из оставшихся придётся оставить здесь.

В княжьих дружинах сходно. Минус витебские и оршанские. Остаётся два отряда по десятку гридней. И столько же отроков.

Из боярских добровольцев набралось с пару десятков. Остальные считают, что они службу государеву уже отслужили. Примеряются. Кто к хабару на вывоз, кто к вотчинам от Кандальника.

— Вот Ванька со своими бешеными уйдёт и мы тогда...

Обломинго. Но день пришлось убить. На раздачу подарков участникам похода. Они недовольны: самим выбрать не дали. Да вот беда: я знаю по опыту того же Киевского похода: если "сами" — будет свара, драка и долго.

На другой день очередная публичная казнь: двенадцать наиболее отличившихся мятежников оставили свои головы на плахе. Не надолго. Тут же насадили на пики и поставили вдоль новеньких перил моста. Поток просителей... драматически уменьшился.

Отдельная тема: сдавшиеся.

Какая может быть фильтрация за три дня?! Видно, что многие парни в мятеже изображали массовку. Обученную, вооружённую и... пассивную. Были некоторые... закоренелые. Их посылали мне навстречу, в разъезды по другим направлениям. Этих кого побили, кого казнили.

Понятно, что каждому в глаза не заглянешь. Но человек сорок я отобрал.

Заново присяга. Чины-звания долой. "Вину свою искупите кровью". Смешал со своими. Они "государевы", но "под мою ответственность".

Сразу скажу: ошибся только в двух. Пытались дезертировать дорогой. Поймали и обезглавили. Неприятно.

Вот таким отрядом под полторы сотни всадников и три сотни коней я побежал в Галич. Поглядеть на "сожжение Анастасии".

Аутодафе — "дело веры".

Здесь не веры, а политики, не дело, а безобразие. Но — интересно же!

Никогда прежде не видал как женщин на костре жгут.

Конец сто сорок первой части

Часть 142 "В Багдаде всё спокойно, с...".

Глава 724

Закончили планы планировать, Кандальник с Мишой пошли по делам, а Миссионера я притормозил. И велел позвать его информатора.

— Вот, Святополк, знакомец твой цел и... и накормлен? — Вот и хорошо. Конь твой где? — А, ну, походи-поищи. Найдёшь — заберёшь. Слугу с тобой пошлю. Второго коня подбери. Не рассусоливай. Потому как нынче же поскачешь домой.

— А чего ему там говорить?

— Правду, Святополк, правду. Ты ж слыхал, "Зверь Лютый" лжи не выносит, блевать с вранья начинает. Так что, мил человек, расскажи правду. В нужные уши. Ты как, к самому князю поговорить под рукой... сможешь?

— Не. С откудова? Со своим боярином... А к князю... не.

— Жаль. Надо бы Остомыслу весть подать...

Святополк, напряжённо слушавший разговор, вдруг вытащил нож и отрезал с кафтана пуговицу.

— На вот. Отдашь спальнику князя. Рыжий такой. Чтобы никто не видел. Он тебя отведёт. И не болтай.

Что-то такое я предполагал. Уровень взаимодействия между Остомыслом и Миссионером выше наблюдаемого со стороны.

— Князю скажи... ну, моё благорасположение — само собой. Про дела здешние. Виселицу, казни... Про замыслы боярские насчёт берендеев. Про скорый мой приход в Галич — чтобы не нервничал, просто в гости загляну. И чтобы жену, Анастасию берёг. Мнится мне, галицкие бояре их, князя с княгиней, схватят и княгиню на дворе, прямо перед князем, сожгут. На костре. Чего удивляешься? Есть у меня такое... предчувствие. И дружина княжеская им в том поможет.

Мне бы следовало незаметно пробраться на место, тайно дождаться резни и внезапно выскочить, как чёртик из табакерки. Типа: в самый последний момент прискакала американская конница.

Фигня. Страна другая и расстояния... отечественные.

Явиться в соседнее княжество незаметно... можно. Но не такой толпой. Внезапность не обеспечивается. Поэтому предупредил: чтобы Остомысл с перепугу дурного в голову не брал.

Казалось вероятным, что новость широко распространится. Через гонца, или от князя, или станет известна боярам по их собственным каналам. Или просто случайные прохожие... Последствия предполагались... разнообразные.

Мучительные попытки просчитать возможные варианты развития событий, проистекающие от распространения известия о боярском заговоре и моём походе оказались... пшик: "эффект Кассандры".

Вестник до Остомысла добрался и слова мои передал. Но князь не поверил. Потому что — "сожгут". Ну не бывало такого! Новизна как обоснование ложности. Соврал в одном — враньё всё. "Княжья смерть" Остомысла обмануть тщится — ха-ха-ха!

На Руси говорят: "И на Машку бывает промашка". Хоть и не "машка", а "промашка" случилась.

Сколько лет повторяю: я никогда не вру! Мне Богородица запретила! Они про это знают. Но не верят. Потому что судят по себе?

Позже, когда предсказание моё частью исполнилось, оно стало доводом, чтобы князь внимательно прислушивался и к иным моим предложениям.

Наконец стронулись. Куча народа, толпа коней, пяток саней. Я, после стольких бессонных ночей, думал в санки завалиться и вздремнуть. Потом посмотрел по сторонам и уступил место Мише Туровскому. У парня сон молодой, крепкий — с седла валит. А я, факеншит, "мышь белая, генномодифицированная" — перетерплю.

У Миссионера толковые проводники нашлись — пошли быстро.

Львова — нет, Ивано-Франковска, который Станислов — нет, Тернополя нет, Хмельницкого, который Проскуров — тоже нет.

Нет и Южного Буга. В смысле: река-то есть, только зовётся иначе.

* * *

Название — случайно. В.Ласкарев не заметил разницы названий реки Буг (совр. Западный Буг) и Бог, как называли эту реку. Дабы различать их, нанёс на карту названия Южный Буг и Западный Буг, хотя Южный не Буг, а Бог. Отсюда городок в летописях — Божск.

* * *

Впрочем, даже истоки Бога мы оставляем к востоку.

Коллеги, ваши шуточки по поводу "истоков Бога"... антигеографичны.

А вот речка Гнилая Липа — есть. По бережкам... да, местами липа растёт. Которая из них гнилая — под снегом не видно. По этой речке и выкатываемся на исходе пятого дня к Днестру в версте ниже Галича.

Темно, сыро, ночь.

Промозгло.

Не смотря на созвучие, это "-ло" — совсем не про мозг.

Похоже как на Днепре у Киева два года назад. Тогда со мной была Гапа, которая рассказала что в Киеве делается. И не было проводников. А теперь есть. Вон, Миссионер скачет — его люди идут впереди.

Поспели. Лёд ещё крепкий. Можно.

* * *

У Днестра неустойчивый ледовый режим. В тёплые зимы ледоходы бывают и в феврале. В марте — обычно. Река выходит из гор, и что оттуда повалится... иншалла.

В 1229 г. (в РИ) войска князя Даниила Романовича стояли в Угольницах "на берегу Днестра". Галичане и венгры стреляли со льда реки, когда же вода в реке поднялась, сожгли мост, через неё перекинутый. Мост не сгорел целиком, "и утром войска Даниила перешли мост и стали по берегу". Вскоре горожане напали на венгров, многие из которых "впадаху в реку".

То стреляют "со льда реки", то "вода поднялась" и "впадаху в реку", тонут. Гидрология, факеншит.

То "галичане и венгры стреляли", то "горожане напали на венгров". Социология. Тоже... факеншит.

* * *

Мост — правее. Выше по реке, напротив самого города. Деревянный. Ещё совсем не стальной австрийский, который сто лет в 20-м веке простоит.

Нынче там в темноте... кто-то с кем-то режется. На обоих берегах.

Левее и глубже в заречье, верстах в пяти-шести, галицкая епископия — "старая катедра". Хотя какая она "старая"? — и двадцати лет нет. Место позднее назовут Клирос. А церковь уже построили. Успения Богородицы. Самая большая на Юге после киевских Софии и Десятинной — 32,5х37,5 м. Остомысл строил, с размахом, под себя.

Через Днестр перебрались. Теперь-то чего делать?

* * *

Еще до монгольского нашествия на Волыни и Галичине появляются оборонительные сооружения под новые тактические требования.

Штурм, как правило, поддерживался камнеметными машинами, и укрепления стали располагать так, чтобы не было возможности установить эти машины перед городскими стенами.

Остальной "Святой Руси" пришлось дождаться монгол для такого "прогресса в фортификации", в Галиче работает "влияние Запада".

Данилов и Кременец построены (в перв.пол. XIII в.) на высоких отдельных горах с крутыми склонами. Монголы взяли штурмом все крупнейшие города Киевщины и Волыни, но эти даже не пытались штурмовать. Батый "Видив же Кремянець и град Данилов, яко невозможно прияти ему, отъиде от них".

Галицкий первоначальный замок расширен в южную сторону, где между речкой Луквой и Мозолевым потоком сооружена оборонительная линия из трёх параллельных валов.

Валы раздвинуты, между каждым валом и лежащим за ним рвом — горизонтальная площадка. Общая ширина оборонительного пояса — от начала наружного рва до гребня внутреннего вала — 84 м. Реальная дальность боя камнеметов не превышала 100-150 м, их главной задачей было разрушение основной городской стены на внутреннем валу. Камнеметы пришлось бы устанавливать на расстоянии 50-60 м от первого рва. Защитники города стреляли по людям, обслуживающим камнеметы, из-за укрытия, стоявшего на первом валу. Осаждавшие стреляли на 150 м, защитники — на вдвое меньшее расстояние.

У Галича та же проблема, что и у, например, Смоленска в эту эпоху: оборонительные линии на опасном направлении ("польная сторона"), здесь — на юге, но нет сплошной стенки вокруг. Оборона опирается на крутые склоны долин Луквы, Днестра, оврагов. После Батыя такая манера — защищаться рельефом — станет обязательной. "Пороки" монгол покажут слабость любых искусственных оборонительных сооружений Святой Руси, Волжской Булгарии, мадьяр.

* * *

У любых крепостей общий недостаток: работают только если прикрыты активными гарнизонами. А здешние... ушли в город. И ещё дальше: в Залукву, в посады.

Между Днестром и городом — луга, дальше холмистый гребень с севера на юг. По нему, собственно, город и тянется. Под холмами — ручей, что для конницы очень удобно — цок-цок по льду, не надо месить мокрый глубокий снег. К юго-востоку тянется другой гребень, длиннее, аж на берег выходит. А между ними — дырка.

Что бабам нужно каждый день десяток вёдер воды в дом притащить — я уже... на примере Луцка. Что коровок, и прочую скотину, нужно каждый день на пастбище выгнать — на примере Киева. Здесь те же проблемы.

Между гребнями — спуск. Не "Владимирский", как в Киеве, но похож. Поперёк спуска — забор. Высокий. Говорят — палисад. В нём ворота сосновые, запоры дубовые и стражники... моржовые. Убежали. К семействам своим или на общую забаву — не знаю. Один дед сидел, на город смотрел. Его и повязали.

Мои ребята умеют не только аля-улю и в атаку строем, но и тишком через заборы лазить.

Коллеги, вы в детстве лазали через заборы? Ну, там, яблоки у соседей воровать? Не волнуйтесь — здесь научат.

— Дедушка, дедушка, а скажи-ка мне правду. А чего в славном городе Галиче нынче деется?

— Ты! Хр... бл... тыр...! Чего, не видишь?! Поганые православных режут!

Вот же блин же. Не утерпели. Горячие галичанско-берендейские парни.

Думал придти до начала веселья. И малость помиротворничать.

Типа: показать Остомышлёнышу кнут. Он бы быстренько всех сдал. Конятин и ещё там с пяток — лишились бы голов. Ещё полсотни — свободы и имущества. Имущество создало бы "предмет для обсуждения" с берендеями. Им бы до "зелёнки продержаться", а после уйдут в Дикое Поле. И будут там обычным для себя образом безобразничать, не задевая особо наши, "Всея Святая Руси", интересы.

Прикидывал вариант и с "шапочным разбором". Типа: прихожу я на пепелище. И умиротворяйничаю. Выживших.

А тут... Гулянье в самом разгаре.

"Тут кровавого вина недостало; тут пир окончили храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли".

"Пир" — в апогее. Или правильно — в апофеозе? Тихо дождаться всеобщего "самополегания"... не получится. Затаиться такой толпой? — Глупая идея. Назад, за Днестр? — Ветер тёплый. Завтра, может, уже и не перейти по льду. По мосту...? А он будет?

Нужно лезть в месилово. И кавээнничать по обстановке. В смысле: веселиться и находничать. Экспромнуто.

Хреново: конница вверх по спуску не пройдёт. Про оборонительные способности русских городских дорог я ещё когда мы с Юлькой-лекаркой на Киевскую гору лезли рассуждал и хихикал матерно.

Зимой скотину не выгоняют, а бабы могут и по скользкой тропке... с коромыслами... пять-семь раз на день... Ну навернётся. И что? — Дура.

— Что ж, братия и дружина. Слазьте. Коней и барахло здесь оставим. Полезем пешки.

Мои-то привычные. А княжеские... да и сами князья — глаза по рублю. А рты — по два.

* * *

Повторюсь: аристократы — не пехота.

Ролло Пешеход потому "пешеход", что его лошадки не выдерживали — большой очень мужик был. Какой-то пешеход ходил по Аравии, это так поразило местных, что они его так и назвали. Потом он посоветовал Пророку выкопать канаву. Это так поразило мекканцев, что они проиграли битву. Надо ж с коней слезать, чтобы подраться! Нет уж, лучше по домам.

Навык пешего марша, описанный у Вегеция, там и остался. В смысле: в легионах Римской империи. Они проходили 32 км за пять часов с брёвнами на плечах дополнительно к оружию, провианту и прочему обмундированию. Потом строили укреплённый лагерь с рвом, валом и частоколом. Каждый день. А средневековые армии делают 15-20 км в день и ничего не строят. Исключение: чисто конные отряды. Эти тоже не строят, но хоть бегают быстрее.

Князь ходит своими ногами только по двору да по церкви. Для гридней есть варианты. Добрыня к Маринке на двор — ножками ходил. Со Змеем Горынычем купальной шапочкой пешком дрался.

Древнерусские дружины — изначально пешие. "Бежать" можно конями или лодьями, но в бой — ножками. Когда Святослав-Барс под Доростолом попытался посадить своих на коней — русские быстро устали. Ситуация изменилась стремительно, за одно поколение около 1010-1020 г. Почему? — Боевой конь стоит дорого. Дороже всего остального оружия воина. Кажется, гридни сели на коней из-за хомутов. Плечевой хомут появился в Европе около 920 г. и повсеместно распространились к 1000 г. Резкий рост поголовья у крестьян, распространения навыков ухода и разведения, позволили получить качественный конский состав и снизили цены.

"Конверсия" навыков не из "оборонки" в "гражданку", а наоборот.

Прошло полтора века — прежнее забыто напрочь. Нынче все абсолютно уверены, что настоящий бой — конный. Только.

Поэтому русские дружины почти не проводят штурмов? Бой в городской застройке, да ещё на рельефе русских городов... для конницы — мучителен. А навык пешего боя... есть конечно. В форме короткой локальной стычки или поединка.

Вышли на двор, звяк-звяк, бздынь.

— Алёшенька! Да что ж ты натворил?!

— Дык... вот, княже, голова тестя твоего, Тугарина.

Эта ограниченность в тактике, в мышлении кавалерийских, по сути, командиров звучит и в эпизодах боевых действий Андрея Боголюбского и, например, у Махно. На Руси пехота имеет большее значение, чем в Европе. Но это "стойкая" пехота. Она — стоит. На поле боя или на стенах.

* * *

Треть людей, кони, барахло — у тех ворот сосновых оставили. Шпоры, факеншит! Мои-то снимаются просто, а остальные... дзынь-бряк. И — носом в землю. Мелочь, но нормальные русские "остроги" пешего строя не допускают. С ними на ногах — на ногах не навоюешь.

Разведку вперёд, копейщики, стрелки — плотным строем. И мы в серёдке.

Князьям и это непривычно. Князь должен быть впереди!

* * *

Две разные воинские традиции.

Западная.

От малочисленных отрядов. От воинского/рыцарского братства. Предводитель — бьётся в первых рядах. "Впереди на белом коне". Воодушевляя личным примером, демонстрируя индивидуальное фехтовальное мастерство.

"Эпаминонд первый открыл великий тактический принцип, который вплоть до наших дней решает почти все регулярные сражения: неравномерное распределение войск по фронту в целях сосредоточения сил для главного удара на решающем пункте".

Построив на одном фланге колонну в 50 шеренг, он возглавил её и пробил строй лакедемонян. Вся "полководность" — до первого сигнала атаки.

В этой традиции: "возглавил", "повёл".

Восточная.

Предводитель — в стороне. "На высоком холме". Управляет движением войска. "Направил", "послал", "двинул". Демонстрируя полководческую мудрость и прозорливость.

Много позже эта разница, восходящая к "равенству, братству", будет отмечена в докладной в штаб РККА. Красные командиры первыми выскакивают на бруствер, увлекая личным примером красноармейцев в атаку. А те не увлекаются, остаются в траншеях. Атаки проваливаются, комсостав несёт чрезмерные потери. В вермахте офицеры посылают солдат в атаку, иногда пинками, угрозой применения личного оружия. И лишь после этого выскакивают из окопа, присоединяются к атакующему подразделению.

Русские князья следует западной традиции — отряды маленькие. Даже в крупных битвах 13 в. на Калке и Липице, составив первоначальный план, старательно "поделив шкуру неубитого медведя" — предполагаемые трофеи и выгоды — рубятся среди своих воинов. Если что-то идёт не так — отреагировать некому.

Полководцев на поле битвы нет, только "герои" в общей свалке.

Рубка в свалке у немцем называется "кошкодрание". Вот князья и "дерут кошек".

* * *

Навыка у бойцов нет. Ни у моих, ни у княжеских. Формирование штурмовых групп для боя в городе, продвижение по параллельным улицам, захват угловых строений... Моих конвойных этому не учили. Зачем? Вот линейных бойцов Артёмий гоняет. У нас и полигон с имитацией городка построен. Но они там, а я здесь.

— Ну, дедушка, выводи к замку.

Топаем. С обоих сторон — склоны. На склонах — заборы, за заборами — домишки. Темно. Собаки заходятся. Присутствие Курта в общем строю вызывает однозначную акустическую реакцию у четвероногих.

Вдруг слева сверху из проулка летят трое-пятеро верховых. Во весь мах, вопя и нахлёстывая. Удирают они, что ли? Вылетают прямо на стрелков. Я и ахнуть не успел — турман скомандовал: "слева! пуск!". Мои — разом. Проулочные — как ёжики. И сами, и их лошади.

— Э... парни. Гляньте — кто это был. Может, живой кто найдётся.

Не, всех сразу. Даже не поговорить. А были это... какие-то местные. Судя по одёжке. Чьи-то слуги. Не гражане — те верхом не поскачут. Княжеские, боярские, епископские? Ну и хрен с ними. Лезем дальше.

О! Уже светлее: справа по гребню усадьба чья-то занялась.

Гребень этот выше замка, но мы на самый верх не выходим, переваливаем и выходим на главную улицу. Одну из. Одна от замка на север к Днестру, к мосту. Другая — на запад, к мосту через Лукву. А третья — епископская — вот эта. На юг и из города. К церкви Успения и епископскому двору. Весь город — и версты нет. В длину. В ширину — вдвое меньше.

Тут уже вдоль улицы кое-где горит. И в посаде за Луквой что-то... полыхает. Вообще, как-то светлее, веселее. Тусовка тусуется. Орут в разных местах. У нас наконечники копий и клинки — зайчиков пускают. Типа цветомузыка. Ближе к понятиям "пир" и "напоили".

"Идёт солдат по городу

По незнакомой улице

И от отсветов сабельных

Вся улица светла

Не обижайтесь девушки

Но для солдата главное

Чтоб голова противника

Отрублена была".

Только подтянулись, двинулись по улице — опять толпа конных летит. От замка. Копья выставили, саблями машут, вопят чего-то не по нашему. Берендеи? Похоже. Разбираться некогда.

— Копейщики! Подтоки в землю! На колено! Стрелки! Бой!

Дистанция — полсотни шагов. Для лучника — идеал. Только тут не до снайперского выцеливания да белке в глазик попадания. Четыре десятка стрел на улице шириной меньше четырёх метров... Впрочем, несколько доскакали. Копья конников длиннее пехотных. Не намного — аршин. Но в бою это существенно. Вплоть до... до выбора между жизнью и смертью.

— Иване! Ты что творишь! Мы ж хана убили! Как же теперь с ними договариваться?! Кровная месть же!

— Ты, Святополк, покажи. Кто мне мстить собирается. Я его заранее зарежу.

Мда... нехорошо получилось. А нефиг на меня с копьями кидаться!

— У меня вон, двоих ранили. У твоих, кстати, тоже битый есть. Мне мой гридень дороже берендейского хана. Ладно. Ворогов дорезать. Пошли дальше.

Нет навыка. Нет умения отражать конную атаку в пешем строю. Конвойным это не надо. Даже копья поднять и упереть правильно... не все.

* * *

Забавно. Вояки всегда ругают своё. Вооружение, обучение, довольствие, командование... А у противника всё хорошо? — А чего ворога ругать? Его уничтожать надо.

* * *

Топаем ещё сотню метров. Вверх по мокрой, раскисшей, расквашенной дороге. Морозец ударит — будет каток. С колдоё... мать! С неровностями.

Левее — холм, дальше площадь с большой церковью. На площади недавно кони стояли. Много. Навозом весь снег закидан. На навозе... пара лошадиных туш со стрелами. И десяток трупов. Разной степени расчленённости. По одежде и шапкам — берендеи.

Вывод? — Местные победили и своих покойников унесли.

Нам туда не надо, нам правее.

Замок. Не велик, аккуратен. Одинокий холм. С северной и западной сторон — крутые обрывы, в сторону Днестра и Луквы. Днём тут виды будут... не налюбуешься. С восточной, похоже, обрезали склон для крутизны. Под склоном ложбина и дальше тот гребень, который мы обошли. А с южной — откуда мы лезем — просто подъём дороги. Угловые башенки под четырёхскатной острой кровлей, воротная такая же. Невысокая, в три этажа.

Совсем не то, как мы в Киеве брали. Всё уютненько, по-домашнему. Только я вижу пляшущие отсветы на дальних башнях. Что-то горит внутри. Костёр для Анастасии? Все мои измышлизмы, что её не сожгли, а только придушили и Остомысла пугали — неверны? — Ну, извините, по этим летописям вспоминать... Мог и ошибиться. Тогда в саркофаге Остомысла в залототканной головной повязке — невестка, Болеслава. Вот сейчас и узнаю.

Разведка, нервно пригибаясь и оглядываясь, рысцой бежит к закрытым воротам. Блин! Это — удача. Нам — удача, местным... по-разному. Ворота закрыты, но не заложены. Парни оттягивают створку.

— Святополк, тебя тут знают. Давай вперёд.

— А ты?

Нефига себе. Что за идиотский вопрос?!

— Ваши сомнения, Святополк Юрьевич, имеют, на мой вкус, характер неуместный и непристойный. Все. Бегом. Марш.

У Миссионера на лице — полное недоумение. Он же... как бы... совсем про другое! Он же... имел ввиду...

Что имеешь, то и введёшь. Но позже и не туда. Не время недоумевать — давай доумевать быстренько. Согласно приказа.

Пыхтя и отфыркиваясь, вламываемся в ворота.

Да уж. Не очень. Я, почему-то, был уверен, что здесь как в Киеве: внешние и внутренние ворота. А тут одни снаружи. "Труба пониже и дым пожиже". В смысле: проход низкий. А дыму-то как раз много.

Прямоугольный двор двухэтажного замка. Затянут дымом слоями. Горит у них чего-то сырое. По всему периметру на уровне второго этажа крытая галерея. По сути, оборонительная стена — внешняя стена дома.

* * *

"Характерной чертой городищ этого типа считается конструктивная связь жилых построек с оборонительными сооружениями всего укрепления. Такое совместное строительство жилых и оборонительных сооружений исключает возможность постепенной застройки поселения и говорит о том, что оно возникло по единому приказу для какой-то совершенно определенной цели".

Цель куда уж определённее — дом князя.

* * *

Две команды моих ребят сразу топают по лестнице на галерею. И расходятся влево-вправо.

А мы, три князя аки три богатыря у Васнецова, только без лошадей, разглядываем пейзаж. Или правильнее — интерьер? Короче: безобразие, непотребство и геройство с душегубством.

На снегу мусорно. Очень. Включая совершенно неожиданные вещи. Большой медный котёл. Красный кафтан с меховой опушкой и одним рукавом. Тряпьё исподнее — как можно в бою кальсоны потерять? Перевёрнутая скамейка со обломанной ножкой. Толстый чёрный халат с вырубленной на спине насквозь буквой Ш. Без хозяина. Четыре сквозных рубленных удара... Не помогло — владелец вывернулся и убежал. Много шапок разных фасонов. Деревянный ковшик. Длинная скомканная полоса дорогой ткани — кушак? Коротенький сапог с длинной фигурной шпорой, с торчащей из него, почему-то голой, отрубленной по колено, ногой.

По всему двору лежат, ползут и корчатся люди. Разнообразно, подозреваю — празднично, одетые. Валяются отдельные головы и руки. Не, не очень много. По десятку тех и других. Руки, почти все — правые. В вариантах от "по плечо" до одинокого запястья с неестественно выгнутыми растопыренными пальцами. А это что такое? Фу, дерьмо. Боец опростался прямо в схватке. И убежал.

Слева толпа русских гридней, рыл в десять, пытается войти в дверь какого-то помещения первого этажа. Рубят двери топорами. Очень настойчиво. Видимо, припёрло. Их не пускают. "За-а-анято".

Поверху, по гульбищу, низкие тёмные двери на фоне белёных стен. Частью открытые. Из некоторых на шум нашего появления выскакивают люди. Лучники в них постреливают. Некоторые падают, некоторые бегут по гульбищу, некоторые заскакивают назад.

Впереди, в торце двора — главная лестница на второй этаж. Красное крыльцо. На его верхнем конце, на площадке, в кресле сидит... Остомысл. Как узнал? — Так он без шапки. А реконструкцию по его черепу я видел. Похож. Правда, здесь с бородкой и причёской.

Вокруг него десяток матёрых бородачей. В кольчугах — гридни, в кафтанах — ярыжки, в шубах — бояре.

Всё понятно! Как драматически форма одежды улучшает восприятие!

Справа горит костёр. Типичная осветительно-обогревательная конструкция полевого типа. У нас на Руси частенько костры жгут. Особенно — на гуляниях. Темно же. И погоды... промозглые.

По двору в разброс бродит пара десятков персонажей. По одежде — русские. Докалывают раненных берендеев, оттаскивают своих раненных куда-то... в помещение на первом этаже справа. Рядом с нами, под гульбищем, три героя в русских шишаках добивают группу из четырёх героев в берендейских колпаках. Берендеи все ранены, кто стоять не может, кто клинок в левой держит. Но отмахиваются. Разномастными железками и деревяшками. Вяло-истерично. Их одного за другим рубят.

Наконец, главный среди шишканутых героев, воздвигнув двумя руками широкий меч над головой, вонзает его в грудь последнему колпакнутому, полулежащему на земле, противнику в некогда богатом, а ныне залитом кровью, халате. Подчёркнуто манерный удар. С громким выдохом. Демонстративно-победно. Герой пижонистый. Дюку Степановичу родня?

Сражённый противник предсмертно выгибается. И успокоенно падает навзничь. Герой выдергивает и снова втыкает меч ещё раз. Под задранную вверх в предсмертной судороге бороду. В шею покойнику. Шевелит так чего-то. Потом наклоняется и поднимает отделённую голову. Показывает группе возле князя и что-то победно кричит.

В ответ — радостный рёв. Сквозь который прорывается высокий женский визг:

— Ата-а-а!

О, тут и бабы на поле?

Ага, вижу.

Внизу лестницы раздвинулась группа из нескольких мужчин вокруг маленькой женщины. Хорошо одетой. Даже, я бы сказал, роскошно. Она вырывается, разворачивается к нам лицом, но её держат, и я могу вдумчиво оценить парадный туалет.

"Вызывает антирес

И такой ишо разрез:

Как у вас там ходют бабы -

В панталонах али без?".

Про панталоны ничего сказать не могу — ракурс... не подходящий. А вот остальное... богато блестит и отблёскивает.

Головной убор из золотой парчи с вышивкой из драгоценных камней. К нему приделаны золотые височные кольца. Сейчас она трясёт головой и кольца резко мотаются. Сверху на голове шелковое покрывало, украшенное по краям драгоценной вышивкой. От рывков сползло на сторону. Белое платье в виде удлиненной рубашки с глухим воротом и длинными рукавами. На талии вышитый цветными нитями кожаный пояс с драгоценной пряжкой. На шее и на груди ожерелья из нескольких нитей сердоликовых, пастовых и серебряных бус. На руках браслеты и кольца драгоценных металлов. Нити перепутались, всё болтается и беспорядочно мерцает в свете костра. Сверху на платье наброшена недлинная накидка из бархата, скрепленная поблёскивающей фибулой со шлифованными цветными камнями. Как бы не бриллианты.

Смотрится... круто. Особенно среди нескольких одетых в тёмное, в меховых шапках, на две головы её выше, бородатых мужчин. Эти тоже с блестяшками, но много меньше и тусклее. Двое держат её за руки, она кричит, вырывается. Во, извернулась и укусила. Мужичина отскакивает, но второй вцепился крепко, третий сзади дёргает за покрывало, оно остаётся у него в руках. Он тупо разглядывает предмет, тяжко соображает, женщина выворачивается, кусает за руку второго, освобождается, бросается вперёд, но кто-то хватает её сзади за накидку. Ворот, застёгнутый фибулой, держит, давит.

Она тянет вперёд руки, пытается освободиться, но бархат крепкий, фибула качественная — не фигня какая-нибудь китайская. Чернобородый мужчина у неё сзади, злобно морщится, щерится, выворачивает, перехватывает, затягивает ворот. Женщина уже хрипит, падает на колени, хватается за фибулу, пытается сорвать, расстегнуть...

Так вот оно как. "Убит при попытке к бегству". Убита.

"Они зацепят меня за одежду

Значит, падать одетому — плюс!".

А убегать — минус.

Три минуты — время задыхания насмерть. Не будем терять времени.

— Охрим, стрелки. Мужиков возле бабы. Наповал.

Стрелы наложены, только лук поднять да тетиву вытянуть. Дистанция метров тридцать. Женщина уже почти лежит на земле, остальные стоят — не промахнуться.

— Тяни-и. Пск!

"Скульптурная группа" разнонаправленно устремляется в горизонтальное положение. Такая... дёргающаяся кучка мусора в разброс: от попаданий не все валятся сразу, а когда валятся — в разные стороны.

Ну что ж, начнём.

"С добрым утром, с добрым утром.

И с хоро-о-ошим днём".

Для тех, кто доживёт. До света дневного.

— Слуша-ай! Бой!

Обязательное условие профпригодности командира — зычный голос. Так аж до ПМВ. Коллеги, вы как? Рявкнуть, перекрывая "кровавой битвы звуки" можете? Тренируйтесь заранее — орало из хлебала должно быть могучее.

Команда услышана. Копейщики кидаются вперёд. Лучники густо лупят во всё не наше шевелящееся. Группа слева, так и не сумевшая открыть двери в долгожданное помещение, стремительно редеет: кого стрелами сшибли, кто прячется за столбы-опоры галереи. Сверху летит копьё. Прямо мне в грудь. Мой охранник сбивает его щитом в сторону. Оно пробивает ногу одному из наших гридней. Тот вопит, а сверху летит отрубленная по локоть рука. Следом — и её бывший владелец кувыркается через перила.

Глава 725

— Миша. Пяток оставь здесь. Ворота заложить. Никого ни впускать, ни выпускать.

Топаем вперёд. Моим бойцам хорошо — шлем всё нужное закрывает. А у меня подбородник болтается. Иначе ни сказать, ни услыхать.

Паж Жанны Д'Арк как-то получил стрелу в ногу. Молодой парень взволновался, снял шлем посмотреть. Получил болт в голову. Нет коллеги, не метрический, а арбалетный. Как вы догадались? — Да, помер.

Я бы тоже шлем снял. Для удобства. Но не хочу повторять того французского парня. В смысле: предвосхищать. Вот эти полста шагов надо пройти... целым. Не повстречавшись с беспорядочно летящим со всех сторон разным... колюще-режущим.

У командира в бою на один рабочий орган больше, чем у рядового. Нет, коллеги, это не голова — голова и бойцу нужна. Это — рот. Снова — нет, не для того, как вы себе сразу представили. Жевать в бою не надо. Если кто не знает — ротом команды подают. Но держать его лучше закрытым. "А то муха залетит". Хотя, конечно, какие мухи зимой...

На галереях идёт бой. Бестолковый. Местные то прячутся в выходящих на гульбище комнатах, то выскакивают оттуда. В комнатах совсем темно. Вижу огоньки зажигалок — у моих десятников входит в комплект снаряжения. Во, и факела сделали. Слева Миша со своими гриднями и моих десяток, выковыривают из под галереи остатки... не попавших в "укромный уголок". С другой стороны аналогичную работу делает Миссионер. А я топаю по осевой.

"А я иду, шагаю по двору.

И я пройти ещё смогу

Полста шагов до той стены

Смерть принеся врагу".

Ну, как топаю... Меня ведут. Прикрывая щитами, мечами, телами.

В теории — силы почти равны. Их тут десятков восемь. Нас, когда мы от Луцка вышли, было полторы сотни. До того соснового забора дошло три четверти. Треть там осталось. Здесь десятков семь. За нас эффект неожиданности.

Ещё: местные притомились берендеев резать. У моих лучше оружие. Хотя по фехтовальному навыку... у них есть чёткие рубаки. А вот лучники... У нас — есть. У них... не проявляются.

При бое в замке каком-нибудь, в усадьбе — от лучников мало толку. А уж с новгородским берестяным... куда ты с ним в помещении сунешься? Если лук ростом 1.80, а здесь притолока 1.40 — уже много.

Но вот так, во дворе, прикрытые копейщиками, обученные выбивать дальних, не пугаясь ближних... эффективно. Копейщики, кстати, тоже адаптируются к "бою в помещении": половина потеряла или бросила копья. Не все. Вон ту команду стоит приметить. Из "государевых". Подскакивают втроём на одного и хором тычут в него копьями. Пока тот отмахивается, четвёртый обегает сзади и шандарахает топором в голову. Разумно. Надо ребят к себе сманивать.

Мой несколько академический стиль рассуждений — производная от работы Охрима. Бодигардеры взяли Ваню в коробочку. Так и топаем. Палаш у меня в руке, но клинок чистый — ни одного удара не сделал.

Э-эх... вот был со мной Охрим в Мологе... И что? — Ещё больше поубивал бы. Или смутьяны в тот раз попрятались, а потом вылезли. И убивать их пришлось бы другим, позже и дороже.

Охрим рявкает:

— На колено!

Я, как прилежный новобранец, тоже грохаюсь. Опять штаны стирать придётся: снег смёрзся в лёд, на льду лужа крови. Просто стоит. Сворачивается, остывает. Такая тёмная, густая, липкая, противная... грязь.

Через наши головы бьют стрелки. Несколько галичан, собравшихся у подножия лестницы, "грудью встретим врага!", встречают грудью и иными частями тела стрелы, валятся.

— Вперёд! Бегом!

Команда проскакивает вперёд, Охрим поднимается на первую ступеньку. И на него сверху с диким криком и здоровенным мечом летит мужичина.

Факеншит! Тоже одноглазый!

Охрим принимает удар на клинок, сводит на гарду, благо она у палашей... "развита". Отступает перед силой противника, спотыкается, падает навзничь. Следом падает его противник. Уже без головы. Тот самый секущий, словно огромной бритвой, удар.

"Все сюда, а ты обратно": пока Охрим отступал назад, а нападающий — за ним, боец рядом сделал шаг вперёд, на ступеньку. Оказался выше здоровенного одноглазого противника. И реализовал преимущество. Шаг, рука, палаш... метра два. Эффективно. Надо Артёмию сказать. "Накатывает" ли он с новобранцами подобные ситуации?

А парню — орден, спас командира.

О-хо-хо. Столько орденов придётся раздать. За всего одну поездку...

Ваня, не ной! Это наименьшая из твоих проблем.

Стрелки дают быструю очередь влево — там ещё группка галицких собралась. Особо упрямая. А я убираю палаш в ножны, откидываю лежащую под ногами тушку какого-то мужика с "гайками" на пальцах и густой чёрной бородой на морде лица. Нынче его можно хоть вверх ногами перевернуть — шапка не свалится. "А во лбу стрела торчит" — как стоял, наклонившись над упавшей женщиной, так и получил в тыковку.

Чёт не откидывается. "Редиска — нехороший человек". Правой вцепился в бархатную накидку. Намотал на кулак. И как же тут?

* * *

"Элегантным движением руки брюки превращаются...".

Не брюки. А так всё верно.

* * *

Финка из сапога позволяет "элегантным движением руки" исправить все ошибки в крое парадной верхней одежды. И безвозвратно испортить саму одежду.

Разрезаю, раздёргиваю, переворачиваю.

Ага, вот она. Беспорядочно рассыпанные волосы цвета вороного крыла на белом платье с золотой вышивкой по вороту. Платье... было белым. Недавно. Но больше уже не будет. Тут даже мои отбеливатели с хлоркой не справятся. Лицо красное, перекошенное, глаза выпучены, на губах слюни... Оценить миловидность — не берусь. Судорожно вцепившись в горло, перхает, кашляет, пытается отплеваться, не может вздохнуть. Оценка изысканности манер... тоже откладывается. Даже если она сейчас обделается — нормально. Как известно, у повешенных сфинктеры — расслабляются. Она не повешенная, а придушенная. Но — без разницы. В её ситуации и благовоспитанные матёрые лорды... публично совершают неуставные действия организмом.

А так... скуластенькая девчонка лет 14-15. Жена, княгиня, мать. Разменная монета в политических играх мелкотравчатых групп местечковой элиты. "Говорящая печать на договоре".

Какой может быть прогресс, коллеги, когда весь пар человечества уходит вот на таких девчонок? И не для того даже, чтобы её трахнуть — это бы я понял, а для того, чтобы её не трахал кто-то третий. Причём сам процесс возражений не вызывает, но то же самое после исполнения некоторых греко-иудейских ритуалов... аж до лютой ненависти.

И тут я со своей ЭКИПой... или турбодетандером... И куда меня должны послать все присутствующие в этом мире?

* * *

"Я таки извиняюсь, но куда вас так послали, что вы пришли именно сюда?".

Хороший вопрос. Особенно если "пришёл" в "Святую Русь".

* * *

Общего у попандопулы и аборигенов... Как птички и рыбки. Единственное объединяющее — мошкара. Кормовая база. А так-то... и почирикать не о чём.

Бздынь!

Брошенная в меня сулица отбита щитом телохранителя. Звякнула и ушла куда-то вверх и вбок. Правильно мы сделали, что модифицировали лапту в сторону бейсбола. В лапте мяч кидают и по мячу бьют игроки одной команды. В бейсболе — разных. Вот как здесь.

Куприн:

"В лапте нужны: находчивость, глубокое дыхание, верность своей "партии", внимательность, изворотливость, быстрый бег, меткий глаз, твёрдость удара руки и вечная уверенность в том, что тебя не победят... Трусам и лентяям в этой игре не место".

"Твёрдость руки и вечная уверенность" — у ребят имеются.

Метатель... уже не мечет, уже сам мечется. И — валится. Через перила с гульбища.

"Для смягчения последствий падения обычно используется мат" — что и наблюдаем.

В смысле: слышим. Даже как-то неудобно — здесь же дамы! Или правильнее — дети?

Кто-то из гридней Миссионера, один из немногих оставшихся с копьём, прикалывает ошалевшего на минутку от удара о землю туземного героя.

"Безумству храбрых поём мы славу".

Может, кто-нибудь когда-нибудь и споёт. Под соответствующий политический аккомпанемент, актуальный для эпохи певца. А пока таких придурков надо... поуменьшить. Чтобы не размножались.

Судорожные попытки девочки начать дышать прекращаются с шумным:

— А-ап!

Заглотила воздух и замолчала. Дышать ещё не может, но уже... воздерживается. Штатная реакция хомнутого сапиенсом на князь-волка вблизи. Помнится, у Ярославского посадника при взгляде "глаза в глаза" всё так... заработало, что в город пришлось под руки вести. На растопыренных ногах.

Эта, вроде, покрепче. Или давно не ела?

Есть на пиру — дурная примета. К смерти. Это я себе с самого Витебска повторяю.

Глаза у неё красивые: большие и чёрные. Я думал, они вылупились от удавки, но вот: бордо со щёк уходит, а глаза остаются. Не в смысле: на щеках, а в смысле: в размере.

— Здравствуй, красавица. Меня зовут Зверь Лютый. А тебя как?

Она бессмысленно переводила глаза с Курта на меня и обратно.

Мда, Ваня, это ты, конечно, уелбантурил. Хороший у ребёнка выбор собеседников: не то зверюга чудовищная, не то зверюга лютая.

" — Каравай-каравай, кого хочешь выбирай.

— Я боюсь, конечно, всех. Но Ванюша полный пи".

"Ребёнок" — это там, в мягком, тёплом и обустроенном будущем. А тут она Государыня, у неё сын трёхмесячный. Где бы какие "годовые кольца" у неё не выросли, а думать и действовать должна по-взрослому. Куклы, капризы — там остались, в далёком коротком девичестве.

* * *

"Повзрослела — мороженное капает не на ноги, а на грудь".

Мороженного нет. А так-то... люди здесь быстро взрослеют.

* * *

— А... а... кх... а...

— Настя?

— Да. Кх... Княгиня. Гх... Галицкая. Агхх... Анастасия. Чекмановна.

Во как. По взрослому. По этикету — с титулом и отчеством. Не знал. А то всё Настаська-Настаська...

— Ты, Анастасия Чекмановна, как? Вставать не собираешься? А то мокро тут. И грязно. Вон, платье изгваздала.

Есть ли лучший способ активизировать внимание молодой женщины, чем обратить её внимание на упущения в одежде?

Анастасия немедленно принялась себя разглядывать, распутывать запутавшиеся цацки, отряхивать грудь и подол, сразу же проверила, даже не осознавая, височные кольца, обнаружила выпавшие из-под платка волосы, принялась их собирать и заправлять. И обратила, наконец, внимание на валяющиеся вокруг трупы. И совсем уже покойные, и пока частично. Такие, знаете ли, детали местного пейзажа. Нет, всё-таки интерьера. Уже не навязчивые, но ещё побулькивающие.

Тут как раз недалеко от нас с гульбища свалился ещё один. С отрубленным запястьем, из которого хлестала кровь, и диким воплем из разбитого рта. От неожиданности она взвизгнула и прижалась ко мне. Утирая одной рукой капли крови на лице от упавшего придурка, другой успокаивающе приобнял девочку.

— Ну-ну, этот уже не опасен.

Всё-таки реакция аборигенок на смерть и кровь в двух шагах — существенно отличается от таковой же, но у моих современниц. Ни истерики, ни обморока, ни ступора. Повсеместный забой скота и высокий уровень смертности окружающих смещает этику и эстетику пока живущих. Рядом человек вопит и подыхает? — Это — нормально. Повод активизировать бизнес-процессы. В смысле: задать деловой вопрос.

Она подняла лицо и встревоженно поинтересовалась:

— А... А муж мой? Ярослав, князь... где?

Интересно, какой ответ для неё более... желателен?

Пришлось развернуться лицом к крыльцу и дать ей обзор.

— А вона. В кресле сидит, любуется-наслаждается.

Моё злопыхательство было безосновательным.

Да, Остомысл сидел. Руки его были примотаны к подлокотникам. Использовать что-то остальное — ноги там, голову — не сообразил. Но удовольствия не выказывал. Наоборот: он только что проплакался. В отсветах дворового костра поблёскивали дорожки слёз на щеках.

Что делает первым делом русский князь, столкнувшись с нештатной ситуацией? — Правильно. Как всякий нормальный человек — поступает согласно личным предпочтениям. Боголюбский пляшет или рубит головы. Подкидыш краснеет и заикается. А благочестивые и христолюбивые — плачут. Я это уже неоднократно на примере Мономаха. Остомысл тоже... из богобоязненных.

Коллеги, такое нормальная, типовая, адекватная, святорусская реакция. Хотите вписаться в этот мир? — прослезитесь и порыдайте. И почаще.

"Если вас выписали из сумасшедшего дома, это не значит, что вас вылечили. Просто вы стали как все".

Не станете постоянно плакать — так в местной дурке и останетесь.

Я? — Я ж рассказывал: однажды на лесной дороге в тумане мне повстречался князь-волк. Мы посмотрели друг другу в глаза. И я решил: свободы своей не отдам никому. Всей своей свободы. И свободы плакать — тоже.

Ну, так не зря ж меня "Зверем Лютым" зовут.

Только нужно не только решить — нужно делать. Каждый час, на каждом шагу. Ощущая контролируемое отвращение к этому... всему. К "Святой Руси".

Ну, так не зря ж меня... я это уже говорил?

На гульбище и во дворе мои ребята вытаскивали из очередных закутков туземцев. Оружных — стреляли, рубили или прикалывали, остальных вязали и ставили на колени возле костра.

Передовые бойцы на галерее уже дошли до углов и посматривали на группу возле князя с обоих сторон. На дворе было несколько хуже. Миша слева отставал. Под частью гульбища, где стоит кресло, собралось десятка два галичан, большинство уже раненные.

— Эй! Люди добрые! Бросайте оружие!

Хорошо иметь лужёную глотку: мой доброжелательный вопль разнёсся по двору замка. Без шуток: я же им добра желаю.

И вызвал энергичный ответ:

— Хрен тебе! Руби их!

Храбрецы, факеншит, герои, итить их прославлять и закапывать.

— Пуск!

Дробот стрел. И сразу же:

— Наложи! Тяни! Пуск!

Всё-таки, стрелецкая турма — очень эффективный инструмент. Даже на такой короткой дистанции, где стрела, сойдя с тетивы, ещё дрожит.

Турмана — повысить. Не забудь, Ваня.

— Прекратить! Не стрелять! А то зарежу!

Высокий мужчина, с длинным лошадиным лицом, в шубе на кольчугу, без шапки, с залысинами. Вытащил нож и приставил к княжеской бороде. Взял заложника. Ну и дурак.

Я чуть наклонился к девочке, прижавшейся к моей груди:

— Настенька, это что за придурок с ножиком?

То, что меня трясёт — мои проблемы. Главное: голос не дрожит, коленки не подгибаются. А что сердечко... так со стороны не видать.

* * *

"Некоторые выглядят храбрыми, потому что боятся убежать" — Жванецкий? Вы, таки, правы. "Убежать"... стесняюсь я. Посисьниваюсь.

Есть в нас во всех что-то на букву "п". Нет, это не то что вы подумали. И даже не "принц". Правильно: что-то пижонистое.

"Нам нечего бояться, кроме страха" — Франклин Делано Рузвельт?

Страх — внутреннее свойство человека, часть меня? Я боюсь сам себя? — Не-а. Себя я люблю. Сильно.

Места для страха не остаётся.

* * *

Должен же я "распустить хвост" перед спасённой мною женщиной? Даже если она чужая жена. И безграничной уверенностью в себе — успокоить прижавшегося ко мне ребёнка.

— К-константин. С-серославич.

— Да ты что?! Вон тот... плешивый конь с ножиком? (К группе наверху) Эй, слышь, Конятин, кидай ножик. Ну, или режь. А я тебя волку своему скормлю. Пока тёпленький. А то волки падаль не едят.

Курт, уловив упоминание о себе, внимательно посмотрел на меня:

— Хозяин не шутит?

Просунул голову между бойцов и оценивающие оглядел предполагаемый ужин. Или уже завтрак?

Мгновения относительной тишины, только справа Миссионер кого-то ошеломил с громким выкриком и лязгом. И продолжает... и продолжает... Ошеломлять. Обнаплечивать. Обкольчужнивать... Да сколько ж можно?! Во, угомонил наконец.

Дуэль взглядов между князь-волком и боярином закончилась предсказуемо: Конятин резко передёрнул плечами, будто очень пИсать вдруг захотел, демонстративно поднял нож двумя пальцами над головой. И отпустил. Бумкнуло хорошо. Гульбище вообще звучит как барабан.

Следом зазвенело и в других местах — галичане принялись бросать клинки.

Девчушка вдруг рванулась от меня, подхватив подол, спотыкаясь и оскальзываясь, взлетела по крыльцу и припала к привязанному к стулу Остомыслу. Что-то ласково говорила, гладила по лицу, пыталась распутывать вязки на его руках. Он ей виновато улыбался, отвечал.

Воркуют. Натурально, факеншит. Будто голубь с голубицею.

Да, это любовь. Чудны дела твои, господи.

* * *

"Дамы, вы думаете, что любовь — когда вам дарят розы? — Нет. Любовь, когда вам целый день рассказывают про 95 бензин. И вы слушаете!".

А тут даже бензина нет! Но как она слушает!

У него дочь лет на пять старше! Следует ли маркировать этот законный, освящённый церковью и весьма политически важный брак — педофилией? Следует ли считать всю "Святую Русь" страной педофилов? — Да. Кровь тысяч поколений педофилов плещется в наших венах. Всё человечество. Почти всегда. И даже раньше: обезьяны тоже плюют на законы всего прогрессивного, назовёт это так, сообщества хомнутых сапиенсом.

Вот слоновые черепахи — те нет. У тех — позднее. Но они и живут под двести лет. И яйца откладывают по два десятка за раз. Каждый год. Обезьяны, даже хомнутые, так не умеют.

* * *

— Они там...! Берендеи! Засели и никак!

Миша прибежал. Весь в горячке боя и досады от неуспеха: крепкая компания попалась. В каком-то... там дровяной склад, вроде? Поленьями кидаются. Ни галичане, ни наши выковырять не смогли.

Придётся прервать наблюдаемый момент высокой любви и глубокой нежности. Аж самому жалко.

— Настя! Анастасия! Чекмановна! Оторвись от своего ненаглядного. Помощь нужна.

Не сразу. Но услышала и спустилась. Радостная, смущённая.

Эх, бабы-бабы... Как она кричала "ата!". С таким горем! А вот пообщалась со своим... и опять счастлива.

— Помощь нужна. Там ваши засели. Подойди к двери и крикни им, чтобы сдавались.

Сразу выражение лица другое. Настороженное, недоверчивое.

— А ты их... ты им худа не сделаешь? Они уйдут вольно?

Да-а, у девочки государственная хватка: сразу о деле, о своих людях, об условиях и гарантиях. Может, тебе ещё и страховой полис ОСАГО выписать?

— Я сделаю то, что сочту нужным. Иначе — просто сожгу. Это не мой дом, мне не жалко.

Стоит, смотрит. Будто взвешивает. Решай, девочка. Меня не зря "Зверем Лютым" зовут, мне твой замок дымом пустить... со всеми не вовремя попавшимися.... ещё и погреемся.

Давай, "ребёнок", принимай политическое решение. От твоего слова зависит жизнь твоих родственников, взрослых мужчин твоего рода. Нынче не они твою судьбу решают, а ты — их. И не только их — всего твоего народа. Я сегодня уже убивал берендеев. Прирежу ещё пару-тройку ханов — будет кровная месть во весь рост. Ждать не стану — сработаю на упреждение.

Помнится, в Луцке я решил, что следует поддерживать берендеев. Но если... что ж, перерешу. Извините, ошибся.

А местные приберут остатки. Начисто.

От твоей оценки, здесь, сейчас, немедленно, этого здорового, лысого, чуждого, впервые в жизни увиденного мужика, от понимания намерений этого... ферта в косыночке, от возможной ошибки в любую сторону... десяток тысяч жизней.

Но ты, девочка, можешь остановить... грядущий геноцид твоего народа.

Кивнула, руки сцепила и, не поднимая глаз, пошла. К тем порубленным уже в щепы дверям, в которые ни галицкие гридни, ни мои войти не смогли.

А я поднимаюсь, наконец, по "Красному крыльцу". Проскочивший вперёд Миссионер уже отмотал князя галицкого от его трона.

Убойная, я вам скажу, прикраса. С таким в реку кинуть — не выплывешь. Специально дерево выбирают: тяжёлое, дуб морёный. Не в смысле: утопить, а в смысле: для устойчивости.

Отвязанный Остомысл повёл себя соответственно отвязано: немедленно реализовал свои тайные желания — ударил поставленного на колени Конятина сапогом в лицо. Тот падает и Остомысл топчет его ногами, выкрикивая ругательства.

"Русский мат — бесплатный стрессосниматель". Слышу: снимает. Бесплатно.

Как я уже предупреждал неоднократно: средневековая русская элита вполне владеет всем богатством русского языка. Не только непечатного — здесь всё непечатное, исключая только надписи на монетах — но и нецензурного. В смысле: неиспользуемого в дошедших до нас официальных письменных источниках. Так-то в новогородских берестяных грамотах много чего есть.

Слышу... интересные обороты. Похоже, заимствования из мадьярского. Но, конечно, до покойной Степаниды свет Слудовны... Всё-таки, Киев богаче Галича. И в культурном разнообразии — тоже.

Ухватываю князя за плечо и откидываю к стенке. Тот визжит невразумительно и кидается на меня с кулаками.

— Ты...! Как посмел...! Вон! С дороги...!

Сбоку всовывается Миссионер:

— Ярославе... Это князь. Иван Юрьевич. Не, не брат мой покойный, а который брат Боголюбскому. Ну... Лютый Зверь, Воевода Всеволжский... Княжья Смерть.

Последнее моё прозвище произносится тише. И — обречённо. Он-то сам видел, как я одного Ярослава недавно... "Повесить за шею" — официальная формулировка.

С почином, так сказать. По части упокоения ярославов.

Погоняло помогает: Остомысл встряхивает головой, переводит взгляд с лежащего Конятина на меня.

Видеть начал! Я весело улыбаюсь ему в лицо:

— Много слышал! Очень рад! Давно мечтал познакомиться!

Восторженно трясу ему руку. Отчего он продолжает дуреть. И не он один: русские князья никогда не здороваются за руку.

Ору в пространство:

— Сотник! Где сотник? Двух... нет — четырёх! Конвойных! К князю Ярославу! Проводить! До отхожего места!

— С чего это?!

— А ты, княже, разве не...?

"Мочевой пузырь как сердце — ему не прикажешь".

Остомысл прислушивается к себе, меняет мнение и, гордо задрав нос, отправляется мимо меня куда-то во двор.

Это прогресс, коллеги!

Человек выведен из стресса, из изменённого состояния. В обычное. Где, он, естественно, учитывает позывы и нужды собственного организма.

Когда вошли в замок почудилось мне, что где-то там, возле ворот, обустроен "укромный уголок". Для усадьбы такого размера и такого количества задниц и передниц — обязательно. Надо зайти, поинтересоваться. В таких общераспространённых местах бывают... интересные и полезные детали. Типа музыкального валика под рулон. Ты дёрнул, ну, чтобы отмотать. А он тебе сразу "Коль славен..." играет. Понятно, что эпоха ещё не та, но — а вдруг? Опять же, хлорки им предложить. Для дезинфекции. Сбыт и так не худо идёт, но рынок надо расширять. Намекну как-нибудь. Так это... факультативно.

Присаживаюсь на корточки возле боярина.

— Слушай, Конятин...

— Я не Конятин! Я — Константин!

Как они меня заколебали! Надо же прямо по сюжету: спросил-ответил. А эти... реалисты хреновы. То врут, то гонорею свою ростят.

— Да мне пофиг. Конятин, Жеребцов, Кобылин... Мерин Недоуздович... Вон копьё. Сейчас тебе в задницу засуну и на костёр поставлю. Шашлык делать буду.

— Ша... шашлы...?

Факеншит! Ну как пугать придурков, когда они даже слов не знают?!

— Без разницы. Гриль... Филе с овощами...

Что-то из меня все местные слова по теме выскочили.

— Плевать! Конятин на вертеле. Понял?!

Понял.

— Где княгиня с Остомышлёнышем?

— Как? Как ты сказал?! Осто... Остомыш... Ха-ха-ха! Ну ты и... У Спаса они.

А Конятин-то... смешлив. Самоуверен. Духом крепок. Такого раскалывать... пропотеешь. Что-то я такое про "пропотеешь" недавно в Мологе... Опять?!

Не понял я. "У Спаса" — в смысле: у бога? В смысле: на том свете? По РИ не так, но я уже столько тут натопал... Или в смысле: "у Христа за пазухой"? А, дошло. Факеншит! Чтобы туземцев понимать нужно быть хотя бы студентом историческо-археологическо-филологического.

— У Владимирко?

— А? Ага. У него. У мясника низвергнутого.

* * *

Мда... Краткий обмен репликами требует, пожалуй, объяснения.

Владимирко, брат ослеплённого Василька Теребовльского, известен своей жестокостью. Про ослепление и кастрацию агента, сдавшего ему казну Пястов — я уже... Но Конятину важнее местные эпизоды.

Один — взятие Галича в ходе мятежа Ивана Берладика. Тогда Владимирко "плавал в крови гражан". От этого — "мясник".

Другой — отказ от договора, о котором он крест целовал Изе Блескучему.

В 1153 г. случился своего рода религиозный спор по поводу чудотворной силы креста между Владимирком и посланником Изи боярином Петром Бориславичем. На укоры последнего в нарушении крестоцелования Владимирко, издеваясь, отвечал: "сии ли крестец малый!", на что боярин с достоинством отвечал: "Княже, аче крестъ малъ, но сила велика его есть на небеси и на земли!".

Владимирко грубо выгнал посла. В тот же вечер стало ему худо и ночью помер.

* * *

Не исключаю работу Изиных "потьмушников", но доказательств нет. Общее мнение: князь возгордился, и ГБ его низвергнул. Наказал за гордыню и клятвопреступление. Сходно, про гордыню и низвержение, толковал ослеплённый Василько попу Василию. Я про это — уже... Связка: "я — возгордился, Он — низвергнул" — семейная культурная традиция.

Надо продумать инициацию данного стандарта мышления. Когда диверсанты работают под прикрытием ГБ в форме традиции — повышается эффективность.

Я рассказывал про ассасинов. Но про сакральную составляющую их убийств для жертвы и свидетелей... только мельком. Всё мой атеизм виноват — пропускаю идеологически важные вещи. Точильщику напомнить: как-то мы про господне воздаяние в спец.операциях... недостаточно.

Наследник, Остомысл, немедленно за свежеупокоенного папу покаялся, посла вернул, извинился и пообещал исполнить договор.

Потом, правда, всё равно не сделал. Но — в смирении. Так что ГБ, вероятно, не за враньё наказывает, а именно за гордыню.

Похоронили Владимирко в городском соборе Спаса. А себе Остомысл другой построил — Успения. В сообщении о его смерти так и сказано: "соборы", во множественном числе.

Поэтому фраза Конятина "у Спаса они" означает, что Ольга Юрьевна и Остомышлёныш спрятались в церкви св.Спаса. Это та большая церковь, которую мы издалека видели за унавоженной площадью.

Факеншит! Сколько уже живу здесь, вроде приловчился туземцев понимать. Но чуть шаг в сторону... только с подстрочным переводом.

— Сотник, свистуна на восточную крышу — высвистать обоз. Команду — навстречу. Недалеко. Святополк, давай к Спасу. Тащи оттуда княгиню с князёнышем. Будут вякать — бей. Насмерть.

Что, Миссионер? Такая миссия тебе непривычна? Привыкай. У нас кто дела не делает — отдыхает. Вечно.

— Миша, пройдись по дому. Мертвяков и живых — во двор.

Надо посмотреть подвалы и выбрать те, куда можно сунуть пленных. Ещё хорошо бы несколько отдельных... застенков. Для особо интересных персонажей. Потрогать княжескую казну — Остомысл (в РИ) ляхам три тыщи гривен заплатил. Несколько позже, но, наверное, кое-что и сейчас есть. Библиотеку прибрать. Говорят, она у него большая. Как бы не побольше казны. В смысле: по цене. А вот коней в усадьбе нет. Поэтому в город соваться, вообще — дальше сотни шагов... пока не надо.

— Миша, ты чего завис?

Миша кивает головой, указывая на группу.

Там, где три шишканутых героя зарезали четырёх героев колпакнутых, сидит на снегу Анастасия. Держит на коленях отрубленную голову, качается и негромко воет. Вокруг — несколько берендеев. Ещё и железяки не убрали.

Пришлось подойти.

— Настя, не сиди на снегу, простудишься.

Она поднимает ко мне зарёванное лицо.

— ата... атем... ол енди жо?... не истеу керек? ким коргайды? осы жолда ким акыл айтып, колдау корсетеди? жаксылык пен жамандыкты ким корсетеди? онсыз калай омир суруге болады? (отец... мой отец... его больше нет... что делать? кто защитит? кто даст совет и поддержит в пути? кто укажет добро и зло? как жить без него?)

Что сказать? Христианку можно утешить баснями насчёт загробного царства, что, де, покойный смотрит на тебя с небес и радуется твоим успехам. Но она крещёная, отец — язычник. Поганых в рай не пускают. Значит, отцу её гореть вечность в аду. Не думаю, что это её утешит.

— Мы все умрём. И ты, и я. Люди просят легкой жизни, а надо просить лёгкой смерти. У твоего отца была лёгкая смерть. Порадуйся за него.

— А... А я? А мне как?!

— У тебя есть муж. Забота о тебе — его забота.

— Шлам. Айкышка шегеленген окшеси астында (Слизняк. Под пятой распятого).

Выразительно.

Один из берендеев, стоящих рядом, дергая в руке топор, озвучил свою оценку Остомысла. Не политкорректно, не дипломатично. Хотя сразу после боя, после гибели большинства берендеев, приглашённых в княжеский замок на праздничный пир...

— Ты — помог. Жаль — поздно.

Он мне ещё и выговаривать будет?! Это — благодарность за спасение от смерти?!

Перехватывает топор в левую, стукает правой в грудь:

— Токмак. Хан Токмак.

В ответ мой обычный "строевой" кивок:

— Зверь. Зверь Лютый.

Ага, слышал. Но это чуть позже.

Подхватываю Анастасию подмышки:

— Мёртвые к мёртвым, живые к живым. Вестовой! Найти княгине безопасное место, горячую воду и чистую одежду.

Она рвётся, кричит:

— Нет! Не трогай меня! Не хочу!

Факеншит! Мне ещё твоей истерики не хватает?!

— Тебя ударить? Чтобы вспомнила? О сыне, о муже. Дождись рассвета. Потом хоть с моста в речку.

Смотрит ошарашенно. Ищет в моих словах какой-то глубокий смысл.

Всё просто: в РИ ты рассвета не увидела. Правда, не этого, мартовского, а в этом же году, но октябрьского. Очень похожего. Когда на этом дворе убили больше сотни людей. Как сейчас. И тебя.

Доживёшь до рассвета — начнётся альтернативная история. Твоя. Личная.

Глава 726

Токмак что-то хрипит по-своему. От группы мёртвых тел с другой стороны двора воин приводит рыдающую женщину. По платью — местная, на лицо... Полонянка из племён? Хорошо: у Анастасии будет служанка, с которой хоть поговорить можно на родном языке.

— Расскажи. Как это было.

Присаживаюсь на ступеньку боковой лестницы. Показываю на место рядом, но хан не может сидеть. Дёргается сам, дёргает топор в руке. Слишком много эмоций. Ярость, горечь потерь. Злость на себя — попался в ловушку, злоба на тех, кто ловушку построил. Пытается сдерживаться: мужчина без самообладания — не мужчина.

Если ты сам собой не "обладаешь", то тобой будет "обладать" кто-то другой.

Перед нами двор, на котором гридни проводят уборку. Берендеи стаскивают своих к одной стене, выкладывают в рядок. Наши не помогают: покойник принадлежит роду, постороннему прикасаться нельзя.

Дикие люди, родоплеменные.

То ли дело наши, христианские. "Нет ни еллина, ни иудея...". Мёртвых галичан обдирают и выкладывают в исподнем рядами за воротами вдоль дороги. Во, и телегу для транспортировки нашли. Всё-таки, трудовое воспитание у Артёмия поставлено. Княжеские гридни сами бы не додумались — навыка нет, за них подобное слуги делают.

Токмак рассказывает. Мешая русские, тюркские и угорские слова, изредка срываясь в шипение, плевание, проклятья.

Суть... Как я и догадывался. Князь пригласил на пир перед Великим Постом всех берендейских ханов. Почествовал. Отказаться нельзя — оскорбление хозяину. Хотя что-то они предчувствовали.

Мда... так часто говорят. "Если бы я был таким умным как моя жена потом". Или — как хан.

Неделю тому назад все три чади сдвинулись ближе к Галичу. Большинство встало в 10-12 верстах к северо-западу вблизи Днестра. Между посадами Залуквы и станами берендеев — основная масса пригородных усадеб галицких бояр. Понятно, что такое соседство приводило... к негораздам. Группы берендеев постоянно проезжали через боярский "дачный посёлок" и посады в город.

Праздник же! Новый Год же! Подарки надо купить, угощения...

Вели они себя при этом... "по-берендейски". Впрочем, один вид степняка, на коне, с саблей вызывает у нормального русского человека... не радостные эмоции. Тем более, что постоянно звучало:

— Теперь мы — княжья дружина. Теперь мы будем панувати, а вы працювати. Кормите своих баб да девок лучше — мы гладких любим.

То, что местные жители пережили позднее (в РИ) в мадьярском, польском и волынском вариантах, замаячило "здесь и сейчас" в варианте берендейском. Включая возможное, по слухам, превращение церквей в конюшни поганых.

Вчера с утра князь с княгиней отстояли молебен, к полудню съехались гости: банкеты в средневековье начинают засветло. Оружие и коней оставили у Спаса, а сами за стол в замок. Тут недалеко, сотня метров. Пили-ели-веселились.

Извечная проблема: у русских в эту эпоху за столом есть женщины, у степняков — нет. Постоянно готовый повод для конфликта. После третьей рюмки — точно. В былинах это дало повод Алёше Поповичу отрубить голову гостю и родственнику хозяина Тугарину Змею: проявлял излишнее внимание к экс-императрице Евпраксии, сестре Мономаха. Я про это — уже...

Уже хорошо стемнело, когда какая-то, зажатая в тёмном углу "горячими берендейскими парнями", боярынька особо истошно возопила, какой-то чудак кинулся её защищать, получил по мордасам, и раздался исконно-посконный, с ещё шимпанзёвых времён, глубоко патриотический вопль:

— Наших бьют!

Как я уже объяснял, вопрос идентификации осеменителя — наш/не наш — есть важнейший вопрос всякого патриотизма в любой стае млекопитающих. Кто этим вопросом не задавался — потомства не оставил.

Тут вдруг выяснилось, что галичане многие с длинномерным — мечи и сабли. Некоторые и в кольчугах. И когда только успели? А берендеи как святые — в чекменях да с ножиками. Пошла резня в самом натуральном виде. Остомысл чего-то орал, пытался как-то остановить... Ему на голову накинули шубу и утащили вместе с троном.

Токмак вырвался из трапезной, где шёл пир. Нашёл оставленный у костра бестолочью-истопником топор, совершил множество героических подвигов, поубивал невыразимую кучу ворогов... О чём красочно мне сообщил. Но пробиться из замка не смог. Смог только заскочить в дровяной склад. Где его группа вооружилась поленьями и отбила первую атаку галичан. Захватила кое-какое трофейное оружие и решила умереть, но не сдаваться. Разницы нет: сдавшихся резали тут же.

— Мда... Героически. А что вокруг делается — знаешь?

— Я... Я с врагами бился! В дровах! Мне вокруг смотреть — некогда было!

Подошедший к нам Миша, опершийся на почему-то уцелевшие перила, отвечает на мой вопрос:

— Матрёшка. Я такую в Боголюбово видал — твои мастера делают. Интересная штука. Забавная. Да-а... Сперва, в серёдке, в замке, были галицкие, а вокруг берендеи. Много их в город приехало. Слуги подханков, просто кто погулять надумал. Как тут началось, так и в городе в набат ударили, принялися поганых резать-убивать. Те из города — бежать. Другая матрёшка получилась: в замке галичане. В городе галичане. А вокруг города — берендеи. Кто выскочить сумел. Тут из усадеб боярских ихние слуги подошли. А теперя... теперя, думаю, уже и из становищ берендейских, кто оставался, по тем усадьбам ударили. Горят уж. Ты влезь повыше да глянь на окоём северный.

Матрёшку у меня уже несколько лет делают. Не худо идёт с разными росписями. Но вот прибыль нежданная: не денежкой за игрушку, а образом в бою.

— Наши подходят!

Крик часового с башни отвлекает от беседы. Через полминуты в ворота вскакивают наши бойцы и лавиной вкатывает толпа лошадок. Две сотни коней мгновенно заполняют двор замка, вдруг ставший тесным. Кони нервничают, фыркают, пятятся. Запах крови, пятна свернувшейся на льду. Кое-где ещё неубранные останки.

— Коней дашь?

Токмак смотрит зло, жадно. Их коней угнали от Спаса, а степняк "без лошади, как без крыльев птица".

— Дам. Под присягу. Ты князю присягал?

— Нет. Старший брат, Чекман, саблю целовал.

— Собери своих.

Токмак сзывает уцелевших. Их набирается десятка два, некоторые не могут сами идти, почти все раненные. А было полторы сотни.

— Ты присягаешь мне как хан западных берендеев. Не Чагровичей только, но всех. Если кто-либо из нынешних трёх чадей или иных, позднее примкнувших к тебе, не исполнит моё слово — спрос с тебя. Присяга — быть на всей моей воле.

Кто-то из присутствующих переводит мои слова, и я слышу недовольный ропот. Одни недовольны единоначалием, другие — вообще.

— Нет. Мы в своей воле. Мы служим русским князьям, но только защищая границы.

Фигня. То-то Свояк разметал берендеев по зимнему лесу под Карачевым.

Тема проскакивает несколько раз в летописях: берендеи упрямо доказывают, что они не "подвластные", а "союзные". ОООО — отдельное общество с ограниченной ответственностью.

— Вы служили русским князьям. Я — нерусский князь. Мои владения — Не-Русь. Или вы принимаете мою волю во всём, или... идёте отсюда пешком.

Вот это шантаж! Это даже страшнее пистолета к виску. Смерть — коротка. А идти пешком... долго и унизительно.

Токмак злобно щерится. Я не угрожаю, не принуждаю — меняю. Твою свободу на своих коней. Не хочешь — не бери.

"Мы — свободные люди".

— Хорошо. Мы принесём присягу. Но у меня нет сабли.

— Возьми свой топор. Клятва на крови убитых тобой врагов крепче клятвы на любом железе.

* * *

" — Сэр, какая интересная у вас шпага.

— Это арматура, сэр".

Ни одного сэра, шпаги или арматуры. А так всё правильно.

* * *

Токмак становится на колени — всплеск недовольства. Преклонение колен — признак вассальной присяги. Не союз равных, пусть и относительно. Чётко: я — господин, ты — слуга. Кладу ему руку на голову — снова ропот. В западных ритуалах — вассал целует руку сюзерену. В русских — поцелуйный обряд. В ручку, в плечико, в щёчку, в губки, в лобик. Всё — фиксация уровня подчинённости. Но я навязываю восточную форму: ладонь на темечке — символ полного подчинения. Как хозяин — псу. Животные не выносят руки на голове, если только они не признают в человеке хозяина, вожака. Произношу формулу присяги. На половецком — закон имеет силу только на "государственном" языке.

Десять лет моей жизни здесь не прошли даром. Печенежский, которому меня когда-то учила Фатима в Киеве, здесь не пройдёт: печенеги — подчинённый народ. Но с кипчаками довелось пообщаться — спасибо Алу и Чарджи.

Формула чуть изменена, расширена, и это вызывает новое возмущение. Токмак оборачивается к своим и рявкает. Те тоже, в разнобой, с задержкой опускаются на колени. Последнего дёргают за одежду и ехидно спрашивают:

— Сиз осында каласыз ба? Элде жаяу барасын ба? (Тут останешься? Или пешком пойдёшь?)

— Да будет так. Выберите коней. Боевых не берите. Ваше дело выскочить из города к своим. Турман, присмотри, сёдла им дай. Пусть из галицкого барахла выберут. Без блестяшек.

Попятят. Как пить дать попятят. И коней лучших, и оружие дорогое, и сёдла изукрашенные. Степняки. Ворьё. В смысле: взять чужое, иноплемённое — воровством не считается. Храбрость, хитрость, ловкость — не преступление.

Почти сразу крик. Молодой парень из моих чуть не плачет, пытаясь отобрать недоуздок у здорового матёрого берендея:

— Не трожь! Отдай! Это мой конь!

Токмак в стороне. Не видит. Или делает вид, что не видит. Приходится самому подойти и ухватить берендея за плечо:

— Я сказал не брать боевых коней.

Воин резко выворачивается из моей руки, выдёргивает из-за кушака трофейный меч:

— Бул менин атым! Мен та?дадым! Оган кереги жок — ол акымак! Мен жауынгермин! Мен бос адаммын! Маган ешким тыйым салмайды (Это мой конь! Я его выбрал! Ему не надо — он сопляк! Я воин! Я свободный человек! Мне никто не запретит!).

Жаль. Как боец он выглядит... достойно. Но в воины негоден. Глуп. Не способен оценить ситуацию.

— Курт. Убей.

Я постоянно вижу своего князь-волка. А он меня. Как любовники, которые постоянно следят глазами друг за другом. Мы не часто оказываемся рядом: у меня своя тропа в этом столпотворении и боестолкновении, у него своя. На мне доспех, стрелы и клинки мне нестрашны. Ну... наверное. На нём ничего, кроме шкуры. Если в "коробочке" Охрима, то ребята прикроют обоих. А если нет, то ему нужно быть осторожнее. Он серой тенью проскакивает между людей, и те вдруг замолкают, охают и хватаются за сердце, от него приходят в истерику кони и сразу сбиваются в кучу там, куда их направляют.

Курт прыгает с места.

Метров с пяти.

На спину человеку.

Берендей успевает уловить движение, поворачивается. Но отпустить недоузок коня не может — жадность сильнее.

Все трое — человек, конь и волк — валятся на лёд двора.

Конь ржёт в смертном ужасе, сразу вскакивает на передние ноги, панически рвётся, оказавшись нос к носу с серой тушей. И убегает, волоча за собой зацепившееся рукой тело.

А голова остаётся.

Висеть.

Перед мордой моего зверя.

Тот разжимает челюсти, и голова выпадает, стукается о лёд, кувыркается набок. А мы смотрим в глаза друг другу.

Да уж, хвостатый серый друг. Досталось тебе в этом походе.

Грохот и тряска в "Циклопе" — мелочи. Это — снаружи. А вот когда дрожит и рвётся душа...

Инстинкт охотника, хищника, убийцы раз за разом пробуждается. Часть сущности, обычно подавляемая, загоняемая в дальние уголки души, вызывается хозяином, вырывается, действует. И — доставляет удовольствие.

Быть самим собой — приятно.

Восхитительно.

Волшебно.

Желанно.

Даже если ты дикий кровожадный лесной зверь.

Не "даже" — особенно "если ты...".

Чудовище из дебрей.

Твоя природа — находить, преследовать, догонять, прыгать, рвать...

Убивать.

Разрывать шевелящееся тёплое мясо, выпускать чужую горячую кровь, смотреть в полные ужаса, останавливающиеся в последний раз глаза.

Приносить в жизнь — смерть.

Создавать.

Творить.

Не начало, но равное ему — конец.

Дело не в еде.

Дело в азарте.

Азарте погони, азарте победы. Азарте убийства.

Счастье.

Счастье причинения смерти.

Убивать — естественно. Убийца — часть тебя.

Ты — хищник. Тысячи поколений твоих предков убивали. Больше и лучше других.

Иначе они не оставили бы потомства.

Тебя.

Тебя бы не было, если бы твои предки не захотели и не сумели убивать.

Как можно научиться уметь, не желая? Не наслаждаясь успехом, исполнением желания?

Кровь предков течёт в твоих жилах. В ней — умение и желание. Быть успешным убийцей.

Быть лучшим среди подобных. Среди убийц.

Это — радость.

И тут такая... коллизия. Бесшерстые обезьяны. Не сородичи, не хищники. Их можно очень легко... но — нельзя. Они... хорошие. Не добыча. Они кормят, чистят шкуру, с ними можно играть. Но они запрещают убивать. Запрещают делать главное дело в жизни.

И вдруг: "Убей!".

Можно? Правда?!

Момент счастья.

Миг исполнения мечтаемого.

Мгновение свободы.

Свободы внутри себя. От самого себя. От вбитого, воспитанного. Навязанного.

Быть самим собой. Серой мгновенной смертью. Неостановимой, неукротимой. Неизбежной. Зверем.

Но миг короток.

Хочется ещё.

Ещё! Ещё! Много!

Сосущее чувство внутри на мгновение затихает со смертью этого... прежде живого. И вспыхивает снова.

С новой силой. Как затихает и снова вспыхивает огонь, когда в него подбрасывают поленья. Как поднимается, вздыбливается, ревёт и пляшет пламя костра инквизиции, пожирая еретика с его ложным учением.

Жарко. Горячая кровь бурлит в венах. Пламя! Ещё! Ещё!

Нельзя. Хозяин.

Хозяин был всегда. Он всегда был добрым и сильным. Когда первый раз открыл глаза — хозяин уже был. Он — главный. Вожак. Он изменился, стал меньше. Но он — хозяин.

Нельзя.

Но почему?! — Потому что веришь.

Ему, хозяину.

В него, в хозяина.

Веришь.

"Нельзя" — дело веры. Аутодафе.

Пламя в "окнах преисподней" слабеет. Отступает внутрь. Сворачивается в точку. Чуть дрожит там. И исчезает. Остаются только блёклые, какие-то... тупые отсветы горящего во дворе костра.

Зверю лесному так можно: то — жар из печей адовых, а то — косточку у костерка погрызть.

"Зверю Лютому" так нельзя.

"Два в одном" постоянно: потусторонность в реальности. "Потусторонность" — преимущественно из не случившегося будущего. Хотя и из своих мозгов... кой-чего пробивается "не от мира сего".

Мда... Возвращаемся к разговорному жанру. Возможно, с элементами фехтовального.

Токмак и ещё пять-шесть берендеев стоят передо мной с обнажёнными клинками. Большинство — с трофейными мечами, есть пара сабель.

— Ты нарушил клятву! Ты убил моего дядю!

— Я обещал защищать вас. Я убил бунтовщика. Сделал вашу работу. Если бы вы не убили его — вы стали бы такими же. Изменниками. Тогда я убил бы вас всех. Только что я защитил вас. От смерти в моих руках, от смерти в пасти моего волка.

Понятия "провокатор" здесь нет. Вообще нет в русском языке. Поэтому по буквам:

— Я. Вас. Спас.

Парадокс: убийство вашего человека, кровного родственника — благодеяние. Для вас. Потому что "ваш" — провокатор. Не злоумышленно, а по естеству. По вашей, такой же как у него, природе.

Меняйте свою природу. Или — сдохните.

Не поняли? Тогда по Матфею:

"Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело твоё было ввержено в геенну. Если твой правый глаз влечет тебя ко греху, вырви его и отбрось прочь. Лучше тебе потерять часть тела, чем всему телу быть брошенным в ад".

"Лучше чтобы погиб один из твоих...". Кончайте с шаманизмом, ребята, или что там у вас, учите Евангелия.

— И тебя я спас, Токмак. Ты обязан мне жизнью. Теперь — дважды. Помни об этом.

Зло швыряет саблю в ножны. Остальные тоже убирают клинки. Ещё один микрокризис миновал.

— Мы заберём тело. И голову.

— Вы заберёте всё и всех. Завтра. Когда сможете вернуться в город.

Седлают коней. Ругаются между собой на... на всё. На "неправильные" потники. На "неправильные" сёдла, на "неправильные" уздечки, на плохих коней... На галицкие стремена — несколько штук нашли.

Они уже в походе. Уже важнее — "что будет". А не "что было".

Я выхожу вслед за ними за ворота. Токмак останавливает отряд на перекрёстке. Спрашивает о чём-то своих, машет мне рукой и поворачивает влево, на юг.

"В жизни — как в пути: самая короткая дорога обычно самая грязная, да и длинная не многим чище" — Ф.Бэкон прав.

Токмак выбрал самую длинную дорогу. Но она "не многим чище". По количеству встретившихся врагов.

Нет, красавица, я не понимал, что учудил. Слишком мало знал об этом народе. Да и зная... посчитать последствия... просто найти время, чтобы продумать...

Столетиями берендеи избирали себя ханов только на время исхода. Таких в их истории было несколько, но довольно кратковременных. В части общественного устройства они были более отсталыми, или более демократичными — кому как нравится, чем, например, кыпчаки. Все дела племени решали главы "чадей". В орду с единственным ханом они не собирались уже полвека.

Берендеи не только презрительно смотрели на все племена и едва терпели власть русских князей, но и внутри себя всё больше разделялись. Одни принимали сторону волынских князей, другие — их противников.

И тут я поставил хана. Общенародного.

В РИ такое было бы невозможно: в Галич пришла одна чадь. В АИ — три. В условиях, когда они во враждебном окружении, на краю уничтожения. И — после гибели значительной части традиционной родо-племенной верхушки.

Возникла новая возможность. И ею воспользовались.

Токмак поступил нестандартно: перемешал курени и коши. Они уже перемешались во время перехода сюда, при размещении здесь. Естественно. Он — узаконил. Усилил "территориальные" связи, ослабив "кровные". Выкинув много чего, включая, например, традиционную экзогамию. Поставил аепами свою родню взамен погибших ханов. Сломал обычную иерархию родов. Увидел возможность и превратил в норму.

Были недовольные — их рубили. Некоторые бежали — их убивали местные. Для народа важнее надежда выжить. Кусок хлеба сегодня.

— Ничего, перетерпим. Потом уйдём в Степь и заживём по заветам предков.

То, что им пришлось идти в другую сторону — стечение обстоятельств. "Стечение" созданное Ванькой-лысым. Непреднамеренно. Народ оказался вынужден измениться. И изменить свою историю. В РИ берендеев уничтожили тумены Батыя. В АИ... Но это уже другая история.

А вот и придурков ведут. Ой, оговорился — родственников.

— Что так долго, Святополк?

— Не хотели. Еле уговорил.

Судя по интонациям и выражению лица этого, крайне... этикетного человека — уговаривание было неприятным. Но без мордобоя.

— Княжича, княгиню, служанок — внутрь. Остальных разделить на три части, дать своих в командиры. Идти по улицам, бить воров, тушить пожары. Командуй.

В пришедшей из Спаса толпе человек тридцать слуг, десяток женщин. Несколько мужчин с боевым оружием, ножи — у всех.

— Не дам! Мои люди!

Как ей это удаётся? Давно не слыхал настолько противного женского визга.

Забарился, забарился, Ванюша. Уж и повизжать на тебя нельзя.

* * *

" — Фирочка, когда вы молчите вас таки приятно слушать".

Княгиня совсем не "фирочка". Но до "приятности" можно довести и её. Надо же помочь женщине расти над собой! Лучше поздно чем... чем совсем поздно.

* * *

— По здорову ли поживаешь, сестрица? А хочешь ли яблок в меду?

Княгиня Ольга Юрьевна, моя единокровная сестрица после признания Боголюбским меня сыном Долгорукого, пребывая в обычной для неё неукротимой и беспричинной злобе, открыла, было, рот, дабы издать очередную порцию акустических колебаний. И закрыла: вспомнила как в Киеве я её мордой по блюду с яблоками в меду возил.

У Ваньки-лысого есть неприятное для княгинь свойство: я дерьмократ, либераст и феминист. Короче: равноправ. В смысле: мне плевать, что передо мной княгиня. И вообще: баба — тоже человек. Поэтому получает по морде по-человечески. В смысле: по-настоящему.

Нет, рубить её я не буду — мужчина, убивший женщину оружием, считается опозоренным. В 21 в. эта этическая традиция сохраняется только у крайних исламистов. А вот в 12 в... общесвяторусская. И вешать не стану. И на костре жарить... что я, рус древний? Но головой в стену... мордень в столбень... так приложу... писаться будешь. Недолго. До смерти.

Дура. Но намёки понимает. Слова проглотила, губы поджала, нос задрала. И пошла, куда велено. Хорошо хоть задницей не крутит.

Факеншит! "Вращение женскими бёдрами как выражение крайнего презрения" — никогда не наблюдали? В здешней зимней одежде — и не увидите.

Служанок сходу припрягли к работе: гридницу убирать. Половина убитых там, за и под столами. Понятно, что ни целого стола, ни вообще чего-нибудь целого не осталось. Мозгами даже потолок забрызган, с притолок у дверей, только хлопни, шматами валится.

А княгиню с княжичем я проводил в винный погреб.

Напоить допьяна? — Нет, вы неправильно поняли.

— Во, подходяще. Бочка большая, пустая. И крышка с дыркой. Полезай, сестрица.

— Что...? Кто...? Я?! Туда...?! Да ты, ублюдок плешивый...!

* * *

"Если твоя баба не может довести тебя до нервного срыва — значит это не твоя баба".

А я и не претендую. Двоих нервно-срывных уже видел — Остомысл и Боголюбский. Судя по летописям были ещё пострадавшие: Ярослав-братец, Михалко и Игорь Полковник. Присоединиться? — Даже и не мечтаю.

* * *

— Парни, помогите даме.

Слова "дама" тут не знают, но мой кивок вполне показывает желаемое направление перемещения субъекта. Слова "субъект" здесь тоже не знают. Однако парни Охрима ловко подхватили княгиню под белы рученьки, перевернули белыми ноженьками вверх и всунули. Мелькнули белые, с красными полосками, тёплые чулки. Следом легла крышка. Которую и расклинили.

— Бочка большая, на голове стоять не обязательно, перевернётся.

* * *

"Две причины. По которым мы не доверяем людям:

1. Мы их не знаем.

2. Мы их знаем".

Ольге Юрьевне я не доверяю по обеим причинам сразу.

* * *

Посмотрел на Остомышлёныша. Трус. На поясе меч, под кафтаном, похоже, кольчуга. Но ни шага, ни звука в защиту любимой маменьки.

— Руки.

Он непонимающе вытянул перед собой руки. И я защёлкнул на запястьях наручники.

Взвизги. Бессмысленные рывки. Неуместные вопросы: а?, что?, почему?, за что?

Хорошо хоть: как посмел? — не звучит. Моё право ограничивать его свободу — сомнений не вызывает.

В прошлый раз, когда мы с ним в Киеве встречались, у него был роскошный бобровый воротник. Нынче и воротник меньше, и мех... куница. Оскудел. В следствии смены жены отца? — Основательная причина. Для гос.измены, мятежа и сожжения "разлучницы".

Отвожу терпилу к столу в конце подвала, парни снимают с княжича пояс с мечом, пропускают ремешок между браслетами и перекидывают через балку низкого потолка, подтягивают его руки кверху, кафтан задирается и я вижу...

— Доспех откуда?

— Чего? Доспех? Какой доспех?!

— На тебе — мой доспех. Панцирь. Тут вот... ага, и колечко с чеканкой есть. Я не продаю своё оружие. Значит, сняли с убитого. Теперь пойдёт сыск. Всякий, кто убил, купил, продал, взял этот панцирь — виновен. На Руси сыск идёт до третьей руки. Я — Не-Русь. У меня счёта нет. Сыск идёт до конца. До того гада, который моего гридня убивал и обдирал. Пока такой вор — ты. С тебя и спрос.

— Нет! Это оружничий принёс! Я не знаю откуда!

— Это ты вон тому парню, дознавателю, расскажешь. Кто, где, когда. Что при этом говорил. Понял?

Остомышлёныш яростно кивает. Понял.

— А ещё расскажешь про ваши дела с Конятиным. С Константином Серославичем.

— Какие дела? Нет никаких дел! Да я с ним и вообще...

Хватаю его за лицо, сдавливаю щёчки. Хорошо ребята подвесили: почти не болтается.

— Вовочка-Вовулечка... Пресвятая Богородица... наградила меня даром... блевать упруго от всякой лжи услышанной. Будешь лжу сказывать... я тебя так умою... захлебнёшься. В блевотине.

Широко распахнутые в паническом страхе глаза. Будет врать. Обильно. Придётся ребятам много писанины писать. Грамотные у меня все. А вот вопросы спрашивать... всего двое. Да и опыта... Одно дело ширванцев раскалывать по теме — а кто это лопату сломал? Другое...

Ладно. Имеющиеся ресурсы следует использовать оптимально. Пошли в другую кладовку.

Здесь уже ближе к нормативу. Одиночка. Прохладно, у стены голый Конятин со спущенными на щиколотки штанами, руки в наручниках пристёгнуты к решётке отдушины над головой. Часа через два в поднятых руках будут... изумительной силы болевые ощущения.

— Ну. Сказывай. Конятин.

— Я тебе не Конятин! Хрен тебе на меду, а не сказ!

* * *

Как ни странно, но "Хрен получишь" и "Ни хрена не дам" — одно и тоже.

Оба утверждения о хрене в текущей ситуации... недостоверны. Я так думаю.

* * *

Какая прелесть! Стандартный акустический сигнал вызывает стандартную психологическую реакцию. Как у "собаки Павлова" на звонок. С этим можно работать.

— Конятин, Ишачин, Клячич Серосрачич... Какая разница? "Хоть горшком назови, только в печь не ставь" — народная мудрость. А ты против пошёл. Мудрости народной. И попал в печь. В застенок. А вина твоя, Конятка, в покушении на смерть князя русского и жены его, княгини. В убиении множества добрых мирных людей.

— Ты, дурень плешивый, про кого это — "мирные люди"? Про берендеев? Ой, зайдусь-ухахочусь. Они — воры! Тати-находники. Волчары степные беззаконные! Поганые!

Весельчак. У пациента — положительный гормональный баланс. Эпителий толстых кишок, который "гормон счастья", серотонин, вырабатывает, в хорошем состоянии. Ну это-то поправимо. Для начала — чисто словесно.

— Да хоть какие. С рогами, хвостами, копытами. Князь твой их добром принял, место дал. Велел жить в мире. Ты ему присягал, а нынче присягу свою порушил. Гореть тебе в аду. За грех клятвопреступления. Будут, Конятин, черти из тебя конскую колбасу делать, чертенят своих лакомством угощать. Вечность.

* * *

Колбасу на "Святой Руси" любят и делают. Известна недавняя (перв.пол. XII в.) новгородская грамота, где перечислялись съестные припасы: мёд, масло, заячьи тушки, и — колбаса.

Колбаса попала в гл. 64 "Домостроя":

"В Успенский мясоед к столу подают: говядину вяленую, свинину вяленую, колбасы... В Великий мясоед после Рождества Христова к столу подают: кур с вертелов, говядину вяленую да свинину, ветчину, колбасы...".

В основе рецептуры: промытые свиные кишки начинить рубленым свиным мясом, гречневой кашей и яйцами, варить и коптить.

Обратите внимание: "свиным мясом".

В 1903 г. эта русская традиция даст отзвук в истории "Венских сосисок".

Отцом продукта называет Йоханна Георга Ланера, обучавшегося во Франкфурте и наладившего собственное дело в Вене в 1805 г. Потому классические сосиски именуются то франкфуртскими, то венскими. Но петербуржцы твёрдо знают: венские сосиски появились в... "Вене", знаменитом ресторане дореволюционного Петербурга.

Дореволюционные кулинарные книги предлагали сосиски из свинины, дичи, гусиной печёнки, даже из рыбы, но никак не из говядины, так что венских сосисок (с говяжьим фаршем) в России не знали.

* * *

Тут есть оттенок. Просто мимоходом для псих.давления. Русские — не мусульмане, свинью нечистым животным не считают. Считают просто... грязным. А уж свиные кишки... в качестве вечного местопребывания...

Я говорю о понятных, "впитанных с молоком матери" каждым христианином вещах. Но использую чуть непривычные формулировки: колбаса — "конская", чертенята — маленькие, детки "больших чертей", Вечность — не "до Страшного Суда". Суть ему вполне понятна, но детали... заставляет вслушиваться, а не пропускать знакомое "накатом", торопясь к очевидному "а пошёл ты".

— А пошёл ты! Меня предки отмолят. А ты сдохнешь! Это наша земля! Мы её три века назад взяли! Дикарей здешних к порядку приучили! Города построили! Зверьё повыбили! От находников лютых защитили! А вы, рюриковичи, на готовенькое пришли! Володеть и княжить... Да и хрен с вами. Княжьте. Но володеем здесь мы! Так было. Так и останется!

Мда, ошибся. Не помогло.

Чудак. У нас здесь что — диспут? Он вправду думает, что его аргументы — любые — могут изменить мою точку зрения?

"Правило Миранды": "Вы имеете право хранить молчание, все ваши слова могут быть использованы против вас".

"Хранить молчание" — права не имеет. А вот "слова могут быть использованы..." — обязательно.

Глава 727

Обоснования типичны. "По праву давности", "спокон веку".

— Это — не ваша земля. Это земля государства русского. Русь. До вас здесь жили хорваты, до них анты, а ещё прежде... неандертальцы. Ты про них не слыхал, по глупости твоей. Я — от крови тех древних. Это — моя земля.

Истинный крест. В каждом европеоиде 3-5% неандертальца. В нём — тоже. Но он про это не знает. "Иван, родства не помнящий". В смысле: теории Дарвина.

— Не... не слыхал. Про этих... нен-ден-тал-тов. Плевать! Не знаю и знать не хочу! Ты всё врёшь! Когда пращуры сюда пришли — одно быдло двуногое по лесам бегало! Безъязыкое! Бессмысленное! Беззаконное! Мы! Предки наши! Сделали! Создали! Построили! Ума дали! Мы здесь хозяева!

Штатная позиция колонизатора: объявить туземцев животными. Тогда с ними можно... как с животными. Например, отстреливать. С санитарно-экологическими целями. Типа: чтобы не гадили и луга не топтали. Позиция, отточенная и закреплённая шестью-восемью поколениями местных "хозяев".

Какой, нафиг, гумнонизм?! Быдло двуногое! Это ж все знают! Исконно-посконно. Аристократично-наследственно.

Аналогичный процесс скоро пойдёт в форме шляхетского сарматизма. Ещё несколько столетий РИ и "Бремя белого человека", "Джентльмен к западу от Суэца не отвечает за то, что делает джентльмен к востоку от Суэца".

Времени мало, ближе к конкретике.

— А присяга? Ты ж присягал! Предки твои были варягами. "Варяг" и означает "тот кто поклялся", "клятвенник". Варяжская гвардия в Царьграде — образец верности. Ты предал своих предков.

— Я присягал галицкому князю! А не вашему... Боголюбскому! Потому я — в своей воле! Ваши законы идиотские терпеть — не уговаривались!

* * *

"Запад есть Запад, Восток есть Восток. И вместе им не сойтись".

На Востоке присяга — клятва подданного повелителю:

— Клянусь быть верным. Я — тебе.

На Западе вассальная присяга двусторонняя, "ты мне — я тебе".

Что означает: если одна сторона меняет "существенные условия соглашения", то другая вправе договор расторгнуть. Так действуют римские папы, освобождая германских князей от присяги императорам.

— Мы думали он нормальный, а он чёрт с рогами. Условия соглашения изменились по вновь открывшимся обстоятельствам. Все свободны.

Феодализм — "культ личности". "Кто служит делу, а не лицам" — таких нет. Верность должности — князь, император — отсутствует. Только конкретно — Васе, Пете.

Сходно строится присяга в Российской империи: верность конкретному Петру, Александру... Не России, не династии, не должности Государь. Новая персона на троне — новая присяга.

Есть исключение: в истории Андроника Комнина. Варяжская гвардия присягает ему. Пока Андроник император — гвардия за него. Но Андроника объявили свергнутым, он бежал, его поймали. Совершенно зверским образом убивают публично на площади. Гвардия — участвует. А почему нет? — Он уже не басилевс.

Остомысл присягал Жиздору — того убили. Всё, присяга кончилась. Потом Остомысл присягнул Боголюбскому. Новая присяга князя новому Государю. Что можно считать "изменением существенных условий" для договора уже бояр с князем.

Прежняя присяга боярин-князь — недействительна. А новой — боярин-государь — нет.

* * *

Да, тут "дырка". Запланированная изначально и расширяемая "инициативой шир.нар.масс".

По утверждённой в Киеве семисословной системе все князья и бояре должны явиться в Боголюбово и лично принести присягу Государю. Но... страна у нас большая. И труднопроходимая. Поэтому Боголюбский всё чаще позволяет князьям присягать "дистанционно", в своих городах, без личной явки в столицу.

Германские императоры всё своё правление проводят в седле. Сперва объезжают империю, принимая присяги подданных. Потом — давя мятежи передумавших.

Наоборот, в 1241-1245 гг. все русские князья съездили лично в Орду и получили ярлыки — право на княжение.

Установить "ордынский порядок" мгновенно — невозможно, навязывать его нашествиями — разорительно, тянуть годами — нельзя. Жертвуем качеством ради скорости. Цель: отделить явных противников от колеблющихся, расколоть возможных мятежников. С остальными... работать позднее.

Процедура присягания князя Государю проходит публично, в главном местном храме, с толпой священников, под присмотром столичного "инспектора", при большом стечении народа.

Так хорошо: князья принимают на себя обязательства на глазах местных жителей. Ежели князь начнёт... вести себя неправильно, то местные подумают, а то и скажут:

— А ты, княже, того. Лжец и клятвопреступник. Не, мы за тобой не пойдём. Грех это.

Первая цель: относительная лояльность княжеского сословия. Законных, в глазах населения, лидеров общества.

Вторая: разделение княжеского и боярского сословий путём снижения значимости прежней присяги бояр своему князю.

И третья: раскол собственно боярского сословия. Поэтому с боярами однозначно: каждый должен лично приехать в Боголюбово.

Кто приехал — государев боярин. Кто нет? — ... хрень неопределённая. Земля есть? — Крестьянин. Живёт в городе? — Мещанин. Вообще непонятно с чего живёт? — Пролетарий.

Два верхних сословия — князья и бояре — фрагментируются. По отношению к словесным формулам. Которые выражают традиционный, исконно-посконный образ жизни.

Идеал: князь и боярин оба съездили в столицу, оба присягнули Государю. Такие — "в законе". Все иные комбинации... "в милости Государя". Быть их не должно. Но... силёнок у нас пока маловато.

* * *

Фашисты, загоняя евреев в гетто, выдавали им паспорта разного цвета. Объявляли:

— Всем жителям с серыми паспортами явиться на станцию с вещами.

Все понимали, что у "отъезжающих" впереди — ничего хорошего. Крематории Освенцима или Майденека не были широко известны, но смысл понятен.

Остальные радовались:

— Как нам повезло! У нас паспорта синие!

"Сегодня ты. А я — завтра".

Проходил месяц. И в эшелоны "приглашали" носителей паспортов следующего цвета.

* * *

Князь, публично отказавшийся от присяги, лишается удела, изгоняется с Руси. Пока таких не было.

Есть "опаздуны" — кто тянет с исполнением этого ритуала. Боголюбский, исходя из своих расчётов, определяет очередность "уклонистов" и посылает к ним небольшенький отряд своих "волчар суждальских". Те, без штурмов и пожаров, просто "для поговорить", берут разгильдяя под белые ручки и препровождают к Государю. Под грозны очи. Ни один не вернулся.

Не-не-не! Рубить-казнить... не. Как же можно! Родная кровь же! Поживи-ка мил человек в Кидекшах. Там с папеньки, с Долгорукого ещё, глубокие подвалы осталися. Подостынешь, подуспокоишься, подвразумишься. Тогда и побеседуем.

Таких единицы. Чаще, побывав в Боголюбово, поболтав с соседями-постояльцами в Рублёвой слободе у Баскони, очередной князёк понимает "своё место". Принимает присягу, с горем пополам сдаёт "экзамен на чин" и отправляется, в окружении назначенных государем чиновников, наместником в какой-нибудь Мухозасиженск. Решать текущие тамошние проблемы, продвигать реформы и укреплять собой "вертикаль власти". На Руси три сотни городов — места всем хватит.

Бояр раз в сто больше, чем князей, им не грозит ничего серьёзного за уклонение от присяги.

Конятин Боголюбскому не присягал. Вотчина у него осталась, служба Остомыслу — осталась. Его статус здесь, в Галиче, не изменился, авторитет, средства, должности — прежние.

В других землях, на соседней Волыни идёт вытеснение местных бояр пришлыми. И подобных недо-бояр — прежде всего.

— Тебя в столбцах нет? Ну и езжай себе в вотчинку. Крестьянствуй там. А в службу пойдут "русские бояре", присягнувшие.

Здесь подобной замены кадров не было.

"Дырка" — не ошибка, а осознание реалий.

Боярство — наиболее организованная и вооруженная часть местного общества. У нас просто нет достаточного количества людей на замену существующих аппаратов управления. "Политика — искусство возможного". Одномоментно ликвидировать всё русское боярство... очень кроваво. Даже в Новгороде, Киеве, Волыни, где боярство с оружием в руках сопротивлялось дружинам Боголюбского, тотального "классового" уничтожения нет. Оно — выдавливается. В таких "заповедниках", как Галич... всё осталось по-прежнему.

Оставалось. Пока я сюда не пришёл.

Уточняю: дело в повышении уровня присяги? Не нравится, что не местному князю, а Государю? Или в явном признании местного правителя — вассалом общерусского?

— Ваши князья и раньше крест целовали Великим Князьям. Теперь Великим стал Боголюбской. Никакой разницы.

— Нет! Это другое! Вы меняете законы! Наши законы! На нашей земле!

Забавно. Я-то, по простоте душевной и доверчивости к летописям, думал, что здесь чисто местечковые разборки. Понятно, что не про то какую бабёнку князю валять, как Карамзин пишет, но уровень конфликта локальный. Типа: кому коней пасти на Заднестровских лугах. А тут...

Тут умные люди живут, глубоко понимают тенденции и тренды. И вытекающую из этого неизбежность своего места в ж... Нет, не в жизни, если кто так подумал.

Дело — в деле. А не в словесных формулах и сословных статусах. Не в "уплощении" феодальной пирамиды, а в изменении гражданских и имущественных норм. "Каловая комбинаторика" в натуральном виде: жить, на своей земле, по своим законам. Выбери любые два из трёх.

Конятин свой выбор уже сделал.

Умный мужик. Даже жаль.

Закономерно: если Остомысл — умный, то следует ожидать "не-дураков" в его окружении. "Короля играет свита". Чтобы "сыграть" короля-умника в свите тоже должны быть не идиоты. Один пример вижу — Миссионер. Другой — вот, Конятин. Додумался или интуитивно уловил, что смысл реформ — в "абсолютизации". В ликвидации феодальной раздробленности, в уничтожении сепаратизма. Что означает конец варяго-хорват. Не персонально — общности. В других местах все бояре "на одно лицо". Относительно, конечно. А здесь, принципиально, по их мнению, "не такие".

* * *

" — Рабинович, Вы случайно не шахтёр?

— Нет, я ПРИНЦИПИАЛЬНО не шахтёр!".

Если ты принципиально не русский боярин, а галицкий, то... под землю, но без кайла.

Пройдёт лет семьдесят (в РИ), прискачет Батый, и сын Подкидыша Даниил Романович "по требованию татарского баскака, принужден разрушить собственные укрепления. Галицкое княжество оказалось не в силах бороться с татарами главным образом вследствие внутреннего разлада, который сделал княжество непрочным. Во главе его стояла группа сильных бояр-землевладельцев, подтачивавших княжескую власть. Независимость же бояр в Галицкой земле объяснялась тем, что здесь они были боярами княжества, а не князей, так как последние не участвовали в княжеских передвижениях по ступеням удельного порядка".

"Бояр княжеских" на "Святой Руси" не будет. "Ликвидировать как класс". "Принципиальных" — и физически.

* * *

— Господине, а может его аббой смазать?

Дознаватель, молодой парнишка, аж трясётся от энтузиазма, тычет мне корчажку. На этикетке надпись: АББА.

Нет, коллеги, это не про две шведских звукозаписывающих семьи с перекрёстным опылением.

— Откуда?

— Дык... ну... покуда ты по Двинцу ходил-смотрел — обоз пришёл. Ну, там и для нашего, стал быть, хозяйства, для палаческого, кой-чего. Вот, четыре корчажки были, я одну выпросил.

— А инструкция?

— Тама осталась, одна была. И чё? Я ж прочитал, запомнил. Мне б попробовать. Как оно... ну... помогает.

"Запомнил" — верю. Память у местных... только диву даёшься.

Сперва думал — от практики: вбивания текстов, заучивания молитв. Потом вспомнил одного нилотского мужика, который, будучи неграмотным, телефонные номера мобилок запоминал как последовательности тонов набора цифр. С одного раза.

Про эскимоса, который ходил рядом с американским бульдозером, просто смотрел, что водитель дёргает, а потом сам сел и поехал — я уже...

Кажется мне, что в "примитивных обществах" что-то такое... кушают, что склерозом не страдают.

* * *

"Склероз нельзя вылечить, но о нем можно забыть". Здесь даже не забывают — просто про него не знают.

* * *

АББА — из результатов сотрудничества Ноготка, Саввушки и Мараны. А название от меня: альфа бета блокираторы адреналина.

В 21 в. — ряд синтезированных лекарств или рекомендаций в части диеты. После того, как я "изобрёл" тонометр, Мара начала контролировать давление у людей, узнала про гипертонию, принялась искать средства... Нашла. Производная от одной болотной травы. Эту травку сушёную в упаковках по 35 гр. в своём времени в аптеках видел. Перегонный куб уже "изобрёл"... а про экстракты, настойки, растворы она и сама...

Факеншит! Мичпуха моя так разрослась, что я уже не контролирую все происходящие в ней процессы. Не обязан быть "в каждой бочке затычкой". Достаточно "первопинка". Помощнички мои и сами... чего-нибудь уелбантуривают. В силу сложившихся обстоятельств, возможностей и собственных интересов.

Заявляются к Маре Ноготок с Саввушкой, поднабравшиеся ума-разума из опыта Нумеро от пригнанных из Киева "гречников".

— Дохнут у нас... подопытные. Волнуются, напрягаются и... дохнут. А вот как бы нам бы их бы быстренько... подуспокоить?

Тема в допросном деле — постоянная. Объект почти всегда приходится "раскачивать": пугать и прельщать, успокаивать и взволновывать.

Обычно "взволновывают": человек в таком состоянии часто говорит... много. Но у сильно взволнованного повышается давление. Отчего и умереть можно.

Забота высветилась, когда в застенках научились чистоту поддерживать, санитарию наладили. До этого не видно было от чего пациенты дохнут, так, в общем потоке.

Марана — не "сестра милосердия", а "богиня смерти". Ей разнообразие в этом неизбежном каждо-человечном процессе, в смысле: в смерти — интересно.

Давление растёт? — Надо сбросить. А отчего растёт? Слов "блокиратор", "адреналин" она не знала. Но видела результаты душевных волнений, послушала моих советов. И принялась экспериментировать.

* * *

Часто самую важную информацию несут высоко мотивированные особи. Их немного, но они ценны.

В пытошном воздействии существуют несколько стадий.

Первая — подготовка. Достаточна для большинства подопытных. Предъявить инструментарий и объяснить механизм воздействия.

Это — идеал. И по трудозатратам, и по последствиям для объекта. Увы, для достижения эффекта необходимо воображение подопечного. А свойство это у множества людей... не развито.

Вторая — инициирующая. Мастер все еще дает подопытному шанс остановиться и дать показания. Демонстрирует безусловную готовность продолжить.

Здесь уступает большинство из оставшихся.

Где-то тут, "между первой и второй" Саввушка в Киеве меня... и переубедил. Хотя, конечно, "мания величия", реально — в начале первой. С воображением у меня... много.

Мизерный процент пациентов проходит фазу "скачка через абсорбент".

Термин из другой области. Изначально касался противогаза: ОВ накапливается в защитном поглощающем слое и в какой-то момент наступает перенасыщение. Прорыв абсорбента, и человека убивает не воздух вокруг него, а собственный противогаз.

Как это связано с пыткой? — Начиная с первой стадии в кровь подопытного вбрасывается огромное количество адреналина, оно растет пропорционально продвижению вперед. На второй стадии концентрация очень высока и происходит парадоксальный выброс эндорфинов, "гормонов счастья". Тоже самое — при садомазохистских оргиях.

В редких случаях, если подопытный упорствует и готов переходить к третьей стадии — адреналин вкупе с эндорфинами прорывают "абсорбент", в роли которого выступает страх, инстинкт самосохранения и пр. Человек ловит парадоксальный внутренний кайф. В этом состоянии может противостоять воздействию.

Идеологические посылы, спасу родных, не скажу, где оружие... — играют роль якорей, слоганов зацепки. Механизм же — строго медицински-химический.

Это никак не умаляет героизма личности: заставить себя, своё тело дойти, дотерпеть до прихода "пытошного безумия" — высокий уровень моральной стойкости.

Адреналин стимулирует ЦНС, повышает уровень бодрствования, психическую энергию и активность, психическую мобилизацию, реакцию ориентировки, ослабляет болевые ощущения. Всё это объект получает уже на первой стадии, но там ещё есть ощущение тревоги.

* * *

Послушав моих "заплечных дел мастеров", их недоуменный лепет по поводу некоторых "нумеровских" приёмов, я задал естественный вопрос:

— Дохнут — от давления? Сходите к Маре. Спросите: чем она гипертонию сбивает?

Сказал и забыл. Я много чего говорю. А они не забыли.

Сходили. Спросили. Перетерпели. Её ответы. Получили ряд составов. Проверили. Набрали массив экспериментальных данных. Улучшили.

Вот, образец из опытной серии попал и в Галич.

— А применять как думаешь? Назально или анально?

— Э-э-э... Двусторонне.

Вообще-то, блокираторы применяют во всех видах. Но инъекций мы не делаем, кушать — эффективность падает. Остаются слизистые. В данном экземпляре вагинально не получится, работаем с оставшимся.

— Говорить ты, Конятин, не хочешь. Назвать своих подельников... не скрипи зубами — не скажешь. Гордость свою варяжскую лелеешь. Гордыню. "Что ж, вы — ничтожные потомки безмерной храбростью прославленных отцов". И будет с вами по делам вашим. Работай (это — энтузиасту дознания). Но чтобы без... особо явных нарушений целостности.

"Всё им расскажи, покажи, да дай попробовать". Ребятки мои не "пионеры" из древнего анекдота, но что-то "пионерское" в них есть. Энтузиазм, любознательность. И — недостаток опыта. Это проходит, но не сразу. Конятина довели до прострации. Он просто висел на руках, пытался открыть глаза, пытался сплёвывать — попадал себе на бороду. Тупо и невнятно отвечал на вопросы, засыпая на полуфразе. От него несло мочой. Как часто бывает у препаратов, снижающих давление, побочный эффект — мощное мочегонное.

Мастер всё примерялся использовать ещё и ударное слабительное.

Да, пурген мы "открыли". Всё оттуда же — пиролизом из дров. Применяем и как индикатор кислотности продуктов, и как лекарство.

Здесь мастер не успел — сердце остановилось. Передоз. Не учли пьянство накануне и сильные впечатления ночью. Что ж, одним врагом меньше, у одного моего "заплечника" опыта чуть больше.

Не пойму: множество героев-нагибаторов попадают в разные застенки, геройски выдерживают пытки, а потом выскакивают как новенькие и всех нагибают. Они с фармакологией не сталкиваются? Литровочку касторочки в одну харю... фестиваль гуано в исполнении соло... так что и глаза с той стороны вываливаются... не? Про психотравмы и не спрашиваю — психики у героя нет, всё проще, чем у инфузории, травмировать нечего.

На дворе навстречу сразу три князя. Поджидали.

Мишу "кидают на грабли":

— Иване. Надо бы поговорить. Ну... чего дальше...

За нуканье у меня... Но князя в сортир спать... Не в этот раз.

Какая-то комнатка на втором этаже. Уселись вчетвером. Начнём? — не.

Пришёл Курт, положил голову ко мне на колени.

Извиняется. За "чувства вешние порывы". Чувство называется — "восторг прирождённого убийцы".

Прощаю-прощаю, друг мой хвостатый. Но... перестань прельщать меня своей радостью. А то я тоже... хочу.

Проскочила Анастасия.

А ей вот так — в чистом и повседневном — лучше. Честное слово, девочка, натуральность в твоём возрасте — лучше всяких украшений. Уселась у Остомысла за спиной, прижалась к нему. Только чёрные глаза из-за плеча посверкивают.

На гульбище негромкие голоса, позвякивания. Охрим своих расставляет. Сейчас на крышу полезет: прикрывать надо со всех сторон. Почти неслышен шелест мешковины: Сухан "оглоблю" к стенке прислонил. Так и таскает её всю ночь. Не потребовалась. И слава богу.

— Надо бы Ольгу Юрьевну и Владимира Ярославича позвать.

Миссионер... очень аккуратен. В поименовании и соблюдении.

— Не надо. Сестрица моя... в собрании чересчур громка. А племяш нынче об изменниках рассказывает.

— И... и чего они, злыдни-изверги хотели?

Остомысл придуривается? Ему же, наверняка, заговорщики сказали чего хотят.

Зря. Попытка изобразить недоумка вызывает... недоумение.

"Я — не я, корова — не моя". Ну и дурак. Если ты отдаёшь мне подачу — подачу информации — то я подам так, что ты будешь в дерьме. В жиденьком.

— Хотели... Хотели истребить берендеев. Дабы ты, княже, опоры в них иметь не мог.

— Да ты что?! Вот же какие мерзавцы-злыдни-изменники! Господину своему указывать вздумали!

Какое искреннее возмущение! Какое душевное трепетание возвышенной личности при столкновении с нечистотами жизни земной! Будто первый раз.

— Для того намеревались берендейских ханов, которых ты собрал, перебить. Княгиню Анастасию сжечь на огне. Вон на том костре, что во дворе горит. Перед тобой.

Глаза, неотрывно глядящие на меня из-за плеча Остомысла распахиваются. Запоминай, красавица — я тебя нынче от смерти спас. Не только от случайного удушения, но и от запланированного сожжения. Костёр ещё горит.

— Злодеи! Изверги! Каины! Пригрел на груди! Облагодетельствовал! А они...!

Ты — бояр? Или они — тебя? Они тебя терпели. Пока ты не стал себя... "вести".

— После чего заставили бы тебя принести крёстную клятву, что ты вернёшь в жёны Ольгу.

— Что?! Да я...! Как они смели даже подумать! Чтобы я...! После убийства жены моей Анастасии...!

Посмели. Подумали. В РИ — оказались правы. Но признавать такую возможность... в присутствии живой Насти, которая дышит в затылок... Стыдно?

* * *

Ларошфуко: "Пока люди любят, они прощают".

Она тебя простит. Я — нет. Я же тебя не люблю.

* * *

Ты изобразил дурака и отдал мне тему. Я макнул тебя в дерьмо. В судьбу твоей любимой жены. И как? Это только верхний слой. Полной глубины ты не видишь и предполагаешь худшее. Чего я не знаю. А ты не знаешь, что я не знаю.

Гонец мой из Луцка до тебя добрался. Но ты не поверил. Ты сам, своей глупостью, довёл дело до смерти множества "твоих людей", поставил на край гибели жену.

Ты дурак, Остомысл.

Но я тебе этого не скажу. Потому что хочу, чтобы ты сказал себе это сам. Твоё собственное чувство вины, стыда погонит тебя куда лучше моих слов. Запоминай: я вижу твои ошибки, я смог спасти тебя, я могу промолчать. А могу — и нет.

Про гонца не буду. А вот чуток щёлкнуть... во избежание самоуспокоенности.

— Дело это, заговор, тянется уже недели две, не менее. Я, в Луческе сидючи, про него прознал. А ты? Галич-то — не велик городок. Почему ты не узнал, не истребил изменников? Анастасии своей — житьё безопасное не сделал?

— Я... мне... меня обманули! Обошли! Очи отвели! Лжецы и льстецы! Никому верить нельзя!

Я тебя предупреждал. Сообщил истину. "Верить нельзя никому. Мне — можно". Убедился? Цена доказательства: голова тестя твоего Чекмана у него на животе во дворе лежит.

"Что посеешь — то и пожнёшь" — русская народная мудрость.

Ты сам, твой отец и дядя многократно обманывали людей. Собирали вокруг себя таких же. Склонных к обману. Как Конятин с подложной грамоткой. Навык, обращённый наружу — на ляхов, волынцев — должен был обратиться и внутрь, на тебя самого. Только неумный хитрец может этого не понимать.

Зря тебя Остомыслом прозвали. В эпизоде с Анастасией ты дважды (в РИ) не понял смысла очевидного, под носом происходящего. Ни когда Конятин и "мнози бояре" с Ольгой и Остомышлёнышем бежали из Галича, ни когда перебили здесь, в замке, больше сотни твоих людей и сожгли княгиню. Чтобы убить 120 человек в одном здании нужно привести сюда не менее сотни вооружённых. Не заметить этого... сотня мужиков, собираясь в бой, топают, звякают и кашляют. Закрыть глаза, заткнуть уши, выключить мозги...

* * *

"На всякого мудреца довольно простоты".

Или правильнее — простаты? В смысле: сильно отвлекающих факторов.

* * *

Мало быть умным, иметь мощную "молотилку". Надо ещё быть чутким, внимательным. Тянуть из мира инфу, набивать ею собственную "свалку". Непрерывно. По всем азимутам.

Ты оказался невнимателен. К твоим людям. На твоём месте — проф.непригодность.

Делаем орг.выводы:

— Тебя обманули... Ты не смог... Дело своё княжеское... даже жену любимую от опасностей защитить.... не сумел. Итого. Тебя, князь Ярослав Владимиркович, прозываемый Остомыслом, я, князь Иван Юрьевич, прозываемый Зверем Лютым, по праву, данному мне Государем Всея Руси Андреем Юрьевичем, прозываемым Боголюбским, с князей галицких снимаю.

Ап-ап. Ну них...!

Челюсти — отвалившиеся, глаза — обрублившиеся. У всех присутствующих.

Снять с князей по служебному несоответствию... таких формулировок здесь нет. Ближайшее: "согнать с удела". Но смысл моего бюрократического новояза понятен.

— Это отцов стол! Это моя земля! Никто не смеет меня с вотчины моей...!

— Хватит!

Утомил. Лажанулся и вопит.

* * *

" — Хватит! Хватит! — кричала блондинка в маршрутке, забыв слово "Остановите!".

Я — не блондинка. Я — лысый. И нужные слова помню.

* * *

— Был недавно другой князь Ярослав, который так же думал. В Луческе. Могу и ещё одного... Ярослава... ближе к солнышку.

Если это намёк, то очень толстый. Как комель столетней сосны.

Заткнулся. "Против лома — нет приёма. Если нет другого лома".

У тебя — "лома" нет. Все три твоих "лома" — дружина, бояре, берендеи — на снежку лежат. Остывают да кровью поливают.

Ты всё правильно придумал: маленькая "тренога Мономаха" в Галиче. Но удержать в одной запряжке этих... "лебедь, рак и щука" — не осилил.

Жуёт губы, идёт пятнами, но молчит. Уж очень свежа ещё Луцкая история. Уж очень удивительна она для Руси. Пока.

Уверен, что он в курсе. Не знает точно, но слухи до него доходили. И про экзотику "трёхспальной" виселицы, включая "природного" князя, и про чертовщину с "железными осами", рвущими тела человеческие.

"На ваши вопросы у нас есть ответ:

У нас есть "Максим", у вас его нет".

Ещё хуже, когда "максим" с потусторонностью.

Но можно и "по обычаю".

У меня за спиной — сотня клинков. У тебя — ничего. Собственная дружина — погибла. В резне берендеев, под мечами моих гридней. Кто-то, наверняка, ушёл. Ещё до нашего прихода сюда, в город — помочь добрым православным людям истреблять поганых. Бояре галицкие и их люди — также. Либо холодными вдоль дороги лежат, либо где-то удальство своё тешат да майно чужое грабят.

Берендеи твои... вон, вдоль стенки рядками выложены. А другие в городе по канавам в крови своей захлёбываются.

Нет, не простят тебе ни те, ни другие нынешней бойни. Начавшейся на твоём дворе, в твоём дому, за твоим столом. Ты хотел "усидеть на двух стульях", а они оба подломились.

В чём сила брат-князь? — Сила в правде. В моей. Ибо она наиострейша. Потому что на острие моего меча. Не твоего.

Был бы ты волен — вновь поднялся бы. Запасы-заначки есть, людишки прибегут-напросятся. Ну, выдавил бы из податных тысчонку-другую-третью лишних. Если тебя год-другой не трогать — вывернешься, подымешься.

Только мне такого не надобно. Ты создал себе кризис, момент слабости. Я этим воспользуюсь.

"Я — не замедлю. Ты — не избегнешь". Как когда-то под Киевом голове Жиздора обещал.

Остомысл смотрел яростно, буравил взглядом. И — опустил. В стол смотрит, только желваки бегают. И оба других князя потупились. Стыдно. От унижения, при котором они присутствуют. Князь русский, исконно-посконный рюрикович — "сдулся". Перед лысым, мутным, не-русским... но — государевым.

Привыкайте, братья: казённый кафтан дороже княжьего корзна.

* * *

"Сделайте лицо попроще, — попросила пластического хирурга уставшая от одиночества доктор философских наук".

И Остомысл не доктор, и я не хирург. Но лицо попроще — тебе сделаю.

* * *

В тишине вдруг звонко прозвучал женский голосок:

— А дальше?

Факеншит! Три прирождённых князя! Рюриковичи! А мозги сработали только у ханочки.

* * *

"Мужчина должен иметь на плечах голову. А женщина — лицо".

Здесь — "два в одном". И один — без двух.

* * *

— Дальше... Князь, обе княгини и оба княжича отправляются в Боголюбово. Судьбу вашу государь решит. Бояре, кто в заговоре участвовал, а равно их чады и домочадцы — туда же. Я же, данным мне государем правом, лишаю их прав и состояний. Равно как и гражан, кто в нынешних злодеяниях отметился. Эти пойдут в работы в моих землях.

Глава 728

Думаю, что Боголюбский сбросит мне и бояр с семействами и обслугой. Проведёт, конечно, "суды и казни", кому-то головы отрубит, кому-то плетей выпишет. "Чтобы помнили". Но вообще ему этот контингент не надобен. Простолюдинов можно осадить по городкам и весям. А от боярских семейств... одни убытки да негоразды. И прижать сильно нельзя — свои на себя их судьбу примерять будут. А учитывая крепкую "любовь" между галицкими князьями и Долгоруким в предшествующие десятилетия — ещё и родня сыщется, милости просить начнёт.

То ли дело у меня! Я ж дерьмократ, либераст и общечеловек! Мне и боярин — кощей. "И что положено кому — пусть каждый совершит". В смысле: выкопает "свою версту арыка по тундре".

— Уличённых преступников барками сплавить по Днестру до Беломорья. Там вёрст полтораста до Олешья. Караван — как лёд на реке сойдёт.

Беломорьем здесь называют часть побережья Чёрного моря от устья Днепра на запад. Там рыбные ловы, режим использования которых попал в договора с Византией, там дружина Святослава-Барса как-то зимовала и сильно голодала: конскую голову по полугривне покупали. Я про это уже...

— Княжеское семейство пойдёт с этим караваном.

— Нет! Я с ворами в одной лодке не пойду!

Это трусость, отвращение или предвидение? — без разницы.

— Хорошо, пойдёшь на другой лодке. Караван поведёт князь Глеб Юрьевич.

Миша аж растерялся. Это и честь, и забота. Во, хмуриться сразу начал. Представил сколько всяких... несуразиц может случиться. Но, коли в зеках князь, то и начальником конвоя должен быть князь. Это я помню по рассказам Боголюбского как они полоцких в Константинополь этапировали.

Мишу будут дурить, и он, по молодости лет, поведётся. Но ставить Миссионера... при его дружбе с Остомыслом... не довезёт. Сбежит подконвойный к Андронику. К Комнину. Кстати...

"Свист кнута и призрак виселицы" — это хорошо. Но недостаточно. Нужен ещё и "аромат пряника".

— Не могу предсказать какое решение о судьбе твоей примет Государь, однако буду просить назначить тебя послом. Чрезвычайным и полномочным.

— П-послом? В Царьград?!

Сколько надежды, рвущейся сквозь этикет сдержанности радости. К Андронику своему захотел? У него нынче... тоже не слава богу. Но встреча старых друзей... или старых любовников...

* * *

"Одесса, дворик, прохожий:

— Здесь живёт старая шлюха Роза?

— Роза это я, но причём здесь мой возраст?".

Вот именно: причём здесь возраст двух высших аристократов, русского и византийского?

* * *

— Нет. В Царьграде ныне государевым послом Попрыгунчик. Э-э, князь Давид. Из смоленских Ростиславичей. Службу правит хорошо, без огрехов. Снимать его оттуда... пользы не нахожу.

Укол мимоходом: ты мог сразу выбрать суздальских, но тянул время, искал привычной выгоды, заигрывал с волынскими. Ошибся. А ведь мог бы нынче со своим ненаглядным... лобызаться. За казённые деньги. По государевой службе. Поцелуйный обряд в христианстве — постоянен и обязателен. И ты бы мог. Опоздал.

— Тогда куда? В Рим? Или к Барбароссе?

— Нет. Бери выше. Самый большой и самый богатый город мира. Мадинат эль Салам. Багдад. Дворец халифа под изумрудного цвета куполом. Золотые ворота, по которым дворец называют "Баб-аз-захаб" — "Золотой дворец". Рядом — дом мудрости, "Байт аль-Хикма". Библиотека, где хранят множество греческих, персидских и индийских рукописей. Кому как не тебе, Осмомыслу, пить из этой кладези тысячелетней мудрости. Астрологические обсерватории, которые помогают с определением времени совершения молитвы и навигацией путешественников. Багдад невозможно представить без сука (базар, торг) — обширный квартал между берегом полноводного Тигра и улицей Харуна-ар-Рашида. В одном месте продают ткани со всего мира! Не только ткани, которых ты никогда не видел, но и из мест, о которых ты никогда не слышал. Многие из них порадуют сердце твоей юной жены. И оттенят её красу, радуя твой взгляд.

Ух как распахнулись чёрные маслины над плечом Остомысла! Что видела в жизни эта девочка? Становище берендеев? Шатёр отца? Да, ханский шатёр богаче юрты пастуха. И ничтожен перед дворцом халифа.

Осторожнее Ваня: рассуждение о красоте замужней женщины — оскорбление её мужу. Как и о не-красоте. Очень узкий коридор допустимых знаков внимания.

Тогда о другом:

— Грохот огромных молотов, сминающих куски тонкого изукрашенного железа; звонкий перестук молоточков, выбивающих затейливые узоры на листах меди; пронзительный визг металла под зубьями пилы, шум паяльных ламп и вздохи кожаных мехов, раздувающих горны, — это Медный сук. Здесь не только торгуют, но и изготовляют. Искуснейшие мастера мира из лучших материалов Ойкумены творят красоту. Прямо на глазах покупателя. На твоих глазах.

Вдохнули и не дышат. Представляют. Воображают. Мечтают.

Желание. Желание идеальной формы, цвета, вкуса, запаха. Мечта о совершенстве. Часто неосознаваемая, возникшая как-то и почему-то в каких-то коротких мгновениях в детстве, затюканная каждодневной реальностью...

Сейчас воздух кончится, они выдохнут и на место мечтаемого идеала придёт нынешний мокрый, грязный и тёмный реал. Чуть опередить.

— Расположение между севером и югом, востоком и западом, сделало Багдад величайшим торгом — он полон товаров со всего мира, он стал центром интересов торговцев всего мира. Багдад расположен на маршрутах караванов, на дороге в Басру, Мосул, Рей, Анатолию, Шам и Арабский залив. Через Багдад проходит большая часть всех караванов мира! Как по суше, так и по воде. И вы — там. В средоточии богатства, в сердцевине красоты.

— Ерунда! Бред! Там нет ничего важного! Далеко, опасно и... и мне нечего там делать! Я — князь Галицкий! Это моя отчина! Я отсюда никуда не пойду!

* * *

"Люди недалекие обычно осуждают все, что выходит за пределы их понимания" — Ларошфуко?

Да, Багдад — это далеко, это — "выходит".

* * *

Ишь как разгорячился. Даже кулаком по столу пристукнул.

Зря. Курт дёрнулся под моей рукой, положил голову на край стола и принялся разглядывать Остомысла.

Курт у меня сегодня дуэлянт. Бретер-глазнюк. То он с Конятиным переглядывался так, что боярин нож бросил, то вот — умного неумного князя разглядывает.

Остомысл засмущался, начал одежду оправлять, на Настю за плечом фыркнул. Придётся уточнить:

— Тебя, княже, восмисмысленным зовут, а одного, главного смысла — ты не понимаешь. Повторю медленно. Ты. Не вернёшься. В Галич. Точка. Факт, данный нам в ощущениях. Твой тёзка, Ярослав Луческий, этого не понял. Вернулся в Луческ. Там и остался. В сырой земле. Надеюсь, ты такую глупость повторять не станешь.

Молчит, сопит, красным наливается.

— Там — новая жизнь. Твоя, жены, сына. Там, в одном городе, в разы больше людей, чем во всём этом княжестве. Там в день проходит больше денег, чем здесь в год. Там человек с твоим умом, книжной мудростью, твёрдостью в вере, сможет наиболее ярко явить свои достоинства. Не зарывать таланты здесь, в этих сырых туманах и гнилых липах, не метать бисер своего ума перед тупыми, самодовольными и жестокими боярами. Там ты найдёшь интересных собеседников, увлекательные книги и удивительные мысли. Там ты будешь дышать полной грудью, жить во всю силу. А не рваться, привязанный к сиделищу боярскими портянками.

* * *

Пройдёт восемьдесят восемь лет. В РИ.

В 1258 г. монголы Хулагу осадят Багдад. Город разграбят и сожгут, погибнет от 100 000 до 1 000 000 жителей. Библиотеки Багдада уничтожат, книги кидали в реку, чтобы гатить Тигр.

"Дом Мудрости", содержащий рукописи по множеству отраслей науки, особенно по медицине и астрономии, будет разрушен. Река Тигр станет чёрной от смытых с рукописей чернил и красной от крови учёных и философов.

"Багдад был интеллектуальным центром мира. Падение было... ударом, от которого исламский мир не оправился. Угас интеллектуальный светоч ислама".

"Они прошлись по городу, как голодные соколы, напавшие на летящих голубей, как разъярённые волки напавшие на овец, со спущенными поводьями, ухмыляющиеся они сеяли ужас и разрушение... Девушек прятавшихся за занавесями в гареме за волосы вытаскивали на улицы и отдавали монгольским воинам... население гибло от рук завоевателей".

Багдад на несколько столетий останется грудой развалин.

Ну, нам-то это не в диковинку. Треть русских городов не восстановилась никогда.

В "Доме Мудрости" веками делали переводы. Правители скупали во всём мире рукописи. Греческие и латинские, армянские и индийские. И платили переводчиком золотом по весу переведённых книг.

Всё это погибнет.

Или не всё. Если мы сумеем сделать копии для себя.

* * *

Молчит, отрицательно трясёт головой. Но — молчит. А вот остальных, и князей и княгиню — пробрало. Возможными перспективами.

— Мне... мне там делать нечего.

— Тебе, князю Галича — нечего. А вот тебе — послу Государя Русского.... У государства русского много дел. И в далёких краях — тоже. Что тебе государь повелит... предвидеть не могу, но просить буду о заботах моих. В позапрошлом году Подкидыш... э-э-э... князь Роман Мстиславич, разругавшись с боярами новогородскими, просился ко мне. И я дал ему место. Саксин. Город в самом низу Волги. Подкидыш тамошнего хана побил, городок взял. Ныне есть в свете новое княжество. Русская Хазария.

Чуть сложнее и не так определённо. Саксин — русский. По князю, господствующей церкви и этнической принадлежности части населения. И — не-русский по подчинённости и принадлежности части элиты к "зверятичам".

Не заморачивайтесь: эту геополитику с элементами феодализма и прозелитизма — спроста не понять. А этикетку наклеить... любую. По конкретным обстоятельствам.

Подкидыш публично принял присягу Государю. Личную. Боголюбский присягу принял, но изобразил неудовольство, типа: с мелочью всякой лезут, фыркнул:

— Саксин — не-русь. Вон, брат мой Ваня, правитель не-руси. Его и слушай.

В "Указе об основании Всеволжска" мне отданы "все земли вне граней русских селений". От слов своих Андрей не отступается.

Всеволжску Подкидыш не присягал. То, что у него на шее холопский ошейник с моим клеймом... наше личное дело. Как князь — нет.

У меня вообще нет феодальной присяги, а до гражданской... не дорос он ещё.

Такая половинчатость позволяет разным недовольным с Руси бежать в Саксин, присягая там Подкидышу как, типа, независимому правителю.

Хочешь быть "ванькиным"? — Будь им. Не хочешь быть "ванькиным"? — Не будь им. Будь "государевым". Или "подкидышевым". Только ничейным, своим собственным, ты быть не можешь. Для таких — на Двинце работы хватит. "Чьих будешь?" — фундаментальный вопрос феодализма.

Мои? — Есть беглые и из моих земель. Немного. В Саксине сидят мои люди, которые таких ловят. И к делу приставляют.

Что-то про это они слышали. Уровняем бэкграунд. Додавим формулированием закономерности.

— Смотри: стоило Руси стать единой, обрести Государя и она сразу стала прирастать. Даже и извечным врагом своим — Хазарией. Единая Русь — путь силы, путь славы. Я предлагаю тебе пойти по этой дороге. Присоединиться к поднимающемуся и возрастающему. А ты норовишь в обочину спрятаться, в хмыжнике прозябать, в норке пересидеть.

Ты же честолюбив и любознателен! Не мерин заезженный, который головы от повседневной борозды не поднимает. Ну же!

— Прошлой весной один из владетелей, что по берегам Хазарского моря сидят, шах ширванский такой был, послал корабли и войско, дабы Подкидыша из Саксина выбить. Веру христианскую и власть русскую истребить. Не срослось у басурман, обломалося. Я послал корабли добрые. Ширванцев побили. Сильно. Теперь — ни шаха, ни царства его. Тамошние соседи рвут владение на части. Осенью люди мои добрались до городка на южном берегу моря. Чалус такой есть. Получили от тамошнего владетеля разрешение обосноваться. Построить факторию... э-э... большой торговый погост. И разных привилегий для жизни и торговли.

А вот этого они не знали. Да и вообще — далеко, не интересно.

Сща... заинтересую.

— Следующий шаг и пьяному ёжику в лесу понятен: уговориться с главными властями там. Чтобы не мешали. Торг вести и вообще. Одной власти там нет. Есть султаны, ильханы, эмиры, шахи. Но все прислушиваются к халифу. Прежде был... дай бог памяти... Абу-ль-Музаффар Юсуф бин Мухаммад аль-Мустанджид Биллах. Неплохой человек. Добродетельный, справедливый и образованный. Писал стихи, изучал науки. Уменьшил налоги и таможенные пошлины. Мы с ним дела вели. Косвенно, через одного кади из Булгара. Но — помер. С прошлого года халифом стал его сын. Абу Мухаммад аль-Хасан ибн Юсуф аль-Мустади Биамриллах. Тоже сын невольницы. По матери — армянин из Византии, по бабушке — грузин. Мудрый, набожный и справедливый человек, снижает налоги, строит мечети и школы. Довольно молод, нет ещё тридцати. У нас к нему подходов пока нет. Им ты и займёшься.

Не, не уговаривается. Вот Миша — аж горит, Миссионер... заинтересован. А Остомысл...

Да подыми ж ты глаза! Что ты взглядом столешницу прожечь тщишься?! Мир — велик! И интересен. Подыми взор — подымешь и задницу.

— Пойми. Сюда ты не вернёшься. Багдад — лучшее из возможного. Боголюбский тебя к халифу силком посылать не станет. "Насильно мил не будешь". Не хочешь — не надо. Найдёт тебе какое-нибудь другое место. Не в "городе мира". Где труба пониже и дым пожиже. Ладно, иди думай. А вы, братья, останьтесь.

"Ночная кукушка всех перекукует" — да, девочка, можно и так сказать. Настя не обладала столь искушённым, воспитанным книжностью умом. Но куда более живым. Для неё мои слова о Багдаде... сказка о волшебном царстве, о чудесах. Которой она, по юности своей, была совершенно увлечена.

Крещение, бракосочетание, смерть отца — оторвали её от её народа. Берендеи презрительно относятся к русским и к христианам вообще. И к ней самой — "подстилка слизняка". Ничего не держало её в Галиче. Наоборот: ужас нынешней бойни вызвал страх и отвращение к этому месту. Из дорогого у неё оставались муж и сын. Здесь — она боялась их потерять. А там... там сказка. Яркая, богатая, чудесная. Для неё будто костёр вспыхнул в ночи. Манящее пламя в промозглой темени. Она поверила мне. И тем, верой своей, жаром души — сделала свою жизнь.

Впрочем, жизнь действующего человека всегда дело его веры. Его аутодафе.

Остомысл тоже был выбит событиями этой ночи из привычной колеи. Как часто свойственно умным людям, у него было достаточно воображения. К тому моменту, когда они добрались до Боголюбского, он, с помощью Насти и логических рассуждений, вполне убедил себя, что Багдад — "то, что доктор прописал".

Дальше, естественно, он вдребезги разругался с Боголюбским. Чересчур разные люди. Впрочем, Богородица, благочестие... и я немножко — остроту конфликта чуток сняли. Потом пришлось урезать его хотелки, потом организовывать посольство. Куча людей, денег, подарки.

Факеншит! Я уже говорил, что Боголюбский очень... хозяйственный? — Во-от. Фиг у него чего допросишься. Только беззастенчивый военный грабёж Луцка, Галича и ещё кое-чего позволил хоть как-то... финансово сбалансировать это "историческое событие". В смысле: установление постоянных дипломатических отношений с Халифатом.

Многослойный конфликт с Подкидышем, который "взревновал" к утрате своей исключительности в регионе, недопонимание с Исмаилом в Чалусе. Хорошо, Афоня оказался достаточно терпелив. Сложности с Ильдегизом, наезды по дороге. Наконец — Багдад.

Да, Мадинат эль Салам их потряс и очаровал. А они заинтересовали местных своей экзотичностью.

Русские в Багдаде есть. Немного. Невольники-евнухи. Изредка используются в качестве переводчиков при появлении русских купцов.

А тут... вельможа.

Анастасия, будучи знатной дамой, имела возможность посещать гаремы аристократов и самого халифа. Это дало Остомыслу доступ к огромному пласту сведений и рычагов влияния, обычно недоступному послам. Его собственная книжность открыла ворота Байт аль-Хикма. Где у него появился круг добрых знакомцев-книгочеев. Моя политика "упрощённого православия" позволила установить дружеские отношения с местной ассирийской церковью и другими христианскими общинами.

К обычному для послов кругу военно-политических, иногда — торговых собеседников, добавилось множество иных, непривычных, часто не очевидных, порой весьма важных, связей в этом "центре мира".

Став постоянным жителем, не понукаемый необходимостью вернуться к сроку, не ограничиваемый фиксируемой и всегда недостаточной суммой расходов, Остомысл мог не только прибывать в самом городе, но и совершать путешествия. Его описания Басры, Кума, Мосула... были великолепны и весьма важны. Опираясь на постоянно действующее посольство, наши люди посетили Персидский залив, Красное море, дошли до Индии, Серендиб (Шри Ланка) и дальше. Нейтральность к различным ветвям ислама привела к контактам с шиитами, включая ассасинов в Аламуте...

Для аборигенов такая организация посольской службы — посол-резидент — открытие. Но я-то помню сходное: Пётр Толстой.

Тоже начинал с выступления против Государя: возбуждал стрельцов в стрелецком бунте, поддерживал царевну Софью. Потом "переметнулся". Служил много, хитро и храбро. Мои современники знают его по "делу царевича Алексея". В 1701 г. назначен посланником в Константинополь, став первым российским послом-резидентом. Дважды сидел в Семибашенном замке. Активно использовал подкуп, известен применением ядов и эффективными контактами с местными христианами.

Ничего нового. Всего-то пять веков опережения. Тем более — уже не первый у нас: Попрыгунчик в Константинополе работал сходно, даже и изощрённее.

"Они жили долго и счастливо и умерли в один день".

Остомысл умер примерно в том же возрасте, что и в РИ, Анастасия получила полтора десятилетия счастливой жизни.

Потом... Ты пренебрегаешь изучением ислама, детка. В достоверных хадисах сказано:

"Каабу разрушит коротконогий человек из Абиссинии (эфиоп). Он разграбит её украшения и обнажит её стены, сняв покрывало. Я словно смотрю на него: лысого и кривоногого. Он будет ломать её лопатой и киркой" (имам аль-Бухари, N1591; имам Муслим, N2909).

Если есть пророчество, сообщённое нам мудрейшими и правовернейшими имамами, то следует предпринять усилия для его исполнения. Мы — предприняли. Включая "кирки и лопаты". А "лысые кривоногие эфиопы" — исполнили.

"Чёрный камень Каабы" был вывезен ко мне.

Частичное подобие "Падения Иерусалима" и "Утраты Креста Животворящего" христианами в РИ.

Сходство проявилось и в массовой реакции правоверных на известие о событии: все воспылали. Праведным гневом и огнём отмщения. Множество людей по всему миру были убиты ревнителями Пророка.

Оставлять "камень" у себя я не собирался. К чему мне чужие святыни? Артефакт было предложено купить. Халифу Багдадскому — в числе первых. Едва началось обсуждение сделки, как радикалы возбудили толпы фанатиков. Русское посольство было разгромлено, почти все погибли.

Знаю, что взрыватель активировала Анастасия. Двенадцать пудов тринитротолуола... Радиостанция, архив, убитые и раненные, сам князь... Здание рухнуло внутрь себя, погребая под обломками сотни атакующих.

Потом? — Я не страдаю склерозом. Правоверные десятилетиями выплачивали цену идиотизма фанатиков. А Остомысла теперь почитают святомучеником и одним из величайших дипломатов всех времён и народов.

Сын их, Олег Настасьич, до 12 лет жил в Багдаде, потом, как и положено рюриковичу, приехал на Русь в княжеское училище. Узнав о гибели родителей, поклялся отомстить.

Нет, девочка, "Бич Божий" — неточный перевод его прозвища. Правильнее: "Стимул Аллаха". Заострённая палка.

Такая вот история. Начавшаяся со слов Карамзина: "слабость к одной злонравной женщине, именем Анастасии". Осложнённая присутствием попандопулы.

"Кукушонок"? — Да, детка, можно и так назвать. Можно вспомнить Паркинсона: соединение "ударной возгонки" с "перемещением по горизонтали".

Я неоднократно повторял этот приём: вытолкнуть человека за границу моего "realm'а". Дать ему дело вне моей "зоны ответственности".

Аким Янович, Сигурд, Кастусь, братья Боголюбского. Софья Кучковна, Попрыгунчик, Подкидыш и Остомысл, Чарджи и Алу... Люди, которые не встраивались в мою структуру. Они должны были, следуя собственным интересам, собственной логике развития, стать моими врагами. А я не желал им зла, не хотел их убивать. Оставалось сделать их союзниками.

Это просто. Если видишь людей.

Нужно понять их желания. Обычно желаний несколько. Нужно выбрать подходящее и предложить способ реализации. Часто человек не знает чего он хочет, или, точнее, не видит разных форм исполнения.

Михалко, например, хотел быть князем-воином. Но даже не представлял себе, что это возможно не только на Руси, но и на Руяне.

Остомысл думал, что он хочет быть князем Галича. А на самом деле он хотел покоя, тепла, красоты, книжной мудрости, любимой женщины...

Ты права: наследственные аристократы. У них узкие "границы допустимого". Они с детства готовятся окружающими в правители. К "высокой доле". Это "врождённое" стремление возглавлять — разрушает "общий дом". Вот и приходится их "выталкивать из гнезда". Дабы и они реализовали свои желания, и мне вреда не нанесли.

Другой приём, который я повторял, хоть и не столь часто — "тандем". Самборина у Сигурда, Елица у Кестута, Ростислава у Софьи, Боброк у Подкидыша, Анастасия у Остомысла. "Альтер эго", второе "я".

"Одна голова хорошо, а две лучше" — русское народное.

Вот и появляется вторая голова. И, что не менее важно, вторая душа. Со-чувствующая, переживающая, близкая.

Очень мощное средство. И очень опасное: конфликт внутри тандема — катастрофичен. Да и смотреть нужно не на одного, а на "троих": на двух людей и на отношения между ними.

"Люди — разные" — каждый такой случай отличался от других. Но есть общее: помогло. Нам, "Святой Руси".

Сидят три Юрьевича. Из них два брата. Загадка. Про нашу компанию.

Молчали недолго: позвали командиров, стало шумно и тесно.

— Через день-два подойдёт князь Игорь. С дружиной из Перемышля. Гонца ему я послал ещё из Луцка. Выслать разъезд навстречу. Берендеям... не мешать. Пусть делают в боярских усадьбах что хотят. Кроме трёх вещей: не грабить церкви, не брать полон, не входить в город.

— А если они... не...?

— Предупредить Токмака о подходе Игоря. Если "не", то берендеев не будет. Вырежем всех. Уйти они пока не могут, а стоя... вырежем. Токмак — не дурак, это понимает. Лучше, если он сам своих укоротит. Городские усадьбы бояр, кто в здешнем... безобразии участвовал — взять за государя. Всё майно, особенно съестное, посчитать и сторожить. Домашних тех бояр собрать в одно место. В церковь Спаса для начала. Потом посмотрим. Мои знают, как такое делать.

— А в городе?

— Как после большой попойки: утром все спят. К полудню поднимаются, сползаются, опохмеляются. Опохмелки "кровавым вином" допустить нельзя. Как рассветёт — пойдём по улицам, по домам. Смутьянов-буянов... резать. Просто участников — на допрос.

— Ещё одно, Иване. Епископ.

— Помню, Святополк. Сам поеду.

В Галиче с 50-х годов 12 в. своя епархия. И нынче епископ есть. А дальше странности.

Вот (в РИ) ряд возле-церковных мероприятий. Развод с Ольгой, брак с Анастасией, мятеж бояр, убийство женщины. Её отпевали? Крестная клятва Остомысла "иметь в правду". Кто принимал?

Как не поверни этот ряд событий — в них должны участвовать церковники. Епископ мятеж поддержал? Или выразил укоризну? — В летописи ни слова.

Мятеж требует времени на подготовку.

Это ж не пожар: ах-бах-тарарах! Ё! Вдруг! Никогда такого не было! И вот опять!

Перед опасными мероприятиями участники обычно причащаются, исповедуются. Получают отпущение грехов, дабы ежели что — явиться на суд божий чистенькими. Т.е. попы какие-то точно знали о заговоре. Епископ? — Вероятно. Или он дурак, который не получает доносы, или мерзавец. Причём явной нелюбви к Остомыслу... не проявлял.

Я рассказывал о Черниговском епископе Антонии — он во всех событиях в Чернигове присутствует. Про епископа Ростовского Федора, который Бешеный Федя — писал. Про двух митрополитов Киевских, Константинов, Первого и Второго, про Кирилла Туровского... Вполне самостоятельные акторы бытия.

Летописи, прежде всего, творчество церковников. Достаточно сравнить сколь много место они уделяют деяниям разных иерархов, игуменов, строительству церквей, церковным чудесам — и всей остальной прочей мирской жизни.

На Западе духовенство считают первым сословием, а аристократию вторым, князья церкви в Германии выше князей империи. На Руси соотношение обратное, но во всяком публичном событии в городе, где есть епископ — он должен быть.

В Турове, когда мы уходили, тамошний святитель благословлял войско. В Луцке епископа не было — он во Владимире-Волынском сидит. Креатура Антония Черниговского. В короткий период между взятием города и поставлением туда Мачечича местоблюститель метрополии успел отозвать прежнего "владыку" и хиротонисал нового. Это одна из причин почему Мачечич до сих пор не "вошёл в штопор" мятежа.

А вот почему местный Геронтий никак не проявился... Надо узнать. И сделать выводы.

Съездил. Ни рыба, ни мясо. Постное лицо, тихий голосок, мутные выцветшие глазки. Вполне соответствует имени. Старец. Совсем не Кузьма.

Лет десять назад был здесь епископом один Кузьма. Энергичный дяденька. Отметился и в строительстве собора, и в эпизоде с Андроником Комниным. Кузьма и вёл первоначально переговоры с двумя митрополитами, которых император прислал беглеца вернуть. От него зависела, в немалой степени, оценка достоверности императорского предложения. Князья-то уже потом с послами встречались.

Потом другой епископ был, теперь вот этот. Как можно ребёнка Геронтием назвать? Или это имя ему уже в монастыре прицепили?

— Вот что, се-бас-мио-та-те, ты мне объясни: ты князя с княгиней разводил?

К правящему архиерею обращаются "Себасмиотате". Это по-гречески.

Коллеги! Факеншит! Учите слова! А то постоянно "фейсом об тейбл".

Я вот выучил. И даже произнёс. Правда — по слогам. Отчего... ещё хуже звучит.

— Нет. Сиё дело не благое — браки свершаются на небесах. Не следует человекам развязывать то, что связано богом. Княжеский священнослужитель обряд провёл. Сестре твоей на меня в обидах быть — не с чего.

Развод — женщине ущерб, она — мне сестра, я должен отомстить. За эту "язву"?! Но стереотип поведения, защита родовой чести... Нафиг!

— А князя и ханочку ты венчал?

— Нет. Окрестил душу заблудшую — я. Сиё долг мой пастырьский. А венчание пресвитер храма Спаса проводил. Я в те поры в болестях пребывал.

Удачная "дипломатическая болезнь".

Совсем не как у Нифонта Новгородского. Тот, когда Свояк, в тот момент князь Новгородский, решил взять себе в жёны боярышню из самых верховых, у которой только что жениха как раз сторонники Свояка убили по политическим мотивам, "в лоб" отказался венчать, да ещё и матом пополам с проклятиями крыл молодых с амвона Новгородской Софии. Князя со второй женой дворовый попик венчал. Удачно. Жили душа в душу, вместе против половцев в поле стояли. Сыны, Игорь Полковник да Всеволод Буй-Тур, в историю вошли. А как она у гроба мужа убивалась! Трое суток без чувств была. Впрочем, я про это уже...

— А младенца, Олега Настасьича, кто крестил?

— Всяк младенец невинен, устремлению души чистой к господу нашему поспособствовать — деяние доброе. Что я и исполнил по долгу пастырьскому.

Тих, пассивен. Но "владычные молодцы" не худо вооружены, подворье выглядит укреплённым. Осторожен: в сомнительных делах не замечен.

Так он пассивен или осторожен? Ленив, глуп, слаб... или умен, скрытен, прозорлив? За этими мутными тусклыми глазками — что?

О-хо-хо... Степанида свет Слудовна в Киеве сперва схоже глядела. Не к ночи будь помянута.

Моя оценка "не рыба, не мясо" — ошибочна? Сулицами не бросается, зарезать не кидается — вял? Что ж, сейчас узнаю.

— Собирайся, себасмиотате.

Боится. Знает, что в Луцке под одной перекладиной с князем-мятежником и поп болтался.

Молчит, реакция нулевая.

* * *

"Русская азбука учит, что среди согласных много глухих".

Мой случай?

* * *

— К-куда?

— Дело твоё пастырское делать. Умиротворять. Облачение парадное, крест побольше. В городе и в усадьбах кровь льётся.

— Чтобы поганые из-под моего креста христиан резали? Не пойду.

Во как. Тих, но несогласен. И не глух.

Типаж "епископ вяленький" следует сменить на типаж "епископ крепенький". В смысле: крепок духом.

Вот и мотив. Для "приподзакрыть глаза".

Остомысл приблизил язычников, поставил их в привилегированное положение. Что есть, безусловно, ущерб всему православному народу и церкви христовой. А с учётом слухов о грядущем торжестве поганых и лошадях в храмах божьих...

— Пойдёшь, Геронтий. Ты архиерейскую шапку принял? Изволь соответствовать. Возьмёшь своих молодцев, я своих дам. У берендеев нынче хан есть. Токмак. Мною поставлен. Он должен своих в становища увести. Полон брать и церкви грабить не будет. Но скот, съестное — дать придётся. Иначе опять полезут. С голодухи.

Ну так как? Дело делать будем или в мученики за веру намылился?

Геронтий тяжко подумал. Тяжко вздохнул.

— Надобно прежде помолиться.

— Всякий час промедления — кровь пролитая. Жизни и муки людей православных. Пойдём. Бог и от идущего молитву услышит.

Я думал, что мне придётся его на каждом шагу подгонять. Но этот... "ветхая развалина" встал и пошёл. Неторопливо, с остановками. Но неотвратимо. Никого посохом не бил, ни на кого не кричал. Да его и не слыхать вовсе! Но все забегали.

Через час процессия как на Крёстный ход — в золочёных робах, с высокими крестами со свечами, иконами, кадилами и пением псалмов, выдвинулась со "старой катедры" и потекла в город. Ранние "пташки", вылезшие прям с утра дограблять недограбленное, замирали с открытыми ртами, истово крестились, падали на колени и колотились лбом в снег. Мои гридни их вязали и утаскивали в "крепкие места". Потом, поблескивающая в разных местах, дымящая свечами и кадильницами, монотонно распевающая песнопения, змея процессии повернула в посады Залуквы. Ещё дальше были видны группки берендеев, выскакивающие из разгромленных, частью вяло горящих и бурно дымящих, сырых боярских усадеб.

Наверняка же тащат с собой баб! Придётся пройтись по становищам, вызволить полонянок.

Зрелище Геронтия в полном облачении и клубах ладана успокаивало православных, а вид Токмака, в ярости и с плетью в руках — язычников. Епископская стража побивала особо буйных, мои "закрывали" попавшихся.

Такая рутинная работа "от зари до зари, от темна до темна".

Конец сто сорок второй части

Часть 143 "Дунай, Дунай, а ну, узнай — где...".

Глава 729

Ночью ожидалась "вторая серия", но тут пошёл лёд на реке. Внезапно.

"Точную погоду на сегодня можно узнать только завтра" — утром мы и узнали, что ночью начался ледоход.

Я уже описывал несколько раз ледоход на большой реке. Это зрелище никого не оставляет равнодушным. Кого пьянит восторгом, кого пугает до икоты. И всем напоминает о тщете усилий человеческих, о малости человеков перед лицом Господа.

Или заставляет строить каменные и стальные мосты. Для которых "милость божья" в форме ледохода... несущественна.

Утром Миссионер отправился к берендеям и, после долгих, бессмысленных, но горячих споров вернул в город с сотню уведённых баб и девок. Впрочем, после ночи в шатрах девок не осталось ни одной. Ещё десяток подростков, побывавших "мальчиками для их наслаждений". Подобное я видел на Снове во время своего Черниговского похода. Сам чуть-чуть не... принял участие.

По счастью, здесь молодёжь городская, продвинутая. Не тамошняя деревенщина-посельщина. Все живы.

Ещё возвратили трёх гусляров — берендеи оказались ценителями струнной музыки.

Отобрать у степняка добычу — как у голодного волка ягнёнка из пасти вырвать. Самые наглые начали занимать боярские усадьбы. Дело шло к большой драке, но тут подошёл Полковник из Перемышля с двумя сотнями всадников и встал севернее.

Токмак собрал своих, ткнул, для наглядности, пальцем на восток:

— Ледоход.

На север:

— Гридни.

На юг:

— Зверь Лютый.

Зло оскалился:

— Ну? Что, ишаки шелудивые, в горы полезем или тут сдохнем?

Гордые берендеи из недорезанных подханков признали свою ишаковость и шелудивость, смутились, извинились и вернули нам кое-что из украденного. Правда, в обмен на хлеб.

Следует ли мне подробно описывать процедура "уборки после драчки" — сбор и утаскивание покойников? С непрерывным женским воем, висящем над городом? С постоянно вспыхивающими ссорами, с затишьями под зубовный скрежет?

Мёртвых галичан и берендеев вытаскивают из одних и тех же канав и закоулков. Местных — родственники и соседи, остальных... назначенные мобилизованные. Находников тайком обдирают. Карманов здесь нет — выворачивать нечего, но всё гожее, хоть бы и сапоги не сильно дырявые, в хозяйстве сгодится. Хозяйственные люди в городе живут — мародёрничают непрерывно. Трупы степняков, пиная и оплёвывая, укладывают на дороге — чужих покойников таскать нельзя.

Своих вкидывают на возы, тоже не сильно трепетно, увозят на кладбище. Там попы, выпевая молитвы и помахивая кадилами, проходят вдоль ряда трупов, командуют:

— Отпето. Забирай.

Пока родня оттаскивает покойников, а следующие выкладывают очередной рядок, батюшки промывают горло вином. И — снова. К вечеру — никакие. Мало того, что сипят и хрипят, так ещё и лыка не вяжут.

Каждый возчик норовит проехать санями по трупу врага. Берендеи реагируют лязгом и визгом. Визг — их собственный, лязг — от оружия. Моим и епископским приходится в свары влезать. Давать возчикам по шапке, извиняться перед погаными. Те немедленно пытаются "монетизировать" "чувство вины":

— Дай! Дай хоть чего! Хоть сена клок! Ты же виноват! Сам сказал "из вины"! Дай! А то обижусь! Врагом будешь! Мамой клянусь!

Ребята мои... они бойцы, а не соц.работники. Их уговоры уговаривать в исполнении вооружённых собеседников не учили. Вбито другое: "слово — в строку", "сказал — сделал", "достал оружие — руби нафиг". Токмака я предупредил, он своим объяснял, но... никто не поверил. А галичане... им и не объясняли. Взаимное шипение мгновенно переходит в перегавкивание. И, закономерно, в стычки. Если местные ещё склонны развлечься промежуточной фазой — "кулачной забавой", то берендеи сразу тянут сабли. А для моих просто: обнажённый клинок — признак врага.

"Труп врага — хорошо пахнет".

Нюхаем. После каждого любого первого "подпрыгнувшего на месте", в смысле: в любом месте, в любой группе, вопится стандартное: "Наших бьют!" — окружающие лезут в драку.

Рубим. Режем. Колем. Бьём. Иногда стреляем. Я бы сказал: "беседа с пальцем на курке", но курков здесь нет. Эскалация от косого взгляда, окрика до свежего покойника — стремительная. Три князя целый день в седле — разводим придурков. Остомысл "не при делах" — его людям показывать нельзя, пришибёт кто-нибудь. Из поганых или из своих. "За всё хорошее".

Токмак голос сорвал, Геронтий... у него голоса и сначала не было. Довели дедушку до того, что он крест золочёный здоровенный об чью-то голову сломал: внедрял миролюбие и благочестие в души человеческие.

По всему северу костры погребальные дымят. Нет, вы неправильно поняли: берендеи не жгут своих покойников — трупоположение. Головой на запад, в противоположность половцам. Которые — на восток. Почему — не знаю. А костры — землю греют. Земля ещё промёрзлая, лопат штыковых нет, а им земли много надо — на сотни-то могил. Отогревают, выковыривают горсточки и несут в шапках — холмик из земли со снегом насыпают.

Берендеи хоронят не в ямах, а в невысоких земляных насыпях. Обычно — с головой и ногами коня. Кладут туда стремена, удила, пояса, подвески и бляшки, сабли и луки. Изредка керамику. Нынче керамики много — у русских утащили. А остальное Токмак класть не велел — живым пригодится.

В ответ вопль:

— Не по обычаю! Духам предков обида!

Опять свара началась — уже между берендеями.

Едва основная "уборка" сдвинулась из города в посад, как пошла волна от сыскных дел.

Остомышлёныш назвал несколько персонажей, Остомысл вспомнил кто ярче других проявился в бунте. Да и просто: вот они порубленные на дворе лежат. Пошли по усадьбам мятежников. "И с конфискацией". Суетня, возня, неразбериха. Люди мои ночь не спали, сообразили им щей да каши — с ложкой у рта засыпают. Дознаватели... могут поезда останавливать: глаза красные как у семафора.

Фиг бы я удержал город, если бы не князь Игорь Полковник.

Он приехал ко мне с Токмаком в середине следующего дня. Оба напряжённые, злые. Но я ждал худшего. Уже прикидывал как пулемёт на надвратную башню поставить. Ан нет: у Полковника есть личный опыт общения с "чёрными клобуками". Случайно, по незнанию или по гонору, оскорблений не наносит. А намеренно... ему не с руки.

— У меня сотня гридней да столько же отроков. Да поболее трёх сотен лошадей. Корм где брать?

— Занимай боярские усадьбы. Что найдёшь — твоё.

Смысл — проще не бывает: его дружина станет между берендеями и городом. Если Токмак начнёт бузу... или его прирежут и остальные полезут... Полковник примет на себя первый удар.

Ещё: его гридни будут, так или иначе, грабить местных бояр. Те озлобятся. И это хорошо:

— Через дней пять лёд на реке снесёт. Злодеи и примкнувшие к ним, а равно князь Ярослав с семейством... с семействами, пойдут на Низ, к морю. А ты останешься князем здесь, в Галиче.

Ишь как сразу вздёрнулся!

Не рад. Почему? — Галич же богатый город и стол выше...

— За честь предложенную — благодарствую, однако же есть у меня свой городок. Я там обжился уже. А по столам прыгать... не.

Факеншит! Да сколько ж можно!

Спокойно, Ваня. Стереотипы поведения вбивались в его голову годами. Не просто многократно, а тысячекратно. И ты хочешь, чтобы он с одного-двух раз переменил своё мировоззрение?

— Тебе как, по обычаю? Три раза предложить, а ты всё некать будешь? Будто девка нецелованная. Есть дело. Его надлежит исполнить. Всё остальное... довесочки да прикрасочки. У тебя нет "своего" городка. У тебя есть русский город, Перемышль. Данный тебе в управление. Государь — дал, государь — взял. И дал другой. Этот. Галич.

* * *

"Бог — дал, Бог — взял. На эту разницу и живём".

* * *

Я несколько... неточен. Перемышль — приданое Фроси Ярославны. Город отдан Полковнику Остомыслом по-родственному. Под давлением Боголюбского, под угрозой вторжения общерусской армии с Волыни, где она действовала весной и летом 1169 г.

Меняю этикетки — типы имущественной принадлежности. Переводя нынче оба города из общепонятного, привычного, наследственного или семейного имущества в категорию общегосударственную. Сохраняя, по возможности, внешность традиционности.

Да, в Галиче теперь не наследственный князь. Но — свойственник, родня, зять. За последнее полвека бывали случаи, когда зятья Великого Князя ставились им по столам в обход кровных. Не часто, но не ново. Сходно внуков Остомысла, Игоревичей, галицкие бояре будут через десятилетия призывать на местный стол.

— Ажоподелаешь? Прямых потомков по мужской линии... есть. Но нам не по нраву. Тогда — по женской.

"Рубить кошке хвост по частям" — выглядит и вот так, например. Имитация внешне родовых отношений при замене их, по сути, административно-бюрократическими.

— А...?

— А в Перемышль буду просить Государя поставить Святополка Юрьевича.

Миссионер сразу напрягся. Будет возражать? Ему его Давыдов Городок — милее? Ещё один ревнитель старины "по лествице"? Новое место — почётнее и много богаче.

— Хороший город. Да-а. Однако же, Иване... нет ли у тебя какого другого места? Ты вот давеча Попрыгунчика вспоминал. Послом в Царьграде пребывает. Остомысла в Багдад уговаривал. Может тебе... в смысле: Государю русскому, Андрею свет Юрьевичу, дай ему боже многие лета, и в каком ином важном месте посол нужен?

Во как.

* * *

" — Песчаный карьер — два человека.

— Огласите, пожалуйста, весь список".

* * *

Я ж говорю: на "Святой Руси" умные люди живут. Таким палец покажи — руку по локоть откусят. Первый раз вижу, чтобы удельный князь в службу просился.

Говорил уже, что у русского князя три судьбы: на стол, в келью, в могилу. Но стоило показать четвёртый путь — службу — и сразу охотник прорезался. Послушал меня, на себя прикинул, понял что ему "хорошо". И сломал вековые традиции. Сам! По своей воле.

Первый русский служилый князь Иван Берладник стал таким по нужде: с удела выгнали, жить негде и не с чего. А этот — сам. Оценил свои возможности, таланты и желания. Усмотрел путь для самореализации.

В РИ — сходно. Историки называют Святополка вторым, после Берладника, служилым князем.

В обычные удельные универсалы-администраторы не хочет. Так-то у него в городке всё путём. Но, видать, "душу не греет". В стратеги-полководцы — не рвётся. В богатыри святорусские — габаритами не вышел. Хотя дерётся умело и храбро. А вот дипломатия... Вот почему он с Остомыслом в дружбе: тот по миру чуток поездил, византийщины с этикетность понадкусывал. Видать, и рассказывал завлекательно.

Понимаю: нечто подобное я проповедовал Попрыгунчику в Десятинной, вербуя его в послы. Впихивал и всовывал Подкидышу в Усть-Шексне. Недавно сходно толковал Остомыслу. Специализация по душе.

* * *

"Господи! Сделай так, как мне надо, а не так как я хочу!" — подрабатываю ГБом.

* * *

Жаль. Жаль, что с Остомыслом в дружбе. Веры нет. Так бы я Миссионера с Остомыслом к Андрею отправил. Есть несколько мест, где наш человек в ранге посла был бы очень... полезен.

Хотя... Может, зря я так? Может, он делом докажет, что "компрометирующее обстоятельство" не столь компрометирующее?

— Ты прав. Есть немало мест, где послу русскому надлежит быть и интересы "Святой Руси" блюсть. Однако же людей у нас недостача сильная. Посуди сам: только здесь надо ставить князей в Перемышль, Звенигород, Малый Галич.

* * *

Говорят, что Остомысл построил на Дунае Малый Галич (Галац).

Это неверно: он стал князем в 1153 г. и тут же продолжилась война с Волынцами, В следующем году — разгром под Теребовлей. Некогда и нечем в тот момент новый город строить. Ал-Идриси (1154 г.) уже указывает город Галисийа, который связывают с Галацем. Значит — город уже был. Да и просто нелепо предположение, что вблизи последнего крутого поворота Дуная к Черному морю, где в реку Сирет вливаются крупные притоки, где сам Сирет и Прут вливаются в Дунай, не было города. Этому городу Остомысл дал новое название.

В этом регионе есть и другие крупные населённый пункты.

В 1159 г. Иван Берладник идёт с Подунавья "возвращать дедов стол":

"... еха в поле къ Половцемъ. и шедъ с Половци и ста в городехъ Подунайскый и избидве кубаре. и взя товара много в нею. и пакостяше рыболовомъ Галичьскымъ. и приидоша к нему Половци мнози. и Берладники оу него искупися 6000. и поиде къ Кучелмину и ради быша ему. и отуда къ Оушици поиде и вошла бяше засада Ярославля (гарнизон от Остомысла — авт.) в городе и начаша бити крепко. засадници из города. а смерды скачу чересъ заборола. къ Иванови и перебеже ихъ. И хотеша Половци взяти городъ. Иванъ не да имъ взяти. и розгневшеся Половци. ехаше от Ивана...".

Малый Галич, Кучелма, Ушица — центры волостей.

Напомню административно-хозяйственную иерархию "Святой Руси".

1). Есть "руськая земля". "А се имена всем градом рускым далним и ближним". Конец 14 в.

В "Списке имён" упомянуто 358 городов, "в числе "русских" городов названы города Болгарии в низовьях Дуная и по черноморскому побережью, волошские и литовские".

Это не государственное деление. Например, Великие Луки — литовские. Религиозно-культурно-языковая общность. "Русский мир".

2). "Руськая земля" состоит из "земель". 10-15 княжеств. Галицкое, Муромское...

3). Земли могут быть разделены на "уделы". Тоже княжества, но статус другой. Луцк, Рось, Курск, Минск...

Уделы — не везде. Их сейчас нет в Новгородской, Суздальской, Рязанской, Муромской, Смоленской, Переяславльской, Галицкой... землях. В большинстве.

4). "Земля" и/или "удел" делится на волости. В центре волости — город. Начальник города и волости — князь, наместник, посадник.

5). Волость дробится на погосты — точки сбора дани (подать, полюдье...). Здесь сидит погостник — боярин, который управляет приписанной к погосту территорией.

6). Погост состоит из нескольких общин (вервь, куст). "Вервь" — община, которая измеряет землю (при ежегодном переделе земли между общинниками) одной верёвкой.

7). В верви несколько деревень. Деревеньки от 1-3 до 9-12 дворов. Размер зависит от климата, плодородия, внешних угроз... и степени разложения родо-племенного строя. Чем больше архаики — тем больше деревни.

Уточню: есть несколько регионов (Ополье, Курск...) где плодородие позволяет деревенькам вырастать в сёла с сотнями дворов.

Боголюбский "сносит" уровни 2 и 3. Именно здесь прорастает наследственность владения. Заменяет бюрократией на уровне 4 — прямым подчинением Государю волостей. На 5 уровне идёт смена персонажей: волостник ставит погостников сам. По согласованию с Государем, конечно. Например, нельзя назначать не присягнувших бояр. Мы бы и туда влезли, но... "руки не доходят".

По сути мы лишь ускоряем естественный, уже идущий, процесс, общий для средневековья: нарастание "феодальной раздробленности". Изменяя мелочь — кто начальником будет.

Дробление княжеств — процесс объективный. "Рост производительных сил" называется. В конкретном месте становится больше народу, он умнеет, делает всякого чего больше и лучше. Вот и нужен в каждое такое место начальник. А уж откуда он возьмётся — "по роду", "волей шир.нар.масс" или от указа государева... мелочи мелкие.

Русь будет дробиться на княжества. К вт.пол.14 в. дойдёт до 150 уделов. После Куликовской битвы удельщина начнёт сокращаться. Последний удельный князь, Владимир Старицкий, двоюродный брат Ивана Грозного, принял, по его приказу, яд в октябре 1569 г.

Растягивать это удовольствие на четыре века? — Не. Мы, бог даст, свернём эту форму — крупное наследственное феодальное землевладение — пораньше.

Уточню: именно в эти десятилетия аналогичный процесс — назначение гос.чиновников на 4-6 уровни — происходит (в РИ) в ряде европейских стран (Дания, Польша...).

Эта админ.форма имеет недостатки. Множество!

Главный в моих условиях: она развалится. Неизбежно. За одно-два поколения в лучшем случае. Потому что — "уровень развития производительных сил". Центробежные тенденции, основанные на натурализме хозяйствования, сильнее центростремительных.

— Вывод?

— Дык... ну... поменяй! Нах...! Тот пресловутый "уровень развития"!

— Невозможно же! Оно же объективно же!

— Мы в России. Здесь если нельзя, но очень хочется, то — можно. Просто надо внимательнее. К деталям.

Для Андрея при переходе от Суздальского княжества к совокупности "земель" "Всея Святыя Руси" количество объектов управления увеличилось на порядок. При стремлении дойти до уровня волости — ещё так же. Но — Боголюбский. Трудоголик-фанатик. По Татищеву: спит мало, в делах во всяк час пребывает.

В 21 в. слышал оценку от проф.историка: гений, на столетия опередивший время. Его сравнивают не с современниками, не с героями-символами Александром Невским или Дмитрием Донским, но с Иваном III, называемом то Великим, то Грозным, то Ванькой Горбатым.

Причём "гений" — во всём. Литература, архитектура, война, политика, социология... Даже смерть его — уникальна.

"Субъективный фактор". "Человек не от мира сего". Точнее: не от времени сего. Попандопуло. Два. Второй, как вы догадываетесь — я.

"Два солдата из стройбата заменяют экскаватор". А два попандопулы? Три революции?

Мне во всём его богатом "наборе гения" более всего важны занудство и работоспособность.

Ну и сам... помогаю при случае. То структуру приказов подсуну, то — структуру линий оптического телеграфа.

Андрей, конечно, сразу посылает. Меня. Далеко. Но мы ж не гордые, можем сходить. И вернуться. И повторить.

* * *

Игорь Полковник слушает мрачно. А что ж ты хотел? Княжество разделяется на волости с прямым подчинением Государю. Так идёт уже на Киевщине, Волыни, Туровщине. Так будет и здесь. Твоё — город и округа. Не вся "земля".

Остомысл бы этого не допустил, ему такое — как серпом... или ножом по сердцу. Воевать бы пошёл. Но его с князей турнули. "Восьмисмысленный" сам виноват: надорвался со своими хитростями, "треногой Мономаха", берендеями и бабами.

Пока ты здесь не укоренился, не врос душою во все "улицы и закоулки", владение "переформатируется". Во все заметные города Государь поставит своих наместников. Ты сам такой, ставленный. Сюда, в этот город. Только.

Есть психология. Если что-то человеку не нравится, то следует объяснить, что всё это не надолго, временно. Надо потерпеть. Христианство так и говорит: "бог терпел и нам велел".

Даль уточняет от лица народной мудрости: "Нагуляется Иван — достанется и вам".

Правда, я такой "иван"... но что-нибудь, когда-нибудь... "мы будем вспоминать". Из вам доставшегося.

А пока лёгкими мазками нарисовать блистательные перспективы. Особенно Миссионеру, поскольку он прямой вопрос задал. Намекнуть на возможности. С оттенком внешних сношений. В смысле: дипломатии.

— То города галицкие. И дальше надо идти, за Дунай. Там Византия, "города подунавские". Ныне отданы басилевсом Всеволоду Юрьевичу, вместе с Корсунью и Тьмутараканью.

Нижняя "волчья челюсть" моего стратегического плана. Нынче там "зубы" "чистят да ровняют".

Крыма ещё нет, название от тюркского "кырым" — вал, стена, ров. Называют по Херсонесу — Корсунь. Тамани тоже нет — Тьмутаракань. А Добруджа уже есть. От славянского "добро". Говорят: Добруджка.

— Там, за Дунаем, сидел князем брат его, сын Долгорукого Василий. Там тридцать семь лет назад Иван Ростиславович назывался князем Берладским. Туда, десять лет тому, после разгрома Олешья берладниками, посылал судовую рать князь Ростик, Ростислав Смоленский.

О-хо-хо... А ведь это уже моя история. Ведь я сам мог попасть в тот киевский караван весной 1160-го, который был разграблен берладниками в Олешье.

Мой тогдашний владелец-любовник, киевский боярин Хотеней Ратиборович из рода Укоротичей, "сбросил", по слёзной просьбе бабушки Степаниды свет Слудовны о соблюдении пристойности для бракосочетаемости, почти весь свой гарем "мальчиков для наслаждений".

Я тогда сумел. Навязаться, подразниться и не отдаться. Возбудить хозяйский интерес к своей тощей заднице в "шкурке с искоркой". А "подельники" мои, "одночленники" — ну не одноклассники же! — пошли "на экспорт".

"Я помню тот Ванинский порт

И крик парохода угрюмый

Как шли мы по трапу на борт

В холодные, мрачные трюмы".

Не Ванино, а Олешье, не пароходы, а греческие "мясовозки" с "латинским" парусом, трюмы не холодные, а душегубки: южное солнышко так палубу греет, что по ней босиком не пройдёшь, а под палубой и ветерка нет.

А так-то...

Брехня. Мания величия. В те поры не я играл — мною играли. Решение "продать" принималось не мною и вне зависимости от моего поведения, вообще — существования.

Степанида вела свою игру: женить удачно внука, вывести Укоротичей из захудалости, получить "завязки" в окружении Великого Князя. Для чего имитировать смену ориентации Хотенея. Кому-то новенькому, из не примелькавшихся, изобразить "княжну персиянскую", а от прежних "мальчиков" избавиться. На роль девки-наложницы попал я. Подошёл по времени, габаритам, имитируемой немоте, тотальной асоциальности и гендерной принадлежности.

Мда... Тогда всем участникам интриги она казалась очень важной. "Вопрос жизни и смерти".

Ответ получили все. Только я да Саввушка во Всеволжске ещё землю топчем.

Моей вины в судьбе тех ребятишек, которых продали "на вывоз" — нет. И уж тем более нет вины в том, что они к пиратам в Олешье попали. Но...

Кажется, никто не выжил. Кого в Олешье "на ножи поставили", кто утоп, кто "любви" разбойных ватаг не перенёс. А кого русские рати добили. Не специально, а так... случайно при освобождении.

"Посла Ростиславъ ис Киева Гюргя Нестеровича и Якуна в насадехъ на Берладники. иже бяхуть Олешье взяли и постигше я оу Дциня избиша я и полонъ взяша...".

Там, на Дунае, верстах в 60 выше Малого Галича, русская судовая рать с боярами Великого Князя Киевского Ростислава Мстиславича (Ростика) во главе, догнала тяжело гружённые хабаром и полоном лодии морских разбойников. И — "избиша".

* * *

Берладники...

Традиционно "Берладь" помещают в средней Молдавии на реке Берлады. В сотнях вёрст от Дуная.

Мнение общепринятое.

Ошибочное. Извините.

Проф.историки, почти все, упираются в одну явную фальшивку. Называется "грамотка Ивана Берладника":

"У име отца и сына [и святого духа]: аз, Иванко Ростиславовичь от стола Галичского, кнезь Берладськы сведчую купцем [месии]бриським да не платет мыт у граде нашем [у Ма]лом у Галичи на изклад, разве у Берлади и у Текучом и о[уч]радох наших. А на исъвоз розьным товаром тутошным и угръськым и руськым и чес[кым], а то да платет николи жь разве у Малом у Галичи. А кажить воевода. А на том обет. [В лето] от рождества Христова, тисещу и стъ и тридесять и четире лет месяца мае 20 день".

История этой грамотки — сама детектив. Опубликована румынским писателем Б.П.Хашдеу. Была доставлена его отцу в 1848 г. русским офицером Викентием Рольским. Документ написан на пергаменте, полууставом, выцветшими чернилами. Отец Б.П.Хашдеу сделал копию с оригинала, сам оригинал вскоре утерял.

В 1860 г. Хашдеу публикует эту грамоту. Вскоре после публикации пропала и копия.

Текст явная подделка:

"Пестрая смесь южнорусских и болгарских лингвистических элементов, чего неизвестно ни в одной древнерусской грамоте"; "ряд грамматических неправильностей (ошибок), подобные которым совсем чужды как русским, так и болгарским памятникам XII в."; "орфографические и лингвистические особенности, характерные для молдавских документов ХIV-XV вв., находится в противоречии с дипломатическими формулами XII в. и состоит в зависимости от молдавских и галицких дипломатических формул ХIV-XV века", "начальная фраза "У име отца и сына.." появляется с ХIV в."; "летоисчисление в грамоте от Рождества Христова, в галицких и молдавских документах появляется в ХIV в.".

Враньё голимое!

Фальсификацию назвали "патриотической". Враньё "патриотов"... общеизвестно.

Вот тут-то и начинается "высший пилотаж": найди истину в очевидном обмане.

"...доказывающий подложность грамоты на основании ее поздней графики и средне-болгарских особенностей языка, немыслимых для русской грамоты ХII в., упустил из вида...: могла быть списком, сделанным в Молдавии в XIV-XV столетии с недошедшей русской грамоты ХII в.".

Интересно сравнить со "Словом о полку Игореве".

Подделка 18 в.? — Нет. Филология не позволяет. Переписчик, вероятно, работал в 14 в. Но оригинал — 1180-е.

В "Слове" язык доказывает достоверность текста. И это аргумент для достоверности контента, описанных событий и персонажей.

В "грамотке" ситуация обратная: так в 12 в. писать не могли, язык явно недостоверен. А контент?

Разница между "Словом" и "грамоткой" в функционале: "Слово" — "ироическая песнь". "Вставай проклятьем заклеймённый..." — мы ж так не говорим? Но спеть можем. А "грамотка" — налоговая инструкция прямого действия. Она должна быть понятна "пользователям". Т.е. изложена на их языке.

В этом смысле любой старославянский текст, переведённый на русский — фальшивка.

Безусловно "фальшивки" все фрагменты прямой речи в ПВЛ в ранних новеллах.

Типа.

Олег Вещий вызвал на берег Днепра Аскольда и Дира, показал им младенца Игоря и сказал:

— Он — князь. А вы — нет.

На каком языке он это сказал? Как это звучало?

— Han er en prins. Du er ikke.

Т.е. Нестор-летописец нагло врёт, используя слово "князь", понятное его читателям, а не "prins"?

Если писатель стремится, чтобы его поняли, то он пишет на языке читателя. Передаёт смысл, но не звучание. Разве Иисус проповедовал на русском? Так что же мы читаем в Евангелиях?

"Что касается языка (грамоты), то вопрос: какую историю прошла грамота, пока дошла до нас?... Если бы мы имели дело с подлинником, тогда мы судили бы по языку и орфографии".

"Не судите. И не судимы будете". И по орфографии — тоже.

"Необходимость ее переписки в "молдавское" время вызвана стремлением "продолжить традицию" торговых льгот для некоторых городов. Чтобы ее сделать ясной и понятной современникам, и были внесены те орфографические и редакторские изменения, которые служат свидетельством подложности...".

Текст. В котором несущественны собственно текстовые признаки.

Остаётся контент: смысл, география, логика.

В "грамоте" — товары различной "национальной" принадлежности. Порядок их перечисления: "местные", "венгерские", "русские", "чешские".

Товары "местные" и "русские" — разделены.

Вывод: Берладь — не Русь.

Иван Ростиславович, называющий себя "кнезь Берладськы" — русский князь вне Руси. А где? — В Византии.

Неоднократно в древнерусской истории повторяющийся сюжет:

— Пшёл вон!

— А куда?

— А в... в Византию!

Так действует, например, Боголюбский в РИ. Высылает младших братьев в Константинополь. Известны высылка полоцких князей, высылка "Гориславича" из Тьмутаракани. В 1174 г. Боголюбский высылает Давида и Мстислава Ростиславичей (Попрыгунчик и Храбрый) за пределы Русской земли. Попрыгунчика — конкретно в Берладь.

Отмечу: Великий Князь Русский уверен, что Попрыгунчика в Берлади примут. Неважно кем — ссыльно-поселенцем или правителем, но воля Боголюбского будет там исполнена.

В списке товаров нет товаров византийских, которые в Придунавье должны присутствовать обязательно. Но есть товары "местные". Т.е. "местные" и "византийские" здесь — синонимы.

Вывод: Берладь — в византийских пределах, на правобережье Нижнего Дуная.

Порядок перечисления товаров. Для Берлади на месте нынешнего города Бырлады — в таком порядке закономерности нет. Для Берлади средневековой, на правом берегу Дуная очевидно: товары перечислены в порядке возрастания сложности их транспортировки.

Наиболее доступны товары местные.

Далее — венгерские. Их транспортировка проста — по Дунаю вниз: из Среднего ("Венгерского") Подунавья в Нижнее ("Византийское").

Русские. Их путь сложнее: или морским путем, как часть пути "из варяг в греки", описанного Нестором и Константином Багрянородным, по Днепру в Чёрное море до Дуная, или из Галицкой земли по Пруту и Сирету до Дуная, или по Днестру в Черное море, а затем по Дунаю.

Путь чешских товаров, названных последними, наиболее протяжён и сложен: или в Венгрию и затем по "венгерскому" пути, или севернее Карпат до галицких земель и затем по "русскому" пути.

Суть установления Ивана Берладника: месемврийские (город Несыбр возле Бургоса в Болгарии) купцы освобождены от платы пошлин при складировании товаров ("изклад") в Малом Галиче (Галац), но должны платить в Берлади и Текуче. При операции "на исъвоз" (место причала и выгрузки/погрузки товаров) платить только в Малом Галиче. Купцы из Месемврии могли попасть в Берладь, Малый Галич и Текуч (Текуч на реке Бырлад недалеко от места впадения в Сирет) морским путем до устья Дуная, затем по Дунаю до Малого Галича. Далее, чтобы попасть в Берладь нужно плыть вверх по Дунаю, а чтобы в Текуч — свернуть в реку Сирет, по ней добираться до реки Бырлад и города Текуча.

Цель: превращение Малого Галича в крупный перевалочный пункт товаров на Нижнем Дунае и при этом поощрить купцов плыть в более дальние районы, доставлять товары в Берладь и Текуч.

Глава 730

Парадокс. Имеем явную фальшивку по языку. Но "сведения грамоты 1134 г., независимо от степени ее аутентичности, достоверны и соответствуют историческим реалиям". Попутно эта грамотка становится первым упоминаем "стола Галичского", на 6 лет раньше известного следующего.

А археология? Копать-то где?

Наличие одноименной реки и города на этой реке должно автоматически решить вопрос.

Увы.

На территории современного Бырлада слои ХII-ХIII вв. выражены чрезвычайно слабо, представлены материалами поселений сельского типа. Материалы, характерные для древнерусских поселений, не найдены. Нет археологических доказательств в пользу существования на юге Молдовы древнерусского, подчиненного Галичу, княжества.

" — Сэр, вы что-то потеряли?

— Запонку с бриллиантом. Вон там, за углом.

— А почему ищите здесь?!

— Тут светло, фонарь".

Искать нужно не под "фонарём" современных топонимов, а там, "где потеряли".

Берладь — на правом берегу Дуная, не в Южной Молдове, а в северо-западной Добрудже, непосредственно на Дунайском побережье.

В 19 в. известен населенный пункт "Ески-Бырлат" (тюрк. "Старый Бырлад"). Размещался, согласно Н.П.Барсову (один из основоположников русской исторической географии), "по дороге из Базарджика (Пазарджика) в Гирсов (совр. Хиршово) (близ него к юго-востоку по дороге в Кистенджи)".

Филологи выводят "Берладь" от "берлога". Местоположение "Ески-Бырлата" чётко соответствует.

Место на берегу Дуная в низинах, чрезвычайно широкое течение, русло разветвляется на мелкие рукава. Топко, заболочено. Само Хиршово расположено между "Балта Яломица" (выше по течению), и "Балта Брэиле" (ниже по течению). "Балта" — от русского "болото".

Берладь входит в понятие "подунайские города". В 12 в. это города, расположенные непосредственно на берегу Дуная, причем только правобережные.

Есть словесное описание карт ал-Идриси, сделанное Ибн Халдуном в последней четверти ХIV в. Ибн Халдун дважды подчеркнул, что Русь и Дунайская Болгария лежат на побережье Черного моря и имеют общую протяженную границу. "Русь окружает страну бурджан" с запада, севера и востока.

Часть русского этноса населяла правобережье в Добрудже, даже южнее Хиршова до Чернаводы (летописный "Переяславец-на-Дунае" Святослава-Барса).

Земля берладников входила в Византийскую империю. О русском населении говорит имя правителя подунайского города — Сеслав — у Анны Комниной, указание византийцев на славянина Нестора, которого правительство в 1074 г. послало договариваться со взбунтовавшимся населением подунайских городов.

Слабость византийской администрации выражалась в выплате подунайским городам ежегодных богатых "поминок", чтобы те признавали власть императора.

Понятно стремление византийцев "приручить" подунайскую вольницу, создать в ней опору против кочующих между Балканами и Дунаем и ведущих себя деструктивно печенегов, потомков орд Тираха и Кегена, переселившихся на территорию Византии в конце 40-х гг. XI в.

Константин Багрянородный в сер.10 в. упоминает 8 печенежских родов, 4 из которых кочуют на правом берегу Днепра, 4 — на левом. В сер.11 в. — 13 родов под властью хана Тираха. В это время в борьбе с торками выдвинулся новый лидер — хан Кеген, который попытался свергнуть Тираха. Неудачно. Отчего и бежал в Византию с присоединившимися к нему родами. Чуть позже туда бежал и Тирах.

Большие усилия затрачены византийцами, чтобы привести печенегов к оседлости. Безуспешно. Известно, что кочевники, переселившиеся в Венгрию в конце ХI-ХII вв., только в начале ХV в. "обратились в оседлых земледельцев".

Иоанн Киннам о приготовлениях к войне против венгров императора Мануила I Комнина:

"Около этого времени добровольно пришел также к Римлянам с детьми, женою и со всеми силами один из владетелей Тавроскифии Владислав. Ему подарена была придунайская страна, которую царь прежде отдал пришедшему в Византию Васильку, сыну Георгия, занимавшему первое место между филархами Тавроскифии...".

Кто этот Владислав — неизвестно. Василий — старший из "гречников", сыновей Долгорукого, высланных с Руси Боголюбским. В.Васильевский назвал такую историческую практику "получением русскими князьями уделов от византийского императора".

"Берладники совершали походы на галицкие города, грабили галицкие купеческие корабли и рыболовов, ходили на далеко расположенное киевское Олешье, но не грабили рядом находившихся византийцев, не имели конфликтов с византийскими властями. Берладники, бывшие... деклассированным разбойничьим элементом, прообразом будущего казачества, профессиональными пиратами, плавали по Дунаю и Черному морю, но не "замечали" в Византии богатую добычу, которая была рядом. Ни один конфликт берладников с византийцами не нашли отражение ни в одном из русских или греческих источников".

На что это похоже? — Тортуга. Пиратское гнездо с французским губернатором. С ограничением по целям: испанцев — грабить. Англичан и голландцев — нежелательно. И совершенно нельзя грабить французов. Потому что остров французский: поймают на берегу, будешь "плясать под перекладиной".

Центр летописной Берлади находился на территории Добруджи, формально принадлежащей Византии. Не княжество, зависимое от Галицкой Руси, и не "казачья вольная республика".

Люди делают, носят, теряют, выкидывают вещи. Есть характерные древнерусские: шиферные пряслица, лунницы, колты, металлические браслеты, стеклянные перстни и браслеты, янтарные бусы, энколпионы, шейные и нагрудные крестики, яйца-писанки и др.

Наиболее массовые предметы древнерусского происхождения (место производства — Овруч) в Добрудже — шиферные пряслица розового, красного, фиолетового цветов.

Про шиферные пряслица — я уже и подробно. Даже в стихах.

Только на трёх поселениях в Добрудже найдено несколько сот экземпляров. Есть в кладах с украшениями и византийскими монетами — использовались в качестве обменного эквивалента. По образцу привозных овручских делали пряслица из местного серого шифера.

Там же найдены металлические лунницы — местная имитация широко распространенных в русских кладах.

Найденные при раскопках подунайских городов стеклянные браслеты и перстни — привозные из Руси.

Русь ввозила стекло из Византии. "Это ж все знают!".

Да, это правда. Но не вся: в Добруджу, в Византию — ввозят русское стекло. Я о русском стекле уже писал, оно иное по составу, чем византийское. И его много: в середине 12 в. почти каждый ребёнок в городской обеспеченной семье на Руси имел витой стеклянный браслет.

Янтарные бусы двуусеченной конической формы, многогранные — киевского производства.

Энколпионы. Наперсные кресты-мощевики. Внутрь энколпиона помещали частицы освящённой просфоры или мощи святых, чтобы охранить человека от различных напастей, особенно в дальних путешествиях или походах. Часть изготовлена в Киеве, часть — в Галиче.

Многочисленные шейные и нагрудные бронзовые крестики ХI-ХII вв. с одинаковыми концами с выпуклостями — аналогичны волынским. Бронзовый крестик с неравными, закругленными и украшенными шипами концами, орнаментированными спиралевидным узором, заключенном в окружность — аналогичен новгородским. Киевского происхождения два бронзовых крестика с равными расширяющимися концами, имеющими на лицевой стороне черненый узор.

На всей территории Румынии только в Добрудже, на поселениях Диногеция и Исакча, найдены полихромные поливные яйца-писанки, Об этих яйцах и других русских игрушках — я уже...

Территориально район находок "укладывается" между Мэчином (летописный Дичин) и Пэкуюл луй Соаре, расположенным выше Хиршова по Дунаю.

Много находок русских товаров — интенсивная торговля с Русью. Причина: наличие большого русского этнического массива на правобережье Дуная в этом месте во втор.пол. ХI-ХII вв.

Традиция "русские в Добрудже" — продолжается тысячу лет. Со времён Святослава-Барса.

Один из поздних эпизодов — судьба казаков-некрасовцев. В 1740-80 гг. они переселяются в пределы Османской империи — в Добруджу. Правда, восточнее.

Потом столкновения некрасовцев с запорожцами, которые, после окончательного разорения Сечи на Днепре, в 1775 г., около 5000 чел. переселились в дельту Дуная. Основали кош в Сейменах на Дунае между Силистрией и Гирсовой. Принимали участие в войне с Россией 1809 г., состоя в гарнизоне крепости Рущука, в мирное время занимались рыболовством, спускаясь для этого к устьям Дуная. При этом сталкивались с некрасовцами, что приводило к ожесточенной взаимной резне и окончились правильным походом запорожцев против некрасовцев, полным поражением последних, взятием запорожцами их укрепленного пункта — Дунавца — и переселением туда в 1814 г. запорожского коша из Сеймен.

Часть некрасовцев ушла, другая осталась в Добрудже вместе с поселившимися рядом старообрядцами-липованами.

* * *

Два года назад в Киеве я предложил русским князьям "окончательное решение половецкого вопроса" — "волчьи челюсти". Навязать степнякам "войну на два фронта", одновременные удары с севера и с юга. Для чего взять под контроль Северное Причерноморье. Создать там военные базы, единое командование.

Византийцы для такого не годны. Потому что их "не жмёт". Для Руси Степь — важнейшая внешняя угроза, для них — пятая-седьмая. После сицилийцев, германцев, мадьяр, сельджуков, египтян, армян...

Решение — Черноморская Деспотия. Самый младший брат Боголюбского Всеволод (Большое Гнездо, Севушка), он же — племянник Мануила Комнина, назначается императором деспотом — начальником созданной провинции "с чрезвычайными полномочиями".

Севушка — родня. Боголюбскому — единокровный брат, Комнину — сын сестры. По феодальным нормам — основание для назначения "подручным правителем". Опыт общения с Боголюбским (и со мной чуток), обеспечит взаимодействие, опыт жизни в Византии — способность управлять провинцией.

Би-коммуникатор. "Свой среди своих" в обе стороны.

"Двусторонность" сразу же вызвала подозрения. У обеих сторон.

С Боголюбским просто: он никому не верит, а гречников прямо ненавидит. И это хорошо: осознание такого другой стороной вызывает доверие к Севушке.

— А куда он денется? Боголюбский его с братьями и матушкой уже с Руси вышибал, долю в отцовском наследстве отобрал. Теперь снова, хоть внешне и благопристойно, пнул — удела на Руси не дал. Парень — наш человек, настоящий византиец: сумел выскочить от Бешеного Китая с головой на плечах и с прибылью. Назад, под "русский гнев державный"... Он же не идиот.

Не сразу. В Царьграде прежде всего сказали "нет". Просто потому, что "Деспотия" звучит как "дай". Но Севушка взял в жёны малолетку Сибиллу, дочь короля Иерусалимского.

* * *

В чистом виде "челночная дипломатия" по Киссинджеру.

В Иерусалиме:

— Вам нужен в зятьях нищий русский князь?

— Нет!

— Но он племянник императора.

— О! Это меняет дело!

В Константинополе:

— Вам нужен в деспотах младший племянник басилевса?

— Нет.

— Но он брат Государя Всея Руси и зять Иерусалимского короля.

— Мда... Это меняет дело.

* * *

Греки призадумались: дополнительный канал влияния на Иерусалим, укрепление династических связей.

"Подгребание под себя" Палестины — генеральное направление столетней политики Византии.

Ещё он сумел убедить византийцев в возможности моей строительно-политически-транспортной авантюры — "Порожнего канала". Что означает не только увеличения традиционного русского экспорта, отчего случится рост доходов таможни Константинополя, но и принципиальный скачок: появление русского хлеба. Чего прежде не было.

Поток зерна. Потоп. Это обернётся качественным, в разы, снижением цен на хлеб в империи. И, естественно, на всё, что делают люди, для которых хлеб основная статья расходов.

Всё местное дешевеет. Главное: дешевеют солдаты. У императора появляется возможность удвоить армию. Тогда — великие победы, стратегические успехи, слава императора ромеев, возвеличивание империи. "Смыть позор Манцикерта".

* * *

Э. Роджерс выделил типы людей по склонности к принятию новой информации:

1) новаторы (2,5%) — стремятся к новизне, склонны к риску. Проще: психи, социопаты.

Пример: я. "Святая Русь" заставила.

2) ранние последователи (13,5%) — склонны к принятию инноваций, но более осторожны, чем новаторы. Обычно элита.

Пример: Сева. Причины: он больше многих видел, годы его молодые. Главное: а куда деваться, когда Бешеный Китай — в государях?

В обоих случаях свойство не изначальное, природное, а вынужденное, воспитанное. Судорожный поиск новых возможностей в состоянии "под топором".

"В бомболюке и не так раскорячишься".

Дальше есть:

3) раннее большинство (34%) — начинают пользоваться новинками, когда большое количество людей их освоило. "Раннее большинство" приняло — инновация внедрена в сознание людей;

4) позднее большинство (34%) — принятие этой частью — новинка перестала быть таковой, продукт массового потребления.

5) отстающие (16%) — наиболее консервативная часть населения, продолжают использовать привычное. Обычно, пожилые люди.

В средневековье мало пожилых людей. Но общая — идеологическая, экономическая — консервативность столь велика, что "сдвигает вверх" три последних категории за счёт сокращения первых двух.

Распределение верно для массового рынка. И несущественно для государственных решений. В монархии имеет значение принятие новизны одним человеком — монархом. И, в меньшей степени, его немногочисленным (3-7 человек) окружением.

Отмечу два противоречивых, для новизны, свойства монарха и окружения: элита, пожилые люди.

На индивидуальном уровне принятие инновации:

1) знание — человек узнает об инновации;

2) убеждение — анализ новой информации, соотношение ее с имеющейся, вывод о преимуществах;

3) решение — о принятии или отвержении;

4) подтверждение решения — продолжение поиска подтверждения правильности решения. Возможно изменение решения, например, все же прийти к принятию.

Люди проходят эти стадии с различной скоростью. Одному надо немного времени, другой может рассуждать долго и так и не решиться.

* * *

Маршрут Севы дал Мануилу время пройти эти стадии в естественном, ему самому свойственном, темпе. Прибыв в Константинополь, Сева, получив по-родственному аудиенцию, "закинул удочку". И уплыл в Иерусалим венчаться. Потом вернулся и спросил.

В маркетинге есть известный приём: задаёте три вопроса, такие, что на первые два собеседник наверняка ответит "да". Тогда, вероятно, он ответит "да" и на третий.

— Я женюсь на принцессе Иерусалимской. Это полезно Византии? — да.

— Мы завалим Царьград хлебом. Это полезно Византии? — да.

— Назначь меня Черноморским Деспотом. Это полезно Византии? — да.

Известны пять стадий принятия неизбежного: отрицание; гнев; торг; депрессия; принятие.

Эту дорогу и прошёл Мануил Комнин, узнав о возможности вернуть империи былое величие.

"Исхитрись-ка мне добыть

То-Чаво-Не-может-быть!

Запиши себе названье,

Чтобы в спешке не забыть!".

"Названье" простое, не забудешь: "былая слава".

"Где искать и как добыть

То-Чаво-Не-может-быть?

Ведь его ж на свете нету,

Сколько землю не копыть!".

Советники это регулярно повторяют. Не хотят "копытить". Ленятся.

Советники... это, конечно, хорошо. Но не они несут груз ответственности перед богом, историей и народом.

И тут заявляется племяш, молодой и горячий, и сообщает:

"Нам теперь не слезы лить, -

Песни петь да меды пить!..

Ну-ко, встань передо мною,

То-Чаво-Не-Может-Быть!..".

А ну как и вправду встанет? Та "канава" землекопанная, по которой потечёт-польётся к ромеям золотым потоком зерно? Вырастут из него, подобно легендарным зубам дракона, новые легионы. Понесут, на мечах, на знамёнах своих, истину ромеев. Истину веры, истину империи.

Наглядность Коринфского канала, при всей несоразмерности проектов, заставила допустить физическую возможность. После чего вполне обоснованные многочисленные сомнения упирались в простой вопрос:

— Есть другой способ удвоить войско? Вернуть мощь и славу Рима?

"Морковка" оказалась очень маняща. По сути, у Комнина не было иной надежды достигнуть цели своей жизни, цели всей династии. "Порожний канал" давал шанс. Остальное... логически следовало.

Севушка получил должность деспота. В новую провинцию, кроме Крыма, вошли и другие территории в северном Причерноморье.

Тамань — там правят местные династы, вассальные императору, там стоят византийские гарнизоны в 18 приморских крепостях, "...территория, занятая адыгами, в духовном отношении подчинялась четырем епархиям... В Зихии (Черкесии) епархиальные центры в Фанагории, Метрахе (Таматархе, т. е. Тамань), Зикополисе и Никополисе".

А на другой стороне моря — Добруджа.

Не надо считать это "получил" аттракционом неслыханной щедрости: я уже объяснял проблемы взаимоотношения местных властей и центрального правительства. Царьград ежегодно шлёт в Берладь "поминки", по сути — дань.

Греки зависят от лояльности берладников. Добруджа выглядит уже не "подарком", а "дополнительным отягощением" к Крыму.

— Там же русские? Ты, деспот Всеволод, русский? — Договоритесь.

Всеволод — грек по матери, грек по бабушке. У нынешних рюриковичей — славян в родословной — одна Малуша, мама Крестителя. Но они — русские князья. Сева жил в Добрудже у брата несколько лет в детстве, у него там знакомцы, обычаи и порядки представляет.

Одну проблему удалось сразу если не решить, то пригасить. Чарджи прислал Севе несколько авторитетных людей из числа печенегов с Роси. Те встретились с сородичами — балканскими печенегами. Обсудили общую родословную, простили взаимные обиды, у кого были. И объяснили, что под Киевом ныне явился "сокрытый ябгу". Который велит не трогать земли Черноморского Деспота. А то ябгу придёт и сделает всем "угбя". В смысле: вывернет наизнанку. Да так и оставит.

Предводители потомков орд Кегена и Тираха, некогда бежавших от торков в Византию, мечтающие, на уровне сказок и фолька, о легендарной благодатной стране-прародине, оценили перспективы.

— Желающие могут вернуться на свою историческую родину? — О!

В истории человечества, и России тоже, этот мотив часто звучит применительно к разным этническим и конфессиональным группам. Те же некрасовцы, например.

К "прянику" добавилась угроза "кнута" и чуток символизма:

— Ябгу? С золотым луком и стрелами? — Это серьёзно. Уважаемый человек.

И балканские печенеги занялись своей "деструктивной деятельностью" в других местах. Византийцев это не удовлетворило, но к Берлади претензии отпали. А Севушка принялся наводить порядок и приводить "придунайскую вольницу" "под высокую руку". В смысле: под свою.

"Принялся" — очень потихоньку: сил для решительных действий нет.

Сева попал, в первый момент, в очень неудобное положение: "и говорят в глаза — никто не против, все за".

Оба государства, Византия и Русь, весьма доброжелательны на уровне речей государей. Но ничего дать не хотят. Не-Русь, в моём лице, хочет. Но не может — у самого мало. Да и далеко. А Пороги... факеншит! Просто письмо послать-получить — раз в год!

Я смог сразу отправить Севе всего пару десятков человек. Обученных, правда. Но это ничтожно мало. От Боголюбского и того меньше. Константинопольская камарилья заняла позицию злорадно-выжидательную:

— Сейчас этот сопляк наглядно провалится, и мы скажем басилевсу: А мы говорили! А мы предупреждали!

Не по неприятию идеи возвеличивания империи, а как бывает в "круговом движении" и придворном существовании: "всякого входящего — дави".

"Жалует царь, да не жалует псарь" — русское народное царско-псарское наблюдение.

Севушка в Иерусалим ходил, святыням поклонялся да бракосочетался, а оставшийся в Царьграде Попрыгунчик, с матушкой Севы Ольгой и Кириллом Туровским, провели немалые подготовительные работы. Среди прочего: копии имперского архива по всем трём регионам. Включая доносы и жалобы за тридцать лет.

Когда Севушка из Царьграда собрался отплыть в Крым, при дворе ему радостно сообщили:

— Войска и чиновников басилевс выводит, денег нет. Ты уж как-нибудь сам. Держись. Хи-хи...

Ожидались провалы, разруха, слёзы и сопли. Управлять краем не имея денег и верных людей невозможно. Это ж все знают!

Не учли. Византийской выучки и русского напора "в одном флаконе". Сева прибыл в Херсонес на двух небольших корабликах, фактически ни с чем. Казна пуста, долги, войск нет, жалование не плачено, бюрократия ворует. Разруха. И в головах, и вообще.

Посмотрел-послушал. И "включил план Б": развернул террор. Исключительно по закону. Парочку толковых юристов ему матушка подогнала.

Тут тонкость. Вся провинциальная империя живёт по "Кодексу Юстиниана". Его дважды пытались обновить, сочиняли "Василики". Нынче, при Комнинах — третья попытка. Латынь выведена из оборота, расширена часть, связанная с церковью, внесены некоторые реалии уже развитого феодализма... Всё это тихонько побулькивает в столице. В указах императоров, в решениях церковных соборов.

Проще: никто в провинции толком действующего законодательства не знает. А у Севы — есть. Два столичных законоведа.

Доносы — сундуками. Им прежде хода не давали, потому что у персонажей важные покровители. А Севе — пофиг. Он — внесистемный. У него в покровителях Мануил Комнин, Андрей Боголюбский и Дмитрий Солунский — его личный святой. Закон... у него в руках. В новой, новейшей редакции. На крайний случай — "чрезвычайные полномочия".

И он начал уничтожать местную элиту. Элиты. Все. Не по классовому подходу: "нобиль? — в каторгу", а по лично-криминальному: "взятки брал? — на арыки".

Чиновничество — всё! — взяточники. Настолько общепринято, что иное воспринимается как ненормальность:

— Он больной? Я ему даю. А он не берёт. Руки отсохли или мозги протухли?

Это помимо потока эпизодов отъёма собственности крупными землевладельцами у мелких, преступления власть имущих против личности и неправедные суды. Чуть тронь эту кучку дерьма, которая провинциальная элита — она вся насквозь сгнила. И плотно сплетена — клановая система.

"Рука руку моет", "ну как не порадеть родному человечку".

Сева по своему детскому византийскому опыту это знает, в беседах взрослых слышал, кучу местных приёмов сам видел. Не вообще, "философически", а с массой сиюместных и сиювременных подробностей. И начинает "выжигать заразу калёным железом".

Тут — зима, на море — шторма, посторонних можно не опасаться. Придурки пытаются убежать — после каждого шторма где-нибудь на побережье выносит обломки. Конфискации дают ресурсы. Деньги есть, но нет людей. В смысле: люди есть, но прежние или такие же. Которые — ворьё.

Можно вспомнить историю борьбы с коррупцией в Сингапуре 20 в.: "Посади друга". Группа из нескольких, меньше десятка, человек, в рамках закона, при наличии политической воли правителя — вычищают бюрократию.

Группа — есть, воля — есть, закон — есть. Но заменять вычищенных некем.

И Севушка врубает норму из "Всеволжской правды" об отмене рабства.

Это потрясло всех.

Времена Античности давно прошли. Тогда рабов в местных городах было больше, чем граждан. Теперь соотношение иное, но рабов ещё много. После освобождения часть получает наделы земли из конфискованных латифундий. А часть — радостно идёт в гос.службу. Например, надсмотрщиком в каменоломни — подгонять бывшего хозяина-рабовладельца, попавшегося на казнокрадстве, плёткой в забой.

Одновременно Сева "поддерживает средний класс" — распродаёт по дешёвке сельхозугодья, инвентарь и недвижимость. Списывает недоимки и устраивает "долговые каникулы". Просто отменяет часть налогов, упрощая систему. После чего весь городской и сельский плебс в восторге, а у ростовщиков и мытарей — ломка. Нет, вы неправильно поняли, здесь — ломка камня в каменоломнях.

Мои "птенцы" Деспоту подсказывают:

— Вычищать надо до материка.

— Это как?

— Это так, чтобы культурная традиция не воспроизводилась. С чадами и домочадцами.

— И куда их? Рабства же нет.

— Поселения или гос.предприятия. Соответственно возрасту и винам.

Такое требует денег, людей, порядка, внимания... Создаётся не мгновенно. Но зима, шторма — времени чуток есть. А весной поток жалоб в столицу не возникает — некому. Кто камень ломает, кто землю копает, кто пряжу мотает. Все при деле.

Ещё тонкость. Если в Иерусалиме во времена, когда Иисус изгонял менял из храма, основное кредитование — морская и сухопутная хлебная торговля, то в Крыму нынче — морская работорговля.

Отрасль рухнула. Но это пока мало кто замечает — зима, корабли не ходят.

Да, были беспорядки. И что? Севе "поддержка гражданского общества" не критична. Ну, покричали, чего-то сожгли, чиновников поубивали. Дальше? — Дальше приходит "волчья сотня" из бывших рабов. И зачищает округу.

У каждого горожанина недалеко от города есть земля. Её и того, что на ней построено, выращено — жалко. Ладно, если там пшеницу сеяли или овец пасли, а если, как у почти каждого, виноградник? Или, не дай бог, сады, роща олив? Сожгут-вырубят. И ты уже до конца жизни прибыли с этого места не получишь.

К весне 1170 г. Севушка практически полностью избавил регион от элит. От чиновничьей — совершенно. "За компанию", за соучастие в преступлениях, "под нож" пошла и немалая часть крупных землевладельцев, связанных с ними торговцев, ростовщиков, оптовиков и духовенства.

Последнее вызвало очередную вспышку возмущения "шир.нар.масс". Увы, Сева достаточно изобретателен, что проявилось в РИ в разных эпизодах его правления. А когда дело выкатилось, как положено по инстанции, на Патриарха, тот повизгивания остановил:

— Мы с русским митрополитом ссориться не будем. Слишком высока цена. Да и человек хороший. Воровать не надо было.

Связка Деспот Черноморский — Митрополит Киевский всем очевидна. Тронь одного — получишь от другого. "Получишь" в смысле: добросердечное увещевание. Для начала.

Кирилл Туровский произвёл на нового, только что избранного Патриарха самое благоприятное впечатление. А не форсируемая, упоминаемая вскользь и по другому поводу тема "русского раскола"... заставляла "не дёргаться по мелочам".

Эффективная и быстрая ликвидация местных элит исключила организованное сопротивление и намёки на сепаратизм. Для "заморской территории" это важно. А так Сева чётко отрапортовал:

— Были. Злоумышленники. Мечтали свергнуть власть божьего помазанника. Вот их богопротивная переписка. Ныне кайлом в каменоломнях сочинительствуют. Розыск — продолжается.

К весне Севушка конфисковал практически весь местный флот, кроме рыболовных баркасов.

— Ап-ап... А как же...?

— По воле пославшего мя. Басилевса.

Это не взбрык и не жадность. А осознание возможности, привнесённое в "Тёмное Средневековье" попандопулой-прогрессором.

Нет, с Севой мы об этом не говорили, в Киеве было мало времени и много других дел. Но среди моих людей, отданных ему, были ребята из школы Николая, которым я тему растолковывал. А тут морское путешествие, деваться некуда. Ну, Деспот, подставляй уши.

По сути, реализация схемы Рокфеллера при создании Стандрд Ойл: монополизация транспорта, а не производства или сбыта. Только Джон Дэвисон Рокфеллер использовал собственные кулаки и "кувалду дикого капитализма", а Сева — "кувалду админ.ресурса".

Гос.монополия. Во Всеволжске так организованно практически всё, вся цепочка: производство — доставка — сбыт — закупка. Это далеко не всегда эффективно, я предпринимаю целенаправленные усилия для ограничения собственного монополизма. Но внешняя торговля — только гос-во.

Принципиально: гос-во не только отбирает у жителей ими сделанное в форме налогов, но и само что-то полезное делает и продаёт.

Идея в средневековье как-то... не распространена. Нормальный феодал сродни Чапаеву: отнять и поделить. Я понимаю: так проще. Но не эффективно. Особенно в условиях форсирования новизней.

Идею коллеги-правители, пообщавшись со мной, понимают и, у кого как получается, внедряют.

Боголюбский на Руси создаёт на границах "зоны свободной торговли" с исключительно "государевыми гостями".

Не ново: так, с ограничениями по месту и персонажам, строится торговля в Новгороде, вообще в средневековых городах.

Тут конфликт не в принципе, а в деталях его реализации. Ходили прежде греческие купцы в Киев, платили там мыто. А теперь не платят. Потому что не ходят. Только до Олешья.

Кастусь в Каупе пошёл дальше: вообще запретил иноземным купцам приходить в его земли. В тот момент вся Балтика замерла в ожидании: во-во, сща ка-ак наё... навернётся князёк новоявленный. Не случилось. А торг ведут его люди, везут собранные ими товары на его кораблях в указанное им место, в Гданьск.

Глава 731

Сева, отобрав корабли, не стал менять команды и судоводителей, только судовладелец — он сам. В смысле: Черноморская Деспотия. И закрыл все порты полуострова, кроме одного, для иностранных судов. Включая корабли из других частей империи.

Ох какой вой начался!

Первыми кинулись к басилевсу генуэзцы с венецианцами.

У них прямой ход во Влахернский дворец. Комнины прежний, "Святой" дворец Юстиниана, не используют. Но итальянцы и во Влахерны пути нашли. Свои люди, агенты влияния... Только-только, год-два, получили от император "привилегии" — право торговать на Чёрном море, строить свои фактории, жить в них по своим законам.

Басилевс взволновался, Севе "погрозили пальчиком". Он верноподданно ответил:

— Никак нет! Всегда яволь! Воля императора священна! Всё обещанное латинянам — выполняется безусловно! Жить-плавать-торговать — как сказано. Вот приставать к берегу — только в Суроже. Слов "приставать", "причаливать" в пожалованиях басилевса нет? Во-от. Вопросы?

"Грамотка Ивана Берладника" вполне рутинно, "это ж все знают!", выделяет "на исъвоз" (место причала и выгрузки товаров). Так что ничего нового: "на исъвоз" — только в Суроже. А вот складирование товаров ("изклад"), торг — как император обещал.

Чего стоит оттащить тюк товара от Сурожа до Керчи, например, чтобы там его отскладировать... во вьюке по горным дорогам... а напрямки, через Степь... можно и без товара, и без головы...

Мануил — западник чистой воды, довёл свое увлечение западными обычаями, в особенности рыцарскими турнирами, до крайней степени. Наплыв западных охотников на службу империи громадный, царь открыл им свободный доступ в армию, в приказы и в придворное ведомство.

Отношение к латинянам, к этим "На ловлю счастья и чинов Заброшен к нам по воле рока" со стороны местных... понятно. Не только народа, который проигрывает в "производительности труда" и остаётся без средств к существованию из-за итальянских дешёвых товаров, не только духовенства, у которого идеологические проблемы. Латинян тихонько ненавидит имперская бюрократия — отбирают "хлебные места".

Чиновники тайком приходят в восторг от смелости Севы:

— Вот! Нашёлся, наконец, храбрец, которых этих голомордых прижал!

Греки понимают, что итальянские купцы, теряя в прибылях, перестанут "подносить" "их людям" во Влахернах. А "гречники", которые тоже туда "подмазывали", теперь побегут подмазывать отечественных. Т.е. их самих, прежде бедных, угнетённых и от кормила отодвинутых. Все в радостном предвкушении потока "плюшек" потирают ручки и, ради такого "светлого будущего", блюдут беспристрастность, принципиальность и законность.

Как доказательство дружественности к пострадавшим итальянцам, проглотили ограничение и для своих, греческих:

— Мы ж не против вас лично! Только бизнес! Это ж общее правило!

Впрочем, изменение торговли на Чёрном море было много шире. Наша победа в Киеве рушила устоявшиеся системы и связи в окружающих странах и регионах.

Боголюбский изменил порядок торга в Олешье. И запретил иноземцам плавать по русским рекам. Не только купцам, а всем, кто лично не имеет на то его, Государя, дозволения.

Купцы из Византии возмутились страшно:

— Всё! Развод и девичья фамилия! Ничего на Русь не повезём!

— И не надо.

Торговая блокада.

Не ново: хазары ещё Олегу Вещему такое устраивали. И кто теперь где?

Основная масса товаров: предметы роскоши. Нет ничего, что было бы критично. Типа: в этом году не привезли — всё, катастрофа.

В обратную сторону...

Дорогие меха. Если кое-какой прониар с облезлым бобровым воротником походит — не смертельно. А вот воск... Византия тащит воск с Балкан, Закавказья, свой есть. Но выпадение физических объёмов "русского воска" не только поднимает цены — заставляет оставлять храмы тёмными, сокращать церковные службы.

Важнейший товар — рабы — выпал из оборота вовсе.

* * *

Общества Византии и Халифата устроены так, что им постоянный приток рабов критичен. Сходно, отчасти, с "Карибской сахарницей" — Вест-Индскими островами. 50% рабов из Африки в 17 в. ввозилось туда. 45% в Южную Америку, 5% — в Северную.

Ямайка потребляла 40 тыс. рабов в год. Каждый год — рабы не размножались. Потому что — сахарный тростник и жадность управляющих. Очень тяжёлая работа в очень тяжёлых условиях. Только во втор.пол.18 в. правительства начали ограничивать аппетиты плантаторов. Началось местное воспроизводство рабов.

* * *

В Византии всё мягче. Да и 3 тыс. рабов в год из Кафы не критично. Но...

"Но" — постоянный рефрен:

— Да, мы, таки, сделали вам... неудобство. Но оно ж маленькое! По сравнению с восстановлением былого величия империи! Или вы считаете иначе?

"Считать иначе" — стать врагом императору. Дураков нет.

Это очень... забавное занятие: надо "взять всё возможное", но не "переступить красную черту". Совершить такие действия, а главное, так подать о них информацию, чтобы Мануил пусть и морщился, но не взрывался.

Повторю: важны не чьи-то жалобы-ущемления, цифры-факты. Важна их интерпретация в мозгах одного человека. Абсолютизм.

Факеншит! Который раз я это повторяю?! "Не важно быть — важно слыть". Решения принимаются не по событию, а по информации о нём. Точнее: по "третьей производной" — по оценке информации о событии.

История полна катастроф, которые произошли не от события. А от отсутствия или неполноты информации о происходящем. И/или от неверной оценки этой информации. Человеческий мозг не работают с сущностями, но лишь с их образами. Эти два зазора — между сутью и образом, между образом и восприятием — составляют обширное и многообразное поле деятельности. В т.ч. и в управленческой сфере.

Попрыгунчик это понимал и старательно над этим работал.

Каждый провинциальный наместник содержит в столице своих... лоббистов. Часто — родственников. Один бы Сева не удержался. Но его матушка, митрополит Кирилл и, главное, Попрыгунчик сумели "найти ходы".

Попрыгунчик поставил дело так, что вся информация из Деспотии шла сначала к нему, а уж потом к басилевсу. Он хорошо платил. А несговорчивые... иногда всплывали в Суде. С другой стороны, он узнавал о решениях, принятых в самом узком кругу Комниных, раньше, чем высшие вельможи империи. Севушкина матушка, ощутив вдруг свою востребованность, возможность влиять на судьбы людей и империи из своего "запечка", была весьма обрадована и готова работать за "совершенно смешные деньги". Ну, относительно.

И Попрыгунчик был готов ответить на любой неожиданный вопрос. Потому что "неожиданные" — были очень редки.

Лобби Севы не было ни самым знатным, ни самым высокопоставленным, ни самым богатым. Но оно и не стремилось к обще-имперскому влиянию. "Концентрация усилий в одной точке". И оно было... не греческим. Не армянским, венецианским, мадьярским, западным, мусульманским... Все подобные группы действовали в рамках привычных наборов приёмов, средств, тактик. Попрыгунчик работал со всеми, стремительно учился у всех. И добавлял своё, из исконно-посконного и из моего, прогрессоидного. Например, пара внезапных смертей активных противников, последовавших после их близкого знакомства с "эманацией святого духа", как-то... очистила атмосферу.

Рабство было отменено не только в Крыму, но и во всей Черноморской Деспотии. Гибель местной провинциальной элиты обвалила рынок предметов роскоши. Спрос на фрахт упал, местный флот потерял за год половину тоннажа и две трети вымпелов. Часть корабликов ушли в другие порты империи, часть стала торговым флотом Деспотии, часть — военно-морскими силами.

Очевидно же: что может быть построено приличное возле моря — без флота?

Необходимость реформировать местный флот заставила реализовать "Морской регистр" — список разрешённых кораблей с обученными капитанами.

Тема... болезненная. Отсендинный Дик и Афоня столкнулись с этим на Каспии. В их условиях решение было другое: "правило четырёх фарсангов" — корабли не должны далеко отходить от берега. Исполнение обеспечивалось крейсированием быстроходной флотилии, базирующейся только на две точки — Саксин и Чалус.

У Севы не было кораблей подобного качества и была власть на побережье большой протяжённости. Чем он и воспользовался. Грубо говоря: морских разбойников уничтожали сухопутные чиновники.

Для начала он отменил "береговое право".

Это не такая уж большая новизна. Всего на полтора десятилетия обогнал, например, Киликию.

Свод законов Мхитара Гоша "Датастанагирк", ("Судебник", 1184 г.). Ст.105, отказ от "берегового права" — права присваивать потерпевший крушение корабль и все его имущество. Закон Гоша обязывает возвращать потерпевшие кораблекрушение корабли и их груз законным владельцам и запрещает присваивать добычу. Подобный закон, к примеру, во Франции, был принят лишь 500 лет спустя.

Именно по этому "береговому праву" последний сакский король Гарольд II попал в руки Вильгельма Бастарда, ещё не Завоевателя, был вынужден принести клятву верности, признать его наследником английской короны и обещать поддержку во вступлении на престол. Нарушение Гарольдом клятвы после кончины Эдуарда Исповедника в 1066 г. стало главным предлогом для вторжения в Англию нормандцев, обеспечило поддержку папы римского и европейского рыцарства.

На Каспии мы так сделать не могли: нет обширных прибрежных владений. Но Сева пошёл дальше.

Вопрос: как понять, что приближающийся корабль — мирный?

Хорошо, если виден "настоящий враг" — военный корабль типа дромона с воинами на палубе, башнями для стрелков и флагами враждебного государства.

А если нет? — Любая галера — атакующее судно. Просто большая узкая многовёсельная лодка — пираты. Древние русские скедии, более поздние "чайки"... топить всё.

А остальное?

На Чёрном море основные кораблики — "латинские парусники": маленькие — тариды, большие — усиеры. Я про них — уже и подробно.

Вот идёте вы на такой тариде. И сходная вас догоняет. Это пираты? — Да вроде нет, вроде нормальные. И вы спокойно следуете себе дальше, не меняя курс и ход. Догоняет-догоняет... вдруг меняет курс, наваливается на борт. И из трюма на её палубу, а потом и на вашу, лезут какие-то зверские оскаленные морды.

Едва к лету 1170 г. у Севы собралась флотилия быстроходных корабликов, как он объявил, что в границах Черноморской Деспотии должны плавать только "кошерные" суда. Проверенные "судовой инспекцией". Чисто "идя на встречу пожеланиям трудящихся масс" — чтобы не разваливались в море, случалось и такое. С "патентованными" капитанами: сдавшими экзамен на судовождение и получившими "свидетельство о проф.пригодности". А то некоторые не знают каким бортом расходиться.

Компетентность судоводителей проверялась авторитетной комиссией в Суроже. Осенью там же была основана "навигацкая школа". Изначально — как ликбез для капитанов-двоечников. Вскоре там начали готовить и новых.

Вместе с красивым пергаментом, капитан получал набор вымпелов, которые обязан был поднимать на мачте. Всё остальное плавающее, кроме рыбацких баркасов, объявлялось "пиратским" в северной части Чёрного моря.

Исключение было сделано для итальянцев: их корабли и так видны издалека, да и в пиратстве на Чёрном море не замечены. "Республиканцы" (из итальянских торговых республик) — возгордились и обрадовались.

"Купи козу — Продай козу" — куча восторгов.

"Ну хоть что-то!". И перестали долбать басилевса жалобами.

Сева несколько "опередил время". Да, идея от меня, но он первым начал её реализовывать. Я от такого "плагиата" пришёл в восхищение.

Проблема пиратства в Средневековье — повсеместна. Как только Русь выходила на новое море приходилось вычищать это дерьмо.

Отмена "берегового права", выжигание "воровских гнёзд" с берега, "Морской Регистр" с контролем всех кораблей и капитанов, диплом "училища судоводителей", как обязательное условие управления кораблём... всё это было нами воспринято, расширено и распространено по всем морям, где мы, или вступившие в "Морской Регистр" государства, имели флотилии.

Сева форсировал милитаризацию, прежде всего, полуострова. Формировал новые отряды, исключив местных прониаров, обновлял существующие укрепления и дороги, строил новые.

Понятно, что такая бурная деятельность не могла не затронуть Степной Крым.

Напомню: Византия в Крыму в эту эпоху — узкая прибрежная полоска. Остальное — степняки. Сейчас — половцы. Конечно, их попытались натравить на нового деспота. Кое-кто из из бывших "вятших" сбежал к своим "кунакам", где и рассказал как легко можно нынче пограбить:

— Люди обижены, стража распущена, прониары посажены... Всё ваше будет.

Парочка первых набегов прошли успешно. Затем... Весной 1170 г. в Сурож пришёл первый караван уже из "Святой Руси" Боголюбского. В нём были люди от меня. И полусотня торков от Чарджи. Специально отобранные батыры.

Отряд половцев напал на селение готов в Горном Крыму, захватил скот и полон, и был на отходе перехвачен Севой. Лобовой атаки его гридней половцы, по обычаю своему, не выдержали, начали маневрировать, отходить. И столкнулись с торками. А эти... отборные. Им только дай порвать.

Никто не ушёл.

Дальше Сева, по совету одного из моих командированных, присутствовавшего несколько лет назад при некоторых... экзерцисах во Всеволжске, раздробил локти паре пленных, посадил на лошадей, навесил связки отрезанных половецких ушей на шеи и отправил в степь, в становища.

Там... поняли. Выдали беглецов и перестали ходить в набеги. Как бабка пошептала. А готы прониклись глубоким уважением к Деспоту и дали ему людей в войско.

Если в Крыму у Севушки более-менее терпимо, то в двух других регионах его власть номинальна. Вот почему, услышав вопрос Миссионера, я сразу подумал о Добрудже. Взять под плотный контроль Берладь... Севе была бы немалая подмога, да и место... чревато разнообразными возможностями.

Увы, "не попал в окно ожидания".

— Коли будет на то воля Государя, то пойду я и в Берладь, и в Эфиопь. Однако ж, по суждению моему, польза от меня там... невелика будет. Народец там злобный, разбойный. Вежества не разумеет, словами умными да любезными — толку не добиться. Их, перво-наперво, побить надобно. Сильно. Главарей взять и... как ты говоришь — иллюминировать. Как ты нынче. И в Луческе, и здесь. А уж после, когда у них глаза раскроются, уши продуются да мозги проветрятся — можно и разговаривать. Убедить в чём-нить. К пользе русской.

Миссионер подумал, покачал головой.

— Не. Там сперва — бой. На Руси и получше меня рубаки есть.

Я перехватил изумлённый взгляд Полковника.

Сказанное — правда. Но услышать такое прямое признание от русского князя... Миссионер не трус — в бою видел. Но он ещё и очень смелый человек: сказать о своей ограниченности, не талантливости... в деле, которое считается общепринятом, обязательным для князя... нужно быть очень уверенным в себе.

— Ты, Иване, не прими в обиду. Просто я себя знаю.

— Да какие ж тут обиды. Это ж редкость редкая. Когда человек про себя знает — чего он хочет да к чему талант имеет. Слова твои я запомнил. А покудова собирайся в Перемышль. Поглядим-ка города Червенские.

Через пару лет Миссионеру, похлебавшему в волю иных гадостей, доказавшему делами свою лояльность и к делу пригодность, пришлось-таки попасть в те края. Каша, которая заварилась в Паннонии после отравления мадьярского короля Иштвана, наши нужды и открывшиеся возможности... требовали присутствия на месте человека умного, смелого и владеющего собой.

* * *

"Червенские города" — часть "Святой Руси". Червонная (Красная) Русь. Как у балканских хорват. Хорватами и населена. Сперва Креститель их завоевал. Потом его сын Святополк Окаянный их отдал. Болеславу Храброму за помощь в захвате Киева. Потом киевляне ляхов выгнали и вернули Ярослава Хромца. Который вернул "Червенские города" в Русь. Потом... много чего было. Пока в 1945 г. И.В.Сталин не сказал Черчиллю:

— Керзон линию рисовал? Это ж ваш лорд? По ней и проведем границу с Польшей.

И "Червенские города" поделили в очередной раз.

Червен, Волынь, Холм, Белз, Сутейск, Комов, Ярослав, Угровеск, Щекарев, Столпье, Всеволож, Верещин, Васильков, Володаву, Мельник, Брынеск, Перемышль, Ряшев, Грубешев, Любачев, Санок, Переворск, Городло, Коросно... Нынче часть из них — Галицкое княжество, часть — Волынское.

От Червеня к 21 в. осталось городище Велико-Замчиско близ с.Чермно Томашувского повета Люблинского воеводства Польши. Сам город опустел в конце 13 в.

Одни из городов (Сутейск...) были изначально построены как пограничные опорные пункты, другие (Червень, Волынь, Перемышль...) возникли по экономическим причинам и, в силу своего приграничного положения, включились в общую систему обороны.

Русско-польская граница нынче проходит на 30-100 вёрст к западу от линии Коросно (Кросно, на р. Вичслок, левом притоке Сана, самый западный город Руси), Холм (Хелм), Берестье (Брест).

Перемышль — на Сане. Название ещё не прогремело в войнах 20 в., пока это одно из трёх княжеств, образовавших Галицкое. Есть память о мадьярах, живших в этом месте в 10 в. Когда киевские и краковские князья принялись приводить всех "под свою руку", местные бросили своё кладбище и "присоединились к основному массиву венгров в Среднем Подунавье".

* * *

В Волынской части Червенских городов Боголюбский уже ставит своих наместников. Не везде. И не все из них... эффективные менеджеры. В Галицкой пока не было. Надо бы проехаться по региону. Посмотреть людей, оценить проблемы и затраты. Край от Всеволжска далёк — когда ещё сюда попаду. Дороги, крепости, пашни, леса и пастбища, настроение, вооружение... Составить собственное впечатление. Чтобы позднее понимать о чём речь. К примеру, здесь и на Волге говорят "гора"... слово одно, а значит — разное.

Сутейск интересно глянуть. Город в три крепости. Три укреплённые площадки общей площадью 3 га.

Прямоугольный (37х30 м) детинец с шестиметровым валом и рвом с юго-восточной стороны. С востока и запада въезды: торговый путь из южнонемецкого Регенсбурга через Краков в Киев. С севера примыкает один из окольных городов, с восточной стороны — вал и ров, с запада — крутые склоны, с севера — болотистая пойма р. Пора. К детинцу и первому окольному городу с юга и востока прилегает второй окольный с второй линией валов и рвов. Укрепления детинца и первого окольного возведены одновременно в перв.пол. XI в. Вторая линия обороны — на рубеже XI-XII в. Основа валов — ряды срубов. Жильё — полуземлянки. Найдут там и печати Давыда Игоревича, "ослеплятеля".

У меня "висит" в задачах Полоцк. Поэтому — "краем глаза". Прокачусь до Перемышля и оставлю там Миссионера. Он человек разумный, внимательный. Что и как — доложит, "особо горящее" — подправит. "Там" — в западных Червенских городах. Управлять-командовать ему не в кайф. Но посмотреть, с людьми поговорить — сможет. Потом Боголюбский пришлёт администраторов. По уже детально представляемому полю.

А сам — рвану на север в Полоцк.

Увы, и этот план развалился через неделю. Сперва по Днестру шёл лёд, потом — водополье. Мы грабили Галич и окрестности, "приводили в чувство" местных и берендеев. Иных из первых... "иллюминировали", преимущественно забивая в кандалы и готовя следующий караван к Беломорью. Вторых... подкармливали. Вбивая через Токмака некоторые простые правила: маленьких ам-ам низя. В смысле: грабить русских — только с разрешения.

Я прикидывал варианты пути — не хотелось лезть в предгорья во время бурного таяния снега. И лезть в болотистые равнины во время таяния не бурного и долгого... тоже не хотелось.

Всё поменялось в один час.

"Вышел Ваня на крыльцо

Почесать своё... лицо".

Чешется фейс. Съел что-то? Или — клопы? При том бардаке, который царит в княжеском замке... каждый визитёр в берендейские шатры возвращается с коллекцией вошек. То, что мы всех "взятых в узы" моем, бреем и клизмуем — само собой. Но, факеншит!, есть же и невиновные. В смысле: не сан.обработанные. Пока.

Почесался. Открыл глаза. На дворе — два молодца, одинаковых с торца. В смысле: с фасада. В смысле: кафтаны не здешние и не мои.

* * *

"Ничто так не бодрит с утра, как незамеченный дверной косяк".

Посторонние в расположении — косяк. Хоть и не дверной.

* * *

"Перва строчка й строчена красна золота,

Друга строчка й строчена чиста серебра,

Третья строчка й строчена скатна жемчугу...".

Пижоны обтрёпанные. Швы повытерлись, нитки повылезли. Жемчугов отродясь не было. Сапоги красные, понтовые, каши просят. С месяц сапожника не видели. Или видели, но мимо проскочили. А почему? А вот и ответ:

— Ясновельможный пан князь Иван. Гоньба от ясновельможного пана князя Казимира. Из Вислицы. Соизволишь ли принять грамотку?

И подают тубу. Со шнуром и печатью.

Я... как я к общепринятому этикету отношусь — уже...? А уж спросонья и при почёсывании морды лица... Сам взял.

Нищета. Шнур пеньковый, не шелковый. Чехольчик наш, своего не сыскали. На донышко глянул. Там наш "чёрт на тарелке" был — соскоблили. Но по ободу идёт давленный буквенно-цифровой код. "Учёт и контроль", итить их читать, считать и пересчитывать. Каждый такой чехол под документы имеет уникальный идентификатор. У меня. У других — нет, другие про такое и не думают.

— Давно ль с Вислицы?

— Пятый день, ваша милость.

Помниться, как-то в Пердуновке меня раздражало когда Ивашко начал расспрашивать прибежавшего мальчишку об обуви находников-пруссов. Спасибо старому гридню — дал урок.

— А до того?

Гонцы переглядываются, переминаются.

— Что жмётесь, парубки? Отхожее место — у ворот. В Краков бегали?

У парней... рублёвые глаза. Ванька-лысый — ведьмак осведомлённый.

— А... ну... да. И не по разу. И в Сандомир.

— А сюда как шли?

Начинают перечислять города. А во мне злость закипает.

Два года назад на "Святой Руси" объявлен "железный занавес". Никто не имеет права придти на Русь, кроме как с соизволения Государя. Но вот: два молодца из службы чужого князя проскакали три сотни вёрст по Руси, и их никто не тормознул.

— Ключник, гонцов на постой в городе. Присмотри, чтобы корм добрый. Вестовой, прими грамотку. Стоять!

Ещё один олух. Вздумал прямо тут, на крыльце, срывать печать и вскрывать тубу.

Ещё несколько лет назад, едва мы получили первые образцы синильной кислоты, я объяснил ребятам возможные способы применения подобных... ингредиентов в посланиях. Это не единственный способ — есть классика змеиного яда, есть интересные химические варианты.

Адмирал Колиньи получил за день до Варфоломеевской ночи пакет. Когда вскрыл, один из свитских "кинулся грудью" — вырвал из рук: "оттуда чёрный дым выходит!".

Несколько позже и в других краях: "пацаны молодые этих вещей не знают... взяли конверт, занесли, вскрыли и отдали мне его в руки... начав читать письмо, почувствовал резкий запах... взял, понюхал, чуть в обморок не упал".

Едва к ОВ добавились ВВ, как мы обсудили и другие варианты.

Моя свита должна знать как работать с неизвестными предметами, предназначенными для меня. Но знания есть, а практики нет. Ни мы сами, ни враги пока такие изыски не применяли. Почему мы не...? — Очень редки случаи, когда от нас идёт послание персонажу, которого надо ликвидировать таким образом. И, пожалуй, главное препятствие — этикет. Не все ж такие дерьмократы, как я. И "пацаны молодые" — редко. Адресат не вскрывает и не читает сам. А потравить или взорвать всех в парадном помещении... заряда не хватит. Пока. Но мы над этим работаем.

Поймал вестового за ухо, отвёл внутрь, объяснил его неправоту.

Ругать мальчишку не за что: четвёртый вестовой за поход. Предыдущего уже здесь, в Галиче, топором зарубили. Повернулся спиной к местным. Не заговор или, там, какие хитрые планы, а просто... "Ненавижу! Вас всех!".

"Народный мститель" в фазе психиатрического обострения. И — хрясь топором по затылку.

На "Святой Руси" психиатрия оправданием не считается. Блаженный называется "похаб". Когда "блажит" — "похабщина". Придурка казнили, семейство его поехало в Беломорье, подворье освободили, на торг выставят. Но паренька не вернуть.

А этот... теряется ещё.

Грамотка написана по-польски. Латиница мне не новость и по здешней, и по первой жизни. Польского не знаю, но его сейчас и знать не надо: разница между моим русским и этим — невелика. Есть отдельные слова, над смыслом которых надо подумать, есть непривычные выражения. А так-то... как со всеми нашими, типа русскими, диалектами: "Неможно келить. Овхо".

Суть:

"...а как узнали мы про одоление да побеждание твоё в Луческе-городе...".

Факеншит! То, что недобитки побежали — понятно. Что некоторые побежали к ляхам — понятно. Непонятно — почему добежали? Где заставы богатырские, непроезжие, непрохожие?!

"Ай на славноей московской на заставе

Стояло двенадцать богатырей их святорусскиих,

А по ней по славной по московской по заставе

А й пехотою никто да не прохаживал,

На добром коне никто тут не проезживал,

Птица черный ворон не пролетывал,

А ще серый зверь да не прорыскивал".

Нету ещё Москвы — одно Кучково. Нет и "московской заставы". Соответственно, и "птица чёрный ворон пролётывает", и "серый зверь прорыскивает". И вороги недобитые бегут. Злобу свою на чужих хлебах ростят да копят. И в эту сторону... разные.

"А й то через эту славную московскую-то заставу

Едет поляничища удалая,

А й удала поляничища великая,

Конь под нею — как сильня гора,

Поляница на коне — будто сенна копна".

Гонцы-то ляшские — вовсе не "поляничища великая". Почему не остановили? Или ждать будем пока, "сенна копна" гадить начнёт:

"А я чернедь-мужичков тых всех повырублю,

А Божьи церкви я все на дым спущу,

Самому князю Владимиру я голову срублю

Со Опраксией да с королевичной!".

Мда... Сочинительницы феминистического толка любят показывать язв женского пола класса "оружие массового поражение" со слоганом "всех повырублю". Но умалчивают, что такая "сенна копна" есть продукт тяжёлой формы нарушения гормонального баланса, и, как следствие, проблем с психикой.

Окольничих в четырёх городах — дорога и люди на ней их забота — убрать по служебному несоответствию: не годны в "заставу московскую".

В начале грамотки — пассаж с комплиментами, в конце пассаж с приветами Агнешке, её сыну, "и лично товарищу Боголюбскому". А в середине приглашение к встрече. С рассуждениями о польско-русском исконно-посконном братстве, единстве всего христианского мира, общей борьбе с клятыми язычниками.

Со вставкой от Елены Ростиславовны:

— А коли будешь в наших краях да с вельможами ляшскими встречаться станешь, то супруг мой, князь Казимир Болеславович, обещался и меня на тую встречу свозить. Увидимся, словечком перекинемся, былое повспоминаем.

Смысл понятен: ляхи хотят втянуть "Святую Русь" в свой навязчивый идиотизм — в крестовый поход против пруссов.

"Любовь по переписке" у нас с Пястами не получается: ни я, ни Боголюбский на их призывы не отзываемся, а Агнешка толкует о мелочах. Да и не бабье это дело — "решать вопросы войны и мира". Узнав от беглецов, что я хожу по западным областям, они кинулись "ловить момент" — добиться личной встречи. А поскольку уже поняли, что их измышлизмы мне не интересны, то выставили приманку — мою давнюю привязанность, бывшую Самую Великую Княжну Всея Руси, старшую дочь Ростика Смоленского, жену Казика Болеславича, Елену Ростиславовну.

"Медовая ловушка".

Забавно. Я ж человек весьма... практический. Даже — примитивно-вульгарный. Мне ж просто вида-запаха "мёда" — мало, мне ж надо "понадкусивать". Со всех сторон, с края и в серёдке. Как эти "крестоносцы" представляют мою "поимку"?

Типа: "Сядет Ваня на пенёк. Любоваться на медок"?

Ребята, у вас с воображением в порядке? Или вы согласны с... возможным развитием событий? Ну, старшим-то князьям, Болеславу с Мешко — пофиг. А вот непосредственные участники, Казимеж с Еленой... Они понимают на что идут? Уж она-то должна. Все наши предыдущие встречи сопровождались "сексом с риском для жизни".

* * *

В первой жизни попался универсальный коммент: совершенно чёрный экран монитора. С маленькими беленькими буквами посередине: "мдя...".

Вот и я нынче: мдя...

* * *

Позвал Миссионера:

— Прочитай. Что скажешь?

— Написано с вежеством. Даже и с приязнью. Ехать ли — тебе решать. Но... пощупать воз не вредно. А ты с этой княгиней Казимировой... давно знаком?

— Давно. С детства.

Маленький штришок. Важный, судя по тому, как на минуточку усохла его обычная улыбочка.

Ванька-то лысый... с детства с княжнами хороводился. Не из дебрей лесных да трясин вонючих невесть что вдруг повылезшее. Вояка резкий — видел, колдовством на версту несёт — чую, Государь его любит — знаю. Но, оказывается, он и среди высших смолоду покрутился. С чего бы? Не прост "Зверь Лютый". Не одними зверством да лютостью на самый верх забрался.

Глава 732

— А сама идея? Крестовый поход на пруссов?

И тут он меня поразил:

— Дурость. Но можно. Вопрос цены. Ежели, к примеру, ляхи будут тридцать лет дань платить, то... почему бы не сходить? На тех пруссов. Потом. Ежели будет кому и куда.

Откровенно прагматичный подход, лишённый религиозных, национальных, классовых или политических стереотипов, учитывающий фактор времени... это ещё и уровень доверия ко мне — высказать такое обычному князю... Прямое нарушение распространённых табу. Цинично. И — истинно.

* * *

"Сентиментален ли я? Еще как! Как вспомнишь молодежный цинизм, слезы наворачиваются на глаза" — да, пан Лец, наворачиваются. Слёзы радости. Вот, молодой ещё парень. А уже. Воспринимает реал и готов строить в нём дороги.

"Изменение мироустройства — требует определённых качеств, в том числе и цинизма, расчёта".

Коли я меняю здешнее "мироустройство", то мне нужны люди и с таким качеством.

* * *

— Сочини ответ. Доброжелательный. К походу... не заинтересовано, встрече с княгиней буду рад. И давай собираться.

На другой день по утру гонцы получили ответ. Гаркнули:

— Tak jest!

И поскакали. Местом встречи "на уровне, близком к высшему" указал Берестье.

От Галича до Перемышля напрямки 120 вёрст, оттуда до Холма — 130, дальше до Берестья — 120. В реале, хоть 21 в., хоть 12-го — от полтыщи вёрст. К началу апреля — в самый раз. Успею и места посмотреть, и дела поделать.

Мы смогли сдвинуться только дней через пять. Полковник, хоть и не говорил прямо, но тормозил отъезд. Постоянно находил дела, требующие моего участия. Отчасти он прав. Но... всех дел не переделать. Потом до меня дошло: не хочет, чтобы я встречался с его женой, с Фросей Ярославной. Видимо, она рассказала мужу о нашем банном... диспуте в Киеве по поводу корней древнерусской словесности.

Смелая женщина. Не всякая новобрачная поделится такими приключениями. И умная: поделилось лишь частью. Кажется.

* * *

"Если вы нашли жену-клад, вам полагается только 25%".

А он хочет всё...

* * *

Хотелось бы, чтобы она успела умереть. В РИ. До того, как её сыновей повесят. Не надо ей такое горе переживать. В АИ... Её счастье не от меня зависит. Но от этого несчастья, пожалуй, избавлю. Просто изменяя "силу вещей". Хотя, конечно, какие-то другие беды — очень даже могут добавиться.

Больной вопрос — кони под Курта. Саней не берём — поздно, снег сходит. Телегами — тяжко. Повезём конями, как мёртвых русских князей возят. Носилки меж двух коней цугом. Только Курт — князь-волк, а не князь-покойник в меду. Одно — каково ему часами лежать в непрерывно подкидывающихся да побалтывающихся носилках, другое — кони.

Мои витязи с джигитами сразу заявили:

— Не. Кони волка не повезут. Взбесятся.

И? Я и сам так могу сказать. Но у меня есть опыт. Уже этого, русского среднего средневековья. В котором — "неукротимый тарпан" Гнедко. Есть опыт собственной конюшни, где Курт — завсегдатай.

Ме-е-дленно.

Волку место на конюшне.

А.В.Суворов, сообщая офицерам "легенду" очередных учений, использовал фразы типа: "Чтобы пушки не боялись лошадей". Имея в виду отработку действий артиллеристов при кавалерийской атаке. У меня, среди прочего, регулярно звучит: "Чтобы кони не боялись волков".

Коней — любых — надо учить. Хоть бы и обозных. Но особенно многому надо учить боевых лошадей.

Мои коллеги... не в курсах. Отношение как к мотоциклу: ручку до упора и аля-улю.

Не работает. Вылетите с седла. По глупости: невыученный конь выкинет. Он, знаете ли, сильнее.

Боевой конь должен много чего не бояться.

" — Ах ты, волчья сыть да й травяной мешок!

Али ты идти не хошь, али нести не можь?

Что ты на корни, собака, спотыкаешься?

Не слыхал ли посвиста соловьего,

Не слыхал ли покрика звериного,

Не видал ли ты ударов богатырскиих?".

Вот на это всё — дозволяется только ухом повести. И на волков — тоже.

Так это ещё к артиллерийской канонаде и аэропланной бомбёжке не приучаем.

Как ко мне нового коня приводят — Курт приходит, залезает на перегородку денника и лежит. Разглядывает новичка, позёвывает тому в морду. Часами. Пока тот не угомонится. И так — несколько раз. Некоторые кони сходят с ума. Натурально. Таких режут. Потрошат, свежуют... Другие принимают реал:

— Да, чудовище. Но — не опасен. Явление природы. Прими как данность, верь хозяину. Или сдохни.

"Верь хозяину". Часто говорят: доверие, привычка, привязанность... А по сути — дело веры. Веры конкретного экземпляра Equus caballus конкретному экземпляру Homo sapiens. "Аутодафе" для конского поголовья. А иначе не только Конармию не построишь — за ворота не выедешь.

Они — сильнее. Или сумеешь воспитать в них веру в себя, подчинить их верой крепче стальных удил и шпор, или... только скушать. Вам, коллеги, не жалко этих черехкопытных атеистов?

Подобрать спокойных коней, да ещё с ровным ходом — требовало времени. На носилки верх из лозы сплели и полотном затянули: чтобы кони, и люди тоже, Курта не видели. Уж больно реакция... паническая. Труба такая получилась. Курт в ней всегда укладывался носом назад. Типа, вперёд, в лошадиную задницу, ему смотреть не интересно.

Факеншит! Князь-волк — зверь. Но он же ещё и злорадный зверь! Ложится нос к носу заднему коню и разглядывает. Как люди на такое реагируют... Я про Ярославского наместника уже...? Кони — хуже. Два коня — взбесились насовсем. Сумасшедшая лошадь — это не смешно, это опасное и жалкое животное. Потом берендеи подогнали мерина-пофигиста. А я Курта отругал и откидную плетёную крышку на торец трубы навесил.

Ещё — люди. Боевых потерь мало, но есть маршевые. Половину конвойных пришлось отдать в сопровождение Остомысла с семействами, половину оставшихся — для конвоирования следующего каравана. Правда, идёт и пополнение. Поштучно. Из местных, из епископских, из людей Полковника. Из берендеев десяток напросились.

* * *

Нормальный подход воинского начальника — "дай". Там, где-то далеко, собери людей, обучи, сведи в подразделение. Я пошлю их в бой. Кто-то погибнет, кого-то ранят, болезни, травмы, казни... "Пехотный корпус без существенных сражений теряет за кампанию четверть личного состава".

Снова "дай". Пополнение, переформирование, отдых. Часть доводится до штата. Становится "полнокровной". Снова поход, бой. Снова "малокровие".

Так в "государственных" армиях.

Иная картинка в "революционных". Часть стоит или идёт и пополняется добровольцами.

В этом походе мне приходится использовать не собственные подразделения, а "сборную солянку" из разных отрядов, даже из отдельных людей, постепенно, но за короткое время, приводя их необходимому уровню вооружения, выучки и мотивации. Не имея ни достаточно времени, ни достаточно обученных младших командиров, ни просто оборудования, как в моём "военном городке", я не могу быть уверен в качестве моих бойцов. Физическом и моральном. Что крайне напрягает.

"Тяжело в учении — легко в очаге поражения" — делаем "тяжело".

Параскевастика — наука о подготовке войны и поддержании боеспособности армии. Учиться, учиться и учиться.

* * *

Наконец, выдвинулись. Как я понял, Полковник спрятал жену с сыном где-то по дороге. Типа: разминулись. Жаль. Ну и ладно. Марш идёт не быстро: во всех ручьях полно воды, снега в горах тают и наполняют речки предгорья. Каждый поток мнит себя Тереком разбушевавшимся. Ушли от Днестра, влезли на перевал и снова вниз, уже в долину Сана.

981 г. — "Иде Володимер к ляхомъ и зая грады ихъ: Перемышль, Червенъ и ины городы, иже суть до сего дне подъ Русью".

Вот по этим дорогам два века спустя и я иду. Памятные места на каждом шагу. Местные проводники непрерывно экскурсоводят: вот тут Креститель войском стоял, вот под той скалой перед боем молился, а вот с этого бугра оглядел селения и сообщил:

— Сиё есть земля русская. Отныне и до скончания века.

Перемышль. Миленько. В детинце — дворец и примыкающая церковь-ротонда. Дворец 34.2 м х 15.2 м, толщина стен 2.04-2.07 м. Такое... крепостное сооружение. Из блоков отесанного камня на известковом растворе.

Ротонду построили раньше, ещё при Крестителе. Потом Любечский съезд 1097 г. закрепил Перемышль за Володарем. "Мясник низвергнутый" воевал со всеми: Киевом, Волынью, Краковым, мадьярами... Нужно было укреплять город. Вот и пристроил к церкви этот... блокгауз. Крепко построено: дворец достоит до начала XVII в.

Местная верхушка пришла сюда вместе с Полковником, теперь собираются вслед князю в Галич. Не все: окольничему я объяснил его проф.непригодность к гос.службе на примере польских гонцов и велел ехать в Боголюбово.

Каких-то особых взбрыков нет: северские собираются уходить, а местные не буянят. Опыт жизни под "иноземным" князем успокоил. Плохо что нет присягнувших Государю из местных бояр. Придётся Полковнику часть своих людей здесь пока оставить — мы с ним эту тему обсуждали. А так-то Боголюбскому сюда, в Галичину, надо не одну сотню чиновников слать. И князя-наместника тоже: Миссионера я с собой забираю. Намечаются переговоры, а он у нас, типа, дипломат. Заодно и посмотрю в деле.

На запад в Коросно не получилось. Через горы не перелезть, да и вдоль речек... на бродах — чревато.

Жаль. Не спел:

"Опять стою на краешке земли,

Опять плывут по речке корабли...".

В смысле: на западном краешке Русской земли.

Тогда — в другую сторону.

Так, короткими для меня, но большими для обычного похода, переходами, я шёл на север. Пополнялся охотниками по дороге, отстаивался на дневках в городках, оглядывал здешние дороги и местности, примеряясь — где тут мост поставить, где конницу, при случае, развернуть, где крепостицу подновить... Привычный уже взгляд вояки и строителя автоматически отмечал особенности местности и поселений.

* * *

"Тарас... убил часть поля острыми кольями, изломанным оружием, обломками копьев, чтобы при случае нагнать туда неприятельскую конницу" — я не Бульба да и такая детальность... преждевременна. Но глаз ловит.

* * *

Развлекало "ирландское рагу" из здешних начальствующих. Галицкие, волынские, ляшские, моравские... из Путивля, Рязани, Суздаля... разные люди. Я бы в своих землях таких не поставил. Так я и Не-Русь. Есть толковые. Большинство, правда, нормальные. "Ты меня не тронь, и я тебя не покусаю". Дела ведут по старине, по обычаю. Напрягаться не желают, сильно не воруют, новизны потихоньку, со скрипом и задержкой, но — воспринимают.

— Ажоподелаешь? Жисть така.

Надо продолжать "варить лягушку". Без рывков, но не останавливаясь.

Радовало в целом позитивное отношение жителей, реформы воспринимаются по-доброму. Особенно: отсутствие войн, снижение прямых налогов. И отмена множества местных мыт. Напомню: внутренние таможни в России продержались до Елизаветы Петровны.

Это при том, что вся "Святая Русь" — единое таможенное пространство типа TIR (Transport International Routier). Не верите? — Сам удивился. О чём позже расскажу.

Вятшие тоже... довольно благостны. Отказ от сбора хоругвей позволил им снизить обязательные расходы и поднять "уровень потребления". Богаче себя чувствуют.

Геронтий послал со мной двух диаконов, те в каждом городке молебен устраивают — народ умиляется и благорастворяется.

А недовольных, которые есть, конечно, сильно тормозят две вещи.

Прежде всего — Курт. Его появление из той плетёной трубы всегда вызывает... чрезвычайный ажиотаж. И у двуногих, включая кур, и у четвероногих. Чтобы понос тотально — уже нет, но народ сбегается и стоит в отдалении, смотрит — оторваться не может. Бродячий зоопарк. Утомляет. Хотя, безусловно, укрепляет связь власти и народа.

Другое — моя слава. Ванька-лысый — полнокретин знатный (от греч. полиоркетика — "градоборение").

Русские князья редко штурмуют города. То, что я за месяц взял два крупных города, а Боголюбский, к примеру, за всю жизнь ни одного, создало мне авторитет. Такой... несколько туманный. С примесью чудесности. А, поскольку в моём отряде идут священники, которые регулярно устраивают вполне канонические православные молебны, то чудеса мои не от диавола, а от бога. Типа как у Георгия Победоносца или Феодора Стратилата.

Эдак могут и к сомну святых приобщить. Посмертно.

К началу апреля мы вышли к Бугу напротив Берестья.

* * *

Однажды, не знаю когда, но — давно, кто-то, не знаю как звать, но — купец, ехал через эти места с товарами. И впёрся в непроходимое болото. Не то спьяну, не то сдуру, не то затемно. Резко протрезвел. И заметил, что вокруг много берез. Видимо, дело, таки, было ночью: днём-то и другие деревья видать.

Соорудив гать, купец перелез топь и довёз товары к острову при слиянии двух рек. Перепугался дядя сильно, и, в благодарность, построил на островке святилище Велеса. А кому ещё кланяться, выскочив из трясин бездонных, как не подземному богу?

Велес, как известно, бог коров, воров и чертей. Самый покровитель для торгового города. Место назвали Берестье в память о спасительной березовой мостовой.

Судя по распространённости топонима, купцы на Руси постоянно влетали в болота, откуда выбирались исключительно милостью божьей. Тех богов, какие актуальны в данной местности-эпохе.

Позже, на рубеже X-XI веков, Креститель построил в Берестье детинец. Довольно прикольно.

Само поселение — на острове между рукавами р. Мухавец и Бугом. Болото.

Ну и фиг с ним. И Креститель ставит укрепление не там, где люди живут, а там где строить удобно. Вне селения, над слиянием Буга и левого рукава Мухавца (в 21 в. территория Волынского укрепления) детинец треугольной формы, площадь 1 га, укреплён с напольной стороны рвом, валом и частоколом, улицы позднее мощены деревом, пара сотен дворов — одноэтажные срубы из брёвен хвойной породы.

Обратите внимание: частокол.

Три основных типа древнерусских дерево-земляных укреплений: частокол (забор, палисад), тарасы (двойной частокол с перевязями и мусором между заборами), городни. Последнее — цепочка срубов, набитых землёй — наиболее прочное. Частокол — наиболее слабое. Как одно в другое переходит — на примере Городца Радилова рассказывал.

Частокол годен для защиты от лесных племён, слабо организованных и плохо вооружённых. Как палисады американцев на фронтире. Здесь такая форма укрепления между двумя развитыми феодальными государствами просуществует до захвата города Казимиром II Справедливым (Казиком). Я эту историю, "Берестечковая война" — уже...

Туров, во внутренней области "Святой Руси", обзаводится кирпичной стеной, множество городов сходного размера — ставят стены из городней. А здесь богатый торговый город — полтора века ограничивается старым забором. Наглядное выражение представления аборигенов об уровне возможной военной опасности в этом месте-времени.

Окольный город — на острове напротив детинца.

Мокро — нет полуземлянок, не вкапываются в землю. Уже и в 19 в., строя Брестскую крепость, инженеры не смогут замкнуть линию укреплений из-за болотистости поймы Буга.

Берестий известен с 980 г. В 1016 — Болеслав Храбрый. Не то захватил, не то получил. Не то в подарок, не то в оплату. Ярослав Мудрый отвоевывает: "В лъто 6525 (1016/1017 г.) Ярославъ иде къ Берестию...". Походы 1017, 1022, 1031... В 1044 г. — успешно.

Застройка острова и города максимально плотная: расстояние 0.5 м. между строениями.

"Вышел на улицу. Не рекомендую" — здесь постоянно.

Подкладки под углы или остатки предыдущих домов формируют фундамент. Кто там рассуждал о просторных дворах в "Святой Руси"? — Хрущёба. Муравейник. Один на печи чихнул — вся улица здоровья желает. Пожары. Археологи находят прослойку углей в каждом десятилетии. Низкое качество срубов: тонкие и кривые брёвна. На востоке из таких только что-то вспомогательное строят: овчарню, курятник. Здесь климат мягче, не промерзают.

Рожь, пшеница, овес, огурцы, морковь, лук. Есть масляной жом. Чего в Восточной Европе в это время ещё нет. Значит, есть и лён — из чего масло давить. Торговля. Перекрёсток двух путей. По Бугу из Галицкой Руси и Волыни в Польшу и из Польши по Мухавцу, Болоте, Пине, Припяти, Днепру.

Найдут здесь самшитовый гребешок с вырезанным кириллическим алфавитом. Чуть позже, в 13-14 в., самшитовый гребень станет обязательным атрибутом горожанина, их тысячами будут носить на верёвочке на поясе. Самшит, кстати, с Кавказа.

Играют в шахматы — есть костяная фигурка шахматного короля. А ладью от него, с выразительно вырезанными палубой, гребцами и кормщиком, найдут в Полоцке.

Историки, описывая фигурку, ссылаются на тот бой на Днепровских бродах, в котором мой Аким Яныч командовал. Доберусь до Полоцка — сравню с рассказами.

Э-эх. Где-то он нынче? Здоров ли?

Здешние носят на шее или в кошелях раковины каури из Индийского океана. Пашут дубовым ралом — длинная дубина с большим суком. Катаются на телегах, хотя вокруг болота и с дорогами тут... нету.

В городе работают кузницы, железо добывают крестьяне из местных болотных руд. Есть столяры и резчики по дереву. Живёт ювелир, хотя такого размаха как в Волковыске, где община златокузнецов стала "градообразующим предприятием", нет.

Много оружных. Но не всяких: копья, мечи, булавы. А вот стрелков мало: железные и костяные наконечники стрел — в небольшом количестве.

Обилие шпор, стремян, подков, скребниц, удил — конями пользуются широко.

В РИ, после описанных Кадлубеком похождений Романа Подкидыша, когда мама Агнешка объявила его "не сыном", Берестье захватят поляки, Казик построит деревянный замок, караван-сарай для торговых караванов и таможенный пост. Потом город снова вернётся в Русь.

В январе 1241 г. вблизи города произойдёт битва Берестяного полка с Батыем. Защитники города и многие жители перебиты, тела убитых лежали неупокоенными 4 месяца, пока весной не вернулись Романовичи:

"Данилови же со братом пришедшоу ко Берестью. И не возмогаста ити в поле, смрада ради и множьства избиенных".

Дышать в поле нечем. От множества убитых людей русских. А так-то "да" — не было ни "ига", ни "нашествия".

В 1319 г. Гедимин присоединил Берестейскую землю к ВКЛ. 1320 — владимир-волынский Андрей I возвращает обратно. 1321 — Гедимин на р. Ирпень разбивает русское войско, убивает последнего князя из рода Романовичей Андрея I, берёт Владимир, Луцк, зимует в Берестье и окончательно присоединяет его к ВКЛ.

В 1379 г. Берестье сожгли тевтонские рыцари.

Потом... много чего похожего. Город уничтожают — он восстанавливается. Феникса ему бы на герб, как Смоленску. Место такое. И богатое, и важное. И опасное. Так и будет повторятся регулярно и многократно.

Как тонко подметил пан Лец: "Любовь к родине не знает чужих границ".

Здесь пока ничьих границ нет. Польша вёрст сорок на запад или сто на северо-запад. Граница определяется не столбами с гербами, а налогами: кому конкретная весь платит. Основная масса населения — в речных долинах, поэтому границы часто идут по водоразделам. По "пустому месту". Или — поперёк реки.

В сотне вёрст ниже по Бугу — Дрогичин. "Свинцовая столица Восточной Европы". Полтора века восторга и стыда русской и польской историографий.

Об этом позже.

* * *

Лет пятнадцать тому в Берестье сидел князем Владимир Андреевич (Добренький) — сын Андрея Доброго, про которого я уже. В прошлом году там должен был (в РИ) умереть подростком Владимир Мстиславич, сын Жиздора. В АИ он умер у меня во Всеволжске.

Нынче — князь Феодор Владимирович. Хотя все зовут его просто Федя.

И не говорите, что среди русских князей в эту эпоху федей нет. Нормальное христианское имя, встречается у рюриковичей наряду с пантелеймонами, василиями и борисами. Но этого "федю" именно Федей и кличут. Побочный эффект "признания ублюдков": у бастардов нет "княжеских" имён со "-слав". А простолюдскими вроде Пакобуд, Пакомил или вообще Пальчек им западло прозываться. Да и Боголюбский от разных Лихарь, Лихач, Лихо... морщится и нос воротит.

— Лихач, ты князь или где?! Коли князь так и зовись по-княжески. Как я сам, по святому своему.

Федя — князь ставленный. Боголюбский велел — Федя поехал. Единокровный брат моему хорошему знакомому Живчику (Юрию Владимировичу) Муромско-Рязанскому.

26 лет, зрелый мужчина совсем не княжеского вида. Широколицый, курносый, круглоголовый. Круглая борода лопатой. Для солидности. На юном лице. Маленькие глаза. Постоянно смеющиеся. В меру широкоплеч, чуток дороден. В смысле: брюшко через кушак выпирает. Ходит вперевалочку, размахивая руками, постоянно шмурыжит носом, почёсывается, стрижен под горшок. Ни дорогой одежды, ни украшений не носит, как и пояс княжеский с мечом. Одежонка... целая, простецкая. Нормальный рязанский мужичок. В корзне.

Судьба его так повернулась. Точнее, мы с Боголюбским её повернули.

Матушка Феди была поповной, приглянулась как-то князю и стала княжеской полюбовницей. Недолго: родила и померла. Князь-отец бегал туда-сюда, Рязань потерял, едва сумел свою голову да законного сына сберечь. Не до "плодов любви" было. Родители матери приблуду знать не захотели. Федя так бы и помер в общем ряду ничейных детей. Но у младенца сыскался дед, священник в одном из рязанских городков. Он и забрал "нагулянного" внучатого племянника.

Дед был как закон Ома: суров, но справедлив. Книжную науку вбивал беспощадно. И "связи с жизнью" не терял. На вопль внука:

— Дедя! Меня мальчишки на улице побили!

Отвечал просто:

— Возьми дубьё по руке. Только не убей.

Федя был уверен, что когда вырастет, станет, как дед, священником.

"Наш Федя с детства был настроен поднять всё благочестие на щит".

Но дед умер.

Парень в четырнадцать лет оказался бездомным сиротой.

С дома его... попросили. Я уже объяснял: у попа жильё ведомственное. Помер поп — семья должна дом освободить.

Реально ещё хуже: "попадья померла — поп игумен, поп помер — попадья по гумнам".

По смерти жены поп не может жениться повторно — "браки свершаются на небесах". Вдовец, холостой, разведённый — не имеет права служить службы. Только постриженный, иеромонах. Стань послушником, прими постриг, отсиди в монастыре положенное, докажи братии своё смирение и благочестие, тогда, ежели будет на то воля благочинного, тебя кудысь-то поставят на приход.

А дети это время что есть будут?

С попадьёй ещё проще — "по гумнам". А как ещё женщина может в селе заработать на хлеб?

Дед был рясофорным иноком, с роднёй не знался. И куда идти? — Пошёл в приказчики к местному боярину. Тот годик посмотрел и пользу свою понял: парень молодой, грамотный, разворотливый, не злой. Надо брать.

Дальше — классика. Пили-ели-веселились. Как проснулись — прослезились. Проснулся он не один, а в обнимку с бабёнкой. Пожилой, по здешним меркам — лет на десять старше. Которая потащила к боярину.

Боярин судил просто:

— Она — роба моя. Говорит — ссильничал. Слово против слова. За пошибание — шесть гривен. Или плати, или под венец.

"В робу — холоп". Не самопродажа, а бракосочетание. Но суть одна — ошейник.

Денег нет, идти некуда. Да и чего ради? — Всяк отрок, в возраст войдя, обзаводится семейством. Это ж все знают! А боярин, вроде, не злобный сильно, на усадьбе не теснят, в тиуны поставить обещался. Обвенчались.

Федю посылали и по делам торговым, и в вотчину за смердами присматривать. Да он и рад с дома сбежать: с женой не заладилось, ссоры. Но детишек рожала. Федя крутился, приумножал достояние боярское, сам матерел. Нужды особой не знал.

Тем временем начал подниматься Всеволжск.

Сперва Федю это не грело: мало ли какие городки где ставятся? Поживут, похвастают да и скиснут. Даже когда мы "снесли" Калауза с семьёй, когда Рязань и Муром снова объединились, для молодого холопа со двора провинциального боярина — только на досуге языком почесать.

Однако приток новых товаров из Всеволжска, а более — наша готовность покупать хлеб, хоть и дёшево, но всегда, затрагивали уже предметно. С его подачи боярин придавил смердов, те увеличили сдачу зерна. Назад шли и разные прикрасы, и топоры с ножами. Боярин радовался да шустрого раба нахваливал.

Кроме вещей, из Всеволжска шли новые слова и мысли. Федя с всеволжскими приказчиками общался, в вотчине пересказывал.

"С Всеволжска выдачи нет".

Боярин смердов давил-давил, да и пережал. Как-то осенью усадьба боярская полыхнула. Пяток дворовых холопов запалили терем, зарезали боярина с семейством, выгребли скотницу и сбежали. Довидчики показали, что главарь сих татей незадолго до бунта вёл с Федей беседы. В которых тот расписывал всеволжское житьё-бытьё.

Федя вернулся домой через неделю, а дома нет. Его повязали и к тысяцкому на двор в яму. Инкриминировали подрывную пропаганду. Но одумались. Вместо "забить кнутом" — дали плетей. В боярском роде на место прежнего, зарезанного, стал следующий боярин. А Федю загнали в огнищане.

Огнище — новина, место, где лес свели, выжгли. Огнищанин — человек который это делает. Целинник по простому. Работа тяжкая, житьё худое да бедное.

Тут ещё и жена грызёт во всяк день. Дети в пожаре погибли, сундук с её платьями тоже сгорел. И вообще: то она была из первого десятка слуги баба, а то — "чёрная крестьянка".

Федя однако в грусть-тоску не впал, деда вспомнил, поучения его разные. Начал потихоньку подниматься-обустраиваться. Весь кое-какая образовалась. Соседи, по его разумности, книжности да добронравию — к нему с уважением. Баба, правда, рожать перестала. Не то с испуга на пожаре, не то от злобности. Ну и ладно: детей даёт бог. Коровка хорошо отелилась, лён не худо вымахал...

Тут новости: холопам на "Святой Руси" — воля. Соседи говорят:

— Нам-т, Федя, без различия, мы и так вольные. А у тя ярмо с титлом — ошейник боярский. Сымай да с боярином ряд ряди. И будет тебе обычное твоё имение — твоё. А не господское даденное.

— Та на чё? Конь боярский? Так я на нём пашу. Боярин на нём в жисть не поедет. Избёнка моя? Так боярин в таки хоромы и за злато-серебро жить не пойдёт.

Однако ж боярин Федю к себе вызвал, прикрасами разными, с Киева привезёнными, похвастал, ошейник снял да ряд составил. И скотинка, и земля, и избушка — всё Феде отдаётся. Не даром, конечно, в долг. Но — по-божески. Оброк, правда, на четверть поднялся. Не забота: землица есть, корчуй да паши. Были бы руки да в голове чуток. А бабе Фединой боярин платок подарил. В одном месте только уголёк дырку прожёг. Самого свиткой малоношенной почествовал. Ворот, правда, кровью застарелой замазан. Так отстирать можно.

Вернулся Федя с подарками, похвастал, покрасовался перед соседями. Да и сболтнул, про между прочим, чисто что на язык попало из новостей городских:

— Приблуд всяких, в ком хоть капля княжеской крови есть, в Боголюбово зовут, в князья величают.

Принял бражки вволюшку да спать завалился.

Это была его последняя спокойная ночь. Потому как поутру женка выдала в духе гения нашей словесности А.С.Пушкина:

"Старуха сидит под окошком,

На чём свет стоит мужа ругает:

"Дурачина ты, прямой простофиля!

Выпросил, простофиля, избу!

Не хочу быть чёрной крестьянкой,

Хочу быть русской княгиней".

Федя очень смешно разыгрывал в лицах этот переломный в его жизни момент. Как он, опухший, помятый и не проспатый, пытается обойти жену, загораживающую дверь, чтобы... ну на двор. А она, уперев руки в боки, его не выпускает, вопит матерно: "Ты! Выкидыш рюриков! Езжай! К Боголюбскому! Немедля!".

— Уж не знаю что ей давило, а меня так припёрло — хоть с чем бы согласился. Мы ж вечером ещё и пива жбан уговорили.

Конечно, исполнив нужду, Федя сказал, что это всё глупость и он никуда не пойдёт. Ему и тут не плохо. Но...

"Пуще прежнего старуха вздурилась,

Не дает старику мне покою".

Как ни отбивался Федя, но... когда каждый день плешь проедают и мозги выносят... Как встал зимний путь — поехал в Рязань. Нашлись там, в окружении Живчика, старики, кто помнили его мать и её историю, нашлась в церкви и книга с записью его рождения. Потратившись на копии, Федя отправился в Боголюбово. Его бы там сразу развернули: уж больно не похожа эта крестьянская морда на благородного князя. Но в Рязани один давний знакомец из всеволжских приказчиков дал письмо к своему знакомому, к Басконе. Который привёл Федю к Лазарю. А тот — случай подвернулся — представил Боголюбскому.

Что у нашего Государя в голове... "аллах акбар". Хотя, думаю, с учётом православнутости, даже и аллах...

Короче:

— Зачислить!

— В... в князья?!

— Дурень. В неуки.

Точнее: в училище для княжичей.

Глава 733

Боголюбский, как я уже повторял неоднократно, не царедворец, а строевой командир. Будучи человеком культурным, грамотным и, где-то даже, гуманистическим, на первое место ставит, однако, закон и порядок. Строит не только города да церкви, но и всех окружающих.

Ублюдки... они ж разные. В смысле степени достоверности своей ублюдочности.

Один прискакивает на добром коне, с толпой слуг:

— Я — сын князя такого-то. Вот от батюшки грамотка с печатью.

— Молодец. Заходи в училище.

Другой с похмелья трясётся, сам рваный, драный, вшивый.

— Я — княжич! От семени Рюрика!

— Как докажешь?

— А чё? По морде не видать?

"Вот мои усы, лапы, хвост!".

— Ну, заходи. В училище.

Раскассировать такой народишко — не просто. Их же проверить надо. А это дело не скорое. Выпускать "кандидатов" к людям нельзя — баламутов много. Самозванцев — просто пруд пруди. И тати беглые есть. Получается "ниппель": пришёл-попросился — назад ходу нет. Или будешь князь, или... в грязь. В смысле: в каторгу. За злонамеренное введение в заблуждение властей добрых и народа православного.

"Как здорово, что все вы здесь сегодня собрались".

"Здорово" — не всем. Настоящим ублюдкам — хорошо, самозванцам — нет.

Боголюбскому пришлось строить полноразмерный фильтрационный лагерь. Я своих мастеров посылал. Принцип тот же: пока суть да дело — копай. Или валяй. Или таскай. Хоть себе на еду заработаешь. И свойства свои личные проявишь. А ежели ты дерьмо стоячее, то... "Ваши доказательства вызывают глубокие сомнения".

Феде повезло: у него и бумаги хоть какие, и привёл его Лазарь. В самое днище не попал. Но рассказы его... были познавательны. Я-то вижу "чистую половину" со стороны Хомячка. А тут "князья из народа".

Я бы сказал "от сохи", но правильнее: "с паперти".

Работящий мужик. Книжную премудрость разумеет. Вот воинское искусство... не боец. В смысле: ежели стукнет и попадёт — зашибёт. Но всякие финты или, там, вольты... не его.

К весне ближе приехала с обозом благоверная. Давай грызть поедом:

— Дурень! Почему ещё не в корзне?!

Федя — в казарме, жена — на воле. Его кормят, ей... самой как-то. Каждое светлое воскресенье у ворот встречает и ругает, срамит принародно. Он бы и вовсе со двора не выходил, да в церковь строем водят.

Как-то поплакался Басконе. А кому? — других-то знакомцев нет. Тот на смех поднял:

— Ты князь или что? Законы разумеешь или где? "Устав Церковный" учил или чем?

— Ну. Читал.

— Про развод видел?

— Ну. Видел. Тама шесть вин дабы разлучити мужа с женой. Дык... Ну ни одной же не подходит! Да и жалко. Баба-т... ну... столько лет прожито.

— Ты, братец, и вовсе... нюх потерял. Ты прикинь: такая-то язва да во княгинях. В твоей, прости господи, госпоже. Пожизненно! Тебе ж самому на всю жизнь позор. Стыдобища и уё... ущербище. Разводись.

— Дык... а как?

— Тю. Вспомни: "А се 4-я вина, аще без мужня слова иметь с чюжими людьми ходити, или пити, или ясти, или опроче мужа своего спати, потом обьявиться, разлучити их".

— И чё?

— Федя, ты тупой? Заповедай при свидетелях ей с чюжими людьми... всякое чего делать.

— А... ну... и как?

— Что "как"? Тут иных, окромя "чюжих" — нету. Она что, в погребе сидеть будет?

И осознал Федя великую силу юриспруденции. И... — юриспруданул.

"Законная" стала незаконной, не совсем княгиня превратилась в совсем не княгиню, и была, за непристойное поведение и лай матерный в церкви при разводе, бита батогами и отправлена на семь лет в работный дом. Епитимья ей такая досталась. За злословие.

Федя о "бывшей" погрустил. Не сильно: ему как раз пришла пора учиться на коне через заборы прыгать. А он всяк раз падал. Тут и о себе любимом в голос порыдать впору.

Боголюбский как-то хитро смешивает. Княжичей законных, княжичей незаконных, но на княжьем дворе выросших. И княжичей саморощенных. Вроде Феди. Проверив его пару раз на мелких делах, Андрей уловил: дружину в бой не поведёт, но с городком управится.

— А езжай-ка ты, брат-князь Федя, в Берестье наместником. Вот тебе товарищи добрые, сапоги целые да грамотка государева. А чего делать — слуги мои скажут.

Дело было прошлой весной. Добирался сюда Федя... тяжко. Из тридцати душ, что с ним вышли из Боголюбова, до Бреста дошли одиннадцать. Кабы хоть кто из местных сказал всерьёз "нет" — их бы тут всех и положили. Или пинками прогнали. Но прежних, волынских бояр, в городе уже не было. А местные, прослышав про силу Боголюбского одной зимой в Киеве, другой зимой в Новгороде... лезть в драку не хотели. А Федя их и не злил.

Привычный к бедноватому крестьянскому быту, сильно восхищался княжеским теремом, жил просто, "хамона нет" не кричал, ходил пешком, поскольку к седлу так и не привык. Но закон знал и требовал его исполнения. При всей своей доброжелательности и демократичности "наезды" не прощал, а ухитрялся взыскивать. Больно.

Его считали простаком, подсмеивались, пытались надурить.

Надурить Федю? — Можно. Один раз.

В Берестье, как и во всех русских городах есть вече. Вечевики попытались Федю... нагнуть.

* * *

Вече в Берестье проявится (в РИ) в послемонгольское время.

По смерти Владимира Васильковича (внук Романа Подкидыша, 1289), его брат Мстислав, став князем Владимира-Волынского, узнал, что еще при болезни Владимира, берестьяне "учинили бяхуть коромолу": снеслись с князем Юрием Львовичем, прося его по смерти его "стрыя" сесть на княжение в их городе. По настоянию Мстислава, Юрий оставил Берестье. Соблазнился он этим городом "по усъвету безумных своих бояр молодых и коромольниковъ берестьянъ". Проступок берестян не остался безнаказанным, Мстислав наложил контрибуцию:

"Се азъ, князь Мьстиславъ, сынъ королевъ, вноукъ Романовъ, уставляю ловчее на Берестьяны и в векы за ихъ коромолоу со ста по две лоукны медоу а по две овцы, а по пятидцать

десяткъвъ лноу, а по стоу хлеба, а по пяти цебровъ овса, а по пяти цебровъ ржи, а по 20 коуръ, а по толкоу со всякого ста, а на горожанахъ 4 гривны коунъ, а хто мое слово порушить, а станеть со мною передъ Богомъ. А вопсалъ есмь в летописець коромолу ихъ".

* * *

Собрали народ на площади. Выскочили на паперть "ломы" (лидеры общественного мнения) и блажат:

— Государем велено подать вдвое меньше брать! Православные! Не будем платить!

Всегда актуально. Народ волнуется и ропщет.

— Власть православных ограбляет! Доколе! Воры-кропивцы-мироеды! Гнать наместника в три шеи!

"Коромольники берестьяные" вопят и возбуждают. Нет, не то, что вы подумали, а народ русский. Но он тоже... встаёт. В смысле: на борьбу. И, что характерно, "ломы" носителям иной точки зрения пути на крыльцо церковное, откуда и голосят, не дают.

Князь роженый, может, и растерялся бы. А Федя углядел на площади телегу, залез на неё безо всякого чванства, шапку снял, кланяется на все четыре стороны. Выражает полное почтение ко всему, стал быть, берестяному площадному обчеству. Которое, естественно, разворачивается. Как та избушка бабы-яги: к Феде передом, к "коромольникам" задом.

— Что вдвое — эт точно. Как Государь сказал — так и должно. Сиё — подворная подать. Подать со двора — вдвое меньше.

— Вот! А твои ярыжки велят платить по старине! Народу православному угнетение! Воровство противу Государя!

— Да погодь ты, погодь. Двор должен быть добрым, как Государем установлено. А это значит... (разворачивает Федя таблицу СНиПов и читает). От дома до забора — не менее 5 аршин, до отхожего места — 8, между жилыми избами — 25. Чтоб не погорели, господи помилуй, в один раз.

И смотрит на людей. Сразу нельзя дальше — дойти должно.

— А у вас, добрые жители славного Берестья, промеж строений и одного аршина нету. И чего делать будем?

* * *

"Древнейшая застройка детинца, как обычно, была наименее интенсивной. Однако уже через столетие она возросла вдвое. В XIII в. большая загрязненность улиц потребовала прокладки первых бревенчатых мостовых, которые, между прочим, прошли по остаткам более ранних жилых и хозяйственных построек. В городе появилась "рука", наметившая первую, сравнительно строгую планировку. Начало действий этой "руки" — перв.четв. XIII в.

Исключительные условия, в которых находилось городище, объясняет особую плотность застройки детинца. Регулировка застройки осуществлялась системой улиц, межуличное пространство застраивалось в 3 ряда. Все постройки небольшие, однокамерные, срубленные в обло.

При столь высокой плотности застройки не могла сложиться усадебная система застройки с приусадебным участком и комплексом хозяйственных построек при одном жилище и за одной оградой. Большинство построек имело жилое назначение. Средняя высота дверей — 108-112 см. Две самых высоких двери (слой XIII в.) — 127 и 141 см)".

Как "могучие русы" в это дверки лазали? — Как-как... на четвереньках. Боком в полуприседе: ширина дверей — 0.5 м.

Федя оказался в роли той "берестейской руки". На полвека раньше и с более жёсткими нормами.

* * *

Федя пересказывал мне эту историю посмеиваясь. Но на том вече его чуть не зашибли. К счастью, местные сцепились между собой. После трёх дней "торжества демократии", набив друг другу морды, вечевики прислали к князю Феде депутацию. Которая долго слушала его старательные причитания по поводу синяка под глазом. И решила:

а) платить как было, а то хуже будет;

б) дать Феде денег. Чтобы он выбрал место для "дворов добрых" тех горожан, которых отселить придётся.

Федя от такой чести отнекивался, плакался на обиды, заботы и негоразды. Но вспомнил "Рублёвую слободку" им. Баскони под Боголюбовом и согласился просить оттуда мастеров-хитрецов, в смысле: градостроителей. За отдельные, конечно, деньги.

Об чём и ударили по рукам, фиксируя договор князя Феди и берестяного общества.

После чего Феде пришлось "бить по рукам" уже своих, которые решили: раз князь вече "нагнул", то и слугам князя всё можно.

Надо понимать, что в свитах таких князей-назначенцев немало людей... непроверенных.

Пожалуй, надо дать картинку. Для тех идеалистов, которые полагают, что "хомнутый сапиенсом" — человек разумный.

Я пытаюсь происходящее описывать как-то... в рациональных терминах. Типа "классовые интересы", "стремление к обогащению"... Такое — существенное упрощение. В реальности — все хотят. Но очень мало кто способен сформулировать чего он хочет.

* * *

"Знать свои подлинные желания гораздо труднее, чем кажется большинству из нас; это одна из труднейших проблем человеческого бытия. Мы отчаянно стараемся уйти от этой проблемы, принимая стандартные цели за свои собственные".

Фромм? — Вы даже не представляет насколько правы.

* * *

Является к Боголюбскому очередной вятший. Присягает. И сразу начинает канючить:

— Дай, княже, дай.

Боголюбский, в те редкие моменты, когда он не "Бешеный" и не "Китай", спокойно спрашивает:

— Чего дать-то?

— Дык... ну... землицы б...

У Андрея "фазовый переход" очень короткий. Он свирепеет, но пока сдерживается:

— Иди во Всеволжск. Получишь по десятине на душу.

Про мои порядки на "Святой Руси" такие страсти сказывают... Брижка-стрижка, клизма-грамота... Сразу в святомученики.

Боярин пугается и пытается детализировать свою хотелку:

— Не-не-не! Мне б... вотчинки... чуток.

Боголюбский светлеет: дурень, а пользу свою, хоть и не сразу, понимает.

— Иди к Ропаку. Он даст. Ежели у него пару лет отслужишь.

— Не-не-не! Тама холодно! Тама боязно! Не! Мне б тута б гдесь бы...

Тут у нашего "благоверного" шибает пар с ноздрей и он вопит:

— К Мачечичу! На Волынь! Пущай он тебя там испоместит! Пшёл!

Про личные особенности Мачечича — я уже... Иметь такого в начальниках... не дай бог.

На Волыни, сходно с Новгородчиной, идёт передел вотчин. Получаемый конфискат Мачечич либо забирает себе, ибо жаден, как оголодавший удав, либо раздаёт пришлым, как обожравшийся лев объедки гиенам.

Основной принцип — дробление. Вотчина какого-нибудь боярина, героически поддерживавшего покойного ныне Жиздора, конфискуется и делится между 5-7 "новыми боярами". А сам герой, вместе с чадами и домочадцами, бежит либо на запад, к ляхам или мадьярам, либо на восток, в Саксин к Подкидышу. Либо, если настолько глуп и злобен, что попался, едет ко мне, категория — "переселенец принужденный враждебный". Отчего и копает арыки по тайге.

Понятно, что не все русские бояре обладают одинаковым уровнем идиотизма. Есть и внятные, конкретные "мужи добрые".

— Государь! Повели мне быть твоим наместником в Ершичах.

— А... а эт где? А ты — кто? А законы знаешь?

Проверив, по мере возможности, кандидата и сообщённые им сведения, Государь, в той или иной форме и мере, исполняет желание соискателя. Пусть не в "Ершичах" и не наместником, но место человек получает.

Мои рассуждения в Киеве об организации развитой бюрократии для управления государством, Андрей высмеивал. Но столкнувшись с общерусским потоком дел, обнаружил, что прежняя структура — "княжий двор" — не справляется. Коряво, злобно огрызаясь, допуская ошибки, набивая шишки, он постепенно приходит к аналогу моей "системы приказов".

Она, конечно — не моя, а старомосковская. От Ивана III до Петра I.

Нарвавшись пару раз на прямой обман, Андрей начал вводить мои нормативы. И впрямую запрашивать инфу у моих "знатоков". У Драгуна собралась немалая коллекция "досье" (как правильно во множественном числе — "досьёв"? "досьей"?) на заметных людей и города.

"Власть информации". Знание позволяет воздействовать на принимаемые решения. Мне. Не наглея, конечно, но отсекая крайности. Про "особ.отдел" в полках я уже? Мда... чисто вспомнилось.

Вот примерно так сформированные команды — князь свежесделанный, пяток бояр, жалования ищущих, да десяток-другой слуг — рассылаются по "Святой Руси" по городкам. "Государевы слуги". В большие города — и народу побольше, и состав покрепче. В малые... соответственно.

И не то, чтобы эти люди — ума палата или кристальная честность всеми гранями светит. Но у них есть три важных свойства:

— присягу приняли;

— из разных мест, отовсюду;

— имеют инструкцию.

Дальше кто во что горазд. Лишь бы совсем дурости да злобности не делал.

* * *

Как известно всему совейскому народу с тех ещё времён:

"Ленин показал, как можно управлять Россией. Сталин показал, как нужно управлять. Хрущев показал, что всякий дурак может управлять. Брежнев показал, что можно и вовсе не управлять".

Начинаем с конца и движемся к началу. Интересно: а кто у нас будет на следующем шаге?

* * *

В инструкции, кроме разного, новые общегосударственные законы. Которые вводятся в практику. Повсеместно. Включая приграничные территории, вроде Берестья.

Тоталитаризм! Единые правила для всех! Угнетение народа руського (здесь — берестейского)! Подавление свободы! Сатрапы! Тираны!

Например: отмена рабства.

1 марта 1169 г. я отрубил голову Великому Князю Киевскому Мстиславу Изяславичу (Жиздору). Вот точка бифуркации. Не потому, что жизнь вмиг изменилась, а потому что появилось "окно возможностей". Не событие, изменившее историю, а событие, устранившее препятствие, моим современникам незаметное, для возможных изменений.

Жиздор умер. Всего-то на два года раньше, чем в РИ.

Но появилась "щель". Куда мы и полезли.

Нет, это не то, что вы подумали. Хотя некоторым ваша ассоциация пришлась бы по душе.

Сменили Великого Князя и Митрополита, побили немножко противников и раскололи союзников. Чтобы они противниками не сразу стали.

Не ново — подобное случалось сотни раз в русской истории. Но в этот раз "в игре" — Ванька-лысый, прогрессоидное попандопуло.

Волынские князья, после смерти их главы Жиздора, сдались. Самый опасный из них — Роман Подкидыш — после шантажа "тайной происхождения" и беседы "с любовью в особо циничной форме", впрягся в мою упряжку — отправился в Саксин резать тамошнего сдуревшего хана и пробивать дорогу моим товарам на рынки Халифата.

Конечно, "собака бешеная", увидит возможность — укусит. Так не давай! Возникнуть иллюзиям. То плеть покажи, то за ошейник дёрни. А то мясца кусочек подкинь. И не таких зверушек дрессируют.

Другая опасная ветвь рюриковичей раскололась "исполнением желаний": смоленские княжичи получили уделы. Ручки у них оказались заняты обустройством их собственных владений. Сходный метод применил и к братья Боголюбского — Михалко и Всеволоду (Большое Гнездо).

Среди суеты дележа "шкуры убитого медведя, трёх" (Киевщины, Волыни и Новгорода) удалось пропихнуть несколько важных вещей: богопомазанность и отделение Государя от княжеского сословия, изменение самого сословия ("признание ублюдков" — расширение конкубината византийских "Василик"), отмена работорговли, ликвидация внутренних пошлин, изменение налоговой системы, отмена боярских ополчений, создание общенациональной армии, изменение порядка наследования землевладений, семисословная система, новые епархии...

Короче: страна начала меняться. Тяжко, коряво, со скрипом. Но процесс пошёл. С минимально возможными, на мой взгляд, потерями и разрушениями.

Инструмента для обеспечения быстрого, полного и единообразного перехода в новую формацию — нет. Поэтому процесс идёт самотёком. Новшество, которое в конкретном месте соответствует желаниям "авторитетной" части населения — исполняется. Остальное... замыливается.

Особенность: крестьянство (95% населения) политической силой не является. Их можно поднять на какое-то разовое мероприятие. Типа "Крестного хода". Три дня — максимум. Они же за еду работают. За свою выращенную. Нет работы — нет еды. Какая тут политика? — Только голодные бунты.

Законы — объявили, бюрократию для их практического применения — создаём. Хреновастенькую, конечно, но другой нет.

Пошли следствия.

Например, отмена рабства на "Святой Руси" — конфликт с "Милой Польшей".

Точнее: со всеми "соседями и партнёрами". Поскольку они все — феодально-рабовладельческие. Но Польша — единственное государство, с которым у нас нынче протяжённая сухопутная граница.

Единственное место, где тамошний раб, глянув на поднимающееся солнышко, может сказать себе:

— А пойду-ка я ему навстречь. Тот-топ, шаг за шагом, по своей земле, через речку невеликую и... и воля вольная!

"Воздух Руси делает человека свободным".

Бздынь.

Как это по-польски? Bzdyn? — На русский слух...

Народ уловил. И побежал. Тонким ручейком, но непрерывно.

Очередной пан кидается вдогонку за беглым.

— Вот он! Мой беглый хлоп Петрусь! Я его прямо на улице поймал!

А князь Федя, наместник Берестья, косясь на своих подчинённых из "детей боярских" разных мест происхождения, вежливо отвечает:

— Земля — Русская. Закон — русский. Холопей — нет.

А когда соискатель своих рабов начинает возмущаться и буруздеть, предупреждает:

— Ещё чего скажешь — посчитаю противу Государя нашего хулителем и вором. Тогда — плетей. У нас — Русь, нам шляхтичу кнутов ввалить — не забота. Перед Богом и Государем все равны.

И, почёсывая спину, вспоминает, как ему самому ввалили плетей на Рязанщине. Воспоминания есть, яркие. Хочется поделиться.

Тут ему на ухо подсказывают, Федя вздрагивает и из "обороны" переходит в "атаку":

— Ой, чуть не запамятовал. А чегой-то ты тута ходишь? Тебе клизьму делали? Непорядок. Помыть, побрить, ввалить.

Пан, ясное дело, начинает кричать и махать. Чем имеет. Его нагибают, обдирают и объясняют:

— За незаконный переход границы — два года. Оказание сопротивления при исполнении. Плюс два. Оружно. Ещё два. В кандалы. Выслать. К Зверю Лютому.

Понятно, что к западу за речкой сразу начинаются визги и вопли:

— Пана Заеблонского забрали! Захомутали, заворовали, замучили! Пойдём! Освободим!

Но на место родственной, по духу и по крови, элиты по обе стороны границы с этой стороны пришли новые люди. Которые как брюхо — "вчерашнего добра не помнят". Поскольку "вчера" их тут не было.

— Свои люди, сочтёмся!

— Не-а. Мы не "свои". Мы государевы.

Гарнизоны, и вообще служилые, изменяются. Не приумножаются, даже наоборот. Но в командирах — новые люди. "Карьеристы". Которые знают, что мир этим городком не кончается. Что у них есть шанс "влезть повыше". Обогнав равных в возрасте и родовитости. И они "роют землю".

По простому, "толпой слуг" пана Заеблонского с кичи не вынуть. А магнаты... помалкивают. Потому что за спиной у пограничных городков, у княжества Берестейского, уже не только Волынское княжество, а "Святая Русь". С формируемыми Искандером полками. И куда те пойдут, когда Волынь полностью "реструктуризуют"...

Прошло всего два года с момента подавления Болеславом Кудрявым мятежа братьев. Братья-то помирились, а вот у шляхты, у народа полученные "взаимные обиды" ещё не заросли. Устраивать оружную свару помимо воли короля... Снова под "гнев державный"? Из-за Заеблонского?!

Русь и Польша весьма во многом схожи, но климат там лучше, почвы плодороднее. Да и ближе к мировым центрам культуры и прогресса. А там общий тренд нынче — закрепощение. Я про это — уже. И вот, развиваясь в направлении передовых сообществ текущей эпохи, догоняя наиболее яркие образцы и приближаясь к сияющим вершинам, ляхи превращают всё большую часть своего народа в быдло. Так прямо и называют.

Если на "Святой Руси" несвободных жителей разных видов (холопы, закупы...) нет и 5%, и это, преимущественно, челядь, обслуга аристократов, то в "Милой Польше" — 15%. Эти люди реально заняты в производстве. В главном производстве нынешних обществ — в производстве еды.

До А.Старовольского (18 в.) ещё не доросли:

"В Речи Посполитой нет ничего, кроме дикого рабства, отдавшего жизнь человека в полную власть его пана. Любой азиатский деспот не замучит за свою жизнь столько людей, сколько замучат за один год в свободной Речи Посполитой".

Но — "правильным путём идёте, товарищи".

А мы... по своей дремучести и неразвитости... не догоняем, отстаём. В части: "сколько замучат".

Другая, постепенно "разгорающаяся" тема — "железный занавес".

Это ещё ряд эпизодов, в которых Федю пытались обойти, а он "ваньку изображал". Нет, не меня, ежели кто не понял.

Вскоре по приезду князь Федя собрал народ и прочёл соответствующий параграф из инструкции. Слов "параграф", "инструкция" здесь не знают, но впечатление произвело.

— Ап-ап... А как же? Ну... торг вести.

— А так. Вон, забором огорожено, "Зона Свободной Торговли". Ихние купцы могут туда приходить вольно. Заплатив мыто. А наши — которым я, князь-наместник, волей государя поставленный, дам разрешение.

— Милостивиц! Благодетель! Дай! Разреши! Я ж отблагодарю! Серебром осыплю!

— Взять. Выпороть. Конфисковать. Сослать. И семейство. К "Зверю Лютому".

— За что?!

— За попытку дачи взятки должностному лицу при исполнении.

Федя, может быть, мзду принял бы. Он вовсе не идеалист, чтобы "за государев грошик удавиться". Очень реальный мужик. Были времена — и сам "посулы" носил, и его подмазывали. Но вокруг стоят эти... чужие-назначенные. И кто из них стукнет... А дать всем и каждому... у купчишки мошна лопнет. Но главное: "псевдо-князь" знает, что ему "в затылок" в Боголюбово ещё десятки молодых-рьяных "ублюдочных рюриковичей" растут, ждут не дождутся как бы на его место влезть.

Как хорошо было прежде! Удельный получил удел и правит себе. Пока отец или старший брат на следующее место не передвинет. А нынче? Всякую помилку в строку. Чуть где чего — езжай в Боголюбово. А там... могут и ярыжкой в Мухосранск сунуть. И чего тогда? Князь служит всю жизнь. Покуда ноги таскает.

Городок маленький, все всё про всех знают. С одного раза поняли: князю "барашка в бумажке" — ай-яй-яй.

Было два случая. Одни успешный. В смысле: городовой боярин для кое-какого послабления от местного ювелира цацку принял. Городового нового поставили, а Берестье ныне без ювелира живёт.

Федя, почесав спину, вспомнив как оно прежде было, как его плетями ни за что драли на посадниковом дворе, очень не хочет в "прежде" и внимательно читает "инструкцию".

Собирает местных мужей добрых и спрашивает у народа:

— А вот кто в купцы с иноземцами торг вести годен?

Народ в Берестье — наш. В смысле: русский. В смысле: несёт пургу, лапшу и ахинею, стараясь продвинуть своих родственников-свойственников. И утопить конкурентов. Такой компромат всплывает...!

Оценив предложенных кандидатов, проверив очевидное (слепой, глухой, арифметики не знает, гири фальшивые...) наместник назначает трёх-четырёх торговать с иноземцами. Всё.

Ничего нового. "Свободного рынка" в средневековье нет. "Вот двор. Вот купцы наши. Торг вести только с ними и только здесь". Я про это уже...

* * *

Тут, само собой, коллеги начинаю рассуждать про контрабандистов. Напомню: на "Святой Руси" нет пограничной стражи с контрольно-следовой полосой.

Забудьте! Шпиона — одного — по полям, по лесам заслать? — Можно. Да и то...

Факеншит! В который уж раз!

Что вы чувствуете, увидев на дороге незнакомого человека? — Ничего.

Абориген, для которого 5-10 вёрст — "чужая сторона", реагирует эмоциональнее. Он видит чужака. Который вызывает жгучий интерес. Развивающийся в двух направлениях.

Чужой — опасность. Или — прибыль. Если он слаб — его можно... ободрать, повязать и продать.

Христианская символика появляется в сельских захоронениях в этой местности к самому концу века. "Кроткая проповедь" — исключительно в городах. Общечеловеческие ценности отсутствуют — есть родо-племенные. Люди — только соплеменники. А все остальные... Зверя и птицу — бьют. На мясо, на шкуру, на перо. Это — норма. Ежегодная, многократная, повсеместная.

Если же чужак силён, то может и сам... А оружие (топор, нож, дубина...) и навык убийства крупного млекопитающего — имеют все.

Коллективная вира в "Русской Правде" за мертвеца, найденного на общинной земле — откуда? Типа, шёл человек, цветочки нюхал, тут раз — аневризма мозга? Лежит, ручкой-ножкой не колышет. Или — пристукнули? Чем-нить колюще-рубяще-режуще-дробящем.

* * *

У нас отменено рабство. Но есть вековые традиции, исконно-посконные. Есть новизны: Федя, как и другие приграничные власти, вводит "вознаграждение за задержание" — полугривну за живую голову, половина — за мёртвую. Напомню: полугривна — цена коровы, кобылы, годового урожая ржи семейного хозяйства. Одного про— или контра— бандиста живьём поймал — год отдыхаешь. Или двух зашиб да на княжий двор приволок.

А уж товар тащить... Торг идёт по путям. Люди платят мыто. И радуются, что живые дошли. Отчего и транспортные наценки... запредельные. Я как-нибудь про "свинцовые торговые пломбы дрогичиского типа" расскажу, чтобы было понятно: какие это счастье — дойти до таможни.

Сами бы местные... может, ничего сильно менять не стали. Пограничная торговля, родственники-свойственники, привычные соседи... Но в пограничье появляются новые люди. После этого соваться в погранзону — только оружной, бронной и конной толпой. Другая статья. Не контрабанда, а набег.

Глава 734

* * *

Боголюбский, основываясь на своём боевом опыте, ввёл аналог "Боярского приговора о станичной и сторожевой службе" Ивана Грозного. Всего-то четыре века упреждения!

Для Грозного проблемой были набеги ногаев и крымских татар.

Тут снова... прикол. Поводом явилось не "неожиданное нападение", а наоборот: "неожиданное ненападение".

Дальняя разведка уверенно докладывала о готовящемся крымском походе. Грозный бросил Ливонскую войну, стянул войска к Оке. А никто из врагов не пришёл. Он так обиделся...! И создал пограничную стражу.

Два основных элемента погранохраны.

Сторожа: постоянная застава, 30-50 вёрст границы, личный состав — до десятка сторожей. Часть из них скрытно стоит дозором в удобном для наблюдения месте, а остальные по двое ездят вдоль границы. Позволяет прикрыть немногими людьми значительный участок границы: если враг незаметно миновал дозор, следы конницы (воинский отряд вне реки — всегда конный) обнаружат разъезды.

Станица: 4-6 всадников, непрерывно ездят вдоль границы, отыскивая следы. За две недели обязательной службы станица проезжает 400-500 вёрст. Маршруты проложены так, чтобы, пересекаясь, охватывать всю границу.

"Боярский приговор..." подробно излагает порядок несения пограничной службы, тактические приёмы охраны границы, правила безопасности самих сторожей и станичников. Заметив противника, сторожа обязаны послать гонца в ближайший пограничный город, а сами продолжать наблюдение, следуя за врагом и стараясь узнать его численность и направление движения, "про то розведав гораздо, самим с вестми с подлинными спешити к тем городом, на которые места воинские люди пойдут".

Особое внимание достоверности: "А не быв на сакме и не сметив людей и не доведовся допрямо, на которые места воинские люди пойдут, станичником и сторожем с ложными вестми не ездити и не дождався на сторожах сторожем собе перемены со сторож не съезжати".

У Грозного каждый участок границы, на котором стояло несколько сторож и станиц, возглавлялся станичным головой. У нас — наместником ближайшего пограничного города. В его распоряжении отряд в 100-130 человек. Составляются подробные "росписи", где именно быть "стоялым сторожам", на сколько вёрст и в какую сторону двигаться "разъездным сторожам", где встречаться с разъездами соседней сторожи.

Дисциплинарные меры: "А которые сторожи, не дождався собе отмены, с сторожи съедут, а в те поры государевым украинам от воинских людей учинитца война, и тем сторожем от государя и великаго князя быти казненым смертью", "стоят небережно и неусторожливо и до урочищ не доезжают, а хотя приходу воинских людей и не будет, и тех станичников и сторожей за то бити кнутьем".

Поддержали инициативу рядовых пограничников, они вольны "ехати... которыми месты пригоже"; действовать, "посмотря по делу и по ходу"; самостоятельно решать, что для них самих и для "государева дела" будет "податнее и прибыльнее".

Наместникам "украинных городов" предписано "смотрити накрепко, чтоб у сторожей лошади были добры и ездили б на сторожи, на которых стеречи, о дву конь, на которых бы лошадех мочно, видев людей, уехати, а на худых лошадех однолично на сторожи не отпущати". Перед отправкой на границу "лошади их и рухлядь ценити по государеву наказу. А на которую станицу или на сторожей розгон будет и лошади их и рухлядь поемлют, и за те лошади и за рухлядь по воеводским отпискам и по ценовным спискам платити денги".

Продолжительность службы на границе: каждая сторожа должна была "стояти с весны по шести недель, а в осень по месяцу". Станицы объезжали свой участок границы в течение пятнадцати дней, две недели — в резерве в своем пограничном городе, чтобы прикрыть границу, если "которую станицу разгонят" напавшие.

* * *

В моих землях подобное — норма. Дополненная особенностями для лесных и речных границ.

Боголюбский разворачивает подобную систему для всей Руси. Особенно напирая на южную, степную, границу. Но прихватывает и "цивилизованную", западную.

Здесь, в Берестье, такое реализует князь Федя и его люди. Не так быстро и полно, как хотелось бы. Но тренд заметен и он правилен.

Идёт процесс. Боголюбский "собирает Русь под одну шапку", "укрепляет вертикаль власти". Я ему, по мере скромных возможностей, помогаю. Какие-то "брызги" этого "святорусского всплеска" долетают до сопредельных стран и вызывают там разнообразное бурление и бормотание.

Фигня. Для нас всерьёз важна Степь. Чуть меньше — Византия. И, для меня, Волжская Булгария. Остальное... для общего развития.

Сходные истории происходят ныне по всей "Святой Руси". Как всегда главная проблема — нет денег. Не хватает, соответственно, людей. Естественно, заботы с их качеством: обученностью и исполнительностью. Но князь Федя выкручивается. Не худо.

У него, кроме местного веча и постоянного ожидания пожара, ещё две специфические заботы.

Одна: Польша в сорока верстах на запад. Появление там на дороге у Холма (Хельма) постоянной "сторожи" вызвало... "рублёвые глаза" у местных и много "громких слов".

Вторая: Минск в трёх сотнях с лишним на восток. В Минске — Глебовичи. Которые Государя не признали. Как они не признавали Полоцких князей, как враждовали с Мономахом. Так, что пришлось их родителя Глеба "Чародеича" пленить, сунуть в Киевский Поруб, где тот и умер.

Появление моего отряда Федю очень обрадовало. Как кота Матроскина в "Простоквашино":

— Теперь мы вдвое больше придурков накосим!

Горожане с ним солидарны:

— Воры-разбойники жить мешают. По дорогам шастают, людишек грабют-мучуют. Ты уж, князь Иван, яви милость, вели молодцам своим шишей лесных по... поразвешивать.

Далеко звон про мою "трёхспальную виселицу" в Луцке по Руси пошёл.

— Милости у меня нет, явить — не могу. А вот мерзость да пакость человеческую прибрать — распоряжусь. А ты, князь, Федя, готовься гостей встречать: вельможи ляшские в гости скоро быть должны.

Моя "сборная солянка" небольшими группами отправилась по округе. Не сколько ловить, сколько демонстрировать. Готовность к отлову. А мы встали к югу от города в шатрах. Много позже эти места назовут Южным или Шпитальным островом. Разводить своих людей на постой по здешним сараюшкам... не рискнул. Отчего любовь туземцев к моим бойцам и к Государю Всея Руси, само собой, ещё более усилилась.

Через два дня, когда я уже наслушался Фединых историй, "наелся" визитов местных вятших, на правом берегу Буга замаячили всадники. И без подзорной трубы видать: те два гонца, что в Галиче сапогами "каши просили". С ними ещё парочка свитских. Перевезлись на наш берег. И началось...

Кинул им на съедение Миссионера. Хотя кто кого там кушал... не очевидно.

— Ясновельможный пан князь Казимир приглашает ясновельможного пана князя Ивана побеседовать по-дружески в Менджынец Подляский.

Это вёрст сто к западу. Там какой-то замок, типа здешнего, только раз в десять меньше.

— Недосуг мне. На пятый день с сего считая, я отсюда ухожу. Разговоры будут здесь. Или будут — или нет.

Миссионер морщится: не по вежеству. Прямое "нет" — оскорбление. Отказ надо выражать... витиевато и завуалировано. Я веду себя, по здешним нормам, как "хам трамвайный". Проверяю "границы допустимости" потенциальных "партнёров". Насколько их можно... "нагнуть".

На четвёртый день к вечеру Федин сеунчей скачет:

— Ляхи! Ляхи идут!

— Не ори. Много? Пусть за рекой станут. Федя, лодку под переговорщиков. Факеншит! Одну! Все остальные с реки — на наш берег. Что — "кони"? Пешком походят. Ущербу не делать, честью... не чествовать.

Волновался я... чрезвычайно. "Как ждёт любовник молодой...".

Про это, именно с этой женщиной — я уже...

Душа поёт. И жаждет счастья. Трепещет. И вот, вот она... она сейчас... "как увижу, как услышу...". На месте стоять спокойно не могу.

Тут пришёл Курт и посмотрел на меня укоризненно. А я на него рукой машу:

— Иди! Спрячься где. Испугаешь.

Он так удивился! Хозяин всю дорогу именно для пугания и зовёт. То одного испугай, то другого. А тут — нельзя. Интересно будет посмотреть...

Ушёл за угол шатра и подглядывает.

И я под полог с открытого места ушёл. Достал подзорную трубу и...

Десятка три всадников, пяток возов. Тиун Федин там крутится. Руками машет.

Я, посоветовавшись с Федей и Миссионером, решил ляхов на эту сторону Буга на постой не пускать. За речкой — Забужье. Потом, много позже, там Тереспольское укрепление построят. Сейчас посад, не укреплённый ничем, кроме плетня и канав. Две с половиной улицы вдоль реки. Позже из дальних канав вырастет ров, а место назовут Пограничным островом.

Тиун, явно, предлагает ляхам постой в посаде. Те не хотят. Я их понимаю: в эти домишки лезть... Да и не по чести. Толпа поворачивает южнее, на выгон. Развязывает возы, рубят деревья чуть дальше по опушке, распрягают и спутывают лошадей. Из одного возка выбирается четыре женщины. Осматриваются и гуськом устремляются в кустики. Ближе к воде слуги окапывают кострища, раскладывают костры, вешают котелки.

Попортят выгон. Местные пойдут к Феде жаловаться, он будет кивать, вздыхать и сочувствовать. Но ничего сделать не сможет.

Выше ставят шатры. Три высоких небольших шатра. Для знати. Мне уже доложили, что главных трое: князь, епископ и воевода. Нет, шатров — четыре. Интересно — а четвёртый для кого?

Для остальных... даже палаток нет — налегке шли, поспешали. Ага, вижу, охапки веток тащат, подстилки выкладывают. Возле коней, возле возов... Во, и овчины потащили.

Женщины возвращаются. Одна из них подходит к молодому мужчине в берете с пёрышком. Кажется, они спорят. Мужчина ругается. По губам на польском... не, не понимаю. Резко толкает её в сторону четвёртого шатра. Та спотыкается, падает на колени. Он стоит над ней, поигрывая нагайкой, что-то проповедует. Или выговаривает. Её товарки чуть в стороне, кажется — хихикают. Все дамы в чепчиках с большими оборками — трудно разглядеть лица.

— Господине, поснедать накоротке не желаешь? Это надолго. Покуда сундуки разберут да одёжки вытащат. Да ещё и бабы... А у меня карасики, вот прям утренние.

У Феди — склонность к чревоугодию. Видать, от небогатого детства. Как говаривал один мой знакомый подросток в 20-м веке:

— Гости — это хорошо. Мать всякого вкусного наготовит. Неделю доедать будем.

Миссионер — тоже. В смысле: кушает хорошо. При всей своей субтильности наворачивает — здоровенному мужику впору. Я как-то даже обеспокоился, поинтересовался не донимают ли его глисты. Он сперва обиделся, но быстро нашёлся. Посоветовал взять подзорную трубу и внимательно посмотреть ему в задницу с максимальным разрешением.

"Разрешение" — не в смысле как вы подумали, а увеличение... Факеншит! "Увеличение" — не как вы представили, а оптическое!

Я ж говорю: прирождённый дипломат. Выставит собеседника дураком, не произнеся худого слова.

Перекусили малость. Как-то полегчало. Не так трясёт. Не вскакиваю каждый миг.

С той стороны слуга на берег выскочил, давай на нашу сторону орать. С нашей стороны одна большая лодка на шестерых гребцов. Лях орёт, лодочники ухом не ведут. Потом старший их — панскому слуге отвечает. Тоже в голос через речку.

* * *

" — Вы ставите меня в филологический тупик своими авангардистическими идиомами.

— Чё?

— Примерно это я и имел ввиду".

Здесь — сходно.

* * *

Все орут. Слушатели давятся от хохота и оценивают изысканность озвученных конструкций. "Велик могучим русский языка". Рейтинг князя Феди опять вырастет: "Во как наш ихних сделал!".

С нашей стороны, возле южной оконечности города, между городом и рекой — озерко. Федя ершей оттуда нахваливал — уха наваристая получается. Озерко пока одно. Потом построят мост через реку, отсыпят дамбу для его продолжения — будет два.

Мы стоим ещё южнее. Тут повыше и посуше. Лагерь на сотню людей и две сотни лошадей. Нынче на месте и половины нет. Остальные катаются по волости, демонстрируют присутствие закона и наличие порядка. В конной-оружной форме.

Два ста аршин по фронту вдоль реки, сто — вглубь. Лагерь... нет, на римский в полный профиль у меня духу не хватило. Но лес за спиной вырублен на перестрел, вышки сторожевые на краях поставлены, ров, вал, частокол с трёх сторон вбит, балаганы, коновязи, сортиры, кухни... оборудованы. От реки довольно крутой подъём. Наверху — шатёр, в шатре с поднятым пологом — мы.

— Иване, надо бы коней к реке привести. Под вельмож ляшских.

— Не надо, Святополк, тут недалеко, и трёх сотен шагов нет. Ножками дойдут.

— Сиё есть... обида гостям.

— Перетопчутся. Я в нынешнем походе в Витебск, в Луческ, в Галич — пешком входил. Мне не зазорно, и им тако же.

— Ну... хоть бы лодок поболее. Сколько на этой переедет? Пятеро-шестеро.

— В тесноте да не в обиде. А то другой раз лодейку сгоняют.

— Однако ж... оскорбятся.

— А вот и поглядим. Велика ли у них в нас нужда. Да и у Феди карасиков намале осталося.

Грузятся, перевозятся, выгружаются. Вдумчивое подглядывание позволяет определить взаимоотношения и относительный статус персонажей. Подглядывать неудобно. Не по пристойности, как вы подумали, а по оптике: солнце садится. Но из тени шатра — нормально.

Главным — невысокий толстенький мужичок в чёрно-красном балахоне. Да, ярко. Впрочем, ярко разодеты все. Сочетание красок... "вырви глаз". Много блестящего. Учитывая, что в эту эпоху блестит только что-то драгоценное... цена целой провинции. У двух мужчин на поясах мечи. У одного, который помоложе, не только ножны, но и навершие рукояти зайчиков пускают. Много мохнатого. В смысле: меха. Шпоры. "В три загиба на версту". Идут на цыпочках раскорячившись: на пятку ногу не поставишь, зацепишься.

Ладно, надо встречать. Корзно? Где моё корзно?!

Корзно — символ. Такой... общерусский. Но в этом случае — ещё и специфически личный.

Однажды, когда мы с Самой Великой Княжной Всея Руси в Смоленске в оружейке у Будды накувыркались, она, что-то рисуя пальчиком у меня на голой груди, поинтересовалась:

— Ваня, а ты... ты кто?

Я тогда задёргался. Не объяснять же утомлённой любовью девушке, что "мы — из будущего". Психом посчитает, больше не придёт. А мне — хотелось. Чтобы приходила. Больше и чаще. И вообще — без перерыва, "от зари до зари, от темна до темна мне любви..." ну и так далее.

Начал выяснять: где я прокололся, что такие вопросы возникают. Она объяснила:

— Ну... первый раз, когда мы с тобой... на тебе был ошейник, ты прятался от моего брата, от слуг теремных. И выглядел как... испуганный, тощий, ободранный... беглый мальчишка-холоп. Второй раз тебя увидела, когда подарки мои вернул. Хитро и прибыльно. И был ты... слуга ушлый да изворотливый. Наглый сопляк-выскочка из челяди старика-деревенщины. Третий раз ныне встретились. Ты уже боярский сын. Меня от лютой смерти спас. Вот-вот боярином станешь, шапку получишь. Будешь суд да расправу чинить, дружины в битвы водить.

Чуть-чуть порисовала ещё пальчиком и, вскинув на меня взгляд, спросила. Вроде бы в шутку, но напряжённо:

— А в следующий раз? Кем обернёшься? В корзне красном явишься? А? Может, и руки моей просить у отца будешь? Может, мне подождать чуток, не ходить под венец нынче?

Я, в тот момент, был "прыщом смоленским" — боярским недорослем, принятым на княжий двор для общего развития и проверки на пригодность хоть к чему-нибудь из сословных обязанностей. Планов не имел, будущего своего, в отличие от общеисторического, не представлял. То, что было — мне не нравилось совершенно. Всё. Ну, кроме неё в постели. Вопрос поставил в тупик.

Какой дурак выдумал легенду о романтичности женщин?! Может, и — "да". Если — "до того". А вот "после того как"... женский прагматизм, в отличие от оргазма — существенно опережает мужской. Я ещё не отдышался, а она уже фасон свадебной фаты прикидывает.

Врать — нельзя, Богородица запретила, правду — нельзя, сумасшедшим посчитает, больше не придёт. Перевёл тему, поинтересовался её брачными планами.

Она вполне реально оценивала перспективы:

— Отец-то мой... Великий Князь. Я у него — старшая. Первая невеста на всей Руси. У меня уже возраст подошёл. Вот отец и думает. Выбирает — с кем из владетельных домов породниться. Только у соседей, у мадьяр Арпадов и ляхов Пястов — уже рюриковн много. Комнины и Штауфены — женатые или маленькие совсем. Отец, конечно, зла мне не желает, но все женихи какие-то... старые да корявые. Или — сопливые. Или — худородные да бедные. Мне в какое-то захолустье немецкое идти... Ещё и веру их принимать. "Богородицу" на латыни... "Аве Мария"... экое убожество.

Я тогда ляпнул по стереотипам третьего тысячелетия:

— А ты, принцесса, не ходи.

— Как это? Что я, дура что ли?! Да ну, против воли отца... Глупость несуразная...

И заинтересовалась титулом, царапнувшим слух:

— А почему ты меня принцессой зовёшь? Принцесса — это дочь короля. Короли только у латинян. Я — княжна.

Я, естественно, "распустил хвост", принялся гадать по руке:

— Принцесса — не только дочь короля, но и жена принца. Дай-ка ладошку. Линия судьбы показывает однозначно: быть тебе принцессой.

Она не поверила. Пришлось заняться... нашим взаимно приятным занятием, расцвечивая его трёпом:

— Выйдешь ты замуж за принца. За молодого, красивого. Не такого как я, но тоже красавчика. Неутомимого любовника. Почти как я. Веселого да ласкового. И станешь ты королевой.

Потом она лежала на боку, смотрела в огонь моей каменки, чему-то улыбалась...

* * *

Мне Елена Ростиславовна напомнила Екатерину Павловну, сестру Александра I.

Резкая была "Великая княжна". При сватовстве Наполеона в 1808 г., сказала: "Я скорее пойду замуж за последнего русского истопника, чем за корсиканца".

Александр был настроен принять предложение. Но сестра и мать его были крайне враждебны к "корсиканцу". Сватовство отвергли, и вскоре Россия пережила войну 1812 г.: "Многие города лежали в развалинах, в том числе и такие крупные, как Москва и Смоленск. Потери русских войск составили около 300 тыс. человек".

Ну не хотела она замуж за того выскочку!

"В ней нет нисколько женской пустоты, религиозной сентиментальности, она обладает особенною силой мышления", "обладала умом и духом, имела силу воли, не была создана для тесного круга, робость ей совершенно не была свойственна, смелость и совершенство, с которыми она ездила верхом, способны были возбудить зависть даже в мужчинах".

"...красавица: темноволосая, с темно-синими глазами, белая и скоро говорила по-русски. В Твери её очень все любили за обходительный нрав. Она часто давала балы во дворце и одинаково приветливо принимала и дворянина, и купца, и даже молоденького офицера; просила, чтобы все веселились у неё без чинов".

Державин о ней:

"Что таинственна картина?

Что явленье девы сей?

По челу — Екатерина,

По очам — огнь Павлов в ней".

О своём втором муже она писала:

"Вы говорите, что ему сорок лет, — беда невелика. Вы говорите, что это жалкий муж для меня, — согласна. Но мне кажется, что царствующие особы, по-моему, делятся на две категории — на людей порядочных, но ограниченных; на умных, но отвратительных. Сделать выбор, кажется, нетрудно: первые, конечно, предпочтительнее... Я прекрасно понимаю, что найду в нём не Адониса, а просто порядочного человека; этого достаточно для семейного счастья".

"...порядочные, но ограниченные; умные, но отвратительные...". Реализм монархизма изнутри.

Её второй супруг кронпринц Вильгельм Вюртембергский:

"Мне никогда не приходилось встречать женщины, которая бы до такой степени была одержима потребностью двигаться, действовать, играть роль и затмевать других... она была одарена сильными чувствами".

9 января 1819 г. в возрасте 31 год она внезапно скончалась в Штутгарте. Ходили слухи, что она простудилась, преследуя верхом мужа, отправившегося на тайное свидание.

Елена Ростиславовна не ездила верхом. И в мужья ей достался "Адонис". Преследовать неверного мужа не было нужды: свидания с "милашками" не были тайными, а иной раз даже и демонстративными.

Сходные свойства: ум, дух, сила воли, красота... вызывали у её мужа и окружения не восхищение, а отвращение, презрение, насмешки, стремление уязвить и унизить. Ежедневно, разнообразно, годами.

Нормы поведения, распространившиеся в Европе после обуржуазивания, после эпохи Ренессанса и века Просвещения, отсутствовали. Торжествовала патриархальность по-феодальному. В которой "ум, дух, сила воли, красота" провоцировали ничем почти не ограниченное "втаптывание". В парии, в "омеги". Как "на зоне". Прямо убить нельзя. А вот пнуть, уморить, загнобить... "Померла. Волей божьей. И — прослезились".

* * *

Все мои предсказания сбылись. Только королевой пока не стала. Но это дело наживное, какие её годы.

Правда, если мои гонцы в Вислице правильно поняли, то... исполнение пророчества не сделало её счастливой.

Так я счастья и не предсказывал.

А, может, парни напутали. Они ж по слухам рассказывали. А люди чего только не выдумывают.

Я бы хотел... чтобы она была счастлива и весела. Вот, корзно нацепил. Вспомним её тогдашний вопрос, посмеёмся, порадуемся её прозорливости.

Пять человек топали от берега к нам. Наверх, к шатру. Четверо мужчин и женщина. Она шла последней, семеня, отставая. Один из мужчин, привлекательной внешности, с небольшой каштановой бородкой, обернувшись что-то сказал ей. В ответ... я не разбираю слов, но слышу тон. Такое... жалобно-канючное нытьё. Не, не Елена. У неё таких интонаций... даже и представить не могу.

— Джень добрый ясновельможному панству. Я — Адам, каштелян мяста Менджынец Подляский.

Здоровенный толстяк поклонился, утер потное лицо рукавом своей меховой шубы. Шуба... "шанхайские барсы". В смысле: барсук крашеный. Тушканчики, вроде, в Польше не водятся.

— Здрав будь, каштелян Адам. Добро ли дошли?

— Дженькую барджо, кшёндже Федор. Матка бозка дожволила. Ох-ох. Тёпло. Ф-фу.

Федя и этот Адам лично знакомы. Приходилась прежде встречаться и разбирать споры селян в пограничье.

Каштелян — комендант замка. Подчинённый воеводы, начальника области — воеводства.

Единственное исключение: Краков. Краковский каштелян выше краковского воеводы после восстания воеводы Скарбимира 1117 г. Болеслав Кривоустый его ослепил и понизил должность.

— За радостью репрезентую кшёнджа Вишленского Казимира, шына Болешлавова.

Пижон в середине дёргает головой, трёхцветное длинное перо на берете падает на нос, потом откидывается рывком головы на правое плечо.

Мда... хорош. Казимир — в "малом параде". Короткая накидка тёмно-красного сукна с широким меховым воротником-оплечьем. В моей молодости такое называлось "полуперденчик". Придаёт вид широкоплечего могучего мужчины. С переразвитом торсом. Особенно, по сравнению с нижней половиной, которая в обтягивающих чулках.

Мужичок в чулочках... Я понимаю, что у меня предрассудки, но... Нет, это не про то, о чём вы сразу... Я чулки последний раз в детском садике носил. С лифчиком на резинках. Восприятие... деточка, а где твой горшочек? Уважения не вызывает. Да и ляжки конские. В смысле: всадника-рыцаря. В смысле: тощие.

Под накидкой какая-то коротенькая голубая распашонка с широкими рукавами до локтя и с разрезами. Дальше тёмно-зелёная котта с узкими светло-красными, шнурованными малиновой верёвочкой, рукавами. Исподнего... не показывает. Видимо... не очень. Так-то в Европах принято хвастать всем надетым. На запястьях — золотые браслеты, на пальцах — золотые перстни, на шее — золотая цепь с крупным золотым крестом, на кресте — "гимнаст" с рубинами в нужных местах. В смысле: где оригиналу гвозди забивали. Сверху берет. С изумрудной пряжкой, из которой торчит длинное перо. Перо... похоже, тоже "шанхайские барсы". В смысле: крашенное.

Короче: фазан аристократический.

Мы уже сломали этикет: с каштеляном должен разговаривать не князь берестейский Федя, а слуга равного ранга. Конюший, тысяцкий — максимум. Федя не знаток в этих заморочках, я к этикету... пренебрежительно. Решили разговоры разговаривать демократически. Но в произнесённой фразе есть деталь, которую Миссионер пропустить не может. А поскольку уже набрался от меня "плохого", в смысле: "простолюдских" манер, то спрашивает прямо:

— Э-э-э. Князь Висленский? Или князь Вислецкий?

Это, знаете ли, разница как между Москвой-на-Москва-реке и Москвой-на-Миссисипи. "Вислица" — городок, место. Висла — река, есть понятие "Висленская область", близкое по смыслу к "Краковская область".

Фонетика, факеншит. Русские — цокают и свистят, ляхи — шипят и жужжат, немцы — каркают и лязгают.

Классически вопрос: как Цезаря звали? — Gaius Iulius Caesar.

Изначально — "эс". Сезар. Позже стало "ка" — кесарь, кайзер. А у нас превратилось в "цэ" — царь. И, кстати, "ю" в "Юлии" — дифтонг. Остальные говорят "иу".

Ляхи вполне понимают вопрос. И подтекст. Казик вздёргивает нос. И перо. Они ж взаимосвязаны! Успокаивающе вступает его спутник в чёрном:

— Място-място. Вишлиша.

Адам из Менджынеца немедленно представляет "миротворца":

— Его Преподобное Превошходительштво епишкоп Краковшкий пан Гедко.

"Пре-вошко-ходительство"? Хорошо хоть не "бишоп", как принято в других соседних странах. А то я в первой жизни долго удивлялся: "би" — понятно", "шоп" — понятно. А вместе — служитель культа. Это намёк такой?

Сам Гедко (официально — Гидеон) из знатного рода Грыфиты-Сьвебодзицы, чьи имения в Малопольше, Шлёнске (польской Силезии) и Мазовии. Члены рода ходили в битвы с кличем "Свобода!" до 14 в. Потом... то ли род кончился, то ли свобода стала не актуальна.

Федя хватается за шапку. И натыкается на мой удивлённый взгляд.

Я, конечно, понимаю: вбито с детства. Снять шапку в присутствии иерея, подойти под благословение, приложиться к ручке, поцеловать священное кольцо, как при встрече, так и при расставании, опуститься на колени...

Федя отдергивает руку, смущённо не знает куда её деть. Гедко довольно улыбается: он не наш епископ — католический. Но всё равно, вера — христова, сан — действует.

Маленький, толстенький, чёрноглазенький, очень энергичный. На голове — биретта с тремя гребнями и помпоном. Малиновая. Помпончик подпрыгивает. Очень миленько. Если так трясти головой — шапка и вовсе улететь может. Длинная, в пол, чёрная рубаха. Сутана церковная, не литургическая. Те вообще очень богато отделывается. Здесь — дзимарра. Малиновый кант по всем швам. "Кант — малиновый, лошади — серы...". Сверху прикинута накидочка мантеллоне, фиолетовая с крылоподобными рукавами. При его жестикуляции... Видел прежде малиновые пиджаки, теперь сподобился увидеть фиолетовый вентилятор. На чёрной рубахе хорошо смотрится малиновый широкий тканный пояс с висящим под левой рукой до колена концом. "Концом" — в смысле: пояса. При его надевании произносят: "опояшь меня, Господи, поясом чистоты и угаси во мне вожделение; да возобладает во мне добродетель воздержания и целомудрия". Самокастратор. Вот это и есть настоящий "пояс верности". А не то что все думают.

Складывает ладони перед собой и, умильно возведя глаза горе, провозглашает:

— Laudetur Jesus Christus (Слава Иисусу Христу!).

— И тебе не хворать.

Довольная улыбка пастыря становится недовольной. Скривилась. Надо было ответить типа: "In sФcula sФculorum! Amen!" (Во веки веков! Аминь!). Но мне не хочется. Епископ осеняет нас крестным знамением. А мы дружно отвечаем "строевым" кивком. Дружно, потому что оба моих спутника тщательно повторяют меня.

Факеншит! Ванька-лысый — икона стиля. Но в части дипломатии... Здесь наклон талии при поцелуе золотого кольца епископа — уже госизмена с оттенком еретичности.

Адам продолжает представление.

Нет, здесь "представление" не игры скоморохов, как вы решили, а элемент дипломатического протокола. И "протокол" тут — тоже не то, что вы...

— Ясновельможный воевода Плоцкий, Святослав Константин Властович.

Ого! Плоцк нынче — из самых "горячих" воеводств. Столица Мазовии. Война там почти без остановки.

Сын Петра Власты, датчанина, вельможи бывшего короля Владислава Изгнанника.

Власта — едва ли не самый благочестивый авантюрист Польши первой половины этого века.

Захватил обманом перемышльского князя Володаря. Ослеплённый Василько выкупил брата за всю галицкую казну. Я про это — уже...

В ходе поиска второй жены своему королю Владиславу ухитрился сам жениться на дочери русского князя Олега "Гориславича". Это... круто: княжон замуж за бояр не выдают, не ровня. Построил 70 каменных церквей. В 1145 г. усадьба Власты была взята людьми короля штурмом. Обвинили в гос.измене, ослепили, лишили языка. Отчего король получил анафему, потерял королевство и обзавёлся прозвищем "Изгнанник". Власта уехал на Русь, в Киев, где продолжал интриговать против Владислава до своей смерти в 1153 г. "Интриговать" — вслепую и молча. Это... надо уметь.

Святослав — младший сын. Как рюрикович по матери имеет право на "причастие в земле Руськой" по введённой Боголюбской системе признания "ублюдков". В смысле: "сбережения крови Рюрика". Надо будет предложить.

Имеет трёх сыновей. Они, кажется, в РИ потомства не оставят.

Эпитет "датский" (польск. "дунин"), связываемый с его отцом, перейдёт на потомков старшего брата Всебора, которые дадут многочисленные шляхетские роды герба "Лебедь" (Дунины).

Немолодой крепкий мужчина. Волосы короткие, виски и затылок выбриты, лицо и руки обветрены, морщинистые, несколько шрамов. Безэмоционален. Одет... спокойнее. Не скромно, но без хвастовства. Медвежий мех на шапке, воротнике, рукавах и по подолу. Ножны богатые, но меч не парадный — рукоятка потёрта. Военспец.

С ним обмен кивками проходит на равных и без переживаний. Хотя мы, типа, должны морды корчить: он-то воевода, а мы-то — ого-го! Князья обкорзнённые.

Мне это всё — не интересно. Мне интересно... из-за спины князя и епископа вытягивают женщину. Ради которой я сюда и заявился. Эти все... лошади обозные. Почтальоны. Которую мою "отраду" привезли.

— Жона ксенча ксежничка Элена. (Супруга князя княгиня Елена).

Боже мой! Во что они её одели!

"...баба старая...

А оделась — стог стогом!

...

Ой! ты, барыня спесивая,

Ты стыдись глядеть на свет!

У тебя коса фальшивая,

Ни зубов, ни груди нет...".

"Стог стогом" — вижу. "На свет глядеть" — стыдится. Остальное предполагаю ассоциативно по Некрасову.

На голове — кика. "Корона замужества", праздничный головной убор замужних женщин, полностью скрывает волосы. Тёмная дорогая ткань, твердая вставка в форме рогов. Как у коровы. Или — у чёрта. Нет, скорее, корова — кость белая. Рождение ребенка увеличивает размер "рогов". Могут быть 30 см. Здесь... на ладонь. За двух сыновей.

Тёмный платок держит это... сооружение, закрывая, попутно, голову и плечи. Замотан "снизу вверх": между рогами кики торчит узел и хвосты платка. Подбородок и шея полностью плотно закрыты. Вообще головной убор... перезатянут. Если так гайки крутить — резьбу сорвёшь.

Снизу — под губы. Сверху — по брови. С боков стянуто — аж щёчки наружу выпирают. Амбразура для носа. И косы заплетены так, что, хоть их и не видно, но понятно: такие "дальневосточные" глаза — куаферка-штангистка работала.

По платку кайма красно-белых пятен: герб Пястов.

* * *

В VIII в. родоначальник династии князь Лех увидел место, где высоко в небе на фоне багрового заката парил белый орел, а на холме находилось орлиное гнездо.

Тут он и говорит:

— Гнездиться будем здесь!

И заложил Гнезно.

Белый орёл и цвет багряного неба стали гербом Пястов.

* * *

В здешнем мелком, неровно вышитом орнаменте выглядит как... геморроидальная птичка капнула.

У нас нынче тоже солнце садится. Мне прямо в лицо светит. Но ни багрового неба, ни белого орла не наблюдается. Ну, так мы и не в Польше.

Дальше тяжёлое шерстяное тёмно-коричневое бесформенное, в пол, расклёшенное книзу... что-то. Сильно утяжелённый вариант абайи. Ни пояса, ни украшений. Нет, есть: на пальцах три разноцветных перстня и золотое кольцо.

Пальцы — то нервно перебирают ткань платья, то сцепляются между собой. Кика хороша, когда женщина идёт с гордо поднятой головой, "кичится". Если лицо опущено, то... бодаться собралась?

Я жадно разглядывал свою "отраду". "Ел глазами". Хотелось... обнять, прижать, сорвать... всё это уродливое. Нет, не для того, о чём вы сразу... Просто я знаю какая она внутри. Внутри этого тряпья, внутри тела.

Да что ж вы всё про одно?! У человека внутри — душа. И у вас — тоже. Если поискать.

Я же помню. Как она одевалось. Не в смысле скорости, а в смысле стиля. Даже в рамках нынешнего, довольно уродливого на мой вкус, средневекового женского русского костюма. Помню, как она двигалась. Вольно, просторно, играючи. А тут... меленьким шагом, понурившись, скукожившись... У неё же был разворот плеч как у балерины Большого театра! И где это всё? Согбённая под грузом прожитых лет?

"Ты жива ещё, моя старушка?

...

Что ж ты нынче собралась в дорогу

В старомодном ветхом шушуне?".

Тебе же ещё двадцати трёх нет! А уже всё? Пружинка кончилась?

Она вскинула глаза, тут же быстренько потупилась, зарозовела пуще.

И тут, краем глаза, я поймал ухмылку Казика.

Довольную. Понимающую. Презрительную.

Торжествующую.

"Мне не к лицу и не по летам...

Пора, пора мне быть умней!

Но узнаю по всем приметам

Болезнь любви в душе моей".

И этот... фазан крашеный — тоже узнал. "Болезнь любви в душе моей".

Что, Ванёк, попался? Вляпнулся в "медок"?

Не люблю.

Не люблю чувствовать себя дураком.

Особенно, когда — правда.

Дальше... эмоции. Сильные.

Бешенство.

Мгновенно переходящее в ярость. В холодную.

В "закручивание гаек" в собственной душе.

Чётче, Ваня. Точнее и резче. Точён-н-нее.

Человек, всякий, минимум, двуслоен. Я про это — уже и много.

Обезьяна на крокодиле. "Крокодил" взбесился. А "обезьяна" не успела ухватить поводья. Только удержать голос в накатанной до автоматизма, вбитой, "загруженной в оперативную память"... доброжелательной "дипломатической" интонации:

— Ясновельможное панство. Примите мои душевные уверения в удовольствии видеть столь славных и благородных мужей. Там вон (я ткнул рукой вправо) построена беседка, где заботами князя Феодора накрыт лёгкий стол. Там, на вольном воздухе, вы сможете отдохнуть после долгой дороги и пешей прогулки. Я же, с вашего соизволения, поболтаю пока с княгиней Еленой. Вспомним наши детские годы, тогдашние проказы и шалости. В шатре.

Наглую улыбочку поэтапно снесло с лица Казимира. Как осыпающуюся кусками штукатурку со стены. Но я уже подхватил княгиню под руку и потянул к шатру, одновременно снова махнув рукой в сторону решетчатой сараюшки, построенной трудниками в предвидении грядущей жары.

— Федя, друже, проводи гостей, покажи им карасиков.

Я пропихнул княгиню в шатёр, одарил ляхов самой гостеприимной улыбкой и опустил поднятый полог.

Конец сто сорок третьей части

Часть 144 "Совейская малина собралась на совет. Совейская малина врагу сказала... да!".

Глава 735

* * *

"Тильзитское свидание", 1807 г.

Пруссия полностью разгромлена. Россию, которая клялась и божилась быть с ней вместе аж до гробовой доски — тоже побили. На встречу двух императоров, Наполеона I и Александра I, в Тильзит прискакал и прусский король Фридрих-Вильгельм III. Но Наполеон подчёркивал, что заключает мир именно с русским императором. Короля не позвали на "встречу на плоту". Вообще — игнорировали. А он очень хотел сохранить Магдебург. Придворные намекнули, что Наполеону "было бы весьма желательно" присутствие королевы Луизы. И Фридрих-Вильгельм вызвал жену, мать шестерых детей, только что переболевшую тифом, бежавшую от французов из Кенигсберга с детьми по непроезжей зимой Куршской косе в Мемель, к Наполеону, чья "жеребиная" репутация была более чем известна.

Пикантность ситуации усугублялась тем, что Наполеон считал Луизу любовницей Александра. Как-то высказался о ней: "предпочитаю не есть из чужой посуды". С другой стороны, поиметь любовницу российского императора в его присутствии и с мужем-королём за дверью — чем не акт мужской мести обоим? Луиза всё понимала, но приехала. Патриотка. Грудью бросилась спасать "милое отечество".

Встреча прусской королевы тет-а-тет с человеком, которого она называла "высоко поднявшейся из нечистот тварью", продолжалась около часа. Королева явилась в открытом бальном платье, вышитом серебряной нитью. Наполеон заставил ждать, возвращаясь с конной прогулки в мундире егеря и с плёткой в руках. Что именно происходило за закрытой дверью (перед которой под насмешками и ухмылками придворных униженно топтался Фридрих-Вильгельм), доподлинно неизвестно. В какой-то момент король не выдержал и вошёл...

Наполеон в тот же день любезно сообщил Александру, что Фридрих-Вильгельм явился вовремя: ещё четверть часа — и он, Наполеон, дал бы Луизе то, о чём она просила... И ухмыльнулся.

Об этом же он пишет своей супруге Жозефине Богарне в Париж: "Королева Пруссии действительно обворожительна, она была полна кокетства со мной. Но не ревнуй, я как вощёная холстина, с которой всё скатывается. Мне было нелегко быть только галантным". Своим маршалам шутливо заметил: "Если бы король прусский вошел в комнату немного позже — пришлось бы уступить Магдебург".

Пруссия была уменьшена наполовину. Почти все, что она получила в результате разделов Польши и приобрела различными способами за годы войн с революционной Францией, было отнято.

В знак уважения к русскому императору (фр. en considИration de l'empereur de Russie) Наполеон оставил прусскому королю Старую Пруссию, Бранденбург, Померанию и Силезию.

Какое из унижений Фридриха-Вильгельма сработало? — Сложно сказать, список очень велик, но вернувшись в Берлин, король, человек нерешительный и сомневающийся, приказал немедленно приступать к реформам.

9 октября 1807 г. — эдикт, отменяющий крепостное право.

"Порвалась цепь великая. Порвалась-расскочилася. Одним концом по барину — другим по мужику".

В Пруссии — все против. Основа государства — юнкера — говорят: "Лучше три Ауеэштедта, чем один октябрьский эдикт".

Реформы болезненны и для крестьянства. Около 100 тысяч семей (население Пруссии к окончанию реформ, 1850 г., — ок. 17 млн) потеряли всё имущество. Они и составили основу формирующегося рабочего класса.

Управление. Вместо князей, подчинявшихся королю — обер-президенты, назначаемые советом министров.

Города. Исторически сложившиеся городские советы при абсолютизме влачили жалкое существование, а законы сильно отличались. Роль гор.советов усилили, но ввели единую полицию, законы и суд.

Армия. Отменены физические наказания; любому, независимо от происхождения, доступно продвижение по карьерной лестнице; введены военные училища и Военная академия для высших чинов. Реформируют артиллерию, в армии появляются снайперские группы (кажется, впервые в истории).

Набор в добровольные отряды, где молодежь может изучать военное дело — привлекает неожиданно много людей.

1813 г. Ландвер — все годные к военной службе мужчины получают минимальные боевые навыки.

Экономика. 1810 г. — закон об эмансипации (равенстве) евреев, новый закон о торговле: позволена любому свободному гражданину, профессиональные налоги (для торговли и промышленности).

1818 г. — закон о единой таможне и уничтожении пошлин внутри Пруссии. Развернут в таможенный союз, к которому вольны присоединиться любые немецкие земли (они этим воспользуются), — заложена основа экономического единства будущей Германии и Пруссии как "объединителя нации".

Образование. Гумбольдт в 1808 г. возглавил департамент по делам образования и религии. Три ступени: народные школы, гимназии и университет. Все остальные виды школ — религиозные, частные, местные, прочие (огромное количество) — преобразованы.

Королева Луиза — поклонница Песталоцци. Идеи Песталоцци и Фихте заложены в народную школу, бесплатную и обязательную для всех.

Установлен принцип "абитур", выпускных и вступительных экзаменов, 1812 г.

Некоторые из проведённых в те годы в Пруссии реформ в России реализованы только большевиками.

Интересно, если бы в Тильзите Наполеон публично трахнул, как все были уверены, не прусскую королеву, а русскую императрицу, или, например, Великую Княжну Екатерину Павловну, к которой Александр I был весьма привязан, то... как бы изменилась история России? Смогла бы она повторить, а то и превзойти, скачок Пруссии в РИ в 19 в.? Реализовав пакет реформ в начале века, а не после Крымской войны. Вскочить не в "последний вагон промышленной революции", а в первый?

В Пруссии тормозом вскоре стал сам Фридрих-Вильгельм. В его представлении победа над Наполеоном автоматически означала остановку реформ. "Хватит, перестаньте уже, и так все хорошо вышло".

К счастью (для Пруссии) блестящий дипломат Гарденберг обыграет своего короля как младенца: покладисто соглашаясь с ним, он продолжал делать то, что делал, иногда напоминая королю, что надо сделать бы еще вот это и это в память о королеве Луизе. Интроверт Фридрих-Вильгельм любил единственного человека — свою жену, умершую в 1810 г. Она была горячей сторонницей перемен.

Так четыре человека с картины Николя Госса, где Наполеон оценивающе разглядывает смущённо потупившуюся королеву, придерживая её за пальчики, под весёлым взглядом русского императора и отсутствующим — прусского короля, изменили мировую историю.

Ликвидация Пруссии означала бы объединение Германии вокруг другого центра — Австрии. А это другие условия, правила, потребности и возможности.

Много позже, уже на св.Елене, Наполеон называл вторжение в Испанию своей первой ошибкой ("испанская язва"), а поход 1812 г. — второй и самой роковой, хотя говорил о "недоразумении", вовлекшем его в поход на Москву. Третья ошибка — в Тильзите отказ от первоначальной мысли стереть Пруссию как самостоятельное государство с лица земли.

В 1819 г. под впечатлением известий о германском революционном брожении, о студенческих волнениях в Германии, — заявил: "Я должен был основать свою империю на поддержке якобинцев". Потому что якобинская революция — это вулкан, посредством которого можно легко взорвать Пруссию. Как только революция победила бы в Пруссии — вся Пруссия была бы в его власти и в его руки попала бы вся Европа ("моим оружием и силой якобинизма").

Думаю, что "корсиканец" не представлял меру своей ошибки. Франко-прусская война, крах Наполеона III, провозглашение Новогерманской империи в Зеркальном зале в Версале. Чудовищное кровопускание Первой мировой. Батальоны Третьего рейха, марширующие под по его, Наполеона, приказу спроектированной Триумфальной аркой в ознаменование побед его "Великой армии"...

Интересно: если бы Екатерина Павловна была патриоткой России, а не "последнего русского истопника", если бы она стала, как изначально соглашался Александр I, императрицей Франции, а сам Александр был менее рыцарем, экзальтированным клятвой о вечной дружбе с Фридрихом-Вильгельмом над усыпальницей Фридриха Великого?

Что было бы если...?

Наполеон предлагал России не только Финляндию, занятую вскоре российскими войсками, но и Балканы. Османская империя могла скончаться на столетие раньше без ряда российско-турецких войн и эпизодов типа геноцида армян. Австрия не стала Австро-Венгрией и "рассосалась" бы в начале 19 в., а не 20-го. Британская Вторая империя могла умереть не во втор.пол. 20 в., а полутора веками раньше. Без "Большой игры" и "англичанка гадит".

Главное: отмена крепостного права в России в 1807 г, как в Пруссии, а не в 1861?

Может, есть смысл посильнее унижать правителей?

* * *

— Здравствуй, принцесса.

— Доброго здоровья, светлый князь Иван Юрьевич.

— Что так важно? Прежде-то ты меня Ванюшей называла.

— Прежде... что было, то сплыло. Прежде ты в корзне не хаживал. А ныне вот, из первых князей русских.

Она старательно не глядела мне в лицо, отводила глаза, то как-то отворачивалась, то вдруг поглядывала искоса. И снова — в пол.

Заготовленные мною шутки по поводу её прозорливости — "в следующий раз в корзне явишься?", — выглядели неуместными, глупыми.

Я... я пребывал в растерянности. Как-то совсем иначе представлял себе нашу встречу. Живее, веселее, радостнее...

Тут она вовсе потрясла меня — перешла на "Вы". Отчего я совершенно отвык за последнее десятилетие.

* * *

На "Святой Руси" говорят "вы" только если "много вас таких".

Кажется, манера обращаться к одному человеку как к толпе возникла в те времена, когда римские императоры начали двоиться и четвериться. Позже "Вы" станет на Руси обязательной формой вежливого обращения к родителям:

" — Что тебе снилось, Митрофанушка?

— Всякая гадость. То Вы, маменька, то, Вы, папенька".

Ещё позже множественное число, как признак вежливости, даст приколы типа "ананас господь положил", и, уже в 21 в., превратится в обращение к гендерно-небинарным: "они".

* * *

Набравшись воздуха и духа, всё также разглядывая мои сапоги, она выдала монолог. Довольно чётко повторяющий, или, точнее, предвосхищающий, монолог княгини Друбецкой, добивающейся зачисления сына в гвардию в "Войне и мире".

— Послушайте, князь, — сказала она, — я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моей к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего мужа, и я буду считать вас благодетелем, — торопливо прибавила она. — Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Будьте тем добрым, каким вы бывали прежде, — говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.

Охренеть.

Её заставили выучить текст? Вот такой. И она "откатывает обязательную программу", не задумываясь о смысле произносимого?

Я — впал. В этот... в ступор. И в ту самую... как же её... в растерянность.

"Сделайте это для моего мужа...".

"Это" — что? Гвардии здесь нет, поспособствовать зачислению Казика хоть куда — не могу.

* * *

У Л.Н.Толстого князь Василий, к которому обращается просительница, знает, что влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. И, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние.

— ChХre Анна Михайловна, — сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, — для меня почти невозможно сделать то, что? вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас, я сделаю невозможное, вот вам моя рука. Довольны вы?

Я — не вася, Казик — не гвардеец, мы — не Санкт-Петербурге. И... И какого хрена...?!

* * *

Чёт... растерялся я. И обозлился.

Мы — не в Тильзите на Немане, а в Берестье на Буге. Я — не Наполеон. Совсем не. И совершить ошибки его уровня не смогу. Мелковат-с. Но чувство, что мне подкладывают обтитулованную бабёнку, ожидая оплаты на гос.уровне... очень чёткое.

Бордель. С сутенером-князем и проституткой-княгиней. С полит.последствиями.

"У красавца-молодца

Что-то капает с конца".

Что-что... Слёзы. От осознания собственной глупости.

Когнитивный диссонанс текстов от "матёрой глыбищи" и монолога средне-средневековой ляшской княгини — остановил все шарики с роликами в моих мозгах. И нафига я в школе учился? Не читал бы прежде Толстого Л.Н. — нынче бы не клинило.

Единственное что сработало — стремление к конкретике в явной несуразности. В смысле: недоумение про, ею не сказанное, но мною вспомненное, зачисление в гвардию.

Мы, явно, не понимали друг друга, думали и говорили о разном. Тезаурусы не совпадали. Надо как-то согласовать... аппараты. В смысле: понятийные.

— Да для чего ж это ему надо? Козлу такому.

На "козла" она вздрогнула и понесла дальше умоляющей скороговоркой:

— Войско ему надобно, большое войско, а то все над ним насмехаются, говорят, счастья у него нету, не годный, де, ни к чему, только мещанок брюхатить умеет, а меча в руках не удержит, а коли без славы, то и место ему на тряпке у порога, а ежели войска нет, то и славы нет, так у братьев в прихлебателях и век доживать будет, в нищете да небрежении, только и останется ему меня, несчастную-неудалую, давить-гнобить...

Ага. Шустрый мужикашка. Сам в гвардию не хочет — хочет гвардию под себя.

Факеншит! Ваня, вылезай из русской классики, ныряй в архаику. В такую же. В смысле: в русскую.

Тон её становился всё более ноющим, сходным с тем, что я слышал, когда они шли от реки к шатру.

— Милости твоей прошу, князенька. Ты-т ныне высоко взлетел, пожалей меня по старой памяти, за ради дней молодых да радостных, вместе проведённых, дай мужу моему войско доброе, хай он прославится. Шоб ему повылазило...

Ага. Вот тут я ей сразу и рожу. Полки воинские. На конях и с флагами.

Очевидность немедленного отторжения изложенного предложения в рамках осознаваемой примитивизации моего мышления нашло отражение в появлении физиогномического выражения.

Я не сильно... жужжу? Тогда проще: скривился я. Мордой лица.

Она заметила недовольную гримасу и опустилась на колени передо мной.

Как я уже говорил, воспитание Саввушки в Киеве дало мне некоторые познания в многозначном и выразительном процессе коленопреклонения и коленоподползания. Отточенность движений свидетельствовала об обширной практике.

— Обещайте, обещайте, Иван Юрьевич, — сказала она вновь переходя на "вы" и глядя на меня умильно снизу вверх, с улыбкой молодой кокетки, которая когда-то была ей свойственна, а теперь так не шла к ее нездорово розовеющему, опухшему, стянутому помеченным поносно-геморройной птичкой платком, лицу.

Она, видимо, забыла свои годы, положение, одеяние и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. И не только старинные.

В память о нашем давнем разговоре, я был в корзне. Это довольно тяжёлая, подбитая мехом штука. А погоды стоят жаркие, так что я, в нарушение обычных своих правил, снял свой бронированный кафтан.

Факеншит! Предполагалось же свидание с давней долгожданной сердечной привязанностью! На кой тут брони?!

* * *

" — Ненавижу эти новомодные длинные пиджаки! Полчаса разговаривала с Пьером, и так не поняла как он ко мне относится!".

"Пиджака" на мне не было.

* * *

Опустившись на колени "принцесса" оказалось "нос к носу"... ну, пусть "к носу". С моим "достоинством". Продолжая умильно смотреть мне в лицо, она просунула ручку в распахнувшееся корзно и принялась пальчиками поглаживать.

Охренеть. Нет, я помню наши игры в оружейке. Но здесь как-то... не слишком ли... фривольно?

"Достоинство" ответило незамедлительно. Восстанием. Не в смысле: массовые беспорядки. А в смысле... наоборот.

* * *

Полагаю, что тут самое время провести классификацию человеческих рефлексов.

Когда у человека есть мысли, он, обычно, их исполняет. Когда у человека нет мыслей, он следует рефлексам. Рефлексы бывают: условные и безусловные. К безусловным относят дыхательный, глотательный, хватательный... Кто их не имел, тот... не дожил даже до тех времён, когда можно хотя бы задуматься об оставлении потомства.

Условные же рефлексы появляются в результате личного опыта. Типа выделения желудочного сока по звонку у "собаки Павлова" или порядка поворота головы при переходе улицы. Вполне рефлекторное занятие — завязывание шнурков — здесь ещё не возникло, в 21 в. уже отмирает.

Другой, не возникший ещё здесь рефлекс — расстёгивание штанов. Здешние штаны не расстёгивают, а развязывают. Минимум два пояса: кушак — на верхней одежде, гашник — на нижней. Потом портки спускают, исполняют желаемое, держа пояса на шее или в руках, потом одежонку послойно подтягивают и так же послойно подвязывают.

Процедура длительная и трудоёмкая. В условиях, приближённых к боевым или интенсивно трудовым — нет времени.

Не могу вспомнить ни одного попандопулу, который бы явно фиксировал этот феномен: необходимость сменить один условный рефлекс — "расстегнуть", на другой — "развязать". Не описан ряд разнообразных ситуаций, иногда — смешных, иногда — не очень, происходящих в процессе смены рефлексов. Возникающие от этого потрясения, когда, задумавшись о чём-то сунешь руку — "ручки-то помнят", а... а нету. Возникшее изумление заставляет включить сознание:

— Ё! Факеншит! Семён Семёныч! Сперва ж надо кушак развязать!

Это проходит. Но требует времени. В попаданских историях — отсутствует. Из чего делаю вывод: все попандопулы "справляют нужду" себе в штаны — ну не в чужие же! А памперсов здесь нет.

Возвращаюсь к "Тильзитскому свиданию" могу предположить, что именно тогдашняя манера мужчин носить лосины не позволила королеве Луизе добиться возвращения Магдебурга Пруссии.

* * *

Ещё в Пердуновке я ввёл штаны с застёжками. Не скажу, что это драматически повысило производительность труда, но четверть часа жизни за день экономит. А за время всей жизни? А в мировом масштабе?

Ещё важнее та атмосфера новизны, интенсификации всего, мелким, но ежедневным примером которой стала ширинка. И — индикатором. "Человек — един во всех проявлениях".

— Вася? — Не. Ленив и туповат — с портками справиться не может.

Мелочь мелкая, незаметная. Но десятки тысяч мужчин в моих землях оказались выбиты из колеи устоявшихся вековых рефлексов. Ежедневно. На мгновения. 10-15 раз — потом рефлексы заменяются, движения снова становятся безмысленными. Однако, заставить человека думать о непривычном, новом в повседневном, переживать и раздражение от новизны, и радость от овладения ею, хоть бы и всего 10 раз — мощнейшая тренировка мозга.

Не думаю, что те десятки тысяч в штанах на пуговичках, а не на завязках, дружно станут эйнштейнами. Надеюсь, что не станут — куда я тысячи гениев дену? Но если эта незаметная в ист.процессе деталька сподвигнет хотя бы одного из ста на использование мозгов в повседневной жизни, то из тысячи из этих одного... "И может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов российская земля рождать".

Остальные — в мокром походят.

Понятно, что я постоянно в таком прикиде — личный пример. Понятно, что за годы применения движение доведено до автоматизма, до уровня рефлекса. Понятно, что когда мысли вышибло и они разбежались — остались рефлексы,

* * *

Княгиня, при виде столь наглядно выраженного моего к ней отношения, испуганно вздрогнула и отшатнулась. Я как-то... смутился и хотел уже убрать... свою ошибку. Но не успел — она, тяжко вздохнув, не произнеся, но подумав, очевидно, общеизвестную и ныне особо уместную фразу: "Все козлы... одинаково козлы", вернула на лицо кокетливую, как она думала, улыбку и потянулась губками.

Я продолжал пребывать в этом... в ступоре. И согласился. С её согласием.

* * *

Как и следует поступать образованному человеку, я немедленно возложил вину "за всё" на русскую классику. Но не в примитивной форме: "всё Пушкин виноват", а более продвинуто: на Л.Н.Толстого. В смысле: за моё непонимание собеседницы.

Для симметрии следует обличающе указать на тлетворное влияние Голливуда. Конкретно: сериал "Полицейская академия". Точнее: тамошнего главного начальника. Который попал в сходную ситуацию прямо на трибуне во время проведения лекции. Во всяком случае, изумление в первый момент было у меня, наверное, сходно. А вот глуповато-благостное последующее настроение, столь артистически выраженное на морде лица тамошнего копа...

* * *

Увы, настроение у меня было отнюдь не благостное. Хотелось что-нибудь сломать, разорвать. Или — воткнуть. Торчащие у неё на голове белые костяные рога кики просто просились в руки. Осталось только схватить и рвануть. На себя. А потом от себя. А потом обратно.

Очень похоже на самолётный штурвал. Давно в руках не держал — самолётов тут нет. "Если б ты знала, как тоскуют руки по штурвалу". Ну и вот. Взлёт-посадка. В высоком темпе. Никакого "высшего пилотажа". Даже "разворот блинчиком" — избыточен. Не говоря уже о двойном иммельмане.

Каких-то мыслей с вариациями и прологацией... да вообще — никаких мыслей!

Кроме острого ощущения. Что меня имеют. Вот таким, знаете ли, "не-миссионерским" способом. Парадоксально? — Нефига. Вот Наполеон не почувствовал. И как его поимели? А потом всю "Прекрасную Францию". Неоднократно. И всю Европу. И нас заодно.

Если мужчина чуть сложнее, чем прямоточный пищевод с оглоблей на изготовку, то парадоксы случаются пачками. "Тот, кто постоянно ясен, тот, по-моему, просто глуп".

Как я уже и неоднократно: дело не в деле, дело в "между ушами". Одно и тоже занятие при одном состоянии в междуушии — мечта, восторг, наслаждение, при другом — мерзость, мука, унижение. Не реал — "туда-сюда-обратно, тебе и мне приятно", а виртуал — оценка происходящего в собственном мозгу.

Вызывает эмоции. Сильные.

Мною манипулируют. Применяют, используют. Ловят. Как молоденького кобелька на сучку в течке.

Бешенство. Злоба.

На неё. За её покорность и готовность быть приманкой.

На них. Кто мне ловушку подстроил.

Но более всего — на себя. На собственный идиотизм-романтизм. Заставивший придумать образ. Юной, энергичной, решительной, умной, восхитительной... женщины. Княгини. Правительницы. Оказавшейся испуганной ноющей... шлюшкой.

Столь эмоционально насыщенный процесс не мог продолжаться долго. Она сидела на полу, нервно сглатывала, пытаясь отдышаться, поправляла сбитый мною платок на голове.

— А ты, принцесса, оказывается курва. Бабёнка продажная. Шлюшка пристаньская. Нет, не пристаньская — теремная. Телом своим торгуешь. Кто за серебрушки ноги раздвигает, кто за войско. А смысл-то один: поимел-заплати. Курвень курвущая.

Я отошёл от неё, поправляя одежду. Стоял у неё за спиной и видел, как от моих слов вздрагивали её плечи.

Она рывком вывернулась в мою сторону, чуть не плача выкрикнула:

— Я ж не сама! Я ж для мужа! Он же велел!

— Ага. Бор-рдель. Муж — сутенёр, жена — проститутка. Сводник и шлюха. И часто он тебя на такие... дела посылает?

— Нет! Никогда! Первый раз!

Смесь злобы и презрения, вполне выраженные на моём лице, подействовала. Она прекратила попытки убедить в своей невинности и невиновности, упала на колени, лицом в пол шатра. Где и разрыдалась.

Воткнувшиеся в ковёр белые рога, жалобные подвывания, поднятая задница в чём-то тёмном и мешковатом — раздражали. Но более всего меня бесила собственная глупость, собственные "обманутые ожидания".

Обычно мужчина "до того как" и "после того" — две большие разницы. Гормональный баланс смещается, дофаминовые нейрончики отрабатывают. Довольная, глуповатая, умиротворённая улыбка. Но тут... до зубовного скрежета.

"Злоба, которая всегда с тобой".

Потому что ты сам — и причина, и цель.

Да, это была главная причина моей ярости. Я — сам. Сам — придумал. Сам — обманулся. Сам себя сделал дурнем. Вообразил себе. Да, взяв за основу реальный образ. Но она-то в жизни менялась так, как её жизнь требовала. По её реальности. А моя... иллюзия — так, как мне бредилось.

Она не виновата ни в чём. Просто она прожила семь лет своей жизни сама. Изменилась. Сама, естественно. Так, как ей свойственно. Под давлением реальных обстоятельств. А не тех воздушно-замковых миражей, которые мне мерещились.

Не, ну как же! Принцесса! Княгиня! Член королевского дома! Гранд-дама! У неё всё должно быть в шоколаде! Весело, богато, радостно...

Другой человек. Совсем. С тем же именем, с общими воспоминаниями. Но — чужой. Не мой.

А раз так, то и обязательств перед ней, ответственности за неё — на мне нет. Привели шлюшку — попользовал. Почём нынче ляшские курвы в Бресте за разик? Куна? Ногата? За аристократичность наценка? — полугривна. Всё.

Проститутка? Отработала своё? Ма-ла-дец, свободна. Об оплате — поговорим с работодателем, с сутенёром твоим. Мужем и князем по совместительству.

Я — не Наполеон. Королева Луиза называла его "высоко поднявшейся из нечистот тварью". Я — хуже. Я "тварь" не "из нечистот" — из будущего. Из эпохи дерьмократизма, либерастии и эмансипипизма. Какое "рыцарство" возможно в "обществе равных возможностей"? Это ж нормы поведения господ при феодализме. А я оттуда, где господ нет. Каждый может делать то, что хочет. И нести за сделанное ответственность. Свою. Личную. Вровень.

Она уже затихала, отплакалась. Подняла лицо и снова затянула свою "песню о главном":

— Ты... ты сделаешь, как он просит? Войско ему дашь? Ты дай, смилуйся, христа ради. А то он меня вовсе...

Да какое мне дело до этой... овцы! Забьёт муж — сама дура. Не сумела перехитрить, обойти, взять верх. Не силой, а... женскими хитростями.

"Женщина — книга. То Библия, то Камасутра".

Такой "томик" может любому мозги вправить или вынести.

Но что делать, если читатель не открывает книгу? Слепой, неграмотный... да просто — дебил.

"Диагноз: психических отклонений нет. Просто дурак".

— Раздевайся.

Она, было, изумилась:

— Ты что... ты опять... хочешь?!

— Раздевайся.

— Нет... ну зачем же?... мы же можем и в одежде... ещё разик... а то платье... платки... я ж одна их одеть... все ж сразу увидят... опять ругать будет... давай я встану... или лягу... нет, лучше встану, а то платье помнётся... вон к столбу...

— Третий раз повторяю. Последний. Раздевайся. Или я отведу тебя к твоему Казику. И сообщу, что войска ему не дам. Ибо ты, де, худо обучена, ублажить доброго мужа не умеешь.

Она снова начала ныть. Однако, едва я шагнул ко выходу, как, продолжая канючить и упрашивать, принялась разматывать свои многослойные платки. Я уселся на лавочку возле полога и внимательно разглядывал этот... стриптиз. Вполне добровольный.

Сама-сама. Даже не прикоснулся. Даже никакой угрозы. Кроме одного, весьма корректного предложения: проводить к законному супругу.

Едва она остановилась, стащив кику, и принялась упрекать меня за жестокость, проявляемую к ней, бедной, несчастной и беззащитной, как я посоветовал продолжить. И, кивнув в сторону полога, напомнил:

— Вон бог, вон порог. Мы — свободные люди. Казимир твой — там. Ты можешь уйти. К нему. В любой момент. Никаких запоров дубовых, замков тяжёлых. Холстина полога. Откинь да иди. Коли хочешь уйти. А коль остаёшься в доме моём — делай по слову моему.

Она всхлипнула, покрутила в руках свою "корону замужества". Сама надеть правильно уже не сможет. А выйти отсюда с беспорядком в одежде...

"Варить лягушку". Не сразу, а постепенно. Я не рассказывал о своей конечной цели. Хуже — я сам её не знал. Я просто предлагал сделать ещё шаг, шажок. По дороге, которую выбирал я. Они сами шагнули первый шаг: решили втянуть меня в идиотизм "польского крестового похода". Надо бы встретиться. — Приезжайте. Это... неудобство. Но небольшое. Притопали ножками от речки? — Не "по чести", но не сильно. Я пригласил её в шатёр наедине — несколько непристойно, но... Ступеньки. На каждом шаге — по чуть-чуть. Итог? — Об этом позже.

Перспектива обретения свободы и воссоединения со своим законным произвела на неё столь тягостное впечатление, что она резво сдёрнула своё многослойное одеяние.

Увы, я снова "не удержал лица". Открывшееся зрелище... в очередной раз явило мне идиотизм моего воображения.

Да факеншит же! Я постоянно попадаю в ситуации, где демонстрирую свою дурость. "Ванька — дурак. Что не ново" — уже рефрен. Понятно: вокруг незнакомый мне мир, ошибки неизбежны и ожидаемы. Но, едрить-размышлять, подумать об очевидном...

Я-то помнил её 16-летней девушкой, а тут... русско-средневековая зрелая женщина, мать троих детей. И, конечно, то, обо что я бьюсь больно уже десятилетие: мои эстетические предпочтения не совпадают с местными.

Даже странно, что именно эстетика оказалось столь устойчивой. "Чувство прекрасного" — вбито с детства.

Глава 736

* * *

Здесь женщина должна быть "стог стогом". Я об этом — уже. О манере московских богачей 17 в. поить жён водкой и заставлять лежать. Чтобы была толще и мягче. О фотографиях "прелестниц" 56 размера из гарема персидского шаха самого конца 19 в...

Слои жира, висящие в разных местах — красиво. Даёт надежду, что такой запас калорий позволит родить здорового ребёнка при всех флуктуациях с кормёжкой у хомнутых сапиенсом. Только у этого вида обезьян беременность даёт 30% увеличения веса. Мозги человеческие, даже у младенца, очень... энергоёмкий объект.

На эту, времён каменного века, эстетику накладывается нынешняя культурная традиция. Христианство требует, чтобы грудь была маленькой — выражает стремление к умерщвлению плоти, а бёдра широкие, намекая на исполнение заповеди божьей "плодитесь и размножайтесь".

Особенно резко "стремление к красоте по-средневековому" выражено у аристократок.

Нет тяжёлой физической работы. Сиди и вышивай. И — избыток еды. Аппетит, нормы, установившиеся с учётом регулярных голодовок и необходимости подкожного запаса, "где толстый ссохнет — худой сдохнет", сохраняются при более стабильном образе жизни. Желудок растягивается с детства. "Жрут — все". Как не в себя. Просто потому, что есть что. Не зря чревоугодие — из смертных грехов. И, конечно, многочисленные и длительные посты: белки заменяется углеводами. Которые и откладываются на ляжках, ягодицах и животе.

Закономерность. Неизбежность. Давление общества:

— Она чё? Больная? Гля, задница не торчит. Может, глисты? Не, не гожая.

Следует ли мне напомнить об отсутствии в историях попаданок описания стремительного роста не скилов и рейтингов, а весо-габаритных параметров? Об отсутствии анализа изменении психики героини, превращающейся за полгода из "почти модельки" в "стог стогом". Какую отдачу подобное даёт по суставам, по сосудистой системе, по венам на ногах... Как вчерашняя полу-студенточка, став графиней-княгиней, криком кричит по ночам, когда варикоз сводит судорогой мышцы. Можно догадаться, что такая измученная больная дама напрогрессирует.

* * *

— Всё снимай. И цацки, и туфли. Собери в платок.

Она расстелила по полу платок с гербами Пястов, продолжая похныкивать, собрала свои вещи и связала в узел.

— Повернись-ка спиной, дай-ка ручку. И вторую.

Щелчок наручников вызвал у неё панику, она задёргалась, запричитала.

Развернул лицом к себе. Совершенно бессмысленные, заполненные ужасом глаза. Пляшущие, издающие бессмысленные звуки, губы. Сжал ей щёки:

— Страшно? Забудь. Забудь страх. Ты — уже. Уже в лапах Зверя Лютого. Меня. Тебе нечего бояться. Поздно. Самое страшное — уже. Вот, длань моя на вые твоей. Неважно что я сделаю с тобой. Всё. Важно, что ты не можешь этого избежать. Всего.

"Что воля, что неволя — всё одно".

Но изменение подробностей "неволи"... может сильно взволновать.

Она, кажется не слышала меня. Её трясло. Всем этим... откормленным для красоты по-средневековому лицом и телом. Она хныкала, дёргалась, пыталась вырваться.

Я же не насильник! Не маньяк писюкастый. Отпустил, отшагнул. Она, ощутив свободу, резво отскочила к стенке шатра, собираясь отбиваться, вырываться... И непонимающе уставилась на меня.

— Ты хочешь уйти? Я сниму кандалы. И ты сама, своей волей отправишься... к своему Казику. Выход — там.

Сквозь тонкий холст внутреннего полога пробивался свет заходящего солнца. Оно уходило туда, на запад, в Польшу. А здесь, на "Святой Руси", ткань, подсвеченная закатом, приобрела алый оттенок. Как будто там, за дверью, море крови. Достаточно просто откинуть полог.

"А функция заката такова:

Печаля нас, возвысить наши души,

Спокойствия природы не нарушив,

Переиначить мысли и слова

И выяснить при тлеющей звезде,

Зажатой между солнцем и луною,

Что жизнь могла быть в общем-то иною,

Да только вот не очень ясно — где...".

"Где" — не знаю. Но явно не там.

Она опустилась на колени, что не просто со скованными за спиной руками, и негромко завыла, стуча головой в пол.

Хорошо шатёр у меня поставили: на деревянный помост слой войлока и сверху ковёр. Не дует. И лицо разбить не получится.

Пришлось выглянуть из шатра и позвать. Немедленно явились Сухан с мешком и Курт со жгучим любопытством.

"Всю-то я Рассеюшку проехал, а..." — а хомнутого сапиенсом с нулевой реакцией на князь-волка вижу первый раз.

Выдохлась. Устала, наплакалась. Только похныкивала, пока Курт её с разных сторон осматривал, мордой к лицу совался да обнюхивал.

— Хочешь вернуться к своему...? К Казимиру.

Негромкое, однотонное "ы-ы-ы".

— Тогда решать мне. Перестань ныть, лезь в мешок. Что ты головой трясёшь? Хочешь к мужу?

Рефрен. Постоянный. "Хочешь к мужу?". Как меня тогда это задалбывало! Нет, не хотела. Но сказать не решалась. А как же? А венчальные клятвы? "Замужем житьё хоть худо...". Но... а вдруг переменится? "В мире ж есть такое чудо". Потерплю, подожду. "Стерпится-слюбится". Фактор времени — так и жизнь пройдёт. В РИ она этого не дождалась — прежде вдовой стала.

Она не смела не только так сказать — даже подумать. Слишком многое из общепринятого, "впитанного с молоком матери" нужно было выбросить.

Мне приходилось вести её по "лестнице потрясений", на каждой "ступеньке" спрашивая:

— Хочешь вернуться?

Она пугалась, ныла, плакала. Но — не хотела.

Впрочем, оживала она стремительно. Даже не от свободы, а от смены одного "угнетения" другим. "Перемена участи", новизна — уже кусочек свободы.

Сухан натянул на неё мешок, встряхнул, забросил на спину и ушёл. А я подхватил узел с вещами "принцессы", негромко напомнил Охриму у входа пионерский слоган: "Будь готов" и, в сопровождении весьма заинтересованного происходящим Курта, отправился к наблюдавшим из беседки князьям.

— Заждались-заскучали? Воспоминания детства. Это так мило! Э-хе-хе... Даже не договорили. Наша с вами, ясновельможные паны, беседа будет долгой. Серьёзное дело вы задумали, как я понял. Поэтому... Солнце садится. Такие дела накоротке не обговаривают. Да и вы с дороги, с устатку. Давайте завтра утром. Отдохнёте и уж всерьёз потолкуем. А это (я поставил перед Казиком узел) вещи княгини. Забери. Чтобы, не дай бог, ничего не пропало.

Шесть пар мужских глаз потрясённо уставились на узел из платка с характерным гербовым орнаментом.

— А... а она...

— Княгиня? В баньке. Тоже ж притомилась. Помоется, попарится, отдохнёт. Мы с ней ночку-то... поболтаем. А утром я её на разговоры наши приведу.

Ну что, князь Казимир Болеславович, будущий (в РИ) король польский Казимир II Справедливый, драться будешь? Или как? Как Фридрих-Вильгельм III: вернёшься домой и отменишь холопство?

Кулак униженного мужа сжался на столе. И тут же был накрыт ладошкой епископа. Последовал быстрый обмен взглядами, какими-то едва слышными, улавливаемых лишь по движению губ, словами.

— Do jutra.

Ухватил узел и пошёл. Епископ и воевода поспешили за ним.

Федя сидел с открытым ртом:

— Не, ну ты, Иван Юрьевич, и за... заелдырил. Прям у всех на глазах... княгиню ляшскую... будто девку гулящую... цап-царап. И... приходите завтра. Заберёте как надоест.

Миссионер тряс головой. Пытаясь отогнать обозначенную мною реальность как помстившийся послеобеденный кошмар:

— Вынужден полностью согласится с Феодором. Заелдырил. И, даже, как в твоих речах бывает, уелбантурил. Так это... сурово, грубо, зримо. И неотвратимо.

И, утрачивая свою обычную этикетность, едва не в впадая в ажиотацию, едва ли не с криком:

— Ты хоть понимаешь, что ты наделал?! Он же никогда такого не простит! Он же... это ж... ворог! На всю жизнь! Злобой текущий! Ядом брызжущий!

— Э-эх, Федя, всё ты верно сказал, одного не заметил. Это они, не я — "княгиню ляшскую будто девку" привезли, подложить замыслили. Ну. Сбылась мечта идиота. А что не шито-крыто, там гдесь-то, за углом, в темноте, шорохами, а явно и принародно... Я — "Зверь Лютый", а не перехватчик по-тихому. Они про меня знали. Но её привезли. Мне на забаву кинули. Как зайчишку лесного псам гончим. Поглядим-повеселимся. Во-от. За что боролись — на то и напоролись. Не я — цап-царап, а взял, что предложено. На тарелочке с голубой каёмочкой.

Здорово, видать, меня ситуация... тряхнула. Сюда по тому, что с языка выскакивают образы... из другой эпохи.

— И ты, Святополк, зря на меня покрикиваешь. Казимир — враг. Изначальный. Они все — враги. Давно. Как приняли проповедь Неистового Бернара. "Окрестить или убить". Убить нас. Вот всех троих. За то, что у нас попы бородатые, а кресты шестиконечные. Злобой выплёскивает? — Эт хорошо. Когда из ноздрей пар летит — глазам не видать. А слепой враг, хоть бы от чего — половина победы.

Миссионер ещё немного потряс головой. Успокаиваясь, задумчиво произнёс:

— Так вот про что ты говорил, что надобно глянуть "велика ли у них в нас нужда". Да уж. Поглядели. Велика. Князя с княгиней не пожалели.

— Не пожалели... Княгиню. Князь-то и не пожалел. Как рыбак червяка на крючок насадил, карасям кинул. Да глубины не рассчитал — черпанул дерьмеца верхом через голенище.

От беседки было видно, как уменьшившаяся группа переговорщиков садилась в лодку. Потом, на той стороне, поднималась к шатрам на фоне пламенеющего заката. Стоят там, обсуждают. Всё расстаться не могут.

"Не будем же загадывать пока

Свои приобретенья и утраты,

А подождём явления заката -

Оно произойдёт наверняка,

Чтоб всякие умолкли голоса

И скрежеты, и топоты дневные,

И наступили хлопоты иные,

И утренняя выпала роса".

Явление — уже. А вот до росы... ещё дожить надо.

Мы разошлись. Федя — готовить недалёкую усадьбу к завтрашней встрече: я решил, что беседы на природе надо кончать, дипломатия лучше идёт под крышей. Да и погода портится, судя по багровеющему закату. Где-то там, на западе, усиливается ветер, поднимает пыль.

Вот орёл у князя Леха и кружил в небе: не мог в пылище углядеть чего бы покушать.

Миссионер пошёл готовить поход на Минск и Полоцк. Если кто забыл, это всё — чисто дорожные приключения. Заодно, мимоходом по пути. А путь у меня — в Полоцк. Зряплата, факеншит, государева. Сам же, едрить-прихорашивать, выпросил. Я ему — подавление Луцкого мятежа, он мне — Двину с городками. Главный город — Полоцк. Ныне там нехорошо — вече буруздит не по делу, да и "рогволды" разные... "ножками сучат".

Проверил посты. Есть шанс, что у Казика снесёт-таки крышу, полезет оружной силой. Жену вызволять да обидчика убивать. По логике — нет. Им же от меня чего-то нужно, войско там...

Не надейтесь на логику аборигенов, коллеги. Она... другая. Так что есть основание включить "правило Арафата" — не ночевать дважды под одной крышей. Пришлось, не афишируя, перебраться в присмотренную усадьбу.

Заглянул в лагере в баню — как раз два десятка гридней с маршрутов вернулись. Такая... внезапная проверка дисциплины.

Парилка большая, на полках, как воробышки на жёрдочках в мороз, сидят скукожившись шешнадцать гридней.

Четверо моих, в смысле: с Двинца. Остальные новики из разных мест. Слева в углу широкая лавка, на лавке развалившись сидит голый Сухан. С таким же, в смысле: "голым", топором в руке. Из-под лавки торчит знакомая мне уже, бело-розовая от тепла, голая женская задница. Обширная. Издаёт невнятные звуки. Типа:

— ой-ёй-ей... ох-ох-ох...

и массу промежуточных форм.

Сухан ногу поставил заднице на копчик, где запястья её, браслетами скованные, чтобы не сбежала с испугу, а рукой поигрывает топором. И тишина.

— Об чём молчим, витязи славные?

Молчат. Сопят. Друг за дружку спрятаться норовят.

— Сухан?

— Лапают. Без спроса.

— Убитые есть?

— Нет. Топоры далеко положил.

— Та-ак. Ладно. Десятники, отчёт по маршрутам.

Народ вспомнил, что это парилка, сделал вид, что уже напарился, и принялся рассасываться. Десятники, косясь на задницу под лавкой и вздрагивая, когда видели, что я вижу, куда они смотрят, довольно внятно доложили о происшествиях на маршрутах. На западной стороне всё тихо, на восточной — двух подозрительных придурков прибрали в городской поруб.

Наконец и они были отпущены. Княгиню вытащили из-под лавки. И она тут же завыла в голос. Хорошо, что я проверил воду в бочке рядом — горячая. Пришлось её на другую сторону парилки оттащить и там макнуть.

Подержал. Подумал. Послушал. Вытащил.

Мокрое красное лицо с выпученными глазами. Упала на колени и судорожно выхаркивает воду. Мокрые слипшиеся волосы. Всё это белое... трясётся и болтается на каждое кхе. Ухватил за волосы, поднял ей голову.

— Ты — курва продажная. Тебя — продали. Твой муж. Мне. На забаву. Твои тряпки я отдал, они ушли, тебя оставили. Поняла?

Кхекает, вылупилась непонимающе.

— Могу вернуть мужу. Могу сам поиграться. Могу вон, гридням для баловства отдать. Ты — имение моё. Скотинка сисястая двуногая. Поняла?

Старательно мигает. Типа: яволь герр хер.

— Запоминай правила. Открывать рот только с моего разрешения.

Я провёл пальцем по её губам. А она сразу же заныла и попыталась чмокнуть.

Не верю! Не хочу верить! Что вот это... и та девушка, которая сама, своей волей, пританцовывая и хихикая, светясь радостью и искрясь весельем, приходила ко мне в оружейку в Смоленске...

Чудак ты, Ваня, ты свою жизнь жил, а она свою. Не придуманные миражи да мечты обманные. Реальную жизнь княгини.

* * *

Позже в Домострое будет сказано:

"жены мужеи своих вопрошают о всяком благочинии како душа спасти Богу, и мужу угодити, и дом свои добре строити и вовсем ему покарятися, и что муж накажет то с любовию приимати и творити по его наказанию... а которая слово или наказание не имет не слушает и не внимает, и не боитца и не творит того как муж... учит ино плетью постегать по вине смотря, а побить не перед людьми наедине поучити да примолъвити и пожаловати а никако же не гневатися ни жене на мужа ни мужу на жену а по всяку вину по уху ни по виденью не бити, ни под сердце кулаком ни пинком ни посохом не колоть никаким железным или деревяным не бить хто с серца или с кручины так бьет многи притчи от того бывают слепота и глухота и руку и ногу вывихнуть и перст и главоболие и зубная болезнь а у беременных жен и детем поврежение бывает во утробе а плетью с наказанием бережно бити, и разумно и болно и страшно и здорова а толко великая вина и кручинавата дело, и за великое, и за страшное ослушание, и небрежение, ино соимя рубашка плеткою вежливенко побить за руки держа по вине смотря на поучив примолвити а гнев бы не был а люди бы того не ведали и не слыхали, жалоба бы о том не была... наедине пытати добром истине покается безо всякаго лукавства милостивно наказать да и пожаловати по вине смотря, а толко не виновато дело ино оговорщиком не попущати ино бы вперед вражда не была, а толко по вине и по обыску по прямому а не каетца о грехе своем и о вине то уже наказание жестоко надобет штобы был виноватои в вине, а правои в правде, поклонны главы мечь не сечет а покорно слово кость ломит".

"...плетью постегать...". Это — на четыре века прогресса позднее. Вершина гуманизма, смелый шаг, попытка унять самодурство хотя бы этически. "Кроткой проповедью любви".

* * *

"В ней нет нисколько женской пустоты, религиозной сентиментальности, она обладает особенною силой мышления, умом и духом, имела силу воли, она не была создана для тесного круга, робость ей совершенно не была свойственна, смелость и совершенство...".

Наверное где-то в этом мире есть везуйки, которым и с таким набором свойств удаётся выжить. Какие-то уникальные стечения обстоятельств. А так-то... даже для начала 19 в. — редкость. Особо отмечаемая свидетелями.

Интересно, князь Игорь, который "Слово о полку", свою Ярославну — как? Частенько "соимя рубашка плеткою вежливенко..."? В супружеской-то жизни... разные моменты случаются, не всё "мёд и мёд".

Жаль, не повстречались с Фросей, не расспросил. А если бы расспросил и "да"? Тогда что? Такое — норма поведения, "исконно-посконно", "истоки и скрепы". Это — "доброе семейство". Образец для подражания. "Все так живут". Моё вмешательство было бы... тиранством и самодурством.

— Он тебя часто порол?

Не ожидала вопроса. Вздрогнула, смутилась:

— Нет. По воскресеньям. В церкву сходим, помолимся. Домой вернёмся. Ну, говорит, кайся. Я и вспоминаю. Где грешила. У окна сидела, на двор смотрела. Напёрсток потеряла. Рубашку смятой бросила. На платье капнула. А вокруг слуги стоят-слушают. Как я кончу — они добавляют. Иной раз и напривирают-напридумывают. Тогда Казимир говорит: за покаяние — по разу, за утаенное — по три. Тогда я платье и рубашку снимаю, на лавку ложусь, руки-ноги мне привязывают, тряпку в рот вставляют. Чтоб люди бы того не ведали и не слыхали, жалоб бы о том не было. И слуга его бьёт. А подскарбий рядом считает. После волокут меня — я-то идти не могу, в другую комнату. Там водой отливают. Ежели... ежели обделалась — и такое по первости бывало — отмывают. Заворачивают в домотканину и на лавку кладут. По утру ксендз приходит, проповедует. Что жена должна быть доброй, каждый день и час должна думать како душу спасти Богу и мужу угодити. А там служанки приходят, поднимают меня, обряжают. Ведут к мужу в опочивальню. Я там прощения прошу. За грехи свои. Ну и дальше... дела какие по дому.

— И так каждую неделю?! Семь лет?!

— Нет. Ну что ты! Казимир же добрый. Иной раз и смилостивится. Так только, оплеуху или пощёчину. Ни по виденью, ни под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом. Руки или пальцы не выламывал, по голове или по зубам... не. Когда я брюхата ходила — даже и не порол. Ещё на Пасху и на двунадесять праздников. Только насчитывал, а подскарбий записывал. А сколько плетей набралось — после давали. А коли много, то и в будний день. Но это прежде бывало. Когда я дерзила, да ослушивалась, да ленилась. После-то уж пореже бывало, я-то уж выучилася во всем ему покорятися, и что муж накажет то с любовию приимати и творити по его наказанию.

Круто.

Я подобный... образ жизни не вижу. Во Всеволжске народ собирается нищий, постоянно "бабу учить" — сил и времени нет, работать надо. Систематическая дрессировка с поркой ("научению добронравию и благочестию") — удел аристократок из богатых. Весьма не всяких: в обычном доме у хозяйки куча дел.

* * *

Тот же "Домострой" восхваляет жён добрых. Сравнивает с драгоценным камнем:

"Аще дарует Бог жену добру дражаиши есть камени многоценнаго таковая от добры корысти не лишится, делает мужу своему все благожитие, обретши волну и лен сотвори благопотребно рукама своима, бысть яко корабль куплю деющи издалече збирает в себе богатество и востает из нощи и даст брашно дому и дело рабыням, от плода руку своею насадит, тяжание много, препоясавше крепко чресла своя утвердит мышца своя на дело и чада своя поучает, тако же и раб, и не угасает светилник ея всю нощь руце свои простирает на полезная, лакти же своя утвержает на вретено, милость же простирает убогу плод же подает нищим, не печется о дому муж ея многоразлична одеяния преукрашена сотвори мужу своему и себе и чадом, и домочадцем своим, всегда же мужь бысть в соньмищи с вельможи и сядет знаемым вельми честен быст, и благоразумно беседова разумеет яко добро делати никто же без труда венчан будет, жены ради добры блажен мужь и число днии его сугубо, жена добра веселит мужа своего и лета его исполнить миром, жена добра часть блага в части боящихся Господа да будет, жена бо мужа своего честне творяще, первие Божию заповедь сохранив благословена будет, а второе от человек хвалима есть, жена, добра, и страдолюбива и молчалива, венец есть мужеви своему обрете мужь жену свою добру износит благая из дому своего, блажен есть таковые жены мужь и лета своя исполняют во блазе мире, о добре жене хвала мужу и честь".

Так что порка жены — не злоба, а подобие огранке диаманта индийского, за ради придания света ясного. Дабы добра была. Мужа веселила, лета его миром исполнила и число дней его приумножила.

Поскольку "не печется о дому муж ея" и "бысть в соньмищи с вельможи и сядет знаемым вельми честен быст, и благоразумно беседова разумеет яко добро делати", то дом на жене.

Для чего надобно немало трудиться:

"А добрая домовитая жена благоразумным своим помыслом, и мужним наказанием, и добрым подвигом своих трудов с слушками полотен и усчин, и холъстов наделано да на што пригоже ино окрашено на летники и на кавтаны и на сарафаны, и то у неи на домашнеи обиход перекроено и перешито, а будет слишком за обиходом наделано, полотен или усчин или холстов или скатертеи или убрусов или ширинок, или иного чего ино и продаст ино што надобе купит, ино того у мужа не просит а рубашки красные мужьские и женьские и порты то все самои дати при себе кроити, и всякие остатки и обресъки камчатые и тафтяные и дарагие и дешевые и золотное и шелковое, и белое и красное и пух и оторочки и споръки и новые и ветшаное все бы было прибрано мелкое в мешечках а остатки сверчено и связано а все розбрано по чисълу и упрятано и как чево поделат ветшана или у новаго не достало а то все есть в запасе в торгу того не ищешь дал Бог, у доброго промысла у совершенаго разума все ся лучило дома.

Стол и блюда и ставцы и лошки и всякие суды и ковши и братены, воды согрев из утра перемыти и вытерьти и высушить, а после обеда такоже и вечере а ведра и ночвы и квашни и корыта и сита и решета и горшки и кукшины и корчаги також всегды вымыти, и выскресть и вытерть и высушить и положить в чистом месте, где будет пригоже быти всегда бы всякие суды и всякая порядня вымыто и чисто было бы а по лавке и по двору и по хоромам суды не волочилися бы а ставцы и блюда и братены и ковши и лошки по лавке не валялися бы, где устроено быти в чистом месте лежало бы опрокинуто ниц а в каком судне што ества или питие и то бы покрыто было чистоты ради и всякие суды с ествою или с питием или с водою, или квашня ростворить всегды бы покрыто было а в ызбе и повязано от тороканав и от всякия нечистоты изба и стены и лавки и скамъи и пол и окна и двери и в сенех и на крылцы вымыть и вытерть и выместь и выскресть всегда бы было чисто и десницы и нижнее крылце все бы то было измыто, и выскреблено и вытерто и сметено да перед нижним крыльцом сена положить грязные ноги отирать, ино лесница не угрязнится, и у сенеи перед дверьми рогошка или воилок ветшанои положить или потирало ноги грязные отирать чтобы мосту не грязнить в грязное погодье у нижнего крылца сено или солома переменити а у двереи рогозинка или воилок переменити или потирало чистое положить, а грязное прополоскать и высушить и опять туто же под ноги пригодится, ино то у добрых людеи у порядливои жены всегды дом чист и устроен все по чину и упрятано где что пригож и причищено и приметено всегды в устрои как в раи воити всего того и всякои порядни жена смотрила и учила слуг, и детеи добром и лихом не имет слово ино ударить, и увидит муж что не порядливо у жены и у слуг или не потому о всем что в сеи памяти писано ино бы умел свою жену вразумлять".

Объём домашних дел столь велик, что нужно иметь "три слоя" слуг (дворовых, теремных и верховых), чтобы у хозяйки образовалось достаточно времени для её регулярной порки.

Мда... как-то в историях попаданок про "всякие остатки и обресъки камчатые и тафтяные и дарагие и дешевые и золотное и шелковое, и белое и красное и пух и оторочки и споръки и новые и ветшаное все бы было прибрано мелкое в мешечках а остатки сверчено и связано а все розбрано по чисълу и упрятано и как чево поделат ветшана"... не встречал. Не говоря уж про "у нижнего крылца сено или солома переменити".

А вот вспоминая детство своё и матушку в молодости... да, было у неё "мелкое в мешечках а остатки сверчено и связано". Она-то умела дом вести.

Тут любую этому научат. Хорошо бы без — "по зрению бити".

* * *

Я отомкнул наручники, она намывалась, вспоминала своё житьё-бытьё у ляхов, потом села сушить волосы у печки. И заснула. Хорошо, что я заметил — волосы уже горячие. Пришлось брать на руки и тащить в опочивальню.

Мда. Тяжеловата. Она ещё немножко поныла, но стоило накрыть её одеялом, как всхрапнула и засопела. Изредка негромко постанывая. А я отправился промывать мозги бойцам. Не дело, ежели слов не достаёт. Так, что Сухану приходится среди своих — топоры вытягивать. Новобранцы, факеншит. "С бору по сосенке".

Солнце едва поднялось, когда я заявился к "принцессе" в опочивальню.

— Просыпайся, красавица. Утро ясное пришло.

Она резко вскинулась, растерянно, непонимающе со сна, огляделась. И как-то испуганно сжимаясь, пытаясь натянуть на себя одеяло, пытаясь отползти вглубь широкой постели, уставилась на меня.

А мне вспомнилась Агнешка в Киеве. Как, подскочив при пробуждении в моей кровати при приходе Боброка, она счастливо смеялась, раскидывалась довольная, радовалось новому дню. Тому что было, тому что будет.

— Просыпайся-умывайся, собирайся-одевайся. Вот ведро поганое, вода тёплая, пироги вчерашние. Одежонка сегодняшняя. Поторопись — скоро законный твой явится.

— С-сюда?! Ты меня ему... отдашь?

Она в страхе вглядывалась, пытаясь по моему лицу понять своё будущее.

Ох же блин же! Да не знаю я! На хрена мне такое... такая... забота?

"Тело ранимо, воля неуязвима" — кто это сказал? Какой-то... идеалист бестелесный?

"Мы то, что мы едим". А она семь лет "хлебала" безответные унижения.

"В здоровом теле — здоровый дух". А в теле больном и регулярно поротом?

— Собирайся.

Ваня, ты "рыцарь"? — Нет, я "плюшкин". Хотя нафига мне эта "надкусанная половинка заплесневелого калачика"?

Я уже говорил: в Бресте "при столь высокой плотности застройки не могла сложиться усадебная система застройки с комплексом хозяйственных построек". Что означает вынесение почти всего, кроме собственно жилья, за стены города.

Теснота — общая беда всех укреплённых городов. За полтора века после Крестителя население удвоилось, каждое семейство норовит избу поставить. Земли больше не стало. А уходить насовсем в окольный город или в посад люди не хотят. Поэтому вокруг детинца растёт "дачный посёлок" — всё, от бань и конюшен до овинов и сушил, строят россыпью вокруг.

Потому и колесо тележное найдут одно, а разных конских причиндал, вроде удил, стремян — много. Телега место занимает, её на выселках держат. А стремена в дом несут, в сенях вешают.

Нам и лагерь пришлось не под стенами ставить, а выносить южнее.

Если люди большую часть времени проводят "на дачах", то и строятся здесь активнее. Особенно — люди обеспеченные. Им лезть в те сараюшки из жердей, которые дома городские, не только неудобно, но и "не по чести". Ставят в качестве летных "дачных" домишек настоящие хоромы. Вот одни такие мы мы и приспособили под переговорный процесс.

Уровень приёма сегодня выше. Лодок больше, коней оседланных к берегу подогнали. Миссионер и здесь начал мне выговаривать:

— Попон дорогих нет. Одни потники. Сёдла простые, не изукрашенные. Узды без решт.

— Не грызи. На решты не заработали пока. Не любо — ножки у каждого, дойдут.

Доехали. Уже ждут. Миссионер с Федей гостей дорогих развлекают. Умной беседой. А я вот завозился. С "принцессой". Как не подгоняй, а женщине собраться... в новом платье... без пары служанок...

— Доброго дня всему ясновельможному панству. Прошу простить за задержку. Надеюсь, вы не успели заскучать. Что ж, приступим.

Заскучать им, может, и пришлось, но теперь... сплошное изумление. Я явился не один, не со слугой или помощником, а с женой. Чужой, естественно. Княгиня увидела Казика и дернулась назад. Увы, я придерживал её за локоток. Её растерянный испуганный взгляд встретился с моей добродушной весёлой улыбочкой.

Нет, я не издеваюсь. Я — наслаждаюсь. Пикантностью ситуации.

Любовник, он же первый мужчина в жизни, вежливо ведёт женщину под ручку к её законному мужу, по жизни — второму.

* * *

"На "первый-второй" рассчитайсь!

Первый-второй

Первый, шаг вперед! — и в рай

Первый-второй

А каждый второй — тоже герой

В рай попадет вслед за тобой".

Оба уже в твоём "раю" побывали. Неоднократно. И каждый знает о другом, что тот знает.

* * *

Она нервно сглотнула и, не поднимая глаз, прошествовала к месту. Где и была, под стремительно наполнявшимся злобой и презрением взглядом мужа, усажена на лавочку в торце стола. Я приземлился рядом, утвердился по-удобнее и весьма весело, доброжелательно поинтересовался:

— Ну что? Начнём?

Глава 737

Довольно обширное низковатое помещение. Сени: две двери в противоположных стенах. Три окна по одной стене. За окнами — солнце, светлый апрельский день наполняет двор. В комнате тень, прохлада. Длинный стол, покрытый темно-бордовой скатертью. Вдоль стола — длинные лавки, в торцах — коротенькие, полуторные. В смысле: на одну задницу. Или на две плотно прижавшихся. На том конце — князь Казимир Болеславич, на этом — ваш покорный слуга, князь Иван Юрьевич. С супругой. Супруга, правда, Казимирова.

Вблизи меня за столом с обеих сторон Миссионер и Федя. Возле Казимира под правой рукой — епископ Краковский Гедко, под левой — воевода Святослав Властович.

Кроме переговорщиков в комнате ещё двое: мой и польский писари сидят у противоположных стен на лавках, на уровне середины стола, пишут протоколы на коленках.

Сразу во избежание: так не делается. Рассадка на средневековых переговорах другая.

Или правитель сидит, на троне или на лавке, а посол перед ним стоит, выплясывает и несёт ахинею.

Или обе стороны стоят в нескольких шагах друг от друга. И высказывают свои... мнения.

Бывает и за столом. Форма: посиделки с обжирушкой. В смысле: высокие стороны сидят за столом со снедью недалеко друг от друга и, между выпивкой и закуской, излагают друг другу наболевшее.

То, что я тут устраиваю — "канцелярит" из более поздних эпох. Позволяет избежать изначального спора о соотношении статусов, "кто выше".

Ну, и ещё кое-чего мне позволяет. Но об этом дальше.

— Ясновельможное панство! Прежде всего следует нам обратиться к Господу. Дабы ниспослал он милость свою, просветил и вразумил, наполнил сердца наши светом истины и указал дорогу благочестия. Господу богу помо-о-олимся!

Флейтист-крысолов. Последнюю фразу Гедко произносит нараспев, что резко контрастирует с его обычной скороговоркой. Как на плацу протяжно подают команду: "Ша-а-агом...".

Все дружно принимают исходное положение для упражнения: складывают ручки ладошками на груди, втыкаются глазами в стол и принимаются бормотать:

"Pater noster, qui es in caelis,

sanctificetur nomen tuum.

Adveniat regnum tuum.

Fiat voluntas tua,

sicut in caelo, et in terra...

Amen".

Хоровое караоке исполнено, все негромко в разнобой выдохнули последнее слово. Перекрестились. Кто слева направо, кто наоборот.

Гедко глубоко вздохнул, ухватился рукой за крест на груди и начал проповедь:

— Господа христианская! Вы пришли из-за лесов и болот, вы избраны Богом и возлюблены им, что показано многими вашими свершениями.

Ну и забубенил! Без стопора.

Начало монолога произвело на меня неизгладимое впечатление. Я подпёр правой ручкой щёчку, в глубоком сосредоточении внимая сладкоголосому песнопевцу. А левую случайно уронил под стол. Прямо на коленку соседки.

Про одеяния мужчин уже подробно рассказывал. Они, по сравнению со вчерашним, не изменились. А вот о единственной присутствующей даме... которая "силою вещей" в моём лице, вынужденно поменяла гардероб... Упущение.

Очень скромненько. Даже — подчёркнуто. У меня тут стан воинский, а не модельный дом. Но — чистенько. Беленькая нижняя косыночка аккуратно подвёрнута вокруг лица, покрыта тёмно-серым платком, переброшенным через плечо. Никаких украшений, кроме маленького серебряного крестика на груди. Даже золотое обручальное кольцо уехало вчера в узелке с поносным орнаментом. Тёмно-серого цвета широкая бесформенная роба с широкими рукавами. Крой сходный со вчерашним — абайский.

Я хотел, было, одеть её в чёрное. В знак скорби по утраченной "супружеской верности". Но — этикет.

Вспомнил Губермана: "чёрный цвет стройнит только до 48 размера. Дальше он бессилен, нужны леопардовые лосины".

Лосин здесь нет. Хотя леопарды... где-то водятся.

Пришлось ограничиться сереньким.

Ткань вызвала у меня в памяти фразу из далекого детства: "Драп-хохотунчик — три копейки километр".

Никаких вышивок, выточек, вырезов. Есть разрез. Один. Да и тот потайной. Правда, длинный, от подола до правой подмышки. Застёгнут тремя пуговками, прикрыт клапаном.

Собственно, всё одеяние и строилось именно для разреза.

"Принцесса" не хотела надевать этот... мешок. Тем более — без белья. Но настаивать на своём мнении не рискнула.

Теперь я мог спокойно пальчиком уроненной чисто случайно ручки сбросить петельку с нижней пуговички под клапаном и, в освободившемся от тенет и препон пространстве, свободно, по-хозяйски, положить ладонь на её круглую и, что принципиально важно, совершенно голую коленку. Погладить. Рукопожать.

Бывают нерукопожатые люди. Здесь встретилась рукопожатая коленка. Ничего особенного. Есть "рука-лицо", а тут рука-колено. Тоже... выражает.

Попытался отделить эту округлость от соседки.

Факеншит! Коленку — от её соседки. А не — от моей соседки. Что я, маньяк-расчленитель?

Увы, "принцесса" с силой плотно сжала ноги.

Как сообщил нам Бунин: "Женщины никогда не бывают так сильны, как когда они вооружаются слабостью".

Ну-ка, "вооружись слабостью". Расслабь. -Ся. А то так и останешься безоружной. Дурочка.

Я нажал чуть сильнее. Она панически дёрнулась, испуганно вскинула на меня глаза. Я, благожелательно улыбаясь, приглашающе кивнул в сторону проповедника. Она мазнула взглядом по епископу, по Казимиру. Опустила взор в стол. И раздвинула ноги.

* * *

" — Не грусти, — сказала Алисa. — Рано или поздно все станет понятно, все станет на свои места и выстроится в единую красивую схему, как кружева. Станет понятно, зачем все было нужно, потому что все будет правильно".

Не грусти. Мне ещё непонятно, как выглядит "правильно". Но мои пальчики станут на свои места. На твоём теле. По нежному шёлковому кружеву твоей кожи.

* * *

У неё была восхитительная кожа. Я уже говорил, что для меня осязание имеет большое значение? Чувствую мир кожей.

Говорят, что слоны ходят на цыпочках. На пятку становятся только прислушиваясь: звук идёт не только по воздуху, но и по земле. Я — не слон, я постоянно "становлюсь на пятку". Всем телом. Особенно — с женщинами. А иначе... а зачем?

Регулярные занятия с оружием, физическая работа или управление поводьями, отчего и мозоли бывают, и кожа грубеет, не убивают этой чувствительности. Впрочем, способность чувствовать прекрасное — всегда не только рецепторы, но и асконы.

Восхитительная кожа на внутренней стороне бёдер. "Северянка". Нежная, плотная, ровная, гладкая. Стремительно разогревающаяся под моей ладонью, чуть вздрагивающая. То инстинктивно пытающаяся сжаться, спрятаться, отгородиться. От мира. От меня. То принуждаемая разумом к раскрытости. Если не к взаимному стремлению, то, хотя бы, к покорности, к терпению. К согласию. С этим постыдным, чужим, неизбежным... прикосновением. К длани господина своего. Имеющего право. Всегда. Везде. Всё.

* * *

"Тварь ли я дрожащая или право имею?".

Не — "или", а — "и". Я — "тварь". Из будущего. "Дрожащая". От ощущения и предвкушения. И "право" — имею.

* * *

Как говаривали русские крепостные в начале 19 в., оправдывая сексуальные волеизъявления "цвета нации" — российского благородного дворянства, заставлявшего крестьянок едва ли не с 12-13 лет отправляться в гаремы господ: "Должна идти, коли раба". А здесь и идти не надо: раздвинь ляжки и отдыхай.

"Смело, товарищи! В ногу!

Духом окрепнем! В борьбе...".

"В ногу" здесь конкретно — в её правую. Всем вниманием, чувствами, душой. Манера, конечно, не строевая, а танцевальная. При общении с дамой — более уместно.

И "духом окрепну". Процесс уже пошёл. Окреп. "Дух". Хорошо — под столом не видно.

Борьба в её разуме отдаёт дрожью. "Дрожью в теле. Близком мне". Борьба между с детства вбитыми стереотипами послушания и оттуда же, но — пристойности. Борьба между разумом и чувствами, борьба внутри самих чувств. Смущение. Стыд. Страх. Страх перед мужем, перед... вообще. Страх неизбежно грядущего наказания. Страх страха. И страх передо мной.

Борьба даже не осознаваемая, не описываемая иными словами, кроме "о-ой-ёй... боже же ж ты мой...", но выражаемая дрожью мышц. Взволнованностью плоти под восхитительно трепещущей кожей.

Она же ничего и никого не боялась! Семь лет аристократического замужества вбили страх. И не только "страх божий".

* * *

"Парикмахеру:

— Беня, зачем ви пугаете клиента страшными небылицами?

— У него, таки, волосики дыбом встают. Стричь удобнее".

У неё нет волосиков на ляжках. Но как она... трепещет!

* * *

Спокойнее, принцесса. Публичность сношаемости — общее место в этом мире. Господь же всевидящий? — Во-от. А сонмы у престола Его?

Так живёт почти вся "Святая Русь" в своих избушках 4х4 м. А уж в Берестье с жердяными стенками через полметра... Вся улица подсказывает и комментирует.

Там размножаются большинство аристократов. Максимум — за занавесочкой. А то позовёт господин конюха, да начнёт указывать какого коня завтра поутру подавать, да какой потник под седло класть... А там и хозяйка кухарю втолковывает меню на завтра да особо по подливе... За день-то всего не успеть, не упомнить.

Она вцепилась руками в стол, опустила лицо. Восемь мужчин, включая слуг, искоса посматривали на неё. Но не останавливали взгляда: ни одно движение или звук не выдавали её соучастие в процессе. Только мне сбоку был виден крестик. Он дрожал. В такт дыханию.

Скромные нескромные ласки. "Скромные" — потому что никому не видны. А "нескромные"... сами понимаете.

Поляки сидели достаточно далеко — на том конце стола, мои спутники — ближе, но и они не могли видеть деталей происходящего. Миссионер, кажется, что-то уловил, пару раз глянул на нас непонимающе. И, после моей улыбки и кивка в сторону "партнёров", уставился на епископа.

А тот входил в раж:

— Вы выделяетесь из всех других по положению земель своих, а также по почитанию святой церкви; к вам обращается речь моя! Мы хотим, чтобы вы ведали, какая печальная причина привела нас в ваши края, какая необходимость зовет вас и всех верующих. От пределов мазовецких ныне да и ранее весьма часто доходило до нашего слуха, что народ пруссов, иноземное племя, чуждое Богу, народ, упорный и мятежный, неустроенный сердцем и неверный Богу духом своим, вторгается в земли христиан, опустошая их мечом, грабежами, огнем. Пруссы частью уводят христиан в свой край, частью же губят постыдным умерщвлением. А церкви Божьи они либо срывают до основания, либо обращают в пепелища. Они оскверняют алтари своими испражнениями. Они режут живьём христиан и отрезанные части кидают в алтари или в купели для крещения. Они рады предать кого-нибудь позорной смерти, пронзая живот, лишая детородных членов и привязывая к столбу. Потом они гоняют свои жертвы вокруг него, и бьют плетью до тех пор, пока из них не выпадают внутренности и сами они не падают наземь. Иных же, привязанных к столбам, поражают стрелами; иных, согнув шею, ударяют мечом и таким способом испытывают, каким ударом можно убить сразу. Что же сказать о невыразимом бесчестии, которому подвергаются женщины, о чем говорить хуже, нежели умалчивать? Кому выпадает труд отомстить за все это, исправить содеянное, кому как не вам? Вы люди, которых Бог превознес перед всеми силою оружия и величием духа, ловкостью и доблестью сокрушать головы врагов своих, вам противодействующих. Поднимайтесь и помните деяния ваших предков, доблесть и славу короля Болеслава Мешковича Храброго, князя Владимира Святославича Крестителя и других государей ваших, которые разрушили царства язычников и раздвинули пределы святой церкви. Особенно же пусть побуждает вас святой Войцех, местом гибели которого ныне владеют нечестивые.

Гедко явно ощущал кураж. Он активно жестикулировал, задавал риторические вопросы: "кому как не вам?". Едва ли не в лицах изобразил муки бедных христиан, попавших в руки язычников. Устремлялся к "достоверному описанию" казней и сам же останавливал себя, не желая говорить о "невыразимом бесчестии" в кругу приличных людей. Он играл мимикой и интонацией, воздевал руки, призывая в свидетели Высшую силу.

Я никого не призывал. Ни в свидетели, ни вообще. Но тоже... жестикулировал. Руками. Одной. Продвигая её всё выше и выше. Получая восхитительные тактильные ощущения от соседки и наслаждаясь риторическим искусством Краковского святителя. Хотелось, чтобы и то, и другое продолжалось и продолжалось.

"уж вроде ноги на исходе,

а юбка всё не началась".

Юбок привычного нам типа здесь нет вообще. Я об этом — уже...

Поэтому дойдя до "исхода ног" я не удивился. А чтобы вы хотели там найти? И продолжил свою... пальцами же? — пальпацию. Лёгкую. Лёгонькую. Взгляд мельком на крестик показал усиление и углубление дыхания моей соседки. А также нарастание окрашивания кожных лицевых покровов. Она, представьте, покраснела. Сама, без всяких "насмерть затянутых" платков. Это так органично, так мило!

Тут епископ снова возвысил голос. Как-то внезапно. Такой был, знаете ли, приятный, равномерный, даже где-то затягивающий и убаюкивающий, процесс. Как у нас с принцессой под столом. Гармония, знаете ли. И тут — орут.

— О могущественнейшие рыцари! Припомните отвагу своих праотцев. Не посрамите их! И если вас удерживает нежная привязанность к детям, и родителям, и женам, поразмыслите снова над тем, что говорит Господь в Евангелии: "Кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во стократ и наследует жизнь вечную". Не позволяйте собственности или семейным делам отвлечь вас. Эта земля, которую вы населяете, сдавлена отовсюду морем и горными хребтами, она стеснена вашей многочисленностью. Она не очень богата и едва прокармливает тех, кто ее обрабатывает. Из-за этого вы друг друга кусаете и пожираете, ведете войны и наносите другу множество смертельных ран. Пусть же прекратится меж нами ненависть, пусть смолкнет вражда, утихнут войны и уснут всяческие распри и раздоры. Начните путь к св. Войцеху, исторгните землю у нечестивого народа, край, самый богатый по сравнению с другими. Ее прославил св. Войцех своим приходом, украсил ее деяниями, освятил страданием, искупил смертью. И этот прекрасный край ныне находится в полоне у его врагов и используется народом, не ведающим Господа, для языческих обрядов. Он стремится к освобождению и жаждет освобождения, он беспрестанно молит о том, чтобы вы пришли ему на выручку. Он ждет помощи от вас, ибо, как мы уже сказали, пред прочими сущими народами вы удостоены Богом замечательной силой оружия. Вступайте же на эту стезю во искупление своих грехов, будучи преисполнены уверенностью в незапятнанной славе Царствия Небесного.

* * *

"Встретились три друга, чтобы обсудить как они встретили Новый год.

Первый:

— Взял девушку. Красавица, умница, ласковая. На Сейшелы. Лучший отель, прекрасная погода. Так отдохнул!

Второй:

— А я с семьёй в Париж. Все музеи обошли. В самую ночь — в дорогой ресторан. Жена в восторге, дети уважают. Ну как никогда! А ты?

Третий:

— А я с вами отмечал. На этой кухне. Но я не курил".

Коллеги-феодалы, я тоже крестик ношу. Юлькин противозачаточный. Но... "но я не курил".

* * *

Гедко хорошо учился. Или ему писал тот, кто был отличником: довольно точно воспроизведена проповедь Папы Урбана II в 1095 г. в Клермоне, после которой начался Первый Крестовый.

Понятно, что Ромов — не Иерусалим, Пруссия — не Земля Обетованная, текущая мёдом и млеком, а св. Войцех — не Иисус Христос. Да и обращается епископ не только к католикам, а и к православным. Аккуратно не делая различия между нами. Вы, христиане.

Когда папа Урбан в Клермоне в своей искусной речи сказал это и многое в этом роде, тех, кто там был, соединило общее чувство, так что все возопили: "Так хочет Бог! Так хочет Бог!".

Епископ ожидал услышать здесь нечто подобное. Тогда он, следуя прототипу, возвел бы очи к небесам, возблагодарил Бога и, мановением руки потребовав тишины, сообщил бы следующее:

"Возлюбленные братья! Сегодня мы видели, что, как сказал Господь в Евангелии от Матфея, "где двое или трое собраны во имя Мое, там я посреди них". Ибо если бы не Бог, который присутствовал в ваших помыслах, не раздался бы столь единодушный глас ваш; и хотя он исходил из множества уст, но источник его был единым. Вот почему говорю вам, что это Бог исторг из ваших уст такой глас, который он же вложил в вашу грудь. Пусть же этот клич станет для вас воинским сигналом, ибо слово это произнесено Богом. И когда произойдет у вас боевая схватка с неприятелем, пусть все в один голос вскричат Божье слово: "Так хочет Господь! Так хочет Господь!".

Мы не повелеваем и не увещеваем, чтобы отправлялись в этот поход старцы или слабые люди, не владеющие оружием. И пусть женщины не пускаются в путь без своих мужей, либо братьев, либо законных опекунов. Они ведь являются больше помехой, чем подкреплением, и представляют скорее бремя, нежели приносят пользу. Пусть богатые помогут беднякам и на свои средства поведут с собою пригодных к войне... И тот, кто решит совершить это святое паломничество, и даст о том обет Богу, и принесет ему себя в живую, святую и весьма угодную жертву, пусть носит изображение креста Господня на челе или на груди. Тот же, кто пожелает, выполнив обет, вернуться домой, пусть поместит это изображение на спине промеж лопаток. Тем самым такие люди выполнят заповедь Господню, которую он сам предписывает в Евангелии: "И кто не берет креста своего и следует за мною, тот не достоин меня".

* * *

Отмечу: крестовый поход — не война, а паломничество. Чисто милые мирные люди чисто по своей мирной проповеди всеобщей любви и милосердия пошли чисто глянуть на достопримечательности... А оружие? — Чисто на всякий случай, разбойники, там, звери дикие...

Такое — штатный, постоянный приём. В месте, где убили святого человека, в окружающую среду проистекла благодать. Нам чисто поклониться и приобщиться. К проистекшему. Чисто свобода совести. Которая превращается в свободу от совести. При взгляде с другой стороны.

Как ведут себя богомольцы, как они уверены в том, что местные им должны...

Былину "Сорок калик со каликою" я уже цитировал:

"Скричат калики зычным голосом, -

Дрогнет матушка сыра земля,

С дерев вершины попадали,

Под князем конь окарачелся,

А богатыри с коней попадали".

Столы не накрыты, денег не дадено? — Оскорбление чувств верующих. Лучших чувств: им все должны.

Католические паломники ещё и боевое оружие с собой тащат.

Так, ещё до Первого Крестового отправился в Палестину отряд в семь сотен рыцарей, чисто проводить бедных богомольцев. Так, через год от моего "сейчас", в 1172 г., отправится в паломничество Герцог Саксонский Генрих Лев с четырьмя тысячами воинов. Помолиться у Гроба Господня. Ну, заодно, раз уж приехали, давайте Саладина побьём и Египет захватим. В РИ Льва еле остановили.

* * *

Увы, народу маловато. Соединения "общим чувством" не случилось. "Магнетизм" страстной проповеди не превратился в "электрическую искру", проскакивающую между слушателями. То ли "диэлектрики" собрались, то ли напруги недостаёт. У проповедующего магнето.

Я продолжал философски размышлять о факторах, способствующих распространению магнетизма, фанатизма, энтузиазма и идиотизма, продолжая поглаживать мизинцем то... до чего он добрался, как вдруг княгиня резко встала. Так, что я едва успел убрать руку. Упорно не отрывая взгляда от стола, она напряжённым голосом объявила:

— Панове. Возвышенные слова епископа Краковского пронзили меня до глубины души. Я вынуждена покинуть ваше высокое собрание. Прошу извинить слабую женскую натуру.

Не глядя в мою сторону, бросила:

— Князь Иван, проводи меня.

И пошла, совершенно не обращая на меня внимания.

— Господа, сделаем короткий перерыв.

Я весело подскочил с лавочки и быстренько отправился догонять "принцессу".

Вбегая через низенькую дверь, я был вынужден наклониться. А распрямиться уже не удалось: "принцесса" ухватила меня за шею, впилась в губы, и, срывая пуговицы с хитроумного разреза своего платья, резко потянула в сторону. У стены стоял какой-то... верстак, на которой она взгромоздилась, зажав меня между ног.

— Ну! Ну же! Давай!

Страстно бормоча уместные слова, она ухитрилась расстегнуть на мне штаны и... и мы соединились.

Не могу не отметить: гульфиков в моём обмундировании нет, в нормальных здешних повсеместных портках нет ширинок. Я уж не говорю про европейскую конструкцию: бре с чулками на поясе и лямках. Там вообще... от воротника начинать надо. У неё не могло быть опыта в части избавления от моей модификации ткацко-швейных препятствий любви. Однако врождённый инстинкт женщины, дополненный, вероятно, внимательным разглядыванием локали в ходе вчерашнего общения, позволил мгновенно минимизировать проблему.

И более того: обхватив меня ногами, уперев пятку мне в копчик, она предприняла немалые усилия для обеспечения максимально плотного контакта. Что меня несколько... удивило. Впрочем, я снова не возражал.

Штаны удержались на поясе, а не упали на сапоги, явив вселенной мою голую задницу. Эта мелочь хоть и ограничила моё кожное восприятие мира и женщины, но позволило сохранить уверенность в себе. И любовный пыл. Там же.

Увлекательнейший процесс бурно стартовал и устремился к своему логическому завершению. Давно, как вы понимаете, ожидаемому и желаемому. Как пуговку у неё расстегнул, так и заожидал. Конечно, яркая образная проповедь краковяка... э-э-э... краковянина? краковина? — несколько тормозила моё стремление... вызванное нескромными прикосновениями... в высоком собрании... к столь приятной во всех отношениях... которая не только желанна, но и, как неожиданно оказалось, сама столь страстно желающа...

Тут она внесла некоторое разнообразие.

Откинув в сторону остатки "мешка", ещё прикрывающие её тело, она сжала правую грудь и сунула мне в лицо.

— Куси! Ну! Сильнее! О!

И где она этого набралась? Я её этому не учил, с мужем она такого... не. Там всё было тихо, редко и канонически. Может, кто-то из мужниных "милашек" рассказал? Или показывал?

Команда напомнила дрессировку сторожевого пса. Но я не стал копаться в подробностях средневекового этикета. Кто знает, что говорят благородные дамы... понуждая своих любовников... к активным действиям... в полевых условиях... на окраинах цивилизованного мира? Тем более, что её сосок меня вполне... увлёк.

Она прижала мою голову к груди, сбив бандану на глаза так, что я не видел ничего, кроме розовеющего кусочка её прелести, продолжая толкать меня пяткой в задницу. И зазвучала. Поток страстных возгласов... и движений... свидетельствовал, как я решил, о крайней успешности моей деятельности.

Как известно, в "Святой Руси" нет оргазма. Поэтому девы юные, а также не девы и не юные, испытывают "диво дивное" и "чудо чудное".

Появилось надежда, что "чудо" и "диво" она попробует. Вот прям "здесь и сейчас".

Как всегда, я прежде всего думал о даме. Сам-то я... всегда успею.

Оказалось, и мне могут создать... сложности.

— О! Ещё! Сильнее! Как хорошо! Какой ты сильный! Могучий! Ещё! Наконец-то! Настоящий мужчина! О! Кусай!...

Меня смутила какая-то... наигранность, какая-то... демонстрационность. Показушность? Почему-то вспомнились реплики, которые я подсказывал Агнешке, когда её на мебельной пирамиде имени митрополита Киевского...

Не сразу. Мужчины в подобной ситуации соображают не сразу. Но некоторую... неорганичность исполнительницы я ощутил. И — заинтересовался.

Сдвинул бандану с глаз и взглянул вверх. Приподнявшаяся на локтях "принцесса" старательно звучала. И выглядела. Но смотрела не на меня, или куда-нибудь в туманное пространство своих чувств, а во вполне определённую точку за моим левым плечом. Не выпуская из губ её соска, скосил глаза.

Оп-па. Факеншит.

Дверь не закрыта.

Ощущение присутствия штанов на заднице и "огрызков" на спине — успокоило и позволило логически мыслить.

"Принцесса" так резво повисла на моей шее, так решительно потащила на верстак, что я не успел захлопнуть дверь. Так и осталась полуприкрытой. Переговорщики, видимо, решили размяться, встать, походить. Теперь за щелью, шагах в шести, видны двое прогуливающихся: Казимир и Гедко. Которые смотрят на нас. А я, продолжая пожёвывать сосок княгини, на них.

Кажется, чего-то подобного не дождался Фридрих-Вильгельм в Тильзите, поторопившись войти в комнату с женой и Наполеоном. А имел бы терпение — получил бы Магдебург. Тогда Пруссия не получила бы реформы пачкой, а Европа — войны 19 и 20 веков мешком.

Увы, я не Наполеон и отдать Магдебург не могу, даже при всём желании.

Казик, стремительно багровеющий прямо на глазах, порывисто двинулся к нам. Но епископ остановил его. Шустренький, кругленький как фиолетовый колобок, подкатился к двери. И плотно закрыл её. С той стороны.

"Дети до 16".

"Принцесса" ещё пару мгновений смотрела в закрытую дверь. Потом перевела взгляд на меня. Лицо её исказила злобная гримаса:

— Хватит!

И той же пяткой, которой она только что подталкивала меня к себе, уперлась мне в грудь и сильно оттолкнула.

Я... отлетел. И... офигел. Хорошо, что штаны... а то упал бы.

Стреноженный спущенными штанами мужчина при толчке обычно падает. Нет, коллеги, это не из личного опыта, а из опыта всего нашего, полуодетого, если присмотреться, человечества.

Принцесса, факеншит! Я от тебя... ступорею! То, блин, на "Вы", Казик — хороший, порет только по воскресеньям. То — "давай-давай, ещё-ещё!". А то вдруг — "хватит!". Мадам! Придержите верблюдицу вашей тонкой духовной натуры! Я за ней не поспеваю!

Не... ну... как же... она же сама... ей же нравилось... "хочу-хочу" и всё такое... а... а как же я?... мы ж... ну... не закончили... выходит, она это всё... только для своего законного... а я тут — так... символ вариативности... атрибут употребляемости... приспособление для произведения впечатления... цацка для отблеска...

Она что-то злобно бурча, упоминая обобщённо каких-то не поименованных скотов, козлов, свиней и сволочей, беспорядочно пыталась прикрыться, неуклюже слезть с этого... верстака. Тон поднимался, устремляясь к высотам капризного визга. А меня залило бешенством. Мимо лица промелькнула голая нога. Я ухватил и дёрнул, переворачивая.

Она взвизгнула, приземлившись на верстак животом, зашипела, когда задранный на голову "мешок" закрыл ей обзор. Открыв обзор мне. И беспорядочно засучила ножками. Когда я... продолжил процесс "с той же ноты". Ну, назовём эту женскую подробность — "нотой".

"Ты постой-постой, красавица моя,

Дозволь навалиться, радость, на тебя.

На твою ли на приятну красоту,

На твою ли да на белу наготу".

Суетилась она интенсивно. Мешок, сквозь который её голова была прижата к верстаку, гасил множество звуков. Совершенно не содержавших в себе позитивного, благонамеренного или жизнерадостного. Бешено царапалась, пытаясь сдвинуть мою руку со своего загривка. Впрочем, активные тело— руко— ного— и языко-движения лишь усиливали моё бешенство. Выражавшееся во всё более резком... и глубоком... проникновении.

Чувство восстановления справедливости, азарт наказания обманщицы, манипуляторши, дуры хитро-... чего-нибудь..., соединялись с более обычными для такой ситуации чувствами. И, наконец-то, излились. Обычным, многомиллионолетним образом. Как и принято с тех ещё, с до-обезьяньих эпох.

Это, знаете ли, не худший вариант. По сравнению с самкой богомола, например. Или теми убийственными манерами поведения, которые придумывают социально продвинутые человеческие общности. Я уж не говорю о драконах — те девиц просто едят.

Пока я удовлетворённо успокаивался с чувством исполненного долга и восстановления закона и порядка, приводя в порядок одежду, "принцесса" сползла с верстака на пол кучей едва прикрытого мешком голого колышущегося женского мяса. Где и продолжила, уткнувшись в пол лицом, рыдать и скулить.

— Вставай.

— Ы-ы-ы...

— Отдать тебя Казику?

— Ы-ы-ы...

Глядя на эту бело-розовую ноющую и дрожащую кучу под верстаком, на существо, растёкшееся в слизь душой и телом, я испытывал... глубокие сомнения.

Ей — плохо. Я хотел бы, чтобы ей было хорошо. Просто потому, что я помню её прежней. Помню, какую радость она мне доставляла.

"Неблагодарность — страшный грех". Не хочу быть неблагодарным.

Но вернуть её в то, прежнее состояние души и тела — невозможно.

"Даже бессмертные боги не могут сделать бывшее небывшим".

Глава 738

"Хорошо" — это внутри. Это оценка человека "здесь и сейчас". Человек изменился — "хорошо" изменилось. И будет меняться. Какое "хорошо" у неё сейчас — понятно: "не трогайте меня все!". Что будет для неё "хорошо" через месяц? Год? Десять?

"Хорошо" — это мечта. И не только. Это — путь к мечте, это силы, способности пройти этот путь. На что способна вот эта лужа слёз и болото всхлипов? Дать ей прялку и пусть нитку тянет? В одиночке. В келье монашеской. Этого хватит для счастья на всю оставшуюся жизнь? Или таланты, свойства личности будут прорастать как волосы у манкурта, как загнувшиеся ногти? Причиняя каждый день непрерывную и неизбывную муку. Такое можно терпеть, с таким можно жить. Но... это — "хорошо"?

Нужно понять — что ей может быть "хорошо". Не сейчас — потом, по жизни. Понять — сможет ли она пройти дорогу к своей мечте. Нет, не "пройти" — идти. Успешно. Переставляя свои мечты всё дальше. Как убегает от нас горизонт. Преодолевая препятствия. Есть ли в ней... не только желание, но и способность? И нужно помочь измениться, стать самой собой. Измениться — чтобы стать. Чтобы изменяться. Само-целе-полагающей и само-целе-достигающей.

Нужно?! — Ваня, у тебя что, других дел нет?! А ЭКИПа? А севообороты с семипольем? А снижение детской смертности, в конце концов?!

Ты, Ванюша, совсем не идеал. Даже близко — не. Но самому, по собственному желанию, становиться неблагодарной сволочью...

"Умный человек. Но — подлец".

Тебе дерьма мира мало, хочешь своего добавить?

— Вставай.

Она, подвывая, бессмысленно дергая платье, на которое наступила, начала выкарабкиваться. А я позвал Сухана и выдал ему подробные инструкции.

— Топай за ним. Исполняй, что он скажет. А то мужу отдам.

Ну у меня и страшилки. Как в детской сказке: "придёт серенький волчок и укусит за бочок". Про мужа.

Продолжая всхлипывать и сморкаться, она отправилась внутрь дома.

Забавно, но если бы не эта её выходка с попыткой манипулировать мною, отомстив так своему законному, способность, попав в ситуацию "объекта", весьма... "тесную", ограниченную, непристойную для нею, вывернуть её к своему восторжествованию, хотя бы только моральному, над своим многолетним мучителем, храбрость издевательства над палачом, над ненавидимым супругом...

"Безбашенность". "Очертя голову" — свойство бойца, а не заезженной клячи со жвачкой. Она оказалась не вполне "пустышкой", выжатой, вытоптанной семью годами непрерывной и всеобщей травли. Сохранила способность к инициативе, к собственным действиям. Пусть и в такой форме.

"Мы туда идём, куда нас ведут". Она выказала способность "идти сама".

Постоял перед закрытой Гедко дверью. Подумал. Принял подходящее выражение лица. И радостно, энергично, всем видом своим демонстрируя чувство глубокого удовлетворения от исполненного долга, распахнул дверь и направился к столу "военного совета".

Старательно усевшись, устроившись по-удобнее на том же месте, где только что провёл четверть часа, наполненную столь увлекательными тактильными ощущениями и высоконравственными проповедями, поделился:

— Очень хорошо. Ну просто очень.

Присутствующие были напряжены и не отражали лицами мою всеобъемлющую удовлетворённость.

Не хотят они. Разделить со мной чувство прекрасного.

Пришлось уточнить:

— Я имею в виду проповедь господина епископа. Вдохновляет, возбуждает и воодушевляет. Красочно и мило. От ваших слов прямо хочется. Сильно. В смысле: сокрушить поганых язычников и искоренить язву идолопоклонничества. Однако, не следует ли нам перейти к делам более... конкретным? Которые — в мире тварном. Телесным, так сказать.

И я весело улыбнулся Казимиру.

Казик был мрачен. Можно добавить: злобен, вздрючен и ненавидищь. Хороший у него взгляд: чётко выражает крайнюю степень чувства. Чувство, правда, нехорошее: ненависть. Но как явно выражает! Убил бы. Порвал, затоптал, зажарил, съел... В любой последовательности.

И это радует. Поскольку — накось-выкуси.

Гипно-кобро-дилетант. Кобер. Набраться манер у Фридриха II Штауфена, называемого "чудом мира" со "взглядом змеи" — ещё рано по хронологии, не родился ещё. А у Боголюбского, с его "высасывающим взглядом" — далеко по географии.

После бесед в пытошных подземелиях в Боголюбово мне чужие гляделки... интересны. Но не страшны.

Не пугай меня, принц-василиск, глазнюк-рогоносец.

"Поздно пить боржоми, когда почки отвалились" — народное наблюдение. Поздно глядеть грозно, коли "жёнкина дверка" нараспашку хлопает. И ведь ты всё сам сделал, своими руками, мозгами и... и прочими частями тела.

Сам дурак. Тебе зеркало дать?

Моя довольная физиономия действовала на Казика как... как красная тряпка на быка.

Нет, сравнение неверно. Всё-таки, мулета тореро присмотренную коровку накроет, но не покроет. Правильнее как есть: как действует вид успешного самца на самца... прокинутого мимо. Про битвы зайцев за зайчиху слышали? — Во-от. "И убежал рыдая".

"Ты — никто. И звать — никак. И место твоё — у параши".

Помахал в воздухе пальчиками, подобно хирургу приступающему к пациенту, добавил в улыбку оттенок восторженности. Истинная правда! Сплошной восторг! От тактильных воспоминаний, буквально наполнявших ладони ощущением тела "принцессы"...

Я просто лучился оптимизмом!

Казик уже набрал воздуха, чтобы выразить... своё мнение по моему поводу, но тут Гедко повторил моё движение с княгиней.

Нет, не на верстаке, как вы подумали. А как прежде, за этим столом.

Я... сильно удивился.

Через доски не видать, но, кажется, епископ Краковский просунул ручку под столом и положил на коленку взбешённому Казимиру. Или не на коленку? А куда? Казик же в чулочках? Чулочки тоненькие, можно и не снимать. А бре там есть? Или... за не надобностью по тёплой погоде?

Как интересно! Наблюдать со стороны сходную с моей моторику. Ручки короче — сильнее перекашивается. "Кривое зеркало" — искажает, но показывает. У меня морда тоже была такая умильно-благостная? Плечико тоже так... подёргивалось? Ритмически. Это он успокаивает князя или возбуждает? А потом? Они удалятся туда же? На тот же... верстак? Буратину делать будут? А получится?

Нурманы Сигурда называли подобных деятелей в составе экипажей своих драккаров — драконами. Епископ Краковский в роли дракоши? "Как много нам открытий чудных готовят..." туризм и дипломатия.

— По воле господина нашего, Великого Князя Краковского Болеслава Болеславича, воеводами ляшскими составлен план сокрушения язычников.

Властович по кивку епископа открыл толстую тубу красной кожи и вытащил пергаментный свиток. Однако не стал его сразу разворачивать. Глубоко вздохнул и начал вводную:

— Как известно, язычники бурно празднуют день солнцеворота. Это будет 15 июня, вторник. Вечером этого дня собираются они в свои святилища для исполнения диавольских треб, с наступлением темноты возжигают костры, пляшут бесовские танцы, напиваются, развратничают и совершают прочие мерзости по сатанинскому наущению. С восходом же солнца иные расползаются по ямам своим, иные же, не имея сил даже и на это, валяются по кустам вокруг кострищ. Лишь к закату добираются слуги нечистого к своим жилищам. Отдохнув, на следующий день возвращаются они к обычным своим делам.

"Двадцать второго июня,

Ровно в четыре часа,

Киев бомбили, нам объявили,

Что началася война...".

Киев здесь бомбить не будут. Нечем. И дата другая.

Разница дат от разницы между юлианским и григорианским календарями. Но день — тот же. Это люди по-разному считают. А так-то Земля крутится как всегда.

Какая милая этнографическая справка! Этот праздник, под названием Купала или Янов день, распространён во всей Восточной Европе, да, кажется, вообще свойственен земледельческим народам в условиях чётко выраженных сезонов.

"Только где ты, где ты середина лета...".

"В сто сорок солнц закат пылал,

в июнь вкатилось лето,

пришла жара,

жара плыла —

за Вислой будет это".

— Сиё богомерзкое действо язычники почитают из важнейших. Собираются на него из разных мест. Даже и из крепостей своих. По граням своих земель пруссы строят земляные укрепления, где нет обычных жителей. Туда собираются отряды воинов, ежели мы идём на них войной. В мирное же время там пребывают лишь немногочисленные ветераны да посланные в стражу юноши. В этот день там и вовсе остаётся едва ли треть.

Властович раскатал свиток по столу.

— Сиё — чертёж земель. Вот грань. Тут — наши. Тут — язычники.

Регион — Нижняя Висла. Правобережье — пруссы. Выше по реке на правом берегу — Плоцк, столица Мазовии. Севернее и восточнее христиан нет. Ряд городов, которые будут здесь построены в ходе подчинения пруссов (Торунь, Хелмно...), пока отсутствуют. Вдоль Вислы и загибаясь севернее Плоцка внутрь территории редкая цепь пятнышек, укреплённые городища пруссов. Это которые с "винтовым входом". Я про такие — уже...

На севере у моря отмечен Труссо (в 21 в. район Эльблонга), севернее — Висленская коса с проходом в море через залив прямо напротив (в 21 в. его заново построят), чуть южнее — плоскогорье от берега Вислы к востоку. Ещё восточнее, в устье Преголи — Тувангсте (Калининград), дальше — Ромов, на полуострове Самбия Кауп (в 21.в. район Зеленоградска). На западе — Гданьск.

— План, принятый господином нашим, коий нам, с соизволения Господнего, надлежит исполнить, состоит в следующем.

Властович пожевал губы, сомневаясь, кажется, в уместности изложения стратегической задумки в такой компании. Эти дикари схизматические вообще карту понимают? Стоит ли метать бисер перед свиньями?

Епископ поощряюще кивнул воеводе.

— 31 мая, в воскресенье, господин наш отстоит молебен о победе. В Гнезно. У гробницы св. Войцеха. К тому дню всё шляхетство соберётся туда, дабы принять крест Господен и отправиться на битву с язычниками. На другой день крестоносное воинство выдвигается к Быдгощу.

Властович поглядел вопросительно на меня. Типа:

— Слышь, лысый, ты про такие города хоть слышал?

* * *

Факеншит! Прямо по анекдоту:

— Лысый! Пить будешь?

А я, очевидно, должен спросить:

— Слышь, кудрявый. А у вас бабы ещё есть?

Не, не спрошу: у Казика "резьбу сорвёт".

Увы, я слышал про этот город. Похоронку оттуда видел.

У моей бабушки было три брата. Я помню их довоенное фото: красивые здоровые весёлые парни. Они были бы рады внуку. Играли бы со мной, жизни учили. Все погибли. Питер, Смоленск. И этот Быдгощ. Варшавско-Познанская наступательная операция.

"В полях за Вислой сонной

Лежат в земле сырой

Серёжка с Малой Бронной

И Витька с Моховой...".

Мои деды, никогда мною в жизни не виденные, на других улицах жили. А легли в те же поля.

* * *

Я ласково улыбнулся воеводе в ответ. Тот поморщился и продолжил:

— Сведомо нам, что иные из людей наших, обуянные страстью к стяжательству, доброхотствуют пруссам. Торг с ними ведут в приграничье. Посему войско собирается вдалеке от земель языческих. Мы же распустим слух, что поход не против язычников, но против князей поморских, против Гданьска.

— А Сигурд знает?

Властович взглянул на Гедко, тот фыркнул:

— Узнает. Когда время придёт. Гданьский княжеский дом с пруссами в любви. Торг ведут, корабли их принимают, схизматиков привечают, воли еретикам дают немерено.

Тут он вспомнил, что разговаривает со схизматиками и убрал пафос. Продолжая, однако, ритмично придерживать Казика за коленку. Или за что другое?

— К 14 июня в Быдгощ придут корабли. Их ныне строят в Кракове и Сандомире. Пруссы о том не ведают.

От Гнезно до Быдгоща меньше трёх сотен вёрст. По своей земле, по известным и не худшим дорогам. На выдвижение воинства — две недели. Реалисты.

— За две недели до того князь Мешко в Сандомире грузится на корабли и спускается по Висле. Язычники, даже и прослышав о походе, увидят караван с воинами, которые мирно проплывают мимо их берегов, следуя к морю и поворачивая к Гданьску. Сиё утвердит их в истинности слухов о походе туда.

— А Сигурд?

Гедко посчитал нужным просветить:

— Княгиня Самборина — регент при своих малолетних братьях. Она добрая католичка и верная вассала... верный вассал Великого Князя Краковского. Нет ни каких сомнений в том, что Восточное Поморье присоединится к святому делу.

Истовая вера в свою правоту тренированно звучала в интонация епископа. Однако адекватности он не утратил:

— Иначе же воинство князя Мешко, вместе с призванными в поход князьями Поморья Западного, приведут строптивых к послушанию. Да и королевское войско может подойти. Ежели те будут упорствовать.

Круто. Сигурда загоняют в ловушку. Если он скажет "нет", то собранное для "святого дела" воинство обрушится на него.

Чем-то похоже на Четвёртый Крестовый:

— Изгнать неверных? — Молодцы! А по дороге — императоров в Константинополе поменяйте. Чтоб два раза не вставать.

Сигурд — чёткий вояка. Один из лучших, кого я видел. Именно поэтому он старательно избегает вооружённых конфликтов. Демонстрирует свою дружину из великорослых норвежцев, гоняет разбойников и смутьянов. Но от военного столкновения с владетельными тщательно уклоняется.

"Худой мир лучше доброй ссоры".

Особенно, если мир прибылен. Как у него сейчас.

Пойти на конфликт "в лоб" он не может: сил мало. Да и внутри города наверняка найдутся "ждуны" — кто ждёт возвращения изгнанных мазовецких Повалов. Или просто надеется на возврат к старине. Под сень. Епископов и Пястов.

Сигурда и Самборину при лобовом конфликте прирежут. Княжичей вывезут в ту же Вислицу. А в Гданьск поставят регентов... более подходящих.

Безальтернативная история. Или Сигурд "упирается рогом" — его бьют. Такой-то толпой... Или "ложится" под Пястов. Тогда ему "перекрывают кислород" — навязывают решения, выгодные Пястам. Из первых — разрыв с Кастусем в Каупе и изгнание православных.

Скверно. Рассчитывал на дружественность Гданьска. Да и вообще, я той парочке зла не желаю.

— 15 июня воинство Христово грузится на корабли и, спустившись на сотню миль, высаживается на правом берегу. Вот здесь.

Властович ткнул пальцем в карту, в то место, где Висла меняет северо-восточное направление на северное.

— Отсюда на север и восток начинается холмистая местность, заселённая язычниками. Она тянется до приморской равнины. Высадившись здесь, мы вклиниваемся в их линию пограничных укреплений, захватываем одно-два, или, ежели матка бозка дарует победу, то три или четыре. И быстро двигаемся на северо-восток, громя и уничтожая поганых. Обходя их более населённые, укреплённые и холмистые земли вдоль реки.

— Как я слышал, Труссо занесен песками?

— Пески закрыли вход из моря в озеро, которое и было основой богатства города. Однако поселения остались. Но цель наша не лачуги рыбаков, а уничтожение бесопоклонников.

— Или окрещение их в истинную веру.

Гедко не смог промолчать. Слоган Неистового Бернарда "окрестить или убить" следует произносить полностью.

Об испанцах в 16 в. в Америке говорили: "Они высадились с мечом в одной руке и с библией в другой. Отложили библию и принялись собирать золото".

Здесь нет золота. Но что-нибудь, чтобы отложить "кроткую проповедь", найдут.

Властович недовольно покрутил головой на короткой шее. Его дело война, а не слоганы.

— Едва язычники узнают о нашем появлении, как отправят гонцов в селения свои, созывая всех на битву. Первыми прибегут ветераны, горящие ненавистью ко всему христианскому. Мирные же хлебопашцы пойдут не спеша, подгоняемые бесовскими жрецами и вождями. Вот почему так важна скорость движения войска.

Средневековый блицкриг. В роли танков — рыцарская конница, в роли люфтваффе — св. Войцех. Остальные — пешком.

Чёт мне сомнительно. Как-то я феодалов в марш-броске по пересечённой местности и бездорожью... плохо представляю. Но им виднее. А замысел — интересен.

Воевода вздохнул и принялся повторять "для тупых" календарный план вторжения.

— 14-го корабли в Быдгоще. 15-го вечером — воинство на правом берегу. Пограничной стражи язычников — нет или мало. 16-го соседние селения узнают о высадке, но ничего не делают — лежат пьяные. 17-го посылают вестников. Вся область наискосок — двести миль. Отряды язычников начнут собираться нам навстречу. В малом числе будут истребляемы по мере появления.

Классическая ошибка при "защите отечества" — "с марша в бой". Резервы не накапливаются, вводятся в дело сразу по прибытию. Особенно чётко видно у ополчений: каждый приходящий считает, что для победы только его недоставало. "Вот я пришёл, и враг бежит, бежит, бежит". Так начинался Третий Крестовый: сразу после известия о падении Иерусалима западные рыцари ринулись в Яффу. Как прибывали, так и выступали. И неверные крестоносцев... перемалывали.

Требуется единое разумное командование, способное остановить энтузиазм низовых командиров: "Ты тут — один из. Жди. Пока все соберутся".

— Мы полагаем, что вестникам потребуется четыре дня, чтобы проскакать их земли и оповестить всех дикарей. День нужен им для сбора на войну. Ещё дней восемь язычники будут бежать по своим лесам к месту битвы. Мы же, оправив корабли в Быгдощ за обозами, двинемся им навстречу.

"Сжечь корабли"? Добавить воинам безысходности?

— Иные из дикарей, вкусившие веры христовой, указали нам несколько удобных позиций. Возможно — "Старый Камень" между озёр. Тут (он снова ткнул в карту). Сбегающиеся со всех сторон полчища дикарей окружат крестоносное воинство и попытаются уничтожить. Сиё будет повторятся неоднократно, по мере подхода всё новых толп. Решающая битва случится, по суждению моему, между 27-м и 30-м июня.

Как он спокойно, даже удовлетворённо, рассуждает! О возможной битве, об окружении множеством злобных врагов. Они хотят заманить цвет Польши в ловушку? Зачем?!

Властович понял моё недоумение. И, с хитрой улыбкой, странно смотрящейся на его обветренном лице, продолжил:

— В это время языческим толпам принесут весть. О том, что на побережье возле Труссо высадилось воинство князя Мешко. Из Гданьска. Усиленное отрядами поморян и кашубов, оно двинется вглубь страны, уничтожая селения идолопоклонников. Обеспокоенные судьбой собственных семейств, многие из язычников оставят свои места и побегут на север. Ослабленные толпы утратят боевой дух и будут истреблены воинами Христа.

Я... раскрыл рот. Круто задумано.

Довольный произведённым эффектом, Властович отогнул край пергамента, постоянно норовившего свернуться в трубку, и показал пальцем:

— Гданьск. Мешко. Выходить 22-го. Сто миль на восток. Проход в косе. Полста миль на юг. Берег. Два дня.

Затем, положив на карту два кулака, показал их движение навстречу друг другу. Сведя их, сжал с силой, будто перетирая что-то, попавшее между ними.

— Негодяев — не будет. Мы — отмстим.

Позже я узнал, что у Властовича были личные счёты с пруссами.

Он женился на молоденькой девушке из благородного рода и очень привязался к ней. Жили счастливо, "душа в душу". Однажды они плыли по Нижней Висле, на ночь пристали к берегу. Ватажок пруссов перебрался через реку и напал на их лагерь. Многих убили, его ранили. Он заполз в кусты и уцелел. А жену поймали. Он видел, как её увозили, как она кричала, звала его. А нападанцы хохотали и сдирали с неё одежду. Как она вскрикнула и замолчала, когда ей довелось познакомится с "мужской силой" первого из разбойников...

Для пруссов охота на полячек — постоянное занятие. Введённая Криве-Кривайто "схема ускоренного восстановления нации" — "три кобылы на каждого жеребца" — перекашивает демографию народа. Пруссы постоянно покупают девок на Готланде или гоняются за ними во всей границе с Польшой. Я об этом — уже...

Властович пытался выкупить жену — кое-какие контакты между поляками и пруссами имеются. Увы, через год она умерла. Как ему передали:

— Сдохла. Хилая оказалась. Не смогла выродить настоящего прусса.

Она родила ему трёх сыновей. Но от язычника... не смогла.

Умерла. Без покаяния и отпевания. Что означает вечные муки.

Поминальные молитвы не давали гарантии спасения в посмертии — обряды следовало исполнить на её могиле. Которую надлежало найти. В землях, пребывающих во тьме язычества.

С того времени он горел мечтой об истреблении "этих мерзавцев". Пять лет назад, во время предыдущего польского крестового похода на пруссов, проявил себя героически. Дрался до последнего рядом с князем Генрихом Болеславичем. Генрих погиб, Властовича сумели вытащить чуть живым. Неделя в горячке, когда он не узнавал окружающих. Но, видать, смесь датской и русской крови оказалась крепкой — выкарабкался. И снова устремился к отмщению.

Что-то подобное два года назад, тоже на карте, я показывал русским князьям в Киеве. Только я пальцы растопыривал. "Волчьи челюсти" для половцев. Здесь похоже.

ТВД меньше. Согласованность базируется на единстве веры, государства и династии. Братья-князья ненавидят друг друга. Но будут действовать едино против такого противника. Иначе... позор. Вплоть до отлучения и изгнания.

— Противник, вынужденный отбиваться с двух сторон, не сможет собрать все силы в одном месте. Расстояние не позволит ему быстро перебросить отряды с одного края земель на другой. Похоже на высадку Вильгельма Завоевателя в Англии. Гастингс. Но здесь лучше — изначально согласованные удары. Мда... как вы оцениваете силы противника?

Властович был явно польщён сравнением его с Вильгельмом. Но вопрос, который я задал... чёткого ответа не имеет.

— Всё население пруссов наши мудрецы считают в сто пятьдесят-двести тысяч. Язычники разделены на десять племён. Прямо напротив Быдгоща живут Кульмы. К востоку от них Любавы, за ними Сассы. К северу вдоль Вислы — Помеды, у моря — Погуды. Восточнее — Барты, на побережье — Вармы. Ещё севернее, по Преголи, в низовьях — Натанги, выше — Надрувы. На Сембии — сембы.

* * *

В XIV в. Петер из Дусбурга наиболее сильными племенами считает самландцев (сембов) — могли выставить четыре тысячи человек конницы и сорок тысяч пехоты, и судавийцов — шесть тысяч конницы и "почти бесчисленное множество других воинов". Каждое из остальных племен могло собрать около двух тысяч всадников и соответственное количество пехотинцев, за исключением племен Кульма и Галимбии, население которых малочисленно, особенно Галимбии — области, которую описывали как дикую пущу.

По оценкам 21 в., численность пруссов около сто семьдесяти тысяч — много меньше, чем у хрониста. Эти оценки для второй трети 13 в. Пока ещё меньше. Правда, нужно добавлять другие балтские племёна, живущих под властью Криве-Кривайто.

* * *

— Основной противник — Помеды на Висле и Погуды на побережье. Мы не знаем, пришлют ли воинов другие племена. Сколько. Кульмы ударят нам в тыл с юга. Поэтому обоз, когда его переправят на правый берег, придётся защитить достаточным отрядом. Их соседи, Любавы и Сассы, граничат с Мазовией. Выдвинем несколько небольших отрядов в пограничьи, и язычники попрячутся в своих крепостях. Вармы и Барты — далеко, остальные ещё дальше. Поэтому надо бить быстро. По частям. Помеды и Погуды соберутся на битву у "Старого Камня". И Погуды убегут в свои земли, узнав о высадке на побережье князя Мешко.

"Вилами по воде". У пруссов высока доля "присваивающего хозяйства" — охота, рыбалка. Значит, семьи меньше русских, ближе к мордовским. Семей... тысяч тридцать. И ещё треть — холостые мужчины. Из-за высокой женской смертности и "закона о кобылах".

В племенах каждый взрослый мужчина — воин. Моб.резерв всего народа — 40 тыс. У конкретного племени — раз в десять меньше.

— Помеды — многочисленны. Больше их соседей, но меньше северных племён. Мы полагаем, что они соберут тысячи четыре. С отрядами от соседей — тысяч восемь. Почти все — просто крестьяне. Вооружение: копья, щиты, топоры. Конницы почти нет. Опытных воинов... едва ли наберётся тысяча.

— Так вы их просто сметёте!

— Они трусливы и хитры. Знают местность. Устраивают засады. Нападают ночью. Да, чёрт возьми, я один, в честном бою, лицом к лицу, с единственным оруженосцем, верхом, истребил десяток этих мерзавцев! Но они убили моего коня! И навалились множеством.

"Убили коня". Напомню: на рыцарском турнире участник, убивший или ранивший коня противника, дисквалифицируется и возмещает пострадавшему стоимость "транспортного средства". А цены на боевых коней... больше, чем на всё остальное вооружение. Я про это уже...

Табу. Которое вбивается многократными повторениями. Турнир — имитация битвы, максимально реалистическая подготовка. Но коней — нельзя. Манера степняков или простолюдинов выбивать коней европейскими рыцарями воспринимается как крайняя подлость.

Властович, взволновавшийся от своих боевых воспоминаний, выдохнул, перекрестился, извинился в пространство за "чёрта".

— Нужно, чтобы они собрались в одно место. Мы их истребляем. Тут весть о высадке князя Мешко на побережье. Язычники бегут туда. Там их снова бьют. Они разбегаются. Прячутся в свои ямы и дрожат от страха. Мы — уничтожаем. Одно селение за другим. Берём их землю. Под сень церкви, под власть королевства.

Польские хронисты постоянно говорят о пруссах в ямах. Имея ввиду заглублённые в землю, построенные на четырёх столбах их обычные жилища. Я об этом — уже...

— А какие силы сможет собрать князь Болеслав?

Тоже вопрос... с весьма приблизительным ответом. И у пруссов, и у ляхов войско — ополчение. У первых — народное, у вторых — феодальное. Все — "хозяйствующие субъекты". У каждого — дома куча дел. Которые необходимо выполнить вот прямо сейчас. Эта война, например, срывает сенокос у пруссов. Чем бы она не кончилась, а зимой скотину придётся резать от бескормицы.

* * *

Моя оценка населения Польши — 2 млн. душ. 2% — обычная доля верхних сословий, аристократии и духовенства. 40 тыс.

Духовные — бессемейные: обет безбрачия. Кроме приходских священников-ксёндзов и относительно пока немногочисленных монашествующих, много "каноников".

В XI и XII веках Ив Шартрский и Пётр Дамиан, реформируя церковь, провели деление каноников на секулярных (canonici seculares) и регулярных (canonici regulares). Секулярные каноники не давали монашеских обетов, ими могли становиться клирики, не рукоположенные в священнический сан. Регулярные каноники — только священники, давшие монашеские обеты. Секулярные каноники составляли капитул коллегиальной церкви, регулярные — кафедральной.

Монашеских обетов три: послушания (отказ от своей воли); безбрачия (целомудрия); нестяжания (отказ от собственности). Клирики часто ограничиваются двумя первыми.

Каноники — постоянная деталь двора любого крупного и среднего феодала. При всеобщей неграмотности, нежелании самим писать документы, что есть следствие распространённого суеверия о "вынутом следе", о возможности причинить колдовством вред человеку, воздействуя на след его личной деятельности, именно такие полу-монахи ведут переписку, отчётность. Писари-миряне не часты.

Польша 12 в. — не Германия 16 в. или Монголия нач. 20 в. когда в монастырях сидела треть мужского населения.

Оценка: 8-10 тыс. духовных.

Семьи аристократов — душ по семь. Глав семейств 4-4.5 тыс.

Аристократия трёхслойная.

Князья. Пясты и поморские династии.

Магнаты. Мазовецких Повалов я вспоминал. Святослав Властович, мой собеседник — другой пример. Таких родов — пара-тройка десятков. Не аналог русских бояр, которых сотня-три в каждой из русских земель.

Шляхта. Рыцари, получившие золочёные шпоры, или просто дворяне, благородные.

Часть аристократии в походе участвовать не будет: взаимоотношения Краковских Пястов и Силезских...

Поморяне... будут. Для того Мешко и выдвигается в Гданьск заранее, чтобы "подстегнуть". Не только Сигурда.

Крах "крестового похода" пятилетней давности, недавнее восстание Казимира и Мешко поуменьшили число благородных. Насколько они восстановились... непонятно.

Вероятный моб.резерв — 3 тыс.

Это ополчение. Их никогда нельзя собрать всех. Обычный уровень мобилизации — 1/3-2/3. Второе — при иноземном вторжении, "спасём родной дом!". Есть постоянная необходимость поддерживать порядок в стране, оборона границ, просто разные жизненные ситуации.

Для общенационального мероприятия типа крестового похода...? — Половина. 1.5 тыс.

Глава 739

Это — реально воины. Рыцари. Обеспечены конями, вооружением и навыком.

Это — много. Мешко I в 10 в. создал своё королевство, имея три тысячи воинов.

"Он имеет 3000 латников, а это такие бойцы, что их сотня стоит 10 тысяч прочих. Он дает людям одежду, коней, оружие и все, в чем они нуждаются. Если у одного из них родится ребенок, то независимо от того, является ли он мужского или женского пола, король приказывает сразу выделить содержание. Когда же ребенок достигает половой зрелости, то, если он мужского пола, король находит ему жену, и уплачивает отцу девушки брачный дар. Если же это девушка, тот король выдает её замуж и дает брачный дар её отцу".

Для сравнения: дружина Вещего Олега двумя поколениями раньше — 300 бойцов. У синхронного Крестителя — тысяча.

Результат: Мешко I присоединил к своему невеликому княжеству Великая Польша — Куявию, Мазовию, Поморье, Силезию, Западную Померанию, Малую Польшу.

Это — дружина, не ополчение. "Части постоянной готовности". Позже Мешко I и его сын Болеслав I Храбрый раздали земли воинам во владения. Классика перехода от раннефеодальной (племенной) империи к среднему феодализму. Расходы казны падают, численность войска растёт. Правда, качество... согласно уровня прибавочного продукта.

За каждым рыцарем следует оруженосец. Тоже аристократ: сын, брат, племянник, кузен... Конный, вооружённый. Хотя оружие, кони и навыки слабее.

Ещё человек шесть вооружённых пехотинцев. Простолюдины. Железные шапки — обычны. Кольчуг мало — стёганки. Мечи редки. Копья, топоры, щиты. Один-два лучника. Квалификация? — Любая. От опытнейших мастеров-фехтовальщиков до зелёных новобранцев, путающих подток с яблоком. Велик разброс по вооружению и по численности. Назначение — вспомогательное. Прежде всего: защищать ноги коня господина на поле боя от таких же. Часто: в начале битвы измотать противника, занять укрепление, неудобное для конницы место.

Ещё трое-четверо обозных слуг. Эти — с ножами, в бой не пойдут. Только дорезать и ободрать. На поле боя после боя, в захваченном городе, во вражеском обозе. "На подхвате".

Воины очень не любят работать. Они же в битву пойдут! На смертный бой! Как же будущему герою котелок после костра драить? — Не по чести. Всю работу в лагере воители сваливают на служителей. В Столетнюю войну даже простолюдины — английские лучники — нанимали компанией слугу-пажа. Чтобы он делал за них "грязную работу". Если битва составляет 5% войны, то войну делают слуги.

Понятно, что рыцарь может послать копейщика, например, копать выгребную яму. И тот пойдёт. Но воспримет это не как обычный труд, а как незаслуженное наказание. Что не способствует нормальным взаимоотношениям в боевом коллективе.

Впрочем, строить сортиры в поле феодальные армии пока не приучены. "Там где-нибудь... в кустики сбегай".

Отмечу: это не "посошная рать" времён Ивана Грозного. Не отряды работников с общевойсковым подчинением. Только — для своего пана.

Итого:

Конница — 3 тыс., пехота — 9 тыс. обслуга — 5-6 тыс.

Это от "рыцарского копья" — наименьшей тактической единицы.

Кроме этого есть относительно немногочисленные, но существенные в бою дополнительные подразделения.

Дружины князей и магнатов. Хорошо вооружены, обучены и боеспособны.

Формирование идёт не от "дружинного сообщества", где собирались деклассированные люди, изгнанные из своих родов. Изгои, изверги, прикладни. Сменившие родную, кровную семью на семью боевую, братство по клятве.

Нет и обычных для Руси "потомственных", "янычар" — детей, выращенных на княжеском дворе.

Здесь — младшие сыновья шляхтичей или беспоместные ветераны.

Не думаю, что все польские князья и магнаты могут в совокупности выставить более 1 тыс. "гридней". С таким же числом "оруженосцев".

Позже, в 16-17 в., подобные отряды магнатов ВКЛ будут называть "почта", обычная численность — 100-200 "коней". Пока уровень "производительных сил" ниже. Меньше, соответственно и отряды. "Иждивенцы" — господину их кормить надо.

В Польше нет городовых полков — военных профессионалов на службе города. Магдебургского права ещё нет, вечевого — уже нет. Города начнут получать самоуправление к концу следующего века. Пока — не обладают субъектностью, защищать их — обязанность сеньора. Есть ополчение горожан. Если сеньор выступает в поход то, обычно, объявляет набор "охотников". Из таких — тоже. Владетель экономит: ополченцы кормятся и вооружаются за свой счёт, слуги — за счёт господина.

Бывают добровольческие отряды. Воюют за славу и добычу. Так европейские рыцари отправляются воевать то мавров в Испании, то, позднее, пруссов и литовцев в Прибалтике.

Наёмники. Воюют за жалование и добычу. Обычно — иноземные. Болеслав I вел к Киеву сотни немецких рыцарей и печенегов.

Кроме слуг конкретного феодала есть гражданские, примкнувшие к войску. Проповедники, торговцы, проститутки, ремесленники, гадалки, мошенники... Возле большой толпы всегда найдётся чем поживиться. Некоторые оттенки подобных... "стервятников" я уже описывал в своём Бряхимовском походе. У ляхов — больше, ярче и разнообразнее.

Понятно, что орду в 20 тысяч душ в одно место не собрать. И, тем более, держать. Это кратно больше, чем число взрослых жителей в самом большом городе Восточной Европы — Киеве. Поставить такое многолюдство в поле — всю траву на вёрсты вокруг выщипают. И, также на вёрсты, всё покроют слоем дерьма.

План Властовича привлекает меня двумя решениями, позволяющими ослабить проблемы большой армии:

— разделение на две группировки;

— активное использование речного и морского транспорта.

Основная проблема: согласованность действий. Но Мстислав Великий на Руси смог управлять движением четырёх армий при разгроме Полоцких князей. Ляхи тоже смогут. Наверное.

* * *

— Мы ожидаем двадцать сотен благородных шляхтичей, в чьих душах призыв к возвеличиванию веры христовой найдёт горячий отклик, кто присоединится к походу для уничтожения богомерзких идолопоклонников, установит святой крест на пепелищах сатанинских шабашей, принесёт закон и порядок в дикие и беззаконные земли. И отомстит за милую Польшу, за вековые бедствования, за грабежи и насилия.

Гедко вбивает уверенность, Властович размеренно кивает: отомстить — это хорошо. Да и остальное... не помешает.

— Дружины княжеские будут?

— Конечно! Князья польские первыми поведут воинов своих на истребление поганых! И будет тех славных рыцарей под древними знамёнами Пястов и иных родов не менее тысячи.

Оценки завышены. Князья будут не все, дружины приведут не полностью. Непонятно: в какой мере они сами обманываются, в какой — пытаются меня обмануть.

— Весьма удачный план. Князь Болеслав обладает многочисленным войском. Храбрыми воинами. Опытными воеводами. Благословением римско-католической церкви. Ваша победа представляется мне очевидной.

Я помолчал. И задал главный вопрос:

— Зачем вы рассказываете это мне?

Вся троица принялась переглядываться.

Ну, и кто будет отвечать? — Отвечать будет... будет... епископ-говорун.

Не отпуская левой рукой под столом коленку тихо истекающего... нет, не тем, про что вы подумали, а — злобой высокой концентрации, Казика, епископ правой легкомысленно помахал в воздухе и, умильно улыбаясь, вопросил:

— А разве Великий Князь Киевский, известный своей ревностью в делах веры, Андрей из Боголюбова, не пылает нестерпимой жаждой окрестить заблудших язычников и посрамить злобных слуг врага рода человеческого?

О! Так это подарок? Щедрые ляхи позволяют русскому Государю исполнить задушевное стремление?

Для начала чуток щёлкнем.

— Государь наш Андрей Юрьевич, прозываемый Боголюбским, не есть князь Киевский. В Киеве княжит наш брат Глеб. А Государь — Великий Князь ВСЕЯ Руси.

"Наш брат" — чтобы помнили с кем разговаривают.

Нужно ли объяснять, что ваш Болек в Кракове, в одном городе, пусть и с длинным списком разных мелких владений в полном титуле, против нашего Государя Всея... несколько не ровня.

Титулование в Средневековье — тема болезненная. Вплоть до войн.

Гедко напрягся: испугался, что я обижусь за неверный титул.

— Ваш Государь, как всем известно, многие усилия тратит на обращение в веру христианскую иноверцев и язычников. Прославлен также успехами воинскими. Разве участие в разгроме идолопоклонников противно его желанию, стремлению христианина, государя и воина?

Не твоё собачье дело рассуждать о желаниях русского государя!

С-спокойно, Ваня.

Великолепная работа с мотивацией собеседника:

— Вы же этого всегда сами хотели!

Учат их, учат. Пастырей — психологии.

И тут я сразу вспоминаю, как Том Сойер забор красил...

"Слышали звон, да не знают где он" — русское народное наблюдение. Не только про ляхов.

Боголюбский уже семь лет, с Бряхимовского похода, не воюет сам. Конечно, он поддерживает прозелитизм. Но количество православных придурков поблизости не оставляет ему времени на более отдалённых придурков других конфессий.

— Земли Святой Руси окружены племенами языческими с севера, востока и юга. Во всяк день, для всякого, у кого возникло желание доношения благой вести тёмным и заблудшим, есть множество мест, куда он может устремиться с проповедью любви и спасения. Он может выбрать привычную для себя погоду, подходящий язык. Даже разные виды жилищ.

Я радостно улыбнулся сосредоточенному Гедко:

— У нас на Руси — всё есть. Даже язычники на выбор. Это у вас, у ляхов, окромя пруссов — никого. А у нас-то этого добра... хоть заковыряйся.

Всегда соседство с иноверцами оценивается негативно. Но вот случилось так, что и из этого "дерьма" довелось сделать "конфетку". Я могу посматривать на ляхов свысока. Бедненькие, у вас-то и в соседях-язычниках выбора нет. А вот у нас Руси — свобода.

Властович рискнул сменить в дискуссии растерявшегося Гедко:

— Русские дружины примут участие в разгроме язычников. Подобно тому, как случилось более двадцати лет назад. Заслужат честь и славу. Достойную христианских воинов.

— Вы просите, чтобы русские приняли участие в разгроме пруссов? Вам нужна наша помощь? Так?

До сих пор они явно этого не сказали. Рассказывали о своих планах, убеждали, что мы сами чего-то хотим. "Мы просим" — не звучало. Выговорить не могут. Языки не поворачиваются.

Волшебное слово "пожалуйста" — вытягивать клещами.

— Или вы приманиваете нас честью и славой? Так у нас мест с таким товаром — хоть ведром хлебай. Девать некуда.

Ишь как их кривит. Дожмём:

— Правильно ли я понимаю: вы боитесь не справиться с язычниками? Вот таким славным и многочисленным войском. Цветом своего народа и своей веры. И просите русских помочь?

— Мы не боимся!

— Тогда зачем вам в войске схизматики, еретики второго рода?

Ответ очевиден: на роль "пушечного мяса".

Пушек здесь нет. Поэтому — просто мясо. Гнать впереди себя, наполняя нами ловушки и ямы, в построении которых пруссы весьма искусны.

Но они этого мне не скажут.

Сидят красные, злые. Смотрят молча в стол. На меня изредка поглядывают. А чего на меня глядеть? На мне узоров нет. Улыбаюсь, жду ответа.

Три взрослых немолодых мужчины. Аристократы. Лидеры. Все, в разной степени, по разным поводам враждебны мне. И все очень хотят втянуть Русь в эту глупость, в войну с пруссами.

Мотивы Гедко понятны. "Пропаганда" — его профессиональная область. Ему нужен яркий успех в части "крещения язычников".

Есть карьеризм. Епископ Краковский — высокое место. Но — второе. После примаса Гнезненского. Причём оба иерарха — родственники. Оба из дома Грифона, потомки младшего брата Болеслава I. Что ещё более усиливает соперничество, ревность к успехам.

Ян Грыфыта, примас Гнезненский, ворота бронзовые в соборе построил. С изображением страстей св. Войцеха. А я самого... в смысле: место его гибели и проистекания благодати, от язычников освобожу. И будут прихожане, глядя на те рельефы, не Яна нахваливать, а меня, Гидеона, восхвалять. Его, Яна, труды да денюжки, на меня, на мою славу да величие, будут работать.

Важна слава, репутация. Святителя и крестителя. Сокрушившего языческое царство, воодушевившего христиан на подвиги. Это гарантия вечного блаженства. Да не просто где-то на задворках рая, а в сонме праведников у престола Его. Дальше можно делать любые гадости — подвиг всё искупает. Близко к уровню римских пап, благословлявших крестовые походы.

Эта слава — влияние, власть. Возможность убеждать других в своей правоте, влиять на принимаемые решения. Расставлять своих людей на важные места. На новых землях будут новые епархии, приходы, монастыри. И везде будут прославлять его.

"Имя, выписанное золотыми буквами на скрижалях истории".

Честолюбие. В религиозно-церковных одеждах.

Властович. Профи. Война — его ремесло. Он, естественно, стремится "хорошо делать своё дело". Во время мира он лишь один из магнатов. В походе — один из командиров. Может посылать не только нижних, но и равных: иди, скачи туда, быстренько. Возможность заслужить очередную славу, уважение окружающих. Вероятен захват добычи, что тоже... полезно.

Честолюбие воинское. Командира, начальника.

Ещё важный, жгучий оттенок: личная месть. Не человеку — народу, "им всем". Разрушение, выжигание всего, что связано "с ними". С похитителями его любимой жены. Уничтожить.

Вот почему у поляков не получилось то, что получилось у тевтонцев: слишком много мстителей.

Три мотива: крещение, обогащение, месть.

У тевтонских рыцарей не было третьего. Это позволяло им договариваться с местной элитой, реализовывать аллодальные устремления туземных нобилей. Даже уговорить перейти в христианство одного из Криве-Кривайто. Правда, не надолго.

Они могли последовательно, годами, строить цепочки замков. Потому что масса пруссов осталась в живых, было кому работать. Им нужны были податные из местных — других-то взять неоткуда. Поэтому тотальная резня — редкие эпизоды. И все равно — три мощных общенародных восстания.

У ляхов — столетия войны, кровная месть. Отсюда цель: геноцид. Уничтожить. "Их всех".

И они могут привезти холопов из соседних областей. Не надо тащить за тыщу вёрст — через Вислу перелез, уже Пруссия.

Разница — в мере. Тевтонец убьёт препятствующего крещению. И окрестит остальных. Лях перебьёт всех. И окрестит случайно выжившего.

Интересно с мотивацией у Казика.

Я у него публично "увёл" жену. Превзошёл его в "самцовости".

"У кого больше — тот и пан" — польская народная мудрость. "Паном" оказался я.

Только не я "увёл". А ты сам "привёл".

Сутенёр ты, князь Казимир Болеславович.

Он — в бешенстве. От унижения. Хотя... ты же сам её сюда... Именно для этого. Подложил. Чтобы уговорила.

"Бойтесь желаний — они исполняются".

Мечтал? — Сбылось. И как ты теперь? Со "сбыченной" мечтой?

Ожидал какого-то "шито-крыто"? "И волки сыты, и овцы целы"? А что я такой "волк" после которого ни целых "овец", ни "баранов" не остриженных не остаётся — не подумал?

Предполагал, что я буду как-то... взволнованно смотреть, затаённо вздыхать и молчаливо внимать?

"Гроза прошла... Как небо ясно!

Как воздух звучен и душист!

Как отдыхает сладострастно

На каждой ветке каждый лист!

...

Позволь сидеть мне молчаливо

У ног возлюбленных твоих...

Позволь руке моей стыдливо

Коснуться робких губ твоих...".

А ты будешь тихонько хихикать, наблюдая "сердечные волнения"? Потом... разнообразно реализовав "права супруга", отпускать "объект робкого воздыхания" для очередного вознесения на пьедестал поклонения дурачком?

Увы, я такой "лопушок", что и на твоей "ветке" — "отдыхаю сладострастно". Да и руки у меня... не стыдливые. А уж губы твоей жены... Ты о которых?

"Если волки сыты и овцы целы, значит был ещё козёл отпущения" — скотоводческое народное наблюдение. И кто тут в козлах?

Но — терпит. Не кидается на меня с мечом. Не говорит громких слов. Не ускакивает на дорогом аргамаке в леса и поля. При всём шляхетском гоноре.

Почему? — Прибыль высока? Высокомаржинальная операция? "Морковка" — велика да сладка? Больше, чем Магдебург для Фридриха-Вильгельма? Тот-то, хоть и через час, а рискнул открыть дверь и войти.

Тоже честолюбие. Гонор. Гордыня. Стремление возвысится над всеми. Занять достойное место. Согласно происхождения. И сверхвысоким душевным качествам себя любимого.

Поход — шанс стать чем-то. Прославить своё имя, заслужить уважение народа, обзавестись соратниками. Разбогатеть, наконец.

Жена? Вот та скучная серая мышка? Ещё и блудница оказалась. Видать, врождённое. Лживая, лицемерная шлюха. Как все русские бабы. И прежде знал о её нечестии, но она так старательно скрывала свою развращённость. Увы, czarny kot nie zostanie bia?ym ("чёрный кот не станет белым").

Вернёмся — развод и в монастырь. Или придавить ненароком. Чтобы лишнего "звона" не звучало, не отравляла мир божий своей ничтожной похотливой лживой душонкой. А потом, пребывая в славе и богатстве... Можно подумать и о новой жене.

Нужно! Нужно подумать! Укрепить своё положение династическим союзом. С мадьярами, чехами, поморянами? Возможно — с германцами. Тут такие интересные комбинации просматриваются... А эта? — Помеха. С-сучка. Отработала? — Выкинуть.

Важно, чтобы схизматы дали войско. "Вытащить из её дырки" полтыщи гридней, в доспехах, с конями... Хорошо бы... если этот лысый их поведёт... найдется случай... поквитаться. На войне бывают разные ситуации. Плешивый чего-то не поймёт, заведёт своих людей куда-то не туда... подмога несколько запоздает... Мы все с грустью проводим боевого товарища в последний путь.

Казимир перестал сутулиться, выдохнул, успокаиваясь. И спокойно, даже весело, покровительственно посмотрел мне в лицо: он знает мою судьбу, он её уже определил.

Похоже, что моя реконструкция его мыслительного процесса близка к истине.

Стоп. Где-то я ошибся. В какой-то важной детали.

Он — кто? Идиотский вопрос. Он — князь Казимир Болеславович, младший брат польского короля.

Нет, я не об этом. Он — посол. Представитель, "уста и уши сюзерена". Его дело — донести до меня слова его государя. Приёмо-предатчик. Исполнитель, чиновник.

Это — один уровень рисков. Один уровень инвестиций собственных ресурсов. Польский король — не Иван Грозный, голову послу-неудачнику не отрубит, плетями не забьёт. Да и сам Грозный такими "оценками эффективности дипломатической деятельности"... не увлекался.

Да, хорошо бы, чтобы посольство прошло успешно. Но наказание, в случае провала, не смертельно.

А вот если он не только "ретранслятор", а сам "игрок"... Если он не за жалование и "чин следовал ему"... Если в теме его личный, коренной интерес... Тогда можно вложиться круче. Своим личным. Женой, например. В надежде на высокую прибыль.

"Прибыль" — для себя лично. А не только для "Милой Польши".

"Прибыль высока". Насколько? Что такого он собирается получить, что терпит, пусть и с ручкой Гнедко на коленке, наши с "принцессой" экзерцисы? Он же сам видел как я её... как она сама, демонстративно...

Она ему не нужна, противна. Но — законная супруга, мать его детей. Ещё важнее — часть его репутации. Наши "наверстачные игры" наверняка получат огласку. Даже если он её убьёт — пятно останется. "Рогоносец". "Сводник".

Значит, он планирует получит от похода... такой репутационный доход, который... нет, не смоет — такое смыть нельзя даже кровью блудницы и "еёного хахиля", но перекроет, заткнёт рты всем недоброжелателям.

"На чужой роток не накинешь платок" — русская народная мудрость. Но он на какой-то очень эффективный "платок" рассчитывает.

Это должно быть что-то... выдающееся.

Если он идёт в поход с тем или иным братом, он... князь подручный.

Мало. Мало чести. Нужен самостоятельный корпус. На отдельном направлении. С особой, критически важной задачей. Квинтэссенция победоносности и храбрости. Что-то очень рисковое. Что позволит ему встать рядом с братьями, а то и выше их, в мнении шляхетства и духовенства. "Герой отечества". "Победитель дракона". И, на основании такого, какого-то особенного успеха требовать себе удел. Обширное владение.

Где? — В Польше братья его наследство поделили и назад не вернут. "Что к Пясту попало — то пропало".

Привисленскую область пруссов захватывают братья, её не отдадут.

Значит... ещё какие-то земли.

Для такого рискового мероприятия и нужны русские. Погибнут — не жалко, в Польше их не будут оплакивать.

Какое-то очень сомнительное, по ожидаемой успешности, действие. Для опального нищего князя. С очень большой, хоть и маловероятной, "морковкой".

"Или пан — или пропал".

Авантюра. В которую меня хотят втянуть.

"Игры на верстаке" позволили мне "протестировать уровень" важности "ожидаемого приза" для Казимира. Спасибо "тестировщице". И получить представление о его представлении об ожидаемых риске и выгоде.

Мой прямой вопрос требует прямого ответа. Все молчат, отдуваться приходится Властовичу:

— Сил наших довольно для разгрома язычников. Однако же войско должно быть в срок распущено. Ибо у всякого рыцаря есть дом, куда он и стремится вернуться с победой.

Вот почему у тевтонцев получилось: у братьев-рыцарей не было дома, они бежали из Палестины, их гоняли по Европе, пока не приблудились в Мазовию.

— Войско уйдёт и язычники восстанут. Как было у Карла Великого с саксами.

Карл интегрировал знать саксов в имперскую, выселил десятки тысяч общинников на юг, а на их место заселил франков. Но он и его окружение воспринимали саксов как врагов, которых надо окрестить и подчинить. А не как злобных животных, которых необходимо истребить.

— Восстанут. Поэтому они подлежат истреблению. Все. До ухода войска. Однако дело ещё и в другом. Эта область — земли только двух из десяти племён. Главный сатанист, папа язычников Криве-Кривайто, объявит о сборе всех идолопоклонников. Неисчислимые полчища, предводительствуемые богопротивными жрецами-вайделотами, явятся на эти, освобождённые от мрака языческого безумия, земли. Христиане будут уничтожены, крепости разрушены, храмы осквернены.

Кажется, Властович говорит о чём-то, ему лично знакомом.

— Разгром язычников должен быть сокрушителен. Всех десяти племён. Чтобы они никогда более не осмеливались вылезать из своих ям, поднимать руку на христиан.

Он недовольно хмыкнул:

— Они дерутся бесчестно. Прячутся в лесах и болотах. Нападают со спины. Гоняться за ними по чащобам мы не можем. Наша главная сила — тяжёлая конница.

— Наша главная сила — вера в Господа!

Ну как же "политрук от престола", в смысле: Святейшего, может допустить ересь признания реала?

— Да. Но после веры в Господа нашего Иисуса Христа — конница. Поэтому необходимо, чтобы враги, утратив, по воле Господа, остатки разума, вышли на ровное чистое место. Где мы, с именем божьим на устах и добрыми мечами в руках, их истребим.

— Не загнать язычников в леса, а наоборот — выманить их? Интересная идея. И как это...?

Какая ясная детская улыбка! На лице старого воина, покрытом морщинами и шрамами.

— Тот же приём. Одна рука нападает на врага. В лицо. Другая — бьёт по затылку.

Снова ставит два кулака на пергамент, повторяет наглядную иллюстрацию движения армий Болеслава и Мешко в Привисленье. Затем разворачивает карту так, чтобы ему было удобно, один кулак помещает на побережье и двигает им на восток, в сторону Тувангсте. А другой... помещает ещё восточнее. В верховья Преголи. И двигает кулаки навстречу друг другу.

— Третья армия?

— Да. Князь Казимир.

Во как. Я прав: третий корпус. С особо важной и рискованной задачей.

— Мы надеемся, что к 30 июня толпы, собранные навстречу войску князя Болеслава, будут частью истреблены, частью же разбегутся. Преследуем. С севера подходит князь Мешко. Встретившиеся армии возвращаются к морскому побережью. Совместно двигаются на восток. Из Погудии в Вармию. И далее, в Натангию. От Труссо до Тувангсте нет и двух сотен миль. С моря прикрывают корабли из Гданьска. Побережье достаточно ровное и открытое. Обозы оставим на западе. Недобитые язычники прячутся в лесах, Вармы и Барты не рискнут вступить в решающую битву. К последним числам июля выходим к устью Преголи, к Тувангсте. Диавольский архижрец не может смириться с торжеством креста. Шлёт всех язычников, сколь может собрать, навстречу воинам Иисуса.

— Сколько?

— Полагаю, 30-35 тысяч.

— Огромное воинство. А ваша армия к тому времени уменьшится. Как от стычек, так и от разнообразных болезней. Ещё надо будет оставлять гарнизоны и конвоировать пленных.

— Пленных... не будет.

Ух какой оскал. Радостно-злобное предвкушение. Вроде нормальный мужик, а как та самка богомола — готов откусывать головы. Даже без секса.

— В это время на поле судьбы явится князь Казимир. Пройдёт по Нареву в его правый приток, дойдёт до озёр, волоком в другие озера, севернее. Откуда — речка, образующая Преголь. Для этих мест у нас есть проводники.

* * *

Кто в кого впадает — Нарев в Буг или наоборот — географы не решили. Как с Волгой и Камой. Веками считали, что Нарев — приток Буга, в 21 в. польская география изменилась.

Властович говорит о Мазурских озёрах. Цепь водоёмов ледникового происхождения, 75 вёрст с юга на север. Между озёрами — протоки или короткие волоки. Позже, в 19 в. Пруссия построит там крепости. В ПМВ между озерами пророют каналы шириной 19 м, через каждые 850-1000 м вдоль каналов — кирпичные двухъярусные блокгаузы, подходы защищены тремя рядами колючей проволоки. Пока этого нет.

* * *

Прикинем по времени.

Продолжительность прохождения озёр... дня четыре? По волокам и мелководью — на плоскодонках. Ещё одна причина, чтобы звать русских: мы умеем, ляхи уже нет. Более густая сеть сухопутных дорог уменьшает необходимость транспортного использования малых рек.

Северное озеро — Мамра. Из него вытекает речка Анграпа. Которая потом становится Преголью.

Скорость течения 0,2-0,6 м/с, ширина в верховье 5-12 м, глубина 0,2-2 м.

Два десятка миль в день — просто течением. С веслами... вдвое-втрое. Вся длина реки — сотня миль. Два дня.

Как пройти миль 20-30 от Ломжи на Нареве до Колно, где начинается Мазурское Поозёрье... не знаю. Властович говорит уверенно: правый приток, проводников даст. Изображать Сусанина... вроде бы ему смысла нет.

Лодки тащить быстро не получится. Ещё дня четыре.

Подыматься по Нареву 250 вёрст на веслах... дней 10. От Берестья до устья Буга — 350 вёрст. Вниз по реке. Река побыстрее и побольше. Дня четыре.

Итого: дней двадцать пять. Ежели всё будет хорошо и бог даст.

— Дальше князь Казимир спускается по реке, не доходя до моря сворачивает в левый приток. Тут уж придётся местных спрашивать. Поднявшись немного — попадает в Ромов.

— Там — самое гнездо мерзости! Папа язычников! Матка в паучьем гнезде! Выжечь! Истребить! И все орды поганские — разбегутся!

Гедко отрабатывает своё епископское жалование — воодушевляет и вдохновляет. Высокодуховным. Но не забывает о материальном:

— Войско языческое уйдёт навстречу князьям Болеславу и Мешко. У поганища останется лишь небольшая стража, перебить её не составит труда. Жрецы... стары и слабы. Повторить то, что полтора века назад свершил наш великий король Болеслав Храбрый! Разгромить мерзкое капище! Там, в Ромове, слуги нечистого столетиями накапливают богатства! Добыча превысит все вообразимые пределы! Каждый участник не только получит отпущение грехов, но и будет обеспечен на всю свою жизнь! Да и потомкам останется. Величайшая честь и слава достанется тому, кто повторит подвиг Карла Великого, срубившего дуб саксов Ирмансуль! Идол поганства с девятью бесовскими ликами, выступившими на коре, будет разрублен и сожжён! Освободив место символам доброй и мирной проповеди, вере христианской!

Вот был бы я нормальный князь... или ярл... или типовое попандопуло... вековые сокровища Криве-Кривайто...

"Грабить — так банк, любить — так королеву".

Ежели тот "банк" успешно грабануть, то "королевы" сами прибегут. Или будут присылаемы своими мужьями, отцами, братьями... "Вам — везде!". И — каждую. Политика — дело дорогостоящее, денег всегда не хватает...

Глава 740

Да уж, такая приманка для Казика... достойна.

"Два в одном".

Нет, "четыре в одном":

— честью, победоносностью сравнятся сразу с двумя великими воителя прошлого, повторив их свершения. Далеко превзойдя тем братьев;

— стать одним из самых богатых людей христианского мира. Есть богаче, но высоколиквидного движимого имущества...;

— отомстить за вдов и сирот многих поколений. Получить общенародный статус "мстителя и защитника";

— завоевать земли — самому! Из которых получится вполне достойное княжеское владение.

— Отрубить голову богомерзкой гадине прусского язычества. Обезглавить. Безголовое тело этого жестокого народа будет некоторое время ещё дергаться в беспорядке. Но большой опасности уже не составит.

Все три ляха напряженно смотрели на меня. Ждут чего-то. Может, велеть квасу подать? Или пива?

— На мой взгляд, очень красивое решение. И многообещающее. Я могу только пожелать князю Казимиру Болеславичу всяческих успехов в этом богоугодном деле.

Не того ждали. Всё-таки, придётся пивасика выставить?

— Русские воины хотят присоединиться к князю Казимиру. И разделить с ним великую славу, огромную добычу и благоволение Святейшего Престола.

Ты что, вздорная жена, которая взялась рассказывать мужу чего он хочет? Ты спроси — я же искренний, я же отвечу.

Спросить — признать право на "свободу воли". Какая "свобода воли" может быть у русских? Они же все рабы! Вдарь посильнее — разбегутся. Через два десятилетия Кадлубек так и напишет в своих хрониках.

— Благоволение Папы нам без надобности, слав у нас своих сколь съесть можем. А вот добыча... Коли две из трёх наград — слава и благоволение — достаются князю Казимежу, то третья, добыча, наша. Так?

— Нет. Добытое делим по воинам.

Ну вот, и Казик разговорился. "Делёжка шкуры неубитого медведя" — крайне увлекательное занятие.

Тут надо уточнить:

— По мечам?

— По щитам.

И смотрит нагло. Жадюга мелочный.

* * *

Тема... неоднозначная. Дважды.

Делёжка добычи — признак культуры. Только "воинство высокой культуры" может заранее договориться о разделе добычи и реализовать его. Иначе — просто толпа бандюков. Стая гиен вокруг палой лошади.

Есть примеры, ещё со времён фараонов и хеттов, когда войско проигрывало сражение, увлёкшись грабежом обоза противника. Каждый тянул в свой карман, а не выполнял боевую задачу. Поэтому "договариваться лучше на берегу".

Одно: как делить между воинами.

У викингов могли использовать такой вариант:

дренг (молодой дружинник) — 1 доля добычи;

хирдманн (опытный дружинник) — 2;

кормчий — 6;

вождь — 10 + по 2 за каждую банку (скамью) драккара.

В феодализме... Содержание конного воина в 10-12 раз дороже пешего. Доли, естественно, делятся также. Сержант, рыцарь, барон — тяжеловооружённые всадники. Но доли у них — по феодальной иерархии.

У нас намечается "лодейная рать". Т.е. кормщики будут. Не "драккаровские", а "по речке лодочкой". Считать по-викинговски? Старший на лодке — вождь? — Нет. Но что-то ему нужно дать. Все эти позиции надо проговаривать и добиваться согласия.

Другое: а кто у нас воин?

У викингов просто. Четыре позиции, все идут в драку. У феодалов... сложнее. Рыцарь, пусть и в лодке, а не на коне — воин. А оруженосец? — Дренг? А пеший копейщик? Ему долю? Или половину? Или 1/12? А как со слугами? — Они же тоже будут грести, дела делать. Считать как американцы до их Гражданской войны: 0.3 голоса добавляется рабовладельцу за каждого негра? На этом держалось преимущество южан в Конгрессе, которое должно было ещё больше усилиться после присоединения Техаса.

Я предложил считать воинами — кто с мечами. Это отсекает слуг и почти всю пехоту в феодальном "копье". Там мечей два-три. Казик предлагает считать по щитам. Из 8 бойцов в "копье" щиты у пяти-шести. Не носят щит, обычно, оруженосец и лучник. Т.е. доля ляхов увеличивается в два-три раза.

Разница видна при сравнении с русскими дружинниками. Рыцарь и гридень примерно эквивалентны в бою. Как оруженосец и отрок. Но у гридня дальше ничего нет, а у рыцаря ещё пешцы. Основную боевую работу и там и там делает один человек. А вот доля в добыче у гридня получается раз в пять-шесть меньше.

Как справедливо? — Смотря по контексту. "Справедливо" всегда — "здесь и сейчас". И — кому-то.

* * *

Прямое обдиралово. Характеризует Казика. Или он меня за дурня держит? Или ему гонор давит: пан хоть что дал — холопу уже счастье? Или запрашивает побольше, чтобы потом "дать скидку"?

Ладно, пока пропустим. Я повернулся к Властовичу:

— Вот князья Болеслав и Мешко встречаются где-то на побережье с кратно превосходящим числом язычников. Что дальше?

Властович вспомнил, что добычи пока нет, делить нечего. Снова уткнулся взглядом в свою карту.

— К 5 июля выйдем к озеру Друзно. Оттуда — на восток. Есть пара мест, которые язычники будут ожесточённо защищать. Но войско столь велико, что может продолжать движение, оставляя отряды для уничтожения осаждаемых. Мешко привезёт из Гданьска построенные его людьми прежде в Сандомире осадные машины. Однако непрерывные стычки с отрядами сбегающихся со всех сторон на свою погибель дикарей, несколько замедлят войско. К 22-25 июля выйдем к южной грани дельты Преголи. Милях в 10 от Тувангсте. Язычники засядут в тамошних болотах, канавах и кустах. Изобразим обманное отступление. Дикари, понукаемые жрецами, выскочат следом. На твёрдую почву. Где и будут растоптаны нашими благородными рыцарями.

Властович чуть не с мольбой взглянул на меня:

— Именно в это время к ним должны прибежать из Ромова. С вестью о гибели Криве-Кривайте и Священного Дуба. Тогда остатки язычников разбегутся по своим селениям.

— Понятно. Дальше?

Гедко, с горящими от священного энтузиазма глазами, всунулся вперёд:

— Дальше — Тувангсте! Язычники не смогут оказать сопротивления после разгрома! Потом — Натанги, Надрувы и Сембы! И Скальвы! Под сень креста! Уничтожить капища и идолищ! Выжечь сатанинскую мерзость! В каждом селении!

Властович, несколько ошалевший от такого идеологического напора, объяснил материалистически:

— Шесть недель. По закону Священной Римской Империи рыцаря призывают на шесть недель. Потом он отдыхает. Поэтому к концу июля война должна быть закончена. Враг разгромлен, победы одержаны. Великий Князь раздаёт владения на новых землях благородным воинам, кто решит остаться, утверждая власть веры христовой в этих племенах. Остальное войско разойдётся по домам.

— Вот почему все, кто не хочет покорно принять длань Польши и Рима на выю свою, должен быть уничтожен до того. Увы, но это неизбежно.

Гедко опечален. От ожидаемого множества будущих погибших. Пусть даже и заблудших язычников. Сквозь маску соболезнования рвётся торжество от воображаемых куч трупов мерзких бесопоклонников.

* * *

Первый Крестовый начался как движение шир.нар.масс. Десятки тысяч крестьян и горожан вообразили себя освободителями Гроба Господня и отправились в Палестину.

Проходя через города и деревни, крестоносцы отбирали продовольствие у своих же собратьев-христиан. Уводили лошадей, скот, забирали ценности и имущество. Тех, кто сопротивлялся, убивали. Женщин насиловали. Дома сжигали. Идущим в хвосте ополчения еды практически не доставалось. По ряду свидетельств, доходило до каннибализма.

Жестокость грабежей граничила с дикостью.

"Даже грудных детей они резали на куски или нанизывали на вертела и жарили в огне" — описывает крестоносцев Анна Комнина.

21 октября 1096 года в ущелье на пути к Никее отряд христиан наткнулся на засаду. Турки сначала расстреливали безоружных крестьян из луков, затем буквально выкашивали мечами. Десятки тысяч крестоносцев были перебиты. Многих женщин и детей захватили для продажи в рабство.

"Жертвой исмаильских мечей стало такое множество кельтов и норманнов, что те, кто собирал валявшиеся повсюду трупы заколотых, сложили из них не холм, не бугор, не горку, а огромную гору, необыкновенную по высоте и толщине", — рассказывает в "Алексиаде" Анна Комнина. Высота горы составила 30 м. (десятиэтажный дом).

Епископу Краковскому мечтается нечто подобное, но из язычников.

* * *

— Чтобы 25 июля к полю битвы под Тувангсте прибежали гонцы с известием о сокрушении "папы язычников", отряд отсюда должен отправится 1 июля?

— М-м-м. Да. Отряд князя Казимира собирается в устье Нарева. К 5-му июля. Не позже. Иначе не успеет. И не раньше. Слишком раннее начало похода раскроет наши планы. Язычники, не успев уйти на запад к морю, соберутся толпами у реки, и князь Казимир попадёт в... в сложную ситуацию. Вот почему так важно быстрое и согласованное движение всех отрядов.

И снова, искоса поглядывая на меня:

— Русские присоединятся к князю Казимиру днём раньше. С лодками. Отсюда нужно отправляться по реке 1-го.

Я до сих пор не дал чёткого ответа: пойдут русские дружины на это святое дело или нет?

Властович придумал красивый план. Но если что-то пойдёт не так, то армия Казимира будет поймана язычниками на волоках или в маленьких речушках. Без возможности использовать свои преимущества. Без отхода или манёвра. Истреблена.

Это может быть и запланировано. Казик как жертва. Большая часть племенных ополчений собирается к Мазурским озёрам, возятся там с Казиком, а его братья, тем временем, бьют малочисленных пруссов под Тувангсте и сами, уже с той стороны, выходят к Ромову. Получая все "плюшки".

Лезть в Мазуры — как коту в сапог. Очень рискованно. Братья, в случае неудачи, погрузятся на корабли и уплывут. А Казимир и его люди... станут кормом лесным зверям и речным рыбам.

— О каких силах в каждом войске с польской стороны идёт речь?

Пауза. Многослойная. Тут и вообще тема сбора феодального ополчения, и отношения между конкретными командирами. И — попасть в "окно моего ожидания". Слишком много — чего русским идти? На всех делить — ничего не достанется. Слишком мало — вы сами туда не лезете? Потому что вернуться живыми не надеетесь?

— Мы полагаем, что крест примут двадцать сотен доблестных благородных рыцарей. Тысяча — пойдёт с князем Болеславом, семь сотен — с князем Мешко, три — с князем Казимиром. Было бы хорошо, если бы три, а лучше — пять сотен русских рыцарей присоединились к походу.

— Нет. Ни один русский рыцарь не присоединится. Потому, что на Святой Руси рыцарей нет. Вообще.

— Э-э-э... мы имеем в виду нобилей. С их вооружёнными слугами и помощниками.

— Снова мимо. Два года назад Государь освободил русских бояр от обязанности выставлять хоругви. Объявлять сбор боярского ополчения... ради вашей возни с пруссами... исключено.

Ух как они на "возню"...

— Однако же, три месяца назад ты собрал пару сотен охотников. Из бояр с их холопами. Для похода на Луческ.

М-мать. Знают. Спутник у них, что ли, висит? Где "железный занавес"?! Страна просматривается и прослушивается.

— Уничтожение воров противу Государя Русского — святое дело для всякого русского человека. Доношение благой вести тёмным язычникам от Святейшего Римского престола не есть для нас занятие... наиважнейшее. Почему я и предлагаю разделить "кому вершки — кому корешки". Высокодуховное и недвижимое — вам. Остальное — нам.

Казик не захотел принять моё предложение о разделе добычи? Пожадничал. Тогда делить вообще не будем, сами хлебайте.

Дальше мои собеседники принялись переглядываться между собой.

Презрительное выражение лица Казика сменилось встревоженным, Властович чуть пожал плечами, Гедко, к которому Казик повернулся, успокаивающе улыбнулся и произнёс одними губами какую-то фразу на латыни.

Князь несколько мгновений смотрел непонимающе, потом радостно улыбнулся:

— Да, я согласен. Но не менее пяти сотен мечей. На своих лодках. И лодки для моих людей.

Какой ты мелочный, Казик.

— Говорили, что у тебя будет три сотни шляхтичей. Это две с половиной тысячи воинов. Лодки под это число?

— Ещё слуги.

— Ну, тащить слуг... да и коней... в верховые болота... Неразумно.

Казик собрался возразить. Но тайное движение ручки епископа, как и явное его головы в форме кивка, сподвигли князя на согласие:

— Пусть будет так.

Туфта явная. Вассалы приходят к своему сеньору. Служат ему. Не назначенному командиру. Разделить отряд на части — можно. По вассалам следующего уровня. Типа: король велел графу поддержать атаку герцога на левом фланге. Но: король велел графу исполнять приказы другого графа... очень вряд ли. Такое не для ленников, а для министериалов, "крепостной знати". В нынешней Польше институт не развит, не Германия.

У самого Казика во владении — Вислица. И округа едва ли с десятком шляхетских семейств. Оно так и было задумано: "чтобы не бунтовал, дурень".

Конечно, его братья обязательно кому-то из их людей прикажут:

— Пойдёшь в отряд младшенького.

"Обязательно" — потому что им нужны свои люди в чужом отряде. Для присмотра. Но не для массового боя.

Своих воинов отдавать — не интересно. И самим рыцарям идти под какого-то неудачника... Кто у нас "главный гейзер плюшек"? — Великий Князь Краковский. Про тяжелую судьбу разного рода "приданных" хоругвей — я ещё в Бряхимовском походе...

"По остаточному принципу". "На тебе боже, что нам негоже". А с учётом того, что оценки завышены... Если придёт не две тысячи, а полторы — за счёт какого отряда будут компенсировать недостаток? У Казика не будет трёх сотен "копий", не будет и многочисленных дружин с наёмниками — денег-то нету. Сами "копья" будут "второсортными" — малочисленными и худовооружёнными. Проще: вместо двух с половиной тысяч душ, как они мне тут красиво рассказывают, соберётся от силы сотен пять-семь, из них сотня шляхтичей.

— Ещё. Вне зависимости от похода Государь Русский предлагает Великому Князю Краковскому договор. В котором Великий Князь принимает на себя обязательства соблюдать "четыре свободы".

Я ж исконно-посконный глобалистический либераст-дерьмократизатор? Вот, экспортирую "свободы". Пачками.

— Это что такое?

— Свобода исхода: всяк человек в Польше волен уйти на Русь. Свобода деяния: всякое действие, совершаемое ляхом, может быть совершено и русским. Свобода от суда: всякий русский может быть задержан, допрошен, осужден только русским судом. Свобода от мытарей: русский не платит пошлин, сборов, налогов, мыта в Польше.

Семь лет назад в Бряхимовском походе я предложил русским князьям принять эту формулу в договоре с эмиром Булгарии Ибрагимом. Они и эмир сразу "встали на дыбы". И долго "махали копытами" в такой позе. Идея была раздроблена, переформулирована. И стала основой моих с эмиром отношений. Почти всё реализовано по частям. Только не "всякое действие" разрешено русским. Нельзя, например, быть муллой. Или — кади.

Ну, это мы как-то перетерпим. Пока.

Казик смотрит с гневным возмущениям. Да как ты посмел! Своим нечистым рылом! Здесь чисто ляшское мутить житьё моё!

Снова епископ мнёт ему коленку под столом. Повторяет в лицо взбешённому князю чуть слышно ту же латинскую фразу. И объясняет мне:

— Сиё не есть компетенция князя Казимира. Для принятия такого договора нужна воля Великого Князя и сейма Всепольского. Однако князь Казимир с радостью передаст в руки брата своего предложения по договору с Русью, когда они будут у вас готовы.

— Ещё: выдать всех беглецов с Руси. За тридцать лет, с чадами, домочадцами и потомками.

— Он — передаст.

Коллеги, не переставляйте "р" и "д" в последнем слове. Хотя мне понятен ход вашей мысли.

Ничего другого я и не ожидал. А раз ожидал, то:

— Вестовой! Тубу с золотой ниткой сюда.

Подготовился. На одном составлении титулов в тексте можно голову сломать. "Великий Князь", "князь Краковский", "князь Мазовецкий", "князь-принцепс"... должно быть полным списком в определённом порядке. Сама суть занимает, при всём здешнем косноязычном и велеречивом дипломатическом жаргоне, малую часть. Всё красиво полууставом выписано, в красивую тубу заложено, красивой золотой нитью оплетено и опечатано.

Сплошная многослойная красота.

Не имеет смысла. Пясты — не договороспособны. "Я вам обещал — я вам ещё пообещаю".

Так зачем же я...? — М-м-м... создаю возможности.

Чисто например: вот прискачет Казик снова. А я ему:

— А где договор?

— А нету.

— Ну, и похода нету.

Но я им этого пока не скажу.

— Ясновельможное панство, договор, предлагаемый Государем Русским Великому Князю Краковскому — вот. Я надеюсь, что вы с превеликим поспешанием доставите его вашему господину. И убедите принять сиё соглашение. Я полагаю, что 4 июля снова встречусь с князем Казимиром и увижу положительный ответ Великого Князя. Нынче же велю готовить лодии для похода и начну собирать дружины. У нас немного времени, шановны панове, посему — поспешим. Доброй дороги.

— Да пребудет с нами благоволение Господне!

— Аминь.

Все присутствующие старательно перекрестились. Кто как умеет.

— А...?

Казик, кажется, собрался выказать недоумение. По какому-то поводу. Например: а жена моя где?

Но Гедко тайком одёрнул его. Не надо портить радостный момент душевного межгосударственного согласия всякими мелочами.

Это же успех! Русские согласились выставить отряд, лезть вглубь болот и лесов, изничтожать язычников. Ура! А эта женщина... что с ней... Да какая разница! Впереди — сокрушение царства Сатаны! Свет сияющий! Милость Господня! Для каждого участника.

Мы раскланялись, епископ, придерживая под ручку всё ещё сомневающегося князя, быстренько выкатился из горницы. Пока Ванька не передумал. На дворе слуги подвели коней, кавалькада ляхов ускакала.

А я вспомнил. Ту латинскую фразу, которую Гедко дважды повторил Казимиру:

da tua dum tua sunt, post mortem tunc tua non sunt.

Что означает:

"отдай твое, пока оно твое, после смерти оно не твое".

Это что-то из римского права по поводу наследства.

Только епископ частицу отрицания ставил иначе:

da tua dum tua non sunt, post mortem tunc tua sunt.

"Отдай твоё, пока оно не твоё, после смерти оно твоё".

Казик согласился на передачу добычи, "пока ещё не его", русским. Однако добыча станет его. После смерти. Чьей? — Ну не его же!

Плешивый дикий русский мужик, подлого происхождения, вылезший из непролазных чащоб и вонючих трясин, не может понимать латынь. Это же все знают!

Поэтому местный светоч мудрости и культуры в лице Краковского епископа негромко напомнил на древнем священном языке взбешённому князю о... о вариантах. А тот обрадовался.

Я не знаю латынь — они правы. Просто у меня работает группа переводчиков — нужны тексты древнего и нынешнего западного права. Которое — на латыни. Кое-что слышу, вот зацепилось.

Ничего нового. Они уже списали княгиню. Они спишут и русских. За ненадобностью после победы.

Stat pro ratione voluntas — желание становится на место разума. Тоже... из древней юридики.

У них сильные желания. Того-другого-третьего. Всё сходится в победе на пруссами. И места разуму не остаётся.

"К чему управлять людьми тому, кто может управлять их желаниями".

"Кого Господь желает наказать — того лишает разума".

Я не могу управлять их желаниями. Но могу помочь им пройти "дорогу безумия".

Мозги у них уже вышибло, Господь — уже желает. Поможем же Господу! В смысле: наказать.

Для начала мы пойдём в... как и договорились — в устье Нарева. Если Буг впадает в Нарев, то устье Нарева — в Висле. Там, вернее всего, ляхи и будут кучковаться — им такое место сбора удобнее.

А вот если Нарев впадает в Буг, то устье Нарева в Буге. Там уже столетие есть городок Сероцк. А на что нам идти лишних вёрст сорок вниз по реке? А потом назад вверх грести? Почему ляхи этого сами не предложили? Очевидно же. Но не им. Чуть другой географический стереотип. "Это ж все знают!". А мы и не скажем. Придём и станем. Казику придётся ко мне идти, а не мне к нему. Он будет дергаться, отряд разделится. Там, вдоль правого берега у Сероцка, холмы — обозы растянутся... Посмотрим.

То, что я не буду лезть как кот в сапог, не стану своей головой добывать Казику княжество и прочие плюшки — мне было понятно сразу, ещё с переписки Агнешки.

Да, я не люблю крестоносцев. Вообще. И на Балтийских берегах — особенно. Да, это предрассудок из других эпох. Но вот так я чувствую. Осталось придумать как бы тут покруче... уелбантурить. И заелдырить необратимо.

"Коварный, вероломный"? — Да, девочка, именно так. Для правителя времён создания централизованного государства, любого! — такое — комплимент. Отсутствие этих свойств означает провал. Часто — гибель самого правителя, подчинённость, второсортность его потомков, жителей. Или чрезмерное напряжение военных сил, гибель людей, обнищание. Победа, вырванная "честно", приводит к выжимаю соков. Из своих. А ведь жизнь не кончается с централизацией вот этого куска земли. Всегда найдётся достаточно богатый, сытый, сильный сосед, кто захочет твоё, нищее и централизованное, централизовать "под себя".

В лучшем случае ты просто потерял время для собственного роста. Пока другие богатеют и умнеют, ты остаёшься бедным и глупым.

Променял процветание народа на личную честь? На своё не-коварство, не-вероломство? — "Честь государя в многолюдстве его народа". В государи не годен.

Впрочем, я никого не обманывал. Лодки, воины, встреча с Казиком... "И что было обещано — всё исполнилось в срок". Правда, чуть не так, как они это себе представляли.

— Где она?

— В погребе.

— Как?

— Плакала.

— Показывай.

Сухан запалил свечку и повёл меня в подземелья терема.

Реки и моря, мили и вёрсты, конники и пешцы... Мелочи. Всего лишь поводы для чувств. Главное — внутри. В человеке. В разуме и душе. В её душе.

Веришь ли ты мне? Веришь ли ты в меня? Это твой вопрос к тебе. Вера в меня — костыль для твоей души. Сможешь ли ты из "костыля" вырастить "цветущее дерево", веру в себя?

Дело веры.

Твоей. Собственной.

Аутодафе.

Конец сто сорок четвёртой части

copyright v.beryk 2012-2023

v.beryk@gmail.com