Посторонним вход воспрещён. Часть первая.

"А ведь это тоже своего рода знак — подумала девушка. — Если верить записям из компа Семёнова — гипотетический "портал", найденный на улице Казакова, как раз и ведёт в эпоху пара, зубчатых колёс, угольного дыма — короче, того самого стимпанка. Да и королева Виктория там как раз царствует...

Алиса обвела взглядом кухню. Нет, точно пещера Гингемы, правы студенты! Только вместо чучела крокодила с потолка свисает на цепях деревянная рама, увешанная половниками, здоровенными дырчатыми ложками, ножовками, мотками бечёвки или проводов, наколотыми на проволочные крючки листиками — так дядя Юля хранил квитанции.

Сверху, на тёмном брусе примостились, усиливая впечатление, пузырьки, баночки, бутылочки, бутыли, бутылищи... Дядя Юля обставлял кухню любовно, руководствуясь одному ему понятной логикой. В результате она могла в любой момент превратиться в химическую (алхимическую!)лабораторию, слесарную мастерскую, уголок радиотехника. Готовить, правда, там было не слишком удобно — но старика это обстоятельство не слишком огорчало.

Боже мой, как же славно было сидеть в скрипучем кресле с лакированными подлокотниками и пить крепкий чай из старой, с детства знакомой фаянсовой кружки, на которой голубым нарисованы парень с гармошкой, девушка в платочке и вьется подпись: "Делу — время, потехе — час". Это была специальная "гостевая кружка". Пакетики и заварные чайнички дядя Юлий не признавал — чай заваривался в особой зелёной эмалированной жестяной посудине, которая, судя по её виду, была раза в два старше Алисы. Других чайных емкостей — особенно всяких новомодных пиал — дядя не признавал. "Чай надо заваривать только в такой в жестяной литровой кружке — не раз говорил он. Заливать туда крутой кипяток, с размаху кидать горсть заварки, а потом, опускать в воду горящую головню. И напоследок прикрывать верхонкой — пока не настоится. И только тогда он будет правильный — как в лесу".

Ну, с горящей головнёй в московской кухне трудно — хотя Алиса не без оснований подозревала, дядюшка, когда нет гостей, находит выход их положения — зато остальной ритуал соблюдался неукоснительно — включая "верхонку" — старую, невероятно замызганную брезентовую рабочую рукавицу, которой дядя Юля всякий раз прикрывал заварочную кружку. И чай выходил на славу — крепкий, в красноту, ароматный, без всяких там фруктовых добавок. Разве что чабрец или мята — их дядя тоже сыпал сам, из баночек, стоящих на свисающей с потолка конструкции.

Старик, оторвавшись от внутренностей старых настенных часов, взялся за пульт видеоплеера. На экране на мгновение возник голубоватый контур портала. Дядя Юля задумчиво поскрёб отвёрткой над ухом.

— Если бы это была не ты, я бы решил, что все это — банальная мистификация. Вот что — давай-ка, излагай всё снова, по порядку — и прожалуйста, со всеми подробностями! Но только факты — а свои выводы пока что придержи при себе — добавил он, не скрывая иронии.

Алива недовольно дёрнула плечиком, но кивнула — вспомнила, как десять минут назад прямо с порога, взахлёб вывалила на дядю свои соображения — порталы между мирами, заговор, наркотики, бандиты, ФСБ....

— Хорошо, — Алиса открыла свой ноутбук, — расскажу всё по порядку, как сама узнавала.

— Сначала был подэкспертный и подследственный Андрей Пухов, более известный, как Дрон. Его арестовали как раз там, на улице Казакова; обвиняют в чем-то, связанном с оружием и наркотиками. Именно он рассказал и мне про этот портал. Имеется даже запись разговора — правда, качество очень плохое. Я сделала расшифровку записи, но...

— Давай и то и другое. Толку, конечно, от твоей расшифровки... представляю, что тебе там понапричудилось! Ладно, не обижайся, шучу — сбавил тон дядюшка, увидев, что Алиса, кажется, готова всерьёз обидеться на привычные подколки. Похоже, ей и правда не до шуток.

Когда дело дошло до квартиры Семенова, дядя покосился на Алису и вздохнул:

— Авантюристка! И в кого только, интересно знать! Мать — женщина во всех отношениях положительная, отец — так и вовсе тихий, аки голубь. А дочка — просто искательница приключений.. это надо удумать, лезть в окно по верёвке!

— Это не авантюрность, это целеустремлённость — недовольно буркнула Алиса. — Раз уж взялась за дело — то всегда стремлюсь довести его до конца!

— Любой ценой?

— Ну дядя Юля, а что мне было делать? Люди же пропали!

— Ну-ну! Не припомнишь, что там Данте писал про благие цели? Или вас таким материям уже не учат, все больше Карнеги?

Алиса знала.

Когда девушка рассказывала про Шурика, дядя, рассматривая кадр, где реконструктор поднимает своего жеребца на свечку, поинтересовался:

— А как ты решилась обратиться к этому парню? Вполне ведь мог раззвонить своим приятелям? И ищи-свищи потом, куда утекут сведения... ты ведь о нём, как я понимаю, вовсе ничего не знала? А мог бы и вовсе в милицию заявить!

— В полицию, а не в милицию.

— Прости уж, как привык — так и называю, меня переучивать поздно. А ты от ответа не увиливай — тебе что, этот парень понравился?

— Не-а. Не моего романа. Просто при других вариантах проблем могло быть ещё больше. К тому же — он знаком и с Семёновым и с Каретниковым. И тоже сильно за них переживает — с тех самых пор как они пропали. Друзья всё же... ну, может, не друзья — приятели. Реконструкторы народ особый, у них принято держаться за своих.

— Да и не только у них — отозвался дядюшка, пролистывая фотки с "ахтырских" манёвров. — И ты призналась этому гусару, что полезла в квартиру его приятеля?

— Да, — не стала увиливать девушка, — Но я же не воровать туда полезла... Ну... То есть...

Дядя махнул рукой:

— Ясно с тобой все. Теперь подробно про то, что было вчера и сегодня. В чём были различия — вплоть до того, на каком расстоянии от стены стояла, как падал солнечный свет... в-общем — всё и подробнее. И вот что дай-ка мне ещё раз просмотреть тот файл, где Семёнов описывает эту "искалку"?

Алиса торопливо защёлкала мышкой.

— Так... ага... вот. Ясно. Ну так что, я дождусь, когда ты начнешь?

Алиса в третий раз повторила рассказ о происшествии на улице Казакова. Дядя Юля почти не перебивал — только несколько раз задал уточняющие вопросы, помечая что-то на листке.

— Нагрелась, говоришь? До какой температуры — хотя бы приметно? Не знаешь? Ну да. ещё бы.... а ладонь как? Ожог не остался?

Алиса протянула дяде раскрытую ладошку. Следов на коже не имелось.

— Так и запишем — температура не выше пятидесяти градусов по Цельсию. — заключил дядя. — но явно выше нормальной температуры тела, иначе бы ты не сказала бы "горячо". Значит — между тридцатью шестью и пятьюдесятью градусами... сколько времени это продолжалось?

— Несколько секунд, я думаю...

— "Несколько" — это сколько?

Алиса взяла рамку в руки и попыталась воспроизвести свои действия: сначала она чуть не уронила прибор, потом полезла за сотовым — чтобы снять возникший контур портала.

— Получается — примерно пятнадцать секунд получается, — подытожил дядя, — тогда температура могла быть и выше — ты просто не успела обжечь серьезно. Кстати, как у нас сегодня с температурой воздуха?

— Жаркая, — девушка отложила рамку и снова уселась в кресло, — разве все это имеет значение?

— Имеет. Возможно. Не знаю. Но раз уж мы взялись разбираться — надо зафиксировать все факты, кто знает, что потом окажется важным, а что — нет? Ты давай, продолжай — насчёт своих ощущений!

— Ну... Мне еще нехорошо стало, голова закружилась, в глазах зарябило, даже замутило немного. Но это и от волнения могло — давление подскочило, например.

— Какое в твоем возрасте давление? — скептически хмыкнул дядюшка. — Совсем хилая молодежь пошла. Толи дело в наше время — тогда все ГТО сдавали, а о давлении иначе как к пятидесяти и не думали! А все или аллергики, или гипертоники, или еще что-нибудь.

— Я в фитнес-клуб хожу! — возмутилась Алиса. — Там знаешь какие нагрузки?! Уж не меньше чем ваши дурацкие нормы! А с давлением у меня были мелкие нелады уже — зимой, когда я с гриппом свалилась.

— Ну ладно, всё равно — запишем. Перечисли еще раз свои ощущения.

Дядя попросил плеснуть ещё чаю из "заварочной" кружки — и надолго углубился в свои заметки, непрерывно черкая что-то карандашом. Не глядя сгрёб со стола полную кружку, обжёгся — зашипел, но от бумажки не оторвался. Алиса терпеливо ждала.

Минут через десять дядя Юля поднял глаза на племянницу.

— Пока данных недостаточно, чтобы подключать еще кого-то. Надо бы самим повторить опыт, замерить, подсчитать — а уже потом думать, кого посвятить в эту историю. Есть на примете один мой бывший студент -он где-то в системе РАН, как раз по схожей тематике. НЕ академик, разумеется — но малый толковый. Только идти к нему надо с нормальными данными а не с этими вот цидулками — и он пренебрежительно кивнул на свои листки. — Во сколько, говоришь, в прошлый раз эти таджики в фасадом возиться прекратили? Вот к этому часу туда и подъедем.

— За тобой заехать? — кивнула Алиса.

-А что, и заезжай, — Сейчас спустимся к твоей машине — она у тебя далеко припаркована? Надо будет прихватить кое-какое оборудование, а оно, знаешь ли, увесистое. Только ведь в шесть вечера везде пробки! Давай-ка мы всё, что надо, к тебе в машину сейчас загрузим, и ты на место и подвезешь. А я на метро поеду. Так быстрее будет — заодно, осмотрюсь там заранее.

Алиса засобиралась.

И вот что — добавил после краткого раздумья дядя Юля. — Надо бы посмотреть, как там можно всё пристроить — может, получится поставить у поребрика, прямо напротив места, где появился этот контур? Тогда я бы заранее смонтировал в салоне кое-какие датчики. Откроем дверцу, и... ты ведь никуда не торопишься? А то мне, боюсь придётся там в машине повозиться немного... -и он засобирался, распихивая по карманам мотки провода, катушки изоленты, какие-то коробочки и — о ужас! — компактную аккумуляторную электродрель.

Алиса кивнула, тяжко вздохнув — про себя, конечно. Ну, теперь держись — найдут они портал или нет — ещё не известно, а вот салон её красавицы ожидает, судя по всему, нелёгкое испытание. Ну да — что не сделаешь ради сенсации, верно?

Когда они спускались по лестнице — в свои семь с хвостиком десятков дет дядя Юля принципиально не пользовался лифтом — мобильник тренькнул — СМСка.

Динара писала — завтра, в 11.00 возле нашего салона". О господи! Фотосессия у кавказкой дамы! Алиса о нём и думать про это забыла! Надо подготовиться — объективы подобрать, да мало ли...

— Дядя Юля! — заторопилась девушка. — у меня тут одно срочное дело образовалось — так я тогда машину вам пока оставлю, а сама домой. Завтра приеду пораньше, заберу — хорошо?

Сунула старику в руку ключи, и, не дожидаясь ответа торопливо застучала каблучками вниз, по лестнице. Теперь лови такси... или лучше на метро? А завтра ведь ещё ехать сюда перед фотосессией за машиной, потом к этой фифе на фотосессию...

Ох и горек ты, хлеб журналиста!

* * *

Апрель 1888 года

Москва, улица Гороховская.

День. Самое время

определиться с намерениями.

Ну вы и напугали нас, Вильгельм Евграфыч. — встревоженно проговорил огромный человек. — Как же вы так, батенька? Хорошо хоть до фатеры Роман Лексеича рукой подать — переправили вас сюда — отлежаться да в себя прийти. Вон, сейчас хозяйка, Ольга Георгиевна, бульончику куриного прислать обещала. А то вам-то тяжёлой пищи сейчас, пожалуй, и не стоит вкушать.

Евсеин приподнялся на локте и принялся озираться. Комната, скорее всего, кабинет — книжные полки, глубокое кожаное кресло. На столе тёмно-серебристый прямоугольник — ага, оптическое устройство, "монитор", кажется? Ну да, кончено — судя всему, они на квартире у того молодого человека, Романа, тоже гостя из будущего.

— Простите, милостивый государь, я не... — и доцент скривился, пытаясь вспомнить имя-отчество собеседника. Тот горой нависал над историком, занимая половину и дез того не слишком-то простоногого кабинета.

— Да какие там церемонии, Вильгельм Евграфыч, голубчик? — удивился великан. — Или... да вы помните ли, что с нами приключилось? Стойте-стойте, сейчас помогу вам сесть...

Евсеин уселся на диване и наскоро произвёл ревизию собственной персоны. Одежда, во всяком случае, на месте — кроме сюртука. А, нет, вон он — висит аккуратно на спинке стула. Огромный господин — ну да, конечно, Гиляровский московский газетчик — сидит рядом, на гнутом канапе. Несчастный предмет мебели, невесть зачем оказавшийся в кабинете, заскрипел, жалуясь на невыносимую тяжесть. Евсеин провел ладонью по лицу и решительно тряхнул головой.

-Не переживайте, Владимир Алексеевич, память мне, кажется, не отшибло. Во всяком случае до того момента, как мне стало дурно на Гороховской — отлично всё припоминаю. А потом я, кажется... лишился чувств?

— И ещё как лишились! Возьми да хлопнись посреди мостовой — глаза закатились, сам бледный, только что пены на губах нет — а так чисто падучая! Что с вами такое приключилось, скажите на милость? Может, это как то связано с вашими изысканиями?

— С изысканиями... ах да, конечно! — и Евсеин заозирался по сторонам. — кстати, где эта.. этот?..

Мышеловка ваша спиритическая? — понял журналист. — да не волнуйтесь вы, цела-целешенька, и даже не помялась нисколько. Мы её, от греха, в кухне пристроили — а то кто его знает, может это из-за неё с вами эдакая неприятность произошла?

— Из-за неё? — Да, пожалуй, что так оно и есть. — медленно произнёс Евсеин. — Мне кажется, Владимир, Алексеевич, что я сумел найти то, что искал. Ну, или, во всяком случае, нащупать, даже прикоснуться — и как раз это прикосновение и выпило из меня все силы. Поверите, мне на какое-то мгновение показалось, что через эту, как вы выразились, "спиритическую мышеловку", из моего тела утекает жизнь — буквально, в самом прямом смысле!

— Так может её того... от греха? — встревожился Гиляровский. Вы ведь, Вильгельм Евграфыч, сдаётся мне, не собираетесь останавливаться и непременно этот свой опыт повторите? Так не дошло бы до беды?..

— Ни в коем случае! — Евсеин даже замахал руками на репортёра. — Вы просто не понимаете, Владимир Алексеич, как нам повезло! Вот так, с первого раза, нащупать эфирный отпечаток червоточины! Это прямо как.. уж и не знаю что! Я человек не азартный, но поневоле приходит на ум сравнение с "Игроком" господина Достоевского — тот тоже пишет о невероятных каких-то выигрышах на рулетке. Так вот, можете считать, что такой именно выигрыш нам с вами и выпал!

— Хорош выигрыш... — проворчал репортёр. — Еще парочка таких же — и вы, дорогой мой, богу душу отдадите. Нет, как хотите, а надо бы вам подумать об осторожности.

— Точно. — В комнату вошёл Ромка. В его руках исходила ароматным паром большая чашка. — Евгений Петрович голову с меня снимет, если с вами что приключится! Самолично депешу прислал — чтоб как зеницу ока!..

— Но позвольте, Роман Дмитриевич! — возмутился Евсеин. — Есть же обстоятельства, в конце концов, господин барон не мог предвидеть, как будут разворачиваться события. В конце концов, я уверен — будь он здесь, он одобрил бы мои действия! Вы просто представить себе не можете, какая нам выпала удача — и предлагаете теперь отказаться от этого шанса из-за какого-то пустячного недомогания? А если мы не сумеем больше нащупать этот отпечаток портала?