Уроки некромантии

— А что такого? — пожал широченными плечами приятель, направившись к стойке. — Ну, скучно ему здесь, — так и мне скучновато. Сейчас мяса добудем, еще выпьем — станет весело. А так — ну некромант, и все тут. Принято у них на зомби смахивать. Да и девушкам нравится.

— Да ну?

— Ну да. — Герлейв еще раз пожал плечами, приоткрыл дверь на кухню и, заглянув внутрь, начал выяснять, что еще съестного есть в ассортименте.

Пафнутьев остался у стойки. Может, Герлейв прав, и Марвин просто строит из себя романтического героя, преследуемого роком? Гильдиец привык думать, что хорошо разбирается в людях, но кто их разберет, этих некромансеров.... Может он себе белладонны в зрачки накапал, чтоб глаза выразительней казались, а молчит просто от того, что тупой как полено? А ты-то еще силы на него тратил вместо того, чтобы наслаждаться обществом любимой девушки! Может, его еще и до дому проводить потом?

Закусив ноготь, Пафнутьев некоторое время размышлял о дальнейших перспективах на эту ночь. Настроение у него совсем испортилось.

Целеста звонко смеялась, заслоненная от него спинами каких-то хмырей, кажется, строителей, — и Пафнутьев нисколько не сомневался, что они пялятся ей в вырез платья. За столом оружейников обсуждали войну и рост цен на заговоренное оружие, — а это навевало мрачные мысли о том, что денег нет и не будет. Причем из-за кого? Из-за придурка менестреля, бренькающего сейчас на сцене.

— Я к моей голубке милой

Подкачу с великой Силой.

Приходи ко мне в кровать

Судьбы мира изменять!

Дать бы ему в морду, да глупо как-то.

Винсент тоже... ну какое ей дело до некромантова ученичка, так похожего на зомби? Можно подумать ему, Онуфрию Пафнутьеву, магу Гильдии и правнуку самого Бреслава, больше заняться нечем, кроме как заботиться о разных недоумках?

Герлейв вернулся, довольно похохатывая, принес две кружки с пивом.

— Сейчас свининки принесут, столковался я с ними. Пошли, чего встал?

— Мимо Отринова храма

Я без шуток не хожу

То кирпич в окно закину,

То щебенки подложу!

— Момент...

Одним движением оказавшись у сцены, Пафнутьев навис над менестрелем.

— А вот богохульства не надо, Йо, понял меня? — зашипел он, с неудовольствием заметив, что в точности воспроизвел интонацию разъяренной Винсент.

Полуэльф испуганно вздрогнул, потом заулыбался, щурясь из-под надвинутой на брови шапочки.

— Миль пардон, милсдарь магик, увлекся! Щас ис-ик-правлюсь!

Рванув струны, менестрель поспешно заиграл что-то другое, и Пафнутьев отвернулся. Тьфу ты, одни идиоты кругом!

Пир магов шел своим чередом. Слуги уже дважды приносили вино, соседки Ханубиса раскраснелись и вытащили веера, а разговоры за столом постепенно становились все громче и бессвязней, впрочем, не выходя пока что за пределы допустимых в приличном обществе.

Говорили о многом, но все темы — вполне предсказуемо — сворачивали к войне. Вот и сейчас Ханубис кивал головой в такт монологу Флавии, клеймящей конкуренток, работающих без лицензии и не платящих взносы в городскую гильдию, одновременно прислушиваясь, как во главе стола обсуждают психологию эльфов, пытаясь найти причины, побудившие тех объявить войну. Если учесть, что все участники разговора старательно избегали замечаний, которые можно было бы истолковать как защиту врага, картинка получалась своеобразная.

Интересно, подумал Ханубис вскользь, они еще помнят, что за столом сидит мэтр Андреас, у которого четверть эльфьей крови? А тот — поймет ли хоть после этой ночи, что лучше всего бы ему собрать вещи и домочадцев и, не откладывая, уехать в Грааргу, чтобы сесть там на первый же корабль?

— ... и каждая деревенская ведьма мнит себя специалистом, — говорила Флавия, обмахиваясь веером так, что золотые бабочки на нем сливались в одно пятно. — И вы еще спрашиваете, почему мои услуги стоят дороже, чем у какой-нибудь Аграфены с улицы Травников. Да она что, какой-нибудь лопух заварит — и лосьон готов, а потом клиентки приходят ко мне и говорят 'Милая Флавия, у меня прыщи! У меня пигментные пятна! Морщины!' А они чего хотели-то? Вот вы знаете, сколько стоит унция жасмина серебристого? А алоэ...

— Коллеги, вы совсем сдурели? — раздался голос Деяниры, до того упорно молчавшей. — Эльфы не едят человеческих младенцев. А если бы и ели, — зачем бы им из-за этого начинать войну?

— Дорогая моя Деянира, — ласково отвечал Бертолуччо, — как вы можете с такой уверенностью это утверждать? Хорошо, у нас нет доказательств, что эльфы их едят, но есть ли доказательства — что они их не едят?

— Вы неправильно ставите вопрос, мэтр председатель! — донесся с противоположного конца стола крик мэтра Падиуса, старого зануды, зарабатывающего себе на хлеб содержанием городских архивов и книгохранилищ. — А как же презумпция невиновности?

— Какая может быть презумпция невиновности, если речь идет о враге? — вопросил Ринальдини. Многие согласно закивали.

— Ладно, Дух с вами, допустим, что едят, — сказала Деянира. — А какое отношение это имеет к боевым действиям? Или вы, мэтр Ушмян, имеете в виду, что эльфы начали войну для того, чтобы заполучить побольше младенцев? Глупо. Им было бы куда выгоднее поддерживать видимость мира, периодически совершая набеги на егерьские деревни. Как это делают те же орки. А вообще, зачем добиваться грубой силой того, что можно получить и так? Сколько детей каждый год выбрасывают на улицу в одной только столице, вы в курсе? Открыть за городом якобы приют...

Мэтр Пердурабо рассмеялся зловещим и безрадостным смехом.

Флавия замолчала, начала близоруко вглядываться в лица присутствующих, стараясь понять, что упустила. Вообще, за столом стало очень тихо.

— Да как у вас язык поворачивается такое говорить, мэтресса Винсент? — не выдержала Сияна. Подавшись вперед, она продолжала, постепенно повышая голос. — Такого неописуемого, невероятного цинизма я не ожидала даже от вас... Я знала, конечно, что маги Гильдии — беспринципные, холодные твари, но не до такой же степени...

— Сияна, — прервал ее Эсмур, — опомнись. Речь идет о сугубо гипотетической ситуации. И лично я не верю, что эльфы едят младенцев.

— Чья бы корова мычала... — в полголоса заметила Бенцелина. — Помнится, когда леди ор-Ахтан залетела без мужнего участия, она обратилась именно к мэтрессе Сияне. А между тем, животик у нее было видно уже и под парадным платьем, так что не травками исцелилась она от этой напасти, никак не травками. И надо же, не побоялись гнева Аравет Плодоносящей!

— Злые вы, женщины, — вздохнул мэтр Мбоноганга. Достав из нагрудного кармана самокрутку, он зажег ее щелчком пальцев. — Терпимее надо быть, — подытожил он, выпустив из ноздрей клуб дыма.

— Коллеги, да что же вы ссоритесь, когда война уже на пороге! — лучшим своим голосом воскликнул Ринальдини. Ханубис ощутил волну Силы, пробежавшую по залу. — Сейчас мы как никогда нуждаемся в сплоченности и солидарности, во имя нашей Родины и на общее благо! Перед лицом опасности, мы все как один должны примириться и забыть былые скло... — он закашлялся. — Мэтр Мбоноганга, я уже просил вас не зажигать эту гадость в помещении.

— Терпимее надо быть, — повторил джамаец, поднимаясь. — Кто со мной?

— Примириться? — переспросила Деянира негромко. — Охотно. Пусть мэтресса Белоконь извинится перед Гильдией, и я — ради нашего общего блага — забуду все, что она сказала лично обо мне.

Решив не дожидаться, пока атмосфера в зале минует точку кипения, Ханубис извинился перед соседками и, выбравшись из-за стола, последовал за Мбоногангой.

На улице было куда лучше, чем внутри. Мэтр Мбоноганга курил, присев на перила крыльца — кромешно черный на фоне белых колонн. Он повернул голову к открывшейся двери, и глаза его сверкнули алым, как и огонек на конце его самокрутки.

— Снежок идет, — сказал он своим глубоким голосом. — Присаживайтесь.

Ханубис сел рядом. С полминуты они молчали, наслаждаясь покоем. Из 'Перьев и пламени' донесся дружный смех, — подмастерья проводили время куда веселей, чем их учителя.

— Спорим, Сияна извинится? — заговорил джамаец, выпустив очередную порцию пахнущего жженым тряпьем дыма.

Ханубис покачал головой.

— Не буду. Я того же мнения. Ринальдини не рискнет испортить отношения Геронта с Гильдией из-за пустяковой ссоры. Мэтресса Сияна могла бы предвидеть это, обладай она хоть минимальными способностями к анализу.

— Все-то вы знаете. Потому вас и не любят, — философски заключил Мбоноганга. — Курить будете?

— Нет, спасибо. А любят меня или нет — мне довольно-таки безразлично.

— Зря. Любовь — великая сила.

— Не у этих.

— Ха.

Сверкнув белоснежными зубами, Мбоноганга затянулся опять.

— Если человек не хочет, чтобы его любили, чего же ему хотеть? Чтобы боялись?

— Если бы я хотел, чтобы меня боялись, вы бы не спрашивали меня об этом, — ровно отозвался Ханубис. Джамаец рассмеялся, громко и искренне, явно получая удовольствие от самого процесса.

— У меня есть старший деда, — сказал он, — маленький человечек на вид, а на деле — большой колдун. Когда он качал меня на коленях, он говорил мне так: 'Ты задаешь столько вопросов, Мба, что и демона сведешь с ума. Так сделай это своим оружием, Мба. Задавай вопросы, Мба. Тебя за это будут пороть, и не раз, но ты и тогда спрашивай. А если боишься — спрашивай вдвое больше, а если перед тобой враг, — задай ему столько вопросов, чтобы он забыл, зачем пришел. Если он ответит тебе, ты узнаешь новое, а если не ответит — вдвое больше нового. Но поклянись мне сейчас, что будешь запоминать ответы, иначе ты, Мба, останешься без вопросов'. Так как же мне быть — спрашивать вот столько, — отмерил он пальцами, — или вдвое больше?

И здесь та же морока, подумал некромант. Когда вы уже поймете, — я не собираюсь играть в эти игры ни с вами, мэтр Мбоноганга, ни с кем другим. По крайней мере, вы предлагаете интересные условия: информация о легендарном Мбоно-леопарде заманчивей слухов о, допустим, ценах на дейранское сукно. Но я уже наигрался, благодарю вас.

— Как мне ответить, если я не знаю, что говорил ваш дедушка о страхе? — Ханубис улыбнулся собеседнику.

— Он говорил, что страх чувствуют в горле, в желудке и в яйцах, — серьезно сказал колдун.— Но у вас тут так холодно, что насилу разберешься.

— Серьезная проблема.

— Точно, — щелчком он запустил окурок в темноту. — Вот скажите, зачем эльфам нужно воевать?

— У них другое восприятие времени, — сказал Ханубис. — И они считают справедливым отомстить. Справедливым — и возможным, большего я не знаю. Что же до вашего дедушки и его советов... тактика хороша, но обмен не равноценен. Кроме того, нам пора возвращаться к остальным.

— Ох, опять слушать крики... — джамаец сплюнул на мостовую. — Чего бы им не жить в мире?

— Задайте этот вопрос мэтру Ринальдини, — Ханубис встал, отвернулся от него. — Узнаете вдвое больше.

— Послушайте, а мой браза писал о вашем ученике, Кловис его зовут, да? Он был в Аматумане, сопровождал хорошенькую эльфиечку. Она ведь влюблена в него по уши, вы знали?

— Он больше не мой ученик, я его выгнал. И у меня нет привычки следить за личной жизнью бывших учеников.

— Они здорово насолили жрецам Духа, — Мбоноганга чуть повысил голос, все еще надеясь привлечь интерес некроманта. — И она — водяная жрица. У них ведь будут серьезные неприятности, если их поймают.

— Кловис всегда был мастером влипать в неприятности, — вздохнул Ханубис, открывая входную дверь. — Именно поэтому он перестал быть моим учеником.

Войдя, он услышал, как джамаец шепотом выругался.

Что же... может быть и стоило расспросить его подробней. Ну да ладно, есть и другие способы узнать нужную информацию, — не влезая в никчемные интриги местного значения.

— Мэтресса Винсент, я приношу Гильдии свои извинения, — скривившись, сказала Сияна. И добавила, тряхнув головой, — за необдуманные формулировки.

Деянира кивнула и заверила публику, что более не держит зла. Ринальдини похлопал ее по руке, благодарно улыбнувшись. Ей было неприятно его прикосновение. Вообще, вся эта публика порядком действовала ей на нервы.

Маги с облегчением вернулись к обычным светским беседам. Эсмур прошептал что-то Сияне на ухо, но та продолжала хмуриться, сверля Деяниру взглядом. Как это глупо... унижение целительницы не доставило ей никакого удовольствия — лучше бы они были подругами, но что поделаешь, если у той голова забита предрассудками и она не умеет держать язык за зубами? Никто не имеет права оскорблять Гильдию.

Кстати о том, чтобы держать язык за зубами... зачем тебе вообще понадобилось вступать в этот разговор? Неужели ты надеялась им что-то доказать? Все это бесполезно. Уму непостижимо, до чего маги могут быть ограниченными. Гвидо бы посмеялся над тобой, — ты же двадцать лет сидишь вместе с ними за одним столом, могла бы уже расстаться с иллюзиями. Не каждая гильдия такова, как Гильдия, верней — Гильдия одна в своем роде. Но как это глупо. Ринальдини врет, что хочет единства, сам же изо всех сил способствует разобщенности, косности, интригам, — приближает к себе выдвиженцев вроде Ушмяна или Флавии, отталкивает людей, которые в самом деле могли бы что-то изменить... Почему из двадцати двух городских магов лишь один присоединился к королевскому войску? Почему ни один из них... А впрочем, их разобщенность лишь на благо Гильдии. Но как же противно на них смотреть.

Деянира плеснула себе еще вина, скривилась — дешевое местное, только налито в бутыль от пергского 'Смани'. Тьфу ты. С теми взносами, что платят, могли бы и не скупиться.

— Не расстраивайтесь, Деянира, — шепнул справа мэтр Семунд. — Не обращайте внимания на мэтрессу Сияну, она волнуется из-за войны. Мы все волнуемся.

Магичка обернулась, поглядела на его красное бугристое лицо, блеклые глаза с редкими ресницами. Если вы все волнуетесь, почему вы сейчас здесь, а не в Арсо? Хотя кто бы говорил...

— Я вовсе не расстраиваюсь, — сказала она. — Не стоит того.

— Я понял, что вы хотели сказать, — утешил ее оружейник. — Не обращайте на них внимания. Давайте я вам лучше расскажу про мой последний заказ? Шпага сиринийской ковки, боевая, но отделана под декоративную. Эфес не совсем обычный, я сделал его в форме руны 'Лита', и вставил морион у основания, представляете? Красиво, правда? И узор из крапивных листьев в эльфьем стиле. Я думаю зачернить его, а вы что скажете?

— Да, наверно, — согласилась Деянира. Она терпеть не могла шпаги.

— Жаль, набор заклятий обычный, а то я бы придумал что-нибудь славное, — заулыбался Семунд. Бедняга... весь город судачит о мече-трусе, о булаве, оповещающей о приближении врагов пронзительными воплями, о печном ухвате, превращающем орудующего им в берсерка... Лучше бы Семунд работал с металлом и оставил магию в покое.

Ханубис вернулся, сел на свое место, прервав очередную свару Флавии и Бенцелины. Деянира обменялась с ним коротким взглядом. Что за дурацкий церемониал — сохранять порядок мест, будто на королевском приеме? Ей еще повезло, но сидеть весь вечер между двумя полоумными клушами... То-то Ханубис убежал курить с мэтром Мбоногангой — трезвым их общество едва ли выдержишь.