Ещё один ученик. Часть 1, ламповая.

— Я ведь вижу, что ты почти заснул. Не мучай себя, поспи. — ну что за ангел.

Ангел, которого я не смог и вряд ли смогу спасти.

Меня взяли за руку.

— Спи. Я посижу рядом, если хочешь. — она ведь понимает, что я чувствую и как я виню себя. Но не говорит об этом, позволяя делать вид, что никакой болезни нет, и ни о чем мы с ее родителями не говорили.

Руку сжала теплая ладонь. Казалось, даже боль от полученных ран стала чуть меньше.

— Спасибо, Као. — сознание начало уноситься вдаль. Куда-то, где нет моральный дилемм, смертельных болезней и ран. — Просто... Спасибо.

От ее грустной улыбки было больно. Но от шепота 'главное — не привязывайся ко мне' — еще больнее.

Но я уже засыпал, и не смог ответить. Тем более, что ответить было нечего.

* * *

Войдите. — в дверь палаты стучали в первый раз за последние сутки. До этого даже еду просовывали под дверью.

— Сиди уже. — мою рефлекторную попытку встать прервал спокойный голос Фуриндзи-сама.

Старик сел на кровать рядом. В этот раз он не ощущался угрозой — просто понимающий, уставший человек.

— Скажи, Акира-кун... Ты нас ненавидишь? — вопрос был неожиданным.

— Конечно нет, Старейшина. Я не видел от вас ничего, кроме добра. — он покачал головой.

— Тогда чего заперся в палате, как сыч? — мне было нечего ответить.

— Потому что мне больно, Старейшина. Самый близкий мне человек умирает, а единственные люди, к которым я мог обратится за помощью в ней отказали. — это больше напоминало исповедь.

— Вот как? То есть ты бедный и несчастный, девчонка твоя ещё беднее и несчастнее, а мы последние мрази, отказывающиеся помочь? — старик вздохнул.

— Нет, вы полностью в своём... — меня оборвали жестом руки.

— Не нужно мне рассказывать про права, мальчик. Тебе всего лишь пятнадцать лет, и ты влюблён. Прости, что придётся сломать твои иллюзии, но ты ученик Редзампакту, и повзрослеть тебе придётся гораздо раньше сверстников. — Фуриндзи-сама... Извиняется?

— Сломать мои иллюзии? — о чем он?

— Ты считаешь, что мы отказались лечить Каори Миядзоно, и обрекли её на смерть. Но дело в том, что ты ни разу не просил о её лечении. — что?

— Но я ведь... — о чем он говорит.

— Ты ни разу не говорил про Каори Миядзоно. Ты просил за свою девушку, за талантливую скрипачку, но ни разу за человека по имени Каори Миядзоно. — он прав, но...

— Акисаме говорил, что лечит только своих... — старейшина грустно улыбнулся.

— И ты решил, что его правила настолько грубы и тупы, что ты сможешь ими воспользоваться? Акира-кун, Акисаме не лечит не потому, что не хочет, а потому что не сможет удержатся и сгорит, если снова начнёт. Но дело не в этом. Ты горяч, и стремишься обвинять всех вокруг, но даже не подумал о том, что виноват ты сам. — я виноват? Что?

— Но в чем, Фуриндзи-сама? — у меня такое чувство, что он давно сошёл с ума.

— Скажи, тебе нужна живая Каори Миядзоно, или она рядом с тобой? — да что тут думать?

— Живая, старейшина! — он вздохнул.

— Не торопись, а подумай. После лечения она вполне может полюбить другого парня или уехать в другой город. Она может предать тебя, вольно или не подумав. Нужна ли тебе такая Каори Миядзоно? — старик говорил даже не смотря на меня.

Я задумался.

От одной мысли о том, что Као будет спать с кем-то другим становилось почти физически плохо. Но умереть...

— Да, Старейшина. Я хочу быть с ней рядом. Просыпаться по утрам, возможно — женится и растить детей. Что в этом плохого? В чем моя вина в желании спасти любимую женщину? — Хаято ухмыльнулся.

— Как ты заговорил, Акира-кун. 'Любимую женщину'. А она об этом знает? Или вы просто друзья? — старик знал, куда бить.

— Пока что друз... — он рассмеялся.

— И ради неё ты без тени сомнений был готов убить собственного отца. Мальчик, я понимаю, что ты влюблён, но точно так же ты можешь влюбится хоть завтра в девушку, лучше играющую на скрипке, с лучшей внешностью или просто тебе внезапно перестанут нравится блондинки. И что, Акисаме лечить ещё и её? А потом и следующую? — да не будет следующих!

— Фуриндзи-сама! Я хочу спасти Каори не потому, что хочу спать с ней! — даже слышать такое про Каори было... Противно.

— То есть ты готов отказаться от неё, позволить занять своё место другому мужчине и уйти в сторону, если это сделает её счастливее? Не торопись, подумай. — я вздохнул.

Препарировать собственные чувства было страшно. Но...

— Нет. Не вынес бы. — старик улыбнулся.

— То есть для тебя живая Каори и любящая тебя Каори равноценны. И просил ты не спасти ей жизнь, а помочь тебе сохранить её рядом с собой. — Фуриндзи-сама покачал головой. — Ни один мастер додзе не будет помогать тебе удержать девушку. А знаешь почему?

Вопрос риторический.

— Потому что когда ты спасаешь не человека, а свою девушку, ты отказываешь ему в свободе. Если ты лечишь свою девушку, ты ожидаешь, что после этого она останется с тобой и будет делать по утрам минет. Если ты спасаешь друга, ты ожидаешь от него преданности. Такое спасение — не то, чем будет заниматься Акисаме или я.

Нет! Но...

Я пытался найти аргументы против и не находил.

— Но ведь она умрет. Умрет, черт побери! — улыбка на лице старика стала ещё больше.

— Акира-кун, каждый здесь прошел через минимум три войны. Я видел места, где за неделю гибли сотни тысяч человек. Сигуре с раннего детства выживала в войне всех со всеми, Акисаме... Это отдельная история. Почему ты считаешь, что одна смерть одной девчушки нас чем-то впечатлит? — смерть десятков — трагедия, смерть миллионов — статистика?

Когда это касалось Као безупречная рациональность этого метода сбивалась.

— Потому что... Я не хочу, что бы она умирала. Что в этом плохого, Фуриндзи-сама? — он усмехнулся.

— А что ты вообще знаешь о смерти? — странный вопрос.

— Смерть — это полное прекращение жиз... — старик снова оборвал меня.

— Нет, Акира-кун. Я верю, что ты примерно знаешь медицинское значение термина. Мне интересно другое — понимаешь ли ты разницу между 'бросила девушка' и 'умерла девушка'? — да что за хрень он несет?

— Фуриндзи-сама... — взгляд будто пригвоздил меня к полу. Понятно, он считает, что я ошибаюсь.

— Чем отличается умершая Каори Миядзоно от бросившей тебя и ухавшей в другую страну навсегда? — да понятно что...

'Прости, Акира-кун, но я люблю Косея. Мы ведь можем остаться друзьями?'

А ведь... разницы для меня и нет. Я мудак. Я гребаный мудак.

— Сколько вы знакомы? Месяц? Два? — старик покачал головой. — Первая любовь всегда ярка и коротка, и мне жаль, что придется лишить тебя радости испытать ее. Но... Вечная любовь живет три месяца. — я вздохнул. — Акира-кун. Ваша любовь может и скорее всего исчезнет через пару лет. Взаимные долги сотрутся, вероятнее всего вы забудете друг о друге и взаимных жертвах. Но если она умрет — не будет больше ничего. Ни хорошего, ни плохого. Вместе со смертью исчезает все, что касалось человека. — высказывая это старик с легкой грустью смотрел на меня. — Вот в чем разница между 'расстались' и 'умерла'.

Этот разговор рушил все мои понятия о хорошем и плохом. Это было как... Лишится опоры в океане.

— Неужели это повод обрекать хорошего человека на смерть, если его можно спасти? — получился шепот.

— Конечно нет, Акира-кун. Спасать можно и нужно. Но не потому что ты его любишь, не за красивую мордашку или услуги — а потому, что он может быть спасен. В ином случае ты спасешь не человека, а его проекцию. — я вздохнул.

— Я просто не хочу, чтобы Као умирала. — он кивнул.

— Вот мы и пришли к тому, с чего начали. А почему ты не хочешь, чтобы она умирала? — старик будто издевался.

— Потому что... — я люблю её? Для него это не аргумент. Она слишком многое для меня сделала? Спасение как ответная услуга — не спасение. — Она заслуживает жизни. Её можно спасти.

— Ты это решил, Акира-кун? Что она достойна? — я вздохнул.

— Да, Фуриндзи-сама. Я. — он улыбнулся.

— Так спасай, мальчик. Своими силами. Чего ждёшь? — пожалуй, впервые за весь разговор я смог уловить его эмоции.

Гордость за то, что ученик что-то понял.

— Я не знаю как. — он только улыбнулся. — Я прошу научить меня, Фуриндзи-сама.

Эта фраза скоро станет традицией.

— Научу, Акира-кун. Но сначала напомни мне, кого именно ты спасаешь?

— Человека по имени Каори Миядзоно. — я кивнул. Слова старейшины начали приобретать смысл. — Не ожидая награды и не ограничивая её свободу после лечения.

— Молодец, Акира-кун. — он бросил на стол папку, которая до этого лежала в барсетке. — Тут все, что тебе нужно знать про БАС. Вызубри до зубов.

У дверей он повернулся.

— Я не надеюсь, что ты сразу примешь все, что я тебе сейчас сказал. Для этого тебе все-таки нужно повзрослеть. Но просто постарайся понять, что жизнь и смерть это вопрос куда более важный и сложный чем любовь или взаимоотношения. Если ты будешь руководствоваться ими, решая кого спасать — не спасешь никого и сам погибнешь. — с грустной улыбкой старик вышел.

Дверь хлопнула, оставляя меня наедине с тишиной палаты и разбитым мировосприятием.

Мне действительно есть, о чем подумать.

— Зачем вы делаете из парня врача, Хаято-сан? — молодой мужчина, как оказалось, все это время сидел на верху лестницы.

— Это лучше, чем быть убийцей или якудза, Акисаме. — собеседник вздохнул.

— Не был бы так уверен. И разве это причина рушить парню первую любовь? Вы же её почти растоптали. — старик только ухмыльнулся.

— У пациента нет пола. Если он это не поймёт — перегорит. — Акисаме молча кивнул.

* * *

Кажется, теперь я знаю, что такое отчаяние.

Отчаяние — это читать описание болезни, которой просто не может существовать.

Причины возникновения — неизвестны. Смертность — стопроцентная. Гребаное бактериологическое оружие, а не болезнь.

За всю историю всего два случая излечения, и в тех прогрессирование болезни просто затормозили. И почему я так уверен, что оба случая — гениальный музыкант и не менее гениальный ученый — случились не сами по себе?

Ставлю сто к одному, что там поработали коллеги Акисаме. Тем более что не могло такое случится просто так — описание болезни говорит само за себя.

Медленная деградация центральной нервной системы. То есть поражены оба мозга, что спинной, что главной. Такое не вылечить. Никак.

У больного просто перестают работать и постепенно умирают моторные нейроны — то, что отвечает за координацию и вообще деятельность мышц.

Итог? Медленная парализация сначала конечностей, а потом и дыхательной системы.

Принцип работы неизвестен, причины возникновения неизвестны, вообще нихрена неизвестно кроме того, что эта хрень убивает примерно трех человек из ста тысяч.

Сопровождается тяжелейшими депрессиями, зачастую преодолеваемыми только медикаментозным путем.

Ох, удивительно, сука.

То есть Каори умирает, постепенно переставая чувствовать руки и ноги, понимая что в один момент не сможет даже дышать и и ее прикуют к аппарату, вкачивающий воздух в легкие.

И она только иногда срывается в панические атаки. Да вашу ж мать, какой силы характер нужен, чтобы так спокойно реагировать на приближающуюся с каждой секундой смерть?

В целом, папка оставляла после себя опустошение.

Я не представляю, как это лечить. Даже близко. Тут бесполезен скальпель, работает только один наркотик, и то не совсем доказана его эффективность.

Кроме краткого описания болезни, в папке были подробнейшие картинки и описания понедельного прогрессирования болезни.

Все написано вполне доступным языком, со списком расшифрованных терминов, приложеным к бумагам.

По всему получалось, что примерно через неделю-две у Као начнутся первые обмороки, а до первого отказа ног остался от силы месяца полтора.

Самое отвратительное то, что деградация нейронов идет все быстрее, и если от обмороков до первых признаков начавшейся парализации пройдет месяца два, то от парализации ног до полной — от силы две недели.

Пять месяцев — это очень, очень оптимистичный взгляд, так как обычно БАСом болеют взрослые люди, с прилагающимися ресурсами организма.

Кулак врезался в стену, отзываясь болью в пробитом плече.

В палату постучались.

— Да, входите. — Акисаме вошел, чуть виновато смотря на меня.

Похоже, этот инцидент еще долго будет стоять между нами.

— Ну как ты, Акира-кун? — черт. Бесит.

— Акисаме-сама, все в порядке. Я не виню вас за отказ. — он вздохнул.

— Винишь. И имеешь право. Ладно, сейчас это не важно. Ты папку изучил? — глупый вопрос.

— Выучил наизусть все этапы. — они сами цеплялись за память, прекрасно визуализируясь.

Никогда бы не хотел учить процесс развития болезни по любимой девушке.

— И что ты понял? — ему что, доставляет удовольствие заставлять меня говорить это вслух?

— Это неизлечимо для простой медицины. — он кивнул.

— Именно. Даже от меня полное излечение потребует всех сил и в итоге получится не меньше сорока операций, тридцать семь из которых — на главной и спинной мозг. Просто чтобы дать тебе примерное понимание того, что нужно делать, уйдут годы, так как даже минимального медицинского образования ты не получал. А всего у тебя есть около трех месяцев. — Акисаме вздохнул. — Научить тебя лечить боковой амиотрофический склероз я не могу. И Хаяте не может. Это невозможно за такой промежуток времени.

Несмотря на все, что он говорил, мастер вовсе не выглядел отчаявшимся. Нет, он грустнел, но при этом никакой безнадежности в голосе не было.

— Но? — вряд ли он сказал все это просто чтобы сделать мне больно.

— Есть еще один способ лечения. Очень грубый, предельно тяжелый для врача и откровенно варварский, но есть. — мастер будто мялся, всеми силами оттягивая тот момент, когда придется сказать суть. — Что ты знаешь о внутренней энергии?

То, что всегда считал это мифом и пережитком легенд. По крайней мере до первой встречи с Фуриндзи-сама.

— Ничего, Акисаме-сама. — он кивнул.

— Я так и думал. Говоря откровенно, в ближайшие лет пять ты вообще не должен был никак контактировать с этой частью боевых искусств, и только потом начать постепенно осваивать техники Сеи... Но как вышло, так вышло. Я не буду грузить тебя теорией — в нашем случае она бесполезна. Ки, она же жизненная энергия, это среднее от сил твоего тела и духа. Грубо говоря, чем сильнее твое тело и чем больше ты способен из него выжать, тем больше у тебя ки. — мастер начал рассказывать, а я конспектировал в заметки.

Как оказалось, теорией он действительно грузить не стал, регулярно обрывая себя, когда начинал слишком уж увлекаться рассказом.

В целом, все было просто. Тело — природный механизм, который можно и нужно использовать по разному. С помощью воли можно было управлять энергией, выделяемой телом. Например, лечить. Или ускорятся. Или рушить стены.

ПО словам Акисаме он может без особых усилий разнести небольшой дом, а пределов сил Старейшины не знает, наверное, даже он сам.