Ещё один ученик. Часть 1, ламповая.

Оглавление

Глава 1, в которой гг получает неприятную новость.

Глава 2, в которой главный герой находит Рёдзампаку

Глава 3, в которой все хорошо.

Интерлюдия 1. Косей.

Глава 4, в которой становится очевидна специализация ГГ.

Глава 5, в которой ГГ понимает, что мудак все-таки он.

Интерлюдия 2. Косей.

Глава 6, в которой все летит в пи... в пропасть.

Эпилог

Глава 1, в которой гг получает неприятную новость.

Как выглядит жизнь сына богатых родителей?

Она выглядит весело. Вы в любой момент сказать: 'Пап, я хочу с друзьями слетать в Дубаи' — и тебе не зададут никаких вопросов. Разве что предложат съездить вместе. Вы можете тратить сколько угодно времени на клубы или выпивку. Или, чем черт не шутит, образование. На вас практически не распространяются привычные законы — мир будто делится на тех, кого трогать нельзя, и тех, кого можно. Вы, конечно, не можете спорить с родителями и полностью от них зависите — но они, как правило, действительно желают вам лучшего и основываются на своем жизненном опыте. И не важно в каком вы времени — деньги и статус всегда обеспечат вам вольготную жизнь. Что ж, будем говорить честно, вам выпал в жизни джек пот.

И только от вас зависит, как потратить выигрыш.

Я его пропивал.

В самом дерьмовом баре города. Откуда, конечно же, уже позвонили охране. И разумеется меня будет ждать машина у выхода. И конечно, посетители будут увлеченно делать вид, что ничего не происходит, и четырнадцатилетний подросток имеет право глушить коньяк. И даже зашедший на погреться на ежедневном патруле полицейский отведет глаза, пробормочет что-то нецензурное и уйдет.

Как иначе.

Как иначе, когда в твоей школе, куда ты по пустому капризу перевелся, часть учеников — дети работников твоей семьи, из которых половина смотрит зверино-ненавидяще, а половина угодливо подлизывается.

Хотя даже это лучше запертых в классах учителей золотых школ, накроты и увлекательной игры 'перетрахай всех одноклассниц'. В которой успешно победили все, потому что упоротое алкоголем и наркотой существо отказать не может даже теоретически.

Как там говорили? 'Из них половина сдохнет от наркотиков, еще треть убьется по собственной глупости, парочку убьют народные мстители, и только из двоих-троих вырастут нормальные люди?'

Спасибо за совет, дядя. Мне его так не хватало в свое время.

Когда тебя ни в чем не ограничивают, очень сложно остановится. А еще сложнее — понять что делать дальше.

Учеба никогда не была чем-то сложным, необходимую программу я тянул, но особых талантов в области науки не чувствовал. Тяги к работе отбивало понимание того, что мою возможную годовую зарплату отец делает ровно за три с половиной минуты. Как и дед — династии это забавная штука.

И как бы я не выеживался, мне все равно не хватит силы воли все это бросить. Да и не дадут — сочтут подростковым бунтом и приставят незаметную слежку.

И буду я регулярно находить кошельки с десятью стодолларовыми купюрами.

Плавали, знаем.

— Васимине-сан, вы не могли бы подъехать через пять минут? — нарочитая вежливость со всеми была моей отдельной привычкой. Не сказать, что она что-то меняло, но говорить на ты с человеком старше меня на сорок лет меня не тянуло.

— Хорошо, Гото-сан. — и даже не нужно сообщать адрес.

А ведь мне даже удается говорить достаточно ровно. Вот что значит — основательно пропитый организм.

Встать, положить пару купюр на стол — и все. С этим баром я закончил. Можно выйти на улицу, проветрится.

Машина уже подъехала. Сверкающие вывески вечернего города, кислотного цвета рекламные щиты, спящие нищие и улыбчивые парочки. И удивительная смесь запаха свежего ночного воздуха с вонью машин. Даже голову немного прочистило.

Махнуть рукой, привлекая внимание, сесть на заднее сиденье, пристегнутся и расслабится.

Для этого человека и его компании вообще я не человек, а подобие хрустальной вазы. Ценной и хрупкой штуки, с которой нужно не разговаривать, а следить чтобы не разбилась.

Такое отношение импонировало. Не фонтан, но после зависти и ненависти радует даже безразличие.

Скрипка поет в наушниках, ночные километры проносятся почти незаметно, и к легкому головокружению добавляется сонность. А почему бы и нет? Все равно ехать час.

— Приехали. — а ведь только заснул.

— Спасибо. — отстегнуться, выйти из машины. В доме сейчас только домработница, и все, пожалуй. Отец прилетит завтра, остальных не будет еще минимум месяц.

Ну вот и все. Еще один день в минус. Сколько там осталось? Лет девяносто?

Спасибо медицине, может и все сто пятьдесят.

* * *

Будильник сегодня встретил меня революцией. Точнее, Революционным Этюдом. Гениальная вещь, совершенно не заслуживающая такого вургального использования, но библиотека из трех тысяч треков не оставляла ей шансов.

— Я послушаю тебя потом. — все-таки ставить классику на будильник было ошибкой.

Хотя вставать под рок еще хуже.

Душ, завтрак — за окном еще темно, чтобы добраться до школы нужно ехать около двух часов, так что вставать приходилось в половину шестого.

Обычно я досыпал в машине, но сейчас этого не хотелось. Не знаю, откуда организм взял ресурсы, но, похоже, четырех часов сна ему хватило.

Новый мерседес во дворе школы смотрелся хотя и чужеродно, но все-таки не вызывал такого уж явного контраста, как раньше. Ремонт двора однозначно пошел заведению на пользу.

А вот и класс. Двадцать человек, большая часть которых давно распалась на группки, и никак не контактирует с остальными. Я сразу вывел себя вне системы, и достаточно уютно себя в этом состоянии чувствовал.

Впрочем, сегодня все несколько отличалось от обычного. Задняя парта в кои то веки оказалась занята.

Девушка. Блондинистые волосы заплетены в два подобия хвостов по бокам головы, видимо, чтобы не падали на глаза. Черные очки в толстой оправе, достаточно милое лицо... Одета в школьную форму, причем удивительно формальную — обычно девушки не выдерживали, и старались ее украсить, разрезать или укоротить.

Пожалуй, обычная домашняя девочка, в которую приличия вбили на уровне рефлексов, как в меня подчинение. Удивительно только, как такой человек может пропускать большую часть занятий в году — по крайней мере, до этого момента я ее не видел, а я тут уже пять месяцев. Нужно будет уточнить в школьных документах.

Меня всегда интересовали люди — как и чем они живут. И со всеми в классе я уже разобрался. Особенно перспективным был один парень, но он со всем справится и сам, если возьмет себя в руки. По крайней мере выигранный в шесть лет национальный турнир говорит сам за себя.

Уроки сегодня занимали меня мало. Все программа по гуманитарным предметам сдана преподам на месяц вперед, а из технических сегодня одна математика. К тому же, мое место было на последней парте у окна, так что получалось наблюдать за девушкой не привлекая нежелательного внимания.

Класс, что характерно, к ней тоже особого внимания не проявлял — так что не новенькая. Как я понял, обедает она одна, что не удивительно — сложно обрасти контактами в заведении, в котором появляешься раз в год.

Подходить на глазах у всех я не стал — последнее, что мне нужно — привлекать к себе чужое внимание. Ничего мне не сделают, но злобных сплетен станет еще больше, чем обычно. А учитывая нашу разницу положений, поверить в мои дружеские намерения не сможет никто. К сожалению, устать от похоти тут успел только я.

Тем временем, наблюдения дали свои плоды. Девушка явно смотрела на вполне конкретную компанию.

Косей Арима, Цубаки Савабе, Рета Ватари. Звезда музыки, внезапно ушедший со сцены, капитан школьной футбольной команды и вполне органично дополнявшая их спортсменка, хоть и не показывающая особых успехов, но и не аутсайдер.

Пожалуй, самая самодостаточная компания в классе — сформировалась еще до того, как я перевелся сюда, и существуют в своем отдельном мирке. Хотя нет. Ватари все-таки ходит на свидания с фанатками, хотя это и сложно назвать чем-то особенно социальным.

Интересно, когда ему надоест? То, что легко дается, очень быстро приедается, уж кому как не мне об этом знать.

Время шло, а я искренне наслаждался каждой минутой. В кои то веки появился кто-то достаточно новый, чтобы это стало интересно.

Пожалуй, я даже не буду забираться в ее личный файл. Поговорить наедине будет гораздо честнее.

В конце концов, почему она прогуливает так много? Даже я себе такого не позволяю, хотя бы и из уважения к преподавателям.

Прозвенел шестой звонок — теперь ученики разбредутся по клубам и по домам, если не являются участниками. Меня первое время пытались затянуть, но потом плюнули. Впрочем, я благодарен за попытку.

— Подожди пожалуйста. Ты не против поговорить? — я начал с ты, все-таки мы одноклассники, хоть и не знакомые лично.

Девушка собиралась довольно медленно, так что когда в классе мы остались одни.

— Нет, конечно нет. Ты... — а ведь голос радостный, хоть и смущенно-застенчивый. Не знает, кто я такой или просто рада человеческому вниманию?

— Акира Васимине. Приятно познакомится. — мне и правда было приятно. Впрочем, сердце екнуло — на мою фамилию в этом городе обычно реагировали по разному. Я бы не удивился ненависти на этом личике — иногда работников приходится сокращать, и они обычно имеют семьи.

— Каори Миядзоно. Мне тоже приятно познакомится. — ого. Реакции нет. Вообще. Будто бы я сказал Акира Сайто. Или не знает, или просто не интересуется такими вещами.

Повисла неловкая пауза. Ясно, у девушки все-таки нет особенного опыта в общении. Не сказал, бы что у меня его сильно больше, но все-таки.

— У тебя есть какие-нибудь планы на сегодня, Миядзоно-сан? — уважительный суффикс вместе с обращением на ты смотрелся шпилькой, но что вырвалось, то вырвалось.

Девушка задумалась, и покачала головой.

— Тогда не хочешь прогуляться? — сидеть в школе нет никакого желания, особенно сейчас.

— Пошли. — она пожала плечами.

Я протянул руку.

— Буду рад помочь с сумкой, Миядзоно-сан. — некоторое пижонство, навеянное общением с европейцами, но сегодня требовалось принести восемь учебников, что с тетрадями и прочими принадлежностями весило довольно тяжело. Особенно, если носить на одной руке.

Выйдя из школы, мы направились к главной улице. Я знал там несколько симпатичных мест, в которых можно было вкусно поесть, при этом оно не принадлежало нам, что особенно ценно в таких случаях.

— Расскажи о себе, Акира-сан. — услышав лаконичную просьбу, я усмехнулся. Так даже не понятно, вырвалась уважительная приставка по привычке, от застенчивости или это ответная шпилька.

И что бы такого рассказать, чтобы и не соврать, и не уйти в понты.

Особенно сложно это было в людьми, которые ни разу в жизни не летали — то, что для меня больше чем привычно, для них труднодостижимая цель.

Так что следить за языком обычно приходилось даже тщательнее, чем в компании 'своих'.

— Мне четырнадцать, в школу перевелся меньше года назад. О себе... Люблю музыку, хорошие книги... — меня застопорило. Что я должен говорить? Про выпивку, клубы или про учебу двенадцать часов в сутки, когда она меня еще интересовала? — В общем, ничего интересного. — я улыбнулся. — А ты?

— Тебе ведь на самом деле интересно, почему я пропускаю занятия? — вопрос пропустили мимо ушей. Голос все такой же застенчиво-мягкий. Интересно. — Я находилась какое-то время на домашнем обучении, сейчас оно закончилось.

Домашнее обучение... Оформить его всегда тот еще геморрой. Особенно в этой стране. И должны быть или железные причины, или зеленая стопка. А лучше и то, и другое. Но узнавать причины сейчас не стоит.

— Понятно. То есть теперь вы будете учится вместе со всеми? — вопрос по сути риторический.

— Да. — отлично. Кажется, у меня теперь будет еще один способ хорошо провести время между занятий.

— Тогда можно еще один вопрос? — я улыбнулся, показывая, что это уже шуточно. Все самое важное я уже узнал.

— И что же вы хотите узнать, Васимине-сан? — она ответила так же.

— Как у тебя с математикой? — оболочка из напускной вежливости лопнула.

— Отвратительно. А у тебя? — ну, надежды не было изначально.

— Так же. — мы понимающе вздохнули, и рассмеялись.

Как же мне не хватало в жизни такого пустого дружеского трепа.

— Молодые люди, что вы хотите заказать? — так, с алкоголем пора завязывать.

— Чай и дайфуку мне, а девушке... — я вопросительно посмотрел на нее.

— Ничего. — понятно. Так, сладости все любят.

— И еще один чай со сладким ассорти. — официантка понимающе кивнула, и ушла.

— Васимине-сан... — ну уж нет, я этих отговорок наслушался на полжизни вперед. Сомневаюсь, что она сможет придумать что-то оригинальное.

— Отказ не принимается, Миядзоно-сан. — она выглядела еще смущенней, чем раньше.

Ненавижу такие моменты. — Ты чем-нибудь увлекаешься?

Нужно уже ее прощупать на предмет увлечений. Конечно, домашняя девочка домашней девочкой, но даже у меня их была пара десятков.

— Да. — она улыбнулась. — Я скрипачка.

А как изменилось выражение лица при одном упоминании... Одухотворенность так и прет.

Еще один музыкальный талант? Но я ни разу не слышал про нее, хотя что-что, а скрипачные конкурсы отслеживал регулярно.

Тот же Арима в свое время буквально взрывал залы... Хотя он вообще уникальный случай.

— Ты выступала где-нибудь? — потому что если да, то я расшибусь, но достану запись с камер. Конечно, вряд ли там что-то особенное — иначе я бы об этом знал, да и детские турниры это низшая лига, но все равно, интересно.

— Пока нет, но буду в Това-Холе через месяц. — Това-Холл... Ах да. Конкурс скрипачей, не самый элитный, да и отборочный этап, но все-таки мне даже о таком мечтать не стоит — я свои занятия музыкой забросил давно и безнадежно.

— Вот как... Тогда признаю свое искреннее уважение. Ты не будешь против, если я буду присутствовать на конкурсе? — да, это глупо, но многие музыканты наоборот стараются выступать как можно дальше от знакомых, даже семьи. Особенно это касается начинающих — боятся опозорится.

— Приходи конечно! — и где та стесняющаяся девушка, с которой я говорил в школе? Глаза горят вдохновением, руки жестикулируют, чуть не вскочила со стула... Как любимое дело меняет людей.

Принесли еду, и пришлось прерваться. Девушка сфотографировала красиво оформленные сладости, и приступила к еде.

У меня же появилось время подумать. Теперь ее интерес к той компании выглядел понятным — Арима это, мягко говоря, знаменитость в музыкальной среде. Победить во взрослом региональном и принять участие в национальном в шесть лет — это передний край гениальности.

Прошло пятнадцать минут, и с едой было окончено. Счет я оплатил, получив еще один смущенный взгляд, что меня ни разу не обрадовало. Перед тем, как разойтись по домам, я решил проводить ее до дома. Не то, чтобы в городе был высокий уровень преступности, просто делать мне было совершенно нечего.

— А ты не знаешь, где можно подобрать линзы? — девушка неожиданно спросила у меня в самом конце пути.

Вопрос интересный, на самом деле. Точнее не вопрос, а приведшая к нему мотивация. Что-то то с ней творится — только за последние полчаса я пять раз ловил на себе взгляд с новой эмоцией. Конечно, я не монополизировал право на анализ других людей, но это было странно.

— Какое у тебя зрение? -судя по толщине очков — на уровне трех-четырех, но могу и ошибаться.

— Близорукость, минус три с половиной на каждый глаз. — значит очки не из новых. В самых новые версиях делают линзы практически одинаковыми по толщине вне зависимости от уровня искривления. Хотя начиная с минус шести и это не спасает, приходится переходить на контактные линзы. Что уж там говорить про мои минус восемь с половиной.

— Тогда в любой оптике, у них должен быть свой окулист. Но подожди до завтра, я сам ношу линзы, может быть смогу подсказать. — девушка кивнула, и попрощавшись, ушла.

А я решил не откладывать.

— Еситару-сан? Мне нужен комплект контактных линз на минус три с половиной, приложите все версии, включая однодневные. Благодарю. — иметь знакомого окулиста, владеющего своей небольшой оптикой, довольно полезно. Как минимум в качестве товара можно не сомневаться.

Они будут у меня уже сегодня вечером, так что у девушки не будет времени передумать. А то знаю я, с каким трудом люди переходят на контактники, несмотря на все плюсы.

И у меня, похоже, появилась еще одна причина посещать это учебное заведение.

* * *

— Акира-сан, вас хочет видеть Васимине-сама. — после стука донеслось из-за двери.

Дорогой отец вернулся, и явно не против со мной встретится.

Кабинет и личные комнаты главы клана вот уже пять поколений находились на третьем этаже особняка. Говоря точнее, весь третий этаж и был личными комнатами.

Как оказалось, вызвали не меня одного. У дверей мялась Юкио, явно ожидая меня.

У нее всегда были проблемы в общением с отцом, и наедине она предпочитала с ним не встречаться.

Кивнув сестре, вошли в кабинет — синхронно поклонившись. Родственные связи это, конечно, замечательно, но есть глава клана, и есть все остальные. Мне позволено очень многое, но эта не то, в чем можно проявлять своеволие.

Мужчина средних лет в традиционном кимоно, к которому он питал слабость. Черные волосы, достаточно симпатичное лицо, очень похожее на мое собственное. Асаги Вашимине.

Легкий кивок, указывающий на кресла перед столом. Понятно.

Сесть, распрямив спину. Дышать легко, ровно. Не отрывать взгляд от глаз. Сестре проще — она хотя бы может уткнуться в пол.

Спустя какое-то время отец, видимо, рассмотрел что искал и удовлетворенно отвел взгляд.

— Дочь. Как твои успехи? — все в комнате поняли, что дело не только и не столько в школьной учебе.

Каждый вопрос, заданный им, имеет свою цель. Мне плохо давались такие психологические игры, но что-то явно происходило с Юкине.

Хотя нет... Он уже назначил ее в наследницы, это стало понятно еще три года назад, но теперь обучение явно входит в ключевую стадию.

Экономика и теория управления это, конечно, хорошо, но рыдала по ночам она явно не из-за них.

— Я справляюсь, ото-сама. — а ведь голос не дрожит. Рука за спиной, конечно, трясется, но это видно только мне.

Даже гордость за сестру берет.

Отец задумчиво кивнул.

— Я вижу. Отличная сдача экзаменов. — явно внутрисемейных, от которых или освободили, или начнутся через пару лет, как мне тоже исполнится шестнадцать. — Можешь быть свободна.

И к чему это представление? Не верю, что мне показали это случайно. Похвалить ее он мог, и не вызывая меня. И уж тем более не используя такие нарочито неуклюжие эвфиминизмы.

Девушка явно облегченно встала и вышла из комнаты. Я успел только ободряюще улыбнуться.

— А ты чем можешь похвастаться, сын? — в глаза снова уперся давящий взгляд, и пришлось срочно собираться с мыслями.

Все мои действия у него в отчетах, вплоть до минуты.

— Ничем, отто-сама. — если он так хочет это услышать.

— И как ты это объяснишь? — это такой нагоняй?

— Вы не давали мне никаких задач, и не выставляли никаких требований, Вашимине-сама. — я его и видел то пару раз в месяц, и то от встреч удавалось спрятаться.

— А ты не способен ничего добиться без указаний? — оправданное презрение в глазах.

Да сколько угодно. — У тебя на протяжении последних трех лет были неограниченные ресурсы. Как ты ими распорядился?

Пропил, Вашимине-сама. Только я этого не скажу, конечно.

В таких случаях лучше молчать.

— Ты их пробухал. Лишившись контроля ты не нашел ничего лучшего, чем утопить свободу в бутылке. — и ведь даже гнева нет. Впрочем, неудивительно. Это продолжалось последний месяц и он мог прервать это в любой момент. — И что с тобой делать?

— Я приму любое наказание, которое вы сочтете нужным назначить, Вашимине-сама. — не оправдываться. Никогда и ни при каких условиях. Первое правило, которое он же в меня вбил.

— Конечно, примешь. — он задумчиво покачал головой. — Вон.

Вот как... Ну, я на это упорно напрашивался.

Встать, поклонится.

— У меня есть время до утра? — уходить посреди ночи не хотелось бы.

В голове было странно пусто, но что самое странное, я был полностью согласен с происходящим. Все казалось удивительно правильным.

— У тебя есть право вернуться, если решишь, что твое наказание исчерпано. — 'если сочтешь, что исправился' — вот настоящий смысл фразы.

— Благодарю за все, отец. — глубокий поклон, выйти из кабинета.

Чемодан — небольшой, для поездок на пару дней, уже заботливо стоял у открытого шкафа.

Школьная форма, две пары штанов, три рубашки, пять маек, кофта, нижнее белье и носки — все необходимое из одежды. Аптечка сверху.

Ударить по столу, чтобы скрытое под лакированной панелью отошло. Дальше отогнуть тонкий слой дерева, бинго. Ровная стопка одинаковых купюр, с которых угрюмо смотрит старик Фукудзава. Давно созданная заначка, в кои то веки пригодившаяся.

Одну купюру в кошелек, половину в чемодан, оставшиеся по внутренним карманам.

Все. Больше меня ничего в доме не держит.

Забавно, но когда я вышел из поместья, погода была более чем приятная. Теплый вечерний ветер приятно дул в лицо, а деревья шелестели листвой.

Подошел к банкомату — нужно проверить одну вещь.

Ввести карту, пароль, проверить счет... Внимание, введен лимит на выдачу.

Двести тысяч йен.

Значит, отец не решился оставить меня поначалу совсем без средств. Почти две тысячи долларов — хватит на пару недель, если вместе с едой. Вместе с наличкой оказывалось около двух с половиной.

Неплохо. Хотя бы три месяца точно продержусь, а там. Там посмотрим.

В конце концов, мне никогда не запрещал вернуться.

Другое дело, что я никогда никого не оправдывал — так с какой радости исключением должен стать я сам?

Найти ночлег оказалось гораздо сложнее, чем я думал — отели упорно отказывались оформлять на меня номер, как только видели цифру четырнадцать в документах. То же самое качалось хостелов, а обзавестись собственной квартирой в городе я так и не удосужился. Раньше всеми подобными вещами занимался специальный человек, и такие формальности проблемы не представляли, но теперь это встало в полный рост.

Конечно, можно позвонить любому из знакомых, но это будет означать вынос клановых дел на публику, что еще сильнее ухудшит мое положение. Особенно — в перспективе. В принципе, оставалось только покупать коробку. Что выходом, в общем то, тоже не являлось.

На самом деле есть только одно место в городе, где можно остаться на ночь вне зависимости от возраста и прочих мелочей жизни — аэропорт. Но для этого нужно купить билет, притом на следующий день, и это альтернатива на один-два раза — дальше деньги кончатся. Макдональдсы и метро это тоже вариант, но полиция поставит на заметку... И дальше это превратится во что-то совсем неприятное.

Хотя оставались церкви и кладбища, где, наверное, можно было бы договорится со смотрителями о простое на матрице за умеренную сумму... Но опасно, опасно. Конечно, многие подумают, что Васимине просто сбежал от семьи по дебильно-подростковой причине, но найдутся особенно отмороженные кретины, которые решат этой ситуацией воспользоваться... А у меня с собой только два магазина на тридцать шестой глок.

Двенадцать патронов, плюс шесть в самом пистолете... Не густо. Отбиться от гопников сойдет, но на большее рассчитывать не приходится. К тому же ресурс не возобновляемый.

Ладно. Сегодня заночую в аэропорту, а там посмотрим. В конце-концов, это не столько наказание, сколько возможность исправить ошибки.

Заказать онлайн самые дешевые билеты на завтрашнее утро — в соседнюю префектуру, и можно двигаться. На мое счастье, аэроэкспресс был доступен круглосуточно, так что доехав до промежуточной станции, сел в него.

Аэропорт встретил меня одиннадцатью часами ночи, ярким светом и толпами людей. Комфортного зала ожидания не было, и возможности посетить его до начала регистрации не будет, так что пришлось устроится на кресле у выхода. Чемодан у ног, телефон в руках, подключенный к зарядке — ни малейших подозрений у работников аэропорта я вызвать не должен.

И теперь, когда туман в голове поулеглся, у меня выдалось время подумать.

Какого хрена я так спокоен?

Меня вышвырнули из дома, у меня всего кусок зелени, возможности вернутся туманны, и даже ночлег не найти. Вполне возможно, что конкуренты уже узнали о случившемся, и меня ждет увлекательная поездка в одну сторону в багажнике.

Но... Черт возьми, это чувствуется настолько глубоко правильным действием со стороны отца, что не получается злится. Да, сейчас будет тяжело. Но я просрал все шансы по хорошему — теперь там, где раньше можно было легко пробежаться, придется идти. И это хорошо, потому что всегда есть варианты хуже.

Я по крайней мере не вынужден ползти по трупам, выгрызая каждый доллар. У меня есть деньги на первое время, оружие, умение им пользоваться и даже вариант напросится на постой к какому-нибудь однокласснику за умеренную плату. Хоть бы и к той же Миядзоно, если получится ее убедить — тем лучше, что линзы успели привезти до того, как я ушел из дома. После приятного сюрприза становится сложнее отказать.

Все гораздо лучше, чем могло бы быть. Но все-таки не так хорошо, как хотелось бы.

* * *

Выспаться не получилось. Точнее, около четырех часов утра я все-таки вырубился прямо на столике, за которым сидел, но через два часа все равно пришлось вставать — в школу нужно сходить. В конце концов, обед у меня там оплачен. Уроки начинались в восемь, так что двух часов более чем хватило чтобы доехать.

Слухи еще не разнесись, да и не могли, так что от меня требуется просто держать лицо. А вот через пару недель станет уже тяжелее... Либо жертвовать репутацией в будущем, и искать подработку, или уходить к клановым истокам. Так как школа только открылась, прятать чемоданчик в личном ящике получилось незаметно. Но это на один раз — мне крайне нужно место, где можно кинуть вещи и переночевать в темноте. Хоть бы и конура два на два метра. И ведь снять такую можно хоть за десять баксов, но не дают законы.

Когда я сел за парту в темном классе, меня чуть не вырубило. После толп народа и яркого света холла аэропорта это было почти как лечь в кровать. Ладно. До начала занятий еще полтора часа.

Разбудил меня тычок в плечо.

— А? — не сразу понял, где я.

Блондинистое личико в очках только покачало головой и село рядом.

— Просыпайся. Урок начнется через минут пять. — чудя по улыбке, она чуть не смеется.

— А... Да. Спасибо. — вырвался зевок. — Миядзоно-сан, я забыл учебник. Я можете поделится?

— Конечно. А забыл какой? — эх. Не люблю выглядеть глупо.

— Все... Тяжелая ночь. — и ведь даже ни следа удивления.

— Понятно. Тогда садись со мной. — я кивнул и пересел.

Как же меня шатает. За последние двое суток я толком поспал часа четыре, не больше.

— Спасибо. — первой математика, и нужно хотя бы просто не вырубится. Конечно, о мне подумают очень некрасиво, но между "выгнали из дома" "мудак отрывался до утра" они выберут второе. И это не так плохо.

— Кстати. Вот линзы, тут всех типов, пусть лучше лежат у вас. Не знал, какие подойдут лучше. — эта долбаная кортонная коробочка уже надоела, и отделаться от нее было приятно.

— Эм... Спасибо? — который раз за последнюю минуту прозвучало это слово?

Но черт, я вообще не в том состоянии, чтобы разгововаривать. Я сюда есть пришел.

— Миядзоно-сан... — раздался вздох. Судя по звуку, перед лиом поставили книгу.

— Спи уже. — прелесть, а не девушка.

— Блаагода... — "рю" осталось несказанным.

Я все таки уткнулся в свои локти и под бормотание вошедшего математика благополучно отключился.

Во второй раз я проснулся так же, как и в первый, только за окном уже было светло, а в классе никого не было. Ну, кроме девушки. Тело отдавалось приятным теплом, а голова наконец-то была ясной. Относительно, конечно — для идеала бы еще сигарету, но черт с ним.

— Выспался, Акира-кун? — теперь я кун. Ладно, после такого позора может.

— Да, Каори-сан. — мне так теперь тоже можно, раз уж пошла на сближение.

— Эти линзы... Сколько я должна? — гм.

Во мне столкнулась новоприобретенная жадность и привычки.

В приниципе, ничерта толком она заплатить все равно не сможет, а мне они достались бесплатно. С другой стороны, мне сейчас нужны даже не толком, а вообще хоть что-то.

Ладно. Я об этом пожалею, но переводить этот разговор в торговлю не буду. Будем считать благодарностью за утро и вложением в хорошее отношение...

— Это подарок. — а вот теперь посмотрим на реакцию. С одной стороны, ее сейчас должны мучать приличия — подарки просто так не принимают, они обязывают отдарится хотя бы в моральном плане. С другой — такая же жадность. — Денег не приму. А вот прогулку — с радостью.

Да, старые привычки так просто не переломить. Нужно пару недель поголодать.

Не такая уж отдаленная перспектива, учитывая то, что бесплатный обед я проспал.

— Хорошо. Куда пойдем? — так. Самое дешовое, но при этом не выходя из образа.

— В городской парк? — расходы максимум на мороженое.

Эх. Как же проще было с золотой визой.

— Пошли. — вот как она умудряется улыбаться настолько много?

— Каори-сан, расскажите о себе. — лучший способ вести общение — спрашивать. Люди любят говорить и слышать о себе, и никогда не скучают в процессе.

— Я... — так, мне кажется, или она помрачнела? Незаметно, но все равно. — Как уже говорила, скрипачка.

Девушка запнулась.

— Расскажи лучше о себе, у меня довольно скучная жизнь. — произойди этот разговор вчера, я бы уже забрался в ее личный файл. Потому что просто так люди не мрачнеют когда спрашивают о прошлом.

Особенно, когда им четырнадцать. Что там? Child abuse?

И ведь даже не спросишь.

— Ну, мне про себя тоже особенно нечего рассказть. — уже много раз обжегся. Начнешь рассказывать про отдых в другой стране — и на тебя уже волком смотрят. А рассказывать, урезав до минимума просто нечего.

Мы замолкли.

Молчание было неуютным, но ожидаемым. Итак. Найти тему для разговора с девушкой, которая не хочет говорить о себе.

Да это само по себе уникальное явление, черт побери.

— А ты никогда не пробовал играть? — о, позор мне, разговор поддержал не я.

— Пробовал, на саксофоне. Быстро разочаровался. Я очень люблю музыку, но сам в нее не могу. — раздался хмык.

— Не можешь или не хочешь? — эх, не люблю об этом говорить.

— Да и времени не было особенно... — девушка резко остановилась.

— Времени нет... — она оборвала сама себя. — Не важно. Давай просто тут посидим.

Она указала на скамейку.

Блять. Я или случайно надавил ей на кнопку тригера, или у нее просто так тушь потекла.

И черт возьми, я узнаю, чем это вызвано.

Глава 2, в которой главный герой находит Рёдзампаку

Время шло, и я все яснее понимал, что долго так продолжатся не может. За это время я поменял десять аэропортов, и они заканчивались. Кроме того, выспаться в них было невозможно, а Каори хоть и прикрывала меня на уроках, но уже стала весьма неодобрительно смотреть. Даже ее терпение видимо подходило к концу, и скоро меня ждет разговор 'что со мной творится'. В конце-концов, даже одноклассники уже стали интересоваться, что совсем плохо.

Мой день теперь выглядел так — поспать в школе, побродить с Каори по городу — другой компании у нее, видимо, не было, вечером по бродить по улицам, пока не надоест, сесть на метро и в аэропорт по наступлению комендантского часа. Нужно уже найти себе ночлег. Любой степени хреновости.

Сегодня я решил все-таки присмотреть себе подвал. Если придется — аргументированно объяснить его нынешнему хозяину, что нужно делится. У меня, конечно, всего шестнадцать аргументов, но это уже немало.

Времени было уже два ночи, комендантский час начался, но в таких трущобах это мало кого волнует — я углубился в самый бедный район. Рядом со школой ничего подобного не было, так что придется вставать еще раньше, но тут хотя бы можно что-то найти.

Освящение здесь почти не работало, и шел я, судорожно сжимая стоящий на предохранителе глок в кобуре скрытого ношения.

— Эй, сядь сюда бля! Пацаны базарят, хули. — я дернулся, но голос доносился из следующий подворотни. И что-то мне не нравится к чему это идет.

— Зачем? Я не хочу.

Ладно, в самом крайнем случае просто уйду.

— Слышь, Аники, она бля не хочет. Да кого вообще ебет, что ты хочешь, розетка ебаная? Сядь сюда нахуй!

Картина маслом.

Шесть человек лет двадцати. Заплеванные лавки, кучка разбитых бутылок с дерьмовым сакэ, рваные майки, поношенные джинсы. Морды не бритые, две биты, нож. Все, что попалось на глаза — меня больше интересовало другое.

Молоденькая девушка, лет шестнадцати на вид — блондинистые волосы, длинные ноги — по большому счету стандартный комплект, чего я там не видел, но в ней не чувствовалось страха. Вообще — будто не шесть пьяных мужиков напротив, а щеночки или какая-нибудь другая милота.

— Я же сказала, что не хочу. — она вообще здорова? Беги, дура! Ты легче, а они пьяные — может получится сбежать или хотя бы яйца отбить, пытаясь.

Это даже не якудза — это шпана. Самое дно, которое только бывает.

Говоривший мужик встал, хватая девушку за плечо.

Если я чего-нибудь не сделаю, ее разложат крестом и пустят по кругу прямо тут.

Первый выстрел всегда от бедра, не попасть, но испугать и заставить рвануться. Обычно — на шаг вправо.

— Шевельнетесь — трупы. — ноги на ширине плеч, руки чуть согнуты в локтях для лучшей амортизации отдачи, ствол направлен в корпус — не увернуся.

Дыхание замедлилось.

Это просто тир. Пять выстрелов, и останется только один. Поменять магазин я не успею, но он уже будет не боец.

— Убрал руку, отпустил девушку и отошел. — ошибка. Ровный тон не работает. — БЫСТРО, БЛЯ!

Как только ты начал давить — постоянно повышай ставку. Сейчас ствол только у меня, и они уже демарилизованы. Опытный штурмовик может заставить бандита сдаться просто моральным давлением.

Любой выстрел может оказаться смертельным. Не бывает безопасных ран — если достал оружие, будь готов убивать. У меня пять пуль. Я не имею права тратить их на запугивание.

— Ты не понял, животное? Я ВАС ПРЯМО ТУТ ПОРЕШУ БЛЯТЬ! УБРАТЬ РУКИ И ОТОЙТИ К СТЕНЕ! — страх на их лицах. Моя вторая ошибка — я приказывал только одному. Бояться должна вся группа — они не знают, что пуль всего пять, да и так это бы им не сильно помогло. Давление должно приходится на всех примерно равномерно, и каждый должен чувствовать что угрожают не кому-то рядом, а ему конкретно.

Расслабившаяся рука гопаря на воротнике блондинки. Какого хрена она ждет?

— Иди сюда, ты в безопасности. — у нее шок или она просто умственно отсталая? Уже мягче чем я сейчас говорить просто не возможно. — Пожалуйста.

— Хорошо. — девушка улыбнулась и стряхнув чужую руку подошла, держась так, чтобы не перекрыть линию выстрела. Ну хоть на это мозгов хватило.

И черт, она до сих пор не боится. Что за хрень?

Или она обдолбаная в ноль, или у нее не все в порядке с головой, или в ступоре.

Гопарь, державший ее, дернулся, видимо в голове на мгновение инстинкт размножения взял верх над благоразумием, но мгновенно перенацеленный на него пистолет заставил замереть на месте. Хороший мальчик.

— Пшли вон. — вот теперь можно и потратить одну пулю.

Грохот второго выстрела и пуля, ударившая кирпич рядом с головой говорившего заставила их рвануть назад.

Продержав на прицеле, пока они были в пределах видимости, я наконец опустил ствол. С меня рекой тек пот.

Привалившись к стене, опустился на землю.

Блондинка молча смотрела на меня, что-то обдумывая. Наконец, открыла рот:

— А зачем ты это сделал? -...

Я не нашелся что ответить. Сначала.

— ДА ТЫ ВООБЩЕ ПОНИМАЕШЬ, ДУРА, ЧТО ТЕБЯ ПРЯМО ТУТ ПО КРУГУ ПУСТИЛИ БЫ? — крик, вырвавшийся изо рта, удивил меня самого.

Адреналин еще не успел улечься, и я очень нервно реагировал.

Впрочем, ее это не впечатлило.

— Попробовали пустить. — она улыбнулась. — Я бы справилась и сама, но спасибо за попытку.

Она села рядом.

Я вздохнул, постепенно успокаиваясь.

— Что ты вообще забыла в этом районе? — постепенно наступал отходняк, и мне стремительно становилось плевать на все.

Минут через тридцать начнет колотить — этот эпизод сожрал дикое количество нервных клеток. А потом, если не заснуть или хотя бы отдохнуть, можно влететь в паническую атаку. Отлично, просто отлично.

— Гуляла. Я так довольно часто делаю. — ох. нет слов.

— А гулять в парке не судьба? — блондинка покачала головой.

— Им нужно было преподать урок. — значит, еще и борется против преступности. Господи, ну откуда же вы все беретесь?

— Понятно. Далеко живешь? — она может говорить что угодно, но хотя бы до дома я ее провожу. Преподаст она урок шести взрослым мужикам, как же. Скорее они натянут.

— Минут пять идти. — ну, уже неплохо. Меньше времени потрачу — может и найду какой-нибудь подвал. Спать часов пять осталось.

— А тебе? — некуда.

— Далеко. — девушка задумалась.

— Можешь переночевать у меня. -...

Вот так просто? Пустить на ночь незнакомого парня, у которого к тому же оружие?

— Эм... Я бы с радостью, но... — и ведь отказываться не хочется. Раз уж так повезло — хоть одну ночь посплю в человеческих условиях.

— Да не стесняйся ты! — блондинка, видимо, загорелась идеей, и вскочила на ноги.

— Хорошо, хорошо! Уговорила. Как тебя зовут то? — только сейчас я осознал, что обращаюсь к совершенно незнакомой девушке на ты.

Позор.

— Мия. — бросила, как отрезала.

И мне пришлось перейти на бег, чтобы успеть за ней.

Да откуда в этом хрупком теле столько энергии? Она будто издевалась, чуть-чуть ускоряясь каждый раз, когда мне оставался шаг до того, чтобы поравняться. Я закономерно отставал, потом догонял — и все начиналось снова.

Вскоре я уже перестал смотреть по сторонам, видя только спину в тонкой голубой куртке и светлые волосы, бьющие по ней. И волновало меня только как не отстать и не сбить дыхание, хотя в животе уже начало ощутимо колоть — так резко ускоряться на голодный желудок явно не стоило.

Когда Мия остановилась, я даже не понял. Просто в один момент прислонился к стене, чуть не сползя по ней. Дышать почти не получилось.

— Да тут... Два километра! — девушка даже не запыхалась. Да что там, даже не вспотела!

— Я же говорила, пять минут. Если не торопясь. -...

В третий раз за этот вечер я не нашел, что ответить.

Только сейчас я смог рассмотреть, куда мы прибежали. Огромные, трехметровые ворота, такие же стены — причем все деревянное, что самое интересное. Вокруг поместья такие же, только кирпичные. А от таких какая польза?

Я отошел от ворот, позволив их открыть. Впрочем, 'открыть' скорее всего электронным ключом — ибо бутафория. Толстенный слой дерева сдвигать каждый раз — это не выход из дома, это мазохизм.

Мия спокойно, слегка упершись в землю, открыла.

— Чего ждешь? Проходи. — она что, серьезно не понимает?

Ладно, делать нечего. Вошел, прикоснувшись к двери. Чистый, ни разу не полый, кусок тяжеленной древесины. Что-то мне начинает казаться, что она не шутила, когда говорила, что справится сама.

— Дедушка, я вернулась! — она прокричала в темноту.

Освещен на территории был только один дом двухэтажный в традиционном японском стиле. А ведь девочка то не сильно уступает мне по положению...

Бывшему положению, Акира. Не забывай.

— Так иди ужинать! — прямо из дома донесся очень и очень громкий мужской крик.

Я вопросительно посмотрел на нее. Может мне сейчас укажут на дверь, раз кто-то есть дома. Нет, улыбнулась и кивнула вперед.

Мы вошли в дом.

И вот тут я застыл.

Шесть человек. Огромный, невероятно мускулистый старик, полностью седой, но буквально пыщащий мощью. Чуть менее огромный синеволосый громила. Примерно такой же по размеру коричневолосый мужчина со шрамом. Сильно уступающий им по габаритам человек в белом кимоно. Низкий китаец в зеленой куртке, вообще непонятно что забывший в этой компании, и молоденькая женщина в очень откровенном кимоно с сеткой на месте декольте, которого вообще быть не должно.

Но все это не играло никакой роли. Их взгляды говорили гораздо больше. Ледяные сканеры, буквально насадившие меня на ледяные ножи. Разобравшие по атому, отметившие все недостатки и слабые места, нащупавшие скрытую кобуру и нож. Одним своим присутствием они давили. Так, как в страшном сне не снилось отцу.

Сам не понимаю, каким чудом я не рухнул прямо на месте. Хотя нет. Понимаю. Это не я выстоял, а они решили пощадить.

Спина сама согнулась в поклоне. Глаза в пол. Это даже не уважение — эта банальная защитная мера. Кажется я теперь понимаю, откуда взялись традиции.

— Ну и кто это, Миу? — голос старика грохотал, буквально вещественно наполняя собой помещение.

— Дедушка, этот мальчик так мило пытался меня спасти, что я решила познакомить его с тобой. — она что, не чувствует? Да как тут вообще можно говорить? Лишний вдох сделать бы.

— Пытался спасти, значит? Хо-хо. Ну и как тебя зовут, мальчик? — а ведь давление не слабеет. Вообще.

— Аки... Кха. — когда говоришь, ты обязан смотреть человеку в глаза. Сам не представляю как, но я умудрился чуть поднять голову. — Акира Ва... Симине.

— Васимине, значит? — мужчина — не старик, его так не назвать при всей седине. — И что же забыл якудза в моем додзе?

Искренне пытался спасти вашу внучку... Хотел сказать я, и это было бы правдой, но сейчас лучше прямо и четко отвечать именно на суть вопроса. Его раздражение мне нужно в последнюю очередь.

— Не якудз.кха. а. Меня изгнали. — по факту так оно и есть.

— И за что же? — ками-сама, спасибо, что давление замерло. Так хотя бы можно говорить.

— Не оправдааа.кх. л надежд. Слишком много развлекался. — смотреть в глаза. Просто смотреть в глаза. Хотя бы смотреть в глаза.

— И как давно? — пистолет жжет джинсы сквозь кобуру. Впервые в жизни я хочу не стрелять, но отбросить его подальше — он все равно не поможет.

Инстинкты буквально кричат — против НЕГО это бесполезно. Это даже не страх — так, наверное, чувствует себя верующий перед богом.

— Десять дней назад. — мужчина на мгновение задумался.

— Дедушка, ну хватит уже. Мальчик искренне хотел меня спасти. — впервые я чувствую к кому-то такую благодарность.

— Ну хорошо. Садись к столу, Васимине-кун. — давление пропало, и я от неожиданности рухнул на колени.

Встать. Это неуважение к хозяину дома.

А вот теперь можно сесть и прислонится к стене, прикрыв на мгновение глаза.

Черт. За всем столом приятно не воспринимался никто — даже низкий старичок, даже красивая воспринимались угрожающе. Причем настолько, что меня начинало колотить при одном взгляде на них.

Хотя нет. Только Мия спокойно, тепло улыбалась.

И это хоть и не давало такого уж облегчения, но все равно, поддержка, даже такая, была очень полезна.

Молчаливый вопрос во взгляде 'Ты в порядке?'

Такой же молчаливый ответ 'Да, спасибо'.

Еда оказалась вкусной. Я старался максимально экономить, и плотно не наедался все время после изгнания, и теперь получалось наслаждаться пищей даже в таких условиях. Жареный с мясом рис, курица в кисло-сладком соусе, различная зелень — и все в огромных объемах, рассчитанных будто на сорок человек.

Но люди, сидевшие за столом, сметали все. Да что там говорить, три громилы занимали почти половину места вокруг очень большого стола. И есть им для поддержания таких форм нужно много.

На какое-то время стол погрузился в тишину, и я смог перевести дыхание. Но кончилась, и мужчина снова заговорил. Давления, к удару которого я уже успел приготовится, не было.

У меня вырвался облегченный вздох который, конечно же, все заметили.

— Раз уж ты разделили с нами пищу, будем знакомится. Это — додзе 'Редзампаку', приют героев. Я — Хаято Фуриндзи. Остальные представятся сами, если сочтут нужным. Разрешаю переночевать сегодня тут, раз уж тебе некуда идти. — 'а потом выметайся' осталось несказанным, но повисло в воздухе.

А я постепенно отходил от шока. Хаято Фуриндзи. Непобедимый Сверхчеловек, живая легенда среди всех, кто хоть немного знаком с современной японской культурой или боевому искусствами. Не проигравший ни единого боя, одним авторитетом державший лет семьдесят назад весь Токио, а потом ушедший на покой.

И он тут? Основал свое додзе? Да за одно право просто увидеть такого человека не жалко умереть. Что уж говорить про ученичество.

И Мия — его внучка.

Пока я сидел в шоке остальные мастера разошлись. Осталась только Мия, собиравшая посуду.

— Прости за них. Я не думала, что дедушка будет так давить. — судя по лицу, ей и правда жаль.

— Фуриндзи-сама... Не извиняйтесь. Вы сделали мне самый большой подарок, который только можно было сделать. Даже просто стоять напротив вашего деда это честь, которой я не заслуживаю. — мой голос явно дрожал, а спину до сих пор заливал пот, но все это отошло на второй план.

Та мощь, которую он излучал. Давление, чуть не впечатавшее меня в пол. Все это было... Невероятно. Такая сила...

Больше, чем мне казалось человек способен вместить.

— Не Фуриндзи-сама, а Мия. Ну нужно быть таким официальным, Акира-кун. — девушка улыбнулась. — Но дедушке будет приятно это услышать.

— Хорошо. Мия, ты не будешь против, если я помогу? — в принципе, я уже и так собираю тарелки, но спросить надо.

— Конечно нет. Тогда собери всю посуду, я помою уже накопившееся. — я кивнул.

Вскоре помещение было убрано, а мне указали на одну из комнат в главном здании. Футон, стол, даже окно.

Когда я наконец лег, непроизвольно вырвался легкий стон удовольствия. Господи, я всего десять дней не спал в человеческих условиях, а уже будто вечность.

Ладно, нужно насладится каждым моментом. Все равно завтра меня отсюда вышвырнут. Возможно, даже ногами.

Спокойной ночи, Акира.

* * *

Пробуждение было... Волшебным. Особенно после десяти дней сна сидя. Тело буквально пело, подпевая птицам.

Кстати о птицах — теперь, при свете дня, можно было рассмотреть территорию додзе. Огромный лес, четыре больших участка, огороженных бетонными стенами, одно двухэтажное и одно четырехэтажное здание. И все это — в традиционном стиле. И все это почти в центре западного Токио.

С трудом представляю, во сколько обходится одно владение таким количеством земли. Хотя... Для человека, державшего всю послевоенную Японию это мелочи.

Выспаться мне дали — уже плюс. Школу я безнадежно проспал, так что можно уже и забить.

Черт. Как же не хочется уходить. Но делать нечего.

Встать, переодеться, закинуть в чемодан вещи, кобуру отцепить и упаковать — при свете дня вещь мало того что бесполезная, так еще и грозящая немаленьким сроком при нахождении.

В доме никого не было, так что к воротам я вышел незамеченным, стараясь не особенно пялится на тренировочный процесс. На ближайшем полигоне мужчина крушил каменные статуи с него ростом. Просто разбивал кулаками — во все стороны расспылась каменная крошка.

Не то, чтобы я так уж удивился... Хотя нет, зачем себя обманывать. Я стоял с открытым ртом какое-то время, чего уж там. Бойцу, впрочем, на свидетеля было глубоко плевать — я даже не уверен, что он вообще меня заметил.

— Уже уходишь, Акира-кун? — по дороге я все-таки наткнулся на Мию.

Не знаю, зачем она одела этот фиолетовый псевдолатексный костюм, но меня не особо и волнует. Может тренируется только в таком, остальное рвется. Ее дело.

— Да, не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством. — эх. Черт. Грустно, хотя сам не понимаю почему.

— Да ладно тебе, хоть пообедай. — и ведь это не вежливость, ей действительно приятна компания. — Кен... Другой ученик еще на занятиях.

Понятно. Ей банально скучно.

Обед... Воспоминание о ледяных взглядах буквально ворвалось в голову.

— С радостью, Мия. — со своими страхами нужно бороться. Хотя бы в голове.

— Тогда пошли. Поможешь приготовить. — отлично.

Готовить я... Не то, чтобы не умею или не люблю — просто не слишком часто приходилось это делать.

Впрочем, работа оказалось гораздо проще, чем я думал — мне поручили первичную обработку ингредиентов. Все помыть, порубить и сложить в порядке добавления в блюдо, если говорить проще. Процесс был прост, незамысловат и объемен — одного риса пришлось промыть десять килограммов.

Вскоре все было готово, и к часу дня обед стоял на столе, вокруг которого уже сидели сошедшиеся мастера.

Какого труда мне стоило сесть подальше от Мии — не передать. Но жаться от страха к девушке не дело, даже если она может скрутить шестерых взрослых мужиков. Я, конечно, в любом случае сопротивления оказать не смогу, но вот строить лицо — сколько угодно.

Впрочем, в этот раз все оказалось проще — мне внимания не уделяли. Разве что синеволосый громила слегка улыбнулся, но я так и не понял, он специально или просто показалось.

Все говорили о чем-то своем, разбившись на группки, а я молча впитывал атмосферу — не каждый день увидишь в одном месте такое количество людей, от взгляда на которых хочется забится в уголок и закопаться под землю там же.

Тягучие волны страха и напряженности мягко катались по телу, меня колотило, но при всем этом не было паники. Да, страшно. Да, опасность прет будто на меня уставилось дуло автомата. Но не гаснет голова, не накатывает ужас и даже получается соблюдать этикет.

Возможно, я мазохист, но все это даже доставляло удовольствие — продолжать есть и смотреть в их лица даже когда трясет, как в лихорадке.

Вскоре обед закончился, и люди все так же болтая, начали расходится по своим делам.

А вот теперь...

— Прошу, подождите, Фуриндзи-сама. — что?

Слова вырвались будто сами.

В меня уперся взгляд старейшины, будто вбиваясь десятитонной фурой.

Держаться. Держаться, черт побери. Он не будет давить сильнее, чем я способен выдержать, пока заинтересован в разговоре.

— Что... — я должен сделать, чтобы стать учеником? Глупо. Говорящий таким тоном заранее себе отказывает. — Прошу об обучении, Фуриндзи-сама.

Только четкая и прямая фраза. Никаких сомнений, никакой неуместной гордости — прямой текст и покорное ожидание решения.

— Обучении? А что ты можешь предложить, мальчик? — что я могу предложить?

Деньги? Смешно. Для таких людей это мусор. Мое положение, даже бывшее, его только рассмешит. Преданность и послушание? Это даже не базовое требование, это подразумевается в самой формулировке. Успехи? Сочтут за пустое бахвальство.

— Я могу только просить. — понял, Васимине-кун? Нихера ты тут не решаешь и не предлагаешь — только просишь. Запомни это чувство, навсегда запомни.

Прежде чем менять что-то в себе — наступи на горло гордыне.

Мужчина рассмеялся. Давление чуть-чуть усилилось. Самую малость, но даже так воздух в горло пришлось буквально пропихивать.

— Хо-хо. На раз просишь... У тебя есть неделя. Если выживешь — сможешь остаться. — 'выживешь'?

Невидимый пресс исчез так же внезапно, как и появился. Я рухнул на колени, тут же вскочив на чистых рефлексах. Как же глубоко в меня вбили правила поведения.

— Его с Кеничи погонять? — разбивавший статуи мужчина спрашивал у Старейшины. Мне внимания он особенно не уделил.

— Аппа-аппа! — синеволосый громила сказал эту непонятную фразу с редким воодушевлением.

Среди всех, находящихся в додзе, только он и Мия смотрели на меня с явным одобрением во взгляде.

— Хорошо, Апачай, потренируй новичка. — Фуриндзи-сама, непонятно чему усмехнувшись, вышел из домика.

И почему у мне кажется, что на счет 'если выживешь' он не шутил?

Мужчина, несмотря на совершенно невероятные габариты, выглядел весьма жизнерадостно. Притом удивительно добродушно.

С того момента, как я оказался в додзе, читать эмоции стало гораздо проще. Под адреналином вообще все обостряется, а у меня тут все одна большая критическая ситуация.

— Аппа-паа! Я бить, ты пытаться выжить! — стоп. Он не может быть умственно отсталым — не достиг бы больной человек такого. Значит говорит он так по другой причине.

Погодите-ка. Я идиот.

— Прошу прощенья, Аппачай-сама. Вы говорить тайски? — спасибо, семейное обучение, за три языка.

Когда половина клана говорит только на тайском, его в любом случае приходится выучить. До совершенства я его так и не довел, да и произношение хромает, но нужные уровень вытянул.

Мужчина широко улыбнулся. Мне даже показалось, у него пролилась слеза умиления.

— Ты говоришь на тайском? Мальчик, обещаю, я буду тренировать тебя особенно старательно! — воодушевления в его голосе стало еще больше.

А в следующий миг он рванулся вперед, буквально за мгновение еще больше выростя в размерах. По крайней мере мне так показалось, когда сильнейший удар врезался в грудь, отбрасывая меня назад. И он не остановился — я только очухался, как догоняющий влетел в челюсть.

В глазах мигнуло.

Оказалось, я лежал на траве полигона. Судя по всему, меня вырубило. Аппачай, впрочем, стоял недалеко и смотрел на меня с явной грустью — все кончилось уж очень быстро.

Встряхнув головой, я встал, пошатываюсь. Только чтобы получить еще один удар. В этот раз, видимо для разнообразия, в живот.

Теперь получилось подставить руки, что ни разу не помогло — вырвавшийся от боли крик встретил еще одну оплеуху.

Снова я лежу, а гигант смотрит, широко улыбаясь.

В этот раз я встать не успел, и получил ногой. Рухнув вниз, удар прошел чуть выше и лишь немного коснулся рук. Хотя отдачей меня все равно вбило спиной в землю.

Я бросился назад, стараясь кувыркнуться.

Апачай, фыркнув, пробил двойку.

Снова лежу, снова поют птицы.

Судя по противной луже рядом меня вырвало.

Голова кружилась, и даже подняться на локти получалось с трудом. Все тело горело от боли.

Мужчина стоял в паре шагах, но не нападал.

— Перерыв минута. — я рухнул назад. Тяжело было даже дышать.

Апачай же вообще не устал.

Черт, да он даже злости не излучал — будто и не избивал меня минуту назад.

Хотя... Какое там избивал. Погладил. Чувствую, ударь он разок в полную силу — грудную клетку вынесло бы вместе с руками. А так только синяки.

Сорок, сорок один...

Сказано минута — значит минута.

Как оказалось, с буквальным восприятием этой фразы я не прогадал. Ровно шестьдесят секунд спустя в грудь врезался кулак, отшвыривая назад. От добивающего ногой в голову каким-то чудом получилось увернуться, в очередной раз рухнув на землю, но еще один ленивый пинок поставил в поединке точку, врезавшись в подбородок.

Снова очнутся, снова обнаружить рядом с собой лужу рвоты — голова была заботливо повернута.

Впрочем, в этот раз было холоднее и темнее — видимо, провалялся я до заката. Учитывая, что тренировка началась в двенадцать это впечатляло.

Апачай, видимо, устав ждать моего пробуждения, колотил какого-то другого парня в метрах двадцати. Причем колотил в прямом смысле, это вообще не походило на бой.

Как и мой, в общем то. Парень просто получал пару ударов, отлетал, вставал и снова отхватывал. Выглядело это довольно жалко.

Есть подозрения, что мой бой выглядел еще хуже.

— Апппа! — с веселым криком громила отшвырнул парня в меня.

Чтобы не быть сбитым, пришлось кинуться в сторону. И тут же сложится — голова совершенно адски закружилась, а к горлу подкатила рвота.

Черт. Это явно сотрясение.

— Ну хватит уже, Апачай. Ужин. — все? Серьезно?

Да я провалялся половину дня в отключке. Что за бред?

— Еще. — мда. Больше похоже на хрип контуженого моржа.

С дикими усилиями удавалось просто ровно стоять. Но ками побери, он ведь даже не бьет — гладит. Я должен хоть раз ударить в ответ. Я на испытательном сроке, в конце концов.

— АППАЧАЙ! — с еще более воодушевленным криком мужчина рванул вперед.

Он бил весь день, каждый раз чередуя атаки и места. У меня отбито все, но сейчас должен быть хук с права. Это повторялось уже много раз.

Дистанция десять метров. В глазах темнеет, даже непонятно, один ли Апачай — все двоится и троится.

Чуть нагнуться вправо. Мне нужно просто коснуться.

Пять метров. Уже повернут кулак, как мне кажется — демонстративно. Черт, он даже предупреждает об атаке — и я заметил это только сейчас.

Руки прикрывают лицо. Мне нужно не пытаться блокировать, а попасть. Хоть раз попасть.

Невероятно, дико плавно его тело перетекает от бега к боевой стойке — и тут же переходит в рывок. Кулак врезается в локоть левой руки и солнечное сплетение, буквально врубаясь в грудную клетку.

Но одновременно с этим моя правая рука попадает по его лицу, врезаясь в щеку. Взрываясь болью — я будто ударил каменную стену.

Мир мигает, и я чувствую, что падаю. Но в этот раз — с чувством дикого удовлетворения.

НЕЛЬЗЯ ВЫРУБАТЬСЯ!

— Спасибо... кха... за урок, Апачай-сама. — в голове окончательно спутались мысли, и мир снова померк.

Не знаю, сколько прошло времени, но когда я в очередной раз очнулся за окном было уже темно. Я лежал на фуутоне в выделенной мне комнате, а под закрепленной головой стояло ведерко. Отчаянно воняющее ведерко со рвотой. Кроме того, на столике рядом стояла тарелка с рисом, мясом и бутылка минералки.

О, еще две таблетки с надписью 'от головы'.

Спасибо мастерам, могли бы и прямо там кинуть. Или это Мия постаралась? В любом случае, уточню потом. Сейчас нужно умыться и прополоскать рот. И вылить уже содержимое ведра к чертям. И принять душ.

Когда я встал — по-настоящему оценил мудрость человека, оставившего таблетки. Голова не просто болела — она буквально сияла болью при малейшем движении. Это уже не мигрень, это что-то запредельное. На этом фоне меркнет даже боль от синяков.

Судорожно сгреб двоящуюся бутылку, чуть не пролив. Таблетки оказались горькими, и я судорожно зажевал их рисом. Руками. Позор.

После этого рывка сил не осталось, и снова рухнул на фуутон. Сперва нужно подождать, пока таблетки начнут действовать.

И пока не получается двигаться — закрыть глаза и подумать, что за хрень я сегодня сотворил.

Ладно, не хотелось снова на улицу. Ладно, хочу добиться чего-то самому. Окей. Но записываться в Рёдзампаку? Что вообще на меня нашло?

Теперь ведь даже если захочу, не уйду — только если вперед ногами. Если уж взялся что-то делать, то делать настолько хорошо, насколько вообще возможно, но все равно...

А что все равно? У меня есть неделя, чтобы доказать Фуриндзи Хаято, что я заслуживаю права учится в его додзе. Многим о таком шансе не стоит даже мечтать, а мне он достался почти бесплатно — всего за две пули.

Апачай — мастер высшего класса. Черт, он крушил каменные статуи как мармеладных мишек. И вот такой человек решил потратить свое время, чтобы научить меня чему-то! Да что там научить — опыт свой передать. А я, идиот, еще корежусь. Больно мне, видите ли. Голова у мальчика кружится. Тошнит его, понимаешь.

Ну и сиди тогда на улице, кретин. Ты вообще Васимине или кто? Взял яйца в кулак, сжал зубы — и вперед. Или сразу дуло к виску, раз даже в тепличных условиях нихера не можешь. Нечего планету загрязнять, людей и так слишком много.

Постепенно медикаменты набирали эффект, и острая боль сменилась тупым пульсированием. К счастью, ванная была смежной с комнатой, так что ползти пришлось не далеко. Так. Плевать на одежду — раздеваться сил нет.

Даже холодные капли, упав на синяки, обожгли болью. Только чудом получилось не закричать — нечего будить остальных. Срываясь на тихое шипение, настроил душ на чуть теплую воду и сел, прислонившись к стене. Капли, хоть и обжигали, но вымывали из тела боль. Вскоре одежда начала неприятно липнуть, холодя кожу, и я все-таки ее снял.

Не знаю, сколько я там просидел, но в конце концов на место боли пришла почти приятная усталость.

При любом движении все тело разрывало болью, но добрести до фуутона получилось без остановок. Теперь вылить уже это чертово ведерко, и можно спокойно есть.

Немного отдохнув, вылил все содержимое в унитаз, наскоро промыл и оставил в раковине.

На телефоне светилось, что сейчас всего-лишь час ночи. То есть провалялся я часов пять-шесть.

Ладно. Апачай знает, что делает. Если бы меня хотели убить, то просто убили или отказали в обучении. Но раз уж взяли, то им лучше знать, что и как тренировать.

Тем более что у меня все еще испытательный срок, а значит, реальные тренировки еще даже не начались. Так, прелюдия и проверка на вшивость.

Не знаю, во сколько тут принято вставать, но минимум четыре часа на отдых у меня есть. И их нужно использовать с максимальной пользой.

* * *

Разбудило меня ведро воды, пролитое на голову. Ледяной воды, между прочим.

— А? — не сразу осознав, где нахожусь, уткнулся взглядом в одетого в белое кимоно мужчину.

— Тренировка. — как лаконично, но...

— Есть, сенсей! — спал я одних трусах, но вряд ли его это удивит. А вот этикет и банальное уважение никто не отменял.

От резкого рывка в поклон меня будто ударили кувалдой в голову, и я слегка покачнулся. В глазах начало двоится. Плевать.

Мужчина только усмехнулся, увидев мои действия.

— Минута на сборы. — не говоря больше ни слова, он вышел.

Так. Спортивной одежды у меня нет, не думал, что пригодится, когда уходил из дома. Значит буду заниматься в шортах и майке, чего уж там.

Хотя нужно будет все-таки купить вещи для тренировок. Когда выдастся время.

Хорошо, что сегодня суббота... Хотя плевать, все равно школа сейчас даже не третье, а пятистепенна.

Вряд ли минута это иносказание, так что вылетел я на улицу, застегивая на ходу ремень. Эта была пятьдесят седьмая секунда, так что я в принципе укладывался в срок.

Около дома стоял еще один парень, которого вчера вечером тренировал Ачапай. На вид ничего особенного — черные волосы, среднее телосложение, нормальный комплект мышц и умный взгляд. В любом случае, раз уж он здесь учится — значит того стоит. Кроме него там стояла Мия, встретившая меня ободряющей улыбкой.

— Кеничи, объясни юноше, что делать на разминке. У вас фора пять минут, тысяча кругов. Время пошло — сам мастер, видимо, решил не тратить на это время. Интересно, почему не Мие? Или он старший ученик?

— Цепляешь шину на пояс и бежишь по второму полигону со мной! — тяжелые даже на вид автомобильные шины лежали рядом, с приделанными к ним поясами на цепях.

Парень, впрочем, уже не смотрел на меня, а лихорадочно заковывал себя в сбрую. Я поступил так же — в этом додзе все воспринимают буквально, и время пошло значит что оно, блять, уже идет.

Разобраться с застежками было просто, куда тяжелее — не свалится от головокружения, которое хоть и стало гораздо слабее, но не пропало совсем. Все-таки Апачай бил умело, и особых травм не нанес. Впрочем, парню досталось не меньше, так что мы в равных условиях.

Второй полигон оказался усыпанным песком помещением без крыши, огороженным бетонными стенами. Дорожек для бега не было предусмотрено, и терзают меня смутные подозрения, что 'фора' это просто перед тем, как наставник присоединится.

Шина, несмотря на страшный вид, оказалась не такой уж тяжелой. Поначалу. Но потом оказалось, что она адски больно бьет по ногам, активно болтается, и сильно набирает инерцию, чуть не сбивая на поворотах. Не говоря уже о том, что бежать, когда центр тяжести упорно пытается завалится назад вместе корпусом это удовольствие особенное.

Но поначалу мне все удавалось. Мы взяли средний темп, и уже пробежали три круга, когда с легким хлопком сзади стартовал мастер.

И вот тогда стало действительно тяжело. Каждый раз, когда кто-то замедлялся, он получал палкой по спине, или ногой по шине. И сложно сказать, что больнее.

Сбавить темп было невозможно, инстинкт самосохранения заставлял бежать во весь опор, но тело скоро начало голосовать против — дыхание сбилось, а в боку начало колоть.

Мия со своей шиной давно уже бежала впереди, а вот парень остался на равне со мной — и явно не из солидарности. Дышал он как бы не тяжелее меня.

Но показывать слабину не хотелось, и здоровая конкуренция неслабо мотивировала, что в добавок к уже имеющемуся помогало держаться и даже потихоньку восстанавливать дыхание.

Когда мы пробежали пятьдесят кругов, Мия уже оторвалась куда-то в запредельную вторую сотню, но сбавлять темп даже не думала. Что там говорить, она даже не вспотела!

Да уж, вырастил Старейшина монстра.

Черт. Тысяча кругов. Это даже в голове не укладывается.

И такое чувство, что устаем тут только мы двое, что особенно бесит. Хрена с два я сдамся!

Парень, видимо, думал так же, так что бежали мы плечо в плечо. Странно, кстати. От ученика Рёдзампаку я ожидал много большего. Или он такой же новичок, как и я?

На двухсотом круге мы оба выглядели жалко — пот уже даже не тек, мы и так были им полностью покрыты. Дышать получалось через раз, бок уже не просто резало — он будто был наполнен раскаленным металлом, а отбитые шиной ноги судорожно дергались при каждом касании. И впереди еще восемьсот. И это только разминка. Похер. Раз уж Мия это делает, даже не уставая, значит это даже не достижение, а база, обязательная к выполнению.

Пятисотый круг. Мия уже давно закончила свою тысячу, и сейчас дралась с тенью, а мы уже больше плелись, чем бежали — только удары палкой придавали импульс двигаться, да и тот кончался спустя пару шагов. Черт. Но бежит же этот чувак рядом, я что, первым сломаюсь?

Восьмисотый круг. Не знаю, как зовут этого парня, но мы уже просто бредем, пытаясь изобразить бег и цепляясь друг за друга, чтобы не рухнуть. Дыхание кончилось на семисотом, силы — еще раньше. Навалилось безразличие, и даже удары по спине этого особенно не меняют.

Девятисотый круг. Я уже вообще не понимаю, где я и что я — парень рядом уже просто ползет, я еще пытаюсь идти. Пояс стер все, что можно, а головокружение сменилось закрытыми глазами. Без понятия, куда я иду, но вроде бы куда надо. Мастер давно забил, и спрагингуется с Мией.

Десятая сотня. Кажется, так выглядит второе дыхание. Или у меня отказали легкие, уже сложно понять. Зрение сузилось до прямого коридорчика прямо, тело уже не болит — его просто не чувствуешь. Парень все так же держится рядом, но уже сложно понять, сам или мы друг друга попеременно тащим. Не знаю, как его зовут, но своего первенца я назову в его честь. Если выживу.

Финиш. Честно говоря, не сразу понял, что это все. А когда понял — просто рухнул на песок. Парень рядом поступил так же.

Сил говорить не было.

Отдых прервало ведро воды, вылившейся на наши головы.

— Не спать. У вас отдых десять минут. — мастер в белом кимоно выглядел не слишком довольно. Черт, похоже я провалился. Блять!

— Слушай, а тебя как зовут? — спустя пару минут молчаливого отдыха парень наконец отошел достаточно для начала разговора.

— Акира. А тебя? — разговор первоклашек, но даже просто соединять буквы в слова было сложно.

— Кеничи. — на этой крайне важной реплике разговор прервался на крайне важное дело — питье. Мия, видимо, сжалившись, кинула нам две бутылки минералки. Хоть и теплая, она казалась напитком богов.

А мой долг перед ней все растет.

Когда горло наконец перестало драть от сухости, я решил возобновить диалог.

— А ты тут сколько? — интересно же, насколько я хуже. Хоть не так обидно вылетать будет.

— Полтора месяца. — ого. А все не так плохо. Если его еще не выперли, значит может и меня оставят.

На этом наши десять счастливых минут кончились.

Ками, если я все-таки переживу эту неделю — больше меня ничто не испугает. Вообще.

— Отжимания, халявщики! Я скажу, когда хватит. — мог бы и не уточнять.

После бега стоять на месте было даже немного приятно, и так как руки раньше не напрягались, первые шестьдесят три я выдал без напряга. В тот же миг на спину обрушилась палка, сбивая мысли.

— Ты не считай, а работай. — ясно, принято, ответ не требуется.

Отжимания не были просто монотонным процессом — каждый раз, когда я снова начинал считать, наставническая палка выбивала неположенные мысли. Кеничи, впрочем, тоже этим злоупотреблял, и огребал ничуть не реже.

— Слишком вам легко. Мия-чан, будь так добра, принеси пару блинов. — что?

Остановится и посмотреть не вышло, наставник тычком отправил на землю.

Пара минут была наполнена нашим пыхтением и скучающими вздохами мастера, иногда охаживающего нас палкой. Просто чтобы не расслаблялись и не начинали халявить.

Грудь и живот в пол целиком, на руках подниматься до максимума, перерывов не делать — любые отступления от этой формулы справедливо карались.

Вскоре нашу относительно уютную тишину разбавил шум бега Мии. А потом мне на спину опустились три тяжелённых хреновины.

— За упавший блин — сто отжиманий сверх нормы. — отлично, блять. Теперь спину ещё ровнее придётся держать.

Тело вниз, тело вверх, глаза всегда вперёд, хотя в них и темнеет. Войти в монотонный ритм и начать считать не получалось — наставник тут же сбивал настрой.

Единственное, на что получалось отвлечься — снова вернувшаяся к своим упражнениям Мия. Не то, чтобы я заглядывался на внучку Старейшины — при таком желании гораздо быстрее и безболезненнее засунуть себе в рот дробовик, но наблюдать за ней было приятно — четкие, выверенные движения, плавные удары и отходы, разрывы дистанции и её сокращение — все её исполнении это казалось совершенно естественным. Это же с какого возраста её дрессировали?

Наверное раньше, чем начала ходить.

Руки уже полыхали, не знаю, сколько раз я уже отжался — наверное, сотни две.

Кеничи отжимался в шаге от меня, и скосив глаза его получилось рассмотреть — сжатые зубы, заплёванный песок и дикую усталость во взгляде.

После поощрения от мастера с занесением в спину, пришлось снова смотреть вперёд.

Все, черт побери, у меня руки сейчас оторвутся к черновой матери. Не знаю ни сколько раз я уже отжался, ни сколько времени прошло, но мастер сбавлять темп даже не думал. Да и Кеничи ещё держался.

Хрена с два я сломаюсь!

Глаза уже сами собой закрывались, мир, окутанной мутной плёнкой, ограничился упражняющейся Мией. Считать не получилось бы, даже если бы захотел — сил не было даже думать.

Riout — вниз. Riout — вверх. Riout — вверх.

Ещё раз. Ещё раз. Повторить.

— Ладно, хватит с вас трёх тысяч. — когда голос раздался над головой, я даже не сразу понял, что он сказал.

А когда понял — руки буквально обмякли. Три тысячи? Да невозможно!

— Понаставят себе моральных блоков, отожмутся раз пятьдесят — все, много, тут же сдохли. Запомни, парень, невозможного не существует, пока ты в этом себя не убедил.

Так вот зачем он сбивал ритм!

— Благодарю... Кха. За мудрость, сенсей.

Кеничи молча рухнул рядом. Ни разу в жизни ещё не чувствовал с кем-то такое взаимопонимание.

— Свободны, доходяги. У вас час на отдых, потом на третий полигон. Оба

— Хай, Коэцудзи-сама!

— Хай, Сенсей!

Вырвалось у нас одновременно. Впрочем, криком это не было — скорее тихим хрипом.

Как оказалось, первая тренировка заняла пять часов, и сейчас было одиннадцать утра. Подумать только, всего пять часов. Длилось как вечность.

Мы просто лежали на тёплом песке, пытаясь не отрубиться и восстановить дыхание.

— Нужно пойти помыться. — донёсся голос справа

— Нужно. — тупо согласился я.

Никто даже не попробовал встать.

— Значит, его фамилия Коэцудзи? — наставник так и не представился.

— Да, Акисамэ Коэцудзи. Мастер дзю-дзюцу. — он прервался.

— Давай... Через полчасика пойдём? — язык откровенно заплетался, а глаза закрывались.

— Угу. — ответ был ещё тише. — Мия, пожалуйста, разбуди нас минут через сорок.

Девушка все ещё упражнялась, и прекращать не думала.

— Хорошо. — она, пожав плечами, кивнула и вернулась к своему занятию.

Вообще и мне хорошо бы... Но раз наставник сказал отдых — значит отдых. Точка.

В этот раз, в виде исключения, меня разбудил тычок в плечо.

— Вставайте. — понятно. Сорок минут на отдых прошли.

— Спасибо. А где третий полигон?

— Просто иди за мной. — это уже Кеничи.

Не могу сказать, что отдых хоть немного помог. Голова была все такой же тяжелой, а тело буквально разрывало болью. Особенно в руках и ногах, по которым попадала шина.

Но делать было нечего. Спасибо уже за то, что хоть передохнуть разрешили.

Третий полигон, на котором я и занимался с Апачаем, оказался между первым и вторым. Наверняка с этим связана какая-то история.

Но черт, сейчас правда не тот момент, чтобы её узнавать.

В центре покрытой ровно подстриженной травой лужайки уже стоял наставник. У нас оставалось ещё десять минут, так что мы просто устроились рядом, даже не пытаясь вытрясти из волос и одежды песок.

Мастер медитировал — ну, или спал сидя. Сложно понять, глаза закрыты, лицо расслаблено, а читать эмоции не получается.

— Разогрейте мышцы пока, но без фанатизма. — ясно, не спит.

Такс... Раз без фанатизма, значит можно обойтись обычными упражнениями. Растяжка и просто размять тело.

Кеничи, в принципе, делал то же самое, но уделял больше внимания ногам, активно постанывая в процессе.

Как же я его понимаю — после такой пробежки даже просто прикосновение к ним заставляло тихо выть.

Вскоре мы закончили с разминкой, вышли на центр полигона. Как оказалось, Мия тоже пришла. И зачем? Говорили же только нам двоим.

— Значит так, доходяги. Драться вы не умеете, и друг с другом пока что не будете. Кеничи, с твоим комплексом излишнего благородства нужно бороться, так что сегодня стоишь с Мией. Акира — со мной.

— Хай, сенсей! — несмотря ни на что, я Кенечи не завидовал. Судя по тому, что он показал на разминке, мы примерно равны, да и не научился бы он многому за месяц. Так что разница между Мией и Акисамэ для нас иллюзорная — при желании вынесут оба. Мастер хоть знает, что делает.

— Но сенсей... — а вот Кеничи был явно недоволен. Самоубийца. Мне бы перечить не хватило духа.

— Мия, можешь бить в полную силу. — закономерно. Сам нарвался, что тут скажешь.

Судя по вмиг побледневшему лицу парня, он и сам это понял.

Так. Ладно. Дзю-дзюцу. Что я о об этом знаю? Да нихрена я не знаю. Ладно, раз он стоит, значит первый атакую я.

Руки в стойку, вперёд. Два шага, второй половинчатый.

Двойка — увернулся. Причём так, что я даже не заметил. Совершенно естественно, плавно ушёл, будто и не было ударов.

Окей. Продолжаем.

Чуть оттянутся назад, левый боковой, тут же прямой правой.

Даже не стал уворачиваться, он просто разорвал дистанцию. Одним шагом.

Как, блять?

Ладно-ладно. Хорошо. Рывок вперёд, тройка...

Прямой левый в лицо заставил стать осторожнее. Это не был удар Апачая — тяжеленный, вырубающий наповал одним касанием. Нет, он ударил так, что челюсть будто взорвалась болью, отозвавшись помутневшей и зазвеневшей головой.

И ударил при этом слабо. Это что, прямое поражение мозга сквозь челюсть?

От второго добивающего получилось кое-как уйти, кинувшись влево — кулак просто скользнул по скуле, но вот третий в серии пробил в солнечное сплетение.

Не падать, не падать, черт возьми.

Руки к голове. Двойка — без надежды на успех, просто чтобы отогнать.

В ответ получить апперкот по печени. Кулак буквально вонзился под рёбра, совершенно адски отдаваясь во всем теле.

Понятно. Не зарываться.

Отпрыгнуть назад. Дышать, сейчас главное — дышать.

Руки к лицу.

Боковой левый с отходом назад, раз уж он начал атаковать.

Мастер прошёл под рукой, лениво ударяя простейшим прямым. Таким же, как в прошлый раз.

Голову получилось отдернуть, но нижний удар по ноге чуть не отправил меня на землю. Тут же — ещё один тычок в солнышко, все же свалив на траву.

Встать. Ногами я быть не умею, так что сократить дистанцию.

На упреждение апперкот в печень, правую руку держать у лица.

Даже не коснулся, а ответка в виде удара ногой в голову не заставила себя ждать.

Руку, которую я все-таки успел подставить, впечатало в лицо, снова швырнув меня на землю.

Мастер отошёл на шаг.

Белое кимоно, коричневые волосы и язвительная усмешка на лице. По прежнему не читается ни единой эмоции. Во взгляде только вопрос 'хватит с тебя? может все-таки сбежишь?'

Да хрена с два.

Встать. Руки у головы, дистанция — два шага.

Лоукик, тут же уклон в право.

Ещё один удар в челюсть взрывает голову.

Ещё раз. Встать.

Удар.

Ещё раз. Ещё раз.

Спустя пару часов по внутренним меркам, что-то изменилось. Наставник перестал... Нет, не бить. Удары были все-такими же слабо-убойными, отправляющими на землю с лёгкого касания, но теперь меня не избивали, а били. Давая отвечать и иногда даже развить успех.

У тому же, приемы стали повторятся. Прямой-двойка-лоукик-нога в голову-тройка. Разных видов, из разных позиций, но общий порядок был одинаковым — и у меня начало получатся если не уворачиваться, то хотя бы подставлять под удар руки.

Не то, чтобы это чем-то помогало. Разве что чисто психологически.

За весь бой у меня получилось его задеть два раза — по скуле и чуть-чуть коснуться живота. Но даже такая мелочь, которую мне, вдобавок, подарили, хорошо мотивировала продолжать.

Наставник вскоре перестал лупить одними и теми же связками, и стал активнее работать ногами, заставляя меня чуть-ли не бегать по площадке, пытаясь рывками уклоняться. Низкие, средние, высокие удары, пару раз даже прилетела двойка ногами — я вообще не думал, что такое бывает.

Но я понял, что все это было детскими играми, когда Акисаме перешел на захваты. Только сейчас я понял, что такое боль. Хлесткий удар по шее, выдернутая рука, и меня впечатало лицом в землю. Перехват рук во время удара, тычки пальцами в места, неизменно оказывающимися болевыми точками, все возможные виды захватов, каждый из которых усиливался, пока я не найду контрмеру... Наставник будто издевался, раз за разом загоняя меня в положение, из которого можно было вырваться только чуть не ломая себе же руки или ноги. И ведь ни капли силы — просто он держал на болевом так, что вырваться пустым давлением не получалось. Только выкручиваться, проскальзывать и чуть не рвать связки в попытках уменьшить боль.

Как же я пожалел в этот момент о своей откровенно средненькой растяжке. Видимо, это такая специфика додзе — не растягивать упражнениями, а загнать в ситуацию, когда-либо сам растянешься, либо сдохнешь от болевого шока. И не могу сказать, что мне не нравится такой подход.

Но все приходит к концу, и напоследок хорошенько потоптавшись мне по груди, наставник скомандовал:

— Все, хватит с вас на сегодня. — а у меня наконец-то появилось время посмотреть, как дела у остальных.

Плачевно они у них. У Мии чуть покосился костюм, но это все изменения — этот терминатор даже не вспотела. А вот Кеничи... О, это отдельная песня.

Из носа хлещет кровь, под обеими глазами свежие, наливающиеся синевой фингалы, майка порвана на лоскуты, а по всему телу следы от ударов. А девушка, оказывается, серьезно восприняла приказ Акисаме. Или все-таки нет?

С ней я уже ни в чем не уверен.

— Через час обед, после него час на отдых, и оба к Апачаю. — вздохнув, мастер повернулся и, посмотрев на Кеничи, все-таки поправился. — Ладно, этот может отдохнуть.

На этом его речь закончилась, и он, посвистывая, пошел в сторону выходу.

Нет уж, так дело не пойдет.

— Благодарю за урок, Коэцудзи-сама! — самый глубокий поклон, на который я вообще способен в таком состоянии.

Несмотря на боль, я был в искреннем восхищении. За пять, как показывают часы, часов тренировки он не повторил ни единого захвата — все разные, и все на различные группы мышц. Да за такого опытного наставника и умереть не жалко.

Он не обернулся, да и эмоции как не ощущались, так и не ощущаются, но мне показалось, что я поступил правильно. Не поблагодарить за такой урок — преступление.

Впрочем, менее приятно отдых восприниматься не стал. Сейчас пять часов дня, и обед, хоть и поздний, будет очень кстати. Тем более что у меня завтрака все-таки не было, и голод чувствовался даже в таком состоянии.

Есть у меня смутные сомнения, что обед будет готовить кто-то из мастеров.

— Мия, ты не будешь против, если я помогу тебе с готовкой? — раз уж в прошлый раз готовила она, то и в этот раз, скорее всего, тоже.

И раз уж я не плачу ни копейки за учебу и проживание, то хотя бы взять на себя часть работы по дому будет более чем справедливо.

— Конечно нет, Акира-кун. Но ты уверен, что справишься в таком состоянии? — ее взгляд остановился на следах от ног Акисаме.

Что самое приятное, никакой жалости не было — только одобрение и понимание. Ну что за ангел.

Я задумался. В принципе, единственное, чего мне хотелось — лечь и отрубится прямо тут, но... Коэцудзи-сама бил хоть и больно, но чертовски умело, и голова уже пришла в норму. От всех захватов дико болела каждая мышца, но при этом тело не теряло в подвижности. Ну, если не считать усталости.

— Не уверен, что смогу готовить, но помыть и нарезать ингредиенты — легко. — именно этим я занимался в прошлый раз, и скорее всего справлюсь сейчас.

— Хорошо. Тебе не сложно... — она замялась, указав взглядом на полностью отрубившегося Кеничи. — Я... немного перестаралась.

Понятно. Вот она, разница между мастером и хорошим бойцом в спарринге — один бьет так, что все тело стонет от боли, но при этом не сильно травмируется, а другой просто отбивает до состояния фарша. Не хотел бы я с ней драться. Ни в ближайшую пару лет, ни вообще.

И вот как его нести? На руках мне сил не хватит, на плечо закинуть — будет отхватывать по только образовавшимся синякам, и как бы не дошло до внутреннего кровотечения.

— Ты за руки, я за ноги? — Апачая бы сюда, у него плечо как носилки.

Мия согласно кивнула.

И мы потащили. К счастью, по траве и дорожке идти было проще, чем по песку, так что уже через десять минут мы были у домика. Занесли Кеничи в пустующую комнату и положили на фуутон. Пусть отдыхает, что тут скажешь. Меня вчера так же отделали.

Правило выживания номер один: не перечить наставнику. Никогда.

Перед тем, как уйти, Мия оставила на столике бутылку воды и, покопавшись в рюкзаке, который взяла в шкафчике у входа, пару таблеток.

Так вот кому я обязан нормальной ночью без мигрени...

— Огромное спасибо за таблетки, Мия. Ты меня просто спасла вчера. — девушка, улыбнувшись, ничего не сказала, но было видно, что искренняя благодарность была приятна.

Выйдя из комнаты, задернув напоследок шторы, спустились на кухню. И покатилась готовка — рис, овощи, приправы, составные части соуса — все промыть, порезать, почистить и разложить в порядке приготовления. Трясущимися руками, и при этом стараясь не мешать занятой собственно готовкой девушке.

Тот еще опыт, но результат того стоил. Приятные запахи, разнесшиеся от плиты, быстро собрали людей в столовой, если судить по звукам шагов.

Взяв кастрюли, мы вышли в общий зал.

И каким чудом мне удалось не уронить все на пол — не представляю. Совокупное психологическое давление от почти всех, кто сидел в зале, чуть не заставило сердце остановится.

Но самое интересное, что опасность исходила только от четырех человек — Акисаме воспринимался нейтрально, а Апачай — откровенно дружелюбно.

Похоже, мне так мягко намекают, что хоть первый день я и прошел, ничего еще не закончилось. И кажется, теперь я понимаю, почему испытательный срок именно неделя — по одному дню на каждого мастера, и один финальный.

Что-то мне даже страшно представлять, что будет в этот день.

— Аппа! Кеничи? — несмотря на крайне ломаное произношение фразы, смысл был понятен.

— Кеничи-сан драться с Мия-сан, получать больно, лежит в нокаут. — да, мое знание языка откровенно хромает.

Апачай явно расстроился, но в следующую секунду снова вспыхнул радость. И все чистое, как у ребенка. Вот как ему это удается?

— Тогда сегодня я покажу тебе парочку особых муай-тай приемов, Акира-кун! — от одного звука его голоса неприятно заныли полученные вчера синяки.

— Быть очень благодарен, Апачай-сама. — он мастер, и искренне хочет научить. Так что заткнись и радуйся.

Сидящие с ним рядом мастера удивленно переглянулись. Похоже, знания тайского от меня не ожидали. Странно, в конце концов, они знают о моем происхождении. Или традиционный японский снобизм? Так тут не одни японцы.

На этом разговор кончился, и я смог спокойно поесть. К сожалению, на этом отдых кончился.

— Пошли. — так, это явно не вопрос.

Встать, поклонится, и идти за Апачаем.

Первый полигон, теперь уже начавший темнеть — семь часов вечера, как-никак.

Апачай уже разогнался, начав сегодняшний бой с удара локтем. Я отпрыгнул назад, тут же закономерно получив ногой в лицо.

Кувырок влево не вставая, в место, где я только что лежал, приземлилась огромная ступня. Оттолкнувшись от земли руками получилось откатится чуть дальше и встать. Под сильнейшим притоком адреналина даже перестали болеть синяки и растянутые связки. Да что там, я даже почувствовал азарт.

Смеющийся Ачапай рванулся еще раз, уже в прыжке выводя ногу для удара коленом. Прыжок влево, одновременно левый же боковой. Оба удара мимо, но добивающий в виде прямого в челюсть заставил мир померкнуть.

Так. Я лежу на травке, рядом лужица рвоты, судя по часам, прошло минуты три — Апачай ударил слабенько.

Встать, принять на руки двойку в корпус, отпрыгнуть назад — бить бесполезно, тут только уворачиваться. От удара ногой в голову получилось уйти, упав на спину, но откатится не вышло — лоукик все-равно прошел. Мир снова мигнул.

Уже совсем темно, Апачай с грустью раскалывает каменные статуи. Заметив, что я снова начал шевелится, громила кинулся вперед.

Черт побери, я вообще хоть раз увернусь больше чем от одного удара подряд? Он же даже в тысячную часть от возможного не бьет.

Лоукик — прыжок назад, двойка хоть и впечатала руки в тело, но не заставила вырубится, но затем раззадорившийся мастер влупил ногой в верхний уровень, и тут уже уйти не получилось.

Последней мыслью перед тем, как в голову врезалась ступня Апачая, была 'гребаные амбиции'.

Глава 3, в которой все хорошо.

Как оказалось, я ошибся — каждый день не был отдан отдельному мастеру. Все четыре дня нас с Кеничи тренировали Акисаме и Апачай, постоянно меняя упражнения, но оставляя их неизменно вытягивающими все силы. Встроится в ритм и привыкнуть не получалось — наставник будто специально делал все для того, чтобы я не смог приспособится. И Апачай, каждый вечер оправлявший меня в нокаут до середины ночи ему в этом активно помогал.

Но время шло, и уже подходил к концу шестой день в додзе, так что я немного расслабился — как бы меня не избивали, до серьезных травм не доходило. Все тренировки были построены так, чтобы причинить максимальное количество боли, но при этом не было особенно тяжелых последствий. Эти люди были мастерами, и это проявлялось в каждом новом упражнении. Так что когда меня в очередной раз вырубил на вечерней тренировки Апачай, я не ожидал ничего особенного.

Но когда я очнулся, то осознал три вещи.

Первое, я связан, причем крепко.

Второе, я вишу вниз головой.

Третье, это не моя комната.

Черт, это вообще не комната, а какой-то подвал!

Бетонные стены и потолок, из освящения — слабенькая лампочка на проводе, чьего света не хватает даже чтобы рассмотреть пол.

Стоп. Рассмотреть пол?

Итак, промежуточные итоги. Я вишу на хрен знает какой высоте, со связанными за спиной руками, ногами и вдобавок привязанным друг к другу. Вокруг полная темнота, и я даже отдаленно не представляю, как отсюда слезать. Начала подступать паника — всегда боялся высоты, а тут даже дна не видно.

Так. Ладно. Паниковать — не выход. Если меня сюда засунули наставники, а никто кроме них на территорию додзе бы не сунулся, значит есть выход.

Итак, что я могу? Руки и ноги связаны крепко, но не скользящим узлом, так что дергаться я могу сколько угодно. Вряд ли это ошибка. Раскачаться и попробовать посмотреть, что там, куда не достает свет лампочки?

Но глаза не успеют перестроится на восприятие темноты — источник света рядом заставляет зрачки сузится. И погасить его тоже не вариант, и потому что нечем, и потому что без хотя бы минимального света в темноте ничерта не видно, а тут кроме лампочки нет даже блеска индикатора включенной зарядки.

Что еще? А больше нечего. Только висеть, и ждать, пока снимут — а потом проводят к порогу, ибо провалился полностью.

Ну уж нет. Если один Акисаме столько захватов знает, то чему все местные мастера научить могут? И терять такой шанс? Я лучше прямо тут сдохну, рухнув вниз, чем меня из додзе выпрут.

К счастью, повесили меня головой вниз, так что раскачиваться пришлось прессом, что проще. К тому же, так обзор лучше.

Вперед — назад. Вперед — назад. Как качели, только неизвестно на какой высоте. Ура!

Как оказалось, где-то в двух метрах внизу в стену была вделана бетонная панель, на которой были смутно различимы очертания небольшого люка.

Послышался тихий треск, и веревка ослабла. Чуть-чуть, но заметно для меня. От ощущения бездны внизу снова навалилась душная волна акрофобии, и не дать ей окончательно смешать мысли. Посмотрев вверх, стало понятно — к тросу действительно приделано лезвие на расстоянии пары сантиметров, и как только я начинал раскачиваться, оно резало веревку.

Итак, что мы имеем? Если я начну дергаться, то либо свалюсь вниз и разобьюсь к чертям, либо все-таки попаду на спасительную панель. Если останусь висеть, то рано или поздно меня, скорее всего, снимут, но в додзе я после этого уже не вернусь. Все честно, меня предупреждали, что эту неделю я могу не пережить.

Значит, вариантов нет. И у меня есть только одна попытка.

Вперед — назад. Вперед — назад. Перенося вес в сторону отклонения, максимально изгибаясь. Плевать, что орут от боли мышцы, пострадавшие на тренировке. Если я сейчас не раскачаюсь — болеть будет нечему.

Веревка постепенно ослабевает, скоро будет пройден критический порог — и под моим весом она начнет рваться сама. Если в этот момент я окажусь в левой части амплитуды — мне конец. Если я не наберу достаточной скорости — мне конец. Если я войду в пиковую точку раньше, чем трос порвется — мне конец. И если я рухну на голову мне тоже конец, потому что со свернутой шеей не живут.

Момент истины — тело сжато в струну. Треск веревки практически на уровне головы, и мое тело, больше не удерживаемое ничем, подчиняясь набранной инерции летит вправо. Тело больше не связано, и меня поворачивает в воздухе. Так, что падаю я на ноги.

Черт-черт-черт.

Только попав на устойчивую плиту, я понял, насколько страшно мне было на самом деле. Паническая атака в чистом виде — мысли путаются, колотит, пот льется рекой да еще и наваливается апатия.

Нет уж! Выберусь — пожалуйста. А сейчас сжать яйца в кулак и выбираться. Никто не обещал, что будет легко. Да если разобраться, мне вообще никто ничего не обещал. Так что все происходящее тут — моя ответственность.

Постепенно успокаивающий пафос дал плоды, и я стал постепенно приходить в норму, перестав судорожно вжиматься в плиту соединение плиты и стены, как можно дальше от края.

Ладно. Этот этап пройден, и я даже жив. Отлично. Что дальше?

А дальше — стальной люк, слабенько поблескивающий в изредка доносящихся лучах лампочки. Собственно, только из-за этого я вообще и заметил панель.

И вот тут меня ждал неприятный сюрприз. Для того, чтобы открыть по сути окно во внешнюю стену, нужен был ключ. А ключа, как вы понимаете, у меня не было. Даже специально прохлопал карманы, вдруг мастера всунули... Нечего подобного.

Охренено. Я заперт на бетонной панели два на два метра, на неизвестной высоте и в темноте. И нет ни одной идеи о том, где может быть ключ.

Ощупал панель со всех сторон, насколько дотянулся. Ни-чер-та. И даже выемок в стенах рядом нет, по которым можно было бы проползти.

Ну не может быть такого тупика! Иначе нет смысла в испытании.

Хотя... Возможно, это прозвучит, как клинический бред, но есть одно место, которое я еще не осмотрел. Ровно центр панели снизу. Туда не дотягивались ни руки, ни ноги... И ни один луч света.

Но других вариантов просто нет.

Значит, ставки повысились. На совершенно гладкой панели, в которой даже выемок для рук нет, спустится и дотянутся до мертвой зоны. Держась только на руке и ноге, а скорее даже только на ногах. Без упора. И без малейшей уверенности, что там что-то есть.

Значит, придется лезть.

Осторожно подполз к краю, на всякий случай заглянув вниз. Ничего не видно — искать придется на ощупь.

Перевалится, цепляясь рукой и ногой. Просто висеть над бездной в неизвестно сколько метров. Господи, как же страшно.

И бесполезно. Центр как был, так и остался недосягаемым.

Последний вариант.

Вернутся на панель на пару минут, дав руке отдых — мне нужна будет вся выдержка и сила, которая только есть.

Снова подползти к краю. Повернуться лицом к плите. Это просто турник. Просто турник. И внизу трава, а не бездна.

Просто опустится вниз, держась на локтях. Теперь чуть ослабить, на кистях, немного съезжает вниз. Согнутся, ноги вверх. Еще выше, распрямится — и пропустить их между рук. Самый обычный кувырок на турнике, которые я делаю десятками.

Отлично, теперь меня держат ноги и руки.

Отпустить кисти, напрячь пресс — и начать подъем. Я почти целиком высунулся за пределы плиты, от падения удерживают только голени, мертво вцепившиеся в холодный бетон.

Хорошо, потихоньку завести руки за спину — я почти прижимаюсь к плите. На ощупь, на ощупь.

УРА! Прямо в центре панели действительно оказалась закреплена маленькая коробочка. Посаженная на какой-то очень сильный клей, так что пришлось постараться, чтобы оторвать ее.

Наконец это было сделано, и обратный подъем с полу-кувырком не составил особых проблем — на руках это делать куда привычнее.

Все, готово. Коробочка оказалась железной, и содержимое меня не разочаровало — тонкий ключ, и записка, написанная четким, немного резким почерком.

'Единственный путь — вниз'.

А вот это было неожиданно. Я ожидал чего-то более цветастого, и не настолько очевидного. В конце концов, понятно, что не в вверх.

Ладно, открываю люк, а там посмотрим.

Ключ подошел отлично, войдя в замок как по маслу — даже странно, будто бы им часто пользуются.

А вот то, что я увидел, заставило меня судорожно вжаться в плиту, рефлекторно дернувшись.

Там не было ничего. В буквальном смысле — это был просто врезанный в стену люк. Я думал, что там другое помещение, но действительность оказалось куда проще. Это именно что гребное окно в ночь.

Сколько этажей падать? Хрен поймешь, ночь настолько темна, что даже звезды с трудом различимы. Внизу — бесконечный черный колодец.

И никаких других выходов. Два провала вокруг. К горлу подступил комок.

'Единственный путь — вниз'. Вашу ж мать. Цветастого ты хотел? Ну вот и хрен тебе. Это не банальность, а буквальное объяснение. Путь отсюда только один — вниз.

Конечно, можно сдаться. Просто остаться сидеть, и рано или поздно за мной придут. Но... Это не выход.

Мастера знают, что делают. Я сам просил об ученичестве, а оно подразумевает послушание.

И если наставник требует прыгнуть с небоскреба, ученику остаться только подчинится.

Теплый ночной ветер приятно окутал лицо и тело.

Прыгнуть или остаться?

Можно подумать, я не решил все для себя еще шесть дней назад, когда впервые вошел в Рёдзампаку.

Два шага назад — и рывок вперед. Я не хочу побиться о здание.

Ужас, накатывавший до прыжка, внезапно ушел. Осталось только спокойствие. Раскинуть руки, стабилизировав кручение тела в потоках воздуха. Закрыть глаза, наслаждаясь этим бесподобным чувством полета, будто переполняющим тело.

И войти в мягко спружинившую сетку, натянутую пятью этажами ниже.

— Я же говорил, что малец справится, Сигуре! — радостный голос Акисаме раздался справа.

— Без подсказки бы не решился. — девушка в розовом кимоно покачала головой.

Меня постепенно перестало качать, и получилось слезть с сетки. После прыжка взгляд вниз уже не вызывал никаких эмоций, хотя под сеткой и было десять этажей.

— Косака-сама, а как вы поняли, что у меня акрофобия? — мне и правда было интересно. В додзе я ни разу не забирался на крышу, да и в целом, как можно различить конкретную фобию?

— Мелкая физиономистика. Тебе ещё рано. — уже радует. Если рано, значит когда-нибудь станет вовремя.

— А сегодня что? — когда меня вырубил Апачай, был вечер. Сейчас глубокая ночь, и я сомневаюсь, что усыпить, вывезти и подготовить эту мини-трассу можно было за пару часов. Хотя... Эти — могут.

— Понедельник. Твой испытательный срок закончился, теперь утром будешь ходить в школу. — давить радость, давить радость... Да пошло оно к черту.

Я остаюсь в Редзампаку. ЙАХУУУ!!!!!!!!!!

— Благодарю за тренировку, Косака-сама. — ну, а кто ещё мог устроить что-то подобное?

Вообще, если зачесть как борьбу со страхами, то любой из мастеров. Но Акисаме скорее устроил бы тренировку на двадцатом этаже строящегося дома, непременно скинув меня вниз в процессе, а других мастеров тут нет. Значит остаётся только Сигурэ.

— Сейчас в додзе. Машина ждёт внизу, так что бегом. — А они что? Спрыгнут отсюда? Ладно, их дело.

— Лестница вот. Спустится... Будет сложно.

Я такого количества гвоздей, железных штырей и обрушений ещё ни разу в жизни не видел. Пару раз чуть не рухнул, и даже пришлось прыгать — в одном месте пара метров лестницы просто обвалилась к чертям. И все это при минимальном освящении луны, пробивающейся через дырки в стене.

Да это на отдельную тренировку потянет. Хотя нет. Нужен ещё Акисаме-сенсей с палкой сзади и шина на ногах. Вот тогда все точно будет неразличимо.

Спуск кончился, и я наконец вышел из здания.

Мастера уже стояли внизу. И вот как? Нет, они что правда спрыгнули с десятого этажа?

— Ведёшь ты. — а ничего, что у меня прав...

Твою же мать. Машина оказалась... Почти обычным БМВ. 'Почти' потому что там, где должны быть газ и тормоз, были велосипедные педали.

По спине прошел холодок. Я вообще хотя бы двигать это чудо техники смогу?

А, не все так страшно. Падали парные — на левом переднем сиденье такие же.

Сел туда Акисаме.

— Вперёд, Акира-кун. — ноги на педали, и...

СССУККА, ТЯЖЕЛО ТО КАК!

Мастер тоже крутил, и подозреваю, делал большую часть работы, но на меня приходилось ровно столько, чтобы я всем весом выжимал одну педальку.

И двигались мы с воистину черепашьей скоростью.

Это будет долгая, долгая поездка.

* * *

Когда мы наконец доехали до додзе, я даже сразу не поверил. Такое чувство, будто я снова пробежал тысячу кругов — ноги просто отваливались. Мастер же будто вообще не работал, хотя последнюю пару километров мои судорожные рывки вряд ли хоть немного помогали.

Судя по часам, которые мне вернули, сейчас около часа ночи.

Так, завтра в школу, отсюда до неё... Далековато, так что вставать придётся часам к семи.

— Поздравляем! — как оказалось, у комнаты меня ждали Мия с Кеничи.

— Спасибо. — я невольно улыбнулся. Приятно, черт возьми.

— Ты ужинать будешь? — как ни странно, но сейчас впервые за всю неделю у нас выдалось время спокойно поговорить. Обычно в отключке лежал либо я, либо Кеничи, либо нам было просто не до разговоров.

— Да, конечно. Будем знакомится? — очень странно звучит после недели совместных тренировок, но по сути, я о нем знаю только имя.

— Угу. Меня зовут Кеничи Сирахама... — он запнулся. Видимо, не очень понимает, что о себе говорить. — Родился в обычной семье, учусь в школе... Да и все, пожалуй. А ты?

Так, так дело не пойдёт.

— А как ты сюда попал тогда? — пусть лучше про себя говорит, тем более что мне интересно.

Он усмехнулся.

— На меня напала Мия. — девушка покраснела.

— Ты подкрался со спины, Кеничи-кун! — так вот в чем дело. Ну да. Представляю.

Интересно, как далеко он тогда полетел?

— То есть в качестве извинений ты привела его в додзе? — только не заржать. Только не заржать.

Черт, как представлю себе обычного подростка, впервые увидевшего Фуриндзи-сама... Это не извинения, это сердечный приступ можно получить.

— Да. Кстати, а что у тебя было за испытание? — значит, все-таки стандартная процедура.

— Борьба с акрофобией. — брр. Хоть уже и не страшно, но нервов я там сжег...

— Сбросили с двадцатого этажа? — ого. А у Кеничи-то во взгляде понимание.

— Тебя тоже? — он покачал головой.

— Меня от гидрофобии лечили. Но я примерно представлю себе методики Косака-самы. — это его что, под воду в затонувшую баржу засунули с запасом воздуха на пять минут?

Я бы не удивился.

Мия заварила чай, курицы в сладком соусе с рисом была ещё полная сковородка — просто рай для желудка. Да и в целом, наверное, так и выглядит рай.

— Мия, колись, тебе что устроили в твоё время? — раз уж мы так разговорились...

Девушка задумалась.

— Ничего, Акира-кун. — понятно. В принципе, ожидаемо — её тут растили, и вряд ли допустили какие-то фобии.

— И все же, расскажи о себе. — а Сирохама все не унимается.

Как же я не люблю эти моменты. И ладно ещё Мия — она в курсе, и ей в общем-то плевать на моё происхождение. Но Кеничи...

— Хорошо. Меня зовут Васимине Акира... — проверка реакции.

Полное её отсутствие. Продолжаем.

— Родился и вырос в клане, особых интересов не имею... Как-то так.

На самом деле, мне и правда нечего о себе рассказать. Ни достижений, ни каких-то дел. И это бесит.

— В додзе меня привела Мия, но я думаю, об этом лучше ей рассказать. — с моей точки зрения это будет звучать очень пафосно.

— Погоди. Но ведь ты уже неделю живёшь здесь, и твоя семья не переживает? — мда. Я, похоже, слишком испорчен, так как это даже не приходило мне в голову.

— Видишь ли, Кен-кун... Меня изгнали, так что по большому счёту переживать некому. — повисла неловкая тишина. — Ну, я сам нарвался, да и сделал для этого все возможное, так что сам виноват.

Как ни странно, особых эмоций по поводу произошедшего я не испытывал. Да, изгнали. Нет больше почти бесконечных денег.

Но нахрена они мне в Редзампакту?

— Вот просто взяли и изгнали? Вышвырнули на улицу собственного сына? Да что уроды в твоей... — разгорячившийся Кеничи, видимо, понял, что сказанул. — Гм. Прости.

Видимо, у него действительно тёплые отношения с семьёй.

— Забей. — защищать честь отца или семьи я уже не обязан, так что плевать.

Все-таки хорошо, что изгнание работает в обе стороны. Хотя фамилию нужно все-таки поменять. Если не в документах, то хотя бы на словах.

Поболтав после этого часик, мы разошлись по комнатам. Кеничи большую часть времени ночевал у себя дома, но когда слишком перенапрягался оставался здесь, а нам с Мией идти было просто некуда.

Комната, за эту неделю ставшая почти моей, выглядела почти необжитой — обычно меня в неё приносили в нокауте, да и во время дня смысла в неё возвращаться не было.

Ну и ладно. Гораздо хуже то, что спать осталось часов пять. И у меня нет учебников.

К черту. Об этом я подумаю завтра.

Прохладный фуутон приятно холодил спину, в виднеющемся из окна лесу по ближайшему дереву бегала белка, а откуда-то справа доносился мерный грохот камня. Кто-то крушил статуи на полигоне.

Пожалуй, впервые в жизни я ощущал, что оказался дома.

Странное, но удивительно приятное чувство.

* * *

— ВАСИМИНЭ АКИРА! — опс.

— Это не то о чем ты подумала, Каори-сан! — черт, чеееерт. Как же я мог забыть.

— Сначала ты неделю отсыпаешься на уроках, потом на неделю пропадаешь, а сейчас заявляешься весь в синяках, будто тебя избивали арматурой, и говоришь мне, что я что-то не так поняла? Я обзвонила все больницы и морги! Да даже номер твоего отца нашла, а это было сложно, знаешь ли! — она что, серьёзно все это сделала?

— Ну прости, прости. — я действительно почувствовал себя виноватым. Но кто же знал, что она не забьет на моё отсутствие?

Девушка заплакала. Черт. Ну вот и что мне делать?

Мда. Обнять её, что-ли?

— Я волновалась. — раздался голос где-то на уровне плеча.

Ну не рви ты мне душу, а?

Спустя пару минут девушка все-таки успокоилась и отпрянула.

Мы сели за парту, и предпочли оба сделать вид, что этой сцены не было.

— Так где тебя все-таки носило? — вот такая Каори мне гораздо привычней.

— Записался в додзе. Там первую неделю испытательный срок, нельзя было покидать территорию. — девушка понимающе кивнула.

— И ты не мог позвонить? — ччерт. Ну вот что ей ответить?

Да, я эгоистичный мудак, который не думал, что из-за него кто-то будет волноваться.

— Ну прости, не подумал. — Каори вздохнула.

— Просто не делай так больше, ладно? — эх. Ну вот за какие подвиги обо мне так заботятся?

— Постараюсь. — судя по взгляду, ей этого не хватило, но решила не продолжать тему.

— Так это в додзе тебя так отделали? — выгляжу я, должно быть, и правда не очень.

— Все так плохо? — зеркала в моей ванной не было, а камера на телефоне разбилась.

— У тебя не синие только уши. — Каори покачала головой. — Акира, когда я говорила про увлечение, я не имела в виду... Такого.

— Да ладно, пройдёт. Кстати, отлично выглядишь. — это не было комплиментом. — рад, что линзы подошли.

За эту неделю девушка кардинально сменила имидж — распущенных волосы, линзы вместо очков, нормальная косметика... Я будто говорю с другим человеком.

Впрочем, характер остался тем же.

— Спасибо. — на этом моменте прозвенел звонок, и разговор пришлось прервать.

К слову, я только сейчас понял, что на нас пялился весь класс.

И что такого?

Сидеть с ней за одной партой было уютно и... забавно. Да, пожалуй, это верное слово. Девушка концентрировалась на уроке, но при этом вела довольно странные записи. Ну как странные, часть задач она решала влет, ещё половину решала вместе с учеником у доски, а остаток будто не понимала вообще — из её записей не следовало то, что было написано, будто она просто пытается успеть списать.

Ну-ка... Ах да, все непонятные моменты были основаны на темах начала года, которые она, похоже, пропустила.

Учитывая, сколько её не было, это не удивительно. Хотя... Терзают меня смутные сомнения. Что-то тут не так. Вот хоть убейте.

Уроки шли, на переменах мы старались отойти подышать свежим воздухом на улицу. Точнее, она меня вытаскивала.

К слову, посмотрел в её карманное зеркало. Впечатлился.

Хотя это вообще интересное зрелище — три огромных фиолетовых синяка, финалы под обоими глазами — все это от Апачая, и просто безумное количество желтовато-синие припуханий от кулаков и ног Акисаме. Такое чувство, что лицо просто поменяло цвет.

Боюсь даже представить, как я выгляжу под формой. И как только из учителей ещё в полицию никто не позвонил, что подростка избили.

Хотя... Я же все-ещё Васимине в их глазах. Якудза, мразь и моральный урод в одном флаконе. Кто из знает, чем они там занимаются на тренировках.

Да и подозреваю, что одного слова 'редзинпакто' любому полицейскому психологу хватит, чтобы перестать задавать глупые вопросы.

— Хорошо... — сейчас уроки кончились, и мы сидели в ближайшей парковой кафешке. Акисамэ-сенсей приказал быть в додзе в пять дня, так что у меня ещё два с половиной часа на общение.

Собственно, он так и сказал: 'Ты пришёл в Редзинпакту чтобы тренироваться, а не чтобы лишиться мозга. Школа и общение со сверстниками обязательно. Шуруй'.

— Ага. — в парке действительно было хорошо — в середине мая все уже успело расцвести, но ещё не было ни духоты, ни дикого количества насекомых. — Мороженное хочешь?

— Ванильное. — окей. Мне хотелось шоколадного, так что вопрос был решён.

— Тогда пошли, по дороге купим. — привлечь внимание официанта, расплатится, и можно идти.

Палатка мороженщика оказалась в двух шагах, и закупившись, мы решили пройти вглубь парка.

Парк цвёл во всю весеннюю мощь — от европейских ив до сакуры, все виды цветов и деревьев буквально пылали оттенками зеленого.

— Ты не будешь против, если я поиграю? — каким клиническим идиотом нужно быть, чтобы быть против?

— Конечно нет! — бережно передал ей футляр от скрипки, который она зачем-то брала в школу.

В принципе, уже то, что она разрешила мне его нести — сильнейшее проявление доверия. Для музыканта отдать на хранение свой инструмент это... Черт, даже сравнений адекватных не подберу. И даже не в цене дело.

Меня снова укололо чувство вины.

Не знаю почему, но мне доверяют. И черт возьми, обо мне волнуются.

А я в ответ... Мудак. Просто конченый мудак.

Я прислонился к ближайшему дереву, скользнув вниз по стволу.

Каори прошла пару шагов и бережно взяла скрипку.

— Elohim essain, Elohim essain, I implore you. — она пробормотала это в полголоса, но в уютной тишине парка это было слышно.

Без понятия, что значит эта фраза. Просто ритуал перед игрой?

Смычок коснулся струн, и родилась музыка.

Что-то странное — начавшаяся тихо мелодия резко увеличилась в громкости, тут же упав. Будто подстраиваясь под пение птиц.

Основой была, без сомнения, 'весна' Вивальди, она чётко угадывалась в каждой ноте, но именно что основной — мелодия звучала куда... Естественней?

Или это какая-то неизвестная мне переделка, или импровизация совершенно запредельного уровня.

Девушка странно гармонировала с природой — волосы золотились в пробивавшихся сквозь кроны деревьев лучах солнца, а мелодия сливалась с миром, будто подстраивая его под себя.

Обычно когда я слушаю классику, мне хочется закрыть глаза и уйти в свои мысли. Теперь же мне хочется смотреть и впитывать каждый звук, отпечатывая его в памяти.

Движение смычка, смутная улыбка на губах, игра света на лице...

Каори будто затягивала в свой мир, радостно делясь красками.

Момент, когда мелодия кончилась, оказался чуть ли не болезнен.

В меня упёрся настороженно-открытый взгляд. 'Ну как я сыграла? Это ведь не так плохо, правда? Ведь правда же?'

— Это лучшее, что я слышал в своей жизни. — обычно такие слова фальшь на отвали, но в этот случае они были совершенно правдивы.

И судя по широкой улыбке, искреннее восхищение в моем голосе ей удалось почувствовать.

А потом у меня прозвенел будильник. ЧЕРТ!!!!!!

— Каори-сан, прошу прощения, но... — она рассмеялась.

— Иди уже, судя по синякам за опоздание тебя вообще убьют. — ну откуда берутся такие ангелы?

— До завтра, Каори-сан.

Я развернулся и побежал, потому что поезд, идущий в нужную часть Токио, отходил через пять минут.

И Каори даже не понимает, насколько она оказалась права в своей шутке. Меня, черт возьми, за опоздание реально убьют.

И почему это, интересно, я улыбаюсь, как идиот?

* * *

В додзе я успел буквально в последнюю секунду. С такой скоростью я не бегал... Да никогда.

Впрочем, сбившееся дыхание и резь в боку мгновенно стали наименьшими из моих проблем — я попал на глаза выходившему из столовой Старейшине.

Я раньше говорил, что он давил? Так вот, я ошибался. Давил он теперь.

На плечи будто рухнула бетонная плита, впечатав меня в землю. Стоять на одном колене получалось, но не больше.

— Что же ты на ровном месте падаешь, Акира-кун? — а глаза смеются.

— Прошу прощения, Фуриндзи-сама. Устал на тренировке. — встать. Встать. Ну вставай ты уже.

Бесполезно. Все, чего я добился — поднялся на сантиметр, тут же просев на два от увеличившегося веса.

— Да, тяжелые тренировки! Вот что полезно для молодого организма! — старик воодушевленно продолжил. — Ты мне скажи, Акира-кун, нравится тебе у нас?

— Безумно, Фуриндзи-сама! — пульс уже стучал в висках от напряжения.

— Молодец, Акира-кун! Молодец! — это он так шутит? — Первую неделю пережил, испытание прошел... Герой! — а давит то еще сильнее!

Крякнув, рухнул на колени. Легче не стало.

— Благодарю за похвалу, Фуриндзи-сама! — как же больно, черт побери!

— Ты мне вот что скажи, Акира-кун, как же ты Мию защищать собирался? — это он к чему?

— У меня был пистолет, Фуриндзи-сама! — он что, радикально против огнестрела?

— Пострелушки хотел устроить, Акира-кун? Так в твоем патронов пять, а бандитов было шесть. Как от последнего честь моей внучки охранял бы? — да он издевается!

— Он испугался бы и сбежал, Фуриндзи-доно. — ну поумерь ты свой пресс хоть чуть-чуть, а? Я понимаю, что ты круче, но так от меня одно пятно на дорожке останется.

— Сбежал бы, значит? — старик покачал головой. — А ты бы выстрелить смог, Акира-кун? — веселье неожиданно пропало из голоса.

Понятно, начался серьезный разговор. Значит просто так отвечать нельзя.

Вспомнить ситуацию.

Мия в руках у рослого гопаря. Еще пять рядом. Пистолет в руках смотрит четко в сердце одному их них — дыхание равномерно, ствол покачивает не больше, чем обычно. Мушка и целик сошлись на одну линию, указательный палец лежит на спусковом крючке. Чуть надавать, и...

— Не смог бы, Фуриндзи-сама. — старик улыбнулся и достал что-то из кармана.

— Как это, не смог бы? — Хаято изобразил удивление. — И что, отдал бы им мою внучку?

Невидимый пресс на мгновение усилился, выбив дыхание.

— Нет, Фуриндзи-сама. — черт. Я сам себя загнал в тупик.

— Вот как? И победил бы всех шестерых? Один? — черт, черт, черт.

— Нет, Фуриндзи-сама. — он усмехнулся.

— Так дело не пойдет, Акира-кун. Выстрелил бы или нет? — дышать. Просто. Дышать.

Ситуация. Шансов на честную победу нет — только применение оружия. Позволить изнасиловать Мию или убить пятерых, возможно шестерых. Ответ очевиден, но...

— Выстрелил бы, Фуриндзи-сама. — старик улыбнулся еще шире.

— Тогда стреляй, Акира-кун. — давление буквально вколотило меня в землю.

В пакете оказался мой глок, смазанный и уже заряженный. — В него.

Только сейчас я заметил гопника, неделю назад пытавшегося изнасиловать Мию, привязанного к стенке.

Старик недовольно посмотрел на меня.

— Чего не стреляешь? Говорил же, что выстрелил бы. — Я похолодел. Это тогда. А сейчас...

Неопрятный мужик лет двадцати шести, в покрытой пятнами одежде. Рот, заткнутый кляпом, открыт в молчаливом крике, руки связаны за спиной и подняты вверх так, чтобы было открыто все тело. Грудь и голова как в тире — дистанция двадцать метров, ветра нет, равномерное солнечное освещение. Он наверняка не впервые нападал на девушек, на нем минимум пара трупов...

Просто поднять пистолет, дослать патрон и выстрелить. Промахнутся с такой дистанции невозможно. Он даже не будет мучатся.

— Я... Кх. Не буду. — а нет, могу говорить.

— Да ладно тебе, Акира-кун. Он ведь чуть Мию не обесчестил, мразь! — и ведь правда, у старика даже гнев проступил на лице.

Черт. Черт. ЧЕРТ.

— Не кх. Не буду, Фуриндзи-сама. — даже если я отсюда вылечу. Стрелять когда угрожают тебе или окружающим это одно, но в связанного... Нет. Просто нет.

— Не слушаешься мастера, Акира-кун? Вылетишь ведь на улицу. — он не шутит. Черт побери, он не шутит.

— Значит вылечу, Фуриндзи-сама. — да, я об этом пожалею. Но... Есть то, что делать просто нельзя. Никогда. Даже если придется платить будущим.

Меня впечатло в землю, позволяя почувствовать все бешенство старика. Даже не нужно уметь ощущать эмоции, чтобы понять, насколько он разъярен. Все равно что стоять рядом с огненной бездной.

— Взял пистолет и выстрелил. Сейчас же. — ни теплых интонаций, ни даже повышенного тона. Просто тихий голос сильнейшего человека на планете, разъяренного настолько, что он даже не считает нужным кричать.

— Нет, Фуриндзи-сама. — пусть даже он прямо здесь меня прикончит. Убивать безопасного и не угрожающего человека, пусть и виновного... Не смогу. Плохой из меня якудза.

— Вот как? Это твой последний шанс. — увы, но решение принято.

— Нет. — старик вздохнул и покачал головой.

Давление пропало.

Атмосфера ярости исчезла.

— Молодец, Акира-кун. Правда, молодец. — старик улыбнулся. — Есть ситуации, когда убивать можно. Иногда, в крайних случаях, другого выбора не остается. Но если это не так — даже думать не смей оборвать чужую жизнь. Понял?

— Да, Фуриндзи-сама. — с трудом поднялся на колени. Все тело, побывав под прессом чужой воли, адски тряслось и болело.

— Тогда... Акисаме, если тебе не сложно, вынеси мусор. — Хаято кивнул на привязанного гопника.

Старик повернулся и, не уделяя мне больше внимания, ушел.

Кажется, главный тест я прошел не вчера, а сегодня.

— И Сигурэ, погоняй сегодня мальчонку на пистолетиках. Поранится еще в следующий раз, как за оружие схватится. — это уже донеслось из дома, в который ушел Старейшина.

Кажется, сегодня у меня будет мастер-класс по стрельбе.

Четвертый полигон оказался самым маленьким и самым страшным. Поле, огороженное бетонными стенами, в котором прорыты окопы. И одноэтажное здание рядом, в котором на всех стенах было развешено оружие. Боевое, смазанное и с любовно уложенными боеприпасами.

Полиция бы охренела, если бы их сюда пустили.

Черт, да тут есть даже пулеметы и ручной гранатомет. Да фиг с ними, вон стингер стоит — аж блестит.

Они что, самолеты сбивать собрались?

— Вертолеты. Было дело. — видимо, мои мысли были написаны на лице.

Косака-сенсей была одета в свое обычное кимоно, и сейчас раскладывала пистолеты на столе. Девяносто вторая берета, тридцать четвертый глок — ну это почти родные. Двести двадцать шестой сиг Зауэр, ни разу не стрелял, но на картинках видел. А вот о еще пяти не имею ни малейшего понятия.

— Бери любой. — что, просто отстреляться на меткость? Да с радостью.

Так. Незнакомые лучше отбросить сразу, а из привычных... А, плевать. Возьму глок. Тридцать три патрона в магазине, хватит с лихвой.

Сама девушка, подумав, взяла какой-то неизвестный и еще один с полки. Зачем ей два?

— Пользоваться умеешь? — и вот как себя оценить?

— Три часа в тире в неделю. — она хмыкнула.

— Значит не умеешь. Неважно. Фора пять... Десять минут. Вперед. — эм. Что?

И она всегда говорит такими рубленными фразами?

— Косака-сама... — в лицо недвусмысленно уткнулось дуло.

— Каждый второй — боевой. Девять. — блять. блять. БЛЯТЬ!

Это же долбанное Рёдзампаку, тут не бывает 'просто на меткость отстреляться'. И кажется я теперь понимаю, зачем нужны окопы.

Семь минут. Только начало защитной линии, но я уже считаю секунды.

Пять минут. Кое-как отполз к середине площадки.

Одна минута. Забился как можно дальше.

Выстрел в воздух.

Совершенно боевой, блять, выстрел.

Я решил залечь, пока не приблизится наставница. Один хрен я ее не услышу, а так хоть понятно будет, откуда бежать.

Земля в сантиметре от головы взорвалась фонтанчиком земли.

Вниз — еще один, уже ближе.

Кинулся влево, почти на животе, отчаянно вжимаясь в окоп. В этот раз попали в камень, тут же разлетевшийся на осколки.

Да откуда она вообще стреляет?

Вправо-влево, бегом на животе, перекатываясь — все, чтобы сбить прицел. Не то, чтобы это помогало, но все равно.

БЛЯТЬ! В ногу что-то врезалось, раскатившись сильнейшим болевым спазмом по всему телу. Нет времени смотреть, вперед!

Вокруг постоянно взрывались фонтанчики земли, в тело периодически попадали хоть и резиновые, но чертовски болезненные пули, и единственное, что меня волновало — как бы забится так глубоко, чтобы доставали только рикошеты.

К сожалению, скоро девушке надоело меня гонять и она сама вошла линию окопов. И вот теперь начался ад.

Да, я ее видел и даже пару выстрелил на чистых рефлексах, но это ничего не меняло — стреляющая с двух рук мастер обрубала все возможные направления для побега кроме выбранного ей, не давая ни секунды на то, чтобы толком прицелится. Да что там прицелится, я уже даже не помню, сколько раз в меня попали!

Стрельба на звук, на блики от часов, с двух рук и дистанции в сто метров, для которой пистолеты вообще не приспособлены — сенсей играючи давила все попытки сопротивляться, заставляя раз за разом убегать, вжимаясь в землю. Ни шанса на ответный огонь, ни секунды задержки, даже во временя перезарядки один пистолет продолжал стрелять.

Хотел мастер класс по стрельбе? Получи и распишись. Только мишень тут ты.

Вскоре меня зажали на пятачке в пять на пять метров, попытки уйти с которого карались попаданиями в ноги, и с каждой попыткой — все выше. Закрепится на одном месте не получалось, понять, где наставница тоже — да черт возьми, все выстрелы будто летели из ниоткуда. Ни шума дыхания, ни шелеста одежды, ни треска земли — да даже грохот выстрелов доносился как будто со всех сторон сразу, что там говорить про эмоции. Если верить органам чувств, то Сигурэ Косака тут нет.

Вдруг стрельба прекратилась. У нее что, кончились патроны?

Да не верю.

Все оказалось проще. Девушка стояла над окопами в на той стороне десятиметрового пяточка. Заметив мой взгляд она только улыбнулась и медленно пошла вперед, театрально медленно заряжая боевой ствол.

Я поднял пистолет, вопросительно смотря на нее. Я все понимаю, но он заряжен боевыми. С десяти метров... Нужно быть Хаято Фуриндзи, чтобы выжить. При всем уважении к ее мастерству...

Девять метров дистанции. Ни звука, ни следа в земле — если бы не глаза, сказал бы, что тут никого нет.

— Стреляй. — спокойный насмешливый голос.

Ну, не мне перечить мастеру.

Обычная стойка, обе руки на оружии, целик с мушкой на одной линии, дыхание ровное, палец лежит на спусковом крючке. Ничем не отличается от тира, только цель — живая девушка, которая становится все ближе.

Выстрел. В позиции, из которой невозможно промахнутся.

Ничего. Девушка сместилась чуть ниже и правее — и все.

Она что, уворачивается от пуль?

Восемь метров.

Выстрел. Выстрел. Выстрел. Голова, грудь, грудь.

Теперь ушла влево.

Я стреляю, она идет, меняя положение тела — и будто нет пуль.

Пять метров. Выстрел, выстрел, выстрел. Ноги, живот, грудь.

Да что за хрень?

Три метра.

Рывок — одной рукой мне подбивают правую, сбивая ее сторону — и в тот же миг проворачивают ее за спину, швыряя на колени.

Секунда — и мой же пистолет прижат к моему затылку, а я не могу даже дернутся, не сломав себе руки.

— Смотрел 'Эквилибрум', Акира-кун? — а голос все такой же спокойно-насмешливый, будто и не стреляли в нее с десяти метров.

— Да, Косака-сама. — к чему это она?

— Я ставила ребятам хореографию. — да ладно? Как режиссер ее уговорил? — Не поверишь, но эти критиканы решили, что такой стиль невозможен.

Девушка фыркнула, и в этот миг в голову врезалось что-то тяжелое, отправляя меня на землю.

Получать рукоятью пистолета по голове оказалось и правда больно.

Когда я встал, мастер оказалась уже за второй линией окопов.

Так, как я понимаю, местами мы поменялись. Конечно, если я не попал с пяти метров, то отсюда точно не попаду, но попытка не пытка.

Сверкнуло фиолетовым кимоно справа. Выстрел. Земляной фонтанчик взвился рядом с девушкой.

Я согнулся от боли, на миг разучившись дышать — резиновая пуля ударила точно в солнечное сплетение.

Понятно. Значит, все-таки пытка.

Палец дрожит на спусковом крючке, территория мысленно поделена на пять равных секторов обстрела.

Оглушительная тишина. Ни шороха, ни единой неестественной тени. Такое чувство, что я тут один.

Нарочито демонстративный отблеск фиолетового слева. Удивительно близко, в третьей линии — а туда нет ни одного непрямого перехода, я уже все обползал. И как только пробралась?

Выстрел. Мимо, сложится от пули живот. Продышаться, снова к прицелу.

Очередь из боевой автоматики, нырнуть в окоп, поднять пистолет и выстрелить на звук, высунутся, ещё раз согнутся от двух попаданий, выстрелить...

Спустя примерно полчаса такой возни, когда я уже отстрелял три полных магазина без единого попадания, наставнице надоела эта возня и она вынырнула из окопа в метре от меня, тут же заломав руки за спину.

Получить по голове и пинок в спину, скатится вниз, не вставая нырнуть в окоп и налево. Отхватить три попадания по ногам, понять намёк, рвануться вправо, переползти через проход, выстрелить, промахнутся, получить пулю в живот, снова направо...

Это будет долгий, очень долгий день.

Система обучения Косака-сама оказалась интересной. Сначала сенсей на своём примере показывала, что и как надо делать, а после этого мы менялись ролями, и я пытался это повторить. Ни минуты на разговоры или теорию — только практика, максимально приближённая к боевой обстановке. Что заметил и усвоил, то и повторил. А если начал повторять или действовать неправильно, то пуля в солнечное сплетение ясно на это укажет.

Девушка иногда специально замедлялась, детально показывая какой-нибудь особенно важный по её мнению элемент, но в целом меня ничем не ограничивала — отбивайся как можешь. А если не знаешь, что делать — повторяй.

Её стиль боя же... По сути, это вообще не было стилем боя. Она просто пропадала в никуда, появляясь в самом неожиданном месте, не обращая внимания при этом внимания на летящие в неё пули. Впрочем, в ближнем бою все становилось интереснее — за всю тренировку я не помню ни единого прямого удара, кроме как добивающего по затылку. Увести мой пистолет в сторону, вывести свой в упор, проскользнуть под руками, швырнуть через бедро, пинком сбить прицел — все, что угодно, лишь бы сделать свой выстрел.

Нужно ли говорить, что меня хватало максимум на секунду сопротивления, после которого я оказывался либо на коленях, либо заново учится дышать?

Да, в основе её движений лежали определённые позы, которые я спустя пару часов даже смог различить. Толку от это не было, в моем исполнении они приводили только к очереди резиновых пуль в грудь.

Похоже, это такой личный способ Косаки-сама говорить 'рано'.

Но все заканчивается, рано или поздно, и финальную точку в тренировке сенсей поставила, прицельной очередью выгнав меня из окопов в оружейную.

— Пистолеты сам почистишь. — и ни следа земли на кимоно, будто и не носилась по окопам минуту назад. И где она вообще прячет запасные магазины? В такой одежде же ни карманов, ни разгрузки не предусмотрено.

Хотя если быть честным, в такой одежде вообще ничего кроме красоты не предусмотрено.

— Хай, Косака-сенсей. — она, не обращая внимания на мой поклон, ушла.

Ччерт, как же тело то болит. Каждое попадание пусть и резиновыми, но пулями оставило компактный такой синячок, размером с ноготь. Очень и очень болезненно отдающийся при прикосновении.

Но несмотря на дикую усталость я был доволен. Как оказалось, в додзе учат не только даться, но ещё и стрелять. И как учат! Я до сегодняшнего дня прицельную стрельбу из-за спины считал невозможной, что там говорить про неуязвимость от пуль.

А навыки скрытности? Да до последней секунды она не издавала ни единого звука и не излучала эмоций, только глаза показывали, что сенсей рядом. И не излучала не как Акисаме, который их просто закрывает, а буквально прятала — их просто не было. Вообще.

Никогда не думал, откуда у меня эта способность к усиленной эмпатии, но с этими монстрами она каждый раз оказывается бесполезна.

Что, в общем то, не удивительно.

Эх. Но нужно не только почистить, а ещё смазать и положить как было — к боеприпасам и в футляр, иначе я сам метр такого отношения к оружию не прощу. А Косака-сенсей просто пристрелит к чертям по принципу Дарвина.

Наконец все было почищено, смазано и уложено, окружённая закрыта, а, пошатываясь, вышел на ужин.

И впервые за все время не почувствовал ни малейшего давления или угрозы. Даже Фуриндзи-сама смотрел достаточно добродушно.

— Акира-кун, твой испытательный срок закончен. Отныне ты полноправный ученик, и можешь рассчитывать на помощь и поддержку от каждого мастера додзе. — старик хоть и улыбался, но его голос все так же наполнял собой помещение.

Лицо расплылось в невольной улыбке.

— Благодарю, Фуриндзи-сама. — уважительный тон, поклон, лицо в пол. И. Да пошли оно. Иногда можно и забить на этикет. Я, черт возьми, сделал это. — ЙАХУ!

Радостное восклицание вырвалось само собой.

Никакого неодобрения за несдержанность, я, впрочем не заметил.

— Поздравляю, Акира-кун. — Мия, открыто улыбаясь, протянула мне пиалу с какой-то прозрачной жидкостью.

Пиалы с такой же жидкостью были у всех мастеров в комнате.

— Кампай! — одновременный крик семи человек, и напиток летит в желудок, тут же заставляя закашляться и чуть не рухнуть на стол.

Это же чистый спирт!

Уважительно посмотрев на белую бутылку в центре стола, отодвинул пиалу. Акисаме тут же воспользовался этим, долив до краев.

— Акира-кун, до нас дошли слухи, что ты выпить любишь. Не стесняйся, сегодня можешь сколько угодно. — чистый спирт? Да они издеваются.

— Я... Не хочу, Акисамэ-сенсей. — мужчина тепло улыбнулся.

— Надо, Акира-кун. Надо. — пиалу пододвинули прямо к лицу.

Мия и Кеничи, ничего не понимая, удивленно смотрели на происходящее — им то выпить никто не предлагал.

Ладно. Приказ есть приказ.

Поднять пиалу, сморщится, проглотить.

Тёплая жидкость обожгла внутренности и горло, чуть не отправив меня на стол в приступе кашля.

— Ну чего ты так стесняешься, Акира-кун? Мия-тян, пожалуйста, дай кувшин побольше. — вот черт. Черт. Чееееерт.

Акисаме перелил всю бутылку в кувшин, который принесла Мия.

Все присутствующие в комнате смотрели удивительно ехидно, будто предвкушая шоу.

— Прошу, Акира-кун. До дна! — уже чуть не смеющийся мастер протянул мне полный пол-литровый кувшин чистого спирта.

И даже закуски нет.

Судя по взглядам, придётся пить.

Глотка и внутренности горела, порывы кашля сопровождали каждый глоток, и Акисаме пришлось буквально вливать в меня остаток жидкости.

Я рухнул на пол.

— Больше не будешь пить, Акира-кун? — это уже спросил старейшина.

— Никх...гда, Фриндзи-сма. — на этой фразе меня начало покивать сознание.

Ко мне подскочил мастер-китаец, развернув руку и вколов что-то из шприца. Жидкость противным холодком пронеслась по руке.

— Умереть не умрет, но запомнит на всю жизнь.

— Тогда когда проснётся, таблетки от похмелья или воду ему не давать.

Горло раздирал кашель, голова кружилась, а мир постепенно мрачнел.

А когда я очнулся то понял, что лучше бы так и валялся.

Я лежал в своей комнате, на дворе уже рассвело. Голову разрывала мигрень, как после нокаута от Апачая, и она вдобавок жутко кружилась. Даже птичье пение бесило, а равномерные звуки от разбиваемых кем-то на полигоне статуй будто били кувалдой.

— В школу, Акира-кун! — дверь распахнулась, с грохотом ударив по стене.

В комнату влетела Мия, уже одетая в школьную форму. Сзади с сочувствием смотрел Кеничи

— Мия, солнышко, дай пожалуйста таблетку от головы. — она с сочувствием вздохнула.

— Прости, Акира-кун, дедушка запретил. — ну чего она так громко говорит? — И оденься уже.

Точно. Я же в трусах стою перед девушкой.

Как ни странно, эта мысль смущения не вызвала.

Ах да, это же моя спальня. Чего они ещё ожидали? Да и не в том я состоянии, чтобы...

К горлу подкатил комок, и я согнулся над заботливо поставленным рядом ведром.

Чтоб я ещё хоть раз, хоть когда-нибудь, выпил хоть что-нибудь алкогольное.

— Хорошо... Я. Сейчас. — они кивнули и вышли.

Даже просто одеться в таком состоянии оказалось сложно. При малейшем движении голову разрывала мигрень, так что передвигаться приходилось очень маленькими шажочками.

Наконец я оделся, засунул в карман ручку и карандаш и пошатываясь, держась за стенку, вышел.

Ну хоть разбудили, и то хорошо.

Как ни странно, перспектива прогула казалась куда менее неприятной, чем поход в школу в таком состоянии. И нужно зайти в аптеку за таблетками...

— Акира-кун, Ма-сан просил передать, что бы ты не тратил деньги на покупку лекарств — его препарат их все равно нейтрализует. — ну вашу ж мать.

Ладно. Умыться, почистить зубы... Стоп. Где вода? Почему в кране нет воды? Кто её выпил?

Мия только покачала головой.

Понятно. Попью я только когда куплю бутылку, а сейчас все закрыто... Так что ещё час минимум я без воды. Хоть кровь собственную пей.

К писчим принадлежностям принадлежностям присоединилась щетка с пастой. В школьном туалете почищу.

Ребята уже ушли по своим делам, так что к станции метро я шёл один. И как на зло рядом оказалось много людей, невыносимо громко обсуждающих свои дела. А ведь ещё и поезд грохочет...

Будь проклят тот момент, когда я потянулся за бутылкой.

* * *

Кое-как добравшись до школы и приведя себя в относительный порядок в туалете, я вошёл в класс. Ну, как привёл — глаза багровые от полопавшихся сосудов, зрачки широченные, волосы стоят так, будто на них вылили лака, не помогла даже вода. Картина: начинающий наркоман после вписки.

Кое-как дополз до парты, зажав локтями уши.

— И как это понимать? — Каори, пришедшая минут через пять, чуть не сорвалась на крик.

— Тииишеее, пожалуйста. — шум от класса будто разрывал голову, и даже её удивительно приятный голос ничуть не облегчал положение.

— Наркотики или алкоголь? — черт. Ну не в том я состоянии, чтобы ещё и от неё допросы терпеть.

Ладно. Срываться на неё — последнее дело.

— Пол-литра чистого спирта... И препарат для усиления похмелья. Мастера... Учили не пить. — понимаю, что звучит как бред, но никакой убедительной лжи придумать не получается. — Чтоб я ещё... Хоть раз... Хоть что-нибудь... Хоть когда-нибудь...

Девушка вздохнула и схватила меня за воротник.

— Послушай, Акира-кун. Я не буду сейчас говорить, что это выглядит так будто ты всю ночь шлялся по подворотням и напивался как последняя свинья. Я не буду говорить, что это выглядит так, будто ты соврал мне на счёт додзе, и продолжаешь врать сейчас. — обычно, когда человек злится, он повышает голос. Каори наоборот, говорила все тише. — Ты мой друг, и я тебе доверяю, неважно, как все выглядит со стороны. Просто посмотри мне в глаза, и скажи что я ошибаюсь, и вчера ты действительно пил в последний раз в своей жизни. Я поверю. Возможно, в последний раз. — в её глазах поблескивала странная влага.

Не 'что ты мне не врал', а что 'не будешь больше пить'. Ну с какого неба спускаются такие ангелы?

— Да, Каори. Я действительно не вру. — пост-эффекты похмелья заставляли себя чувствовать очень плохо. Но даже они были ничем рядом с тем дичайшим чувством вины, которое вдруг навалилось.

— Хорошо. Тогда доставай тетрадь, урок начнётся через пару минут. — она улыбнулась, будто и не было всей этой сцены.

Я вздохнул, и понял, что прижимаю её к себе.

— Као... Спасибо. Просто... Оставайся такой же, ладно? — мда. Даже сидя её голова где-то на уровне плеча.

И почему-то даже несмотря на то, что головная боль никуда не делась, сидеть так было удивительно приятно.

Прозвенел звонок, и руки пришлось разжать.

Мы постарались разойтись взглядами, уж очень смущающей была ситуация.

Уроки шли, мне постепенно становилось легче, и к концу дня даже перестала болеть голова. Впрочем, от одного воспоминании об алкоголе к горлу подкатывал ком. Хотя... После такого и тот кто на героине сидел бы бросил.

— Каори, у тебя же выступление двадцать четвертого? — после сегодняшнего мы как-то незаметно перешли на просто имена без суффиксов.

— Угу. — девушка поникла.

— Волнуешься? — странно, на самом деле. Учитывая, КАК она играла в парке, она уже должна быть известна минимум на уровне региона. Тем не менее, ни одного выступления я не нашел, хотя специально прошелся по открытым спискам участников всех токийских конкурсов скрипачей за последние пять лет.

— Да не то, чтобы... — так. Что-то она уводит тему.

— Что случилось? Если я могу хоть чем-то помочь — только скажи. — Каори только смущенно вздохнула.

— Мой аккомпаниатор... Скажем так, решила взять выходной. Навсегда. — вот как? Интересно, почему?

— Конкурс — фортепиано плюс скрипка? — вопрос риторический, но может там пианино чисто опциально.

— Да. — так, понятно.

Выступать без аккомпаниатора нельзя, а нынешний ее кинул... Значит, либо кто-то из работников устроителя конкурса, с которым она еще ни разу не играла, либо за две недели найти кого-то еще.

— А почему она отказалась аккомпанировать то? — с трудом представляю, чем Као могла оскорбить. Более мирного и теплого человека я не встречал, и вряд встречу.

— Я... Слишком много импровизирую. — только не рассмеяться.

Так, понятно. Иногда слишком хорошо это плохо, и неизвестная пианистка просто не выдержала. И вовсе не факт, что пианист, предложенный всем конкурсантам, справится лучше. Ситуация.

— Понятно. Что будем делать? — вряд ли за такой краткий срок получится найти толкового пианиста, которой к тому же согласится участвовать в подростковом конкурсе на вторых ролях.

— Ты слышал когда-нибудь об Арима Косее? — да кто о нем вообще не слышал? Гений клавиш и педаль, учащийся на нашей параллели. Был бы идолом, будь у него чуть больше уверенности и меньше комплексов... Стоп.

— Он уже три года не играет. — хотя если как аккомпаниатор... То может и вытянуть. — Ты уверена, что он выучит за две недели нужное произведение?

— Самый молодой победитель регионального и участник национального турниров. — аргумент. Гениальность не пропьешь, как ни старайся.

— Хорошо, я попробую его убедить. — бывают предложения, от которых не отказываются.

— Спасибо! — Каори буквально засияла. Потом подозрительно на меня посмотрела. — Только без рукоприкладства, ладно?

— Да без проблем. — вся прелесть пистолетов в том, что как раз бить ими не надо. Если ты не Сигуре-сенсей, конечно.

— Хорошо. Куда сегодня пойдем? — день солнечный, но парк уже несколько надоел.

— Что скажешь на счет кино? — не смотрел афишу уже пару лет, но фильм меня интересует в последнюю очередь.

— Пошли. Только нужно вещи домой занести. — понятно, я бы тоже не рискнул брать скрипку в людное место.

— Ок. — бережно взяв инструмент, встал из-за парты. Сегодня отменили последний урок, так что освободились мы на час раньше обычного.

Смеясь, мы вышли из школы.

Впереди солнечный майский день, четыре часа свободного времени и лучшая компания из возможных. А потом еще пять часов в любимом додзе, наполненных болью и неизменным чувством того, что ты постепенно становишься лучше.

Да, такая жизнь стоила изгнания. Однозначно

Интерлюдия 1. Косей

— Косей, ты скоро? — Цубаки и Рета уже собрали учебники в сумку и стояли у двери класса, нетерпеливо смотря на меня.

— Я вас потом догоню. — сегодня захотелось пройтись одному. Цубаки и Рета, конечно, мои лучшие и единственные друзья... Но иногда даже их общества становится слишком много. Возможно, я немного слишком интроверт.

Тем более что погода соответствует — с самого утра лил дождь, а ветер с каждой минутой набирал силу. Еще до сообщений об угрозе не дошло, но ливень тот еще.

Самое то, чтобы прочистить голову.

Ребята, задумчиво кивнув, ушли. Дверь с щелчком закрылась, когда последний из одноклассников вышел.

За окном бушевала буря. Серые, будто свинцовые тучи низко нависали над городом, а ветер пригибал к земле деревья, чуть не ломая тонкие стволы. Вал воды, льющейся с небес уже полностью залил окно, запотевшее изнутри.

Прислонившись лбом к холодному стеклу я наслаждался картиной. Прохлада приятно остужала голову, снимая накопившееся за день в глазах напряжение, отпуская сознание на волю.

Удары капель дождя сливались в единую симфонию, которую можно было расслышать даже внутри здания. Вспышки молний и гром дополняли мелодию, придавая ей свой оттенок, но... Природе чего-то не хватало для достижения полной гармонии.

Забавно, но я понимал, чего, но отказывался себе в этом признаться. Звуки природного буйства звали, вели на себя, отпирали тот тщательно спрятанный чулан, в который я уже три года прятал записанные на полях порванных тетрадей мелодии.

Мелодии, которые все равно никогда не сыграю.

Абсолютник, замечающий, как фальшивит природа. Пианист, не способный слышать собственную игру. Арима Косей — живой оксюморон.

Ладно. Пора уже выходить. Конечно, дома никто не ждет, но такая погода выпадает слишком редко, чтобы ее пропускать сидя в классе.

Наушники в уши, телефон во внутренний карман с заранее созданным плейлистом. В куртке хоть и есть капюшон, но пользоваться им нет никакого желания. В школе уже почти никого нет — только пара старшеклассников курят под козырьком.

Смесь озона и запаха свежей травы наполнила легкие. Дождь льет сплошной стеной, вмиг залив джинсы. Даже то, что куртка теоретически непромокаемая не помогло — как оказалось, щелей между шеей и капюшоном более чем достаточно. И это хорошо.

Свежий весенний ветер выдувал из головы все мысли, оставляя только тихое спокойствие. На лице проступила легкая улыбка.

Это — моя погода. Единственное время, когда я чувствую себя собой.

До дома идти двадцать минут, и каждая секунда прогулки будто впитывается в душу. Рядом нет никого, только ветер, дождь и одинокий проигрыш пианино, рвущийся из наушников. Только свежесть и сила первой летней грозы.

Скользкие от воды ключи оказались сразу под кошельком — я всегда храню их в одном кармане, чтобы они не резали ногу острой гранью. Жаль мочить купюры, но что поделаешь.

Дверь мягко открылась, впуская в родной дом. Лицо невольно перекосилось — и от старых воспоминаний, и просто от душевной боли. Сколько я не просил отца убрать алтарь воспоминаний из гостиной, он всегда отказывался. Теперь он приезжает пару раз в год, но уже я не могу набраться решимости и покончить с единственным, что осталось на память о матери.

Вспоминать о ней... Сложно. Ее не получается ненавидеть, несмотря на все, что она наворотила в моем воспитании, но простить тоже не выходит. Так и болтается неприкаянным призраком.

Мы никогда не были близки с отцом, а после ее смерти он сначала замкнулся в своем горе, а потом просто отдалился, предпочтя забыть про все, что связывает с прошлым. Другой дом, другая семья... Ну, хоть денег присылает. Не мне его винить.

Два этажа и огромный подвал. Огромная площадь для одного подростка. Слишком огромная.

Начать сдавать в аренду комнаты, что ли?

Закипевший чайник отозвался щелчком, и в кружку полилась теплая жидкость.

— Чай будешь? — в кресле напротив сидел парень.

Примерно моего возраста, шатен. Красный пиджак, джинсы, странный взгляд. Глаза мимоходом скользнули по внешности, отмечая детали. Синяки и припухлости на лице. Множество незаживших ссадин. Чуть красные глаза, огромные мешки под глазами.

Выглядел он плохо, хотя в здоровом состоянии мог бы похвастаться неплохой внешностью.

Не знаю, как он забрался в мой дом, но страха он не вызывал — только легкое сочувствие.

— Наливай. Знаешь, где сахар? — вряд ли он залез воровать, его одежда даже на вид стоила больше, чем я получаю карманных за год.

Шум дождя за окном стихал, и на меня снова накатывала привычная апатия.

— Угу. — будто с Ватари говорим, а не с парнем, которого я впервые вижу, и который тайком забрался в мой дом.

— Я печенье принесу, разогрей пока пирог. — раз уж знает, где сахар, то о холодильнике догадается.

Вскоре на столе выстроились чашки, чайник кипятка и все десерты, которые только были.

Отпив, я решил все-таки начать разговор.

— Так что ты делаешь? — парень усмехнулся.

— Пью чай. — я невольно улыбнулся. Такой ответ в сочетании со странным взглядом вызывал смешанные чувства. Что-то между интересом и весельем.

— Ну пей. — я отпил из кружки. Хорошо. Дождь барабанит по потолку, пламя пляшет в электрическом камине, а теплый чай согревает тело.

Пирог из супермаркета таял на глазах, чай уже подходил к концу, а мы все так же молчали.

— Арима-сан, — я вздохнул. Вот так тепло сидели.

— Косей. — он усмехнулся.

— Косей, у меня к тебе предложение. — интересно. Немного.

— И оно стоит того, чтобы влезать в чужой дом? — парень вздохнул.

— В школе тебя не поймать, а на улице ты почти не бываешь. — я усмехнулся — 'почти не бываю' это очень сильное преуменьшение.

— Верю. Так чего сказать то хотел? — меня клонило в сон. В принципе, сегодня пятница, и я могу себе позволить спать сколько угодно. Вернее, мог бы, если бы не этот парень.

— Мне нужно, чтобы ты аккомпанировал одной девушке на конкурсе Това Хола. — настроение тут же испортилось.

— Я не играю. Никогда. — несмотря на жесткий, как я надеюсь, тон, парень только улыбнулся.

— Ставка — двести долларов за одну песню. Ты уверен, что хочешь отказаться? — я покачал головой.

— Дело не в деньгах. Я не могу играть. — видимо, парень понял, что я говорю серьезно.

— Руки у тебя на месте. Пальцы двигаются нормально, соображаешь ты тоже неплохо. В чем проблема? — эх. Ненавижу это объяснять, но он не отвяжется, раз уж пошел на такое.

— Я не слышу свою игру. Вообще. Принципиально. Психическая патология. — он только покачал головой.

— Самооправдания. Запись слышишь? — похоже, он без проблем поверил в избирательную глухоту.

Мне даже стало интересно обсудить это еще раз. Это как ковыряться в незажившей ране — больно, но доставляет мазохистское удовольствие, когда ноготь очищает корочку и выступают первые капли крови.

— Да. — он улыбнулся.

— Изолированные наушники на голову, рацию на пианино. Будешь слышать запись в реальном времени. — а ведь может сработать, но...

— Это проблема психики, а не слуха. Не сработает. — сдашься?

— Тогда будешь играть по памяти. Ты аккомпаниатор, а не концертный исполнитель. — ага, как же.

— Включите запись. Не верю, что вам нужна оттарабаненая мелодия. — садится снова за пианино... Нет.

— Верно. Не нужна. — он вздохнул. — Косей, давай не играть в оскорбленную невинность. Если бы ты действительно хотел играть, ты бы играл и так — тот же Бетховен в доказательство.

— Я не Бетховен. — он кивнул.

— Да. Ты апатичный долбоеб, который просирает врожденный талант. — я усмехнулся. Обидно не было.

Странный разговор, странные обстоятельства.

— А если и так? Мой талант, что хочу, то и делаю. — атмосфера стремительно накалялась.

— Послушай, Косей. Человек, который для меня очень, очень много значит попросил меня убедить тебя ей аккомпанировать. А это значит, что ты будешь ей аккомпанировать, даже если мне придется сломать тебе ноги и стоять за кулисами с пистолетом на боевом взводе. — он не шутил.

Это даже не было взглядом фанатика. Спокойный, уверенный, уставший взгляд. Стало понятно — действительно сломает и будет стоять. Даже если его после этого посадят.

Я вздохнул. Такая уверенность... Подкупала.

— Я посмотрю, что можно сделать. Когда концерт? — он улыбнулся.

— Не 'посмотришь', а сделаешь. Через две... Полторы недели. — всего? Да я не играл три года.

Ого. Уже 'всего времени осталось', а не 'не буду играть'. Силен парень. И почему это я, интересно, еще не вызвал полицию?

— Я... — он покачал головой и бросил на стол папку, лежавшую у него на коленях.

— Самооправдания можешь рассказать зеркалу, больше они никому не интересны. — он кивнул на бумаги. — Крейцерова соната. Тут ноты и отрывок, который нужно выучить. И телефон для связи со мной.

— А если я все-таки пошлю тебя нахер, и ничего не выучу? — парень улыбнулся.

— Значит так и останешься в заднице без перспектив. Цубаки и Рета рано или поздно тебя кинут, не сейчас, так когда средняя школа кончится. Поступить ты никуда не сможешь, для обычной ты слишком много пропустил, для музыкальной после трех лет перерыва ты интереса тоже не представляешь. А там либо в петлю, либо тухнуть в апатии, пока отцу не надоест оплачивать счета. — я не понял как, но он внезапно оказался практически рядом, схватив меня за воротник. — Это твой последний шанс вернутся на сцену и к нормальной жизни. Откажешься — винить будешь самого себя.

Меня отпустили. Внутренности сковало холодом.

— Решай сам, мальчик взрослый. — шатен развернулся к двери, больше даже не смотря на меня.

Дверь захлопнулась, а меня только сейчас начало потрясывать.

Вернуться на сцену? Невозможно. Слишком больно, слишком сложно, слишком много плохих воспоминаний.

Но... Взгляд остановился на нотах, со спокойным достоинством лежащим на столе.

Меня колотило. Казалось, с памятного алтаря на меня смотрят темные глаза и уже замахивается палка, отсчитывая удары за каждую допущенную ошибку.

Свет, вспыхнувший после щелчка тумблером, рассеял мираж.

Как же я ненавижу принимать решения.

Глава 4, в которой становится очевидна специализация ГГ.

Разговор с пианистом прошел как по маслу. Хотя, на самом деле, больше проблем было с тем, что бы устроить разговор, а не собственно добиться положительного ответа. Сомнений в исходе не было — поноет, попричитает, может поплачет, но за инструмент сядет. Главное тут не передавить.

Впечатление он оставил странное. Комплексы хлещут через уши, дом лет пять уже не менялся — даже спальни будто бы жилые для трех человек. Дом воспоминаний, а не подростка, живущего самостоятельно.

Да и то, что про него известно тоже особенно хорошо о нем не говорит — друзей всего два человека, и те еще с детства.

Мда. Кто бы вообще заикался о друзьях, Акира. У самого только Мию с натяжкой можно назвать другом. Кеничи — товарищ, а Каори... Это Каори.

А в дом влезть было куда проще, чем выжить на тренировке у Косака-сама. Этот придурок, когда уходил, забыл закрыть окно на втором этаже. Так что он мне еще должен за то, что ему комнату дождем не залило.

Впрочем, подозреваю, это меньшая из моих проблем. Незаконное проникновение со взломом, угроза оружием и расправой... Вряд ли он сообщит полиции, да и моих отпечатков на папке все равно нет, но вряд ли это хоть чуть чуть замедлит мастеров. А если... Нет, даже не если, а когда они об этом узнают... Мне конец.

— Акира-кун, поднимись, пожалуйста, к дедушке. — подозреваю, мой испуганный взгляд выглядел достаточно смешно. Иначе почему она смеется?

— Хорошо. Спасибо, что передала, Мия. — черт, меня колотит.

Да мне проще трое суток подряд драться с Апачаем, чем пять минут говорить с Фуриндзи-сама. Он, черт возьми, пугает даже когда не давит.

Ладно. Делать нечего. Это, конечно, все против законов и вообще преступления, но ничего реально плохого я не сделал. Теперь главное убедить себя в этом.

— Проходи, Акира-кун. — личные комнаты Фуриндзи-сама оказались неожиданно обычными и крайне аскетичными. По сути — то же додзе. Фуутон, деревянный пол, широкое окно во всю стену... И все. Сейчас старик сидел на коленях в центре комнаты, смотря на меня лукаво прищуренными золотыми глазами. Ощущение спокойной мощи наполняло комнату, затрудняя дыхание.

Вдох — выдох. Вдох — выдох. Я не боюсь, я не боюсь... Да я пиздец как боюсь!

Я сел напротив. Ни капли давления, просто ехидный интерес. После той волны бешенства, которая, как оказалась, была подделкой, я уже не доверяю эмпатии, но сейчас это было похоже на его реальные эмоции.

— Ты начинаешь меня беспокоить, Акира-кун. — меня невольно передернуло. — Вламываешься в дома к маленьким мальчикам, угрожаешь, непотребства починяешь. Ноги обещаешь переломать... Нехорошо. — он покачал головой и резко рявкнул. — А главное, как вламываешься!

— Фуриндзи-сама? — да у меня чуть сердце не остановилось от его крика.

— Эх, молодежь... Ты о сигнализации подумал? А о камерах? Тревожной кнопке? — твою мать. — Да если бы не Сигуре-тян то тебя, дурака, уже в участке бы заперли.

Ох... Черт. Значит, они все знали, и прикрыли. Я идиот.

И как же мне повезло с наставниками

— Спасибо, Фуриндзи-сама! — благодарность передавила даже страх.

— Сигуре-тян поблагодаришь. Ночью. -...

Мыслей не было.

— Старейшина??? — полагаю, офигение были написано у меня на лице, раз старик расхохатался.

— Не в том смысле, охальник! — да у меня вообще никаких смыслов не было. — Раз уж уж руки при себе держать не можешь, лишь бы в чужие дома влезть, будешь учится это делать правильно. — вот черт.

Если я правильно понял...

— Заберешься в комнату Сигуре-тян и принесешь ее любимый пистолет. Времени тебе на подготовку — две ночи. — нет. Нет. Боги, пожалуйста, нет. — Все не к мальчикам в дома лазать.

— Фуриндзи-сама, Косака-сама меня же пристрелит, и права будет. — залезть в комнату к мастеру бесшумного проникновения? Да он шутит.

— Значит сделай так, чтобы не пристрелила. Свободен. — от ставшим жестким взгляда я буквально вылетел за дверь.

Нет, я подозревал, что меня накажут за самоуправство... Но такого я не ожидал.

И что-то мне подсказывает, что в ее комнате охранных систем больше, в центральном банке Японии.

Так. Сейчас у меня... А вот не знаю.

Расписания у меня не было, и каждый раз упражнения и полигоны оказывались разными. Нет, нагрузка была равномерно убийственной, и приходилась на все группы мышц, но какой именно мастер возьмется тренировать в какой день было непонятно.

Вообще мной и Кеничи все так же занимались Апачай и Акисаме, только иногда его забирал Сакаки-сама, а меня — Косака-сама. Не знаю, как проходили их тренировки, но мои всегда были наполнены стрельбой.

— У дальней части третьего полигона через пять минут. — спокойный голос Акисаме раздался справа.

— Хай, сенсей! — обычно он очень дружелюбный человек, но на тренировках этого не заметно. Что очень правильно.

Эта часть полигона выглядела как-то странно. Вроде бы все так, обычный песок, но...

Кеничи, стоящий рядом, тоже испытывал сомнения.

'Что сегодня делаем?' — молчаливый вопрос.

'Без понятия' — такой же молчаливый ответ.

— Триста кругов бегом. — что, и все?

Подозрительная ухмылка Акисаме выводила из себя.

Ладно, делать нечего. Мы побежали... В следующую секунду я понял, что ноги начали как-то подозрительно вязнуть. Я остановился.

Мать вашу! Это зыбучие пески!

Триста кругов бегом? Это вообще возможно?

По спине хлестнула палка, а пинок под задницу швырнул вперед, выкидывая из песка.

— БЕГОМ! — крик наставника придал направление, и мы снова побежали, стараясь не давать ногам увязнуть.

Уже на десятом круге мы начали цепляться друг друга, вытаскивая, когда другой застревал. Бежать было тяжело, да — но стоило хоть немного замедлится, как ты проваливался по колени.

Триста кругов?

Это будет очень тяжелый день.

* * *

Триста кругов мы все-таки пробежали. Именно что пробежали, не останавливаясь и только ускоряясь — в зыбучем песке вообще невозможно останавливаться. Пожалуй, впервые я могу честно сказать, что не халявил и не расслаблялся ни метра дистанции. Даже сенсей, поняв неожиданную эффективность упражнения, бросил палку, перейдя на пинки, выталкивающие если вылезти из песка своими силами за секунду не получалось.

В итоге спустя четыре часа мы были просто никакими. Трасса вытянула все силы, не оставив их даже на ужин. Кеничи счастливо вырубился на нормальном, теплом песке. А я... А я накосячил, так что отдыхать не могу.

Пока есть время, нужно присмотреться к территории — сомневаюсь, что Старейшина шутил на счёт задания. И ещё сильнее я сомневаюсь что у Сигуре-сама об этом не знает.

Вот блин. Как оказалось, наставница живёт на чердаке главного здания. Залезть из окна не вариант, слишком неудобные стены. Пройти изнутри... Сейчас посмотрим.

А изнутри ничего не оказалось. Вообще. На всём втором этаже не было ни единого намёка на что-то, напоминающее проход на чердак. Ни лестницы, ни люка, ничего.

— И что ты тут делаешь, Акира-кун? — Сигурэ-сама возникла совершенно неожиданно.

Ехидная улыбка на губах, красивое лицо, черные волосы уложены в высокий хвост, фигура без капли лишнего веса, ноги от ушей — казалось бы, мечта мужчины.

Вот только когда вспоминаешь, как эта самая мечта в упор уворачивалась от пуль, хочется забиться куда-нибудь подальше и не отсвечивать.

— Ищу вас, Косака-сама. Хотел поблагодарить за помощь. — это даже не ложь, это так, взаимная шутка.

Потому что она прекрасно понимает, зачем я здесь. И благодарность вполне искренняя.

— Семь ошибок. — эм?

— Прошу прощения, Ко... — она вздохнула.

— Ты допустил семь ошибок из двенадцати возможных. — понятно. Это о моем неудачном проникновении. — В следующий раз старайся лучше.

Еще и улыбается так с намеком. 'В следующий раз', ага. Как бы меня очередью из боевого на первой же ошибке не встретили.

— Сделаю все возможное, Косака-сама. — она кивнула.

— Это все? — такой удачный повод свалить. Девушка уже даже не смотрела на меня, явно потеряв интерес к разговору.

— Научите, сенсей! — и снова у меня язык впереди головы.

Пожалею же потом. Ох, как я потом пожалею.

— Чему? — легкий интерес в хищном взгляде.

А еще — атмосфера опасности, тут же навалившаяся на меня. Это не непреодолимое давление Фуриндзи-сама, воспринимающееся как закон природы и не спокойный взгляд Акисаме, будто примеряющийся, как бы с минимальными усилиями вырвать тебе горло.

Ее взгляд — острое, темно-фиолетовое лезвие, настолько же опасное, насколько и нейтральное. Похожее на дуло винтовки и меч одновременно. Взгляд не бойца, не воина — убийцы.

— Всему. — да, наглею. Очень наглею.

Но... 'отныне ты полноправный ученик, и можешь рассчитывать на помощь и поддержку от каждого мастера додзе.'

— Тебя тренирует Акисаме. — наши взгляды встретились. Она не давила, не пыталась сломать — просто констатировала факт.

— Из меня не выйдет ни врача, ни мастера дзю-дзюцу. — Акисаме честно сказал мне это еще три дня назад. Не тот склад характера, не те склонности и не то желание. Хотя тип энергии тот же.

Так и не понял, что он имел в виду под типом энергии.

— Не выйдет. — странные ответы. Странная манера вести диалог. — Чего ты хочешь?

— Я прошу об ученичестве. — второй раз за последние две недели.

Кеничи в этом плане проще — его готовят в первые ученики, и дрессируют все мастера. Кроме Косака-сама. Полагаю, что с регулярными 'пострелушками' это такой намек от Фуриндзи-сама.

Достаточно тонкий, чтобы я мог проигнорировать, но более чем ясный.

Никто не заставляет меня выбирать именно этот путь, но... Это то, чего я хочу.

— Как давно ты понял? — взгляд все такой же острый, но голос стал слегка задумчивым.

— Когда впервые увидел вас в бою. — не мягкие движения Акисаме, не неудержимая мощь Апачая или Сакаки, и даже не традиционные китайские стили Кенсея.

Невидимые перемещения. Прицельная стрельба с дистанции дальше, чем предельная. Стиль, изначально не приспособленный для тренировок — только для реального боя, когда на кону стоит твоя жизнь.

Оружием нельзя ранить равного противника — им можно только убить.

Похоже, происхождение от поколений якудза влияет на меня сильнее, чем я думал.

— У меня было три ученика. Ни один не пережил тренировок. — она не шутит. Она — мастер бесшумных убийств и владения оружием. Тренировки просто не могут быть даже умеренно опасными — только абсолютно.

Страшно. Черт возьми, действительно страшно. Но... Если бы я слушался своего инстинкта самосохранения — сбежал бы из додзе еще в первый день.

— В таком случае, четвертый будет стараться лучше. — пафосно. Самоуверенно. Не выражает даже части страха, который сейчас заставляет дрожать колени.

Более чем в моем характере.

— Через пять минут на четвертом полигоне. — разговор окончен. Поклон.

И почему я уверен, что только что совершил второй по значению поступок в своей жизни?

* * *

А на столе в оружейной уже лежали два одинаковых пистолета.

Наставница уже держала свои, стоя в трех метрах от меня в странной позе — пистолет на небольшом расстоянии от головы, одна нога отставлена назад, будто готовясь к рывку. Хотя почему 'будто'.

Я взял оружие и попробовал повторить стойку. Судя по ее взгляду, получилось не очень. Плевать, просто наставлю на нее оружие.

— Все патроны боевые. Твоя задача — ранить меня. — кивок.

Палец надавил на спусковой крючок. Выстрел — прошел в миллиметре от ее головы. Рука оказалась подбита, ее пистолет уставился на меня.

В сторону, уже моя рука подбивает ее, уводя оружие. Выстрел — пуля проходит прямо рядом с моей головой. Руку закручивают за спину — полукувырок назад, лягнуть ногой в голень. Мимо, подбить руку еще раз — наставница ударила своим пистолетом по моему, уводя дуло от себя, тут же пиная меня по ногам. Выстрел. Выстрел. Выстрел.

Повороты, перехваты рук и кистей, незавершенные кувырки — все идет в ход, чтобы увести дуло пистолета врага хотя бы на миллиметр в сторону.

Акисаме будто специально готовил меня именно к этому, гоняя по захватам и уводящим блокам. Теперь я хотя бы знал, как от них защищаться. Не то, чтобы это сильно помогало, но ни меня так и не швырнули на колени.

Совершенно ни на что не похожий бой — задача не нанести удар и не вырубить противника, а вывести пистолет на уровень поражения или разорвать дистанцию. И не дать ему сделать того же.

Захваты, удары, пинки — все вторично. Тридцать три выстрела у каждого. Реальная атака происходит тогда, когда кто-то сжимает палец — и один шансом на выживание у него становится меньше. Каждый раз — ва банк. Каждый раз — готовясь умереть.

Это почти не было тренировочным боем — сенсей не пользовалась возможностью пристрелить меня, но оружие было боевым, и при неудачном движении или случайности она могла погибнуть так же легко, как и я сам.

Мы балансируем на грани, пытаясь перезарядится с каждым схождением и разрывом дистанции. Я сопротивляюсь ровно столько, сколько мне позволяют, но даже это внушает свой коктейль эмоций.

Ужас от осознания риска. Холодная уверенность от силы, скрывающейся в оружии. Боль от попаданий и радость от того, что очередной выстрел прошел мимо.

Пока что мой уровень владения оружием пренебрежительно мал, и она ведет бой, обучая. Показывая приемы и позиции, намеренно раскрываясь и переходя в атаку когда я теряю страх. Указывая на ошибки, на лету помогая их понять и исправить.

Но когда-нибудь мои навыки вырастут достаточно, чтобы она потеряла абсолютный контроль над происходящим. В этот момент ее инстинкты убийцы возьмут верх над разумом, и она перестанет сдерживаться.

Подозреваю, тогда и погибли мои предшественники — слишком слабые для того, чтобы выдержать поединок с мастером в полную силу, и слишком сильные, чтобы она смогла сдержать инстинкты и не подставится при этом под удар. Смертельный, потому что огнестрельным оружием на такой дистанции нельзя нанести другой.

Что ж. У меня еще есть время до того момента. А пока...

Подбить ствол, выстрелить, крутануться влево, пропуская рядом ее ствол и контрактовать. Дернутся от пули, пролетевшей в миллиметре от уха, выстрелить самому. Пусть впереди боль, пусть шанс погибнуть выше, чем у выпавшего с трех тысяч километров из самолета пассажира. Пока что все хорошо.

И тренировка только началась.

* * *

Залезть по внешней стене дома оказалось гораздо проще, чем я думал. Делали его очень и очень крепко, так что даже чисто декоративные детали спокойно выдерживали мой вес. Тем более что мне даже не нужно было карабкаться так высоко — только вылезти на втором этаже и, схватившись за подоконник чердачного окна осторожно, предельно тихо подтянутся.

Сказать, что меня трясло — не сказать ничего. Косака-сенсей это мастер как раз такого вида занятий. Черт, да мне страшно даже представить, сколько ловушек и индикаторов присутствия у нее должно быть установлено. Какие там волоски на двери — что-то совершенно не обходимое.

Тихо, осторожно... Кое-как влез.

Так, окно закрыто. Ну, это обходится без проблем — не знаю, откуда у Акисаме скальпель с алмазным напылением, но одолжил он его без проблем. Ехидно так ухмыляясь в процессе.

Провести круг, медленно и ровно, так чтобы не было скрипа и вообще звуков. Подставить палочку, подтолкнуть вырезанную часть, положить ее на подоконник. Руку просунуть в дырку, мягко нажать на ручку, открывающую окно.

Задержать дыхание. Осторожно влезть внутрь.

Как ни странно, пока что ничего не было. Ни сирены, ни взрыва, ни автоматической турели над кроватью. Сенсей даже не проснулась.

Так. Комната оказалась куда меньше, чем я думал. Семь на семь метров, все разложено предельно компактно. На стойке — красивая катана в черных с серебром ножнах.

Встроенный в стену шкаф, сейчас закрытый. Скорее всего для одежды, но Сигуре не будет Сигуре, если там нет пары тайников для патронов и оружия.

Что еще? Письменный стол, на котором в разных размеров стопки разложены бумаги. Отдельная стойка для письменных принадлежностей. Все в таком идеальном порядке, что даже просто лежащая на столе ручка будет смотреться чужеродно. Два автомата на стенах, к прикладу каждого примотаны два запасных магазина с разной маркировкой.

Однотонно белые стены, такой же потолок. Отличался только пол, на котором лежал толстый, пушистый ковер. Равномерно черный ковер. Более чем неплохо гармонирующий с обстановкой.

Несмотря на тихий осмотр, пистолета найти не получилось. Его просто нигде не было — ни в ящиках стола, ни даже в шкафу, в котором я, к слову, так и не нашел ни одного тайника, которые просто обязаны быть.

Все это я делал в предельной тишине, мягких перчатках и задержав дыхание. Да что там говорить, я даже не смотрел в ту часть комнаты, где лежала наставница — с ее интуицией чувствовать чужие взгляды должно быть так же естественно, как для меня дышать.

Самое противное то, что понять, спит она или нет не представлялось возможным. Дыхание спокойное и ровное, эмоции такие же — и большего не понять.

В конце-концов я встал перед фактом — никаких пистолетов в комнате не было. Точнее, их не было в той части комнаты, которую я обшарил.

Оставалось только то, о чем я предпочитал не думать. Еще страшнее чем раньше я двинулся вглубь комнаты.

В свете луны Сигуре выглядела... Удивительно умиротворенно. Красивое, сейчас ставшее удивительно мягким лицо, длинные ноги, красивая грудь... Мысли направились в совершенно не соответствующем ситуации направлении.

Ровно до того момента, пока я рассмотрел, что именно она сжимает в руках.

Плюшевый медведь. Долбанный маленький плюшевый медведь, слегка потрепанный, но любовно зашитый. Золотой мех, бантик на шее, коричневый шов, изогнутый в теплую улыбку и черные глаза-пуговки.

Девушка с легкой улыбкой спала, обнимая плюшевую игрушку.

Это настолько контрастировало со всем, что я знал о наставнице, и выглядело настолько мило, что я не смог отвести глаз.

Нет, я конечно подозревал, что у всех есть свои слабые места, но такое...

Оторвав взгляд от лица Сигуре, я наткнулся на ручку пистолета, торчащую из-под подушки. Прямо рядом с медведем.

Ну вашу ж мать! Она же меня заживо закопает, если узнает.

Я осторожно, предельно тихо, обошел фуутон. Теперь чуть-чуть придержать подушку, доставая ствол...

Черт. В лунном свете девушка смотрелась настолько умиротворенно и счастливо, что просто не получалось сосредоточится на ситуации и принять тот факт что она — матерая убийца и вообще моя наставница, способная подмести мной пол.

Просто обнять и укрыть одеялом.

А ведь идея. Тем более что она недовольно морщится, когда холодный воздух проникает сквозь открытое окно.

Осторожно укрыв Сигуре одеялом, я пошел к окну. Не знаю, чего хотел добиться старейшина, но похоже она настолько доверяет Редзампакту, что даже не сделала ловушек в своей комнате.

Я уже вылез, когда сзади раздался голос.

— Знаешь, обормот, это был настолько провально, что я даже не подберу слов. — почему-то ее голос звучал очень растеряно.

Вот черт. Мне конец.

 

* * *

У меня зазвонил телефон. Не то, чтобы в этом было что-то удивительное, но звонил именно тот копеечный мобильник, купленный за сто йен в переулке вместе с сим-картой, который я для связи оставил пианисту. Что я, совсем идиот, оставлять свой номер?

— Да, Косей? — как же его сейчас должно лихорадить.

— Когда и где репетиция? — голос дрожит, на заднем фоне, где только что кто-то болтал, повисла тишина.

Так, Као обычно репетирует в музыкальном кабинете...

— В три в школьной музыкалке. Ноты с собой. — справятся и без меня, не маленькие.

— Я уже выучил. — на похвалу, что ли, напрашивается?

— Молодец, Косей. — хочет мальчик признания заслуг — пусть получит. Мне не жалко.

Тем более что и правда молодец. Там нот десять страниц.

Сбросить вызов, сломать симку, телефон мусорку.

Конечно, чистый фарс, но Сигуре-сенсей мне такими предосторожностями уже вынесла мозг. И печень, куда она стреляет каждый раз, когда я отвлекаюсь во время лекции.

Это, к слову, дало забавный эффект — я перестал спать на школьных уроках. Стоило хоть чуть-чуть отвлечься от бормотания препода, как тело судорожно дергалось, инстинктивно закрываясь от несуществующего выстрела. Безусловный рефлекс, чтоб его.

Каори это замечала, но ничего не говорила, за что ей огромное спасибо.

Впрочем, в данный конкретный момент даже теплые воспоминания о проведённом вместе времени не помогали справится с ощущением грядущего в ближайшем будущем пиздеца.

'Ближайшем' — потому что ворота додзе прямо передал мной, а реакцию Сигуре-сенсей на вчерашнее я предсказать не могу.

Тогда я, к слову, вывалился из окна, чудом не сломав ногу. Но теперь так просто улететь от сенсей не выйдет — догонит.

А потом расстреляет и снова догонит.

Так что в додзе я входил с опаской. Сильной такой опаской. Аж сбежать хочется.

Да ладно, что она сделает? Я всего лишь укрыл её одеялом. На секретной миссии. Незаконной. Влезая в комнату. К девушке.

Укрыл одеялом.

Мне конец, мать вашу!

— О, Акира-кун! А мы уже заждались, думали, опоздаешь. — фиг вам, у меня ещё целых три секунды до срока 'быть в додзе'

— Здравствуйте, Акисаме-сама. — сам разрешил называть по имени, ничего не знаю.

— Сегодня на первом полигоне. — что? Там же просто трава. Чем её четвёртый на устраивает?

Ладно. Первый так первый. Поклон, бегом в указанное место.

А там уже стояла наставница, одним своим видом предвещая боль.

В руках — снайперская винтовка. Вокруг — равнина. Вот черт.

Неприятно заныло тело. Кажется, я знаю, что сегодня будет.

— Пять минут на подготовку. — наставница бросила это издали. — Задача — ранить меня.

Полигон — небольшой холм. Трава мне по ступню. На мне — обычная спортивная белая одежда, демаскирующая целиком и полностью.

'Не бегай от снайпера — умрешь уставшим?'

Похоже, наставница с этим не согласна. Потому что тут мне придётся именно что бегать.

Сбежав на край полигона, где хотя бы спина прикрыта стеной, я залёг в небольшой низине, спрятавшись в траве.

Пуля впечаталась в солнышко, выбив из груди воздух.

Значит, будем бегать.

Рывок — выстрел. Теперь в руку.

Кувырок, скатится по холму, ещё одно попадание...

Знаю, что больно, Акира, не время об этом думать.

Хоть пули и резиновые, но бьют гораздо больнее аналогичных пистолетных.

А самое хреновое то, что у меня есть только мой глок и шесть патронов. Шесть. Долбаных. Патронов.

Против снайпера экстра класса.

Не то, чтобы это изначально было выполнимым... Но черт, itʼs fucking suck, как говорит один мой хороший знакомый.

Залечь в землю.

Выстрел. Пуля бьет по рёбрам.

Нихрена не понятно. Грохот будто идёт с трёх сторон сразу.

Кувыркнутся, вжаться в землю, ещё раз.

Выстрел. Теперь в солнышко.

Громче всего справа.

Бегом, кидаясь из стороны в сторону, побежал туда, по пути поймав всего пять пуль.

Выстрел. Осталось пять.

Девушка поменяла своё местоположение, но я сумел не целясь выстрелить. Промах, конечно, но...

Спустя пять моих пуль ей надоел этот фарс, и меня вырубило прикладом в затылок.

И самое обидное то, что я до последнего не ощущал ни опасности, ни присутствия за спиной.

Очнувшись, я обнаружил рядом с собой снайперку и магазин к ней. Наставницы, что характерно, рядом не было.

Понятно. Значит начало было такой мини-местью за произошедшее без капли практического смысла.

Залёг я на верхушке холма.

Только чтобы получить пулю в живот.

Черт возьми, она издевается.

Так. Самое главное.

В оптику мордой не лезть, второй глаз не жмурить, оптика не что бы смотреть на местность, она для корректировки выстрела. Буду пялится только через узкое стекло — вообще никогда цель не замечу.

Дыхание ровное, палец расслабить, плавно, мягко...

Мелькнуло фиолетовое кимоно. Чуть сдвинуть ствол. Поймать оптикой вынырнувшую на миг из ниоткуда наставницу.

Выстрел.

Мимо, разумеется.

Дёрнувшись влево, все равно поймал пулю.

Это выводит из себя.

Стоп. Акира, ты идиот. Конченый. Клинический. Неоперабельный.

Ты вообще куда смотришь, мать твою? Тебя не удивляет, что девушка в фиолетовом кимоно на ровной, зеленой траве с минимальными возвышениями-низинами просто не видна?

Это уже магия, блин.

Ещё раз. Сосредоточится. Как можно уйти из поля зрения на равнине?

Она знает где я, это факт. Спрятался тут без камуфляжа нельзя, это тоже факт. Но она это успешно делает.

Значит, прячется не она, а туплю я.

Мертвые зоны для зрения? Вряд ли. Слишком грубо. Сейчас всего шесть вечера, теней просто не хватит. Значит чистая психология. Рассеивающееся внимание, потеря концентрации.

Значит нужно достать голову из задницы и начать не смотреть, а вычислять цель.

Первое. Поменять позицию, эта засвечена. Вряд ли это поможет против неё, но...

Рывок вправо, чуть левее, теперь бегом к стене — палюсь, но так хотя бы одна сторона будет перекрыта.

Все, позиция нормально.

Теперь... Полигон мысленно делится на пять расширяющихся секторов отстрела. Тени — от стен, есть пара деревьев.

Что может ускользать у меня из внимания? Периферия, против солнца — слепит... И что-то ещё.

Держать под контролем всю площадку было тяжело — какая-то часть постоянно ускользала, в голову лезли ненужные и отвлекающие мысли... И как на зло, ни одной пули больше не прилетало.

Но это дало свои плоды — в этот раз я заметил наставницу чуть раньше.

Выстрел. Мимо. Согнутся без воздуха.

Сигуре снова исчезла.

Ещё раз.

Держать в голове всю равнину, но не концентрироваться ни на чем конкретном.

Мне нужно фиолетовое кимоно. Совершенно чужеродный ландшафту цвет, он не может не быть заметным.

Выстрел. Мимо. Поменять позицию.

Ещё раз.

Выстрел. Мимо. Поменять позицию.

Ещё раз.

Концентрироваться только на цели. Существует только винтовка и цель.

Выдох. Корректировка. Плавно нажать на спусковой крючок.

Выстрел. Мимо. Поменять позицию.

Ещё раз.

— Молодец, Акира-кун, растешь над собой! Сегодня всего 0,5 одеялка. — у меня покраснели даже уши.

Черт. Ну надо же было так облажаться.

В меня уткнулись взгляды всех за ужином.

— Одеялка? — черт, черт.

— Сигуре-сенсей, вы обещали! — я во избежание нахождения девяти грамм свинца в голове я молчу о медведе, а она не вспоминает об этом. По крайней мере при всех

— О, ничего особенного. Просто вчера Акира-кун чертовски облажался в моей постели. — блять. Это был удар ниже пояса.

И ведь она не сказала ни слова лжи. Просто не зная ситуации, это звучало до безумия бессмысленно.

— Акира-кун? — взгляды окружающих стали откровенно шокированными. Кеничи просто побагровел.

Только Фуридзи-сама усмехался. Ну, я в нем и не сомневался.

— Да не спали мы! — вырвалось. Да, меня закопают.

— О да, Акира-кун, ты действительно сделал все возможное, чтобы не дать мне уснуть. — блин. И не придерёшься.

А начать тролить в ответ... Она меня тут же осадит. Черт.

Я вздохнул.

— Обещаю, ученик, однажды я расскажу тебе, что нужно делать с девушками ночью. — не будить, не укрывать одеялом, а тихо всадить пулю в лоб. Я понял, Сигуре-сенсей.

Хотя в тот самый момент, когда я потянулся бы за пистолетом, мне бы прострелили голову.

Так что улыбайся, Акира. В конце концов, укрой я одеялом кого-нибудь на реальной операции...

Черт. Это такой провал, что легкие подколки от наставницы должны вызывать улыбку.

— Буду с нетерпением ждать, Косака-сама. — и взгляд по-преданнее, ага.

А вот на грудь не пялится. Мы же ничего не понимаем.

— Как только сможешь меня ранить, Акира-кун. — значит не в ближайшие десять лет. Минимум.

* * *

До выступления Каори осталось два дня, и она, разумеется волновалась. Впрочем, как оказалось, она чертовски любит латте, а ещё больше — закусывать его ванильным мороженым, так что вопрос снятия стресса решился просто.

— Как продвигаются ваши репетиции? — я на них ни разу не был по понятным причинам, и мне было интересно.

— Хорошо. Арима-кун быстро выучил сонату, сейчас мы отрабатываем синхронное исполнение. — так, понятно. По одиночке играют, вместе лажают. Ну, оно и понятно, не сработавшиеся толком. — Кстати, он просил передать благодарность за идею с радио. Она действительно работает.

Удивительно. У него же все проблемы от психики. Убеждает себя в том, что играет не он?

— Хорошо. Он больше ничего не просил передать? — ну там засунь свой пистолет себе, а жопу, например.

— Нет. Кстати, а как ты его уговорил? — значит, не стал ныть. Уже плюс парню.

— Пообщались. Мне удалось его убедить, что за пианино ему будет гораздо лучше, чем без него. — в общем то, так и было.

Мы помолчали.

— Акира? — на данный момент мы сидели в глубине парка, так как только там получалось спрятаться от жары.

— М? — я, откровенно злоупотребляя пост-тренировочной усталостью, положил голову ей на колени.

Господи, какой кайф. Зеленые деревья вокруг, мягкая трава под ногами, люб... Так, это рановато.

— Если я вдруг... погибну, ты меня забудешь? — рука, до этого мягко поглаживающая меня по голове, слегка дрогнула.

А вот это уже не шутки.

— Као... Ты сама хоть поняла, что спросила? — ни слова в ответ. Только молчаливое ожидание моего ответа.

И тщательно скрываемый страх в глазах. Настолько тщательно, что если бы не её рука на моей голове — даже не обратил бы внимания.

Черт. Мне это совсем, совсем не нравится. Возможно, я параноик, но такие вопросы не возникают из воздуха.

А если и возникают, то люди не напрягаются, будто в ожидании удара. И зрачки не расширяются. И...

Спасибо за начала 'мелкой физиогномистики, которую тебе ещё рано, но займись уже в школе чем-нибудь полезным', Сигуре-сенсей.

Слишком сильная реакция. Совершенно неадекватная обстановке.

А такая реакция требует соответствующего ответа.

— Нет, Каори. Никогда. — и засунь свой сарказм себе в задницу. Если ей важен этот вопрос — значит она получит соответсвенно серьёзный ответ и не важно, что я об этом думаю.

Её спокойствие для меня гораздо важнее чем-то, что я думаю по поводу неуместности и глупости таких вопросов.

Что у неё? Излишний страх смерти? В детстве кто-то умер, и это оставило травму?

— Но сначала я сделаю все, чтобы ты не погибла. — возможно, слишком пафосно... Но черт, она меня пугает. И если доля пафоса что-то изменит... Значит, я буду пафосен, как комиссар из популярной настольной игрушки.

Мне уткнулись в плечо.

— Спасибо. — что это за шёпот, черт побери?!

— Као. Я не буду на тебя давить. Просто... Что, черт побери, происходит? С чего ты вообще взяла, что умрешь? По крайней мере в ближайшие лет сорок?

Молчание в ответ. Очень, очень не нравящееся мне молчание.

— Да не думаю я так! Просто пришло в голову. — уверенный голос, отчаянная, но от того не менее красивая попытка обратить все в шутку...

И все же, как хорошо она играет. Знай я её хоть чуть-чуть хуже, следи я за её мимикой хоть немного менее внимательно... Черт, да не держи я невзначай пальцы на её пульсе, то не понял бы, как её трясёт.

Железный самоконтроль. Даже серые глаза не выражают ничего, кроме привычной теплоты.

Моя ты девочка.

— Насколько все плохо? — молчание.

Понятно.

Тише, Акира. Ты не станешь кричать и матерится, спрашивая, какого хрена ты об этом узнаешь только сейчас. Ты просто ее обнимешь, и не будешь ни жестом, ни словом показывать что-то кроме тёплой поддержки.

Потому что упреки — последнее, что ей сейчас нужно. И потому что когда ты был в заднице, к тебе отнеслись так же.

Осторожно сжал руки вокруг её тела, позволяя уткнутся лицом в шею. Если ей комфортнее не смотреть мне в лицо — пожалуйста.

Какая же она все-таки хрупкая.

Золотые волосы раскинулись по спине, хрупкие плечи судорожно содрогаются, а моя шея становится подозрительно мокрой.

Тише, Акира. Пусть выплачется. Напоить чаем, замотать в одеяло и сидеть рядом всю ночь ты ещё успеешь. Или какие там базовые меры по психологической поддержке?

Мне хватило 'плевать как это выглядит, я тебе доверяю' в самый сложный период жизни, но она — не я.

И, похоже, сегодня тренировку придётся пропустить.

Даже если из-за этого меня выкинут нахер или устроят утроенную тренировку. Состояние Каори мне важнее.

А причина, по которой она реагирует так...

Я это узнаю. Позже.

Сейчас продолжать расспросы — значит нервировать, а возможно и травмировать её ещё сильнее.

Если такой человек, как Као, срывается в слезы уже второй раз... Значит, причина достаточно серьёзна. А то, что она срывается при упоминании смерти и времени... У меня очень, очень плохое предчувствие.

Но это позже.

Сейчас — гладить по спине, прижимать к себе и после этого напоить чаем. Можно и чем покрепче, но в её возрасте и физических кондициях я не рискну определять нужную дозу.

— П.прости. — донеслось снизу.

— Все хорошо. — вот теперь можно погладить и по голове.

Главное — никакой похоти. Это очень легко чувствуется, и тут же вызывает отвращение.

Только поддержка. Только...

Да хватит уже врать самому себе, Акира.

Только любовь.

Ты запал на неё если не при первой встрече, то после того как она вместо того, чтобы начать ссору и наорать на тебя просто доверилась и помогла.

Мы помолчали.

— Где ты живёшь? — проще будет взять такси. Дороже, но она вообще не в том состоянии, чтобы ехать в метро или автобусе.

Она смущенно пробормотала адрес.

С одной стороны, мы можем просидеть тут вместе хоть весь день. С другой, лучше будет завести её домой и уже там поговорить с её родителями. Тем более что выгнать они меня не смогут.

Вызвав такси, я судорожно сжал телефон.

Не представимое в обычной ситуации действие далось удивительно легко.

— Алло, Фуриндзи-сама? Я сего... — меня оторвал голос из трубки.

— Сможешь. У тебя сегодня ночная тренировка, Акира-кун.

Как же кстати. Стоп. Почему я об этом узнаю только сейчас?

— Когда в следующий раз будешь утешать девушку — сразу покупай шоколад.

Звонок сбросили.

Понятно. Даже думать не хочу, как он узнает обо всем в реальном времени.

— Ты не должен... — господи, Каори...

— И должен, и сделаю. Ты для меня значишь гораздо больше пропущенной тренировки. — девушка смутилась.

Тоже мне. Её приравняли к одному занятию, а она считает это комплиментом.

Мы уже вышли из парка, и сели в подъехавшее такси.

И я очень, очень надеюсь что мне не придётся выбивать правду из её родителей.

Пока ехали, Као немного успокоилась. Ну как немного — на лице ни следа произошедшего, быстро поправила макияж (в трясущейся машине!), да и в целом, не видел бы произошедшего — не поверил бы.

Но... Слабо, едва заметно дрожит, пульс ускоренный, взгляд в никуда. Отходником от потраченных нервов если уже не накрыло, то скоро накроет. И лучше бы ей в этот момент спать в своей комнате, выпив если не успокоительного, то просто чего-нибудь горячего.

И ладно если у неё просто фобия или паническая атака — неприятно, не опасно и можно заблокировать, а вот если что-то серьезное...

Нет. Рано судить. Сначала поговорю с её родителями. В конце концов, это в их интересах, я с их дочерью стабильно половину дня провожу.

Машина остановилась, расплатившись, вышел. Ого. В интересном месте она живёт. В кондитерской.

Как я понимаю, второй этаж жилой, а первый под рабочее помещение.

Понятия не имею, как они договаривались с муниципалитетом, но видимо успешно.

Внутри оказалась не просто кондитерская, но совмещённая с кафе — сейчас в ней была занята примерно половина столиков.

Као шла довольно уверено, хоть и слегка покачиваясь. Да, однозначно паническая атака.

Понять бы ещё причины.

Черт, ну пожалуйста, пусть это будет детской травмой или какой-нибудь фобией. Ну или просто паническими атаками, такое тоже бывает.

Когда мы зашли, на встречу выскочил мужчина в поварской одежде.

— Кто гуляет с мое... — 'й дочерью' осталось несказанным.

Посмотрев на уже явно дрожащую Као (на тридцатиградусной жаре!), судорожно сжимающую мою руку, он тут же все понял — даже взгляд изменился.

Весь шуточный настрой пропал так же быстро, как и появился.

— Паническая атака? — вопрос риторический. — Быстро внутрь. — значит, разумный человек.

Подняться на второй этаж, не рассматривая планировку подняться по лестнице за мужчиной.

— Доченька, ты как? — зашли мы, как оказалось, в её комнату.

Разумно — роль гостиной все равно выполняет зал внизу, а нерабочие посещения лучше максимально уменьшить.

— Все хорошо, пап. — мы переглянулись.

Видно, как ей хорошо. Колотит так, что даже кровать дрожит.

— Я принесу успокоительное, ты... — так, все ясно.

— Я посижу с ней. Быстрее. — возможно, обращаться на ты к взрослому человеку не лучшая идея, но сейчас мне как-то плевать.

Он кивнул, уйдя вниз.

— Все. Будет. Хорошо. — нежно поднять пальцем подбородок, заставляя смотреть мне в глаза, тепло, медленно и чётко проговаривая.

Вряд ли она сейчас воспринимает то, что я говорю — роль играет только тон и общая интонация.

Спасибо за обширный практический опыт, сестренка.

Хотя её трясло после клановых мероприятий, на которых она как наследница обязана была присутствовать.

Помнится, после того как она по приказу пристрелила какого-то должника, я с ней ночь сидел.

Какая же у меня все-таки мразотная семейка, если так подумать. Один нормальный человек, и ту кровью повязали.

Так, простые словесные утешения это только часть процесса.

Теперь обнять, старательно игнорируя тот факт, что её лифчик сбился, посильнее, но не делая больно прижать к себе, и ждать, пока её опустит. Больше я тут ничем не помогу.

Дверь открылась, и мужчина вернулся с большой кружкой, от которой шёл пар.

Как ни странно, нам хватило взглядов, чтобы понять друг друга.

Кивок на Каори. Пожать плечами, перевести взгляд на столик у кровати. Кивок, кружка опускается туда.

Вздернутая бровь 'ну как?', мол. Покачать головой — 'все плохо'.

Он вздохнул и вышел, умудрившись взглядом передать сразу два фразы — 'Мне нужно работать' и 'оставляю на тебя'.

Странно, откуда такое доверие?

Постепенно Као начала успокаиваться, и потихоньку начала пить заваренный чай, чуть не пролив половину на кровать — руки все еще тряслись. На меня попало, но обошёлся, закрыв рукавами — после додзе такие мини-ожоги не тянули даже на комариный укус.

В итоге Као просто молча положила голову мне на плечо, постепенно прекращая дрожать.

Все, самый сложный этап пройден. Сейчас навалится опустошение, и лучше бы ей во время такого отката спать.

Мягко расцепив сжавшиеся за моей спиной руки девушки, уложил её в кровать, накрыв одеялом.

Снотворное в чае, видимо, уже начало действовать, так что вскоре дыхание стало ровным, и я вышел из комнаты.

Так, не знаю, какой силы было снотворное, но спать она после такого стресса должна долго. Так что сидеть у постели дело бессмысленное, хоть и приятное.

Но сейчас нужно уже наконец узнать, что с ней творится. Остальное подождёт.

Впрочем, реальность меня обломала. Внизу все так же кипел рабочий день, так что я решил не мешать, и вернулся в комнату.

А ведь мило. Кровать, что для Японии пусть и не нонсенс, но все же. Скрипка и все принадлежности по уходу за ней, ну это понятно.

Огромное количество плюшевых игрушек и просто милых игрушек. Заметка — нужно подарить такую же, только чтобы чем-то выделялась. Будет работать напоминанием.

Дальше... Большое количество белого, розового и золотого в интерьере. Ну, это её любимые цвета, что тут скажешь.

Больше комната ничем не запоминалась. Просто дарила чувство уюта.

Да. Однозначно, комнаты носят на себе отпечатки своих хозяев.

А что тогда сказать про мою?

А ничего. Я там сплю, а не живу. И то, в большинстве случаев, я там лежу в отключке, а не сплю. Вряд ли это можно назвать 'своей комнатой'.

Назвать додзе домом получается легко и непринужденно, да что там — оно так и воспринимается. А вот комната — нет.

Девушка мирно посапывала, укутавшись в одеяло. Удивительно тёплое для этого времени года, к слову. Как бы не перегрелась — ей ещё простуды для полного счастья не хватает. Ладно, тут я уже ничего не сделаю.

Устав рассматривать комнату, я присел на стул около кровати, наблюдая за спящей Као. Выглядела она удивительно мирно и спокойно.

Черт. Я вчера спал часа четыре. А ещё сегодня ночная тренировка, раз уж Фуриндзи-сама вошёл в положение...

Я понял, что сам проваливаюсь в сон, и не стал этому мешать. Закончится рабочий день — разбудят.

* * *

Разбудили меня тычком в плечо.

И вы даже не представляете, чего мне стоило не рванутся назад и выстрелить на опережение или хотя бы не вколотить живой будильник в стену, попутно сломав руку.

Когда тебя тренируют Апачай и Акисаме, подобные рефлексы появляются сами собой.

А когда базу доводит до ума Сигуре, задачки типа 'как прямо отсюда и сейчас уйти от уже летящей в тебя пули' решаются на автомате.

Эти психи мне такими темпами поствьетнамский синдром устроят.

Но, вовремя вспомнив, где я сдержаться получилось. Хотя и со скрипом — рука мужчины была довольно жёстко зафиксирована. Ещё чуть-чуть, и будет двойной открытый перелом.

Спасибо за навыки, Акисама-сенсей.

Я отпустил руку. Извинюсь потом — Каори ещё спит.

Судя по взгляду, мужчина полностью понял, что именно произошло. А точнее что не произошло.

Впрочем, обиженным он не выглядел. Так, лёгкая досада и ещё более мимолетное уважение. И усталость. Вот чего хоть залейся.

Кивок на дверь. Окей, то, чего я и добивался.

Каори все ещё спит, я не удержался, и лёгким, осторожным касанием погладил по голове.

После этого мы вышли из комнаты и спустились вниз. За окном уже было темно, часы показывали одиннадцать ночи, и кафе было закрыто.

Наконец можно говорить нормально, не боясь кому-то помешать.

Мы сели за первый столик — взрослые на диван, я на стул. К слову, сейчас я впервые увидел мать Каори — грустная, уставшая женщина лет тридцати пяти.

Готов поспорить, в своём счастливом состоянии она выглядит на двадцать пять, максимум тридцать. Те же золотые волосы, что и у дочери, да и лицо похоже — от отца у Каори только серые глаза да форма носа.

Да, я действительно обращаю внимание на такие мелочи — Сигуре-сенсей иногда требует восстановить лицо человека по кусочку на фотографии. Искать среди трёх тысяч фото нужное по разрезу глаз, тону кожи и форме носа — то ещё удовольствие. Особенно когда за каждую ошибку ты получаешь лишние сто кругов на пробежке и пулю в живот прямо во время занятия.

Вот уж что умеют мастера, так это мотивировать.

— Значит, ты Акира-кун? — ого. Странно.

— Вы обо мне знаете? — вряд ли по клановым каналам, так что...

— Каори много про тебя рассказывала. — я покраснел.

Подозреваю, что она рассказывала. Или про сон на уроках, или про пьянство. Потому что больше рассказать нечего.

— Не стесняйтесь, молодой человек. Мало кто так серьезно относится к тренировкам в наше время. — я выдохнул от облегчения.

— Это Редзампакту. Ты или отдаёшь все силы и выдерживаешь, или ломаешься. — вряд ли им известно название додзе, все же для этого нужно быть занятым несколько в другой сфере, нежели кондитерская.

— Понимаю. В любом случае, ты сегодня сильно помог Каори. И мы благодарны за это. — они помрачнели.

Но самое главное то не это. Коктейль эмоций — тоска, отчаяние, застарелая боль, горе... И море усталости.

Мне резко перестало нравится то, что я чувствую.

— Полагаю, моя помощь останется востребованной и дальше. — так. Мне надоели эти игры. — Что происходит с Као?

Да, я называю вашу дочь не просто по имени, а по ласковому сокращению и она разрешает. Утри. Эм, смиритесь.

— Акира-кун, мы не можем сказать. — смешная шутка.

— Мне кажется, вы не совсем понимаете ситуацию. — так, я начинаю конкретно слетать с тормозов.

Тише, Акира. Тише.

— И чего же мы не понимаем? — надо же, это до чего они дошли, что в ответ на такую откровенную борзость со стороны молокососа — тихое отчаяние и горечь.

Неправильно ставлю вопрос. До чего дошла Каори, если её родители уже едут с катушек от тоски.

— Позвольте мне объяснить, как я это вижу. В один прекрасный, солнечный день, Као вдруг спрашивает у меня, забуду ли я её, если она умрет. — реакция на последнее слово было такой сильной, что даже дезориентировала на минуту. — Когда я поклялся в том, что никогда, она отхватила паническую атаку, от которой сейчас с трудом отходит. А до этого при упоминании оставшегося времени чуть не разрыдалась. Я уверен, выводы вы сможете сделать и сами, так что просто повторю вопрос. Чем. Болеет. Као?

И это должно быть смертельно или около-смертельно, чтобы вызвать такую реакцию.

И черт возьми, если они сейчас пойдут в отказную, я просто выбью из них эти долбанные сведения.

И если мои опасения оправдаются... А они уже оправдались, если перестать врать самому себе, то у Акисаме появится новая пациентка. Чего бы мне это ни стоило.

Вряд ли дело будет в деньгах, врач такого класса может делать миллиарды в сутки, но если в них — я сочту моё наказание законченным. А если вдруг старый мудак откажется предоставлять нужную сумму — главой клана преждевременно станет Юкине.

И никто мне и слова не скажет, разборки за власть они такие.

Хотя... Фуриндзи-сама скажет. Но Каори важнее.

— Акира-кун... — они, видимо, набирались смелости озвучить диагноз. — Боковой амиотрофический склероз.

Эм? Мне это ни о чем не говорит.

— Сколько стоит лечение? — при желании, оформить старого козла можно хоть завтра, лицом к лицу. После такого меня линчуют, но сестренка посмертную договорённость выполнит.

Как же легко я сам себя приговорил то. И куда делось хваленое подчинение главе клана?

— Его нет. -...

Что?

— Повт...рите. — да даже рак и спид уже лечат, мать вашу. Не бывает такого, что...

— Боковой Амиотрофический Склероз неизлечим. — это будто произнёс труп — лицо мужчины побелело, и он добавил. — Принципиально на современном уровне развития технологий.

Да бред. Быть такого не может. Не-Мо-Же. Херню несут.

Ведь не может, правда?

— Сссколька? — По голове будто ударили молотом. — Осталось? Ей?

Мыслей не было.

— Пять... может шесть месяцев. — даже думать не хочу, чего ему стоило это произнести.

А у меня это просто не уложилось в голове.

Пять месяцев? Сто пятьдесят три дня? Да вы шутите. Вы блять просто шутите.

Кажется, я рассмеялся. Совершенно истерично, как услышишь только в плохих фильмах.

Я хохотал, отчаянно пытаясь понять, почему перед глазами все вдруг помутнело, а в голове крутилась одна и та же мысль, с упрямством дебила пытаясь проникнуть в мозг. 'Не лечится' — кричал потолок. 'Не лечится' — складывался в надпись узор на столе. 'Не...'

А вот хрен вам.

Бесполезны технологии? Медицина?

Так по ней и человек не способен без подготовки пробежать тридцать километров, после этого схлопотать сотрясение, а потом проснутся и пойти тренироваться с чуть побаливающей головой.

Не способны на такое люди. А вот те, кого тренирует гениальный врач — способны.

Потому что нихера не скальпелем он нас с Кеничи держал. И вовсе не темперамент он под 'тем же типом энергии' имел в виду.

Бесполезны технологии? Значит поможет долбаная мистика, которой давят взглядом как бетонной плитой.

А вот как обеспечить применение этой самой мистики по назначению уже вопрос мне.

На что я пойду для того, чтобы это гребаное 'Не лечится' исчезло?

Да на все я пойду.

Потому что она для меня сделала бы то же самое.

— До свидания. — поклон, поймать напоследок недоумевающие взгляды — и на улицу.

Редзампакту ждёт. У меня, в конце концов, есть ещё целых сто пятьдесят три дня.

* * *

Когда я приехал в додзе, ужин уже закончился, и меня встретила у ворот наставница.

Встретила, посмотрела на моё лицо и вздохнула.

— Сегодня отдыхаешь. — что? Нет!

— Косака-сенсей, вы не можете отменить тренировку! — это настолько не в духе Редзампакту, что...

— Ты себя в зеркало видел, Акира-кун? Пульс в два раза выше нормы! Ты не сможешь сконцентрироваться на тренировке даже если я всажу в тебя полный магазин. — неправда.

— Я в норме, Косака-сенсей! Правда! — тело жаждало действий, а душу тихо грызло отчаяние.

— Вот как? — она задумалась на секунду, и убийственно серьезно посмотрела на меня. — На четвёртый полигон. Быстро.

— Хай, сенсей. — меня несло. Такие новости... Черт. Я и правда не очень осознавал, где нахожусь и что делаю. Тело требовало действия просто чтобы не начать крушить все вокруг, выпуская эмоции.

На полигон я, хоть и побежал, пришёл вторым.

На оружейном столе лежали два совершенно одинаковых пистолета.

— Акира-кун. Раз уж ты настолько перевозбужден, будешь драться так. — она взяла пистолет в руки. — И да. Если ты сейчас, после месяца тренировок, сможешь меня ранить — я поговорю с Акисаме о твоей подруге.

Поговорит? О Каори?

Что я там говорил о том, что сделаю все что угодно?

Задача проста и понятна. Ранить цель.

Рука ложится на пистолет, проверяя магазин. Тридцать три выстрела. Тридцать три попытки.

Я накручивал себя, снова и снова вспоминая каждый момент, проведённый с Као.

'Я тебе доверяю, Акира-кун. Неважно, как это выглядит со стороны'.

'Ты не будешь против, если я сыграю?'.

Зубы от натуги скрипнули. Воспоминания улеглись, за пару мгновений пробив болью и отчаянием все моё естество.

Я все ещё слишком хорошо помню лицо Као в момент панической атаки.

Такого. Больше. Не будет.

Магазин занял своё место.

А значит мне нужно ранить Сигуре.

Поле зрения плавно сжалось до наставницы.

И я это сделаю.

Эмоции улеглись, оставив после себя чёткое понимание того, что должно быть сделано.

Потому что...

Руки в стойку, впервые вышедшую почти саму собой. Рывок вперёд.

Я люблю тебя, Каори Миядзоно.

Выстрел.

* * *

Акисаме внимательно следил за поединком, но все равно пропустил момент, когда Сигуре попыталась убить Акиру, а потом стало поздно вмешиваться. Рядом так же расслабился Апачай. Посмотрел на сжатую в комок банку и что-то неразборчиво буркнул, стряхивая разлившееся саке с руки и брюк.

— Как думаешь, сколько продержится? — старый друг спросил, прихлебывая рисовую водку прямо из бутылки.

— Минуту, если Сигуре продолжит поддаваться, секунды три если перестанет. — он кивнул. Тайский царапал горло, но раз уж ему захотелось поговорить — пожалуйста. Нестерпимо хотелось закурить. А почему бы и нет?

Горький дым проник в легкие.

— Почему ты так отрицательно настроен по отношению к пареньку? Ты же способен вылечить его любимую чуть-ли не за неделю. Или даже за день, если приложишь все усилия. — я пожал плечами.

— Ты знаешь мои принципы. — на полигоне прогремел еще один выстрел. — Пятнадцать — десять?

— Уже девять. Мальчик жжет патроны, будто их слишком много. — вздохнув, я все-таки взял предложенную бутылку. — Малое растрачивается с трудом, большое — с легкостью.

И не надоедает ведь ему потом организм чистить.

Фигуры на полигоне сходились и расходились, сталкиваясь в пусть и весьма грубой, но все-таки пародии на бой.

Сигуре откровенно поддавалась, не развивая успех и отказываясь использовать техники Сеи, но даже с такими ограничениями Акира не мог переломить ход боя. В результате парень бесился и впустую жег патроны.

— Нужно было его начать на Сеи гонять. — здоровяк покачал головой.

— Акисаме, ты ведь и сам знаешь, ему еще рано. Для всего лишь месяца занятий его развитие идет весьма не плохими темпами. — именно что 'не плохими'. Совершенно недостаточными для той цели, которую он поставил перед собой. — И что ты будешь делать, когда любящий всем сердцем юноша наложит на себя руки?

— Все настолько серьезно? — он просто кивнул вниз.

Сигуре надоело играть, и следующий выстрел прострелил Акире икру. Не задев никаких важных сосудов, но поставив точку в поединке.

Юноша застыл, будто не обращая внимания на рану. Да нет! Присмотревшись к мелкой моторике стало понятно — действительно не обращает, настолько глубоко уйдя в себя.

Впрочем, той раны — раневой канал глубиной в пару сантиметров, фарша почти нет, зона контузии размером с монету. Пульпу вычистить, рану затампонировать и свободен. Щадит его Сигуре.

Девушка, стараясь не мешать, отошла назад.

Спустя пару секунд парень кинулся вперед, уже не обращая внимания на пулю, прострелившую ногу насквозь. C его лица наконец пропала бессильная злость, и следующий выстрел прошел мимо.

Теперь это начало напоминать бой. Все такой же медленный и откровенно в одни ворота, но уже Акира заставлял Сигуре отступать и даже пару раз чуть не зажал ее в угол. Ни следа радости — ровное дыхание, глаза прикованы к движениям противника, тело движется пусть и с ошибками, но в целом — правильно.

Мы чокнулись бутылками.

— Вот так и ломают собственный предел. — Апачай радостно кивнул.

— Даже первый вздох, который делает младенец приносит боль. Но разве это причина не дышать? — он с пониманием посмотрел на меня. — Как родился ты?

Мы старались не говорить о таких вещах. Первое пробуждение — всегда не то, о чем захочется рассказывать.

— Детская лечебница во Вьетнаме. Триста сорок три ребенка, медленно умиравших от ран и фосфора... — Ожоги четвертой степени от напалма, сепсис у каждого второго, перитонит у первого. И вдобавок — гребаный белый фосфор. Даже сейчас воспоминания заставили содрогнутся. — А ты?

— Рабский рынок в Чантхабури. — после таких разговоров только напиться и остается.

Сколько бы ты не видел, что бы ты не делал, но событие-триггер заставит тебя содрогаться всегда.

Акира тем временем поймал еще три пули, заливая площадку кровью, но все так же ускорялся вслед за Сигуре. Еще чуть-чуть, и придется латать ему еще и порванные связки.

Наконец у обоих осталось последние патроны, и на обратном рывке парень все-таки вырубился, сумев в конце-концов чуть-чуть поцарапать Сигуре щеку.

— Акисаме, мы поговорили о его девчонке. — малышка Сигуре в своем репертуаре.

— Поговорили. Мой ответ — нет. — нейтральный кивок в ответ. Девушка исчезла из восприятия. А мне теперь нужно дотащить пацана до лечебницы так, чтобы он не истек кровью в процессе.

* * *

Когда я пришел в себя — болело все.

'Пуля входит в ногу, безумной болью прокатываясь по телу. Сенсей улыбается, будто спрашивая хватит ли с меня.

Каори.

Рывок вперед.

Ствол уходит чуть левее, промах. Ответка пробивает плечо. Боль почти незаметна.

Каори.'

— Не дергайся, Акира-кун. Может снова открыться кровотечение. — знакомый мужской голос отозвался головной болью.

Оказалось, я лежал в больничной палате — белые и зеленые тона, большая кровать с отключенной капельницей. Тело жутко болело, настолько, что даже просто лежать было почти невыносимо.

Две пули в руки, три в ноги. Прошедшие мимо кости, но даже так, удивительно, что я вообще могу соображать.

— Отдыхай. Ты сдал тест, следующие три недели у тебя перерыв на восстановление. — да плевать мне на тесты!

— Као... Акисама-сенсей. — он вздохнул.

— Со мной поговорила Сигуре. — Акисаме смотрел удивительно неуверенно. Впервые вижу его таким.

В этот раз он не скрывал эмоции — тихая грусть сквозила и в эмоциях, и во взгляде.

— Я смог её ранить. — он кивнул.

— Сломав себя и выйдя за собственные пределы. Я понимаю, Акира-кун. — он отвернулся.

— И вы... — ну же, я же сделал все, что вообще возможно было.

— Нет. — что? Но он ведь...

— Даже вы... не можете помочь? — слова вышли со скрипом. Даже боль в теле померкла.

Акисаме ведь мастер из мастеров. Если бессилен даже он...

Мастер помолчал.

— Напомни мне, сколько человек в мире ежегодно умирает от бокового амиотрофического склероза? — прямой, грустный, усталый взгляд.

— Триста шестьдесят пять тысяч триста. — я уже понял, к чему он ведёт, и мой голос звучал удивительно пусто.

— Сколько в мире мастеров моего класса? — ставший ещё более понимающим взгляд.

Не был сил даже злится. Только внезапно нахлынувшая пустота.

— Может быть десять. — он вздохнул.

— Я не могу помочь, Акира-кун. Если бы я помогал всем вокруг — давно сломался бы или лечил простату Ротшильдам. — черт!

— Я прошу вас, Акисаме-сенсей! Я посторонний? — вот теперь мне было больно. Наверное, так ощущают себя после предательства.

Особенно когда предательства по сути не было. Он имеет полное право отказать в лечении.

— Если бы заболел ты, я бы вылечил. Но она... Нет, Акира-кун. — даже мне было видно, насколько тяжело ему дался этот отказ.

Но что толку?

— Я понял, Коэцудзи-сама. — голова опустилась на подушку.

Не было сил или желания даже смотреть на него. Као...

— Ты поймешь. Рано или поздно... Нельзя спасти всех. — он покачал головой. — Отдыхай. Ты сделал все, что мог.

Дверь захлопнулась, оставляя меня наедине с больничной пустотой.

И почему подушка такая мокрая?

Глава 5, в которой ГГ понимает, что мудак все-таки он.

— Не злись на него, Акира-кун. — в палату тихо вошел Апачай, сев на стул. Как ни странно, тот не сломался от его веса.

Я все так же смотрел в окно. За ним шел дождь.

Не было сил даже позвонить Као, предупредить что я на пару недель передвигаться смогу только на костылях.

В конце концов, даже слышать ее голос было бы мучительно больно. Больнее, чем не слышать.

В первый раз за все время общения я отправил ей тестовое сообщение.

— Зачем вы пришли, Хопачай-сама? — эти люди не сделали мне ничего плохого. Более того, от них я видел только искреннее хорошее отношение.

Не получалось даже разозлится.

— Поговорить с тобой и объяснить причины. Пожалуй, я даже отвечу на твои вопросы. — тайский царапал горло, но теперь говорить на нем было даже приятно.

— Хорошо. Почему он отказался? — Каори заслуживает лечения. Черт побери, даже если откинуть мою влюбленность, она безумно талантливая скрипачка.

— Потому что не мог согласится. — Апачай вздохнул. — Акира-кун, как ты думаешь, сколько хороших людей ежедневно умирает от болезней? Сколько из них заслуживают лечения?

— Много. — мужчина покачал головой.

— Миллионы. Акисаме не сможет спасти и тысячную долю жаждущих, даже если перестанет отходить от хирургического стола больницы. Ведь есть еще миллионы таких больниц, в которых люди умрут просто потому, что им не повезло не попасть к нему на прием. — он вздохнул. — Знаешь, лет десять назад он иногда срывался, и ночью, пьяный, шел в детскую больницу — лечил. Сжигая себя, исцеляя то, что вообще не может быть вылечено простыми врачами. После этого у нас с Сигуре уходили месяцы, чтобы поднять его на ноги. В один момент он почти погиб, Хаято пришлось держать его на голой силе почти неделю, просто чтобы не дать умереть от истощения.

Мужчина разгорячился, зашагал по комнате, активно жестикулируя.

— Тогда он пообещал и себе, и нам, что больше не будет лечить никого, кроме учеников и мастеров додзе. Ты думаешь, отказать тебе для него было просто?

Апачай покачал головой.

— Не суди скоро, Акира-кун. Акисаме просто не может вылечить твою подругу. — я вздохнул.

— Я знаю, Хопачай-сама. — на меня навалилась апатия. — Что это меняет?

Акисаме отказался лечить пожалуй, единственного действительно близкого мне человека. Он может быть бесконечно прав со своей стороны... Это не меняет происходящего.

— Ничего. Но я бы не хотел, чтобы ты думал, что он делает это со зла. Твоей девушке просто не повезло. Такое бывает. — он вздохнул. — Постарайтесь провести оставшееся время с пользой.

Дверь хлопнула. Ненужный разговор.

Я и так не мог винить Акисаме в отказе. Слишком хорошо я понимаю, какого это должно быть — быть способным вылечить кого угодно в мире, но только определенное количество.

Каори в это количество не вошла. Значит, мне остается только...

Стоп.

А кто сказал, что это самое количество только одно?

Должны быть и другие целители. В крайнем случае, у меня тип энергии тот же, вполне может быть, я и сам могу потянуть такое лечение.

Я поднялся, чуть не заорав от боли и тут же рухнул на кровать — инвалидное кресло стояло у стены вовсе не для красоты.

Похоже, запас сил на превозмогания у меня кончился.

Долго полежать мне, впрочем, не дали. В дверь постучались, и подождав пару минут, вошли.

— Ну как ты, Акира-кун? — Као с потекшей под дождем тушью радостно вошла в палату.

Даже специально постаравшись, я не мог найти ни следа плохого самочувствия — выглядит совершенно здорово. — Я узнала, что ты пострадал на тренировке и решила навестить. Прости, что без подарка.

Даже смотреть на нее было больно. Я облажался, причем не имея даже шанса на исправление ситуации.

Нет. Ей и так тяжело. Показывать как мне плохо... Хрен там.

— Привет, Као! Тебе уже легче? — девушка села на кровать.

— Да, спасибо что дотащил до дома. — сидим, улыбки насквозь фальшивые, мнемся как дебилы. Даже посмотреть толком друг на друга не можем.

— Я рад, что ты пришла. — а еще ты умираешь, и умрешь, потому что я не смог убедить врача.

— Ты мой лучший друг. — и единственный, и последний.

Меня потихоньку начало колотить.

— Разве у тебя нет сегодня уроков? — вопрос просто что бы спросить.

— Ты попал в больницу. Какая школа, Акира? — в ее голосе звучала искренняя обида.

— Прости. Я ведь пропустил ваше выступление? — в голове уже сбились даты.

Я вообще с трудом воспринимаю происходящее. Слишком много всего произошло за эти дни.

— Да. — и ведь ни малейшей обиды, хотя это было ее первое выступление перед публикой. — Все было... Отлично.

Девушка запнулась, посмотрев на меня.

Меня начало клонить в сон. Казалось, бой с Сигуре выпил из меня настолько много сил, что даже просто оставаться в сознании было сложно.

— Я ведь вижу, что ты почти заснул. Не мучай себя, поспи. — ну что за ангел.

Ангел, которого я не смог и вряд ли смогу спасти.

Меня взяли за руку.

— Спи. Я посижу рядом, если хочешь. — она ведь понимает, что я чувствую и как я виню себя. Но не говорит об этом, позволяя делать вид, что никакой болезни нет, и ни о чем мы с ее родителями не говорили.

Руку сжала теплая ладонь. Казалось, даже боль от полученных ран стала чуть меньше.

— Спасибо, Као. — сознание начало уноситься вдаль. Куда-то, где нет моральный дилемм, смертельных болезней и ран. — Просто... Спасибо.

От ее грустной улыбки было больно. Но от шепота 'главное — не привязывайся ко мне' — еще больнее.

Но я уже засыпал, и не смог ответить. Тем более, что ответить было нечего.

* * *

Войдите. — в дверь палаты стучали в первый раз за последние сутки. До этого даже еду просовывали под дверью.

— Сиди уже. — мою рефлекторную попытку встать прервал спокойный голос Фуриндзи-сама.

Старик сел на кровать рядом. В этот раз он не ощущался угрозой — просто понимающий, уставший человек.

— Скажи, Акира-кун... Ты нас ненавидишь? — вопрос был неожиданным.

— Конечно нет, Старейшина. Я не видел от вас ничего, кроме добра. — он покачал головой.

— Тогда чего заперся в палате, как сыч? — мне было нечего ответить.

— Потому что мне больно, Старейшина. Самый близкий мне человек умирает, а единственные люди, к которым я мог обратится за помощью в ней отказали. — это больше напоминало исповедь.

— Вот как? То есть ты бедный и несчастный, девчонка твоя ещё беднее и несчастнее, а мы последние мрази, отказывающиеся помочь? — старик вздохнул.

— Нет, вы полностью в своём... — меня оборвали жестом руки.

— Не нужно мне рассказывать про права, мальчик. Тебе всего лишь пятнадцать лет, и ты влюблён. Прости, что придётся сломать твои иллюзии, но ты ученик Редзампакту, и повзрослеть тебе придётся гораздо раньше сверстников. — Фуриндзи-сама... Извиняется?

— Сломать мои иллюзии? — о чем он?

— Ты считаешь, что мы отказались лечить Каори Миядзоно, и обрекли её на смерть. Но дело в том, что ты ни разу не просил о её лечении. — что?

— Но я ведь... — о чем он говорит.

— Ты ни разу не говорил про Каори Миядзоно. Ты просил за свою девушку, за талантливую скрипачку, но ни разу за человека по имени Каори Миядзоно. — он прав, но...

— Акисаме говорил, что лечит только своих... — старейшина грустно улыбнулся.

— И ты решил, что его правила настолько грубы и тупы, что ты сможешь ими воспользоваться? Акира-кун, Акисаме не лечит не потому, что не хочет, а потому что не сможет удержатся и сгорит, если снова начнёт. Но дело не в этом. Ты горяч, и стремишься обвинять всех вокруг, но даже не подумал о том, что виноват ты сам. — я виноват? Что?

— Но в чем, Фуриндзи-сама? — у меня такое чувство, что он давно сошёл с ума.

— Скажи, тебе нужна живая Каори Миядзоно, или она рядом с тобой? — да что тут думать?

— Живая, старейшина! — он вздохнул.

— Не торопись, а подумай. После лечения она вполне может полюбить другого парня или уехать в другой город. Она может предать тебя, вольно или не подумав. Нужна ли тебе такая Каори Миядзоно? — старик говорил даже не смотря на меня.

Я задумался.

От одной мысли о том, что Као будет спать с кем-то другим становилось почти физически плохо. Но умереть...

— Да, Старейшина. Я хочу быть с ней рядом. Просыпаться по утрам, возможно — женится и растить детей. Что в этом плохого? В чем моя вина в желании спасти любимую женщину? — Хаято ухмыльнулся.

— Как ты заговорил, Акира-кун. 'Любимую женщину'. А она об этом знает? Или вы просто друзья? — старик знал, куда бить.

— Пока что друз... — он рассмеялся.

— И ради неё ты без тени сомнений был готов убить собственного отца. Мальчик, я понимаю, что ты влюблён, но точно так же ты можешь влюбится хоть завтра в девушку, лучше играющую на скрипке, с лучшей внешностью или просто тебе внезапно перестанут нравится блондинки. И что, Акисаме лечить ещё и её? А потом и следующую? — да не будет следующих!

— Фуриндзи-сама! Я хочу спасти Каори не потому, что хочу спать с ней! — даже слышать такое про Каори было... Противно.

— То есть ты готов отказаться от неё, позволить занять своё место другому мужчине и уйти в сторону, если это сделает её счастливее? Не торопись, подумай. — я вздохнул.

Препарировать собственные чувства было страшно. Но...

— Нет. Не вынес бы. — старик улыбнулся.

— То есть для тебя живая Каори и любящая тебя Каори равноценны. И просил ты не спасти ей жизнь, а помочь тебе сохранить её рядом с собой. — Фуриндзи-сама покачал головой. — Ни один мастер додзе не будет помогать тебе удержать девушку. А знаешь почему?

Вопрос риторический.

— Потому что когда ты спасаешь не человека, а свою девушку, ты отказываешь ему в свободе. Если ты лечишь свою девушку, ты ожидаешь, что после этого она останется с тобой и будет делать по утрам минет. Если ты спасаешь друга, ты ожидаешь от него преданности. Такое спасение — не то, чем будет заниматься Акисаме или я.

Нет! Но...

Я пытался найти аргументы против и не находил.

— Но ведь она умрет. Умрет, черт побери! — улыбка на лице старика стала ещё больше.

— Акира-кун, каждый здесь прошел через минимум три войны. Я видел места, где за неделю гибли сотни тысяч человек. Сигуре с раннего детства выживала в войне всех со всеми, Акисаме... Это отдельная история. Почему ты считаешь, что одна смерть одной девчушки нас чем-то впечатлит? — смерть десятков — трагедия, смерть миллионов — статистика?

Когда это касалось Као безупречная рациональность этого метода сбивалась.

— Потому что... Я не хочу, что бы она умирала. Что в этом плохого, Фуриндзи-сама? — он усмехнулся.

— А что ты вообще знаешь о смерти? — странный вопрос.

— Смерть — это полное прекращение жиз... — старик снова оборвал меня.

— Нет, Акира-кун. Я верю, что ты примерно знаешь медицинское значение термина. Мне интересно другое — понимаешь ли ты разницу между 'бросила девушка' и 'умерла девушка'? — да что за хрень он несет?

— Фуриндзи-сама... — взгляд будто пригвоздил меня к полу. Понятно, он считает, что я ошибаюсь.

— Чем отличается умершая Каори Миядзоно от бросившей тебя и ухавшей в другую страну навсегда? — да понятно что...

'Прости, Акира-кун, но я люблю Косея. Мы ведь можем остаться друзьями?'

А ведь... разницы для меня и нет. Я мудак. Я гребаный мудак.

— Сколько вы знакомы? Месяц? Два? — старик покачал головой. — Первая любовь всегда ярка и коротка, и мне жаль, что придется лишить тебя радости испытать ее. Но... Вечная любовь живет три месяца. — я вздохнул. — Акира-кун. Ваша любовь может и скорее всего исчезнет через пару лет. Взаимные долги сотрутся, вероятнее всего вы забудете друг о друге и взаимных жертвах. Но если она умрет — не будет больше ничего. Ни хорошего, ни плохого. Вместе со смертью исчезает все, что касалось человека. — высказывая это старик с легкой грустью смотрел на меня. — Вот в чем разница между 'расстались' и 'умерла'.

Этот разговор рушил все мои понятия о хорошем и плохом. Это было как... Лишится опоры в океане.

— Неужели это повод обрекать хорошего человека на смерть, если его можно спасти? — получился шепот.

— Конечно нет, Акира-кун. Спасать можно и нужно. Но не потому что ты его любишь, не за красивую мордашку или услуги — а потому, что он может быть спасен. В ином случае ты спасешь не человека, а его проекцию. — я вздохнул.

— Я просто не хочу, чтобы Као умирала. — он кивнул.

— Вот мы и пришли к тому, с чего начали. А почему ты не хочешь, чтобы она умирала? — старик будто издевался.

— Потому что... — я люблю её? Для него это не аргумент. Она слишком многое для меня сделала? Спасение как ответная услуга — не спасение. — Она заслуживает жизни. Её можно спасти.

— Ты это решил, Акира-кун? Что она достойна? — я вздохнул.

— Да, Фуриндзи-сама. Я. — он улыбнулся.

— Так спасай, мальчик. Своими силами. Чего ждёшь? — пожалуй, впервые за весь разговор я смог уловить его эмоции.

Гордость за то, что ученик что-то понял.

— Я не знаю как. — он только улыбнулся. — Я прошу научить меня, Фуриндзи-сама.

Эта фраза скоро станет традицией.

— Научу, Акира-кун. Но сначала напомни мне, кого именно ты спасаешь?

— Человека по имени Каори Миядзоно. — я кивнул. Слова старейшины начали приобретать смысл. — Не ожидая награды и не ограничивая её свободу после лечения.

— Молодец, Акира-кун. — он бросил на стол папку, которая до этого лежала в барсетке. — Тут все, что тебе нужно знать про БАС. Вызубри до зубов.

У дверей он повернулся.

— Я не надеюсь, что ты сразу примешь все, что я тебе сейчас сказал. Для этого тебе все-таки нужно повзрослеть. Но просто постарайся понять, что жизнь и смерть это вопрос куда более важный и сложный чем любовь или взаимоотношения. Если ты будешь руководствоваться ими, решая кого спасать — не спасешь никого и сам погибнешь. — с грустной улыбкой старик вышел.

Дверь хлопнула, оставляя меня наедине с тишиной палаты и разбитым мировосприятием.

Мне действительно есть, о чем подумать.

— Зачем вы делаете из парня врача, Хаято-сан? — молодой мужчина, как оказалось, все это время сидел на верху лестницы.

— Это лучше, чем быть убийцей или якудза, Акисаме. — собеседник вздохнул.

— Не был бы так уверен. И разве это причина рушить парню первую любовь? Вы же её почти растоптали. — старик только ухмыльнулся.

— У пациента нет пола. Если он это не поймёт — перегорит. — Акисаме молча кивнул.

* * *

Кажется, теперь я знаю, что такое отчаяние.

Отчаяние — это читать описание болезни, которой просто не может существовать.

Причины возникновения — неизвестны. Смертность — стопроцентная. Гребаное бактериологическое оружие, а не болезнь.

За всю историю всего два случая излечения, и в тех прогрессирование болезни просто затормозили. И почему я так уверен, что оба случая — гениальный музыкант и не менее гениальный ученый — случились не сами по себе?

Ставлю сто к одному, что там поработали коллеги Акисаме. Тем более что не могло такое случится просто так — описание болезни говорит само за себя.

Медленная деградация центральной нервной системы. То есть поражены оба мозга, что спинной, что главной. Такое не вылечить. Никак.

У больного просто перестают работать и постепенно умирают моторные нейроны — то, что отвечает за координацию и вообще деятельность мышц.

Итог? Медленная парализация сначала конечностей, а потом и дыхательной системы.

Принцип работы неизвестен, причины возникновения неизвестны, вообще нихрена неизвестно кроме того, что эта хрень убивает примерно трех человек из ста тысяч.

Сопровождается тяжелейшими депрессиями, зачастую преодолеваемыми только медикаментозным путем.

Ох, удивительно, сука.

То есть Каори умирает, постепенно переставая чувствовать руки и ноги, понимая что в один момент не сможет даже дышать и и ее прикуют к аппарату, вкачивающий воздух в легкие.

И она только иногда срывается в панические атаки. Да вашу ж мать, какой силы характер нужен, чтобы так спокойно реагировать на приближающуюся с каждой секундой смерть?

В целом, папка оставляла после себя опустошение.

Я не представляю, как это лечить. Даже близко. Тут бесполезен скальпель, работает только один наркотик, и то не совсем доказана его эффективность.

Кроме краткого описания болезни, в папке были подробнейшие картинки и описания понедельного прогрессирования болезни.

Все написано вполне доступным языком, со списком расшифрованных терминов, приложеным к бумагам.

По всему получалось, что примерно через неделю-две у Као начнутся первые обмороки, а до первого отказа ног остался от силы месяца полтора.

Самое отвратительное то, что деградация нейронов идет все быстрее, и если от обмороков до первых признаков начавшейся парализации пройдет месяца два, то от парализации ног до полной — от силы две недели.

Пять месяцев — это очень, очень оптимистичный взгляд, так как обычно БАСом болеют взрослые люди, с прилагающимися ресурсами организма.

Кулак врезался в стену, отзываясь болью в пробитом плече.

В палату постучались.

— Да, входите. — Акисаме вошел, чуть виновато смотря на меня.

Похоже, этот инцидент еще долго будет стоять между нами.

— Ну как ты, Акира-кун? — черт. Бесит.

— Акисаме-сама, все в порядке. Я не виню вас за отказ. — он вздохнул.

— Винишь. И имеешь право. Ладно, сейчас это не важно. Ты папку изучил? — глупый вопрос.

— Выучил наизусть все этапы. — они сами цеплялись за память, прекрасно визуализируясь.

Никогда бы не хотел учить процесс развития болезни по любимой девушке.

— И что ты понял? — ему что, доставляет удовольствие заставлять меня говорить это вслух?

— Это неизлечимо для простой медицины. — он кивнул.

— Именно. Даже от меня полное излечение потребует всех сил и в итоге получится не меньше сорока операций, тридцать семь из которых — на главной и спинной мозг. Просто чтобы дать тебе примерное понимание того, что нужно делать, уйдут годы, так как даже минимального медицинского образования ты не получал. А всего у тебя есть около трех месяцев. — Акисаме вздохнул. — Научить тебя лечить боковой амиотрофический склероз я не могу. И Хаяте не может. Это невозможно за такой промежуток времени.

Несмотря на все, что он говорил, мастер вовсе не выглядел отчаявшимся. Нет, он грустнел, но при этом никакой безнадежности в голосе не было.

— Но? — вряд ли он сказал все это просто чтобы сделать мне больно.

— Есть еще один способ лечения. Очень грубый, предельно тяжелый для врача и откровенно варварский, но есть. — мастер будто мялся, всеми силами оттягивая тот момент, когда придется сказать суть. — Что ты знаешь о внутренней энергии?

То, что всегда считал это мифом и пережитком легенд. По крайней мере до первой встречи с Фуриндзи-сама.

— Ничего, Акисаме-сама. — он кивнул.

— Я так и думал. Говоря откровенно, в ближайшие лет пять ты вообще не должен был никак контактировать с этой частью боевых искусств, и только потом начать постепенно осваивать техники Сеи... Но как вышло, так вышло. Я не буду грузить тебя теорией — в нашем случае она бесполезна. Ки, она же жизненная энергия, это среднее от сил твоего тела и духа. Грубо говоря, чем сильнее твое тело и чем больше ты способен из него выжать, тем больше у тебя ки. — мастер начал рассказывать, а я конспектировал в заметки.

Как оказалось, теорией он действительно грузить не стал, регулярно обрывая себя, когда начинал слишком уж увлекаться рассказом.

В целом, все было просто. Тело — природный механизм, который можно и нужно использовать по разному. С помощью воли можно было управлять энергией, выделяемой телом. Например, лечить. Или ускорятся. Или рушить стены.

ПО словам Акисаме он может без особых усилий разнести небольшой дом, а пределов сил Старейшины не знает, наверное, даже он сам.

— Я не буду тебя обманывать, Акира-кун. То, что в данном случае мы называем лечением, таковым не является. Твоя задача — стать условно живым генератором жизненной энергии и вливать ее в свою девчонку, пока этого не хватит, чтобы компенсировать деградацию нейронов. Когда количество накопленной в пораженных частях тела энергии перевалит за критический порог — процесс деградации, скорее всего, остановится. Впрочем, когда лечили Хокинга, это случилось слишком поздно — у него уже работал только один глаз. — значит, моя теория верна.

— Как это делать, Акисаме-сама? — он вздохнул.

— Завести свое тело на максимум, и заставить органы работать в сверхфорсированном режиме. Собственной энергии у тебя с трудом хватает на обеспечение собственной жизнедеятельности, так что скорее всего это угробит тебе организм. Ресурс работы у тела не бесконечен. — нашел, чем пугать.

— И как этого добиться? — Акисаме вздохнул.

— Эмоционально ты себя и сам заведешь, так что жесткие стимуляторы, которые еще сильнее ударят по организму. — он покачал головой. — Акира, шансы на то, что ты выдержишь хотя бы месяц такого лечения минимальны. И я даже не могу дать гарантии, что это поможет и твоя девчонка выживет. — черт, он ведь действительно меня отговаривает! Да что там, он уже искреннее записал меня в мертвецы.

— Когда начнем учится? — он только вздохнул.

Кажется, я даже услышал бормотание 'влюбленный идиот'.

— Прямо сейчас. Учится будешь на моей ки, свою тебе еще поберечь нужно. — он положил на стол чемоданчик. — Я вколю тебе стимулятор, имитирующий эффект того, что будет на лечебных сеансах. Лучше сразу учится в реальных условиях. — вот черт.

Ладно. В конце концов, Као заслужила свое лечение. Даже если забыть про то, что я ее люблю, заслужила.

В вену вонзилась игла, прокатываясь холодной жидкостью по руке.

В голову будто ударили молотом — стало жарко, но при этом холодно. Меня заколотило, стало тяжело дышать, а думать — и того сложнее.

А потом до моего лба дотронулся Акисаме, и я чуть не потерял сознание.

Огромный вал теплой энергии, тут же сократившийся до тоненького ручейка. Чужая энергия скользила сквозь меня, легко блокируя последствия от введенного стимулятора, ослабляя головную боль, чища кровь и успокаивая надпочечники, неадекватно отреагировавшие на использованный состав.

— Понял, как это должно выглядеть? — поток распался на части, не будучи контролируемым чужой волей, и на меня снова навалились все последствия имитации стимулятора.

— Да.да, Акисаме-сама. — даже просто шевелить губами было тяжело.

— В реальной операции примерно столько энергии тебе бы дал стимулятор, и ускорил собственную выработку. Это только грубое подобие, но постарайся привыкнуть к хотя бы такому влиянию на организм. Сейчас я передам тебе немного ки, сконцентрируй ее в кукле. — как оказалось, в чемоданчике вместе со шприцом лежала маленькая, десятисантиметровая кукла, обшитая чем-то похожим на человеческую кожу. — Это специальный тренажер.

Да понятно, Акисаме.

В голову снова впрыснули порцию энергии, тут же перестав ее контролировать.

Даже просто удерживать ее вместе стоило титанических усилий — это не было похоже ни на что, что я чувствовал раньше. Никакой визуализации — пытаться держать что-то, не имеющее ни цвета, ни формы, при этом находящееся в голове.

И при всем этом, псевдо-стимулятор, будто только усилил свое действие, накатывая мигренью и судорогами.

Только с тридцатой или около того попытки я все-таки выпнул энергию в куклу. Она, что характерно, тут же рассеялась.

— Еще раз. Сосредоточься. — в меня снова влили немного ки.

Как же больно. Каори.

Я делаю это ради нее. Не потому что рассчитываю на благодарность. Потому что она, черт возьми, заслуживает прожить много лет. Заслуживает гораздо больше огромного количества здоровых людей.

Сжать переданное ки, потихоньку перетащить в руку — влить в куклу.

Расселось, и большая часть даже не добралась до кисти.

— Еще раз. — снова немного ки в голове. Снова попытки вытащить ее в куклу.

Као-ри. Као-ри. Лицо будто сияло перед закрытыми глазами. Казалось, я могу представить каждую черточку.

Тяжело даже просто дышать.

Капля по капле, но постепенно в кукле оказалось чуть больше половины данной энергии.

— Еще раз. — уже нет мыслей.

Ощутить снова и снова вливаемую ки, бережно пронести ее через себя и влить в десянтисантриметровый кусок материи.

— Еще раз. — глаза закрыты, дыхание не чаще раза в секунду.

У меня есть то, о чем не могут мечтать миллиарды — реальная возможность спасти близкого человека. А значит... Еще раз.

Голова взрывается болью. Акисаме специально вливает предельно далеко от рук и не дает прислонится лбом к кукле, заставляя протаскивать драгоценные капли ки через все тело.

Тяжело. Тело, не приспособленное, не развитое достаточно для таких нагрузок и целей, стонет от боли. Но... Это не волнует даже меня самого. А значит...

— Еще раз.

* * *

Прошла неделя. Все это время я почти не выходил из палаты — двигаться было чертовски больно, к тому же практиковаться со своей ки я старался каждую свободную секунду. В этом не было ничего даже отдаленно приятного — тело будто рассыпалось на части даже после простого прикосновения к неприкосновенным запасам жизненной силы, отдаваясь жутчайшей болью и усталостью. И ведь я еще даже не начал лечить — просто передвигал энергию внутри тела. Као приходила каждый день на пару часов и, наверное, это было единственной причиной, из-за которой я еще не бросил эту затею.

В остальном же дни сплавились в сплошную монотонную череду, наполненную тренировками и болью.

Впрочем, это дало результат — уже спустя пару дней я научился переносить ки через организм, теряя не больше сотой части, а сейчас довольно уверенно гонял энергию по кукле, хотя это и требовало безумного напряжения.

В любом случае, вчера Акисаме решил, что я готов достаточно, чтобы начать работать батарейкой, и Каори официально перевели на лечение в больницу Коэцудзи.

Больница, к слову, считается одной из лучших в Японии и мире, так что никаких возражений со стороны ее лечащего врача или родителей не последовало. Точнее, последовали, но сугубо положительные. А после того, как они все-таки выяснили мою фамилию, исчезли и они.

Мне же предстоял тяжелый разговор с Као. Хотя... Полагаю, он будет гораздо проще, чем я опасаюсь. С ней вообще всегда легко.

-Као... Если я скажу, что БАС все-таки излечим, как ты отреагируешь? — да, не лучший способ начать диалог, но ничего лучше в голову так и не пришло.

— Я скажу, что ты очень зло шутишь, Акира-кун. — а в голосе боль, хотя и не следа на лице.

— Я бы не стал над этим шутить. — она кивнула.

— Не стал бы. Но мог бы принять желаемое за действительное. — Као вздохнула. — Не думай, что я не понимаю, кому обязана лучшей лечебницей Японии, но... Ты уверен, что это стоит тех денег? Я имею в виду, я все равно умру, так что... — рука произвольно врезалась в стену.

— Не смей так говорить. Као, ты гораздо дороже любых денег, тем более что это подарок от наставника. — пришла моя очередь вздыхать. — Ты ведь знаешь, что в истории было два человека, у которых прогрессирование БАС остановилось?

Она кивнула. Черт, она ведь даже запретила себе надеяться.

— Этого эффекта добились с помощью... Нетрадиционной врачебной деятельности. И это можно повторить. — я вздохнул.

— Акира-кун... Пожалуйста, не нужно. Шарлатаны бывают очень убедительными, но они просто пользуются отчаянием жертв, высасывая деньги. — что?

Акисаме — шарлатан? От одной мысли об этом становилось смешно.

Хотя для Као все выглядит так, будто бы я повелся на эмбрионы баранов, которые обязательно вылечат все на свете.

— Као, если ты считаешь шарлатаном лучшего врача Японии... — черт. Ладно. — Не важно. Ты мне доверяешь?

Грязно, очень грязно играю.

— Да, Акира. — даже не 'кун'? Приятно.

— Я... Могу тебя вылечить. — я выставил в защитном жесте руку. — Можешь не верить, я не могу просить об этом. Но если ты мне доверяешь, пожалуйста — дай хотя бы попробовать.

Девушка задумалась.

Еще бы. Для нее это значит пусть и гипотетически, но допустить возможность своего выживания. А это больно и страшно, и боязнь разочароваться может оказаться сильнее остального.

— Хорошо. Я верю тебе, Акира. Если тебе от этого станет легче... — было видно, что она уже жалеет о том, что я вообще узнал про ее болезнь.

— Тогда дай мне час на подготовку. Встретимся у третьего процедурного. — Акисаме выделил для меня отдельный кабинет, в отдельной комнате которого сейчас лежит месячный запас стимуляторов, распределенный посуточно.

Колоть самому себе препараты — то еще удовольствие, но иного выхода не было. Без стимулятора того количества ки, которое выделяет тело, хватает ровно на обеспечение жизнедеятельности, и ни крупицей больше. Сбрызнуть чуток жидкости, выпуская из шприца воздух. Игла медленно вошла в руку, прокатываясь холодной волной. Хорошо хоть ставить саму себе уколы Акисаме научил.

Это было как взрыв бомбы — сердце забилось как сумасшедшее, дышать тут же стало тяжело, а меня заколотило. В целом, эффект был действительно похож на тренировочный.

Собрав все выделившееся ки в одну небольшую порцию, я вошел в кабинет.

Као уже лежала на кушетке.

— Гм. Прости, но кофту придется снять — мне нужен контакт со спиной. — любая другая девушка бы уже сочла это бездарной и жестокой попыткой подката, но Као, вздохнув, подчинилась.

Вот оно, доверие. Неважно, как глупо или двусмысленно это смотрится — она готова пойти на это, если я скажу, что это необходимо. Впрочем, я поступлю относительно ее просьб точно так же. Као сняла кофту через голову, в одном белом лифчике улегшись на кушетку.

Дыхание перехватило, и уже не из-за стимулятора.

Сосредоточься, Акира. Ты не ее парень, ты врач. А значит она, пока лежит в больнице, ничем не отличается от любого другого человека.

Я положил одну руку на ее затылок, другую на центр спины, и мягко вдавил ки. Послышался странный вдох.

Пункт первый. Анализ.

Я уже примерно представлял себе, что я почувствую — фотографии и описания из папки не оставляли иллюзий, но в жизни все оказалось еще хуже. Часть ее спинного мозга банально не ощущалась — уже была мертва. С главным все не настолько плохо, но даже там ки периодически натыкалось на мертвые нейроны. А что еще хуже — сама область вокруг была практически лишена энергии. Неудивительно, что нейроны дохнут — там ки нет вообще. По какой-то причине оно перестало поступать и вырабатываться в пораженных местах.

Напрягшись, заставил ки впитаться в пораженную область. Сверкнула легкая искорка — и все. На фоне огромных поврежденных участков тот, в который я влил немного жизни, был почти незаметен.

Зато теперь я понял принцип. Действительно, тяжело, грубо и просто — работать батарейкой-генератором, и надеяться, что я волью достаточно, чтобы уравновесить процесс деградации прежде, чем сожгу организм.

Со вздохом заставил еще немного ки скопится в пальцах, тут же влив чуть левее. Это действительно тяжело — отрывать от тела такие нужные ему частицы. Тем более что с головной болью и головокружением сконцентрироваться на процессе еще сложнее.

Спустя примерно полчаса от начала сеанса, когда с меня стекло пять потов, раздался слабый стон. Очень странный стон.

— Тебе не больно? — вроде бы не должно быть, но, а вдруг. Я открыл глаза.

Каори слегка покраснела, на коже выступил пот.

— Н.нет. Все хорошо, Акира-кун. — откуда это смущение? Я же вижу только спину.

Стоп. Я идиот.

Вливаемое ки вдобавок ко всему мягко стимулирует организм, заставляя его выделять кучу очень специфичных гормонов. И если Акисаме во время тренировок убрал этот эффект, то я так не умею, и Као должна быть буквально залита эндорфинами и прочими совершенно не соответствующими ситуации гормонами.

— Прости, это побочный эффект. Сможешь потерпеть? — лишь бы не отвлекала, я уже устал настолько, что с трудом мог сидеть на стуле.

— Конечно! — плавающая улыбка на губах, судорожное дыхание, учащенное сердцебиение. Готов поспорить, зрачки расширились во все глаза. Мне еще только до оргазма ее довести не хватало.

Нужно уточнить у Акисаме, как ослабить этот эффект. Ситуация и так смущающая, а это делает все только хуже. Не говоря уже о том, что я чувствую себя как какой-то полу насильник.

Ладно, это не причина прерываться. От этого ее жизнь зависит, в конце концов. Тем более что стимулятор все-таки выжал из моего тела еще одну порцию энергии.

Вздохнуть, оторвать от себя немного жизненной энергии, влить чуть левее от прошлых участков, идя по дальнему контуру поврежденного спинного мозга. Повторить.

И снова повторить.

* * *

Спустя полтора часа организм окончательно отказался выдавать энергию, и сеанс пришлось вынуждено закончить. Сказать, что меня шатало — не сказать ничего. Тело почти буквально угрожало рассыпаться на запчасти, такого не было даже после тренировок с Акисаме. И впереди еще как минимум два месяца, а судя по повреждениям — все три. И это если деградация нейронов не ускорится. Ладно. Я выдержу... И никаких 'сдохну, пытаясь'. Тут или выживем мы оба, или никто — других возможностей БАС не оставляет.

Я хотя бы могу что-то сделать. Молча наблюдать было бы куда тяжелее, и это загнало бы меня в петлю куда быстрее и болезненнее. Так что радуйся и благодари судьбу, которая привела в додзе, Акира.

— Мммм... Это все? — слегка разочарованный голос раздался с кушетки. Для стороннего наблюдателя это звучало бы откровенно пошло, особенно с учетом испытываемых ей ощущений, но мне просто было больно это слышать.

Она ведь даже не понимает, что я делаю это не специально. Каждый недолеченный сейчас нейрон сокращает ее жизнь, причем совершенно буквально.

— Прости, Као, но на сегодня, похоже, все. — больше я из себя не выжму. Как ни пытайся, не получается.

Стимулятор уже заканчивал работу, и по словам Акисаме, ближайшие часа три мне лучше с кровати не вставать — жесточайшие отходняки в виде слабости, озноба, болей в частях тела, активно терявших ки и самое противное, сильнейших мигренях. И снимать его медикаментозно он мне запретил до тех пор, пока сам не подберет анальгетик. Аптечное средство, смешавшись с ки стимулятором может дать неизвестный, но гарантированно негативный результат.

— А... Спасибо. — девушка, итак совершенно багровая, вздохнула и посмотрела на меня. — Не мог бы ты отвернутся?

Я, слегка смутившись, закрыл глаза, бросив ей взятое со столика полотенце — девушка была насквозь мокрой от пота.

Спустя пару секунд Као разрешила мне открыть глаза. Что характерно, никаких сомнений в том, что я их действительно закрыл и не подсматриваю, у нее не было. Да. Это уже не доверие — это полная уверенность в человеке. Приятно.

— Знаешь, я никогда не курила, но сейчас захотелось. — еще бы. У нее и так с легкими, как и вообще со всем, проблема, а начнет курить...

Хотя, там ведь не в легких дело. Максимум — помешает аппарату обеспечения дыхания, но на нем и живут то месяца три-четыре.

— Као, ты ведь не в курсе всех этих шуток про сигарету после секса? — неожиданно захотелось ее подколоть. Почему бы и нет? Положительные эмоции, опять же.

Девушка усмехнулась.

Мы сидели в единственном на весь кабинет кресле, которое оказалось как раз настолько широким, чтобы мы вдвоем поместились.

— Не знаю, что ты делал и как воспринимается реальный секс, но мне кажется что хороший секс ощущается именно так. — мы покраснели. Все-таки такие шутки на грани фола... Хотя. подозреваю, что так оно и есть. Все-таки химия процесса одинакова.

Но шутки шутками, а я уже чувствовал, как приближается отходняк.

— Прости, я не очень хорошо себя чувствую. — девушка дернулась. О да, ее мало того что волнует мое попадание в больницу, так еще она может по аналогии отговорок начать подозревать, что у меня все серьезнее тренировочных травм.

— С тобой точно все в порядке? — это еще не ложь, но уже опасно близко к границе.

— Да, Као. Все в полном порядке, мне нужно просто немного поспать. — еще неделю, может две, эффект от лечения получится скрывать. А там... Там посмотрим.

Девушка задумалась.

— Просто... Я волнуюсь. — и даже нет требования пообещать, что это правда, хотя в такой ситуации она сама врала, и понимает, что я поступил бы так же.

— Не беспокойся, Као. Просто лечись и наслаждайся жизнью. — а я обеспечу эту возможность. Разумеется, я не скажу это вслух — у нее нет и никогда не будет передо мной никаких обязательств.

Я делаю это не за какую-то услугу или денежную сумму, в конце концов.

— Хорошо. Если ты так уверен... — она помотала головой, будто пытаясь успокоить мысли.

Встав, мы пошли в палату. Уже подрагивали ноги, хотя это и получилось прятать.

— До завтра? — может до послезавтра? Черт. Нет.

— До завтра! — и плевать, насколько тяжело мне будет завтра банально встать.

Это того стоит.

* * *

С того сеанса прошла пара дней, и у меня устоялся режим — сплю всю ночь и первую половину дня, потом, сколько выдержу, лесу Као, обедаю и снова вырубаюсь. Сеансы тянули просто безумное количество сил, и даже еды и сна не совсем хватало на восстановление. Пока что ещё нормально, но скоро станет оказывать реальный эффект.

Как оказалось, меня разбудил стук. Обычный дверной стук.

Хотя даже его хватило, чтобы я дернулся, чуть не заорав от боли в пробитых пулями конечностях и с трудом удержал себя от переката.

Тренировки Сигуре — не та вещь, о которой можно забыть.

Дверь тихо открылась, и в дверь спокойно вошла Юкио. Даже нет, не спокойно — степенно, элегантно и крайне манерно.

Впрочем, как только дверь закрылась — вся манерность полетела к чертям, и я обнаружил себя в крепких объятиях.

— Ну как ты, братишка? — радостный блеск очков умилял.

Сколько я не пытался перевести ее на линзы — бесполезно. Нравилось ей в них ходить, что тут сказать.

— Нормально, Юкио. Ты то как? — подозреваю, с моим уходом давление на нее только выросло.

У нас вообще странные отношения — мы не звоним и не пишем друг другу. Это просто не нужно. Мы и так знаем, что если вдруг будет сложная ситуация нам есть, к кому обратится.

— Более чем. Ты мне лучше расскажи, как сюда попал и почему я об этом узнала только спустя неделю? — мне даже стало на мгновение стыдно. Уж очень укоризненно она на меня смотрела.

— Эм... Юкио, меня как бы из клана выкинули. Ты уверена, что мне стоит звонить наслед... — я отшатнулся.

Так меня пугал только взбешенный старейшина.

— Сам понял, что сказал, Акира? — теплая улыбка, ласковый взгляд... И совершенно убийственная аура.

— Эм... Да? — больше напоминало писк.

— Ты — мой брат. Нравится это тебе или нет, я буду о тебе волноваться. Остаешься ты в клане или сбежишь на вольные хлеба. К слову, даже если бы ты окончательно провалился, после смерти отца я бы все равно разрешила тебе вернутся. — мне стало стыдно.

— Прости. Просто... Многое навалилось. — она только покачала головой.

— Это как-то связано с четырьмя дырами от пуль в твоем теле? — улыбка стала чуть прохладнее.

Понятно, сестренка в тихом бешенстве.

— Нет, ты что. Это так, от тренировок осталось. — она только кивнула.

— И как же зовут... тренера? — чувствую, если я сейчас не открою карты — будет кровь.

Она же серьезно думает, что на меня напали.

— Сигуре Косака тренер. Сенсей — Хаято Фуриндзи-сама. — гнев сменился удивлением. О да, мы оба понимаем, что скрывается под этим именем.

В конце концов, засыпали мы под одни и те же истории и сказки.

'Когда Фуриндзи Хаято приблизился к солнцу — оно отодвинулось'.

— И ты до сих пор жив, братишка? В ЭТОМ додзе умирает больше половины учеников. Оставшиеся сбегают. — кажется, меня собираются спасать.

Хотя... Брат исчезает на месяц, обнаруживается в больнице с ранами от пуль. Я, все-же, тот еще мудак.

— Сам поражаюсь. Но все нормально, не парься. Прости, что так вышло. — мда. Некрасиво вышло.

— Ладно. Тебе хорошо — мне хорошо. Но можешь ответить, какого черта ты спал в аэропорту? — вот и минус роста в богатых семьях.

— А где еще? Снять отель я не могу без карточки... — она вздохнула.

— Братик, не обижайся, но ты... — девушка покачала головой. — Напомни мне, как устроен вход в лав хотели?

Стоп.

— Через автомат... — я идиот. Конченый.

Мне даже не пришло в голову, что там можно просто спать.

— И тех двух тысяч, что я тебе оставила, должно было хватить на месяц. Более того, даже на еду бы осталось. — на неделю? Она оставила?

— Но лимит... Я думал... — девушка схватилась за голову.

— Это был месячный лимит, придурок! О твоем грядущем изгнании знали все, и ты бы узнал, если бы бухал меньше! — черт, черт...

— Значит, карта... — господи. Просто...

— Была еще неделю назад подключена к моему счету. Я рада, что ты взялся за ум, но мог бы хотя бы спать в человеческих условиях. — я вздохнул.

Мне совершенно безумно повезло с сестрой.

— Спасибо, Юкио. — она молча прижалась ко мне.

Как в старые добрые, когда ее дрессировали на наследнечество, и мне оставалось только заварить чай и просто посидеть с забившейся наконец в уголок девушкой.

Не знаю, как она выдерживала это давление, но моя кандидатура в наследники даже никогда не рассматривалась.

— Как ты оплачиваешь больницу? — я собирался ответить, но она остановила меня, прося времени подумать.

Она иногда делает так — задает вопрос, а потом понимает, что сама может найти ответ и отказывается от помощи.

— Главный врач и хозяин — Акисаме Коэцудзи. Понятно. — не прошло и трех секунд. Чего и ожидалось.

— Да. Он меня и лечит. — она улыбнулась.

— Средний чек — десять тысяч долларов за день лечения. Ты и правда в хороших руках. — понятно. Больница все-таки лучшая в Японии.

— Он отличный учитель. Иногда жестокий, но не больше, чем необходимо. — она кивнула.

Не мне объяснять ей, что такое нужно.

— Тогда я рада. Прости, не смогла придумать подарка лучше. — мне протянули закрытую коробку, украшенную красной лентой.

Даже интересно, что там.

Серебряный кулон с цепочкой, с местом для двух фотографий внутри. Абстрактный узор, черный камень в навершении — мастерская работа, хотя и не драгоценная. Все, как я люблю.

— Спасибо! — в кулоне оказалась фото Юкио годовой давности.

Я тут же одел украшение, закинув кулон под майку.

Только сейчас я понял, насколько соскучился по сестре. Все-таки человека ближе у меня никогда не было.

Мать давно мертва, а Васимине-сама — тот еще мудак, при всем уважении.

— Сколько часов у нас есть? — раньше свободного времени у нее почти не было, и виделись мы только ночью. Да и то, по большей части я ее успокаивал. За последние пару лет расписание стало посвободнее, но на нее переложили какую-то часть семейных дел, так что не уверен, насколько она свободна сейчас.

— Около трех, прости. — я улыбнулся.

Какая-же она все-таки милая.

— Тогда сходим в кафе? Чего в палате сидеть. — она удивленно посмотрела на меня.

— У тебя пробиты четыре конечности из четырех. В какое кафе ты собрался? — я усмехнулся.

— Ну, меня дырявили осторожно, так что ходить я могу. Не далеко и не долго, но до кафешки хватит. — она улыбнулась.

— Тогда пошли. Расскажешь мне, как тебя занесло в единственное смертельно опасное додзе на всех островах. — мы рассмеялись.

Я встал, и слегка опираясь на ее руку, вышел из палаты.

У нас будет чертовски хороший день.

* * *

После того, как мы пообедали, попутно болтая, наступило три часа дня. Юкио уже было пора уезжать, но она решила все-таки проводить меня на всякий случай до палаты.

— Хай, Акира! — Каори уже ждала меня у палаты.

Я улыбнулся... И только потом вспомнил, кто идет рядом со мной. Обернувшись, у меня вырвался разочарованный вздох.

Снова ледяная улыбка на лице. Ну как же меня бесит эта ее реакция на всех окружающих.

— Эм... Привет? — понятно. Придется знакомить.

— Знакомьтесь. Это Юкио Васимине, моя старшая сестра. Это Каори Миядзоно, моя... — я замялся. — хорошая подруга.

— Приятно познакомится, Каори-оджо. — бедолага даже дернулась.

— Д.да. Мне тоже, Вамимине-сан. — Юкио покачала головой.

— Васимине-дзёси. — блять.

— Юкио, пожалуйста. — ненавижу такие ситуации. И ведь нормальный человек, но... Иногда ее клинит.

Као только вздохнула в ответ на мой умоляющий взгляд.

— Хорошо, Юкио-сама. — выкрутилась! — Акира, мне подождать тебя у процедурного?

— Да нет. Юкио уже пора на работу, если я правильно помню. — сестра только покачала головой.

— Хорошая подруга... Акира, я искренне надеюсь что у тебя хватает ума предохранятся. — она даже не смотрела на Као. — В любом случае, я снова приеду через дня два-три. Постарайся не напрягаться... Излишне.

Понятно. Она решила что мы спим.

— Спасибо за заботу, Юкио. — учитывая, что Као далеко не первая девушка, которую Юкио видит в этой роли, такой вывод не удивителен. Совершенно неправилен, но не удивителен.

— Тогда... — она взглянула на часы. — Ты прав, мне и правда пора. До встречи. — девушка развернулась и ушла.

— Прости. — Као только улыбнулась.

— Не всем нам везет с родственниками. — я покачал головой.

— Нет! Юкио хороший человек, просто ее иногда... Заносит. Издержки семейного воспитания. — судя по взгляду, я ее не убедил.

— Тебя не заносит, хотя воспитание одинаково. — вот как мне объяснить, что я всегда ненавидел свое положение?

— Ее растили как наследницу одной из богатейших и влиятельнейших семей Японии, а мне предоставили полную свободу. — и я ее просрал. Юкио же, хоть и с истериками и нервными срывами, выдержала. — Я не могу винить ее в излишнем снобизме.

Као вздохнула.

— Хорошо. Она твоя сестра, я понимаю. Просто... Предупреждай, когда она приезжает. Прости, но я не испытываю никакого желания встречаться с ней. — и купаться в холодном презрении. Понимаю.

— Спасибо за понимание, Као. — она только улыбнулась. — Пошли в процедурный.

В чем-то Юкио все-таки права — это действительно напоминает секс. Только для одного из участников, но все равно.

Жаль способ предохранятся от такого еще не придумали.

____

В данном случае Каори-оджо это оскорбление, так как применяется к девушке благородного происхождения и только с фамилией. Это примерно означает "простолюдинка, выползшая туда, куда не следует".

Васимине-дзёси — обращение как к наследнице клана Васимине, то есть в контексте "оскорбление порядка "ты дерьмо у моих ног, и будешь называть меня госпожой, мусор".

По сути, тут Юкио в лицо Каори заявляет, что она подстилка на ночь, и человеком ее не считают вообще.

Интерлюдия 2. Косей.

Со знаменательного разговора прошло три недели. Мог ли я ожидать, что моя жизнь так резко изменится? Конечно мог, черт возьми. Когда к твоей голове фигурально приставляют ствол это всегда ведет к переменам в жизни. И еще хорошо, если не к ее концу.

Догонять потерянное за три года перерыва было... Сложно. Ничего запредельного, нужные клавиши будто сами лезли под пальцы, а изголодавшаяся по музыке память буквально глотала новые отрывки, но все равно, работать по шесть часов в день было безумно тяжело. В детстве было проще. По крайней мере, мне было не с чем сравнивать.

Ладно. В любом случае, Хироко на мою просьбу возобновить занятия отреагировала достаточно радостно, и решила заниматься бесплатно. Всего два часа, но правило двух никто не отменял. Занятия с лучшей пианисткой Японии дали свои плоды, и сейчас я чувствовал себя действительно, полностью, на все сто процентов готовым к выступлению.

Пожалуй, впервые в жизни — в детстве мне было просто плевать на соревнования, меня волновало только количество ошибок, которое я допущу.

Эх, мама... Понимаю, что ты умирала, но черт, какая же ты все-таки сука.

— Готов, Косей? — в этот раз меня провожала вся компания. Рета, Цубаки, даже Каори пришла.

Наши отношения были не сказать, что холодными... Просто она предпочитала держатся на легком расстоянии, а меня больше волновал ее навык игры.

— Полностью, Каори-сан. — скрипичный конкурс она все-таки выиграла, причем совершенно справедливо. Конечно, немалую роль сыграла и мое участие, но больше по части привлечения внимания. От аккомпаниатора действительно требуется очень мало.

К тому же... Если быть честным, мне не слишком приятно работать под дулом пистолета. Конечно, она сказала, что этот парень пошутил... Но в гробу я видел такие шутки.

— Дальше я сам. — мы подошли к зоне для участников, и ребят туда бы просто не пустили.

— Удачи, Косей! — приятно. Серьезно, приятно.

Това Хол... Место, где я бросил музыку, где вернулся в нее на вторых ролях и где дюбитирую спустя три года. Просто отличное место.

Как ни странно, страха не было.

Я уже играл здесь несколько десятков раз. И как сольный исполнитель, и как аккомпаниатор. Играл большую часть того, что вообще приходит в голову при слове 'музыкальный конкурс'.

Да, я не играл три года. Да, мои конкуренты все эти три года упорно тренировались. Но...

Я проверил статистику конкурсов за последние десять лет. 'Арима Косей — пятьдесят три первых места, три без'. Всего три проигрыша, и все на уровне взрослых национальных соревнований.

Отыграть после этого в региональном юношеском конкурсе? Как два пальца.

На входе в здание стояла парочка — красивая черноволосая девушка и блондин агрессивного вида. Впрочем, оба они выглядели агрессивно.

— Косей Арима! — ого. Меня знают.

Привыкай, Косей. Тебя знают все. И если ты провалишься сейчас, после такой заявки — на сцену тебе будет путь заказан.

— Да... — я понятия не имею как их зовут.

— Ты не помнишь нас?! — видимо, знать должен.

Чьи-то богатые дети? Знаменитости?

— Извиняюсь, но нет. — такое чувство, будто я его ударил.

Парень даже дернулся, а девушке плевать. Даже жаль. Ну не Ватари я, не Ватари.

— Я — Такэси Аидза! Мы все детство на одних и тех же конкурсах участвовали! — о, вспомнил.

Тогда он был куда меньше, выглядел гораздо менее брутально и в целом люди меня тогда не интересовали. Определенно, годы пошли ему на пользу.

— Приятно познакомится, Аидза-сан. — я перевел взгляд на девушку.

— Игава Эми. — а голос твердый. Тихий, уверенный и красивый.

Вот только вспомнить ее не получается. Хоть уб... Нет, этот отморозок и правда может.

— Косей Арима. — этикет такой... этикет. — Может быть пройдем внутрь?

Хоть и лето, но мне бы хотелось уже разобраться с формальностями. Конечно, о них обещала позаботится Хироко, но отметится все равно нужно пораньше.

О да, Косей. У тебя ведь в менторах отмечена лучшая пианистка Японии. Заявка стала еще выше, чем, как мне казалась, была.

Они ведь не надеяться увидеть реинкарнацию Шопена во плоти, правда?

— Пошли. — понятно, ждали меня.

Что странно, особой близости между ними я не вижу. Нет, они явно хорошие знакомые, что понятно, после моего ухода они встречались на каждом турнире. Но никакой близости выше того я не вижу. Это... радует.

Отметившись, и сорвав очередную партию удивленных шепотков от моей фамилии, прошли в зал.

— Арима-сан, ваш номер — семнадцать. — ого. Засунули в самый конец.

Старики хотят увидеть шоу.

— Шестнадцать. — Эми ответила на мой вопросительный взгляд.

— Пятнадцать. — понятно, всех ключевых исполнителей оставили на потом и столкнули лбами.

В общем то, честно по отношению к остальным — их игра не будет контрастировать с нашей, и они сорвут свою часть оваций.

Я сел прямо на пол у стены. Пальцы отбивали первые такты мелодии.

— Волнуешься? — Такэси трясло. Пока что слабо, но уже было заметно.

Вряд ли он сам это понял, но на него явно наступал мандраж.

— Немного. — если я проиграю — путь на сцену для меня оборван, но черт побери, тут нет ничего опасного.

По крайней мере, никто не будет меня за ошибки бить.

— Я тоже. Черт, у меня ведь никогда не тряслись руки! — ну надо же, как его колотит.

— Будешь? Не алкоголь, но сам знаешь, перед выступлением нельзя. — просто мое любимое молоко из пакетика.

— А давай! — парень, встряхнув головой, залпом выпил весь пакетик.

Эми ушла переодеваться, так что мы сидели вдвоем.

— Косей... — я вздохнул.

— Да? — парень странно напрягся.

— Смотри на мое выступление. Пожалуйста. — Э?

Наверное, мое удивление отразилось на лице.

— Хорошо, Аидза-сан. — он кивнул.

Конкурс начался, и мы подошли к экрану телевизора, на который транслировали выступления.

Они... Не впечатляли. Красиво, технично, но без особых изысков или повышенной сложности. Мелодии выпадали из памяти сразу после конца игры. Очень, очень неплохой уровень, но если все сыграют так же — победитель будет определятся личной благосклонностью жюри и количеством допущенных микро-ошибок, так как выделить хоть кого-то из четырнадцати исполнителей не получалось.

— Аидза Такэси, ваша очередь. — он, чуть побледнев, встал.

Усмехнувшись, хлопнул его по плечу. И чего его так трясет?

Парень ушел по направлению к сцене.

— Он делает это для тебя. — раздался голос стоящей рядом Эми.

Мы остались вдвоем — остальные уже отыграли и предпочли уйти из зала ожидания.

— Что? — я действительно не понимал того, о чем она говорит.

— Когда ты ушел со сцены, ни один из нас так и не успел победить. Для Такэси, привыкшего во всем быть первым, это было ударом. Он решил превзойти тебя, для этого и пришел сюда, хотя и выиграл Това Хол в прошлом году. — какой меланхоличный голос.

— Вот как... — мне стало интересно.

— И ты тоже? — девушка уж очень холодна, даже забавно подразнить.

— Конечно нет, Арима. И обращение на ты еще нужно заслужить. — сказала, как обрубила.

Даже жаль.

К слову, девушка уже переоделась в красное платье, и выглядела очень, очень привлекательно.

— Как будет угодно, Игава-сан. Вы это, разумеется, знаете, но вы выглядите обворожительно. — она только отвернулась, слегка покраснев.

Такэси, тем временем, вышел на сцену.

И с первых нот стало понятно, что Эми имела в виду.

Дрожать парень перестал как только сел за инструмент. Будто весь мандраж отрезало. Мне бы так.

И с первых нот — бешеный темп. Яростная игра, крайне сложная и эмоционально, и чисто технически. Сложные места, обычно вызывающих трудности даже у опытных музыкантов, он даже не замечал, будто летая по мелодии. Меняя ее, подстраивая под себя и усложняя еще сильнее...

Не уверен, что смог бы повторить. Сыграть по нотам — да, с некоторой подготовкой. А вот повторить... Вряд ли. Импровизации создаются под влиянием момента, и их не всегда способен сыграть второй раз даже сам создатель, что там говорить про других музыкантов.

— Такэси даже должен сказать тебе спасибо — без твоего примера перед глазами он бы не добился таких успехов. — я не нашел, что ответить.

Парень поклонился публике и пошел в зал ожидания, рухнув на пол, как только дверь за спиной закрылась.

— Ты видел это, Арима! — несмотря на плачевное состояние, парень кричал.

— Да, Аидза-сан. Великолепное выступление. — я говорил совершенно откровенно, но парень все равно смутился.

— Игава-сан, ваша очередь. — девушка кивнула и, не смотря на нас, вышла из зала.

С трудом вставший Такэси кивнул на экран.

— Знаешь, Косей, а ведь у нее есть к тебе чувства. — да ладно.

— У этой ледышки? — красива, очень красива. Но боги, она же непробиваемо ледяная! О каких чувствах ко мне можно говорить? И кто я и кто она? — У нее наверняка есть свой фан-клуб, о чем ты?

— Есть конечно, как и у меня. Дело не в этом. Можешь не верить, но я знаю ее с детства, и поверь, знаю, о чем говорю. — а вот и прокол.

— Вы видите меня в первый раз за последние три года. — он только усмехнулся.

— И каждый раз, когда я тебя вспоминал, она говорит что-то вроде 'Ты ничего не знаешь о настоящем Косее Арима, Такэси' — мда. Поверить в это было сложно.

Девушка одним своим появлением зажгла зал, еще не успевший успокоится после выступления Такэси. Косметика и удачный выбор одежды придавал ей пару лет возраста на вид, так что повысившееся внимание со стороны публики не удивительно.

Поклонившись залу, она села за пианино.

Заставив меня потерять дыхание.

Игра, начавшаяся весьма нежно и скромно, спустя мгновение превратилась в бурю — техника, и без того совершенно запредельная по сложности в Шопеновских этюдах, была безупречной. Мало того — это просто не было 'Зимним Ветром'. Не знаю, случайная ли это импровизация, или она готовилась до этого, но от изначального произведения остался только каркас, ровно столько, чтобы судьи приняли мелодию как конкурсную. Во всем остальном же это было только ее произведением.

И эмоции. Одиночество, ярость, отчаяние... И безмолвный крик. 'Обрати на меня внимание'. 'Заметь меня'. Если в случае Такэси это было скорее 'Признай мои заслуги', то здесь все было куда более личным.

Возможно, я воображаю потому что хочу, чтобы это было реальностью, но... Плевать. Я никогда не забуду эту мелодию, в этом я уверен точно.

— Это... — я не сумел продолжить.

— Ага... — Такэси ответил так же.

Мелодия кончилась, и в зал влетела Эми, схватив меня за воротник.

— ТЫ ВИДЕЛ ЭТО, АРИМА?! — крик, разгоряченное, застывшее лицо — ни следа былого холода.

Да пошло оно! В крайнем случае получу по морде.

Подавшись вперед, поцеловал девушку.

Слегка соленые губы, расширившиеся в шоке глаза, расслабившаяся у моего горла рука и будто сам по себе открывшийся рот.

Не так я представлял себе первый поцелуй, но почему бы и нет.

Вмиг обмякшая девушка внезапно подалась вперед, углубляя поцелуй.

— Эм... Арима-сан, ваша очередь... — ну чего тебе стоило пойти нахер со своим конкурсом в такой момент, а?

Дыхание с непривычки кончилось быстро, а дышать носом не получалось ни у одного из нас, так что спустя секунду мы отпрянули.

— Иду. — так, она же после выступления потная насквозь!

Сняв белый пиджак, накинул его на плечи Эми. Простудится еще.

Так, взъерошенный, в одной рубашке я и вылетел на сцену. Мандража не было — на его место пришел кураж.

Не нравится вам, как я выгляжу? Так утритесь.

Поклон с самой по себе проступившей на лице улыбкой — и сесть за рояль. Пальцы легли на клавиши, и я чуть не рассмеялся.

Да, по условиям конкурса мне запретили использовать рацию. И что? Чего я могу не услышать? Чего я боюсь?

Саки сдохла три года как, и за поражение расплачиваться я буду только своими перспективами — я никому ничего не должен, и никаких побоев не будет.

Это то, чему я учился с трех лет. Это то, что я умею лучше всех в этом зале. Это то, чем я буду зарабатывать на жизнь, черт побери.

Первые нажатия клавиш, пошло вступление. Уверенно, четко. Я не оправдываюсь ни перед кем. Это моя игра. Это мое выступление. Моя заявка на победу.

Такэси пришел сюда, чтобы показать мне, чего он добился. Эми — для того же. Не нужно смотреть на клавиши — это только собьет. Я уже знаю всю мелодию наизусть, до дрожи в пальцах. А значит... Пора.

Инструмент взрывается звуками — революционный этюд, написанный в протест войне и захвату родины, сам собой менялся под пальцами. Польша давно свободна, эта композиция потеряла свою первоначальную суть. Но сейчас... Я могу дать этой мелодии то, что она заслуживает.

Воплощенное превосходство. Каждая нота звучит резче, жесте чем в оригинале. Все же Шопен был излишне романтичен. Я сбежал со сцены, не занимался три года. Вы уверены, что я проиграю. Вы ждете, жаждете этого — и как мой личный провал, и как пятно на репутации Хироко. Хрен вам.

Я ушел со сцены тогда, когда захотел этого. Непобежденный. И вернулся тогда, когда счел нужным. Все не так в реальности — но вам незачем об этом знать. Слушайте. Восхищайтесь.

Я — самый молодой победитель юношеского и участник национального турниров. Вы сами назвали меня гением.

Примите. Смиритесь.

— Простите, ребята, но я не позволю вам победить. Не сегодня. — не знаю, слышно ли мое бормотание в комнате, но я улыбаюсь. Я смеюсь в лицо залу, утверждая свою победу.

Не важно, что решат жюри, один раз уже завалившие Каори на выступлении. Я — Косей Арима, человек, которого они назвали гением.

Я — уже победил.

Глава 6, в которой все летит в пи... в пропасть.

Мне становилось хуже. Постепенно, почти незаметно, но все же метки от уколов уже с трудом получалось прятать под одеждой. А самое противное — уже начали намечатся признаки хронического истощения организма. Слегка покрасневшие, впавшие глаза, чуть дрожащие руки, постоянная слабость. Пока что это получается игнорировать, но по словам Акисаме, проблемы будут расти по экспоненте — чем меньше энергии останется, тем меньше ее будет регенерировать за отведенное время. Так что в худшем случае организм начнет жрать сам себя, но сначала отключит все лишнее энергопотребление — и здравствуй, полная парализация.

Если так подумать, это похоже на искусственный БАС, который я создаю сам себе. Даже немного иронично.

Последние три дня Каори была сама не своя. Не знаю почему, на вопросы она не отвечала, но ее поведение стало откровенно странным — она то старалась держаться подальше, то чуть не рыдала, то наоборот прижималась ко мне, ища поддержки и испытывая мою психику и принципы на прочность. И скажу честно, они начинали сдавать.

— Као, ты как? — меня слегка шатало. Сеанс длился всего полчаса, но девушку трясло даже сильнее, чем обычно.

Да и меня, честно говоря, тоже. Даже не от усталости, просто ее тихие стоны не могли не вызвать совершенно конкретную реакцию. И черт возьми, с того момента, как я ушел из дома, у меня не разу не было секса.

— Я... нормально. Продолжай, пожалуйста. — девушка повернулась, говоря. Покрасневшее, смущенное лицо. Золотые волосы, серые глаза, сейчас немного затуманенные. Как же она красива.

— Акира? — похоже, я засмотрелся.

— Д-да, Као. — я подошел поближе, снова положив руки на ее шею и спину. Безумно горячую и влажную.

На ней даже нет блузки — полностью оголенная спина, с моей стороны видна только лямка лифчика. Очередная порция энергии пройдя сквозь руки, вошла в тело, заставив Као слегка содрогнуться. Одна рука все так же лежит на шее, но другая постепенно спускается по хребту, нежно поглаживая. Као изгибается, то отдергиваясь, то наоборот, прижимаясь к ладони — даже я чувствую, как колотится ее сердце.

Мы оба постепенно теряем контроль над собой.

Из последних сил держа глаза закрытыми, в один момент ощущаю чужие руки у себя за спиной.

— Као... — девушка с сияющими глазами смотрела на меня, резко встав и прижавшись лбом ко лбу. — Я...

Она даже не стала отвечать, все так же молча сократив дистанцию.

Первый поцелуй был... Странен. Удивительно нежный и мягкий, разительно отличающийся от всех тех пьяно-горячих поцелуев, полученных в туалетов клубов. Он кончился чертовски быстро — Као, похоже, не умела целоваться и воздух у нее кончился почти сразу. Ее руки спустились мне под майку, уже в свою очередь неумело поглаживая и отчаянно пытаясь ее снять. Я, вслед за ней, улегся на мягкий массажный стол, достаточно тяжелый и крепкий, чтобы выдержать нас обоих. Мы ласкали друг друга, иногда разрывая поцелуй, не пытаясь добиться чего-то большего, но одежда на нас обоих постепенно таяла. Не слишком умелые движения становились все откровение, и вскоре лифчик присоединился к юбке, улетевший куда-то за шкаф.

Розовые? Хм. Мило.

— Это мой... первый. — и без того дрожащая девушка покраснела еще сильнее. Я только уверенно улыбнулся, спускаясь ниже. Странно, мы не пили, но я чувствую себя чуть более, чем немного пьяным. Пожалуй впервые я действительно старался быть деликатным. Као легко поддавалась, ища наслаждения и жутко боясь боли, с радостью позволяя вести себя. С трудом сдерживая себя, я делал все, чтобы дать ей то, что ищет, получая нежность взамен. Мы искали друг-друга, даря и с благодарностью принимая наслаждение.

Не знаю, сколько прошло времени, но наконец это случилось — Као дернулась от боли, прижимаясь еще теснее, сливаясь в поцелуе.

Не знаю, кто придумал эту позу, но он был гением.

Мы смущенно молчали, обнявшись. Как оказалось, про презервативы я забыл, так что остается только надеяться, что от одного раза нежелательной беременности не случится. Хотя... не такой уж и нежелательной.

Обнимать совершенно обнаженную Као было странно радостно, а не возбуждающе. Будто стена, до того стоявшая между нами рухнула, и больше ничего не отделяет меня от любимой девушки. Хотя почему это 'будто'?

Впрочем, спустя какое-то время нежность стала трансформироваться в что-то куда более сильное, и объятья снова перешли в куда более откровенные поглаживания. В этот раз все было куда быстрее, и удовольствие от процесса стал получать не только я.

— Ах. Ко. — стоны закрывшей глаза Каори перешли в что-то другое. — Косей...

Стоп. Что?

Косей?! — это было больно.

Очень, очень больно.

— Акира, я... — да что она вообще

— Заткнись. Просто... Заткнись. — кое-как накинув на себя вещи я вышел из кабинета.

Мне... Мне нужно куда-то уйти, чтобы не убить её прямо на месте.

До палаты, все ещё закреплённой за мной, я добрел будто в тумане, ловя настороженные взгляды персонала. Какая-то медсестра уже решила проверить, все ли со мной в порядке, но спокойный кивок её отогнал.

Я... Я не знаю, что мне делать.

Сидя на кровати во временно свободной палате, тупо раскачиваясь и сжимая голову, я просто не мог принять того, что случилось.

Убить Ариму? Каори без вариантов достанется мне, но... Он то в чем виноват? Закрыть глаза и сделать вид, что ничего не было? Не могу и не хочу. Может... Уйти?

Или в додзе, или... Бритва есть.

Я бессильно рассмеялся.

А что было то? Из-за чего я разорался? Что же такого случилось? Единственная девушка, которую я люблю, трахалась со мной представляя другого парня. Это серьезно, да. Просто безумное предательство. Давай за это убьем и парня, и её саму. Ведь эта сука посмела мне отказать. А чтобы сделать это максимально по-подростковому красиво и эпично, оставлю записку и вскрою вены. Ну, а что, несчастная любовь.

Я расхохотался.

Ты — максималист-дегенерат, Акира. Достань уже голову из задницы и перестань мысленно онанировать на свою чудовищшщщную моральную боль. Бедный и несчастный, блять. Попользовали его и предали. И чем же? Может быть, она мне что-то обещала? Эмпат хренов, может быть она сделала это специально? Может быть меня специально хотели унизить? Или может быть она — тупая неблагодарная сука, которая специально калечит единственного человека, который её лечит?

Да нихера блять подобного. Малолетняя дура с child crush облажалась. Убить её за это? Отличная идея. Просто отличная.

Или я забыл? Перестану лечить — она загнётся. Руки не замараешь, никто даже не осудит. Нравится мне такая перспектива? Нет? Тогда пора перестать строить из себя оскорбленную невинность. Да, Каори облажалась, и поступила очень некрасиво. И? Хватит играть в подростка. Пора взрослеть. Если она умрет — история закончится. Возможно, я даже подружусь с Аримой, стоя у её гроба. Жизнь — не игрушка. Любовь проходит, но пройдёт жизнь — и проходить станет нечему. Я способен подписать ей приговор потому, что она отказалась жить со мной? Не со мной — так ни с кем? Может права сестренка, и Као всегда была шлюшкой на ночь, просто берущей оплату лечением? Нет? Тогда пора перестать корчить драму, и поговорить уже хоть раз с ней прямо. Эта дура могла бы и в петлю залезть, поняв, что наворотила.

Вздохнув, я встал с залитой слезами и соплями кровати. Позор.

— Спасибо за вовремя вправленный мозг, Фуриндзи-сама. — пусть он даже не услышит, я должен был это сказать.

Настало время поговорить с Каори серьезно. Люблю я её или нет, сейчас важно обеспечить ей жизнь. Чувства проходят.

А вот смерть — нет.

* * *

Я, говоря откровенно, откровенно плохо помнил, где она живет, так что блуждать пришлось довольно долго. Но как бы там ни было, к десять часам вечера я все-таки набрел на нужное здание. К счастью, посетителей там почти не было, так что я без особого шума вошел — не хотелось бы отвлекать занятых людей.

— Поздравляю с выздоровлением, Акира-кун! Садись! — как оказалось, мне были рады.

Как только я зашел, мужчина, стоявший у стойки, тут же положил мне в тарелку пару эклеров.

Даже приятно. Конечно, они чувствуют себя должными, но все равно приятно.

— Здравствуйте, Есиуки-сан. Спасибо за теплый прием, но я пришел чтобы... — он вздохнул.

— Подожди, Акира-кун. Я хотел поговорить на счет боль... — так, понятно.

Я выставил руку в защитном жесте.

— Вы ничего не должны. — он только вздохнул.

— Акира-кун, я понимаю, что ты делаешь это из лучших побуждений, но наверняка за больницу платят... — он замялся. — Твои родители, и я хотел бы обсудить финансовые вопросы. — эх. А что еще он мог бы подумать?

— Это делает не клан Васимине, если вы намекаете на это, Есиуки-сан. — а Акисаме, который все-таки поддался на мои уговоры. — Просто доверьтесь профессионалам и не беспокойтесь по мелочам.

Было видно, что я его не убедил.

— Акира-кун, это слишком серьезные вещи... — эх, насколько проще было бы, существуй нерушимая хотя бы теоретически клятва.

Сказал там 'клянусь чем-то, что не буду требовать ничего за то-то' — и тебе поверили.

— Можете считать это благотворительностью. — тем более что по сути это она и есть. — Надеюсь, на этом финансовый вопрос закрыт?

Тем более что даже тем, что я уже умею, я мог бы делать пару тысяч баксов за сеанс. Хоть как массаж, хоть как лечение — умение управлять энергией, даже такое грубое, дает отличные результаты. А уж Акисаме способен без малейших трудностей совершенно честно заработать пару сотен миллиардов за год — денежных мешков с неоперабельными опухолями в мире огромное количество.

Общество очень ценит и готово крайне щедро платить за настолько полезные способности.

Мужчина только покачал головой. Да, звучит не слишком правдоподобно.

Господи, как же меня все это заебало.

— Есиуки-сан, у вас есть два варианта — или вы не мешаете, и вашу дочь лечат, и скорее всего даже успешно, или вы мешаете и ее все равно лечат, но вашего мнения уже не спрашивают. — да, хамлю.

Но черт побери, я сейчас не в том состоянии, чтобы мягко увещевать и вести переговоры. Мне бы еще не забыть, нахрена я вообще затеял всю эту кутерьму с неиллюзорными шансами на собственную смерть от истощения в конце.

— Ладно, Васимине-сан. — кажется, я случайно унизил невиновного человека.

— Простите, Есиуки-сан. Я просто... — я вздохнул. — Скажем так, если бы я пил — сейчас ушел бы в запой.

Его взгляд изменился, став слегка удивленным.

— Забейте. Я просто поговорю с Као и уйду к себе, отсыпаться. — подозреваю, видок у меня еще тот.

Красные, впавшие глаза, срывающийся голос, слегка трясущиеся руки.

Спасибо за нервный срыв, Као.

— Она еще не пришла, но ты можешь подождать здесь. — я кивнул.

Чай, пирожные и остатки нервного срыва.

Отличная комбинация, сука.

Ждать, впрочем, долго не пришлось, и примерно через полчаса входная дверь открылась, впустив зареванную блондинку.

Понятно. Успела и порыдать, и прийти в себя, и похоронить себя, и порадоваться этому. Ну-ка... Ох, отлично, пятьдесят три пропущенных, большая часть из которых сбрасывалась через пару секунд после звонка.

Увидев меня, пьющего чай за столиком, девушка впала в легкий ступор.

— Садись. — я отодвинул стул. Черт, даже смотреть на нее больно.

Была бы моя воля — забился в уголок, удалили из контактов, повесил в ЧС и переехал в другой город. Но ведь загнется.

Понимающие родители уже ушли куда-то на этаж выше, за что огромное им спасибо. Только их компании в таком разговоре мне не хватало.

— Аааакира? — Као все-таки села.

Но смотреть на меня отказывалась, уткнувшись в стол.

— Нам нужно поговорить, так или иначе. — иначе бы меня тут не было.

— Я. Не хотела. Это... Я... Прости. — черт. Она ведь сейчас снова разрыдается.

А мне все сильнее хочется ее или ударить, хотя и не за что, или разложить прямо на этом столе.

— Заткнись и послушай. — грублю, да. Но господи, единственное, чего я хочу — чтобы всего этого не было. — Ты меня не любишь, я понял. Ты решила заменить своего Ариму мной, это я тоже понял. Дальше что?

— Я не хотела! — девушка дернулась. — Я... хотела подарить тебе то же наслаждение, что ты мне последнюю неделю, но... — боги, просто дайте мне сил не сорваться.

— Могла бы подарить шоколадку. Такой благодарностью ты меня только унизила. — секс по дружбе? Спасибо, не надо.

Девушка снова уперлась взглядом в стол.

А в эмоциях одна злость на себя и отчаянье. Ну что за идиотка.

— Не лечи меня больше. Я не заслуживаю... — я вздохнул.

— Чего? Жизни? — у меня внезапно пропал запал, и я облокотился на спинку стула. — Као, не неси чуши. Смерть — это не способ сбежать от неприятной ситуации. Я понимаю, что ты сейчас считаешь произошедшее концом света, но пройдет пара лет, и нам обоим будет просто неприятно вспоминать про этот... инцидент. — она попыталась что-то сказать, но я остановил жестом. — Люблю ли я тебя? Да. Влияет ли это на ситуацию? Нет. Ты умираешь, и я могу это остановить.

Я вздохнул, и отпил чая. Разговор внезапно надоел. Все было настолько очевидным и прозаичным, что не хотелось даже тратить силы.

— Мы закончим с лечением и ты проживешь еще лет семьдесят. Вскоре мы оба забудем про этот год, ну или все-таки сохраним неплохие отношения. Не беспокойся о том, что я чувствую — со своей эмоциональной нестабильностью я справлюсь, это моя проблема. Ты — лечись.

Да, это обидно. Да, это больно.

Но... Впервые у меня получилось посмотреть на Као как на пациентку — тело, которое лежит на хирургическом столе, и которое нужно собрать в максимально жизнеспособное состояние.

Я буквально чувствовал, как растет рухнувшая было метафизическая стена между нами. На разделяет стол, и одновременно толстая стена прозрачного хрусталя, с каждой секундой становящаяся все прочнее.

Чувства остались, но они уже почти не мешали. Забавно, но только сейчас, смотря на Као, я стал замечать мелочи вроде неудачно исправленного потека туши или замазанного тональником прыщика.

Я все еще прекрасно понимаю этого человека, и эмпатия в этом помогает. Но... Нет больше того тепла.

Есть просто очень красивая блондинка, которую я однажды неудачно полюбил.

— Сеанс завтра в пять, кабинет тот же. — я встал, застегнув куртку.

Открывая двери и выходя на улице я улыбался, чувствуя только легкую грусть.

Оказывается, иногда люди становятся прошлым быстрее, чем исчезают из жизни.

* * *

Лечить стало... Проще. Раньше я даже не замечал, насколько часто отвлекался от процесса на совершенно лишние поглаживания, да и в целом, когда ты воспринимаешь человека перед тобой как кусок мяса, а не любимую девушку, работать проще. Стимуляция чувствами, конечно, хороша, но когда дело касается тонкой работы лучше быть безразличным.

В целом, сомнений в результате лечения у меня уже не было — как минимум купировать негативное влияние болезни получилось, так что, даже если я сейчас все брошу, максимум, что случится — парализация рук и, возможно, ног. Того количества энергии, что я закачал хватит, чтобы удержать дыхательную систему, так что смерть ей уже не грозит. Понимание этого помогало сохранять спокойствие, и постепенно я вошел в ритм, относясь к этому как к работе. Тяжелой, выматывающей, плохо отражающейся на самочувствии, но полезной и нужной.

— Акира? — сестренка взяла за привычку навещать меня раз в неделю, и каждый раз это было чертовски приятно.

— М? — сейчас я валялся на травке в больничном парке, наслаждаясь теплой июльской погодой.

— Когда тебя выписывают? — раз спрашивает прямо — значит администрация больницы ее мягко послала при попытке получить доступ к моему личному делу.

Даже досада отразилась на личике.

— Не знаю. — она вздохнула.

— Братик, не сочти за недоверие, но огнестрельные ранения заживают за месяц, который уже прошел. И постоянная слабость в комплект симптомов не входит. — как и потеря веса, трясущиеся конечности, впавшие глаза и тяжело заживающие царапины. Но она этого, разумеется, не скажет. — Чем ты болеешь?

Черт. Врать ей? А если не совру, то она улыбнется, погладит меня по голове, а на следующее утро Као проснется с пулей во лбу. Нет человека — нет проблемы, и мне не нужно гробить себя для чужого лечения.

— Что ты знаешь про ки? — в принципе, это считается мифом и сказкой порядка голливудских фильмов, но она наследница, как-никак. К тому же у клана есть один боец, по меркам додзе новичок, но все-же владеющий манипуляцией ки.

— Внутреннюю энергию? Редкий талант, развивать долго, сложно и дорого, владеющие ей бойцы ценятся на вес золота. — а врачи — антивещества.

— Как видишь, не такой уж и редкий. — девушка сначала недоуменно посмотрела на меня, а затем, поняв, вздохнула.

— Я могла бы ожидать от Редзампаку... — сестренка вздохнула. — Это опас... Нет. Насколько это опасно?

Черт, я ее обожаю.

— В обычных условиях смертельно, под контролем мастеров — насколько они сочтут нужным. Не парься, я справлюсь. Это часть моего ученичества, как-никак. — девушка только покачала головой.

— Ладно. Я в тебя верю. — я усмехнулся. — Васимине-сама, кстати говоря, тобой интересовался.

— И? — чего же хочет старый мудак?

— Ничего. Пока что я отговорилась твоим больничным состоянием, но сам знаешь, отпуск скоро закончится. — отлично. Мое изгнание стало в его сознании отпуском.

— Если будет спрашивать, передай, что 'мое наказание еще не закончено'. — он сам дал такую формулировку, что тут скажешь.

Сначала она давала мне право вернутся, поджав хвост, а теперь тянуть время сохраняя лицо. Рано или поздно это закончится, конечно, но пару недель я себе таким образом выиграю.

— Хорошо. — сестренка плюнула на приличия и растянулась рядом на мягкой траве.

— А может, ну его? — у меня вырвалось.

— Что? — Юкио напряглась. Это всегда было запретной темой, но...

— Зачем тебе вся эта грязь? Плевать на клан, плевать на все это дерьмо — денег, даже если уйдем прямо сейчас, хватит. — да и я могу зарабатывать. Конечно, это не положение главы клана, но... — Только представь — никакой крови, никаких должников, трупов, наркотиков и прочей хрени. Тебе ведь никогда это не нравилось!

Юкио вздохнула.

— Это мой долг, Акира. Сам знаешь. — ага. Как же.

— Перед кем? Поколениями предков, которые уже сгнили в своих гробах? — идиотизм ведь. — Ты ничего никому не должна.

— Должна. Суммы, потраченные на образование, и... — Юкио делала все, чтобы не смотреть мне в лицо.

— И которые ты более чем способна заработать сама лет через десять. Или я их отдам, после Редзампаку деньги не будут проблемой. — честно или нечестно уже другой вопрос, но в целом — не проблема.

— В клане только боевое крыло больше трехсот человек, еще пара тысяч работает по всей стране. Я должна возглавить их после смерти отца. — ну что за...

— Если ты боишься борьбы за власть — передай должность хоть бы и тому же Сайто-сану. — и ладно бы ей это нравилось, но я сам сидел ночами, успокаивая ее после особенно дерьмовых дней. Такое не может нравится кому-то вроде нее.

— Не удержит. — Юкио вздохнула. — Акира, пожалуйста... Закрыли тему. Я не хочу это обсуждать.

Ладно. Ее выбор.

— Хорошо. Кстати, ко мне скоро подруга зайдет, не хочешь познакомится? — Юкио внимательно посмотрела на меня.

— Подруга или... гм, подружка? — могла бы и прямо спросить, 'друг или подстилка'.

— Первое, Юкио. И пожалуйста, будь помягче. — я, конечно, в сестре уверен, но надеюсь что на нее не накатит. Мия иногда забредала меня проведать, не слишком часто — у них с Кеничи возникли какие-то проблемы в школе, но регулярно. Обычно мы встречались в одиннадцать в прибольничной кафешке, так что я нехотя встал с травы, слегка покачнувшись от слабости. Ох, как же хреново я себя чувствую. Юкио, настороженно посмотрев на меня, поддержала за плечо. Я, благодарно улыбнувшись, пошел вперед.

Нужно уже выпить с Мией чаю и познакомить их с сестрой, это будет полезно для обеих — подруг, как я понимаю, у них самый минимум.

— Хай, Акира-кун! — Мия махала рукой, сидя за столиком в конце помещения, уже заказав себе пирожные.

На самом деле от Као она отличалась разительно, несмотря на внешнюю схожесть. Та же видимая хрупкость, те же блондинистые волосы, только глаза не серые, а голубые. Но при этом любимый цвет золотой, а даже за всем домашним, нежным обликом чувствуется сущность терминатора. Всеми уже сошедшими синяками чувствуется.

Да, однажды Акисаме вместо Апачая поставил против меня Мию. Тот расстроился, но еще сильнее расстроился я, так как после этого Акисаме пришлось меня лечить два дня, буквально собирая состояния равномерно отбитого фарша. Она, черт возьми, не умеет сдерживаться. Вообще.

— Привет, Мия. Представляю тебе мою сестру, Васимине Юкио. — я перевел взгляд на уже явно напрягшуюся Юкио. — Это Фуриндзи Мия, надеюсь, вы найдете общий язык.

Сестренка даже закашлялась. Могу понять — эта фамилия говорит очень, очень много. По большому счету, будь она дочерью Аматарэсу, особенно сильно статуса это бы ей не прибавило.

— Рада знакомству, Фуриндзи-сан. — Мия улыбнулась.

— Просто Мия, Юкио-тян. — я рассмеялся. Это даже не подкол, так, уход с формального общения... Но боги, как же выразительно Мия это сделала.

— Как ты, Мия? Я слышал, что у вас с Кеничи возникли какие-то проблемы. — не то, чтобы я мог помочь, даже в лучшем свое состоянии — если у нее 'проблемы', то справится и сама, а если что-то действительно серьезное, то... Сочувствую этому самому серьезному.

Фуриндзи-сама — не то, с чем я советовал бы столкнутся хоть кому-нибудь. Если история не врет, то ядерная бомба в двадцать одну килотонну его в свое время даже не поцарапала.

— Да так, подростковые банды. Ничего особенного, Акира-кун. — банды? В благоустроенном районе? А полиция где?

— Рагнарек? — сестренка заинтересовалась.

— Угу. А ты что-то об этом знаешь, Юкио-тян? — так, это начинает плохо пахнуть.

— Рекруты, Мия-тян. Нужно же откуда-то брать новых бойцов. — Юкио поморщилась. — Раз уж Редзампакту взялось за дело, могу я попросить вас быть... Помягче?

'Вас'. Просьба не к Мие, но к додзе.

— Конечно, Юкио-тян. Это всего лишь личный конфликт Кеничи с главой группы. — это же когда Кен-кун успел нарваться?

Хотя... Даже не сомневаюсь в реальном источнике проблем. Пока я зарываюсь с лечением, заботливые мастера организовали Кеничи огромное количество боевой практики.

— Никаких убийств? — Мия улыбнулась.

— Члены Редзампакту никогда не убивают своих противников, Юкио-тян. — девушка рассмеялась. — Я думаю, Кен-кун справится даже без тяжелых ранений.

О да, даже не сомневаюсь.

— В таком случае, раз уж вы закончили с делами... — Мия улыбнулась.

— Да, пожалуй. Может быть сходим куда-нибудь? Я свободна ближайших... Четыре часа. — Юкио решила углубить контакт?

— Аналогично. — я решил перенести сеансы с Као на поздний вечер, чтобы спокойно спать, не сбивая режим дня, так что до восьми я свободен.

— Согласна. Может быть в кино? — ох, только не это. Ненавижу кинотеатры.

— Пойдем. — Мия как всегда пылала энтузиазмом. — Но Акира-кун, тебе не сложно... — она сняла куртку, показывая синяк на левом плече. Это что же за монстры в этой банде, чтобы так сильно задеть Мию?

Ну, понятно, чего она не пошла к Акисаме — стыдно.

— Конечно, Мия. — прикоснувшись, я влил свою ки в пораженные ткани. А в следующую секунду меня буквально затопило хлынувшей через место соприкосновения ки. Парой небрежных движений, даже без прямого контакта, она умудрилась восстановить мои запасы и даже немного подлечить организм. Удержаться от благодарно-разочарованного стона было трудно. В отличии нейтральной, слегка пряной ки Акисаме, ее была мягкой и отдавала ванилью. Даже интересно, какой вкус у моей?

Когда она перестала делится энергией я все-таки вылечил синяк, хотя понятно, что он был только предлогом. Все-таки боевому восстановлению ее уже научили на гораздо более высоком уровне, чем я достигну в ближайшее время.

— Спасибо, Акира-кун. — Мия ехидно улыбнулась.

Я рассмеялся. Боги, впервые за последний месяц я чувствую себя действительно хорошо.

— Благо. — ее палец уперся мне в губы. Понятно, делали это без разрешения мастеров. — Пойдем?

Юкио смотрела на эту сцену с подозрением, но только улыбнулась.

— Пошли.

Боги, как же мне все-таки повезло с семьей.

Эпилог

— Ну вот и все. Здорова. — обливаясь потом, я облокотился на спинку инвалидной коляски — силы ходить самому кончились еще две недели назад.

— Акира? — а во взгляде Каори неверие, благодарность и сильнейшее чувство вины. — Как я могу...

— Победи на следующем национальном турнире. — от одной мысли о чужом долге зубы сводило, как от зубной боли.

— Хорошо! — Као дернулась. — Ты...

— Я встану с этой коляски уже завтра, благо, лечить будет не дилетант как я. Не беспокойся. — девушка кивнула, и вышла из кабинета. Вышла на своих полностью рабочих ногах, держа скрипку в таких же полностью здоровых руках.

Это ли не лучшая награда?

Боковой амиотрофический склероз благополучно остановлен, и блок продержится еще лет сто, не меньше. В мире стало на одну чертовски талантливую скрипачку больше. А я заплатил за это тремя годами жизни.

Мелочь, разве нет?

— Доволен, Акира? — из левой двери вышел Акисаме, якобы в тайне от меня дежуривший там с первого дня лечения. Тайной это перестало быть в последнюю неделю, когда я впервые потерял сознание над кушеткой.

— Более чем, сенсей. — улыбающийся мужчина дотронулся до моего лба, убирая усталость, насыщая кровь кислородом и восстанавливая энергетический баланс, изрядно перекосившийся за последнее время. — Скажите, а если бы это было действительно выше моих сил, вы бы вылечили ее?

Акисаме усмехнулся.

— Тогда — да. Редзампакту не дает своим ученикам заданий сложнее, чем они способны выполнить. — я улыбнулся. Сложных настолько, чтобы ученику пришлось ломать и преодолевать себя, оставлять куски тела на барьере, отделяющему от победы — но никогда не слишком высокому.

— Благодарю за науку, Акисаме-сама. — улыбнулся и он.

— Я рад, что ты понял. — поток пряной ки лился в тело, убирая усталость. — Осадок от стимуляторов придется выводить несколько недель, так что старайся много и часто пить.

— Какие-нибудь противопоказания? — ну, а вдруг.

Акисаме задумался.

— Нет. Разве что старайся не напрягаться излишне ближайшие дни. — потому что двигаюсь и вообще живу я сейчас больше на его энергии, а не на ресурсах своего организма. — И никакого использования ки. Забудь про то, что вообще знаешь, что это такое на ближайшие полгода — твой организм отдал все, что было.

— Понял, сенсей. — наставник кивнул, и закончив приводить в порядок мое хилое тело, вышел из комнаты.

Я расслабился в инвалидном кресле. Для того, на что Акисаме сделал за пять минут, мне бы потребовалась неделя.

Последний месяц слился в бесконечную череду уколов, сеансов лечения и сна, иногда перемежающегося визитами сестры и Мии, после которых я на некоторое время приходил в себя.

Но все кончается, так или иначе, и этот эпизод жизни ушел, оставив за собой только усталость и смутные воспоминания.

Улыбнувшись, я встал из кресла, верно служившего мне последнюю пару недель. Тело пело после исцеления, и меня переполняло хорошее настроение.

Достав телефон, я задумчиво застыл над высветившейся на экране опцией:

'Каори Миядзоно':

'Удалить номер' или 'Отменить'

Насыщенный цветом вариант радостно моргнул, выполняя свою работу.

— Что-то кончается, что-то начинается. — цитата не помню откуда показалась удивительно уместной.

У выхода из больницы же меня уже ждал черный мерседес, поблескивая на солнце лакированными боками.

— Здравствуйте, Гото-сан. — ну, это должно было случится, рано или поздно.

— Здравствуйте, Васимине-сан. — никакой угрозы нет, но мы оба понимаем, что я не буду сопротивляться.

Да что там, я должен быть рад, ведь мой статус изгнанника, похоже, снят.

Я сел в машину, на все то же сиденье, что и обычно. Странно — до того безумно повседневная картинка играла новыми красками. Усталое, искренне безразличное ко мне лицо водителя вызывало улыбку — таким живим оно теперь казалось.

Расслабившись в кресле, включил музыку. Километры неслись за окнами, будя воспоминания. Там я впервые встретился с Мией, чуть дальше — мы гуляли с Као, а на виднеющейся вдали заброшенной многоэтажке прошло испытание страхами.

Столько нового, что я даже забыл, как выглядела моя жизнь раньше.

А вот и поместье — и новый пласт воспоминаний. Прощальный кивок Гото-сану, и выйти.

— Вас хочет видеть Васимине-сама. — ну еще бы. Для этого меня сюда и привезли.

— Сейчас буду. — к сожалению, имени этого слуги я не знаю.

Не будем заставлять уважаемого человека ждать.

Второй этаж — моя комната, судя по открытой двери, осталась нетронутой. Просто заходи и живи, будто и не было этих трех месяцев.

А вот и третий. Как ни странно, я не волновался. Встреча с отцом, ранее заставлявшая меня очень сильно нервничать, сейчас не вызывала ни малейших эмоций.

Поклон, и смотреть в глаза. Не смотря на то, что в комнате не было Юкио, выдерживать его взгляд было очень легко.

— Приветствую, ото-сан. — нет больше ни сама, ни обращения по фамилии. Я видел людей куда более достойных таких почестей.

— Садись, сын. — я послушался, сев напротив.

— Зачем вы хотели увидеть изгнанника, ото-сан? — игра. Просто игра, доставляющая своеобразное удовольствие.

— Твое наказание закончилось, Акира. Ты должен был исправится, и ты исправился. Твои целительные навыки пригодятся семье. — так вот что послужило причиной. Даже не само Редзампаку, а полученные практические навыки...

— Боюсь, что нет. Я не считаю свое наказание законченным. — он морщится, считая это заморочкой обиженного подростка.

— Ты ждешь извинений, Акира? — я улыбнулся.

— Нет, Асаги-сан. Я ничего не жду. — он усмехнулся, похоже, как-то интерпретировав мое упрямство.

— В таком случае я, Васимине Асаги, глава семьи Васимине, объявляю твое изгнание законченным. — раньше бы это заставило меня обрадоваться — официальное заявление, пусть даже и сказанное на личной встрече он не сможет взять назад и вышвырнуть меня обратно, но сейчас... Сейчас это было совершенно не тем, что мне нужно.

— А я, Васимине Акира, объявляю о своем изгнании. — улыбка. Лицо отца помрачнело.

Ох, не этого он ожидал.

Я встал, и поклонившись, подошел к дверям.

— Уйдешь сейчас — вернутся не сможешь. — я кивнул.

Это не было угрозой — добровольно покинувший свою семью вернутся в нее не мог никогда и ни при каких обстоятельствах. Даже если бы Юкио захотела, она не смогла бы вернуть меня, даже если бы стала главой клана.

— Прощайте, отец. — еще один поклон, и на выход.

Я сжигаю за собой мосты, уходя. И пусть Юкио становится главой клана и одним из влиятельнейших людей Японии, пусть. Если сестренка так одержима долгом — пусть тянет его на себе. А я помогу в меру сил.

Меня же ждет место, ставшее мне домом.

Редзампакту встретило меня огромными воротами и тишиной, несмотря на то, что сейчас полдень. Забавно. Я пришел сюда впервые ночью, а возвращаюсь днем.

Ворота поддались уверенному тычку — а ведь когда-то я мог открыть их, только наваливаясь всем телом. Ага, 'когда-то'. Три месяца назад. А ведь будто вечность прошла.

В додзе был обед — покрытый синяками Кеничи, с изменившимся за этот месяц взглядом объяснял что-то жестами смеющемуся Апачаю, Акисаме беседовал с Кенсеем, а за всем этим наблюдал со своего места во главе Старейшина. А еще Сигуре-сенсей что-то говорила Мие.

— С возвращением, Акира-кун. — я улыбнулся. Хотя вру — улыбался я все это время, просто улыбка стала еще шире.

— Кампай! — мастера подняли руки в тосте, впрочем, не предлагая мне.

Впрочем, самому пить за собственное возвращение было бы тем еще пижонством.

— И как же прошел разговор с отцом, Акира-кун? — Старейшина улыбался.

Сам не верю, но черт, он действительно улыбался.

— Мирно и закончился к взаимному удовлетворению, Фуриндзи-сама. Пусть у меня больше нет фамилии, но... — старик усмехнулся.

— Но? — я улыбнулся.

— Я больше не имею ничего общего ни с якудзой, ни с преступностью вообще, Фуриндзи-сама. — он кивнул.

— Жалеешь, Акира-кун? — я покачал головой. Как ни странно, это не было ребячеством — я действительно не испытывал никаких сомнений в правильности выбора.

— Нет, Фуриндзи-сама. — он только усмехнулся.

— Вот и молодец, Акира. Садись обедать. — я послушно подошел к столу, впервые почувствовав не давление, не нейтральность — спокойное тепло от всех, сидящих за столом.

Впрочем, начать есть я не смог.

Перед моей тарелкой лежала тонкая красная книжица с императорской печатью на обложке.

Открыв его, я понял, что ничего не понимаю. Сухие строчки паспорта гласили:

Имя: Акира

Фамилия: Фуриндзи [Васимине]

Я перевел взгляд на старейшину.

— Есть у тебя фамилия, Акира-кун. — я смог только согнутся в благодарно-уважительном поклоне.

— Благодарю за доверие, Фуриндзи-сама. — старик кивнул.

Я, все еще не совсем придя в себя, сел обратно за стол, положив паспорт во внутренний карман.

Мия довольно улыбалась со своей стороны стола, ясно показывая, чья это была идея. Я, улыбнулся и поднял бокал, говоря беззвучный тост. Девушка, прочитавшая по губам, рассмеялась.

Я дома. И впервые — по-настоящему.

https://www.patreon.com/user?alert=2 Мой раздел на этом сайте. Если вам понравились произведения, и вы хотите их скачать/купить — вам туда. Ну и просто буду искренне благодарен за то, что вы там отметитесь.

И я буду очень благодарен за пиар. Чем больше людей читает — тем сильнее стимул писать